Текст книги "Крысиные гонки (СИ)"

Автор книги: Павел Дартс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 129 (всего у книги 132 страниц)

ОТЧАЯННЫЕ ПРОЕКТЫ СПАСЕНИЯ

Общинники с Совета разошлись, кто куда: сменить стоящих, мёрзнущих на постах; готовить кушать; общаться с детьми, с домашними, пересказать им новости; – ну и молиться…

Вовчик прошёлся по территории, заглянул в церковь; постоял у стены, где древний бес по-прежнему был завешен тканым полотном. Из церкви приятно тянуло чем-то древним, забытым; доносилось негромкое пение.

Хорошо им! – жалко, что я бога не верю. Вспомнил давешние споры с Отцом Андреем:

– «Святой отец, жизнь – это функционирование программы на каком-то носителе, вот как виндоус на компе. Прога на железе. Нет компа – куда прога девается? В рай или в ад «для программ», а?.. Так и мы… Что за «душа», что за программа без носителя?? А вы батюшка, программу от железа отрываете… «Жизнь суть таинство, дарованная богом» – так мы ничего не добьёмся, если исходить из «непостижимости»…

– «А так ты что добьешься, со своей механистичностью?? «Носитель» у души есть – но это не бренное слабое тело, нет, – это Бог, это Мир, это Свет! Это всё, что мы видим вокруг. Ты всё с компьютерным железом сравниваешь, не можешь отойти от этой своей механистичности… Если тебе такая аналогия ближе, так представь себе, что Мир Божий – это не компьютер отдельный, как ты себе представляешь; Мир – это как интернет; и душа, если уж ты её с программой сравниваешь – существует в интернете, во множестве вариантов… Сломался один компьютер – душа не погибла, нет; она будет инсталлирована на другом, на других компьютерах! Ибо сеть – бесконечна!..»

Усмехнулся – интересные у нас дебаты, как бы ортодоксальная церковь к такой трактовке души не относилась; жаль только, что всё идёт к тому, что скоро моей «программе» придётся искать себе «инсталляцию» где-нибудь «на другом компьютере»… Как там Высоцкий?

 
«– Хорошую религию
Придумали индусы,
Что ты, когда помрёшь,
Не умираешь насовсем!»
 

Ага, хотелось бы верить. Но что-то верится с трудом. Наверное, батюшка прав: слишком я «механистичен» по натуре, ну совсем не гуманитарий, мне бы всё «политехнически» обьяснять… Да, жаль, что я не верующий; верующим – проще…»

Пришедший на Совет Волошин, из «недавних», пока ещё находившийся с женой не на полноправном положении общинника, а как бы на испытательном сроке, «на послушании», как ранее сформулировал Отец Андрей: плача, каялся; и рассказал, как полтора месяца назад пришли они сначала в деревню. Как Хронов сначала хотел их прогнать, а староста Борис Андреевич заступился; привёл к себе, накормил – а потом объявил, что в деревне им места нет… И что могут они идти – и пусть идут! – в церковь, «на пригорок» – во-он, видите, колокольня виднеется? Там их примут. Скорее всего. Только младшая ваша, Вероника, останется здесь, у меня… Нет-нет, не бойтесь, ничего с ней не станется; будет жить как родная! Только вот что… будете там, «на пригорке», в общине, моими глазами и ушами; а главное – будете думать, как извести этих, общинников проклятых! И – если я что прикажу – исполнять немедля; а если откажетесь – то… дочку свою любите, надеюсь? Так вот. Если что – не увидите её больше. Совсем. Это, говорит, я вам обещаю…

Рассказал, как связь поддерживать – через «базарчик», передавать записки незаметно с обмененными вещами; даже вещей на обмен с собой дал…

Только кто же знал – «базарчик» вскоре под контроль был Вовчиком поставлен; ходить – не всем, и только группой; и в определённое время… сорвалась связь.

