Текст книги "Крысиные гонки (СИ)"

Автор книги: Павел Дартс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 100 (всего у книги 132 страниц)

Зафырчал мотор, метнулся свет фар выруливающей во двор машины, наваждение пропало.

Какая нах «та ещё жизнь!» – кажется, что и не было её никогда! Надоевшая картошка; карабин, стоящий у изголовья даже когда спал или «делал любовь» с Кристинкой; возмущённые, потом испуганно-жалобные вопли остановленных на дороге; куртка с чужого плеча с застиранным от крови бывшего хозяина белесым пятном; сейчас – избитый в мясо привязанный за ноги Илья – вот она, жизнь; другой, кажись, и не было никогда – ни курения в школьном туалете, ни первой набитой кривой татухи, ни вызовов родителей к завучу, ни приводов в детскую комнату милиции… ничего не было; всё, наверное, приснилось после розовеньких Аркашиных таблеточек, после которых так зашибись улетается, и всё кажется таким ровным и правильным. Надёжным. Правильным, да. Это хорошее слово – правильным. Мы всё делаем – правильно! Вот и Хотон одобрил – а он из Центра!

– Ну чё, Харон, едем? К директору? Кто в машину?

– Двигаем, да. В машину… на заднее – вон, Дени-Волк, Швец, Барс… и Аркашу ещё поместите как-нибудь, он щуплый. Поместишься, Туз? А вы, пацаны, за нами, пёхом – такова ваша роль, хы. Ничо не поделать. Мы небыстро поедем, успеете. И, главно, смотрите, чтоб этот не оторвался. Тигр, норм ево привязал? Поехали!

* * *

Музыка стонала и плакала, и танцовщица в лучах софитов, то есть фонарей, была уже полностью обнажённой; вернее – почти: только в узеньких стрингах. Тело её влажно и призывно блестело, – ни то от пота – а в доме было душновато от натопленной печки, – ни то намазалась чем-то.

Парни уже ни раз и ни два порывались к ней, но были остановлены протестующими жестами БорисАндреича и хриплым «– Стоять!» Гришки.

Гришка сам от зрелища и алкоголя чуть не взбесился; Артист с беспокойством поглядывал на него – у командира аж пена на губах выступила! – но держался, держался, даже удивительно!

Артист мотнул танцовщице головой – додавливай, мол!

Она поняла.

Всё она поняла, ещё когда пришла – а думала поначалу, что будет обычный уже «приватный танец» для одного Артиста; ну, может, ещё Гришке захочет похвастаться. А тут трое озверелых кобеля – Артиста она не считала. Он ей так в прихожей и сказал:

– Ну чё, Маша, у тебя сегодня субботник. Надо объяснять, что такое «субботник»? Хы. «Бесценная Любовь – то Дар мне неземной.

И королям я не отдам – навек с Тобой!»

Ну а коли ты меня не любишь – то тебя любить будут… Много и во все!..

Специально Машей назвал – знает, что она этого не переносит. Садист… Дёрнулась на выход – почувствовала, как холодный ствол прижался к шее под челюсть:

– Положу сейчас, сука! Прям здесь. Сегодня день такой – располагает! Не ты первая будешь – вон, у соседей скулят над своим. Над тобой, правда, никто скулить не станет. Оттащим в поле – и до весны. Хочешь?

Она не хотела. И «субботника» тоже. Пыталась отговориться; хотя уже чувствовала, что бесполезно:

– Боря… Тьфу! Артист. Я же твоя женщина, я же для тебя… ты же знаешь! Любой каприз. В любой позе… и под любую музыку. Зачем… эти?.. Тебя что, групповуха заводит?? Не надо… Порвут же они меня!

– Небось. Не порвут. Ребятам отвлечься надо – день нервный был. Что до групповухи… Ты представь – не пробовал! Ага, при всех прочих – не было у меня такого опыта в жизни, прикинь!

Любовь – мои грех, и гнев твой справедлив.

Ты не прощаешь моего порока.

Но, наши преступления сравнив,

Моей любви не бросишь ты упрека…

– Какая «любовь», ты, извращенец… – она пыталась вырваться, чувствуя, как ствол всё сильнее вдавливается в шею.

– «Будь так умна, как зла. Не размыкай

Зажатых уст моей душевной боли.

Не то страданья, хлынув через край,

Заговорят внезапно поневоле…» Убью ведь, сука. Ты меня знаешь.

