Текст книги "Крысиные гонки (СИ)"

Автор книги: Павел Дартс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 123 (всего у книги 132 страниц)

ДЖИМ ТЕРПИТ НЕУДАЧУ

«Пригорок», колокольня.

Ветер подвывает в небольшом колоколе, пытается звонить подвязанным колокольным языком; и, кажется, от неудачи, ещё больше бесится. На колокольне холодно; внизу так ветер не чувствуется, как здесь, на высоте – сечёт в лицо, выстужает дыхание; хочется спрятаться от него за парапет, – но тогда какое к чёрту дежурство, какой обзор, какое наблюдение?

Малышня – как пренебрежительно называла их про себя Зулька, – со всей ответственностью: по очереди высовываясь за ограждение, со скамеечки добросовестно бдят: возможно, демонстрируют рвение перед «старшей» – а Зулька сегодня Старшина поста; а скорее просто из чувства ответственности и «по уставу», написанному для каждого поста Вовчиком и Геннадием Максимовичем, который заступающие на пост должны рассказывать наизусть…

– «… Каждые десять минут дозорный, наблюдающий за обстановкой, сменяется дозорным, отдыхающим сидя ниже уровня ветрового воздействия.

… Схема осмотра территории… Особое внимание обращать на… Каждое десятиминутное дежурство после наступления сумерек наблюдающий дозорный включает Прожектор для осмотра территории по следующей схеме… но в разной последовательности и через разные промежутки времени, общим временем не более минуты…

Уж кто-кто, а Андрюшка, только что премированный двумя патронами, и поставленный всем в пример за дисциплинированность, знает Устав наизусть и истово его исполняет. У Андрюшки в его дежурство не забалуешься, хотя он сегодня и не Старшина поста, чем он довольно-таки раздосадован: он рассчитывал, что предпраздничную ночь честь быть Старшиной поста доверят ему. Но перечить, конечно, не стал; тем более что втроём, с Санькой и Зулькой, не так скучно. Зульку можно попытаться раскрутить на ещё раз рассказать про нападение бандитов на поляне, когда они, «эвакуируемые», шли пешком в Озерье, – она не любит про это рассказывать, но когда рассказывает – мороз по коже! Андрюшка постоянно представлял себе, как он там, на поляне, всех бы спас, не хуже чем Вовчик и тот, «Леший». Если б у него, конечно, был с собой автомат. С патронами, конечно. Один патрон у него уже есть…

Но Зульке вспоминать прошлое неохота. Ещё раз, внимательно и тщательно оглядев подступы к пригорку, серебрившиеся в неярком лунном свете; обратив внимание, как положено по Уставу, на определённые ориентиры, как то: столик на «базарчике»; большой крест над могилой «нехристей», пострелянных Вовкой и Вадимом; большой куст, возле которого состоялась встреча «заминированного парламентёра» Вовчика с пришельцами; и так далее, облегчённо уселась на корточки ниже продуваемого парапета, уступив место на скамеечке дозорного Андрюшке.

Там-то, в церкви, небось, весело – интересно, а ей тут, с малышнёй… Сбежать, что ли, посмотреть на представление?.. Пацаны не заложат; они и сами прекрасно справятся… специально не заложат, конечно; но и скрывать тоже не станут, если их прямо спросят – честные. Не, мальчишек подставлять нельзя! Да и какой пример им подашь… А уж если Вовчик срисует, что с поста сбежала, даже по нужде… уййй… страшно подумать, что будет. Даже и по нужде – вон, в углу обледенелый старый тазик с экскрементами; раз в неделю его носят вниз, очищают; опять же по графику.

Зулька порылась в кармане, достала кусочек картона, свёрнутый в трубочку; под любопытным взглядом Санька осторожно, ногтями, выудила из картонного свёрточка погнутую сигарету, умыкнутую днём из кармана сестры. Ничего-ничего, у неё там только-только начатая пачка; где и взяла-то! Не убудет, небось; и не заметит.

