Текст книги "Приходите за счастьем вчера (СИ)"

Автор книги: Darena

сообщить о нарушении

Текущая страница: 109 (всего у книги 118 страниц)

– А ты ведь не сможешь?

– Что?

– Стать счастливой без меня.

Лицо Кетрин застыло, измученная переживаниями она не могла оценить, что тон мужчины стал откровенно нежен.

– Один человек – не все счастье жизни, у меня есть дочь, будет работа... – вдруг поняв, какими унизительными выглядят её потуги доказать, что виноград её зеленый и вовсе не необходимый, она не стала договаривать, коротко бросив: – Я, пожалуй, пожертвую тебе своё такси.

“Ты никогда не полюбишь без взаимного будущего...”

Сейчас Катерина не помнила, когда Элайджа сказал ей это, но слова эти прозвучали в мозгу. Он никогда не ошибался в ней, так какого дьявола ошибся тут?!

Катерина уже прошла метров триста по улице, когда поняла, что ладонь на плече требует развернуться. Обернулась, исподлобья глядя на бывшего мужа.

– А я не собираюсь быть несчастненькой жертвой несчастливой любви к тебе, поэтому... Разошлись и ладно.

К её изумлению Элайджа стоял, какое-то время глядя на неё, а потом вдруг рассмеялся искренне и открыто, и смеялся долго. И снова она замкнулась в себе, и увидела в этом смехе насмешку.

– Ладно, – повторила женщина и голос её звучал просто, и почти наивно. – Я знаю, что была не права, Элайджа. И всё-таки, – Элайджа увидел как белки её глаз наливаются краснотой от лопающихся сосудов, – мне очень больно расстаться, я итак наказана до конца жизни тем, что прос**ла тебя. Не надо надо мной насмехаться.

Она круто развернулась и заторопилась по улице, кляня привычную обувь на шпильке. Но пройти далеко не удалось.

– Ты у меня прелесть, дорогая, – отдышавшись, он по прежнему пояснил: – Я только что объяснял Колу, что жертвенной ипостасью ты себя не прокормишь. Как всегда без зонтика.

Кет с ещё большим недоумением уставилась на распахнувшийся над её головой клетчатый купол. Прищурилась, пытаясь казаться собранной, но на деле испуганная надежда полыхнувшая в карих глазах, мокрые прядки, выбившиеся из пучка и от сильного дождя облепившие по-детски круглые щёки, повисший мокрой тряпкой алый шёлковый шарф, а самое главное – это желание казаться грозной и эффектной, окончательно придавали её не самой габаритной фигуре тщедушный вид мокрого, но злого существа. Словно чувствуя это, пытаясь задавить в себе неумные мечты, Кет спросила совсем уж грубо.

– Что с того?

– И то, что ты через минут десять застудишь так любимый мною филей, талию и не родишь мне сына, как собиралась. Не то, чтобы я так уж сильно жаждал, но и не против, да к тому же сидеть и слушать твои стоны насчёт радикулита меня тоже не прельщает. Разве что лет так через тридцать. Но к тому времени я буду и сам мучиться со старческой подагрой и храпеть как иерихонская труба… – Одной рукой обняв уткнувшуюся ему в грудь женщину, Элайджа аккуратно коснулся губами мокрой макушки. – Мне всегда казалось, что ты не склонна к слезам, но и тут мне натянули нос. Не плачь.

– Почему ты так… дал понять?..

– Почему в гостинице не сказал, что не собираюсь распрощаться? – Он стиснул её пальцы. – Я думал тебя проучить, ожидал раскаяние, услышать вопли: «Прости засранку, никогда так не сделаю, буду каждое утро платить фирменным минетом за все грехи». Возможно эффектный бросок под колёса моего автомобиля, чтобы я не уехал. А в итоге услышал, что мне остаётся только сидеть и, как ты метко выразилась, уныло онанировать на твоё личное дело. – Но Катерина заплакала лишь горше, оцепенело застыв в одной позе. Элайджа глухо произнес: – Я вру, конечно. На самом деле, на меня просто ступор напал, и я не мог нормально сказать. Особенно, у Кола. Он даже сейчас не прошёл.

– Прости меня. – Подняв голову, она заглянула в глаза, прильнула к губам и снова зарылась носом в его пальто. – Когда? Когда ты решил, что снова хочешь нас вместе?