– Знаю… пусти…

– У меня ведь деньги есть, Артист! Ты знаешь. Могу… могу откупиться?

– Кому твои деньги здесь и сейчас интересны? Насчёт «могу» – я ведь знаю, про что ты сначала подумала! Сбежать, да? Куда, дура? До ближайшего блок-поста даже не дойдёшь – замёрзнешь. Ты заметила, что заезжих коммерсов не стало? Эпидемия, Марго, эпидемия! Трое Гришкиных «солдат» уже свалились! Иди – трудись!

Деревенские половики отброшены в сторону.

Цок-цок – из одежды только стринги, да туфли на высоком каблуке (от Кристиана Лабутена, в Марселе любовничек покупал…) на длиннющих голых ногах – странно смотрятся на крашеном деревянном полу, – под музыку подошла вплотную к Гришке… Он, скотина тупая, не выдержал, облапил, вцепился, вскочив, в груди – больно. Сильно, но мягко, отстранила его – взглянула в глаза – бесноватый… дошёл уже мужичёк! Мелькнула мысль – может с Гришкой? Такой точно не отдаст свою бабу на групповуху… Нет… Тупой… не долго ему осталось, чувствуется, использует его Артист… нет…

Сильно надавила ему ладонями на плечи – здоровый какой бык-то! – он, поняв вдруг, опустился перед ней на колени – королева!.. Парни его затаили дыхание. А музыка всё всхлипывала… Повернулась боком, за вихрастый затылок привлекла его голову – понял, вцепился зубами в тонкую лямочку стрингов (от Виктори Сикрет, Штаты, сама покупала), потянул их зубами вниз по точёной ягодице, по бедру, наклоняясь – Артист хмыкнул удовлетворённо, парни аж застонали от кайфового зрелища и вожделения, – командир, боевой товарищ и ухарь Гришка, стягивающий зубами с танцовщицы трусы!.. А, здесь все свои! Андреич, есть ещё что хрястнуть??

А Мэгги уже повлекла командира в соседнюю комнату. Ещё два голодных кобеля проводили её и Гришку чуть не светящимися в темноте взглядами. Субботник, бл. дь! Субботник…

* * *

Пётр Иванович Степанов уже собрался.

Всё было ясно ещё с того часа, как сорока на хвосте принесла, что «Громосеев застрелился».

Срок неясен был – сегодня или через день-два зачищать будут. Потом – эта стрельба «на пригорке»; глухой удар, чёрный отчётливый султан взрыва на фоне заснеженных подступов к церкви. Стрекотание автоматов, щёлкание карабинов, пыхание дробовиков. Потом «зондеркоманда», как он про себя называл теперь Гришкину группу, вернулась в деревню, волоча на сцепке за автобусом подстреленный джип… Ясно стало, что карательная акция сорвалась.

И ясно стало, что будут спешно искать на ком отыграться. А он – вот он. По характеру – в каждой дырке затычка; не позволял при себе твориться несправедливости; жёстко пресекал, когда был при власти; и Антон с ним считался; камарилья эта, роящегося вокруг новоназначенного вдруг Антоном нового старосты ненавидела его за независимость и прямоту в суждениях. Журналист особенно этот столичный. Ясно было, что за ним придут. Не воронок приедет, – сейчас по-простому ведь.

Одел свой старенький потёртый «наградной» пиджак – с орденом Трудового Красного Знамени, с колодкой медалей и юбилейными ведомственными значками. Галстук повязал сперва, потом снял – душит, отвык. Валенки, пимы домашние, какие по старческому делу носил дома, снял – пригодятся зятю и дочке; надел туфли, в каких в город ездил – кому они теперь-то?..

Родным уже всё обсказал – отспорились, отплакались как по покойнику. Нет выхода – в церковь всей семьёй большой не уйдёшь, да с хозяйством ещё, – без вариантов. Уйти одному? – там примут, конечно… так тут – на семье отыграются непременно.

Спрятаться – где? Сказать, что ушёл в лес? Да не поверят, всё вверх дном перевернут.

Нет. Всё. Конец. Точка.

Потом лай этот по всей деревне. Волчок у крыльца, как чувствуя предстоящее, не тявкать стал, а завыл.