Зажала фильтр замёрзшими губами; подмигнула в полумраке Саньке, чиркнула зажигалкой. С первого раза не загорелась, потухла – газ замёрз… Погрела в ладонях; потёрла, согревая пластмассовый цилиндрик; чиркнула снова, – бдящий за обстановкой Андрюшка недоумённо оглянулся, но тут же снова отвернулся к черноте ночи; поднял фару-искатель с Вадимова джипа с укреплённым на ней выключателем и уходящим от неё вниз, в церковь, к аккумуляторам, длинным кабелем, готовясь по Уставу пройтись лучом по территории.

Сигарета, наконец, зажглась; и Зулька сразу сделала большую затяжку. И сразу закашлялась. Тьфу, гадость. Нет, нельзя сказать, что раньше не пробовала курить – пробовала, конечно, с девчонками, в школьном туалете; скорее баловались; тут же заедая мятной жвачкой; но тогда, вроде, не так противно было. А сейчас… Гулька, вон, переживает – курить стала. А я чо – не переживаю?? У ней хоть парень есть, из-за которого переживать можно; а я тут, как дура, одна… даже попереживать не из-за кого! Одни малолетки или мужики на Пригорке, и уроды проклятые – в деревне. Конечно, тут закуришь!.. И потому, откашлявшись, сделала ещё одну затяжку, уже ровно.

– Зу-уль… – позвал Санька, – А мне дашь затянуться?

– Ты ещё маленький. Не положено.

– Да ладно. Ничо не маленький. Дай один раз – попробовать?

– Дам… может быть. Только вы с Андрюшкой – никому! Что я курила.

– Не, мы никому. И в Уставе не сказано, что курить нельзя.

Зулька усмехнулась. Во, это хорошо, – что в Уставе не сказано. Не предусмотрели, значит, опытные вояки, что ребятня на посту может начать курить – не принято это в общине. В смысле – резко не осуждается; но просто не принято. Мало кто курит; тем более что особенно и курить нечего. Это Гулька где-то заначила сигареты – ишь ты, Ротманс! – точно ещё с какой-нибудь заграничной поездки! И спрятала – а то б отец или Алла если б нашли раньше, до всего этого – ой, что было бы!..

Зулька опять затянулась ароматным дымком, и протянула сигарету мальчишке:

– На, пробуй. Только одну затяжку, и в себя не втягивай, понял? Просто в рот дым набери…

Договорить не успела – над головой раздался тревожный голос дозорного, Андрюшки:

– Товарищ Старшина поста! Наблюдаю подозрительное движение в районе кладбища! Объект – одиночный! Продвигается вокруг церквы, к домам общины!

Зульку как подбросило. Андрюшка зря кипяшиться не станет, не такой он пацан!

– Где? Кто??

Вскочила на подставку у парапета; высунулась, как будто ожидая, что сейчас всё сразу и увидит. Как бы ни так. Ночь хотя и светлая, а сразу не разглядишь.

– Вот, глядите… Ориентир… два пальца ниже, – и на пять часов… – направлял её Андрюшка.

– Да что ты рассказываешь-то?? Андрей! – ты фонарём посвети! Фонарь – включи! Для чего фонарь-то??

– Да вы что?? – удивился такой непонятливости Андрюшка, – Если я сейчас туда лучом упрусь – то там сразу поймут, что мы их засекли! И – убегут. Назад. То есть – отработают назад, осуществят отход, я хотел сказать! Нельзя светить! Это я сейчас – как прошёлся лучом, – заметил смещение…

– Какое… «смещение»?..

– Ну, смещение обстановки относительно ориентиров. Ваш же папа, дядя Вадим, на занятии по наблюдению за обстановкой рассказывал, как надо отрабатывать фотографическое зрение, наблюдая обстановку. Просто – запоминаешь ориентиры, как это… запечатлеваешь, да. А потом смотришь – и смещение обстановки относительно ориентиров… Только это отрабатывать надо.

