Текст книги "Крысиные гонки (СИ)"

Автор книги: Павел Дартс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 116 (всего у книги 132 страниц)

СОВЕЩАНИЕ. КРОВАВЫЕ ПЛАНЫ АРТИСТА

 
– Какими разными путями
Идут желанья наши и судьба!..
 

– таким предисловием открыл «совещание актива» староста.

Сидели за столом втроём: он, Борис Андреич, формально глава территориального образования «Озерье», и неформально – его повелитель и почти что владелец; и его «верные сподвижники»:

Бывший юрист Вениамин Львович Попрыгайло, аккуратно побритый, в нарядном свитере, из-под которого на боку топорщилась кобура пистолета; с демонстративно непринуждённым видом курил тонкую женскую сигаретку, явно демонстрируя, что «вы тут кувыркайтесь – а я сам по себе; сюда так, зашёл послушать ваши глупости». Сигаретка явно была не потребностью курить, а знаком статуса – с куревом в деревне было плохо. Мало кто догадался летом посадить самосад, и теперь самокрутки были ещё той валютой – а тут целая сигаретка, да ещё с золотым ободочком!..

Бывший же журналист (и «политтехнолог», как он любил себя называть) Сергей Петрович Мундель-Усадчий, плохо, кусками бритый; неухоженный и нервный, принюхивался и нервно поёрзывал на табурете – он тоже хотел курить, но попросить сигарету стеснялся, опасаясь нарваться на отказ, что больно ударило бы его по самолюбию. Потому он демонстрировал, что «давно бросил – и не тянет!». Одет он был существенно хуже: в байковой застиранной рубахе; из стёганой ватной безрукавки местами в разошедшихся швах торчало её содержимое – он был не такой запасливый, как экс-юрист, к тому же неженатый; и не такой влиятельный, как Борис Андреевич: ему приходилось довольствоваться всяким лежалым хламом из запасников бабки – бывшей хозяйки. На коленях его лежал его неизменный рыжий потрёпанный портфель, с которым он почти не расставался, и который не расстёгивал на людях; о содержимом которого в деревне ходили зловещие слухи… Только Борис Андреевич знал, что в рыжем портфеле «политтехнолога» кроме пары блокнотов с трудно читаемыми записями и потрёпанной «Лолиты» Набокова лежит двуствольный обрез, привезённый Мунделем ещё с Мувска. Обрез хорошего, красивого в прошлом, итальянского ружья. Зачем он таскает его повсюду, не мог сказать, пожалуй, и он сам. В силу профессии разбиравшийся в людях Артист считал, что это у него от жуткой неуверенности в себе – ему хотелось постоянно иметь под рукой что-то тяжёлое, железное, «смертельное»; могущее стать «главным доводом» – вот только Артист сильно сомневался, что такой трус и брехло как Мундель, вообще способен в кого-то выстрелить. Даже в себя.

Председательствовал Артист, Борис Андреевич. Весь «синклит», как назвал Совет староста, освещался хорошим газовым фонарём, включённым на «вполнакала», стоящим на столе, на клеёнке в весёленький оранжево-зелёный рисунок с зайчиками и морковками, и бросающим ровный мертвенно-бледный свет на лица.

Поодаль, не за столом, а на стуле возле двери, весь в зимнем армейском камуфляже сидел с видом «чего изволите» Мишка Лещинский, правая рука Витьки Хронова в дружине, и сейчас вынужденно его заместитель. Ему Борис Андреич конфиденциально сообщил, что отправил Харона для выполнения некоего спец-поручения; назначив его, Мишку, пока ВРИО, то есть «временно исполняющим обязанности» командира дружины.

Напряжённо вытянувшись, он с собачьей преданностью ловил каждое доносившееся из-за стола слово, попутно соображая, что если Харон с того «спец-поручения» не вернётся… а он вполне может ведь и не вернуться! – Мишка был совсем не дурак и знал за Хароном кучу косяков! – то «ВРИО» вполне может обернуться и постоянным назначением со всеми причитающимися должности плюшками. Главное – себя зарекомендовать! И потому он внимал каждому слову, всем видом показывая, что прикажите – хоть сейчас готов… да что угодно, хоть завалить кого!