И когда послышалось в сумерках редкое теперь в деревне фырчание мотора и свет фар мазанул по окнам, уже не удивился и не испугался, конечно же. Кряхтя, встал; повесил на спинку стула старый плед, которым в ожидании закутал ноги. Сейчас…

Выйти надо. Для себя решил – лучше не в доме, семье тут ещё жить; нехорошо…

– Бать…

– Всё. Сказано уже всё! – обрезал – За мной не вздумайте выходить.

– Поговорить, может. Всё же там, говорят, кто-то из Оршанска приехал, власть…

– «Вла-асть!» Какая она – «власть»! Этой власти и надо теперь чем-то хоть отметиться, потому как обоср. лись! Вот и пришли… Да… Ружьё возьму.

– Зачем?

– Всё одно отберут, все же знают, что есть. Патроны… Вот, пять штук на столе – скажете, что всё что было; остальные сменяете на что-нибудь.

Помолчал, слушая, как тарахтит уже на холостых оборотах двигатель машины во дворе; как раздались голоса. Витьки Хронова визгливый особенно выделялся. Боятся соваться, знают про ружьё. Теперь главное, чтобы стёкла в окнах не побили.

– Всё, пошёл. Попрощались уже… Вон, за печку спрячьтесь, там не достанет. Всё.

Перед дверью ещё остановился, опираясь на ружьё как на палку:

– Хороните как есть, не переодевайте. Гроб – не надо. Завернёте – и сойдёт. На кладбище – не надо. Земля… мёрзлая. За огородом яма ещё с весны – вот… Ну… не поминайте!

– Барс, обойди с тыла! – распоряжался Витька, – Возьми ещё кого с автоматом, из Гришкиных, – может попытаться удрать!

– Куда он удерёт, он ходит еле!

– Придуряется. Нормально он ходит. Ещё тот старый бандит.

– Значит, как увидите – сразу на поражение! Слышь, пацаны? Это опасный бандит, из прежних ещё! У него оружие!

– Понято…

Скрипнула входная дверь на крыльце, сразу несколько лучей фонарей упёрлось в неё. Вышел старик при параде; встал, щурясь и прикрываясь от фонарей ладонью. Он! Все молчали пока, хотя ружьё в другой руке старика видели. Ну?!

Не слова не говоря, ни о чём не спрашивая; как поняв, что пора, старик привычно вскинул было ружьё к плечу…

Та-тах!! – грохнул дуплет картечью. Бах! Бах! Бах! – зачастили винтовочные. Тра-та-та-та! Та-та-та! Та-та-та-та!! – раскатились очереди из автоматов.

Старика на крыльце мгновенно срубило; швырнуло на закрытую за спиной дверь, отлетело в сторону ружьё. Подломились ноги, и он упал вниз лицом вперёд, на крыльцо.

Тах! Бум! Та-та-та! – простучали ещё выстрелы; брызнула щепками и так продырявленная уже дверь; тело старика сползло и кувыркнулось с крыльца на землю.

Опять волнами пошёл по деревне собачий лай; пронзительно завыл собакен у крыльца, и тут уж Витька не выдержал – шмальнул в него из карабина – промазал; два раза засадил Денис, Дени-Волк – и один раз попал; но визг оборвала только очередь из автомата кого-то из Гришкиных.

После грохота выстрелов упала тишина. «Бля, всю деревню, небось, переполошили!» – подумал каждый.

Подошедший ближе один из бойцов поднял стариково ружьё, переломил стволы:

– Пустое, гля… Без патронов.

– Забыл зарядить, значит, сволочь! Ну – все в дом! Пока там не опомнились! Вы, с автоматами – вперёд! При малейшем сопротивлении – огонь!

* * *

Гришка сидел на старом продавленном диванчике, и рожа его в отблесках фонаря и свечи лоснилась. Он не хотел больше пить, и только лениво так уже поддевал из миски вилкой квашеную капустку. Жизнь удалась, жизнь определённо удалась! Такого кайфа он никогда не ловил ещё – что значит профессионалка! Вроде и устройства-то у них у всех одинакова… должна быть; чай не поперёк!.. а вот поди ж ты! Нет, что Мэгги тёла из лучших, элитная, так сказать, он знал, слышал; но чтоб настолько!.. Макс как-то базарил, что есть у баб какие-то техники; там… как-то они это дело тренируют… смеялись тогда – датыафигел, да у всех одинаково, ни у кого нет штоб поперёк или с зубами – а вот поди ж ты…

Гришка отдыхал и набирался сил.