– Ну. Ну??

– Вот – заметил, что вроде как пятно. Включил фонарь – прошёлся лучом, «вскользь», как дядя Вадим говорил, – и правда, вроде как ползёт кто. Я запомнил расположение. Выждал. Опять прошёлся, как бы мимо; смотрю – там явное смещение. Ползёт кто-то! Надо тревогу поднимать!

– Ты подожди-подожди, тревогу-то! – не одобрила Зулька, – Праздник – сейчас только тревогу, ага, из-за какого-то одного… может, это пьяный ползёт. Допился – и ползёт. Или раненый. Да, вроде вижу. Кто-то, вроде… Нет-нет, никакой пока тревоги, это я тебе как Старшина поста говорю! Давай сюда монокуляр! – распоряжалась она, – Сейчас я в него «прицелюсь», а ты опять лучом пройдись! Как бы невзначай. Ну и по окрестностям, конечно.

– Конечно! – согласно кивнул Андрюшка, – Это же может отвлекающий манёвр!

Зулька взглянула на пацана с уважением, – вот, она б про такое не подумала. Стратег в общине растёт!

– Давай!

Андрюшка щёлкнул выключателем на фаре-искателе; и луч принялся шарить по окрестностям, отталкиваясь от ориентиров; потом прошёлся вдоль кладбища; вернулся; скользнув по подозрительному субъекту; поблуждал по задам огородов, куда, судя по всему, и направлялся «диверсант»; вернулся обратно к кладбищу, на этот раз вполне медленно скользнув по фигуре – при этом напряжённо рассматривающая её Зулька отметила, как фигура, явно меньше взрослого, облачённая в какую-то светлую тряпку – явно для маскировки! – вжалась в снег.

– Дивер-сант! – прошептал рядом Санёк, будто повторяя прозвучавшее у неё в голове определение.

Луч фонаря как ни в чём не бывало поблуждал по окрестностям деревни, и со щелчком погас.

– Ну как??

– Вроде… вроде не спугнули! – сказала Зулька, передавая монокуляр Саньке, – Да, удалось рассмотреть. Это не взрослый, нет.

– А кто??

– Мальчишка какой-то вроде бы. Дохлый какой-то. Но – маскируется.

– Плохо маскируется! – вынес вердикт Андрюшка, – И ползать не умеет, – ишь, жопу выставил! Кто ж так ползает! Дядя Гена показывал… ну что – вызываем смену??

– Нет… – Зулька раздумывала, – Нет, Андрей. Ну, ты сам подумай – они все сейчас на празднике. Отдыхают, радуются. А мы им сейчас всё это обломаем; причём и остальным – тоже! Все ж взволнуются! – куда это дежурная смена побежала! Перепугаются. Праздник – сорвётся! Из-за какого-то ползуна.

– Пластуна. – поправил Андрюшка, – Так во время войны называли казаков, воевавших не конными. И что делать?

Зулька Старшина поста, ей и решать.

– Вот что! – решилась она, – Праздник мы портить, конечно, не будем! Я сейчас… как это, Андрей – «выдвинусь»? Вот, выдвинусь к огородам; и займу позицию. И перехвачу его, когда он приблизится!

– Ого! – мальчишки посмотрели на неё с уважением, – А одолеешь?..

– Пацан там какой-то явно. Ползёт, наверное, воровать – там вон бабы Нюры курятник… Ёлки-палки!! Да это же может быть Альбертик!! – от догадки Зулька ещё больше взбодрилась, – Точно-точно! Кто бы ещё один пополз под Новый Год воровать! Он к нам в курятник лазил, яйца красть – я его тогда здорово отделала! А сейчас ему вообще капец придёт!