И… и совесть мучила. Что приняли их тут хорошо, как родных; ели из одного котла – а они, получается, коварные замыслы вынашивали! Но вы ж поймите, поймите нас! – дочка у нас там, Вероника! Что ж делать-то было?? Нет-нет, никаких сведений не передавали; да и связи никакой не было… А было только ужасно мучительное ожидание непоправимого. Жена плачет день и ночь, вот, баба Настя свидетель. Нет сил терпеть больше – вот и пришёл. Покаяться. Что дальше делать – не знает.

Вовчик только переглянулся тогда с Отцом Андреем и Вадимом: ясно стало, что за записка попала к ним в руки кому была адресована. Другой вопрос – кто передать пытался, и обронил? Может быть тот «диверсант», Артурчик; недаром он к задам огородов пробирался; и Зулька его спугнула как раз на огороде дома, где Волошины живут… Может и так, может и так… Тогда Леонида вроде как и ни при чём?? Так её никто и не винил «в связях с неприятелем»; основная претензия – серёжки золотые и «пораженческие настроения», паникёрство, недопустимое в военное время… Не, правильно, правильно её под арест. Неприятная тётка; вредная, тёмная. Потом с ней разбираться будем, как с ситуацией определимся. Если будет кому определяться. И – вроде как не сегодня! – с колокольни передали, что приехавшие бойцы, в сопровождении хроновских ребят группами по два-три человека отправились по домам… Вроде как на постой. Ненадолго это, конечно. Судя по всему, всего-то до завтра отложили «представление».

С Катькой, перед тем как разойтись, переговорили…

Пока все одевались, прощались, они остались как бы случайно наедине.

– Ну, ты, Кать, вообще… классно её, ну, Леониду уделала! – как всегда, при разговоре с Катериной, Вовчик становился косноязычным, и начинал говорить ну совсем не в тех «терминах», выражениях, как стоило бы говорить с девушкой: «вообще», «классно», «уделала»…

Разозлился на себя за это; пересилив себя, взял её за руку – она, против ожидания, руку не отняла.

– Мы все погибнем завтра, Вовчик!..

– Очень может быть… – и, с какого-то бодуна, сдуру, «предложил»: – Давай с тобой… переспим по этому поводу!..

Почувствовал, что краснеет; но сказанного уже не воротишь, и потому, как бросаясь в воду, продолжил:

– Всё равно терять нечего!

Катя, помедлив, высвободила руку:

– Всегда есть что терять…

– Ну да, ну да. Не тот случай, не та дата?..

Ушла.

Хотелось крикнуть ей в след:

«– Я же люблю тебя, Катя; мне кроме тебя никто не нужен; ты – самая лучшая; ну прости, что болтает мой язык; это всё от беспомощности!..»

Ушла. Промолчал, да; лучше бы вообще рта не раскрывал, дурак!

Да. Ну я и брякнул… А что? Вспомнил: «– Лучше поздно, чем никогда!» – сказал еврей, кладя голову на рельсы и глядя вслед уже прошедшему поезду». Вот и я так…

Ладно, не то время и место для признаний в любви; и не те слова; а «тех самых слов» ещё не приготовил…

 
Может быть эти?
– Меня сотворили
Для жизни земной
И поселили здесь
Рядом с тобой,
Чтоб также, как нас,
Мы могли сотворить
Детей, для которых
Продолжится жизнь.
 

Может быть. Только будет ли ещё возможность что-то сказать, наедине?..

Ничего не придумывалось. Это «Господь спасёт!» как-то не грело…

А люди как смотрят – с надеждой!..

Так – вид «бодро-весело», нечего на людях нос вешать!… И надо будет пойти сейчас «домой», допить коньяк, чтоб не пропадать добру; да переодеться в чистое – как товарищ Сухов в «Белом солнце пустыни»; вот-вот, точно, как товарищ Сухов…

Подошёл Отец Андрей.