Сава после «сеанса» вывалился во двор, подышать.

Андреич тоже куда-то делся.

Макс танцевал под негромкую завораживающую музычку с Мэгги, на которой был только что надетый прямо на голое тело медсестринский короткий халатик. Сава танцевал и лапал ей под халатиком. Тени скользили по лицу девушки, оно было непроницаемо как маска. Впрочем нет – профессиональная полуулыбка имела место. Профи… все они б…

На окраине деревни затарахтели выстрелы.

Мэгги вздрогнула так сильно, что чуть не свалилась с каблуков, но Макс удержал, прижав девушку к себе, одной рукой за талию, второй за задницу, оголившуюся из-под неприлично короткого халатика.

Прислушались.

Затухающая быстро стрельба; потом несколько одиночных и очередь. Затихло.

Музыка всё мяукала, обещая блаженство.

– Нормальна всё! – успокоил Гришка, – Ваши местные свои вопросы решают. Жгите дальше – заводит!..

– Какие?.. вопросы решают?

– Тебе не всё равно? Танцуйте… музычку вон погромче сделай.

* * *

– Ну чё?..

Аркаша Туз, пока Гришкины и Витькины бойцы неумело шарились по дому, «обыск» произвёл стремительно и умело, успев прибарахлиться отличным суконным полупальто, кожаными перчатками, свитером, дюжиной глаженых футболок, несколькими парами носков и тёплыми брюками.

Там же, под бельишком, нашлись и сбережения – стопка старых ещё рублей и серо-голубенькая сберкнижка. Хихикая про себя над идиотами, сберкнижку Туз тут же порвал, выкинул; а рубли, хотя они уже и не ходили теперь, прибрал. Как и золотое обручальное колечко в вазочке, на самом дне под всякой фигнёй типа морских ракушек-бус на ниточке и мелких пластмассовых сувенирчиков. Больше ничего толкового в доме, видать не было – патроны прибрал сразу Хронов, он же велел забрать и всю обнаружившуюся жрачку.

Аркаша вывинтился на улицу. Тело старика лежало в какой-то невероятной скрюченной позе, сразу видно что труп, живой нипочём так и минуты не пролежит… Перевернул на спину, испачкался в крови, но, повозившись, отцепил орден… значки и колодки – нуевонах, медали эти, но орден… по орденам он был не специалист, однако помнил, что Фима как-то на пересылке базарил, что какие-то из орденов делали раньше и из серебра! Хер его знает – пригодится!

Вышел на крыльцо Витька, что-то дожёвывая и одновременно продолжая деловую, можно сказать, производственную беседу с кем-то из своих:

– … не, ну ты прикинь… тащить на кладбище? И чо там? Кто рыть-то будет?

– К школе-недострою можно. И столкнуть в подвал, где раньше Селезнёва была?

– Да туда ж не проехать щас – снег же! Да и тащиться щас в поле, пОтемну – нах надо!..

– Ну, даже не знаю… спалить если?

Тут Аркаша вновь обратил на себя внимание авторитетным:

– Чтоб спалить – хорошо покрышек набрать автомобильных! Они жарко и долго горят. Разложить – и запалить… Мы надысь аднаго жмура вообще так сожгли: покрышки колодцем поставили в полроста почти, между ними прОдыхи палками – для подсоса; жмура внутрь сверху засунули – и полведра бензина! Так, ребзя, не поверите – даже костей не осталось – в прах!

– Где мы тут столько покрышек найдём…

– О! Утопить ещё можно!

– Точняк. Отволочь на речку – там не всё замёрзло, есть полыньи – и столкнуть под лёд!

Аркаша и тут проявил эрудицию:

– Если топить – то надо привязывать что-то тяжёлое. И не к ногам, а к тулову, а то разбухнет покойник и будет стоять в воде свечкой… и оторваться может. А чтоб не разбухал – надо живот ему вспороть. Тагда газы не распирают, а свободно выходят; и покойничек не плавает, а смирно на дне лежит…

– А чо, мысль… пороть ты будешь?

– Могу, чо. Не вопрос.

Сзади стукнула дверь – появилась зарёванная тётка. Что-то сквозь всхлипы стала бубнить Харону – но тот, не слушая, послал её по матери… Аркаша же сразу смекнул, что и тут можно свой гешефтмахер замутить – просочился за ней обратно в дом…

Быстро всё выяснил. Ага, удачно.