Собственно, про «надо кое-кого завалить, чтобы выжить» речь за столом и шла. А чтобы Лещинский кое-чего ненужного для его ушей не услышал, его и посадили поодаль.

Разговор предстоял серьёзный, программный.

Староста с места, не вставая, кратко обрисовал ситуацию: запасов пищи, в смысле – общих запасов, из общественного амбара и общественного же погреба, откуда отпускался паёк по деревне, больше нет. От слова «совсем».

Почему, отчего?.. Староста покосился на напряжённо слушающего Лещинского, и не стал эту тему дальше развивать. Нет и всё. Пусто. Короче – «быть или не быть? – that is the question».

Что делать? Каковы ваши мнения, господа?

– «Что делать?..» Вечный вопрос интеллигенции… – рассматривая струйку дыма от сигареты, поведал экс-юрист, – Второй, столь же животрепещущий, «кто виноват», рассматривать не будем?

– Нет. Не будем. – староста вперился в лицо юриста, но Попрыгайло демонстрировал безмятежность:

– А, ну да, ну да… Было – потом куда-то сплыло; теперь – «что делать!..» Как обычно.

Торопливо, мешая слова и проглатывая окончания, вмешался Мундель:

– Несомненно, это проделали мерзкие подлые клерикальные крысы, фашистское стадо, ботоксные бляди, подмахивающие недофюреру, убийце и растлителю малолетних Хорю, сблокировавшемуся с подлым вероотступником, продажным жуликом и вором псевдо-священником, скакавшим на костях жителей Озерья, погибших по вине…

Староста, несколько секунд с интересом слушавший своего «пропагандиста и политтехнолога», хлопнул ладонью по столу, обрывая:

– Стоп! Не на митинге. Понятно, что «подлое фашистское стадо с пригорка» и всё такое – но это ты потом, населению расскажешь. Нам надо решать что делать…

– …кровавые выродки, укравшие еду у детей, не заслуживают снисхождения! – ещё успел пробулькать, торопясь, тот.

– Молодец! – похвалил староста, – Запиши в книжечку, – потом толкнёшь перед народом. Особенно вот это – про «выродки, укравшие еду у детей!» хорошо. Это проймёт, да. Про детей – это ты хорошо придумал, сказал, то есть. Но сейчас помолчи.

Мундель заткнулся.

Староста перенёс внимание на бывшего юриста:

– Вениамин Львович, Веня!.. А я ведь знаю, что ты сейчас думаешь… Ты думаешь «а идите нахер все с вашими проблемами, меня они ни в …» Правильно?

Попрыгайло обжёгся докуренным до фильтра окурком сигаретки, ткнул его прямо в зашипевшую клеёнку:

– А хоть бы и так? Вы тут накосячили, а мы – разгребать?? – и непроизвольно, – но это не укрылось от БорисАндреича, – локтём проверил под свитером кобуру.

Так. Бунт на корабле… Это ничего. Это он по глупости. Сволочь. Сейчас подавим…

– Веня… – голос старосты стал тих и низок, так, что сидевший поодаль Лещинский вытянул шею, прислушиваясь, – Веня. «Грехи других судить вы так усердно рвётесь; Начните со своих, И до чужих не доберётесь!..» Как бы тебе сформулировать… В общем-то так: да, кто бы и чего не натворил – расхлёбывать будем вместе…

Экс-юрист было открыл рот, чтобы ответить, но староста не дал ему на это времени:

– … ты помолчи, лучше, Веня; а то скажешь что-нибудь ни то, потом жалеть станешь, да и перед людьми будет неудобно… «Ни слова, о друг мой, ни вздоха… Мы будем с тобой молчаливы… Ведь молча над камнем могильным. Склоняются грустные ивы…»

Попрыгайло из сентенции Артиста уловил только «про камень могильный» и что ему предлагают заткнуться; и вновь потрогал локтём кобуру, пожалев, что Кедр свой оставил дома. Впрочем, это так… тут все свои. Более или менее. Но если наезжать будет…

Староста же продолжал:

– Ты, Веня, напомню я тебе, ведь продукцию в общий амбар не сдавал – так, для видимости… освободил я тебя…

Он покосился на Лещинского. А, пусть слышит – всё равно об этом вся деревня на кухнях шепчется; пусть юриста ненавидят – полезно! Пусть знает, кто его от гнева народного…

– … и ты теперь решил, что тебя общие дела не касаются?? Погоди, рот не раскрывай! Да. Общие дела. Общие успехи и общие, кхм, провалы. Ты смотри мне, Веня… Тебя ведь можно из «привилегированного сословия» и того… в плебс перевести! Без труда, кстати. А то и куда подальше!

