Текст книги "Крысиные гонки (СИ)"

Автор книги: Павел Дартс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 122 (всего у книги 132 страниц)

– Да… Это ещё что. Это у нас было слабо относительно развито, – а вот каково сейчас на Западе!..

– Да наплевать на Запад, Артист. Ты вот сказал, что ощущаешь себя волком. А вокруг кто – овцы?

– Овцы. Куры. Гуси… Дичь, одним словом.

– Артист – такие как ты ведь долго не живут…

– Живут, сколько могут. Это их жизнь. Другая порода, понимаешь? Другая порода, другой образ жизни. Не переделать, понимаешь?

– А ты пытался – измениться?

– Нет. Зачем? Это я, это сильнее меня. Зачем мне? Меняться? Нет.

– Жизнь ведь отнимаешь. Как так можно?

Он лениво усмехнулся:

– Вот этого обличительного тона только не надо. Ты тоже отнимала…

– Я??

– Ты. Когда на подруженьку свою навела, что готова она сдать меня… нас. Что, оттого что я душил – а ты только ноги держала, так ты и не причём?

Помолчали. Слышно было только как всхрапывал спящий юрист, да вдалеке, возле казармы, орали матерную песню.

– Да, конечно… Я это знаю.

– Вот. Ты, Мэгги, такая же убийца, как я. Впрочем, всё это неважно. Все убийцы…

– Вот так вот – все??

– Все. Если вдуматься. – Артист говорил с такой убеждённостью, что видно было, что на эту тему он думал раньше, и немало.

– В той или иной форме. Я вот – горло режу. Ты вот – ноги подружке держала, чтобы не дрыгалась. Кто-то солдат в атаку посылает. Кто-то на гашетку пулемёта жмёт, или на кнопку пуска системы залпового огня. Кто-то в продукты вредные пищевые добавки вводит, которые тоже – жизнь сокращают. Кто-то проектирует оружие, которым потом кто-то убивает. Кто-то это оружие делает. Кто-то собирает урожай и кормит тех, кто занят тем, что делает оружие, которым будут убивать… Понимаешь?..

Мэгги молчала, переваривая услышанное.

– Да ерунда это всё, Мэгги, скажу я тебе. Все, все убийцы, даже кто комара в жизни не раздавил. Что есть жизнь? А??

– Душа?

– Вот про душу только не надо. Сперматозоид с яйцеклеткой встретились – что, душа образовалась??

– Ну… может и так.

– Ладно, пусть так. В каждом эякуляте, – он кивнул на мусорное ведро, куда только что бросил использованный презерватив, – тысячи сперматозоидов. И каждый что? – может дать «душу»?? А мы их – в помойку! А?? Убийцы, нет?

– То – возможность. А то – уже свершившееся. Факт. А ты этот факт разрушаешь…

– Я факт сделал. Я же «факт» и разрушил – какая разница?? Грех делаешь ещё, скажи, ага. Нету души, Мэгги, нету! Я смотрел – ничего не вылетает из тела, ничего! Только глаза стекленеют. Нет души! – стало быть и греха как понятия нет! Грех – понятие социальное, не биологическое – понимаешь? Люди это понятие придумали. Человечество. Чтобы размножаться ему не мешали. Знаешь, почему во всех социумах за убийство наказывают, не думала над этим? Думаешь, потому что «грех»? Нет, – сам социум этим же грешит сплошь и рядом, только называет по-другому: казнь, война и так далее! А потому, что ничего сложного в убийстве нет; и тот, кто раз это сделал, пережил, принял, понимает, что просто это. Просто и легко. Самый простой способ решить какой-нибудь вопрос. Имущественный, чаще всего, конечно. Или как у меня – лично-эстетический. И ни-че-го в этом сложного нет; и человек, убийца, это понимает! А общество, социум, не может позволить, чтобы какой-то его член так просто решал свои вопросы! Если каждый начнёт так просто решать свои вопросы, то и общество очень быстро кончится! Человечество, в смысле. Только причём тут проблемы человечества и мои собственные желания? Мы существуем параллельно, и совсем не часто пересекаемся!

Снова помолчали. Попрыгайло на столе мерно храпел.

– А зачем жизнь? А, Артист?

– Ты сама знаешь. Просто чтобы жить. По-возможности избегая излишних мучений и наслаждаясь процессом. А в чём процесс будет заключаться, каждый решает сам: может быть, вон, как на пригорке, в молитвах и постах; или в «уколоться и забыться» как у наркоманов; может – в стремлении к власти или в чревоугодии… Я вот, кроме крови и предсмертных судорог ещё сладкое люблю…

Он заворочался, вставая.

