Текст книги "Крысиные гонки (СИ)"

Автор книги: Павел Дартс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 90 (всего у книги 132 страниц)

ВИТЬКА ХРОНОВ, ПОЗЫВНОЙ «ХАРОН»

Деревня Озерье.

Витька Хронов, в прошлом среди «соратников по борьбе» просто пацан с погонялом Хрон, а теперь командир местного отряда самообороны, а вернее, «дружины имени Че Гевары», с позывным «Харон», «проводник в царство мёртвых» по греческой мифологии, маялся головной болью и тошнотой.

Причина была, возможно, в хреновой очистке картофельного самогона, поставляемого бабкой Валерьевной, которая в погоне за количеством в последнее время нагло пренебрегала качеством. Возможно, причина была в том, что вчера этого мутного пойла, наспех чищенного молоком, выпито было уж совсем больше меры. Возможно, роль сыграло и то, что вчера, в процессе принятия ударных доз спиртного, кто-то из бойцов предложил закинуться демедролом, и ещё какими-то «таблеточками амфитаминового ряда», найденными пару дней назад в аптечке автомобиля некоего субъекта, остановленного «для проверки документов» на просёлковой трассе Никоновка – Демидовка. «Трассы» не было на автомобильных атласах, а в реальности она была, чем по наивности часто старались воспользоваться местные шустряки и проезжие коммерсанты, отбившиеся от больших охраняемых корованов.

Документы у субъекта оказались в полном порядке; так же, как и у его спутника; и у толстой бабы на заднем сиденье, сидящей в обнимку с двумя большими сумками, даже тоже были документы в полном порядке – со всеми полагающимися региональскими штампиками и отметочками, которые Витька успел за время «дежурств на дорогах» вполне себе изучить. Даже разрешение на проезд в карантинную зону у мужика было, что вызвало у Витьки порядочную озабоченность – если вводят карантины, ограничивают передвижение по дорогам – то это грозит неминуемым снижением пассажиро– и товаропотока; а самозваный «контроль документов и грузов» давал неслабое разнообразие в деревенское меню, развлечения, и определённый приток ништяков в дружину…

Собственно, ни у него, ни у бойцов его дружины и таких документов не было, не говоря уже и о мандатах на право проверки на дорогах; не было отметок рег-администрации в мувских ещё паспортах и так далее, – но у Витьки и его бойцов были ружья и винтовки, было «ясное понимание задач революции» (выражавшееся в стремлении усиленно экспроприировать бывших экспроприаторов), было ощущение «своей «кормовой территории»», и потому он бестрепетно останавливал и шмонал весь проходящий автотранспорт, отнимая «в пользу региональной революции достоинства» всё понравившееся.

А у подлого субъекта все документы были в порядке; и ничего запрещённого… даже какого-нибудь сраного обреза ружья не было у придурка; а, может быть, успел где-то спрятать. А у бабы в сумках оказалась жратва – шоколад и синие банки гуманитарных консервов со звёздным кружком ЕС и надписью «Only for refugee camps. Do not be sold» – и справка, что всё это добро получено вполне законным путём.

Зато в документах у подлого субъекта оказалось удостоверение, согласно которому он являлся сотрудником таможни – впрочем, в прошлом; удостоверение было с истёкшим сроком действия. Но было! И это удостоверение, и шоколад, и консервы, и пара ноутбуков, и канистра с бензином в багажнике; а главное, безлюдная в это время дорога, и решили судьбу субъекта и его спутников.

То, что субъект был в прошлом таможенником, особенно взбесило Юрку Шевцова, то есть «Швеца» по позывному – он раньше с приятелем пытался организовать какую-то экспортно-импортную конторку, и только, как он говорил, из-за подлости и ненасытной наглости таможенных троглодитов бизнес «не пошёл».