– Когда увидел, как ты каждый день любишь Софию. Или когда ты не потребовала отдать тебе Аиду, хотя мы все знаем, что ты легко можешь снова её получить, никто не посмеет тебе отказать, и даже я не решусь возражать. Я знаю, что ты меня любишь. Я поверил в то, что ты сказала. Насчёт крови на руках. – У него внезапно огрубел голос. – После Африки, я точно знаю, что это единственное стоит вранья. Ты вообще единственная, кому не всё равно, когда это касается меня.

– Но ты так презирал меня в гостинице, – она резанула воздух ладонью. – А я снова оказалась такая дрянь...

Элайджа только вздохнул в ответ.

– Я не презирал, наоборот, так обрадовался, что даже не слишком злился. Просто прикидывал изменившуюся ситуацию. И это совсем не имеет отношения к тебе – к кому угодно, но ты тут точно не при чём. Я тебе всё расскажу, Катерина, но только не тут.

– Пойдём домой.

– Поедем. Туфли теперь испорчены из-за тебя и голова промокла, а некоторые ещё и в жертвы набиваются на этом фоне.

– Майклсон, я всегда знала, что твоё мужское поведение заканчивается на заляпанных грязью туфлях.

В такси Элайджа подумал, как это взаимоисключающе для неё – печально улыбаться с таким задорным выражением лица. Но всё же ничего не сказал, плотнее укрывая промокшую женщину в пальто.

– Устала? – Бросив пиджак на спинку кресла, он прошёл к бару.

– Безумно, – сев на диван, Кет быстро скинула платье и бельё и наскоро закуталась в принесённый им махровый халат.

– Тоже виски, чтобы согреться?

– О, нет, на сегодня итак напилась. Просто воды.

– О’кей. – Элайджа протянул бокал и, сев, с наслаждением потянулся откинувшись на спинку дивана. Вытащил из-под спины мешающую подушку, переложил на колени. – Ложись, кошечка.

Не заставив себя долго упрашивать, брюнетка устроила голову на подушке, натянув тёплый плед. Квартира была совсем тихой, только в приоткрытые жалюзи пробирался свет тёмно-серого неба, а на улице… Майклсон итак знал, что – мокрые от дождя карнизы, перестук капель словно топот тысяч маленьких ног, блестящие от воды зонты и плащи. И поддавшись этому качеству года они погрузились в какую-то прострацию, ощущая, как уходят тревоги бесконечного дня. Почувствовав прикосновение к своей щеке, Кет чуть приоткрыла глаза.

– О чём думаешь?

– Ни о чём. Чувствую, как мне хорошо с тобой сейчас.

Ничего не ответив, она перевернулась на спину, чтобы встретиться с его взглядом. Погладила руку, расцеловала, коснувшиеся её щеки пальцы.

– Ну, вот и всё, кошечка?

– Вот и всё.

Она рассмеялась так, как умела только Катерина – немного низковато для женщины. Смех замер отразившись от стен, но остался звучать в ушах, согревая изнутри лучше алкоголя, к которому он так и не притронулся. Не говоря ни слова Катерина принялась ласкать его шею, висок, щёку. В этой ласке слишком нежной, пугливой и не имеющей никакого отношения к половому акту, Элайджа почувствовал, понял отголосок тех, которыми она осыпала его последние месяцы при каждом удобном случае. Понял, наверное, потому, что сам почти год, не позволяя себе откровенно ласкать её душу и самолюбие, доказать чувства словами, лелеял каждый дюйм тела, как может не просто страстный, а любящий человек.

– Давай уедем в отпуск, – вырвалось у мужчины. – Вдвоём, в июне.

– Я знаю куда. Там тебе будет очень хорошо в июне.

Элайджа погладил её волосы, соглашаясь, и отхлебнул воды из её стакана. Ответ странноватый, но ему не хотелось выяснять. Заглянул в подёрнутые сонливой негой глаза. Без разницы куда: просто отдыхать от всего, глядеть на ночное, бесконечное море света без привычного смога и чтобы Катерина рядом.

– Это так странно… А, может, и нет.

– Что, Мередит? – он нахмурился. – Сук на свете много. Или ты о Рейнолдсе? По-моему, тоже ничего удивительного, хотя без ваших с Колом махинаций, я об этом точно не мог узнать.