– Надо пойти Мунделя поискать. Отморозит, дурак, себе что-нибудь, или вовсе сдохнет – а он полезен временами. Трусы не надевай пока. Приду – продолжим. Что-то меня от философии на секс тянет, да…

ГОЛИМЫЙ МАТЕРИАЛИЗМ

За время отсутствия Вовчика печка в каморке, в «Малом Штабе», погасла, и комнатка порядком выстыла; потому Вовчик, вернувшись «домой» с улицы, первым делом занялся растопкой. Сухие дрова есть, приготовленная лучина – есть, и вскоре в печке весело затрещал огонь.

Поболтав в воздухе закопченным эмалированным чайником, доставшимся в наследство ещё от бабки, Вовчик удовлетворился содержимым и поставил его на плиту, греться – после улицы горячий чай был бы очень уместен. Вроде и несильный мороз, но цепляет… Нет, можно пойти в кухню; там горячий сладкий чай для всех желающих, – но там и так сейчас столпотворение, хотелось побыть одному.

С улицы раздавались теперь широкие, раздольные звуки «Маньчжурского вальса», и не с компьютера или плейера – живьём: Степан Фёдорович наяривал на баяне, ему подыгрывал на гитаре Геннадий Максимович. Праздник, танцы возле церкви на утоптанной площадке, освещённой парочкой фонарей, – и, что характерно, несмотря на веселье, никаких тебе пьяных залихватских воплей, обычных в прежние времена на уличных гуляньях и в городе, и в деревне. Община! Хотя сегодня от сухого закона и отступили по общему согласию – всем подали по рюмке душистого самогона, настоянного на мяте и мелиссе, – но никакого пьянства, никакого тебе разгула… что значит дисциплина!

По лестнице раздались тяжёлые шаги – человек ещё не тронул дверь, – Вовчик по походке узнал: Отец Андрей.

Постучал.

– Входите, святой отец! – приветствие означало, что, во-первых, Вовчик один; во-вторых в хорошем настроении, и в третьих, склонен поприкалываться.

В дверь вдвинулась массивная фигура Отца Андрея.

Вошёл, перекрестился привычно на угол с иконой – в своё время Вовчику было строго сказано: «– Это неважно, сын мой, веришь ли ты в бога; бог в тебе, как и в каждом; но живёшь ты в Общине, и живёшь ты не в личных апартаментах, а в Штабе, стало быть…» Не вопрос, – икона так икона.

– С Праздником тебя ещё раз, сын мой! – поприветствовал его Отец Андрей; и, оценив что печка вполне себе топится, принялся стягивать с себя тёплое просторное пальто… Нет, не пальто – это же ряса называется – вспомнил Вовчик. Просторная, с отложным бархатным воротничком и на подкладе. Под ней нарядный праздничный подрясник – всё как полагается, включая наперстный крест на цепочке, – Вовчик не особо разбирался, но, кажется, так это называется. И на боку – револьвер в самодельной кобуре.

– И вас с праздником, благочинный… Паства-то?.. С пониманием относится? – кивнул Вовчик на кобуру.

– А как же! – благодушно кивнул священник, – Время такое. «Не думайте, что Я пришел принести мир на землю; не мир пришел Я принести, но меч!»

– А то ж! – одобрил Вовчик, – Револьвер – неплохая замена мечу! Да, поздравить вас ещё хотел – мощно вы задвинули в проповеди, я часть послушал… Как это? А, – я даже фразу запомнил: «Не будет жить в доме моем поступающий коварно; говорящий ложь не останется пред глазами моими». Это вы про кого?

– Это, сын мой, «фраза» из Псалтыря… А кому адресована – тот сам поймёт, я полагаю. Есть тут у меня наблюдения.

– И это – про типа «не сотвори себе богатства», ага. Вы, батюшка, сегодня прямо кладезь притч…

– «…у одного богатого человека был хороший урожай в поле; и он рассуждал сам с собою: что мне делать? некуда мне собрать плодов моих? И сказал: вот что сделаю: сломаю житницы мои и построю большие, и соберу туда весь хлеб мой и все добро мое, и скажу душе моей: душа! много добра лежит у тебя на многие годы: покойся, ешь, пей, веселись. Но Бог сказал ему: безумный! в сию ночь душу твою возьмут у тебя; кому же достанется то, что ты заготовил?» – на память процитировал Отец Андрей, и пояснил:

– Надо время от времени освежать сознание мыслью, что мы здесь, на земле – временные гости. Что скапливать богатство – глупо и недостойно христианина… Заметил, кстати, что у некоей дамы в ушах серьги появились, с камнями – и это на богослужении?..