Пока Витька оглядывался вокруг, с удовлетворением отмечая, что никаких проезжих, насколько хватает взгляд, больше покуда нет; Юрка, распаляя себя, выхаркивая оскорбления в адрес «этих таможенных сук, которым лишь бы карманы набить!», дважды саданул кулаком водиле в нос, – но тот, памятуя о стволах у окруживших машину парней и о их явном численном перевесе; даже не вякнул протестующе, даже за разбитый нос не схватился; так и сидел, преданно глядя на лютующего Юрку и заливая куртку на груди кровью из носа… а куртка у него была, бл. дь, хорошая, на меху; защитного, военизированного такого покроя, что сразу отметил для себя Витька; и размер подходящий; и то, что эта сволочь забрызгивает её, а по сути его, Витькину уже собственность, кровью, порядочно Витьку взбесило.

– Выдь из машины, сука; хули ты брыжжешь тут из сморкальника; быстро это… утрись! – заорал он на терпилу; а Юрка и пацаны полезли уже на заднее сиденье смотреть сумки; а толстая корова в них вцепилась и давай визжать «– Это мои, это всё мои, у нас всё по-закону, мои это!!..» – пока ей тоже не двинули в нос.

А второй мужик просто сидел, сука, ни жив ни мёртв – правильно, то есть, себя вёл…

Ну что ты будешь делать! – доки-то все оказались в порядке; или казались, что в порядке – чёрт их там, их региональский документооборот сейчас разберёт! Но Юрка-Швец – молодец – не зря во «внешнеторговой сфере» подвизался! – вытащил одну банку из сумки и разорался:

– Чо ты мне тычешь в нос своей бумажкой – вот, тут явственно написано: «онли фор рефиги кампс. Ду нот би солд» – это чё, по-твоему?? Не для продажи – и что «для лагерей», – то есть для таких вот как мы, территориальных дружин!! А вы – себе тащите! И – шоколад; откуда столько шоколада?? У нас в деревне дети без сладкого!!

– Вя… вя… – тётка всё показывала трясущемся пальцем на Юрку, на его карман, куда он предусмотрительно спрятал уже и справку с вет-отметкой, и счёт-фактуру на получение жрачки; тут и Денис, то есть «Дени-Волк» подключился:

– Это, наверное, они мувским диверсантам едут в схрон продукты закладывать! Потому и консервы, и шоколад!

– Документы же есть!.. Ма-альчики!

– Ребята, ребята… у меня знакомства, друзья!.. на самом высоком уровне! Поверьте, я…

– Ща, тебе всё проверим, всё поверим… – приговаривал Швец, вытаскивая водилу из машины.

– Снимай куртку!! – подключился рассматривавший до этого документы Харон. Терпила куртку беспрекословно снял; единственно что промямлив, что «у меня, тово, ключи там в кармане, от дома…» – и тут же опрокинулся на мёрзлую землю от Юркиного удара по голове, уже всерьёз, прикладом.

Тёху из тачки вытащили уже по-простому, за волосы; и на земле, воющую, уже всё понявшую, шлёпнули из дробовика. Второму терпиле он, Харон, приказал бежать – он, типа, и побежал; но уже так… нехотя, что ли, на заплетающихся от страха ногах, – пацаны и его в два ствола шлёпнули в спину. Забиваемый прикладом бывший таможенник какое-то время ещё покричал, потом затих; а Швец принялся отчищать приклад своей винтовки о его штаны. Очень Швец невзлюбил таможенника, да.

Посовали жмуров обратно в машину, подожгли. Туда ж кинули и документы – хотя уже ясно было, что это непременно пособники мувских террористов, разбираться с ними не было никакой возможности, да и желания – мы ж не контрразведка, правда же? Мы – территориальная оборона; отлавливаем шпионов и диверсантов. И уничтожаем; оперативная работа – не наше дело! Ничо тогда приподнялись, ага. Всё забрали, компьютеры – тоже. В сумке ещё и сгуха была, и консервы Мувск-Рыбы, и сигареты; из чего пацаны парадоксально сделали вывод, что так и есть – диверсантам везли. Жалко только, что молодых баб-террористок не было, как уже случалось ни раз – с ними было «решать» не в пример веселее! А значит, грохнули их за дело. Но, конечно, болтать об этом было не след.