– Нет-нет, Андрей Викторович, всё нормально… Правильно вы тогда: «Господь поможет!» Будем надеяться, будем надеяться…

– Сложно всё в мире этом, Володя. Верю я – отобьёмся. Люди жёстко настроены. По-боевому. Вот и Геннадий Максимович говорит…

– Угу, угу… «Отобьёмся». Меня – знаете, ваше преосвященство Папа Андрей; меня-то точно повесят – если живым возьмут. Но – не возьмут, конечно… (поглаживая в боковом кармане гладкий бок одной из двух гранат, оставленных в свой приезд Вовкой). – Но… как подумаю, что Хронов, сволочь эта, будет надо мной стоять… блевать тянет. Пойти домой, выкинуть куда в нужник мультитул фирменный, фонарики, читалку, батарейки, ещё всякую оставшуюся шнягу? Захотят попользоваться – чтоб не на готовом, а пусть из говна подостают?

– Эк тебя ломает, Володя… Не один ты что-то теряешь. Меня, как думаешь, оставят в живых?.. – а у меня, я говорил тебе, девять детей. Вот то-то. Или Вадим – а у него двое дочек, ему каково?? А ведь помнишь? – ты рассказывал. Тогда, на поляне, в худшем положении ты, вы все были! Господь спас! – в лице этого, ты говорил ещё… Лешего, да. Молись, Володя! Господь защитит! Испытание это нам ниспослано – так к этому и относись!

– Понимаю, всё понимаю, батюшка… Одно не пойму – чего бы Господу с испытаниями тогда, в прошлый приезд никоновских, не закончить? Самое подходящее время было… Нет – дал ещё аж два месяца…

– Не зря, всё не зря. Володя! Вот я читал… Например. Ставили опыты. Бросали мышей в воду…. ВСЕ они тонули скажем через пол часа…. Но – если мышу помочь выбраться, скажем через 25 минут…. то потом, когда ее опять бросали в воду… она плавала несколько часов…

– Хорошая аналогия, Андрей Викторович! Ну что ж, и мы постараемся ещё… поплавать!

Хотел уже развернуться и уйти, подняться к себе в «Малый Штаб»; потом отчего-то решил ещё раз слазить на колокольню, на НП.

На верхотуре, как обычно, было холодно; и, что необычно, многолюдно: кроме дежурной усиленной смены: Наташи и двоих пацанов, ещё и Вадим.

Вадим только оглянулся на возню поднимавшегося по лестнице Вовчика, и опять вернулся к наблюдению за деревней.

– Камрад Хорь! За время моего дежурства происшествия не происходили; наблюдения – наблюдались и докладывались; имущество поста в исправности, личный состав – во здравии! – явно стебаясь, доложила Старшина Поста Наташа.

– Вольно, Старшина! Разрешаю оправиться и перекурить! – в том же ключе ответил ей и Вовчик.

– Вот здорово, Камрад Хорь! В этом случае – угостите даму сигареткой!

– Хм… – Вовчик улыбнулся. Да, судя по Наташе, у «народа» настрой боевой… Может как и выкрутимся и в этот раз…

– Сигаретки забыл дома на комоде, в золочёном портсигаре; потому обойдитесь марципаном! – отшутился Вовчик, и угостил девушку и пацанов конфетами.

Оживившиеся пацаны тут же захрустели леденцами; уселись на корточки в углу, откуда вскоре стали доноситься обрывки разговора:

– … вот здорово! Опять война!

– Ага! Стрилять будут опять!

– У Андрюхи – патрон! И у Санька – патрон! Хорошо им!

– Ничо. Мы ж прошлый раз гильз насобирали! И в этот раз насобираем!

– Ага!..

Вовчик проследил, куда нацелился монокуляром Вадим, и, достав и своего «китайца» из кармана, стал всматриваться в том же направлении.

За крышами и заснеженными деревьями было видно крышу хроновской казармы. Тускло-оранжевое пятно поодаль казармы, что это? Около казармы – внедорожник и Урал-кунг. Заняли всю площадь перед казармой; да там и площадь-то… Что за внедорожник? Чёрт его знает, отсюда не разобрать; видимо, Гришкин; очень может быть, что и тот самый, в котором прошлый раз переговоры вели… А это что? Цистерна вроде как какая-то, на автошасси. Кабина как у КамАЗа; наверное, КамАЗ и есть. Пацаны говорили, что похожа на бензовоз; наверное, он и есть… Всё своё ношу с собой, да? Логично. Около грязно-оранжевого пятна, плохо различимого за деревьями – очевидно, цистерны бензовоза – хищный профиль боевой военной машины, грязно-зелёной, увазюканной ещё, очевидно для камуфлирования, ещё и серо-белой краской, полосами. Тонкий ствол пушки, торчащий из маленькой башенки.