– Нет…

– Вот. А многие заметили. Как и то, что золото мы в общине сдаём на общее дело… сдавали. Корову вот выкупили. А тут… Ну ладно. Ты чего ушёл? Там танцы сейчас. Кавалеров не хватает. А ты ж самый завидный кавалер, Володя. Молодой, неженатый.

– Вот потому и ушёл! – пояснил Вовчик, – Что нарасхват, – боюсь, порвут на части, хы. Даже Геннадий Максимович намекал, чтоб подождал годика два-три, не женился пока – у него внучка подрастает. Вот так вот… Ни ждал, ни гадал. В школе-то я не очень котировался…

– Да, сменились времена. Сейчас не внешнее ценится, сейчас главное – суть! Стержень человеческий. А стержень у тебя хороший, правильный! – люди это чувствуют. Женщины в особенности. – похвалил Отец Андрей.

– Да уж. – Вовчик и не думал смущаться от похвалы. – Сейчас чай согреется. Или хотите кофе по случаю праздника? – осведомился.

– Чай, чай, сын мой! – благодушно ответствовал священник, справившись с пальто и располагаясь на табурете возле печки, протягивая к ней большие красные руки:

– Чай. Не будем сибаритствовать, прибереги кофей для другого случая и гостя. Или гостьи, хм. Света-то добавь, что сидишь впотьмах…

Вовчик прибавил освещенности: просто переключил режим на фонарике под рассеивающим рефлектором, сделанном из матово-белой пластмассовой бутылки из-под кефира, служащим у него за домашнее освещение.

– …да достань лучше по случаю праздника бутылочку… Знаю, знаю, не отпирайся, есть у тебя! Сам говоришь – праздник. И, – сколько ещё этих праздников Господь даст…

– Да я ничо. Это я моментом! – сообразив, зачем именно сюда пришёл «погреться» священник; Вовчик нырнул под кровать-лежанку, и на маленьком столике появилась начатая бутылка без этикетки, но с заманчиво отблёскивающим золотистым содержимым: самодельный «коньяк». Был, по чести говоря, в заначке ещё и настоящий коньяк, «недограбленный» Гришкиной бандой и покойным Громосеевым, но он сберегался исключительно для больных.

– Ых! – священник ещё более повеселел, – Давай, что ли, и стопочки, не из чайных же чашек… Да две, две давай – что ж я, один, что ли, буду!.. … Ну, за Новый Год!

– За, даст бог, не последний!

– Вот-вот, и я о чём!.. – закусывая чёрствым кусочком пирога с вареньем, согласился священник, – И ты понимать начинаешь: Бог даст – не последний.

Выпив стопку, Вовчик вздохнул:

– Ох, Андрей Викторович… я как услышу это ваше «бог даст, бог поможет», так прямо руки опускаются!

– Это потому, что ты – голимый материалист! – назидательно сообщил батюшка, и выразительно глянул на бутылку. Вовчик понял, что требуется повторить.

– Тут ведь речь не идёт, сын мой, о том, чтобы руки опустить и ни о чём не думать, ни чем не заниматься, только что уповать на божью помощь, – этого ты не понимаешь! – после второй стопки продолжил Отец Андрей.

– Ты сам видишь – всё, что надо, делается… ну, не всё, но многое! – вспомнив «предложение» Вадима о «превентивном ударе по Хроновской банде», поправился он.

– Но христианин понимает, что всё, что делается в мире – всё с божьего благословения… Ты можешь мне сейчас эти свои казусы не выкладывать – про «зло в мире» и всё такое… – отмахнулся от и вправду собравшегося подискутировать Вовчика Отец Андрей, – Это – зло в мире, я имею ввиду, – божью волю никак не отменяет! Я, ты знаешь ведь, семинарии не заканчивал; я, как ты знаешь, политех заканчивал, и потому гладко ответить тебе на такие вопросы не смогу… но знаю точно: если ты в бога веришь, если божьи заповеди соблюдаешь, и живёшь по правде, – в трудную минуту всегда бог поможет!

