Текст книги "Приходите за счастьем вчера (СИ)"

Автор книги: Darena

сообщить о нарушении

Текущая страница: 118 (всего у книги 118 страниц)

– И какие планы теперь?

– Встретиться с Локвудом по поводу фонда, потом слетать в Штаты, – она снова сморщила носик при виде отвращения на его лице, и склонила голову набок. – Не фырчи, мне же нужны деньги на коников, а ты…

– Катерина…

– Это бизнес, Элайджа.

У него была сильная аллергия на Локвуда. Но Элайджа довольно скоро с начала проекта пришёл к выводу, что давать денег Кетрин на её центр нельзя ни пенни, иначе благоверная не реализует свои амбиции, у неё пропадет интерес, и его сожрут без соли и хлеба в домашних условиях. Поэтому подпихнув на старте, дальше он перекрыл все финансовые потоки, но всё-таки иногда деньги у него успешно вымогались под разными вариантами. Вот и теперь – в верности Катерины у него сомнений не возникало, но сам факт грязных мыслей этого ублюдка в непосредственной близости от неё, и возможность избавиться от многолетней докуки…

– На коников будет, – ровно ответил Майклсон. Подумал и уточнил. – Но только на коников.

Катерина была очень податливой и горячей, но когда он прижал её бедра к своим, то почувствовал напряжение охватившее её тело.

– Ой, Элайджа… – в охрипшем голосе прозвучала растерянность, и внезапно прервав поцелуй, она уткнулась носом ему в грудь и крепко обхватила руками за талию. Жест доверчивый и явно просящий о защите, а не о страсти. Элайджа с недоумением погладил по голове, по спине. В ответ раздался тихий вздох и почувствовав, что он согласен не сразу задавать вопросы, а ещё приласкать её, Кет крепко прижалась щекой к его плечу и расслабилась чувствуя как пальцы зарывшись в волосы массируют затылок.

– Что-то не так? – Через пару минут раздался вопрос. – Вправду серьёзные проблемы с центром?

– Нет. Ты не знаешь, – констатировала Катерина и отстранилась. – С Рейнолдсом случилось несчастье.

– Какое несчастье?

– Кхм, полагаю, он несколько... умер. Его застрелили пять часов назад на репетиции свадьбы его дочери. Все на ушах, Джиллиан мне позвонила, сказала.

– Причина, почему приехала?

– Не делай из меня конченую грымзу. Причина встретить тебя – вот. – Она с нежностью коснулась губами его щеки, но карие глаза смотрели серьёзно. – Но я не могу сказать, что это событие оставило меня совершенно спокойной.

– Я не знал, что его сегодня убили, – медленно произнес Элайджа. – Заботы об упокоении престарелого сенатора явно не на моей повестке дня, как и все его личные дела.

– То есть? – Кет отклонила корпус и сдвинула брови. – Разве ты не хотел вернуть себе «InterStructure»? И не поэтому так его топтал?

– Катерина, от «InterStructure», какой её создал я, мало что осталось за эти годы. А Рейнолдс? По-моему, он зарвавшийся индюк. Не очень-то умно было пытаться отобрать женщину, которую я хотел для себя всю свою жизнь, и компанию, над которой я эту же жизнь проработал. – Он поиграл брелоком ключей, глядя на её опущенные ресницы, и тщательно выстраивая предложения, чтобы они были правдивыми. – Одно время меня одолевала ярость. Но ты запала мне в сердце не из-за Рейнолдса, а полученные мощности для развития бизнеса мне нужны были в любом случае, даже если бы он не был лично моим врагом. Врагов вроде как нужно наказывать, я это сделал для галочки, но постоянная личная ненависть – как-то слишком темпера… – Он увидел ледяную улыбку на губах Кет, но был прерван – воздух наполнился фальцетом и визгом.