– Значит так! – она распоряжалась, – Иду одна. Вы тут – бдите. Смотрите, чтобы не обошли с флангов, Андрей, так?? В сторону огородов больше не светите, чтобы не спугнуть! Рация… рация останется у вас, вот, держи, Санька. А я…

Санька был согласен; а вот Андрюшка заупрямился:

– Товарищ Старшина поста! Я понимаю, что сейчас праздник, ага… но это же… это же всё нарушение Устава! – «Устава» он произнёс с явным почтением, – А по Уставу…

– Андрюш… Андрей! Ну ты сам посуди – дёргать дежурную смену с праздника из-за какого-то воришки!

– А вдруг он диверсант?? А вдруг у него пистолет?? По Уставу – не положено! Положено вызывать дежурную смену и о происшествии докладывать камраду Хорю!

Ах ты ж б… – Зулька начала злиться. Вот упёртый пацан!! Интересно, все вояки – бывшие и будущие, – такие упёртые в устав?.. Наверное, все. Папа так тоже упёртый. Но… надо как-то выходить из положения. А то она уйдёт – а пацаны смену поднимут. А это реально ни к чему – что, она сама Альбертика, – а она уже уверила себя, что это ползёт Альбертик, и ползёт воровать! – не отделает?? К тому же просто хотелось размяться – а до конца смены ещё далеко. Как-то надо строить отношения, убедить юного буквоеда…

– Андрей! Слушай меня. Я сегодня – Старшина поста, так? Вся ответственность на мне. В Уставе сказано, что Старшина поста вправе принимать решения по своему усмотрению…

– Это в тех случаях, которые не оговорены в Уставе Поста! – ага, нашла на чём Андрюшку ловить, – на знании Устава! Уж Устав-то он знает! – А попытка проникновения в Уставе оговорена!

Ну ничего. Есть беспроигрышные варианты: подкуп и лесть. Хитрая Зулька решила задействовать оба.

– Андрюш… Знаешь что? Я бы ни в жизнь не пошла на нарушение Устава… то есть это и не нарушение – сегодня же Пост усиленный! Хоть и зачем бы усиливать – вы ж парни взрослые уже и опытные! Усиленный кем? – мной. Просто на всякий случай. Вот. Этот вот «случай» и произошёл. И я выдвигаюсь как сокращённая Группа Немедленного Реагирования, то есть Дежурная смена. Просто в сокращённом составе, понимаешь? Что ж, вы без меня тут не справитесь?? Справитесь ведь!

Такой поворот темы не приходил в голову мальчишке, и он озадаченно кивнул. Зулька продолжала «ковать железо»:

– Вот. То есть пост остаётся в полном составе – ты и Санька. Рация остаётся при вас… Как только я… уделаю этого выползка – я вам отсигналю. Фонариком. Сигналы помните ведь?

– А как же??! – Андрюшка был поражён таким недоверием, самой постановкой вопроса – чтобы он да не помнил уставные сигналы?? – Мы же учили! Два коротких – «всё в порядке». Два коротких и один длинный – «нуждаюсь в помощи». Два длинных…

– Не надо, не надо – верю, что помнишь! Так вот – я отсигналю. Если больше пяти минут… не, если больше семи минут сигнала не будет, – а я буду сигналить каждые семь минут, – подсвечиваете прожектором и, по ситуации, вызываете Дежурную смену. И Хорю докладываете, да. А если всё нормально… то всё нормально. И я тебе тогда ещё два патрона подарю! Вернее – вам с Санькой – по патрону. Идёт?

– Ого!! – было общим, и Саньки, и Андрюшки, – А где возьмёшь??

– Где-где. У папы целый цинк…

– Украдёшь, что ли?? – Андрюшка уставился на неё с подозрением.

– Да почему украду?.. – вот въедливый! – Просто… просто папа мне давал стрелять – для тренировки, – и я два патрона сэкономила. Мои патроны – понимаешь?

Соврала, конечно. Вскрытый цинк стоял за диваном, и Вадим патроны не считал, конечно же. Можно будет презентовать пацанам.

Крыть было нечем, и Андрюшка согласно кивнул. Зулька восприняла это как согласие на всю операцию:

– Значит так. На время моего отсутствия обязанности Старшины поста передаю тебе, Андрей.