Всё щупавший локтём кобуру Попрыгайло тут заметил, что руки староста держит под столом; и ему стало нехорошо. Насчёт старосты БорисАндреича он не заблуждался – из него такой же «честный в прошлом труженик», как из Чикатилы домохозяйка; видел он уже его повадку… и сейчас… Что ему в голову взбредёт!.. Он вспомнил, как убивали вместе Рому; про частые странные смерти в деревне-то… Экс-юрист, собиравшийся было отстаивать свою «эксклюзивность» увял. Вынул руки из-под стола, положил на клеёнку. Взглянул на старосту уже с другим выражением.

Ага. БорисАндреич удовлетворённо про себя улыбнулся, правильно восприняв его жест как если бы собака перевернулась на спину перед сильным соперником, подставляя незащищённое брюхо – жест подчинения. Готов. Вот так-то, сука! Уроком будет. Он неслышно перевёл флажок предохранителя на лежавшем на колене АПС в безопасное положение. А что? Если бы эта чернильница вздумал бы качать права, пришлось бы… хотя ножом, безусловно, привычнее. Но и ствол надо как-нибудь обновить!

– Вот. Так лучше. Да, не будем мы разбирать сейчас, куда делся весь урожай. Хотя определённые соображения у меня есть…

При этих словах Лещинский кашлянул. Староста взглянул на него; и тот заторопился:

– Борис Андреевич, да все знают!.. Приезжали две фуры с Оршанска, с ними был Аркаша Туз. Витька, Харон то есть, распорядился охрану снять и ключи ему дал. Они всю ночь грузились…

– А Хронов?

– Харон, Витька то есть, кайфовал… эта… таблеточки Аркашины. Эти, амфетамины. Аркаша привёз. Ну и – форму ему… нам. И маузер там, бинокль…

– Ясно. – Староста опять обернулся к соратникам:

– Итак?..

– Подосланы мерзейшим фюрером с пригорка, ненавидящим «жизнь по-новому», без молебнов-завываний во славу кровавого бога, фашистским пресмыкающимся стадом холуёв и проституток, жирующим сейчас за счёт голодных детей Озерья!.. – возгласил экс-политтехнолог.

– Как вариант, да, как вариант… – кивнул ему Борис Андреевич, – Не лучший, конечно; но для объяснения… Как там твой, Мундель, идейный вдохновитель говорил? «Чтобы в ложь поверили, она должна быть чудовищной»? И – «Ложь, повторенная тысячу раз, становится правдой»?..

– Это не ложь! – запротестовал тот, – Я убеждён, что сейчас, пока голодные дети Озерья плачут и не могут заснуть в своих кроватках, не имея получить хотя бы варёную картофелину, ботоксный мерзавец Хорь в компании с омерзительным попом-расстригой и пресмыкающимися перед ними подлыми тварями из Мувского вертепа разврата объедаются сейчас в своём логове порока на пригорке деликатесами и упиваются дешёвой водкой! И не важно, выгрузили ли нашу сельхозпродукцию непосредственно у них, или они получили свою долю подло украденного дешёвой водкой и всяческими деликатесами, – они виновны в том, что честные труженики Озерья сейчас лишились своего потом и трудом заработанного пайка, и их дети обречены на голодные рыдания, в то время как…

На протяжении всей тирады Артист с интересом рассматривал своего сожителя.