– Мама, папа вернулся?! – Две кудрявых девочки в джинсовых комбинезонах – высокая для её возраста рыженькая и очень маленькая ростом черноволосая и щенок – немецкая овчарка, неслись на них со всех ног. – Ты за ним ездила?.. Мы же тоже хотели…

Пару минут они по очереди лезли на Элайджу, пока, наконец, не оставили его в покое.

– К нам приехала Дени и Деймон. – Пыхтя сообщила София, топающая впереди с Терри, как звали пса.

– И дядя Дик. – Злателина не захотела уступать сестре все россказни свежих новостей для родителей, ревниво отпихивая ту в сторону. – С сюрпризом. Дядя Дик привёз специально для тебя.

– Для меня? – Кет уже не сомневалась о причине, по которой мужчины пожаловали именно на домашний ужин, а не встретились где-то в баре. Конечно, за исключением столовавшейся в их доме во время каникул Даниэллы. Впрочем, и Нейтленд давно уже был желанным и частым гостем в доме: с годами поняв насколько Дик честный друг Элайдже, Кетрин прониклась к нему явной симпатией и доверием, хотя эмоционально они оба держались на расстоянии. И вот теперь – сюрприз? Брюнетка вопросительно посмотрела на мужа, но тот лишь приподнял брови, показывая, что ни о чем не подозревает. – И он приятный?

– Очень. Прямо… – И Златка аж подпрыгнула от буйного восторга и прижала ладони к груди. – Только ты должна пообещать, что отпустишь нас с Дени к Фредди и Чарли на вечер.

Фредди, а точнее Фредерик был одним из старших в компании Даниэллы, учился в пансионате в Англии, но на лето приезжал к родителям, а Чарли его младший брат жил здесь постоянно, и с приходом лета дети с утра до вечера слонялись по окрестностям.

– Твой отец только вернулся, а вы уже собираетесь из дома? – Недоуменно переспросила Кет, входя в дверь.

– Но мы не сразу сейчас, конечно, а попозже. После ужина. Мамочка, ну, пожалуйста, – завела вкрадчивую песнь Софи. – Папочка? Мы договаривались и будет нехорошо не прийти, и Дени же скоро уедет.

– Оставим это решение маме?

– Мама?

– Мы посмотрим… Привет всем, – поприветствовала Кетрин собравшихся. – Красота моя?

Дени смутилась такому приветствию, но ей было приятно.

– Привет.

Подождав, пока Элайджа поздоровается с остальными, Кет скосила глаза на Нейтленда.

– Мне пообещали какой-то сюрприз специально для меня?

– Да, учитывая, что Элайджа их не очень любит, то в основном это тебе и девочкам, – довольно ответил он. – Тащите, давайте.

– Мы назвали его Гаврош! – раздался вскоре ликующий голос пыхтящей Златки. – Смотри какой он весь чёрненький!

– Эл рассказывал, что ты привыкла жить с кошкой в доме…

– Ты же нас с ним отпустишь вечером?..

Нейтленд вещал, а дети, от полного восторга не замечая ярости на лице Кетрин, подтащили сопротивляющегося котёнка и корзинку к ней, демонстрировать. Вот и весь секрет необходимости топать на ночь глядя из дому по друзьям – похвастаться и показать компании кота.

– Я думаю, они не уживутся с Терри, – сквозь зубы процедил Элайджа, желая свернуть шею довольному своим подарком другу. Прошло всего полгода, как от умер Мартин, и Катерина явно была не из тех, кто скучал лишь по наличию кошачьих в доме. Дочки погоревали, но детская психика пластична – видно, что они обе были уже без ума от нового питомца и никак не связывали его появление с прежним. – Кошки с собаками не дружат.

– Я думаю Кет будет тяжело жить с кошкой, ведь она будет вспоминать о Мартине, – достаточно громко сказала Даниэлла. Все замерли – взрослые при детях эту мысль не желали высказать, а девочки только теперь вспомнили о Мартине.