– Вторая чуть дальше, её за бензовозом не видно, – не поворачивая голову и не отнимая монокуляр от глаза, произнёс Вадим.

Ишь ты, прям как видит, куда я смотрю. Ну да, а куда там ещё смотреть можно… Мой, кстати, монокуляр; 12-ти кратный; попросить, что ли? В четырёхкратный китаец не особо что увидишь… впрочем, что там рассматривать.

Перешёл на другую сторону колокольни, посмотрел на серо-зелёную коробку Хаммера, блокирующего исход с пригорка к лесу. Ишь ты – военный. Может, и не хаммер, но что-то подобное – тупорылое-угловатое, плоско-приземистое и с отбойником вместо бампера. Люк; около люка на крыше на станке торчит ручной пулемёт, заботливо накрытый чехлом, так, что видно только ствол. И никакого движения, людей не видно – видимо сидят внутри, греются… Чёрт бы их побрал… вот этот самый, что на входе в церковь намалёван. Впрочем, всё равно бы тикать не стали. Смысла нет. Хотя как вариант… Если бы нам убечь, остальных, быть может, сильно и не терроризировали бы? А кому «нам»? Мне; Вадиму вот – сильно на него и юрист осерчал, да и Гришка за снайпинг в тот раз; Отцу Андрею… Девчонкам – им точно ничего хорошего от Гришки с бандой не дождаться. Степану Фёдоровичу, Геннадию Максимовичу, как «активу» – тоже ведь не помилуют. Бабке Насте? Мужчинам, что входят в «ополчение» и тоже стреляли в Гришкиных головорезов. Родне их. Друзьям… А кто останется-то? Нет, тут или всем уходить, или всем отбиваться до последнего; другого пути нет; глупость и подлость предлагала Леонида-то. Да что говорить…

Вернулся на другую сторону колокольни, где Вадим всё так же что-то рассматривал через монокуляр.

Наташа, отпросившись, спустилась вниз, в люк; ушла за горячим чаем для всех. Пацаны в углу, сидя на скамеечке для наблюдений, шушукались о чём-то своём.

Уже плохо становилось видно; сейчас рано темнеет. Ну ясно, прибыли; сейчас отогреются и отоспятся, а завтра с утра… Интересно, как это будет выглядеть: пришлют парламентёра с условиями сдачи; или прямо так, без слов и разговоров, попрут под прикрытием брони? Зная Гришку, и то, как его он унизил в прошлый раз… да и летом, при первом, так сказать, знакомстве; можно быть уверенным, что переговоров на этот раз никаких не будет. Очень может быть, что и «показательных разборок» не будет – просто постреляют всех сопротивляющихся и всех с оружием, и всё… Геннадий Максимович сейчас готовит бутылки с «коктейлем Молотова», встречать… Слабая надежда, конечно; но хоть что-то.

Мину ещё надо будет подготовить; из того самодельного аммонала, что успел сделать из селитры и алюминиевой пудры; если привязать одну из гранат для детонации – должно получиться нехило! Но так ведь не заложишь! – и видно всё на снегу, и как угадаешь, как БМП пойдёт, тут ведь не дорога, а «направление»; совсем не обязательно она по протоптанной тропинке на базарчик пойдёт… придётся кидать, под гусеницы… там килограмм пять. Не особо-то далеко кинешь, зато… зато тому, кто будет кидать, почти стопроцентный каюк. А кто будет кидать? Кто на роль камикадзе? Да кто ж кроме него, Вовчика… Как вариант: Вадим огнём с колокольни, и «ополчение» из окопов «отсекают пехоту» – и вырвавшиеся вперёд БМП уничтожаются миной и коктейлями Молотова! Такую схему, как единственно возможную, предложил Геннадий Максимович; а других вариантов и нету… Примитивная, конечно, схема; поскольку пойдут эти БМП, и пехота за ними, не пустые; а прошьют из автоматов, пулемётов, пушек всё, что тут шевелится… колокольню снесут почти наверняка; тут чисто от лёгкой стрелковки защита; даже прошлый раз, вон, пульнули из гранатомёта – хорошо, промахнулись!.. А из пушки БМП – 100 % снесут колокольню, что и говорить! Надо всю пацанву завтра запереть где-нибудь, чтоб не вздумали вылазить, геройствовать; пока всё не кончится!