Общались обычно между делом, бегом-бегом: Мундель позавтракал у себя в углу, да убежал «в народ» – чувствуется, нашёл свою стезю, убогий придурок, квасить мозги одуревающим от информационного голода бывшим горожанам… А тут – как на ладони: неопрятные длинные сальные волосы (сам Артист так же давно волосы не постригал, и теперь они у него даже ложились локонами на плечи, но за чистотой волос следил. Да и брился часто и чисто, чего никак нельзя было сказать про Мунделя). Седоватая, с непробритыми клочьями, щетина на щеках. Бегающий взгляд. Манера постоянно нервно почёсываться. Или кусает его кто-то? Хотя нет, блох у нас нет; а появятся – утоплю засранца! А ведь появятся! – когда он последний раз мылся?.. Баню топим регулярно; вон, даже Хокинс в человеческий вид приведён, а этот?.. И воняет от него какой-то затхлой кислятиной! – как его в деревне-то терпят! Впрочем – говорлив, с сумасшедшинкой; эдакий переход от журналиста к юродивому – таких уважают по глупости-то, считают, что те «всё за народ», на себя времени нет… А он просто неопрятная скотина, и только! Интересно, за что его из политтехнологов выгнали?.. Должность хлебная, при любой власти востребованная… Не иначе за глупость. Да, для «того времени» – вопиюще глуп, да. Но сейчас и здесь – в самый раз. Как там говорят? «Интеллект общности стоит оценивать по интеллекту самых глупых её членов». А сейчас, без тележвачки сериалов и обмусоленных ведущими «новостей» стадо как раз к такой подаче и готово! Надо будет только его отселить в другую комнату… И Зойке сказать, чтоб его тряпьё прожарила над огнём, а то неровен час притащит нам вшей, скотина неопрятная…

– …продажные фашистские подстилки, скакавшие на костях честных тружеников, убитых кровавым фашистом Владимиром, сбежавшим в ужасе от справедливого возмездия…

У, как его несёт!.. Не иначе голодный.

– Это ты про каких тружеников? Зловеще умерщвлённых?

– Про честных и несчастных тружеников из южных азиатских республик, подло расстрелянных фашистским негодяем и мерзавцем, сыном американского миллиардера Владимиром!

– Это про гастеров, что ли? – изумился Артист – Так они же… и что – прокатывает такая подача?? Как люди такой поворот темы принимают?

– Народ знает, что только холуйство и пресмыкательство псевдо-религиозной биомассы сделало возможным!..

– Замолк! Запиши на бумажечку; потом изложишь. Народу. Хотя про гастеров – не надо; вряд ли в деревне посочувствуют «честным труженикам из азиатских республик»; не так давно это было и у всех на глазах. Хотя… Если глотают – то корми, что ж… Вениамин Львович – твоё мнение?

Экс-юрист, слушавший экс-журналиста с выражением определённого презрения на лице, в свою очередь высказался, и его идея показалась Борису Андреевичу не в пример удачней бреда Мунделя:

– что две фуры, мол, пришли из Оршанска для сбора продналога с села. Что вопрос был поставлен строго: или быстро выплачивается в натуральной форме весь продналог, включая долю общины с пригорка, либо население села репрессируется: переводится из разряда свободного поселения в разряд «спец-поселения с конвойной формой содержания»; обносится колючей проволокой, дружина самообороны разоружается и вместо неё вводится конвойный взвод. Всё население выгоняется из домов и переселяется… эээ?… переселяется? – юрист задумался, шаря взглядом по низкому крашеному потолку.

– …переселяется в палатки, в поле! – поддержал идею политтехнолог.

– Да. Население деревни переселяется в палатки; на ежедневные работы водится под конвоем!

Таким образом мы, то есть Хронов Виктор, вынужден был исходя из интересов людей, и передать в Центр, в Оршанск, все наличные запасы продовольствия, оплатив жизнь и свободу не только жителей Озерья, но и жителей «пригорка», церковной общины, чья доля сельхозналога также пошла в зачёт!

Староста крякнул от удовольствия: ну даёт! Действительно, когда захочет, этот крючкотвор-законник начинает соображать. Это, действительно, идея! – повесить на «пригорок» долги по продовольствию – мы, мол, и за вас рассчитались! Теперь вы нам должны как земля колхозу!

– …таким образом, в силу сложившегося положения, община должна нам определённое количество продовольствия в натуральном выражении; общий объём долга мы подготовим…

– Да! – староста с удовольствием пристукнул по столу, – Долги-то мы уж им посчитаем!! Замучаются рассчитываться!