«– Опять склонять креститься начнёт!» – подумал Вовчик, но прерывать священника не стал. День был суетливый; просто хотелось в праздник в тепле, «за рюмкой чаю» поговорить «о всеобщем», а не о том, что у Зои Сергеевны опять болит зуб, домашние средства не помогают, а рвать, «по рецепту Петра Первого», как потребовали у Вовчика, как самого молодого и здорового, он не решается… что в деревне какое-то нездоровое движение; и как бы, перепившись, Витькины уроды не попёрли вновь «брать пригорок», из-за чего Вовчик и усилил пост на колокольне – Зулькой. И о прочей текучке.

– …ты просто это не осознаёшь, может быть – но всё в мире в руце божией! Почему так, а не иначе – а вот об этом не нам судить. Значит так надо!

– Это хорошо бы, хорошо бы!.. – согласился Вовчик, – Если бы бог помог. Послал бы нам пару пулемётов с боекомплектом, миномёт с расчётом… Хы. Представляю! – расчёт из ангелов! Вот бы и хроновские, да и Гришкины хлопцы б удивились и прониклись бы!

– Володя, Володя… вот прямо лезет из тебя этот материализм! – осуждающе покачал головой священник, – «Ценные вещи не принесут пользы в день ярости, праведность же спасёт от смерти». По твоему получается, что если «помощь» – так обязательно пулемётами! А ведь божья воля может просто так дело повернуть, что и не понадобятся пулемёты!..

– Что может быть ценнее пулемётов в нашем-то положении!.. Ага-ага, сейчас ночью эти отморозки проникнутся божьим словом, и двинутся к нам каяться и креститься – с Хроновым во главе. Вот этого я, кстати, и боюсь – что двинутся; когда перепьются. А у нас пулемётов нет, чтоб разом их всех «перекрестить!»

– Ёрничаешь, Володя… ну, что там чай?

– Сейчас будет! – потрогав уже горячий чайник, пообещал Вовчик, и решил свернуть тему:

– Андрей Викторович, а что христианство думает о снах? А?

– Ну, что думает… – священник впал в некоторое замешательство, – Думает что… отражение действительности, преломленное и обработанное подсознанием… «Чем душа занята и о чем говорит наяву, о том мечтает или философствует она и во сне: проводит весь день в заботах о делах человеческих, об них же суетится она и в сновидениях…» Опять же – во сне бог может подсказать… божьи силы… «Излию от Духа Моего на всякую плоть, и будут пророчествовать сыны ваши и дочери ваши; и юноши ваши будут видеть видения, и старцы ваши сновидениями вразумляемы будут»… А что?

– Хы, Андрей Викторович! Всё же видно ваше первое образование – политехническое! – Вовчик подмигнул заговорщицки, – Что начинаете вы всё же, как и я, «с голимого материализма», а лишь потом наверчиваете «божью волю»! Это я так… Что спросил-то? Да Жоржетта сегодня снилась, – помните, я рассказывал, – была у меня маленькая декоративная крольчиха; сбежала в лесу, когда на поляне на нас бандиты напали… Так и пропала. Сегодня приснилась – мёрзнет, несчастная… Съел уже, небось, её кто-нибудь, или замёрзла давно – не выжить декоративному кролику в зимнем лесу! Жалко.

– Потому что ты добрый, Володя! – понимающе кивнул Отец Андрей, – За всех у тебя душа болит. Даже – за кролика.

– Дааа… добрый. Знали бы вы… – Вовчик вспомнил «то дело» в Никоновке, когда под руководством Вадима двинули они с Вовкой «решать вопрос с дембелями», когда обзавелись автоматами. И, хотя сам он тогда никого не убивал, – но участвовал ведь. В полный рост – участвовал!

– Бог милостив! – как будто понял его мысли священник, – «Честных ведёт их непорочность, а вероломных разорит их лукавство».

– Разорит? Хорошо бы… Я-то что. Я, как бы, не за себя – что я? Я – один. Вот если б бог как-нибудь за общину заступился!.. Вот тут, глядишь, и я возле общины уцелею. Или там чтоб за Жоржетту… или это я уж слишком многого «от него» хочу?

– Молись, Володя; – бог поможет! Вот так вот: – «Огради меня, Господи, силою честнаго и животворящаго Твоего Креста, и сохрани меня от всякого зла».

– Запомню, ага. – Легко согласился Вовчик чтобы сделать священнику приятное. Пусть думает, что мало-помалу продвигает Вовчика к принятию веры, к крещению.

– Чай. Осторожно, не обожгитесь. Ещё по одной?