– Есть! – пацан вытянулся и попытался козырнуть, но чуть не свалился со скамейки-подставки. Дебатируя с Зулькой, он не прекращал вести наблюдение за подозрительным субъектом и за обстановкой вообще.

– Я – убываю на задержание. Время – засечь.

– Сделано! – отрапортовал Санька.

– Происшествие отразить в Журнале Дежурств. Ждать моего возвращения, действовать как договорились. Отсчёт времени – начать! Я пошла.

– Есть отразить! Есть начать!

Вот как с пацанами надо. – Зулька усмехнулась.

Когда уже она собиралась спускаться, Андрюшка всё же спросил ещё, уже не по Уставу:

– Зу-уль… А чем ты его – возьмёшь? Вдруг у него пистолет? Диверсант же!

Приостановившись, Зулька обернулась:

– Не, пистолета у него не может быть – откуда? Уделать Альбертика я и без оружия смогу; но на всякий случай – вот!

Она извлекла из кармана и коротким отработанным движением, с лязгом раскрыла отцовскую, ни то привезённую с какой-то из «командировок», ни то в бытность ментом отобранную у кого-то из хулиганов, стальную телескопическую дубинку. В городе, опасаясь гопоты, Вадим часто носил её, а здесь, начиная с периода «обострения обстановки» и достаточного, скажем так, вооружения семьи Темиргареевых, дубинка перекочевала в собственность Зульки. Как, собственно, и все вменяемые жители и «пригорка», и деревни, то или иное оружие носили все. Девчонки компактности дубинки завидовали; а Лика-Мишон обучила её основным «фехтовальным приёмам».

* * *

Хокинс чуть не повернул назад, когда луч фонаря с колокольни и раз, и два как бы невзначай прошёлся по нему. Заметили!! Он заледенел от ужаса.

Сейчас накроют! – повяжут, в подвал, пытки! Хорь, конечно же, не преминет разделаться с сыном убитого им Ромы, окончательно – Кристинка-дура не в счёт, – разделаться с семьёй бывших «подселенцев». Сначала, конечно, пытать станут! А потом – зарежут! На алтаре… – Сергей Петрович Мундель-Усадчий, в просторечии в деревне просто «Мундель» или «эСПэМэУ» не зря ел свой хлеб, вернее – картошку, в доме старосты, и успел обработать-запугать население Озерья так, что сейчас мало кто сомневался, что в церкви на пригорке и впрямь приносятся человеческие жертвы!

Хокинс уже собирался вскочить и дать дёру; и только мысль о том, что тогда его, конечно же, не станут брать в плен, а просто застрелят меткой очередью с колокольни, остановила его.

Но луч фонаря не стал светить в него, показывая, что его засекли, а, поблуждав туда-сюда, погас…

Хокинс выждал. Чёрт, что делать?.. Вернуться? Но, вроде как не заметили, – иначе бы из луча б не выпустили… Не, так просто возвращаться нельзя – Хозяин не то что отлупит, но может и вообще выгнать из дома, – тёплого дома со жрачкой и компьютерами! Придётся ползти…

И он пополз.

К счастью, прожектор на колокольне больше не зажигался. Оттуда, от церкви доносилось еле слышное хоровое сейчас пение, и – чёрт побери! – пахло сдобным печёным хлебом! У Хокинса потекли слюни. Ах ты ж бля!.. Может, выполнив поручение, пошуровать и по кладовым? – все сейчас, небось, в церкви…

Оставив эту мысль на потом, Хокинс по большой дуге, набрав полные рукава снега, – ах ты чёрт, надо было завязать, когда собрался ползти, не подумал!.. – добрался до огородов, и там, ещё изрядно поелозив, уже не ползком, а на карачках, прополз к изгороди нужного. Собаки, и правда, не было; хотя в других дворах полаивали – но довольно скучаючи.