– Так ведь Хронов всё Аркаше отдал!.. – подал от двери голос ничего не понявший в политических хитросплетениях Лещинский, – а Аркаша Туз ни разу не от Администрации, он скорее…

– Пасть закрой! – порекомендовал ему Борис Андреевич, – Миша! Я начинаю думать, что мы поспешили, назначив тебя исполняющим обязанности Харона! Ты же ничего не соображаешь, а голос подаёшь! Тебя что – сюда советоваться пригласили??

Лещинский увял, кляня себя за длинный язык. Чо влез?.. Сиди-молчи, что делать – старшие потом скажут…

– Неплохо, неплохо!.. «Когда бы правда так звучала, не нужно было б обращаться к лжи»… Очень неплохо! Мундель, как смотришь? Только давай без этих, без вступлений!

– Поддерживаю. Честные труженики села в очередной раз закрыли собой подлых кровавых упырей из так называемой религиозной общины, во главе с их мерзким недо-фюрером Хорем и гнусной биомассой, продавшейся за дешёвую водку и гнусную похоть!..

– Вот. Молодец. Коротоко, сжато. Будешь потом людям излагать – про голодных страдающих детей села не забудь. Вообще – отличная идея! Но как её в дальнейшем реализовать? Ведь «пригорок» не примет наших претензий!

– Де-факто не примет, – согласился бывший юрист, – Но нам это и не надо. Был бы создан повод, прецедент, опираясь на который мы можем легитимизировать абсолютно любые свои требования – ведь мы за них рассчитались! Де-юре они теперь наши должники!

– Молодец! – восхитился Артист.

– Народ поддержит! – заверил экс-политтехнолог, – В деревне и так злы на пригорок: они там, говорят, обжираются, подлые клерикальные твари! У них там всё есть – даже школа! А у нас – беспризорщина!

– Ну, поп предлагал ведь детей в их школу отпускать, – мы сами не согласились… зачем нам это влияние на неокрепшие души! «Как змей, коварный, подлый…» Но это к делу не относится. Да – обжираются! Получается – за наш счёт! Но как нам реализовать эту… претензию? А, Вениамин?

Законник пожал плечами. Понятно, что одно дело – составить грамотно исковое требование, абер совсем другое – взыскать по иску. Тут возможны всяческие случайности, эксцессы…

– Пошлём к ним делегацию! – решил Артист, перевоплотившись в очередной раз в старосту, – Причём из деревенских – сами не пойдём. Пусть с людьми разговаривают, глаза-в-глаза.

– Выбрать баб побойчее да поголосистее, склочных!.. – согласился Вениамин Львович, – Сергей Петрович! Найдёшь таких?

– Легко! – обрадовался Мундель, – У меня есть на примете – ненавидят проклятую фашистскую клерикальную нечисть с пригорка. Вот Жбанова Верка, к примеру – она считает, что её при обмене обманули. Или Никишина – у которой корову украли.

– В это в деревне не верят, в общем-то!.. – вполголоса не согласился юрист, – Дело с коровой шито белыми нитками…

– Да без разницы! – тем не менее одобрил кандидатуру староста, – Баба крикливая и склочная. Невестку свою, Галину, пусть с собой возьмёт – оторва ещё та! Этих, квартирантов своих – для массовости.

– Общественность! – согласился политтехнолог, почувствовавший себя в своей области, – Она решает!

– Подготовишь их… эээ… эмоционально! – поручил Борис Андреевич, – А ты, Веня – объяснишь им суть дела. Ну и – объём претензий приготовь. И не мельчи там; всё по-взрослому, хе-хе. Чтоб мало не показалось.

– Сделаю. Но, Борис Андреевич… Претензии претензиями, но неплохо бы иметь силовое сопровождение иска… А вот с этим, как я понимаю, у нас могут быть проблемы… Не примет «пригорок» наши претензии – что будем делать?.. – теперь засомневался уже и экс-юрист.

– Примет – не примет, это уже вторично! – всё веселеющий Артист уже почувствовал себя на подъёме. Пришла толковая идея. Удачно всё складывается! – даже с этой пропажей продуктов! В чём-то Хронов даже помог! – Главное вчинить иск, – так ведь, крючкотвор?? Вынести судебное решение – должны, мол! А дальше – будем взыскивать, хе-хе! В рабочем порядке.