«Пока всё не кончится…» Чем и как оно кончится – предположить несложно… Эх! В натуре – в бане мылся два дня назад; пойти ещё, как собирался, загодя в чистое переодеться, как товарищ Сухов; и как у русских спокон веков накануне смертельного боя полагалось!.. – вдруг да ночью полезут?? А что – вполне могут и ночью. Что Вадим всё высматривает? Теперь по сторонам монокуляром шарит…

Вовчик опять стал рассматривать в сгущающихся сумерках «обстановку», но видно было уже совсем плохо; только что мутное оранжевое пятно бока бензовоза, возле которого, как он теперь знал, стояла и одна БээМПеха. И вторая – с другого борта, как Вадим сказал…

Появилась из люка Наташа, с термосом; стала разливать парящий на морозце чай в эмалированные кружки. Вспомнилась сцена из «Белого солнца пустыни» – «галюники» товарища Сухова: где самовар на лугу, и сам он, в окружении красоток гарема, с пиалой в руке… Вот ведь, привязался этот сюжет, «Белое солнце пустыни», чёрт его… подсознание подсовывает! – по своей привычке всё анализировать Вовчик и тут уцепился за мысль: а что подсознание мне изволит этим аналогиями донести?.. И ничего тут с фильмом и нет параллельного: там восток, солнце палящее, белый песок; а тут – зима, снег… белый, впрочем; но солнца почти и нет уже…Единственно, что сюжет: и там, и тут женщины; и там и тут – банда, и неравные силы… Саида, Хафиза, Зухра, Лейла, Зульфия… Хы, там тоже Зулька была! Гюльчетай. Гулька, ага. Не, много аналогий. И как товарищ Сухов в чистое перед боем переодевался. И таможенник – такой же упёртый, как Вадим… и баркас. А тут что «баркас»? Ээээ… что? – мысли заметались, как будто, что-то нащупывая, – Как там?.. «– А загорится? – Должно. Как займётся – считай…» Оба, оба… Баркас… Мина… «Считай, Петруха!»

– Вовчик! Хорь! – требовательно.

Наташа включила фонарик, на который была одета матовая бутылочка из-под йогурта – типа рассеиватель света; и теперь, сидя на корточках у скамейки, пониже бортика, на которой стоял термос и парящие кружки с чаем, манила Вовчика. Вадим уже пристроился на корточках, опираясь в стену спиной, и, грея руки кружкой, громко отхлёбывал, «швыркал», как говорила в детстве мама Вовчика. Лицо Вадима в рассеянном свете светильника было явно зло-весёлым, как у человека, решившегося на что-то отчаянно-рисковое.

Вовчик принял кружку – руки его были в тёплых рыбацких перчатках без пальцев, и потому кружка не обжигала; присел рядом с Вадимом, так же опёршись спиной о стену. Пацаны же уже шустро заняли позиции для наблюдения.

Вовчик отхлебнул – горячий, настоящий чай, очень сладкий, и заварки не пожалели!.. Оно и понятно… Покосился на Вадима – тот теперь откровенно скалился, чем-то довольный.

Спросил его вполголоса:

– Вадим… мы сейчас об одном и том же думаем? А?

– А я не знаю, малай, о чём ты думаешь; мне кажется, ты только о бабах и думаешь целыми днями! Хы!