– Нет, – Катерина взмахом ресниц отмела воспоминания о Мередит и бизнесе. – Мы с тобой. Девочкам скоро полтора, какое-то время после возвращения Елены мы даже не разговаривали. Жили сами по себе, я тогда подумывала уезжать из дома. – Она приподнялась, оперлась о его грудь. – Два года, любимый мой, ведь это же пропасть.

И снова легла, ожидая ответа.

– А сейчас её нет, – он улыбнулся, наконец, поняв, о чём Катерина.

– Да. Когда мы встретились тогда, было безумно сложно. Я так стремилась к тебе, но всё невпопад. Сейчас… За это время столько всего случилось в нашей жизни, а мне кажется, что я всё о тебе знаю и ничего особенного и не нужно выяснять. И мне это не кажется, как-то… – она пошевелила пальцами. – Всё хорошо. Мне сейчас слишком хорошо и уверенно, чтобы это было нормальным. Тебе не странно?

– Нет, не странно. Я тоже знаю о тебе, Катерина. – Он замолчал, глядя в её чёрные в этой плачущей серости дня глаза с огромными зрачками. Провёл ладонью по телу, очерчивая изгиб бедра. – Знаю, почему ты захотела мне рассказать о Мередит. Самое главное о тебе уже знаю, остальное придёт.

– Ложись рядом со мной…

Бокалы из-под воды перекочевали на пол, а свинцово-серый день плавно превращался в тёмные весенние сумерки, и они совсем уже уснули, когда раздалась трель дверного звонка.

– Я посмотрю, – сонно морщась, пробормотала женщина, свернувшаяся под его рукой и лежавшая с краю дивана. Поднявшись, Катерина пошла открывать. – Добрый вечер, кто это?

– Служба доставки. Миссис Майклсон? – Курьер протянул бумажный свёрток.

– Да.

– Распишитесь. Только будьте аккуратны.

– Спасибо. – Кет расписалась и подхватила тяжёлую коробку, как вдруг побледнела и схватила курьера за рукав. – Откройте посылку сами.

– Что?

– Немедленно открывайте! – голос девушки стал грубым.

Пожав плечами, парень очень осторожно начал разворачивать хрустящую обёрточную бумагу.

– Что случилось? – Появившийся в проёме Элайджа, поднял брови.

– Отойди в комнату, – велела Кет.

– Я не знаю, Ваша дама раскричалась, – упал последний листик бумаги, снята крышка с небольшой коробки и перед женщиной оказался аккуратный горшочек, в котором на завитках зелёных стеблей держались чудной красоты небольшие бутоны.

Всего лишь комнатная роза. Катерина оцепенело кивнула курьеру.

– Простите. Я подумала…

– Она перенервничала, – Элайджа вытащил купюру и сунул парню. – Извините.

Курьер испарился, Майклсон прищурив спросонья припухшие глаза рассматривал сконфуженную физиономию жены. Кончиком ногтя Кет потрогала одно из соцветий, подняв на него глаза:

– Такая красивая, а я спросонья и испугалась, что…

Он расхохотался.

– Ты слишком интриганка.

– Так это ты для меня?

– Тебе кто-то ещё дарит розы?

Не ответив, Катерина понюхала цветок, быстро чмокнула мужчину в губы и вновь переключила внимание на горшочек, глядя на него заблестевшими глазами. С трудом сдерживая смех, Элайджа наблюдал, как в ней борются – понимание, как следует красивой женщине принимать подарки от мужчины, чтобы извечно оставаться для него желанной крепостью, и бурный детский восторг, янтарным отблеском бьющийся в посветлевших глазах.

– Раз уж разбудили, я в душ.

– Иди. Спасибо, милый, – ему достался нежнейший поцелуй. – Она прекрасная.

Включив воду Майклсон, разделся, накинул халат и оставив душ включённым, приоткрыв дверь в гостиную. Катерина носилась с горшком как кошка с котёнком, не зная куда поставить, нюхала, гладила… Он вошёл в комнату, но брюнетка совершенно ничего не замечала. Она хлопнула в ладоши, приподнявшись на цыпочки и сильно выдохнула, видимо, от переполнявшего счастья. Из-за какого-то горшка, купленного в средней паршивости магазинчике, попавшемся на пути из аэропорта к Колу? С запоздалым сожалением, Элайджа вдруг понял, что для Катерины эта розочка и вправду событие – уже больше года, как он не подарил ей и самого завалящего цветка.