– Уживутся, – потрясенная не словами Даниэллы, а отказом от котенка отца, почти ни в чем не способного отказать им со Златкой и всегда защищавшего в спорах с мамой, София сорвалась на писк и поставила корзинку из-под котёнка на пол. И вспомнила, что вправду – Мартин умер совсем недавно. Голос девочки стал совсем неуверенным. – Мама, ведь можно?

Мама долго не выходила из комнаты, не захотела хоронить, сказав, что у неё много дел. Рассердившиеся на мать и любопытничавшие одновременно – что же это у неё за дела такие в спальне, если папы рядом нет, София и Златка залезли на дерево и случайно видели в окно, как она лежит на кровати лицом в подушку и спит. День прошёл, девочки полдничали с няней, а после вновь взобрались на дерево. В комнате ничего не поменялось. Они сами не знали, почему поняли по беспорядку в одежде и позе, что мама плачет. Это было очень страшно и стыдно, но они никак не могли перестать смотреть, пока не увидели, как в комнату вошел вернувшийся рано отец. Он сел на кровать дотронулся до маминого плеча, и когда она подняла лицо, стало видно, что оно очень красное и распухшее от слез. Тогда сестры быстро слезли с дерева и убежали. Они ничего не обсуждали даже друг с другом, стыдясь, сами не зная чего, но потом постепенно все забылось. София посмотрела на сестру.

Златка тоже вспомнила и всё-таки умоляющими глазами глядела на мать, но понимала – в своё время у них был выбор, и они захотели щенка, ведь Мартин уже жил у них. Осторожно поставив котенка в корзинку, она отступила на шаг, и стала смотреть в сторону.

– Почему же им не ужиться? – улыбающаяся Кетрин осторожно присела на корточки и взяла котёнка. – Он такой славный ушастик… Гаврош? Какое хорошее имя, откуда?

– Я придумал.

– Эпичное. Спасибо тебе большое, Дик.

Она не удержалась от полного гнева взгляда, от которого всё ещё лучащийся в нимбе славы Дик оторопел, и по его чертам прошла тень замкнутости, но тут же исчезла.

– А ты правда кхм, гм… рада?

– Конечно. Кошки в доме приносят счастье. – Кет по очереди поцеловала пригорюнившихся было дочек. и снова присев на колени заглянула в их обрадованные лица. И сама улыбнулась. – Я пойду спрошу подали ли на стол?

– Мама со временем обрадуется, – все-таки виновато пробормотала отцу в наступившем молчании явно повеселевшая Златка.

– Дядя Дик, – укоризненно сказала Дени, сверкнув глазами в сторону глядящего вслед брюнетке мужчины. – Вот вы ничего не понимаете в женщинах… Эх.

Очень широкий и длинный коридор без какой-либо мебели в стиле мавританской Испании, отделанный по потолку и стенам мозаикой и мрамором, из всего уюта – только белые хлопковые занавески и фонтанчик. Когда-то Элайджа решил построить дом, который Катерина всё же полюбит, и ему это удалось, стоило отдать ей огромные пространства в левом крыле, которые она так почти ничем не меблировала, если не считать цветочных кадок, фонтанов и низких лежанок, на которых можно было до бесконечности рассматривать мозаичные потолки, каждый стоивший ему небольшое состояние. Были ещё кабинет и ванная комната со встроенной гардеробной, тоже отделанные мрамором, зеркалами и светлыми тканями, и на этом – всё. Уюта не было, но Майклсону всё нравилось, потому что Катерина любила этого огромного каменного монстра. Пройдя почти всё крыло, он нашёл её там же, где и обычно – на лоджии, больше напоминающей террасу с лестницей, выходившей на пляж. После смерти Мартина у неё появилась привычка сидеть, опершись руками на низенькие перила, и, положив на них подбородок, смотреть на вечернее море и двор. Входить сюда без приглашения позволялось только ему, и после ужина Элайджа не преминул воспользоваться своим правом.

– Дик временами редкий тугодум.