И довольная рожа, вся в шрамах, кривится. Чо лыбится-то, вот чо лыбится? Что-то решил явно.

Наташа, услышав, фыркнула, отошла.

– Вадим, в натуре…

– В натуре – в комендатуре! Я, эркек-бала, не знаю о чём ты тут думаешь, и что видишь! – а я вижу, что бензовоз стоит в аккурат между БМПэхами; и на ночь они ничего не меняли!

– Ага. Вот и я о том же…

– Камрад Хорь, товарищ Старшина Поста – докладываю! – донёсся полный сознания значимости исполняемого дела пацанячий голос, – Машина, что стояла напротив леса, двинулась к деревне! По дороге вкруговую шарят прожектором!

– Не прожектором, а фарой-искателем, – поправил Вадим между делом, – Понятно, – за сменой поехали. Сейчас поменяются – и туда же.

Он глянул на светящийся циферблат часов, засекая время.

– Интересно, минут в двадцать управятся? Впрочем, это неважно…

– Так что, Вадим??

– Что-что. Решаем, что. Без всей этой вашей «соборности», Совета и прочей гнилой демократии! Как тогда – с дембелями, помнишь??

– Помню, что ж… что ж не помнить-то!

– Эх, дружка твоего нет! Он, конечно, яман-кеше, но парень резкий, этого не отнять! Вдвоём пойдём! Эх, ПБС нет… или, хотя бы, НРС-2 – хорошая штука накоротке…

– Зачем? Ааа, понял…

– У казармы часовой – но мы со стороны домов зайдём. У техники ещё один – они потому поближе к казарме и поставили, чтоб ближе, и тоже видеть. Вдвоём чтоб, значит, сечь. Фонарь включили – на технику светит… Но тому, что у казармы – ему технику не видно, если с другой стороны зайти… Может, правда, на ночь второго ещё поставят; но вряд ли; я, во всяком случае, одного только видел… крюк, правда, большой придётся делать… по лесу придётся идти, снег… есть у тебя лыжи?

– Есть.

– Это хорошо. И у меня – есть. Тут-то выдувает, а в лесу намело. Билят, ПБС-а нету…

– Вадим, у меня арбалет же есть.

– Ага, ещё лук со стрелами скажи. Чингачгук, нах.

– Чо ты. Нормально бьёт. Уж не хуже чем твой этот НРС. Ещё пневма у меня есть. РСР, 5.5, папский калибр; отлично бьёт!

– Эээ?.. Доску 2,5 с десяти шагов прошьёт?

– Спрашиваешь!

– Ну… возьмёшь. Чингачгук, билят. Шансов мало, конечно… Термитная шашка у меня есть. У тебя, я знаю, граната?

– Гранаты, Вадим, гранаты. Две. РГД-5.

– Это хорошо, это хорошо… но мало.

– Ты чо, Вадим?

– Может, там не бензин, а соляра. И зима сейчас, малай, если ты заметил. И ночью ещё похолодает. Можно дыру пробить – а вспышки не будет. Такое бывает – холодное топливо хлынет – и потушит… Не слышал такого, нет? Вот, знай. Потому дыру надо не снизу, а сбоку; и термит тоже пригодится… впрочем, тут не резервуар, а автобак, сильно не хлынет! – шептал Вадим, – Это очень удачно, что они всю технику рядом поставили. Уроды. Тупые уроды. Билят, наш бы кэп за такое в Чечне вы. бал бы и высушил; а этих еб. ть некому, вот и вы. бываются!

– Шашка… Вадим – у меня самодельный аммонал есть.

– Сколько??

– Килограмм пять…

– Ого!.. – Вадим повернулся и в неярком свете фонарика стал всматриваться в лицо Вовчика, – А ты, малай, запасливый!.. Куркуль, нах… Стяжатель…

– Хм… – по интонации Вовчик понял, что это похвала, – Да уж, стяжатель. Есть у меня такая хорошая черта!

– Самоделка-то… взорвётся? Или – так?..

– Отвечаю, ты что!