– Григория Ивановича отряд бы! – задумался Мундель, – С бронетехникой…

– Гришке я звонил; вернее – связывался с ним. По рации. – сообщил староста, – Спрашивал, когда их ждать. Обещал ведь…

– И что?

– А ничего. Его, Гришку, стало быть, сейчас всё устраивает. Глава района!.. Устроились там, в своей Никоновке… Ещё «барон» там местный образовался, – гонит на Оршанск дрова и сельхозпродукцию в обмен на бензин; несколько предприятий у него в районе; Гришка у него на содержании – как силовая составляющая. Долги выколачивать из окрестных деревень, конкурентов нагибать. Совсем испаскудился наш Гриша!.. – Артист вздохнул, – Впрочем, есть мысли, есть мысли на этот счёт… Озабочивается Гриша только здоровьем своих бойцов, коих оставил тут на излечение…

– Может через них как-то?.. – задумался экс-юрист.

– Веня. Ты это в голову не бери! Это… это я решу, сей вопрос. «Ужель та малость встанет предо мной стеною. И рухну я, не в силах превозмочь?»… Значит так. Два дня на подготовку.

– Может, как раз на Новый Год?..

– Нет, раньше. Чего тянуть? Опять же, людям, обществу нужно дать «тему», что обсуждать – за праздничными-то столами! Вот – пойдёт делегация. Требования они, община то есть, отвергнут – ты уж, Веня, постарайся с претензией, чтоб отвергли! Вот и будет о чём людям за столом посудачить – а ты, Сергей Петрович, этим обсуждениям поспособствуешь!.. И, на Новый Год, как подопьют все… Гришка канистру спирта оставлял у меня, для раненых как бы. Вот, задействуем. Народ должен быть на подъёме…

– Двинуть всем обществом?? – загорелся Мундель, – Я поспособствую!

– Вот. Обществом. Всем. Надо, это… создать пре-це-дент! И… – Артист косо глянул в сторону Лещинского и конспиративно понизил голос, – Неплохо бы, чтобы…

– …чтобы кровь пролилась! – так же вполголоса закончил за него фразу экс-юрист.

– Молодец, Вениамин, схватываешь на лету! – восхитился Артист, – Надо! Но это я уж сам… организую! Я им дам!.. спокойную зимовку в тёплой Никоновке, мерзавцам!.. – это я про Гришку и его отряд. Нет, был он автослесарем – слесарем и остался, дубина! Ну ничего, ничего. Я ему впрысну свежей крови!.. Ну что – ужин?..

* * *

Когда гости ушли; Мундель получил строгий наказ завтра же весь вымыться и постираться; и стал устраиваться на ночь в кладовке по соседству с печкой; проводивший их хозяин вернулся в комнату и застал Хокинса около стола, жрущего недоеденное прямо руками из тарелок и сковородки. Да, про пацана-то забыли… Понаблюдав за ним некоторое время, Артист окликнул:

– Эй, юнга!

– А?? – Хокинс шарахнулся от стола. В принципе он не чувствовал за собой вины; он всегда доедал за хозяином; просто получилось как-то неожиданно.

– Вот что, Джимми. Про что речь шла сейчас – знаешь?

– А… Как бы да. Ага, знаю. – пацан, как и ожидал Артист, конечно же, подслушивал. Тут вот перегородка тонкая…

– Дитя порока… Где сейчас Хронов – знаешь?

– Не. Откуда?

– Ну – догадываешься?

– Ну… догадываюсь, ага. Мы с ним осенью ещё…

– Замолкни. Вот. Найди мне его. Пусть придёт – переговорим. Скажешь – есть дело.

– Так… не пойдёт же. Он же, эта, ссыт.

– Это понятно, что ссыт. Ничего; денёк поголодает на холоде, – ссать будет меньше. В общем, найди его и передай: пусть придёт. Иначе, скажи, я его самого… найду и подснежником сделаю. Знаешь, Хокинс, кого в уголовном розыске «подснежником» называют??

– Не-а…

– Пусть придёт. Можно – ночью, даже лучше ночью. Вот тут вот в окно пусть постучит. Вот так вот – Артист простучал «Спартак – Чемпион» – Понял?