– Для меня это тоже не новость, – ответила Кет. Быстрый надменный взгляд, но больше ничего не спросила. Элайджа поджал губы – из-за идиотского старикана возвращение домой предполагало проблемы, пусть и невысказанные, а он этим поздним вечером собирался отдыхать. Желательно, только в обществе Катерины. Предположительно, в их общей постели. Опершись на все те же перила, он как и женщина принялся смотреть на море. Оно плескало и играло под пологом южной ночи, шепотом волн и легким бризом маня к себе. Луна желтая и потому похожая на головку сыра, нынче отражала солнечный свет в полную силу – прекрасное зрелище, конечно, для понимающих натур. Элайджа подумал, что можно искупаться – прохладная вода всегда поднимала ему настроение и успокаивала. Но ощутить, как его обвивают ноги Катерины, было бы куда лучше... Чтоб им не подождать пару деньков с вендеттами?

Мысли были прерваны смешком.

– Эл, иногда, ты как Марианская впадина, и я вообще не могу тебя понять, но порой… – Кет потянула мужчину за воротничок рубашки к себе, и он вдруг увидел засиявшую радостью ласку в её глазах. Элайджу охватило чудесное чувство понимания – мертвый сенатор или живой, ей неважно, если он, Элайджа вернулся на её балкончик.

– Пойдём? – Обычно они ночевали не на этой половине дома, а в его спальне – отделанной деревом, с добротной постелью – массивной и широкой, но сегодня Катерина отрицательно качнула головой.

– Нет уж. Я не только твоя бессменная жена, но и женщина, и хочу встретить тебя как положено. Можешь пока поплавать.

– Боже, ты видишь? – страдальчески обратился к ночному фонарю Элайджа, испытывая прилив радости. – И после этого я ещё непонятный…

– Майклсон, другая бы тебя давно по миру пустила за такие семейные выверты, – блеснули в лунном свете ровные белые зубки женщины. – Закрывайте глаза, милорд. – Его носа коснулся поцелуй, и она исчезла.

Из-под ресниц он разглядывал, как Катерина поливает из лейки цветы, обрамлявшие балкон. Элайджа давно понял, что они очень разные – его простые житейские радости затрагивали крайне редко, их поглотила вместе со временем его работа, и горел он там, Катерина же была воплощением чувственности – ела ли она, занималась любовью, наряжалась или развлекалась, – и ещё обладала чудесным свойством сродни тому библейскому, что превращало сухари в свежий хлеб. Стоило Элайдже оказаться в атмосфере её обаяния, как для него жизнь тоже вдруг насыщалась сочными красками. Начинало казаться вкусным блюдо, о котором за пять минут до этого он мог сказать всего лишь “неплохо приготовленное”, красивым уже привычный пейзаж, появлялось наплевательское отношение к бесполезно утекавшему времени. Когда-то он дал ей волю, закрывая глаза на многие вещи, которые казались эгоцентричными для их среды или вызывали в нем ревность собственника, а взамен она слушалась его решений, и наконец-то их семейная жизнь обходилась почти без схваток, если не считать мелочей, быстро находивших выход в физической близости.

Поставив свой бокал с вином на пол, Майклсон втянул ноздрями запахи сладкого табака и ночной розы и закрыл глаза, вслушиваясь в практически бесшумные шаги. То ли потому, что у них была очень насыщенная жизнь, когда они просто не успевали приесться друг другу, то ли потому что его любовь к ней предполагала ненормальность сродни одержимости, но несмотря на прожитые вместе годы, несмотря на красивых и более молодых женщин вокруг, чью красоту он не мог не осознавать, он по-прежнему получал ту же разрядку в их общей постели. Возможно, даже большую – это стало похоже на обряд для сбрасывания остального груза проблем при помощи личной жрицы. Катерина была упряма. Нет, не так – Катерина была непрошибаемо, по-ослиному упряма, как никакой другой человек, которого он встречал, и со всем этим упорством годами, изо дня в день, она открывала, штурмовала, подтачивала, вгрызалась в стены перед ней, созданные его памятью и инстинктами самосохранения и все-таки добилась своего, получила над ним полную власть. Не потому что вгрызалась и была дьявольски хитрым манипулятором, а потому что видела в счастье мужа свою главную цель, и стоило Элайдже это однажды почувствовать, как воспоминания отпустили, заменившись другими, и цепочка понимания сложилась в его сознании. Он даже помнил этот день – пьяный туман в голове, и то, как стоял столбом и смялся от радости, пока Катерина бежала к нему с протянутыми руками, в эгоистичном простодушии забыв обо всех, кто находился рядом, включая детей, и выкрикивала его имя.