– Хм… Чингачгук-стяжатель!.. – Вадим явно приходил в хорошее состояние духа, – Вот что бы тебе не с Гузелью! Нормальный бы такой зять получился б! Нет – сохнешь по этой… по Катьке этой своей!..

– Вадим! – предостерегающе, Вовчик.

– Да ладно, знаю я всё; и все знают… и с кем спишь, и кого во сне видишь… Да и доча моя по этому твоему… по другану твоему… зачем ты его только тогда в дом к нам привёл! Ох, да ладно… проехали.

Помолчал и добавил вдруг:

– С другой стороны… ты ведь понимаешь? Шансов у нас с этой операции вернуться – ноль целых шишь десятых!

– Почему?? – запротестовал Вовчик.

– Оружия бесшумного нормального нет; группы как таковой – нет… – принялся объяснять Вадим, – По идее, по классике-то: надо группу активных действий; потом группу прикрытия – человека три; и группу обеспечения отхода – человек пять. Итого – человек десять надо! А мы – вдвоём пойдём! Сам я навыки подрастерял, да и не в спецуре я был – так, рядом тёрся… про тебя вообще речь не идёт! Е-ко-но-мист, нах. Чингачгук с арбалетом… Хлопнут нас на этом выходе… А моей дочке муж живой нужен. Ну и вот.

Посмотрел на замолкшего, переваривающего услышанное, Вовчика, и счёл нужным чуть «поправиться», подбодрить – по-своему:

– Да не бои-и-ись, малай! Ты ж в бога не веришь? Ну и вот – стало быть, тебе всякие «продолжения», навродя рая или ада, или чистилища там, чем Отец Андрей паству свою стращает, не грозят – чик, и как будто просто свет выключили! Хы. Или ты забоялся уже??

– Чего бы вдруг? Если ты сам, Вадим, вдруг задний ход даёшь – я один пойду!

– Ааа, ма-ла-дэц, батыр! Хорошо сказал. ХэЗэ, может и свезёт… Во всяком случае, есть неслабый шанс общину, людей выручить – спалим им технику; а без техники они на пригорок зассат соваться!.. А уж сами как дальше; уйдём-не уйдём… алла бирса, иншаалла, как повезёт… Всё лучше, билят, чем на жопе сидеть и ждать!..

* * *

– Значит так, кызым! – Вадим был серьёзен, строг; не ругался и не жаловался на судьбу, тупое окружение и прочее; подбирал слова; и слушали его со всем вниманием – Гузель, Зульфия и Алла.

– Как обстановка складывается – надо рассказывать? Не надо. Если без деталей – то обстановка очень пло… нехорошая. Завтра «эти» на пригорок попрут – и… и нам тут всем хана. С большой степенью вероятности. Поскольку воевать против брони, 30-миллиметровых пушек и пулемётов нам нечем.

– Папа, что ты…

– Молчи, кыз. Я сейчас с вами не как папа говорю, а как… как с личным составом. Потому – просто слушайте. Значит, нам хана завтра. Но! – он поднял палец вверх, и все по инерции глянули на потолок, куда указывал палец, как если бы ожидалось что оттуда, сверху, с небес, кто-то это «но» тут же и реализует, – Но есть один шанс. Небольшой, но есть. И мы его сегодня ночью с Вовчиком попытаемся реализовать!

– Пап, мы тоже…

– Молчи, слушай! А то прогоню. Узнаешь обо всём чисто на общих основаниях!

Зулька послушно замолчала. Больше уже никто не перебивал; видно было, что Вадим всё обдумал, и возражать или поправлять его – пустая трата времени.

– Вот. Мы с Вовчиком «пойдём на дело» – но оно, даже если успешно реализуется, иншаалла, 100 % всё равно ничего не решит! Только отсрочит. И потому… потому здесь, на пригорке, делать больше нечего. Вам. – он кивнул на дочерей. Все молчали.

– Вот! – удовлетворённый отсутствием возражений, он продолжил, – Вариант уходить всей общиной мы рассматривали – не вариант это… Уходить будете только вы вдвоём – ты, Гузель, и ты, Зульфия.