– Там это, пацан ещё один. За машиной. Как его? Илья, кажись, называли. Ево тоже надо.

– Господи, господи, Ильюша?? Убили?? За что же???

– Молчи, дура. Значит было за что. Его тоже. А?

– Да-да, конечно. Вы только поговорите. Пусть его… нам оставят…

– Эта… поговорить-то можно. А мне какой интерес?

Понятливая тётка вынула из ушей серёжки. Мелкие такие, гвоздиком – но жёлтенькие и с камушком. Нормально…

– Ладно, поговорю сейчас…

Вышел на крыльцо к Хронову:

– Вить, а Вить. Я тут нашёл вариант. Эти вот и зароют. Вместе с пацаном. И вам возни меньше.

– В натуре?.. Это хорошо! Ну, тогда щас перетрём – и по домам? Ты, Туз, реально чоткие варианты находишь, молодец!

– А то ж!

Аркаша аж засветился от похвалы. Доброе слово и кошке же приятно! Усунулся обратно в дом, сказать тётке что насилу договорился – но и штоб ещё дала чо, для грева. Чай есть?? Вот, тащи. Не, реально сегодня удачный день для Аркаши Туза, реально! Не зря день прошёл, плодотворно так…

КОНЕЦ «РЕГИОНАЛЬСКОЙ ВОЛЬНИЦЫ»

Промзона под Оршанском. Пункт аварийной эвакуации «Нора».

Передача закончилась так же внезапно, как и началась. По торопливому «– Вовка, ты приедешь??» видно было, что назревает что-то серьёзное. Насколько серьёзное?.. Едва ли нападавшие, получив прошлый раз такой мощный отпор, потеряв больше десятка бойцов, сейчас, через буквально несколько дней, ринулись бы вновь на такой же самоубийственный штурм. Ясно, что если вдруг «опять», – то будет применено что-то новое. Что? Танк на прямую наводку? Миномёт? РПГ, ПТРК? Да что говорить, любое применение тяжёлой техники станет фатальным для защитников комфорта, вооружённых только лёгкой стрелковкой… Это было как дважды два. Ведь говорил же им, говорил: добром это не кончится, если есть серьёзный противник и он «рогом упёрся», и в ресурсах себя не ограничивает – найдут способ… Уходить надо было, уходить! Сюда, в «Нору», или в лес, или в подвал-бункер…

Владимир обернулся. Вся команда, все «Уличные Псы» стояли за спиной полукругом, выжидающе глядя на него.

Всё они, конечно, слышали. Чего они от него ждали? Какое его решение их бы устроило? Да ладно – «какое бы устроило», – какое было бы правильным? И – что значит «правильным», в чём?..

Владимир оглядел насупленные лица. Что значит «правильное решение»?

Профессор Лебедев развивал в своих учениках системное мышление; что предполагало при планировании действия в первую очередь определиться с целью действия. С глобальной целью, в первую очередь. Чего он хочет? Выжить любой ценой? Только ли выжить и любой ли ценой?

Владимир как-то вскользь вспомнил Вовчика; как тот разоткровенничался тогда, в день его приезда, за бутылкой коньяка и немудрящей «выживальщицкой» закуской; как Вовчик поведал, что:

– … я, Вовка, тогда понял, что одному, самому выжить – это ни о чём. Ну, выживу я сам. Один. И что? Это… это неинтересно, в конце концов. Скучно… не, не то что «скучно», я неправильно выразился, тут особо скучать не приходится, но… как бы сказать… бесцельно, что ли. Ну, не греет меня как-то эта мысль – чисто спасти свою тушку – а другие?.. Я, конечно, не папа римский, и не Мать Тереза, за всех думать и всех спасать; да это и невозможно; но «вытащить» вместе с собой из ямы, куда весь мир сейчас валится, хотя б кого – вот это уже Цель! Понимаешь? А без цели как бы и жить ни к чему…

А он тогда Вовчика не понял, сам был уже во хмелю; умствования друга казались надуманными; ну какие тут «цели»?.. Отца найти, сестру; ну и выжить, естественно, какое тут «спасение человечества», нахер оно нужно, let itself be saved…

– Для этого и крола завёл – чтоб было кого спасать, ха-ха?