А в аптечке ещё и эти витаминки-амфитаминки были; с выдавленным ушастым зайчиком; ими вчера и закинулись после сэма– и та-а-ак попёрло!.. Кристинку отымел не менее трёх раз, потом пацанам её кинул – да пох, она уже никакущая была, пила-то со всеми наравне; и смеялся ещё, что у пьянющих дружинников не стояло, а когда у Мишки и встал – он попасть не мог… умора! Вчерась всё смешным казалось.

Потом, кажется, окно выбил – душно было… О, точно – окно выбил! – ишь, подушкой заткнуто… бабка, небось. Вовчиков дом Харон хотя и назначил под штаб, ночевал там не часто – как-то… как-то опасался, что Вовчик может и возвернуться, напомнить про свою бывшую собственность. Ещё подорвёт, падла, как тогда баньку с Кристинкиной мамашей; – и потому он предпочитал пьянствовать по старой памяти, у бабки, у которой до этого квартировал – её родственников на это время отселяли в кладовку.

– Сссука… башка-то как трещит… – Харон дотащился до стола, мутным взглядом пошарил по нему, отыскивая что-нибудь «успокаивающее»; вляпался рукой в чью-то блевотину, брезгливо вытер пальцы о скатерть; вытащил из горки шоколадных плиток одну, расковырял обёртку, куснул вместе со станиолем, сплюнул… цопнул открытую банку со сгухой, наклонил над раззявленным ртом, ожидая, пока загустевшая масса через остро изорванный ножом край стечёт в рот; запил остывшим чаем… Сссука, чё так холодно… бабка, сука, плохо топит; дрова, падла, экономит…

– Баппка, бля!! Почему холодно??! Расстреляю!!

Бабка мухой нарисовалась из соседней комнаты; шёлковая, заискивающая:

– Витинька, сынок! Нехорошо тебе, милай? Я щас картошечки, картошечки…

– Нах «картошечки», рассолу давай! Молока! Валерьевну – расстреляю, падлу, отраву гонит… холодно почему, не топишь, ааа??..

– Так ить, Витинька, ты ж окошечко-то разбил вчерась, милай, пока я заметила… вона, и цветы на подоконнике-та помёрзли.

– Не возникай! Разбил – значит надо!

– Я ничо, я ничо, Витинька; я только что за твоё здоровьице… и за Кристиночкино; она ж вся… неодетая была, покась я её ночью-то не укрыла!

Витька мутным взглядом следил, как бабка споро убиралась на столе – лебезит старая, а раньше всё больше скрипела… не иначе, как сп. здила с сумок и со стола сгухи и шоколаду для своих племянников… не пересчитали вчерась, нет? А, насрать…

– Витинька, Витинька, – продолжала кудахтать бабка, – Борис Андреич-та посылал за тобой уже, ага. Я сказала, что ты спишш есчо, что уставши – как проснёшься – передам…

– Чего ему ещё… ик! Рассолу, я чо сказал! Задолбал.

– Так это, совещание, грит. Девочка ихняя прибегала.

– Совещание… задолбал! Мы тут… серьёзными делами занимаемся, а не… не совещаемся… ик! Сука-баппка, топи печь скорее, холодно!

– Сказали, штоб скореича!

– Андреич… Я тут главнее всякого… БорисАндреича! Я – кто? Я – командир вооружённой дружины; а кто есть БорисАндреич?? Клоп канцелярский! – несмотря на туман, окутывающий голову, Витька, брякнув это, всё же осёкся и искоса бросил взгляд на бабку – не слышала ли, не донесёт ли? Старосту Витька, несмотря на то, что виделись с ним в последнее, зимнее время не часто; и командовал он своей дружиной единолично; и снабжались они уже «с дорог» большей частью; и через это он в значительной части выпрягся уже из-под его влияния – старосту, «Хозяина», Витька по старой памяти очень даже побаивался. Хотя… Ну, реально подумать – ну кто такой Андреич? Ну, пахан… Я сам себе сейчас пахан, у меня стволы и люди! – думал Витька, посасывая из банки терпкий освежающий рассол, – Ну, пришить ему человека ничего не стоит… ну так и мне щас… чо такого! Не, я щас, в натуре, главнее Андреича, и нечего перед ним прогибаться… ишь, «на совещание» приглашает! Я сам у себя «совещания» буду созывать, и приглашать – он ко мне сам ходить будет… со временем.