– Как? Куда, зачем?! Ты сам говорил, что «не вариант». Одни мы не…

– Молчите, слушайте. Значит так. Сейчас собираетесь. Как в дорогу, как минимум на неделю, и по холоду. Седлаем Орлика. Там, со стороны, обратной деревне, хаммер стоит. Он никого не пропустит, конечно. Но они меняться будут… я думаю. Пересменка – минимум полчаса. За полчаса пешим далеко не уйти, а на коне – вполне! Пройдёте через целину, в лес не суётесь, возле реки свернёте – и в сторону Демидовки, там на дорогу. И – в Оршанск!

– Чё там делать, в Оршанске-то? – Зулька.

– В Оршанске… В Оршанске найдёте этого… Владимира этого твоего! – он кивнул на молча слушавшую Гузель. Опережая возражения, добавил:

– Знаешь ведь его Оршанский адрес, оставлял он? Вот. Ещё он про коттедж какого-то своего знакомого-родственника говорил… тоже есть координаты? Хорошо. Это ещё до Оршанска, завернёте туда сначала, может, там он. И… и обскажете ему обстановку. Так, мол, и так – без внешней поддержки община не продержится. Что-как, – пусть решает сам. Тут я ему не подсказчик. Если есть какая возможность – пусть поможет. Если нет возможности… пусть возможность изыщет! Ну а… а если совсем никакой возможности нету – оставайтесь там, в Оршанске; сюда – не возвращайтесь. Тут… без вариантов. Мы с мамой остаёмся…

Дальше было двадцать минут препирательств, доводов, уговоров. Вадим стоял как скала, и позиция его была нерушима: чем всем глупо и бездарно погибать в церкви, лучше рискнуть и попробовать двоим спастись. Попытаться найти помощь. Нет, это не бегство. Это… это, по сути, сложнее будет, чем тут остаться, и геройски… или не геройски погибнуть. Найти где-то помощь, договорится, привести помощь – это серьёзное, очень опасное и важное поручение, потому и… Нет, я сказал! И кончен разговор!

– Да! Тут ещё момент. Сейчас всё подготовим – и на позицию. И – ждёте. Может и не будет ночью пересменки; может, они в хаммере на всю ночь засели. А чо – у них там печка, могут по очереди спать. Я вообще сначала думал машину захватить – но это уж совсем из области фантастики. Там не подойдёшь… а вот между хаммером и деревней, да через кладбище к лесу, если ползком – это можно… что мы и постараемся реализовать! А вы – в засаде! И, когда начнётся в деревне шухер, – а он начнётся! – хаммер, конечно, рванёт к деревне! Вот тогда вы и – галопом! Это будет ваш шанс. Внятно?? Вот и идите, собирайтесь!..

После ещё недолгих препирательств, и даже попыток зареветь, сопротивление было сломлено, и дочки отправились собираться в дорогу. Причём Зульфия отчётливо хромала, и опиралась на самодельную, строганную из берёзки с рогулькой-ручкой, трость.

Посмотрев им вслед, наказав взять побольше овса для Орлика и тёплую попону, не забыть и складное ведро, Вадим вздохнул, и перевёл взгляд на молчавшую жену.

– Вот так… Как вариант, хатын.

– Кого они там найдут, в Оршанске-то? Даже если Владимира найдут – у него что там, армия?..

– Сам знаю. Отсылаю их просто, поняла? Просто отсылаю отсюда. Потому что тут ловить действительно нечего. А там… там хоть какой-то шанс.

– Поняла.

– Я, знаешь ли, ту ситуацию, ну, возле костра… – он коснулся толстыми пальцами шрамов на лице, – Такую ситуацию больше пережить не хочу…

Алла печально и согласно кивнула:

– Буду молиться за них. Бог не даст пропасть девочкам…

– Вот. Молись, да. И… мой инструментальный ящик – куда дели? Ничего не найдёшь в этой тесноте! Что? Ножовку по металлу надо. Угроблю одну двустволку – сделаю им обрез. Без оружия в дороге сейчас – сама понимаешь…