Преодолев изгородь, он, пригнувшись, и спотыкаясь поминутно о невидимые под наметённым снегом комья мёрзлой земли и капустные кочерыжки, устремился к одинокому строению на отшибе – к туалету. От дома к туалету вела протоптанная в снегу дорожка – туалетом, несомненно, пользовались. Оставалось занять позицию и ждать, просто ждать. Сколько?.. Чёрт, а может они тоже все на празднике, и вернутся только под утро?.. Про это он не подумал.

Но додумать грустную мысль о том, что, возможно, придётся возле сортира мёрзнуть в засаде несколько часов Хокинс не успел – из-за туалета шагнула чья-то фигура и яркий луч упёрся ему в лицо, разом ослепив.

Ах ты чёрт!! Попался!!!

От ужаса у Хокинса подкосились ноги, – и в мозгу вихрем вновь пролетели недавно всплывавшие ужасные картины: плен, допрос, побои, издевательства, – потом смерть на алтаре! Зарежут!.. Ставшие ватными ноги не держали, и он брякнулся на колени, больно саданувшись мослами о мёрзлую землю. Ах ты ж чёрт, ах ты ж чёрт… вот и «сходил на операцию»… В книжках это было не так страшно… Горячая струйка обожгла ногу – описался. Ах ты ж чёрт…

– Ну конечно – Альбертик! Кто же ещё?! Я так и думала! – раздался девичий голос, в котором он вдруг узнал голос бывшей соседки, Зульки Темиргареевой, – Опять, гад, припёрся яйца воровать?? Или курей красть?? Не сидится тебе там, дома?!

Зулька. Точно, Зулька. Вот падла! Попасться не кому-то, а этой заразе! С ней были уже проблемы; остались и счёты… А кто ещё там? Он наклонился и прикрыл глаза от луча фонарика рукой.

– Приполз, гад? Не сидится тебе там, в деревне – что, все курятники и погреба уже обокрал? Или там тебя уже знают – сюда воровать приполз?? Выползок чёртов! – ругалась Зулька, но пока не предпринимала никаких активных действий.

Одна она здесь, что ли?.. – соображал Альбертик.

– … падлюка ползучая! Приполз! Думал не увидим?? Гляжу – ползёт! А кто? Я так сразу и поняла, что в новогоднюю ночь только такое чмо как Альберт может ползать воровать! – Продолжала разоряться девушка, – А ну вставай! На коленях ты себе тут прощение не вымолишь! Мало я тебе прошлый раз навешала?? Вставай, говорю! Пойдём сейчас к Хорю – на допрос! Хотя нет. Не будем людям праздник портить! – посидишь до утра в подвале, на привязи!..

Упиваясь своей победой, она вела себя в корне неправильно, и будь здесь кто из старших: Вовчик, отец, Геннадий Максимович, да и хотя бы тот же знаток армейских и правоохранительных «заположняков» Андрюшка, – ей бы элементарно объяснили, что так «захват» не осуществляется! Знаменитый мувский ОПОН не просто так, не от зверства и не от страха перед преступниками при захвате сначала кладёт всех «мордами в пол, руки за голову!», потом шмонает, потом одевает всех в «браслеты», исключающие активное сопротивление, – ОПОН просто действует по Инструкции, а инструкции пишутся на основании опыта! А опыт показывает, что даже овца, если у неё возникает иллюзия, что она может справиться с псом, или вдруг случится какой другой заскок, способна создать массу неприятностей; и потому алгоритм силового задержания один: обездвиживание с невозможностью быстро предпринимать активные действия – убежать или достать оружие; обыск с изъятием оружия или любых предметов, могущих использоваться как оружие; фиксация в наручниках – и лишь потом сортировка на правых и виноватых, разбор и прочие «следственные действия». Ибо неадекватность задерживаемого, пусть даже просто от испуга, может принести много неприятностей – в первую очередь самому же задерживаемому!