– …грят, там товарищ уполномоченный Громосеев Антон Пантелеевич приехавши с отрядом; и потому, вот…

– А! – Витька подскочил как ужаленный, – Громосеев приехал?? И Гришка с ним, и отряд??! Чё ж ты сразу не сказала, коза драная; где мой бушлат?? Ага. От, бля… – он с огорчением оглядел забрызганную кровью на груди зимнюю щегольскую куртку, – Старый давай, там, в прихожке! А этот – как приду – штоб постирала! Штоб не было следов… пятен чтоб этих не было!

– Так ить, Витинька, а вдруг не атстираецца?

– Грохну тебя тогда, баппка! Как диверсантку; дохера ты у меня уже крови выпила! ОтстИрывай, коза старая! Ниипёт! – Витька торопливо собирался.

– Ладно, Витинька, ладно… я к Валерьевне схожу, у ней есть этот… Ваниш Окси Экшен, вот. Им попробую…

– Ваниш, хуяниш… Хоть чем стирай! Всё, я побежал! – Витька, схватив винтовку, выскочил на улицу, хлопнув дверью.

* * *

Около дома бывшего Правления лесхоза, потом клуба, потом коммунарской девичьей общаги, потом чего-то опять вроде клуба, стояли два джипа и автобус, один джип – с длинной радиоантенной, колыхающейся на ветру. Расхаживали, поплёвывая семечки, Гришкины бойцы. Экипированы они были, в отличии от «дружинников имени Че Гевары» не в пример лучше – в единую для всех зимнюю форму, разгрузки, флисовые шапочки; у некоторых – и радиостанции на левом плече. И все – с автоматами; не то что Витькины оборванцы-дружинники.

Витька, подойдя, заискивающе поздоровался с одним и с другим, чьи рожи показались ему чем-то знакомыми; но сам ответного приветствия не удостоился.

Попытался прошмыгнуть в дом, но проход преградил нагло выставленной ногой, упёртой в дверной косяк, один из бойцов, сопровождая это нагло-ленивым:

– Э, деревня, куда прёшь?.. – как будто не он, Витька, был тут главным, командиром дружины, а он, эта наглая рожа… и это Витьке, урождённому мувскому, этот, крестьянин никоновский… ну так, у него автомат; и их вон сколько… оно и понятно… – Витька быстро сообразил, что выступать не стоит.

Все Витькины понты, разогреваемые им наедине с собой, про «я тут главный» как-то быстро свернулись; и он без возражений стал объяснять, что вызывали его, мол… что Борис Андреич. Что он, Харон, – позывной его, значит, такой, – командир местной…

– Чеши давай. – боец убрал ногу, – Бердану только дай сюда. С оружием – нельзя.

Витька опять же без возражений отдал винтовку; но утаил спрятанную во внутреннем кармане Осу, – мало ли что; а в случ-чего можно сказать, что забыл.

Только прошёл в комнату, которая раньше, при «коммуне» была типа прихожей и склад сельхоз-инвентаря; – услышал за закрывшейся дверью:

– Не, ну ты погляди, как оне тут в деревне бухают! Это ж не харя, а пособие проктолога!

– Гы-гы-гы! В смысле – жопа?

– В смысле – им можно, а нам…

– Тсс!.. Антон услышит – вы. бет!

Замолкли.