Не выдержав очередной перестановки, Элайджа рванул её за руку на себя. И оцепенел, забыв про всё и глядя в её разрумянившееся лицо – до того Катерина морщащая носик от неожиданности и смущения была хороша в это мгновение. Впившись губами в рот, шумно вдохнул запах. Несмотря халат и волосы в строгом пучке, это была всё та же жизнерадостная девушка, выпрашивавшая у него ключи от BMW, только старше, изысканней и… Да, мягче и нежнее, а потому желаннее вдвойне. Та же мысль, что и по приезде из Африке – она умеет его понимать абсолютно. Элайджа вынул шпильки из её причёски, и локоны каскадом упали на спину.

– Кошечка, я… – поставил женщину на диван, на котором они недавно отдыхали, и неожиданно закончил тем, что пришло ему в голову ещё в офисе днём: – Как бы ни было, я всё-таки безумно везуч, что ты вообще родилась.

Кет покачнулась, оперлась на его плечи.

– После самолёта?

– Да.

– Пойдёшь купаться?

– С тобой в душ? Только если в качестве водной процедуры, – но её второй «семейный» телефон им покоя не дал. Потянувшись к тумбочке, Кет шепнула: – Прости, это Елена. Привет.

– Привет, Кол никак не может дозвониться до Элайджи и тебя. Он с тобой, вы в Лондоне?

– Да, – быстро передав трубку Майклсону, Кет пожала плечами. Кивнув, мужчина включил громкоговоритель: – Я слушаю, Елена, что случилось?

– Ничего плохого. Просто Кол хотел передать, что Деймон открыл глаза.

====== Глава XXV (Часть I) ======

Великобритания. Лондон.

Деймон на несколько мгновений и вправду открыл глаза, приборы зафиксировали активность, врачи подтвердили, что с наибольшей степенью вероятности это была не рефлекторная реакция, а переход к выходу из комы. Элайджа и Кетрин, хотя и не были особенно нужны в больнице, приехали и полночи провели с Бекс и Дени – реакция случилась в одно из посещений отца Даниэллой, – и пока все успокоились и вернулись домой, на улице уже светало и сразу повалились в постель. У Элайджи была назначена встреча в офисе с братьями, Кетрин возвращалась в поместье, как он ей сказал. Но после бессонной ночи, очередного раза, когда их близость прервали брюнетке казалось, что всё случившееся вчера исчезнет, стоит проснуться, поэтому она почти всё время с их возвращения квартиру молчала. Но сварив кофе покрепче, Кет решила перестать изображать забитость и подошла:

– Будешь кофе?

– Да. Спасибо, – поднимая голову от ноутбука, пробормотал сидящий за столом Элайджа. – Постараюсь быть дома как можно скорее.

– Хорошо. – Она аккуратно поставила чашечку на стол, – Я пойду одеваться?

– Да. Катерина, – окликнул он отвернувшуюся женщину, – это бы последний раз.

– Да. Почему он у меня есть снова, этот шанс?

– Из-за того, что ты все-таки не сумела промолчать. – Он вдруг посмотрел на неё холодными карими глазами: – Кол бы тебя не выдал, и мы оба это знаем. Я тоже ждал.

– Ждал? – Её брови поползли вверх, впрочем, она её мысли переключились на другой вопрос: – Выходит, ты знал?

– О Рейнолдсе нет, о том, что у вас какое-то неприглядное дело за душой – да, со свадьбы Елены это было очевидно. – Кетрин молча кивнула, забрала из его рук чашку с кофе и глотнула из неё. – В твоём стиле отомстить за всё разом, включая унижение и почти пощёчину, не сказав мне о Рейнолдсе, но рассказав моему брату. После ты опомнилась, – косой насмешливый взгляд скользил по её макушке, так как Кет поспешила склониться над чашечкой, чтобы сделать ещё глоток кофе, – но, конечно же, не раньше, чем я начал сдавать позиции и привечать тебя не как «чужого человека», и в итоге окончательно запуталась.