Улыбнувшись про себя воспоминанию так дополнявшему переполнявшее тело удовлетворение, Майклсон снова открыл глаза, лениво щурясь – как же Катерине шел призрачный лунный свет, обливавший её фигуру, закутанную в полупрозрачную ткань от макушки до пяток. Грациозная и легкая – она была его вечным отдыхом для взгляда, а то что можно было критиковать стороннему изысканному и просто объективному ценителю, учитывая что женщина была беременной и двигалась скорее смешно, нежели изящно, а так же широковатый таз или прямую линию плеч, Элайджа либо не замечал, либо считал красивым.

Лишь один нюанс напоминал ему о прошедшем времени – четкая седая прядка в окружении темно-каштановых волос, заметная, только когда Катерина распускала волосы – напоминание об Африке. Тогда он уступил её «хочу», позволив поехать с собой с условием, что она не ступит и шагу за периметр охраняемой территории. Первый раз, второй, третий… Она стала его постоянной спутницей в кратеньких на неделю, другую командировках на желтый континент, и вскоре ему уже казалось совершенно естественным, что Катерина живет чемоданной и неустроенной жизнью – на обеспечение ей должного комфорта у него не хватало не средств, а времени. После всего Элайдже вовсе не хотелось расставаться с женой, ведь крайне приятно не только знать о любви к себе, но и ощущать ласку постоянно, особенно, когда нет лёгкости в других плоскостях жизни, и он уже забыл обо всех своих беспокойствах.

Это состояние продолжалось больше года, и так же резко оборвалось. Кет так и не нарушила никаких его распоряжений, никуда не выходила, но в городе начались беспорядки, и они фактически оказались под осадой на территории предприятия. И если за себя он не испытывал беспокойства – даже в худшем сценарии единственно, что ему грозило – огромный выкуп, то красивую белую девушку дикари могли захотеть получить здесь и сейчас, а не дожидаться денег. Он сумел договориться о разрешении на полёт над территорией и посадку вертолёта и самолёта, но только проверить правдивость договоров практически не представлялось возможным: языка местных, захвативших территорию, не знал никто – компания в Африке существовала по-прежнему автономно от внешнего мира, а командир повстанцев не учился в Кембридже. Тогда Элайджа в очередной раз оценил способности Катерины – ей единственной из его работников пришло в голову начать учить местный диалект, благодаря той приблудившейся местной девчонке, которая едва ли не боготворила его жену, взявшую Нави к себе в служанки. А ещё потребовались её выдержка и умение убеждать своим скучающе-равнодушным видом, что она полностью разделяет позицию мужа – сегодня, завтра они будут свободны, но при этом никто ничего не получит кроме пули в голову. И доступно объяснить, что если кому и заплатят, то тем, кто стоит повыше в пищевой цепочке. Роль хорошего и плохого полицейского им удалась, жадность получить деньги здесь и сейчас и не делясь победила, свобода стоила её драгоценностей и этой прядки в волосах жены, которую он увидел месяц спустя по возвращении в Индонезию. Он попросил не закрашивать – сказал, что не любит ненатуральность, а на самом деле хотел видеть её как то напоминание, что всегда будет лишать его малейших колебаний в принятом решении.