Но Зулька таких деталей не знала, в алгоритмы поведения при задержании не считала нужным вникать; а в силу возраста не посещала и обязательные для детей Общины уроки «СпецОБЖ», как назвал их Вовчик, где поочерёдно то он, то Вадим, то Геннадий Михайлович рассказывали малышне о всяких тонкостях, совершенно немыслимых в той, прошлой, мирной жизни; и в том, школьном ещё, курсе Основ Безопасной Жизнедеятельности.

Альбертик, постепенно уяснив, что Зулька тут, судя по всему, одна, взбодрился. Оп-па. Не так всё и плохо! Кажется, можно будет не только поручение выполнить, но и посчитаться с этой падалью! Прошлый раз, когда она и вправду застукала его за кражей яиц из курятника Темиграреевых, он с ней не справился – но тогда у него и ножа с собой не было, да и не думал он тогда её резать. Не те времена ещё были.

Теперь времена изменились…

И, пробурчав «– Не свети в лицо, дура!», продолжая левой рукой прикрывать от света глаза, он завозился, поднимаясь с колен. И сунул правую руку под пододеяльник-маскхалат, в карман куртки, где в ножнах ждала своего часа отцовская финка. Что «финка НКВД» он не знал, конечно – откуда? Но хищный, остро отточенный небольшой ножик с конкретными такими упорами-гардой от соскальзывания руки на рукоять при колющем ударе, чётко давал понять для чего он сделан, – и сейчас он собирался им воспользоваться. Как там Хозяин говорил? «– А ты его возьми и зарежь!»

Это удачно, что Зулька тут. Сейчас и посчитаемся…

– Вставай давай!.. – Зулька на секунду отвлеклась. Прежде чем отвести пленного на пригорок, к церкви, надо опять отсемафорить пацанам, что всё нормально – беспокоятся, поди; ещё поднимут тревогу…

Она выключила свет, и всё заполнила, казалось бы, непроницаемая чернота ночи, хотя только что, до включения фонарика, света звёзд, пусть даже сквозь облака, вполне хватало, чтобы ориентироваться в огороде.

Так, в какой стороне колокольня? Два коротких…

Краем глаза она уловила в черноте быстрое движение, – и успела отпрянуть, – и Хокинс тоже сплоховал, так как после светового удара по глазам ничего почти не видел и ориентировался больше на голос и на интуицию.

Клинок финки пропорол только рукав куртки и скользнул по руке – девушка почувствовала, как руку выше локтя обожгло.

– Хэх!! – отдёрнув руку, поняв, что попал, но слабо, Хокинс вновь ударил, кидаясь вперёд – но Зулька, отшатнувшись, упала, и лезвие напрасно ткнулось в пустоту.

– Ааа, пад-ла!! – Хокинс понял по звуку, что она упала; и бросился вперёд, нагибаясь, чтобы дорезать суку!

– Хэх! Хэх! – на выдохе он опять пырнул-полоснул пустоту – Зулька, выронив выключенный фонарик, откатилась в сторону.

Ах ты ж бля!! Не видно ни хрена! Только цветные круги перед глазами! Если бы чёртова сука не посветила в глаза – он бы её наверняка уже зарезал!

Зулька вертанулась на спине, вскакивая, когда подбежавший Альбертик, ориентируясь больше на звук, нежели на зрение, вновь саданул ножом – и на этот раз попал, в бедро!

Почувствовав, что теперь нож попал в плотное, он ударил ещё раз – но теперь уже Зулька успела и вскочить, и отскочить от удара.

Ещё замах – и опять неудача.

А Зулька уже выдернула из кармана складную дубинку. Резкое движение кистью в сторону, щелчок – и дубинка раскрыта, зафиксирована.

Хокинс услышал. Вот она где! Пару раз он в неё, суку, попал; один раз – конкретно, он чувствовал, что клинок именно воткнулся! Добить падлу!

Щурясь, он ещё махнул ножом, не попал; и замер на секунду, по-киношному выставив вперёд клинок, пытаясь увидеть где она.