– Ты прав. Отправил жить в другой дом, отдал Аиду другой хозяйке, запретил приходить и…

– И посмел скинуть твой поводок. А раз так, то к дьяволу этого ублюдка, и я сама себе хозяйка, – заключил Элайджа и отобрал посуду и поставил на край столешницы. Шагнув вперёд и оказавшись между его расставленных колен, Кет едва коснулась его губ своими, закрыла глаза и качнулась вперёд.

– Не вздумай, – приятное тепло по телу, от шёпота над ухом в очередной раз напомнило, что она пластилин в этих руках. Только теперь Кет наслаждалась как кошка весенним солнцем, а не злилась на себя самою. – Мне не нужна угодливая овца.

Она приоткрыла один глаз.

– А если я с возрастом стану чувствовать себя хорошо в роли угодливой овцы?

– Люди не меняются, Катерина. – Предполагаемый поцелуй в губы оказался лишь поцелуем в лоб и раздосадованная девушка отошла к зеркалу. – Можно их недопонимать, я надеюсь, что я чего-то не понял во всём случившемся, но стать кем-то ещё тебе точно не суждено. – Хмыкнул, оглядев рубиновые розочки, украшавшие её кудри: – Я просто мирюсь, что у тебя вздорный характер, дурное воспитание и вульгарный вкус, которые ты, вероятно, передашь нашим дочерям.

О дочерях он сказал явно зря, это был больная мозоль при прикосновении к которой, Катерина заводилась с пол-оборота.

– Моя бабушка была из аристократической семьи, – заносчиво объявила женщина, вертясь перед зеркалом. Качнула головой и серьги холодно замерцали словно в подтверждение её слов. Кет вообще не понимала этой глупой моды не демонстрировать деньги. – У меня хороший вкус в крови.

– То есть она тоже перешла из любовниц одного из визирей в жёны, ослепив его своим блеском с утра пораньше? В эту генетическую особенность я абсолютно верю, – сказал Элайджа раскрывшей в немом возмущении рот Кет, и уточнил: – Болгария принадлежала Османской империи, поэтому аристократия у вас была турецкой. Остальных вырезали.

– Я… нет, не вырезали. Просто они жили небогато. Между прочим, потому что твои… Твои предки не оставили нам этот… – она сморщила лоб, пытаясь вспомнить, что же за национальный праздник праздновали в Софии в феврале. – Договор эм… Сан… Сант…

– Сан-Стефанский, – услужливо подсказал Элайджа. – Мы заменили его на Берлинский, потому что в отличие от некоторых не имели привычки быть чьим-то сателлитом. – Поманил к себе, и когда поколебавшись мгновение Кет подошла, он за бёдра посадил её на стол и распахнул пояс халата. Прикоснулся губами к её животу, опоясанному тонкой цепочкой с рубинами в пару к пресловутым серьгам. – Хотя я не визирь, но мне нравится твой вкус.

– Мне показалось, или ты сказал какую-то двусмысленность? – насмешливо скривилась брюнетка, тщательно скрывая горечь от того, что им снова расставаться неизвестно насколько.

– По-моему я как никогда откровенен перед дегустацией своего блюда. – Приподняв голову, он провёл ладонью по её щеке. – Я знаю о чём ты думаешь и к чему мы говорим всю эту ерунду. Мне тоже не хочется уезжать сейчас, но я должен.

– Я буду очень скучать. – Она подумала мгновение, позволяя развязать пояс своего халата. – И съезжу с девочками проведать Елену в Штаты. Ты не против?

– Нет, поезжай. Тогда там мы и встретимся.

К радости Катерины она увидела, что Элайджа смотрит слишком внимательно, и он понял, о чём не было сказано, но в следующее мгновение мужчина надавил ей на плечи, заставляя откинуться на поверхность столешницы. Взгляд Майклсона стал совсем иным, пожирающим её обнажённое тело, и опершись на локти, Катерина, не мигая до рези, смотрела на то, как раздуваются его ноздри, ходит кадык и темнеет радужка расширяющихся зрачков. Но вскоре губы и язык оставлявшие дорожки поцелуев по груди, и пальцы, игравшие с цепочкой и гладящие низ её живота, дразнили очень неспешно – Элайджа никуда не торопился, а значит не собирался делать возможным новый виток диалога сегодня. Это подразумевало многое, но не став настаивать, брюнетка запустила пальцы ему в волосы и протестующе всхлипнула, когда его пальцы вместо того чтобы начать переход к нужной точке приняли гладить её липкие бёдра.