Случившееся было только его косяком, и он никогда не думал срываться на Катерине, но с тех пор ни при каких обстоятельствах, не разрешал ей совать свой нос туда, куда, по его мнению, не стоило. Рассказывать – рассказывал, все что ей хотелось знать, но участвовать в чем-либо запретил без шанса на оспаривание. Это решение стоило ему арктического обращения в течение нескольких месяцев, нескольких скандалов, но Элайджа закусил удила и в итоге Катерине ничего не оставалось, как или расстаться, или покориться его выбору. Тема иногда поднималась Катериной, привыкшей к нежности и безотказности в остальном, воля Элайджи пробовалась на зуб, но Майклсон не боялся потратить время на разъяснения, что он по этому поводу думает, и остужал капризный нрав возлюбленной. И, конечно же, Рейнолдс тоже был не тем делом, по которому ей следовало иметь информации больше, чем общей, он вроде дал понять это жене, она промолчала, но Элайджу весь вечер с разговора на парковке не оставляло ощущение, что Катерина очень напугана. Пугать, мучая неизвестностью, совсем не то же, что оградить от дряни и опасности. К тому же, Нейтленд её здорово расстроил из лучших побуждений, а сейчас она была беременной. Вынув лейку из ладони брюнетки, Элайджа осторожно, чтобы не напугать неожиданным прикосновением, погладил её спину. Тактильно послушная его воле, женщина тут же расслабилась, демонстрируя готовность к диалогу.

– Катерина, если откровенно, я не хочу вопросов на тему Рейнолдса в дальнейшем. Упоминание этого человека точно не приводит меня в хорошее расположение духа. Но сейчас ты можешь задать любой вопрос.

– Ты знал об этом?

– Да. Не конкретный день, но что рано или поздно планируется – да.

Сердитый взгляд.

– Ненавижу твою привычку формально говорить правду. – Она сцепила зубы. – Но об этом потом. Убийство и твой интерес к его компании ставит тебя в подозреваемые.

– Любые подозрения зачахнут при первой проверке, потому что к ним нет основания.

Кет сглотнула и бросила на мужа быстрый взгляд.

– Сегодня мне на минуту показалось, что вернулась прежняя жизнь.

– Тебя она пугает больше чем толпа вооруженных до зубов дикарей?

– Да! – Она густо покраснела в лунном свете. – Когда вокруг много трупов-статистов, много шансов стать одним из них. Как бы разумен и хитёр человек не был.

Рывком сев, брюнетка обхватила колени ладонями.

Он отлично понял, о чём Катерина. Примерно то же чувство овладело Элайджей, когда она сказала, что хочет снова родить. Тогда он видел, как она побледнела, услышав его: «Я не думаю, что хочу ещё твоих детей», – но в ту минуту даже не понял, что именно сказал, и почему в нём вызывает такое потрясение одна вероятность увидеть её беременной. Грохот завибрировавшей на петлях двери его мнение не поколебал. Впрочем, долго это положение не продержалось – примерно спустя два месяца пара бокалов вина на каком-то вечере, по приезде домой он увидел её на пляже в облепившем мокрое голое тело платье, забылся, не проконтролировал себя в конце акта, и Катерина получила, что хотела. Наверное, Элайджа, как и любой мужчина, тоже очень хотел сына, который сейчас рос в её животе, но страх, что с Катериной что-то случится, немного отпустивший его только недавно, тогда затмевал и этот инстинкт. Вообще, он затмевал очень многие инстинкты, потому что сегодня мужчина позволил себе нарушить своё же правило.

– Ты и не будешь жить как раньше. Катерина. Всё, что с Рейнолдсом – сугубо личное дело Ника. И я совру, если скажу, что не понимаю его мотивацию. Да, я знал, более того в некотором смысле помог – по его просьбе предоставил архивы «Dalet», включая планы его частных домов. Но на этом всё и окончилось. Для меня – всё.

– Ты ведь пытался его переубедить?

– Да, много раз. Я не сумел. Он не простил ему Керолайн, и не мне его судить.