Жжжых! – руку Хокинса, державшую финку, обожгла острая боль; нож улетел куда-то в черноту ночи и кисть моментально отнялась.

Жжжых – хрусть! – дубинка наотмашь шла ему «по среднему уровню», и попала по карману куртки, где лежал переданный БорисАндреичем свёрток. Свёрток конкретно хрустнул, зато было не больно…

Жжжых! – следующий удар шёл «по верхнему уровню», и пришёлся аккурат по голове. Шапка частично смягчила удар, но боль всё равно была оглушающей, как от столкновения с бетонной стенкой; в глазах брызнули, разлетаясь, цветные искры.

– Уййййиииияяяя!!! – дико, как смертельно раненый заяц, заверещал Хокинс, и, повернувшись, кинулся бежать куда глаза глядят. Прочь, прочь!

Залаяла соседская собака, и её лай сразу же подхватили все остальные псы. Через несколько секунд, казалось, лаяло со всех сторон.

Качественно уделав Альбертика тремя ударами, Зулька, увидев пытающегося удрать врага, кинулась было за ним в погоню, и, догони она его, очень может быть, что жизнь Хокинса тут бы, на заснеженном ночном огороде, и оборвалась бы бесславно, – пленный пленным, но «война внесла свои коррективы», и, вполне возможно, она забила бы его дубинкой насмерть; во всяком случае мало бы ему не показалось! – но острая боль в ноге остановила её.

Что такое?? Вскрикнув, она схватилась за ногу – под рукой стало мокро. Что это? Да это же… кровь! Ранена!

В голове вихрем пролетели картинки из маминого медицинского атласа: ранение в бедро… артерии… кровотечение… пережать, жгут… Ах ты ж! Ну что такое!!!

– Бляяя…. Ааааа… уйййй… – слышался удаляющийся вой неприятеля. Нет, так его не догнать! Ах ты ж бля! Вот попадалово! Нужно срочно поднимать тревогу – перехватить засранца по пути в деревню! Вызвать Дежурную смену! Поднять тревогу! Или не поднимать? Дежурная смена его наверняка перехватит – только надо наперерез. Отсигналить… чем??? Ах ты ж бля! – фонарик-то улетел куда-то!

На истоптанном взрытом снегу сразу найти фонарик не удалось; а когда нашла, сигналить было поздно – вой, плач и ругательства убегавшего «диверсанта» затихли вдали, вернее, были заглушены гавкающими отовсюду, казалось, собаками. Ах ты ж чёрт! Вот это «сходила на задержание»! А кровь как течёт! Вся штанина мокрая. Так и окочуриться недолго!

Зажав рану на ноге тампоном из вскрытого индивидуального перевязочного пакета, – по приказу Вовчика все, входившие в Дежурные смены, носили с собой перевязочные пакеты, – обмотав ногу бинтом поверх штанины по возможности туже, подобрав и сложив дубинку, подняв и окровавленный нож, Зулька поковыляла к церкви.

Вот это попадалово! Что будет за уход с поста, за нарушение Устава, за такое неудачное «задержание» – и думать не хотелось… Вот дура! Если Хорь ещё пощадит – то отец уж точно убьёт! Новый Год… От этих мыслей Зулька навзрыд расплакалась.

Дико болела голова, а рука ничего не чувствовала – наверное, сломана. Но визжать он перестал. Ноги несли Хокинса стремглав прочь. Уже не пытаясь маскироваться, он, петляя как заяц, спотыкаясь, нёсся мимо огородов, мимо кладбища к деревне.

Подхватив лай с пригорка, там, в деревне, тоже уже вовсю гавкали собаки.

В промокшем кармане куртки побрякивали осколки двух флакончиков из не переданной по назначению посылки. Что будет по возвращению – думать не хотелось… Добраться бы до деревни скорей! Хорошо хоть фонарь свой они не включают.

Хокинс прибавил темп.