– Ага.

– Ну, иди.

– Чо, прямо сейчас??

– А когда ты собирался, шакалёнок? Пшёл. Фонарик вон возьми…

* * *

– Слышишь, бастард. – Артист был нелицеприятен, – Почему я тебя ещё не прирезал, ублюдка? Не отправил в компанию к Роме, Селезнёвой и… и к прочим.

Разговаривали через тонкую стенку летних сеней. Войти Витька категорически отказался; сказал, что иначе удерёт сейчас; давайте так… Трусливая бестолочь. Захотел бы прикончить подонка – пальнул бы через тонкую дощатую стеночку; вон его даже дыхание слышно. Трус и дурак… но зато замазан по самое немогу; тем и ценен. А вообще надо бы зарезать ублюдка; достал… Но пока пригодится, пусть живёт.

Хронов счёл за благо промолчать. Сука, морозец случился. Перчатки не взял, мудак, когда из дому уходил, теперь кувыркайся тут… Картошку, опять же, сожрал уже; чо завтра хавать?..

Обосновался он в старом брошенном недострое – школе. В подвале; поблизости с тем помещением, где летом нашли разложившееся тело бизнестренерши. Страшно, блядь. Страшно и холодно; зато костра не видно, и не дует. В привидений, вообще-то, Витька не верил – не от смелости, а от отсутствия воображения и общей приземлённости мышления. Боялся он старосту, Вовчика; а ещё больше – Адельку: вдруг да им взбредёт ночью придти в развалины?? Винтовки нету; вся надежда на маузер.

– Ты же, тварь, ни-че-го толком сделать не можешь!.. – продолжал Артист, стараясь не прислушиваться к шипящему голоску, вплывающему опять в голову: «– Убей его, убей! Вспори горло, живот; выпусти кишки; сунь руки в дымящиеся потроха!.. Давно, давно ведь уже – никого!.. Убе-е-ей…»

Вот привязался! Не ко времени. Харон пока нужен; но придёт и его время – его тоже… к Харону.

– Молчишь, сволочь? Нечего сказать, наркоман чёртов… Ладно. Вот что – есть тебе шанс хотя б частично реабилитироваться.

– Реа… чего? – подал, наконец, из-за стенки голос Хронов.

– Вот тварь… Слушай, Хронов, я всё спросить тебя хотел – ты не прибалт по национальности? Ну, не чухонец? Тупой ты; опять же долго до тебя доходит!..

Витька счёл за благо промолчать. Тем более что Артист и угадал – были у него литовские корни. Или латышские. Он в это не вникал.

– Значит, вот что сделаешь. Сейчас топаешь домой – да не спать, тварь! Я проверю. Возьмёшь что пожрать, и оружие. Винтовку, патроны. Я в деревне сказал, что ты на спец-задании… Ублюдок. Скажешь сам, вроде как по секрету, что охраняешь деревню в скрытом ночном дозоре; что ожидаешь налёт этих… «кровавых шлюх недо-фюрера Хоря», как Мундель выражается. Ничего, помёрзнешь, заслужил; тем более что реально никто сторожить тебя и не заставляет. Оборудуешь позицию. Вот где… …

Когда Хронов, негромко похрустывая снежком, ушёл; Артист отпер дверь на улицу и вышел на крыльцо, подышать от тёплой вони старушечьей избы.

Хорошо как… и звёзды. Чернота вокруг, как смерть.

Лениво погавкивали собаки в деревне; им не менее лениво отвечали их собратья с пригорка. Свежий морозный воздух пился как свежая кровь. А звёзд-то, звёзд!.. Подумать только – для них вся жизнь среднего человека на земле как миг. Неужели они так же смотрели и на Гая Юлия, и на Нерона? Видели великих людей, их злодейства, и их смерть? Звёзды, звёзды, холодные игрушки… Злодей ты, или добродетельнейший, – им всё равно; они всё видели; и всяких. Придумали, чёрт побери, «мораль»… твари дрожащие. Воздух каков, а?.. Реально как кровь пьётся; и так же пьянит…

 
Я не по звездам о судьбе гадаю,
И астрономия не скажет мне,
Какие звезды в небе к урожаю,
К чуме, пожару, голоду, войне…