– И для этого тоже…

Теперь Вовчик, и правда, спасает. Не себя – а всю деревенскую общину, сплотившуюся вокруг него, «выживальщика»; и вокруг отца Андрея, как вокруг центров кристаллизации…

А он?.. Ну да – тоже ведь! Вон, пацаны, девчонка. Семьи их… переберутся сюда. Со временем…

Чччёрт… А он сам действительно намерен их всех «спасать», или просто подтянул к себе банду отмороженных малолеток, «Уличных Псов», личную гвардию, как тот «чёрноквадратник» в Мувске?..

Он спохватился – это прямо затмение какое-то, стоять тут и рассуждать «о смысле бытия», когда там Наташа, Виталий Леонидович!.. Хотя… Вот так вот, по первому свистку, нестись… а куда, зачем, скажите на милость?? Чтобы в коттедже было на одного бойца больше? А оно надо? Хватает там оружия и стрелков, и при «таком же» наезде отобьются они без труда! Вот только есть ощущение, что этот раз будет не так, совсем не так! Но в таком случае, зачем он там?? Ведь он явно не успеет «к началу!» Приедет к празднованию победы, или к обгорелым головёшкам! Что решит его один ствол, пистолет-то?.. Значит, не ехать??

Насупленные, всё понимающие лица пацанов; только Алёна смотрит, кажется, с сочувствием. Опять же – если туда рвануть, – как здесь? Обещал же, что вместе будем… с «псами» со всеми рвануть? – вообще глупость; в городе они крутятся вполне себе, а «в поле» из них пехота вообще никакая; тем более Виталий Леонидович ведь так ясно и озвучил, что не собирается никого принимать (кроме него) и кому-то помогать… стало быть, не может на их помощь и рассчитывать!

А тут – тут «Нора», место отдалённое и достаточно надёжное, тут обосноваться с пацанами, переждать этот бардак в Оршанске, все эти взаимные наезды!.. Нет, нечего, нечего там, на коттедже делать! В конце концов он ведь предупреждал Виталия Леонидовича, что его «нагло отсвечивающий преуспеянием» коттедж нужно покидать, да, привыкать умываться водой из ручья, если понадобится; и обходиться без микроволновки и джакузи… Он не послушал – они сами виноваты! И чем он им поможет??

Как бы подслушав его мысли, суровели лица пацанов, а у Шалого, Сашки Меньшикова, ехидная улыбочка поползла на лицо… А он стоит тут, как баран, и по нему видно, что толком решить не может – а это самое страшное, говорят, когда стАрший в сомнениях; так нельзя, старший всегда должен демонстрировать уверенность и оптимизм!.. Вот как вчера, когда он убедил их ехать в «Нору», а не участвовать в очередной «площади» перед Домом Правительства Регионов, хотя там обещало быть весело… Сейчас скажу им, решил он, что мы – команда, что делать мне на коттедже нечего, что пусть сами разбираются! Ну и что, что там… Наташа. Чем он… поможет-то??

Открыл рот, и, после паузы, вдруг, неожиданно для себя хрипло:

– Это… я – туда! Так надо. Дядю Сашу вон слушайтесь! Я – быстро!

Лица пацанов «сломались»; теперь это были не маски выжидания, теперь это были живые, понимающие лица мальчишек:

– Во, бля! Быстро он! А мы чо – тута гудрон охранять будем??

– Мы тоже!

– Ты чо, Американец, нельзя так!..

Несколько минут, включив всё красноречие, убеждал их – и убедил: что «в натуре, делать там толпой нечего; и мне-то делать там нЕчего, но поймите, братва – у меня там… обязательства! И здесь у меня обязательства, я помню; и не бросаю я вас нефига, вы чё, я только туда и обратно, выясню обстановку и вернусь; и на буханке беспонтово и медленно, и обязательно влетим; а я на своём Судзуки; туда и обратно, ну парни, ну поймите вы меня!! Ну нЕчего там толпой делать – а я, один, не могу не поехать!..»

Кривятся, но вроде как вняли. Женька только вылез:

– Толпой не поедем – так давай я с тобой, на мотике-то??

Вот не ожидал; он же сам слышал, что Виталий Леонидович насчёт их – что они, типа «не собес», и помогать, пускать к себе никого не станут; вот что он?? Погусарствовать?..

– Нет, Жень. Один я быстрее. И… – он решил рискнуть, – Автомат… дайте??

Женька тут же насупился:

– Ага, щас!! Один единственный автомат на всю команду – и ему отдайте! С каких бы это херов??