Сидевшие в комнате мужчины молчали, никто не смотрел друг на друга. Всё, что следовало услышать, каждый уже знал, а что не следовало – они перешли детский возраст, чтобы кричать друг другу о претензиях и обидах, когда речь шла об огромных деньгах. Но преодолеть в себе что-то человеческое, из этого детства и при этом делать вид, что ничего не происходит, не могли, и поэтому даже говорливый Кол, цинизму которого обычно было море по колено, уставился на часы на запястье левой руки и не желал прерывать паузу, с каждой минутой становившуюся всё более натянутой.

– У нас есть вариант синхронизации пользователей и просмотреть историю наших запросов, – голос Элайджи взявшего на себя труд начать, заставил Кола медленно выдохнуть, Николаус же не отреагировал никак, словно ждал этого. – Для этого нужно согласие всех нас. Личные данные тоже предоставляются в полном объёме и протоколируются.

Это значило все съёмки, все сообщения, все документы с личных компьютеров.

– На срок около года достаточно, – сказал Ник. – Что с Бекс и Нейтлендом?

– То же, что и с нами. Проверка всех от и до. Кол?

Кол без энтузиазма, наконец, оторвался от разглядывания гордости швейцарских часовщиков и посмотрел на братьев:

– Мне эта идея не по вкусу. – Ещё одна пауза и неохотное: – Но если надо, то надо. Долго времени займёт.

– Около двух недель, – подтвердил Элайджа, подымаясь с места. – Ладно, мне нужно ехать.

– Мне тоже, – кивнул Николаус.

Рукопожатие теперь было сугубо формальным для каждого брата. И равнодушным. Ни Элайджа, ни Николаус, ни Кол не ощущали обиды друг на друга, пока они все вместе спускались в лифте на первый этаж. И родственные чувства словно угасли вместе с этим отсутствием претензий – бизнес ведь не предполагает ничего личного?

США. Мистик Фоллз.

– Я им не нравлюсь. – Елена качнула головой и сморщила нос – малышки не захотели сидеть на её руках, всё утро как обезьянки висели на матери, и только недавно угомонились. Кетрин прилетела вчера к ночи, долго устраивалась на ночлег, завтрак прошёл в бестолковой суете, поэтому, поговорить удалось только, когда дочери заснули на террасе. Близняшки устроились в гостиной, предварительно распахнув окна и двери на улицу и в сад, чтобы пряный летний воздух свободно гулял по дому, и, если Златка или София проснутся, сразу услышать их плач. – Ты так и не рассказала, почему так скоро?

– Ты не рада?

– Конечно, рада. Только знаешь, я, наверное, уже отвыкла от жизни здесь.

– Дом перестал быть твоим домом?

– Нет. Просто он кажется маленьким и старым. Таким уютным, но моим детским домом.

– Потому что папа умер, – пробормотала Кет. – Элайджа уехал в Штаты, вот и я выбралась. Потом экзамены и уже будет не до разъездов, – младшая близняшка шуганула какую-то наглую осу с гренка с мармеладом, и, положив его в рот, скосила на сестру внимательный взгляд: – Ты кажешься грустной?

– Я не грустная. Просто здесь время течёт очень уж созерцательно. Нет. – Отставив чашку, Елена вдруг призналась: – Я правда грустная. Сижу тут одна и ревную Кола от нечего делать. Даже танцы не спасают. Точнее я не ревную его, а думаю о том, что будет через пару лет, когда его страсть пройдёт, и я ему наскучу.

– Все мужчины рано или поздно изменяют.

– Легко философствовать той, у которой муж никогда не славился походами по женщинам.

– Элайджа делал это всегда и делает прямо сейчас. – Кет усмехнулась в ответ на недоуменный взгляд сестры: – Изменяют в поисках нового и для самореализация либо с женщинами, либо с работой. Отладка его империи интересует моего мужа больше новизны грудей и ног в его постели.

– Мне ставить на самореализацию?

– Думаю, ты прекрасно знаешь за счёт чего реализует себя Кол, раз влюбилась по уши. Ты никогда бы не предпочла мужчину, чьё главное занятие и цель менять в постели красоток, – уверенно произнесла Кет. Мягкий взгляд на Елену, и тихий вывод: – И именно это тебя и привлекает, и пугает, а не его будущая скука.