В комнате было пусто, холодно, хотя и теплее чем на улице; воняло печёным луком. Витька было сунулся к комнате, где прежде была девичья общага, и из-за дверей которой раздавались голоса, причём явно выделялся командирский рык Громосеева; но вовремя сообразил, что умнее будет на пару минут притормозиться и послушать, о чём речь.

Голоса принадлежали собственно Громосееву Антону Пантелеевичу, бывшему Уполномоченному по району, ныне опять же Уполномоченному, но уже от Регионов, причём «чрезвычайному уполномоченному»; старосте – помощнику Уполномоченного БорисАндреичу и Гришке, – командиру летучего отряда по борьбе… и так далее. Беседа велась на повышенных тонах, и Витька сразу порадовался, что не попёрся напрямую – можно было легко стать тем клапаном, через который сбросили бы явно находящийся под давлением «пар»:

– … бардак и разложение! Эта практика публичных казней – вы что, с ума сошли, Борис Андреевич?!! В чём бы не заключалась вина человека – он должен быть прежде всего подвергнут суду! Кто вам дал право на внесудебные расправы??

– Я… Антон, я объясню!..

– В чём бы он ни был виноват, в чём бы!.. Пусть так как ты говоришь – способствовал диверсионному акту, стрелял в мирных жителей. В результате чего погибла эта… жена этого коммерса, как его?.. не нашли его, нет, не объявился??.. Вот! Люди пропадают, бесследно!

– Антон, за Романа этого ты мне прошлый раз предъявлял, чё ты? Ну пропал и пропал. Чё мусолить-то? А, как ты говоришь, «публичная казнь» способствовала сплочению, эта, коллектива; и резкому повышению дисциплинированности местных, эта, жителей… Весь урожай собран централизованно, сгружен в аНбар, находится под охраной, никто и не пикнул! А до того – что ты, та-а-акие разговоры! – «Чё это мы должны?..» и всё такое. Сразу, эта, осознали!

– Ты, Андреич, что, всерьёз считаешь, что показательными расправами можно скрепить дисциплину?? Может, мы перед каждой сельхоз-операцией будем по одному-два человека казнить – в назидание??

Скрипнул стул, голос Гришки:

– С ними, уродами, только так. По-другому не понимают…

Борис Андреевич:

– «Ни страх души моей, ни дух пророка, Витающий над судьбами земли, Не угадают срок…» Антон, по-другому никак. Быдло. «О польза вреда! Теперь я нахожу верным, что лучшее посредством зла делается ещё лучше…» Классика!

Борис Андреевич:

– «Ни страх души моей, ни дух пророка, Витающий над судьбами земли, Не угадают срок…» Антон, по-другому никак. Быдло. «О польза вреда! Теперь я нахожу верным, что лучшее посредством зла делается ещё лучше…» Классика!

– Пре-кра-тить! Не «быдло», а люди, НАШИ люди! Ты тут ещё классиков в защиту своего самодурства приводить будешь!.. Как, кстати, его казнили – в округе ходят самые дикие слухи. Я не склонен всему верить, естественно; были уже прецеденты – перевирают безбожно…

– Расстреляли! – безмятежный голос Бориса Андреевича.

– Повторяю – по-ка-ко-му праву вы вершите самосуд?? Вы, Борис Андреевич, низшее, самое низовое звено в правовой структуре эээ… регионов! Кто дал вам право??

– Чё вы, Антон Пантелеич, – вдруг заступился за старосту Гришка, – Был же, эта, цЫркуляр из Оршанска. Нащёт «внесудебных решений» и этих, «прерогатив центра». Ты же сам… а?

– То было о полномочиях районных администраций, то есть о моих полномочиях! Никто не давал право в каждой отдельной деревне творить суд и расправу над кем заблагорассудится – без моего ведома! Эдак мы скоро дойдём до того, что в каждой хате будет свой «командир»; и каждый будет вправе вешать каждого, к нему на двор зашедшего или чем-то неугодившего! Мы – люди, и этим отличаемся от звериной стаи, что должны исходить из каких-то правил, законов, а не рвать глотку друг другу по личному хотению!