Кетрин кивнула: она знала, как тяготили когда-то совершенные убийства сердце Элайджи.

– А если что-то пойдёт не так?

– Он мой брат.

Скупо с эмоциями, но её он не обманул. Семья, долг, ответственность... Вот и весь диалог. Иногда Катерине хотелось спросить, если бы был выбор она или семья, то что он выберет? Но Кет никогда, в самой дикой ярости она не посмела бы озвучить эту тему, заранее зная и ответ – молчание, и последствие этой неверности, которой Элайджа ей не простит, как бы ни любил. Как понимала и то, что не чувствовал в себе пока сам Элайджа, – они вернутся в Англию, и это время не так уж и за горами. Кет приняла будущее как закон, в любой момент готовая оставить все, что было у неё здесь, но все же, быть готовой вернуться в его любимый дом совсем не одно и то же, что готовой рисковать потерять свое счастье... Чувствуя, что на глаза накатывают злые слезы, брюнетка вылетела в коридор.

– Проветрюсь!

– Я собираюсь взять отпуск на тройку месяцев, основной проект мы завершили, а с остальным справится Совет.

Элайджа присел рядом и накинул на плечи женщины простыню. Стараясь, чтобы голос звучал ровно, она спросила:

– А куда ты хочешь?

– Пока не знаю, не хотел загадывать. Ты бы куда поехала?

Катерина передернула плечами.

– Мне рожать.

– Куда ты хочешь, кошечка? – настойчиво повторил мужчина.

– Бегать в толпах туристов – точно нет. Жить в глуши – тоже не хочу. – Она, наконец, скосила взгляд, но ненадолго. – Придумай, что мне понравится.

Элайджа с трудом сдержал улыбку – раз Катерина позволила себе капризничать, значит, все уже было в порядке.

– Придумаю. Катерина, ты, может, посмотришь на меня? Что тебя так злит?

– Оставь меня в покое.

– Всё. Давай не думать о будущем? Ну же… – Элайджа обхватил женщину за талию и успокаивающе погладил по круглому животу. – Чего ты боишься? – Прочел по взгляду чего, голос смягчился: – Всё что есть плохого, может случиться с самим лишь Ником, а не со мной. Конечно, в этом случае я его не брошу, но всовывать шею в петлю мне не придётся. Никто у тебя не отберет. Ты ведь хорошо переносишь качку и токсикоза тоже нет?

– Да. – Катерина растерялась такому резкому переходу от одной темы к другой, но из-за этой растерянности её гнев сменился напряженным вниманием.

– Тогда мы не поедем в отпуск, а поплывем. Не большой лайнер, а средний, чтобы тебе было там хорошо даже во время беременности. – Он вдруг задумался, вспоминая её биографию. – Ты плавала когда-нибудь на лайнере?

– Нет. – Неожиданно она коротко зевнула и склонила голову на плечо. – А ты?

– Да.

– Сильная разница между самолетом?

Отступление, как и всегда, когда они сталкивались по вопросу его семьи.

– Очень. Особенно, когда ты в море на рассвете. Вода отражает рассвет и ещё дымка клубится, и ты плывешь во всем розовом, как будто это молоко. Я буду тебя будить пораньше…

Элайджа единственно правильно повел разговор, напряжение трансформировалось в сумбур и в итоге сонную слабость, а не в обиду на её извечное вынужденное смирение, когда дело касалось младших Майклсонов. Дурные минуты этого дня были забыты. Катерина слушала голос и слова, всё глубже погружаясь во флёр мыслей и обещаний, и глаза её потихоньку приобрели мечтательное выражение и, когда Элайджа заглянул в них, то не увидел ничего взрослого и разумного. Большие и круглые, как у ребёнка, они не выражали ни единого сомнения или тревоги о будущем. Элайджа покрепче перехватил её тело, укрывая его от ветра и зная, что она засыпает. Его влекло к роскошной женщине, которая несколько часов предстала перед ним, он гордился и восхищался Катериной как подругой, готовой разделить и принять все выверты жизни, однако ещё даже десять минут назад совершенно не собирался как нянька баюкать её вместо того, чтобы снова заняться любовью. Но когда-то именно за то, чтобы видеть и ощущать на себе этот умиротворенный взгляд, предназначенный – Элайджа это давно знал, – лишь ему одному, отдал сердце. Он отнес Катерину в дом, вскоре она сопела у него под боком, а Элайджа всё думал о том, какое это опасное счастье, когда фундамент его жизни построен лишь на одном человеке. И все же счастье на двоих здесь и сейчас стоит всего на свете.