– Власть, – понуро согласилась Елена. – Ему интересна власть.

– Они любят управлять и всё контролировать, – поднялась с места Кетрин. – Элайджа своей корпорацией, а Кол – людьми, Бекку и Клауса мы не знаем близко, но думаю там не лучше. Вспомни хотя бы их Джорджа. Но Елена, ведь ещё пару недель назад тебе было неважно моё мнение. Так почему ушла твоя решительность?

– Не ушла, и я не мнение спрашиваю. Я всё решила, но Стефан…

– Стефан?

– В зале суда мы столкнулись в дверях, и он сказал, что наш с Колом брак не продержится и двух лет. А неделю назад, Кол предложил мне перебираться в Италию, раз все формальности улажены и это порог. Я никогда не жила в кругу Кола, только бывала пару дней, а когда на острове мы жили друг с другом, то… – она вяло махнула рукой, – виделись скорее.

– Сальваторе заведомо проигравшая сторона, – нахмурилась Кет. – Не обращай внимания.

– Это было не злорадство. – Елена закрыла глаза, – Кетрин, ты не поверишь, но я чувствую сердцем, что несмотря на всё, Стефан – мой друг. Настоящий. И это правда его мнение, а не мелочная месть.

– Даже если так. Елена, но чего ты хочешь от меня? – Кетрин прошла к подоконнику, через который в комнату заглядывали спирали соцветий левкоев. – Ты не откажешься, но тебя пугает то, что вы не на равных? Да, ты не круга Кола, и если захочет, он тебя придавит как мошку. Чем дальше и больше денег, связей и власти он будет получать в свои руки, тем больше он будет зарываться, и тем сложнее тебе будет заставить считаться со своими «хочу», если они ему придутся не по вкусу. – Она сорвала увядший цветок и смяла в ладони. – Но я тебе уже говорила, что Кол – не мечта супружеской жизни, и это не имело значения.

– А как же ты? Ты ничего не боишься.

– Элайджа никогда не будет упиваться моей зависимостью, как не упивается сейчас своей властью над людьми. Корпорация для него это в первую очередь интересная задача, детище его таланта и…

– А если он увлечётся другой? – резко прервала излияния на тему, какой замечательный Элайджа, Елена. – Что будет с общими детьми?

– Нет. – Глаза Кет вдруг недобро блеснули, и она враждебно посмотрела на сестру. – Но Кол – не Элайджа, откуда мне знать? Ты уже выбрала и соломки не подстелешь, поэтому лучше давай не будем об этом.

Чувствуя, как на виски давит тяжесть, Елена ошарашенно кивнула и слабо пискнула:

– Давай.

Кетрин тряхнула волосами, прогоняя тяжёлые мысли.

– Тем более я тут на пару дней.

– Стой. Но ты говорила, что на неделю…

– Мне нужно побывать в Бразилии. – Кет увидела, как дёрнулись на лице Елены мышцы, и согласно кивнула. – Да, ты поняла всё правильно.

И Елена вновь опустилась на диван. Протянула руки к Кетрин, усаживая сестру рядом, и спросила совсем уже робко:

– Кет… А зачем тебе это? Прошлый год – ладно, но сейчас? – Требовательно: – Не нужно! Не уезжай.

– Но мне это нужно. – Их взгляды скрестились, и Кетрин не выдержала. Она уткнулась носом Елене в ноги, с силой обхватила их руками. – Мне очень нужно туда. Мне страшно, Елена. Это я виновата, что тебе неспокойно и страшно. Это всё я!

Елена испугалась этого внезапного взрыва: хриплого голоса, дрожащих плеч, и пальцев, судорожно цепляющихся за её юбку. Катерина всегда была сильной, главной, умеющей решать самой, даже если решение бывало ошибочным.