– Не, автомат не дадим! – поддержали и остальные, – Автомат один! Наш. Вон – Ведьмы! – так, он знал, они называли Алёну-Лёшку в своих гопнических «операциях»-налётах.

– Пацаны…

– Нефига!

Да ладно. Метнулся за мотоциклом; пока вывел, проверил… пацаны молча помогали; дядь Саша и Оберст стояли поодаль, не вмешивались.

Уже одевал шлем, когда протолкнулась Алёна.

– На! – и протянула автомат. Обычный милицейский потёртый укорот с обтрепавшимся ремнём и пару магазинов, чёрно-сизых, с тускло блестящими головками пуль в просветах.

– Лёшка, ты офигела??

– Какого чёрта??

– Ты чё делаешь??

– Ведьма, сдурела? Зачем??

Но никто из пацанов даже не дёрнулся отобрать оружие, не разрешить… явно у единственной девчонки в Команде был совсем особый статус!

Благодарно кивнул ей, пряча автомат и магазины в сумку; сумку – за спину.

– Парни, я быстро! Поймите меня!..

Уже когда треск мотоцикла стал стихать, Алёна выдала в ответ на непонимающе-враждебные реплики «друзей по стае»:

– Подруга у него там, вы ж знаете! Не мог он не поехать. Если правильный пацан.

– А автомат зачем отдала??

– Мой потому что. И – ему надёжней будет.

– А нам как?? – злобно, Шалый.

– Ничего, Саша. Он же быстро. Сказал же – быстро, туда и обратно…

* * *

Ещё на выезде воткнул в уши наушники от маленького карманного радио, что было настроено на местные, «региональские» радиостанции.

В эфире царил бардак. Перебивая друг друга частили ведущие:

– Кровавая баня у Дома Регионов!!

– Горы трупов!

– Площадь Свободы Регионов залита кровью!!

– Очередное жуткое преступление мувского преступного режима или??..

– …глаза, значит, поднимаю… жужжит! Ну, все там стали махать!.. – пресса! Тут эта… Федошенко как раз выступала. А потом, как она ушла… как жахнет!! Я-то наклонился, кажись, а Серёга…

– Что?? Что «жахнуло»? Что?..

– … эта!.. что жужжала!

– А что «жужжало»??

– Эта… пресса жужжала!.. и как жахнет! Я поднимаюсь – а на мне Серёга, и полголовы того! И я весь в мозгах евонных!

– Вы слушали прямое он-лайн интервью с чудом уцелевшим очевидцем произошедшего! Мы находимся в самом центре Пло… оставайтесь с нами!..

По произошедшему ничего не было понятно, но одно было бесспорно – кровавый бардак, который он, Владимир, основываясь и на интуиции, и на анализе происходящего, предвидел, начался. Видимо и разборки с коттеджем решили приурочить к этому событию.

Он прибавил газу.

* * *

На площади же этим утром произошло вот что.

Едва рассвело, перед Домом Регионов стал собираться народ. Это были самые разные люди: рабочие с окончательно остановившихся предприятий; инженеры, менеджеры и прочие «синие воротнички», до последнего времени хоть как-то перебивавшиеся на военных заказах Администрации Регионов, не то на полном серьёзе считавшей, что она «ведёт войну с Мувском», не то делавшей вид, что воюет; во всяком случае тощий ручеёк талеров подпитывал скудные семейные бюджеты… пока перед Новым Годом всё не встало наглухо. Были недавние студенты, счастливо, так или иначе, миновавшие все восемь мобилизаций, и избежавшие до сих пор «эвакуации в сельхозпоселение»; домохозяйки с запавшими от забот глазами; библиотекари… бухгалтера… продавцы закрывшихся магазинов… парикмахеры и косметички… водители вставшего окончательно городского транспорта, опять же счастливо избежавшие «почётной обязанности» посидеть за рычагами боевой машины на фронте… словом, тут были самые разношёрстные люди, «которых достало»! Тем более, что их уже больше года убеждало телевидение и радио, что они, именно они – «народ!» – совершили «Революцию Регионов», свергнув «ненавистный мувский режим»; и что именно им принадлежит власть и будущее Свободных Регионов!» Многие всерьёз верили в это, и вот… они на Площади, чтобы, как они думали, совершить очередную Революцию, свергнуть «проворовавшегося вора и преступника Прохошенко» и избрать (в очередной раз!) самое справедливое и правильное Правительство!