– Папа?

– Я не знаю, как отреагирует мама. Она очень любит тебя и тревожится. – Голос Деймона охрип. Они сидели на ступеньках крыльца вместе с дочерью, глядя на заходящее солнце. Где-то вдалеке жужжали пчёлы: пасека и виноградники – исполнившиеся мечты его юности, напоминавшие о родителях.

Летние каникулы подходили к концу, пришла пора Даниэлле возвращаться домой в Италию, и этот вечер был прощальным. С тех пор как Деймон перебрался в Индонезию по предложению Элайджи, они виделись с дочерью часто, но всё равно каждый раз он видел в ней новое – она становилась серьёзнее, рассудительнее, её планы на жизнь постепенно обретали стройность, а их разговоры всё чаще включали философские темы. И то, что для него эти перемены не проходили незаметно, как положено в семье, было ему горькой чашей.

– А я уверена. Мне здесь очень нравится, и о школе я уже говорила с Кет. Вопрос в тебе.

Она встала и потянулась – из-за небольшого роста избежавшая периода «гадкого утенка», уже больше похожая на хрупкую девушку, нежели на девочку, хотя именно физические перемены оставались для Деймоном незамеченным. Но отцы вообще не склонны замечать такие вещи в пятнадцатилетних дочерях.

Ребекка пробыла с ним два года: сидела, читала и всячески подбадривала, пока он не покинул состояние «овоща» окончательно. О будущем они не разговаривали, пока однажды он не задал ей этот вопрос в лоб: где бы она хотела быть больше – с ним или с Александром? Деймон понял ответ прежде, чем услышал его. Дал развод, о котором она мечтала. И не пожалел об этом решении, надолго истощившем его эмоциональные силы – с такой энергией отправилась, нет, полетела Ребекка в свою Италию. Что произошло между нею и Александром, Деймон не знал и никогда не пытался узнать даже в общих чертах, в тот день навсегда оборвав для себя любые нити соперничества, становившегося для него унизительным. Просто принял как данность то, что Бекс и итальянец снова были вместе, поженились и родили ребёнка, и лишь иногда позволял себе вспоминать о бывшей жене, когда Дени корчила уж очень похожие гримаски его любимой. Но его мысли оставались только с ним, а всё остальное – недаром французы говорят, что фортуна одной рукой даёт, другой отымает. Вся нежность, на которую он был способен перешла на Дени, в его глазах уж точно самого замечательного и талантливого ребёнка на Земле; неожиданно, но они помирились с братом, став и вправду семьей; физиология – после восстановления мало что изменилось, и она удовлетворялась просто, карьере умело использованная им в маркетинговых целях кома не повредила, дом в Индонезии был прекрасен, и он мог бы назвать себя почти счастливцем. Убрать же «почти» было не в его силах.

– Я всегда тебя тут жду.

– Ты рад? – Она нахмурила брови. – Только честно? Если тебе неудобно или что-то, это ничего не изменит.

– Я рад. Я очень хочу, чтобы ты жила со мной, родная.

– Значит, так и будет. Я пойду, хочу заскочить к Элу и Кет попрощаться с Аидой.

Даниэлла встала, чмокнула отца в щёку, взяла со столика террасы графин, чтобы поменять в нём питьевую воду и, мурлыча какую-то песенку, скрылась в дверях.