– А, так ты, Антон, насчёт что «не посоветовались»? Так связи же не было, а дисциплину поправить надо было быстро. Сейчас Мундель придёт, он тебе на эту тему подробно… и юрист наш также, с базой и историческими аналогиями… где они, чёрт бы их побрал?? Гриша, за ними послали?

– Послали, послали. Не чешутся они что-то у тебя, Андреич. Дисциплинка-то… хы. Несмотря на.

– Не «Антон», а Антон Пантелеевич; хватит уже этого панибратства; вижу я, к чему оно приводит! – продолжал греметь Громосеев, – Насчёт этих – церковников. Общинников, то есть. Почему коммуна перебралась в церковь?? Кто разрешил??

– Так они сами, Антон… Пантелеевич! Я тебе… вам ещё в прошлый приезд докладывал, что всё зло тут – от этих, от двух Владимиров! И от этого, с порезанной мордой, приезжего мента с тремя бабами. Они тут всё и мутят! Мувский-то Володя сбежал, а этот – тут, он и сманил баб в церковь. Он и теракт организовал – с целью, эта, уничтожить дружину…

– Как это произошло?

– Заминировал, это, … строение одно. И… и сообщил, что там укрываются, значит, преступники! Ну, как полагается, дружина выдвинулась к… к строению, и он, значит, дистанционно всё взорвал! От взрыва погибла жена Романа, Инна. Двое детей, значит, остались сиротами!

– Как это – дружина выдвинулась к строению, он взорвал, – а погибла женщина? – недоверчиво спросил Громосеев, – Как это так может быть? Что-то ты тут, Андреич…

– Я сам-то расследование не проводил… – отпёрся тут же понявший свою ошибку староста, – Но вот Витька, то есть Виктор Хронов, командир дружины, сейчас придёт и всё подробно… кроме того, он и настоял на наказании виновника… пособника, то есть.

– Хронов – который травмировал парня? Он до сих пор командир дружины?? Быстро его сюда!!

У подслушивавшего Витьки всё внутри поджалось, и он проклял тот миг, когда решил, с бодунища ещё, «явиться по вызову», – нужно было, как в прошлый раз, опять убечь в лес и там пересидеть. Сейчас ведь староста все грехи на него спишет – а Громосеев, судя по всему, скор на расправу. Эти-то, Мундель с Попрыгайлом, не будь дураки, затихарились, а он, идиот, попёрся!.. Витька метнулся к выходу, скрипнул входной дверью, намереваясь тикать до хаты, а там – в лес, – но был жёстко обломан: тот же парень, что пропустил его внутрь, сейчас преградил ему дорогу своим обычным видимо:

– Куда прёшь?..

– Домой…

– Отпускали?

– Ээээ… ну да! Документы надо подтащить. Кое-какие.

Парень скептически оглядел суетившегося Витьку и вынес вердикт:

– Повороти оглобли. Сказано – всех пускать. Никого не выпускать.

– Так мне…

– Григорий прикажет – пущу. Пшёл!..

Витька, сгорбившись, не ожидая для себя теперь ничего доброго, вернулся в комнату, и только что надумал спрятаться в небольшой конурке, которая раньше была как бы конторка старосты, а потом, в бытность Витьки охранников коммуны, его местом ночлега.

Он едва успел прокрасться к комнатке, открыть и спрятаться в ней, как дверь в комнату, где происходил собственно «совещание» открылась, и из неё появились староста и Гришка, напутственные громосеевским:

– …всём будем тщательно разбираться! Немедленно ко мне Петра Ивановича; и этого, Вадима Рашидовича, немедля! И этого – Вовчика! Григорий, пошли за ними машину! Надо выслушать и другую сторону, явно у вас тут нечисто!

Борис Андреевич уже прикрывал дверь, когда раздалось ещё указание:

– И общий сход назначьте – пусть пройдут по дворам, оповестят! Послушаем народ…