Но больше всего было солдат! Недаром по городу не первую неделю ходили слухи, что несмотря на жесточайшие карательные меры, целые подразделения, причём с оружием, снимаются с мувского фронта и идут к Столице Регионов. Ибо их происходящее достало ещё больше, нежели горожан. То отдельными вкраплениями, то целыми массами площадь к началу митинга покрылась, как плесенью, бледно-серо-зелёно-голубыми пятнами армейского зимнего камуфляжа. Многоцветье эмблем и шевронов: молнии и рунические символы, оскаленные морды зверей и башни замков с рыцарскими доспехами, – здесь были представители всех частей с мувского фронта…

Замерзающие и голодающие вояки, к напастям на которых недавно присоединилась и некая болезнь, выкашивающая целые подразделения, были здесь; они покинули свои земляные норы, блиндажи под Равнопольем и Омелем; они больше не верили в скорый победный парад на главной площади Мувска; им больше не помогал Запад; они хотели домой… но дома тоже ждал холод, голод, безнадёга.

Теперь это всё выплёскивалось в озлобление, в ненависть непонятно к кому – столько времени учили привычно уже ненавидеть «мувскую сволочь», но тут-то… предметно было видно, что не Мувск отключал тепло в домах оршанцев; не Мувск сгонял в примитивные сельхоз-коммуны на ручной рабский труд… неясно, совсем непонятно было что же делать; и хотелось привычно уже «всё-всё сломать», а затем… ну, чёрт побери, верили Прохошенко, – но должны же остаться честные люди, способные вывести страну из мрака??

Площадь шумела.

Когда выступал уже третий оратор – и это была Федошенко, «дама с бубликом на голове», как её называли; чудесным образом вылечившаяся от инвалидности, полученной «в застенках», впрочем, во вполне комфортабельных застенках; многие стали оборачиваться на негромкое жужжание. Оно раздавалось откуда-то сверху, и вскоре его источник выяснился: это были квадрокоптеры, небольшие такие рамы с маленькими «вертолётными» винтами по углам, управляемые по радио и обычно призванные таскать на себе видеокамеры на массовых же мероприятиях, снимать происходящее панорамно, сверху.

Теперь небольшой стайкой четыре штуки этих аппаратов втянулись на переполненную площадь. Держась на высоте примерно пятого-шестого этажа они, негромко стрекоча винтами, стали расползаться над толпой, на время отвлекая на себя внимание.

– … не позволим!.. …произвол олигархической клики!.. …сращивание с самыми мерзкими… …не для кого не секрет, что коммерческие интересы этого так называемого «президента» находятся в Мувске! Не позволим!.. – доносились усиленные микрофоном выкрики Федошенко; но её какое-то время никто не слушал, особенно с той стороны площади, откуда и вплыли эти четыре аппарата. Люди, задрав головы, рассматривали их, перекидываясь репликами:

– Гля… чо они?

– Снимають… для СБР??

– Ща шмальну в ево!

– Не, ты чо. В людей упадёт. Да и не СБР это, – видишь, на брюшках надпись: «Пресса».

– Угу, и вон на том логотип «Первого Регионального канала». Это для новостей…

– Ага. Вон объектив видно.

– Миха, покажи ему фигу – вечером покажут, га-га-га!

– Хы. Вечером нас по телеку покажут! Делаем историю, братва!!

– …в который уже раз?.. Заипала уже эта «история»…

– Да хочь бы и для СБР снимали! – мне пох! – разорялся один из вояк, – Мы здесь всем взводом; вернее, всем, что от него осталось! Мы – никого не боимся! Никакого СБР! Ща послушаем – и на Дом Регионов! И пусть попробует нас кто остановить!

– Даёшь!..

Все ждали только окончания говорильни. Сейчас ещё пара ораторов подзаведут толпу, «объяснив», что «народ, как всегда, в своём праве!» – и можно будет штурмом!.. Да каким там штурмом – эти крысы уже и разбежались поди, как бывший президент! Неважно! Свергнуть продажного олигарха, «у которого, как все знают, коммерческие интересы в Мувске», и поставить… да неважно кого; да хотя бы эту вот – Федошенко; баба наглая и вороватая, тоже все знают, но может быть она что сможет… ведь нельзя же столько времени!.. доколе??!