– Кетрин, ну-ка хватит! – Голос девушки жалобно тренькнул: – Пусти меня…

– Может, если я перестану ненавидеть себя, я смогу сделать его счастливым. – Не обратила внимания на протесты Кет и никак не давала разжать пальцы. – Или отпустить. О, Эл меня не любит! Уже не любит… Он не захотел говорить со мной о Маргарит. Мы спим вместе и всё хорошо, но говорить о ней – нет… Если бы ты знала, Елена! Я должна его отпустить, но не могу. И я должна поехать, хотя он против. – Елена прижала ладони к ушам, но голос сестры проникал сквозь эту «преграду». Не замечая ужаса Елены, Катерина всё царапала длинными ногтями бёдра близняшки сквозь шёлк подола и продолжала как заведённая выплёскивать всё, что как гнойник сидело в ней и сейчас прорывалось каркающими словами: – Элайджа меня больше не любит. Он ведь живёт со мной только ради дочерей, и потому что в Индии меня научили, как удовлетворять мужчин. Он меня хочет, я его возбуждаю, Елена… Я его предала и мучила, я отказалась от него и Маргарит. Я не хотела Златку, и он её тоже никогда не хотел, потому что тогда так мерзко случилось.

– Зачем ты так? Нельзя не хотеть ребёнка…

– Потом я узнала, что противозачаточное нельзя мешать с большим количеством снотворного, когда было поздно и…

Это были признания, которых Елена теперь никогда не желала знать и слышать. Раньше она бы многое отдала, чтобы заглянуть за завесу тайны отношений с тем, кто отобрал у неё сестру, но внезапно поняла, что она не должна ничего знать. Она закрыла рот близняшки рукой. Уже поздно, Кет полностью принадлежала бывшему зятю, и если сейчас сболтнёт о нём лишнего, то возненавидит себя, а вместе с собой её, Елену до конца жизни. Елена, по-прежнему не давая Катерине больше говорить правой ладонью, левой начала гладить кудри, уговаривая как уговаривают только малышей и больных.

– Глупость. – Она прижалась губами к макушке Кетрин. – Он тебя всегда любил. Разве ты не видела, как сильно он испугался за тебя на гонках? А как рассердился на вас с Колом. А как он гордится тобой. Как он летает к тебе через полмира, сколько прекрасных вещей привозит. Кит Кет, маленькая, вспомни твоё ожерелье… Ты сама хвасталась, какая это редкость даже в тех диких краях.

Помогло или нет, только лицо у Кет стало замкнутым, и быстро встав, она отерла слёзы. И стала собой, только отчего-то Елена не почувствовала облегчения.

– Прости. Не выспалась и перенервничала из-за перелёта, и несу ерунду. Разреши мне отдохнуть и…

– Не разрешу. – Резко и странно даже для себя самой сказала Елена. – Запомни, Кет, Элайджа воспитанный и располагает к себе, но на самом деле не добрый и не ласковый. Я опасаюсь его, перед ним дрожит Совет Директоров, его ненавидит Рейнолдс… Почему ты считаешь его добрее Кола? – Катерина сложила руки на груди, давая понять, что происходящее неуместно, но старшая была неумолима. – В твоих глазах он ласков? Он был добр, когда угрожал мне со своим братцем, отлично зная, что он пользовался тобой в своих целях, или когда выгнал тебя на улицу по одному подозрению в шпионаже, а потом отобрал документы и держал как рабыню за железным забором, ничего не объясняя? Добр, когда развёлся с женщиной на шестом месяце тяжело протекавшей беременности, зная о том, что с психикой не в порядке и вызвал истерическую летаргию?

– Ты ничего не знаешь о жизни, Елена.

– А что мне нужно знать?! Я ненавижу его за то, что он всё забрал, а должна доказывать, что он тебя любит?! Он шантажом склонял тебя к сексу после смерти отца. – Никогда не любившая зятя, а в эту минуту тем более, выкрикнула Елена: – Может, он и великодушен время от времени, я не спорю, но это Элайджа заставил тебя подписать идиотский контракт. Кол никогда в жизни мне бы подобного не предложил, потому что…

– Потому что ты не я. – Достав из сумочки упаковку платков, Кет вытерла лицо. – Потому что у нас разное прошлое, Елена. С тобой всегда будут церемонится, не потому что Кол такой славный, а потому что ты такая трепетная лань, и ты достойна этих церемоний в глазах всех цивилизованных мужчин. И я рада. Поэтому мне не страшно, что ты выходишь замуж за Кола, он тебя никогда не будет заставлять и мучить. А я не пыталась создать образ лани, мне хотелось власти и денег. Это тоже правда, я всегда искала взаимной выгоды и продвижения, а это исключает… – она вздохнула, поняв, что окончательно взяла себя в руки, – слабости. Если ты включаешься в эту иерархию, то ты берёшь на себя обязательства играть по правилам.