– Нет, достаточно, Володя… – священник тоже решил сменить тему, – Баба Надя ругалась, что ты на кухне забрызгал всю плиту какими-то пятнами… это что? Опять свою богопротивную взрывчатку варить пытаешься?

– Угу. А что? Селитры у нас навалом, почему не пробовать? Сейчас жалею, что так мало тола тогда купил. Какой эффект был, когда огнетушитель-бомбу «в наступающие порядки неприятеля» я тогда забросил!..

– Да. Но эффект был более психологическим…

– Но был, и каков! Они поняли, что у нас есть и «дальнобойная артиллерия», не только стрелковка. Не зря Лика докладывала, что бабы на базарчике спрашивали: правда ли, что у нас тут всё заминировано, как Мундель говорил? Так что это не богопротивная; это богоугодная взрывчатка!

– А вы сами-то!.. – в свою очередь Вовчик обличающее уставил палец на собеседника, – Что на кухне плавили? Мне пацаны-«самогонщики» докладывали. Я догадываюсь, конечно…

– Да. – Не стал отпираться и Отец Андрей, – Да. Плавил. Кусочек от серебряной ложки, в тигле. Выливал потом. Не очень получилось – потом напильником дорабатывать пришлось…

– Неужели… серебряные пули??

– Они, – подтвердил Отец Андрей, – Я попробовать. Мой ЛеФоше – он хлопнул по боку, – с раздельным заряжанием ведь. Могу хоть чем зарядить, хоть карандашом. Вот, – из свинца я пули освоил; а тут обломок ложечки попался, – дай, думаю, попробую из серебра-то!

– Угу. Приберегите для вампиров. Или оборотней…

– Не верю я в эту чушь голливудскую, Володя! Я больше для интересу – я ведь литейщик по профилю-то, 502-я специальность. Так и тянет иной раз что-нибудь отлить. Почему не пулю?..

– Оно понятно… Потом этой пулей… Андрей Викторович! Можно вам вопрос задать – не как, хм, служителю культа – как говорил Остап Бендер, – а как частному лицу?.. – решился вдруг Вовчик.

Время от времени его, вполне начитанного, в прошлом чисто «домашнего» мальчика, одолевали вопросы, несвязанные напрямую с нынешним бытом-выживанием; а поговорить особо было не с кем. Люди в общине были, как бы сказать, или весьма «приземлённые», не вдающиеся в такие темы, либо весьма религиозные; но с ними на отвлечённые темы беседовать было тем более бесполезно.

А тут священник – в прошлом студент политеха; неплохой боксёр – в прошлом; и вообще – человек, носящий за поясом ручной карамультук, – вот с ним-то и можно попробовать поговорить о всяком-разном, не съезжая в «божью волю». Раз праздник. Раз пока время есть. Хотя…

– И что бы ты хотел спросить, Володя?.. – напрягся в свою очередь Отец Андрей.

– Андрей Викторович! Я вот вас именно как в прошлом студента хочу спросить; как, можно сказать, бывшего коллегу по цеху – хотя я и не технарь. Вот в чём вы видите смысл жизни? Вообще – существования нас, как биологических объектов? Андрей Викторович! – только про «божьи творения» и «божью волю» не надо! – чисто по-человечески! А?..

– О-хо-хо… – священник поёрзал на табурете, и тот жалобно скрипнул, – Какие вопросы тебя тревожат… Потому это, что…

– Андрей Викторович! – прервал его Вовчик, – Я вас сразу ведь предупредил! Не надо мне про то, что «потому что я не во христе!» Я вас с чисто материалистических позиций спрашиваю. Зачем?..

Священник ещё поёрзал, поёрзал, повздыхал; отпил чаю, и, поняв что Вовчик-то спрашивает всерьёз, выдал… Оказалось, что сказать что на эту тему бывшему студиозусу-технарю есть что, думал он над этим.

– Видишь ли, Володя… У всех свой опыт, у каждого свой взгляд на жизнь, и на смысл её. Я ведь как к вере-то пришёл? Ты не поверишь… через экстрасенсорику. Не надо смеяться – у каждого свой путь… (– И не думал смеяться! – вставил Вовчик).

– Есть у меня некоторые способности… Они у каждого есть, не у всех проявляются только. Всегда хотел я, чтобы мои способности, пусть и небольшие, людям помогали. В своё время организовал я Центр Духовной Реабилитации для бывших воинов-афганцев. Тогда война, да потом распад Союза многих повредили. И был у меня один пациент… совсем он плох был; чем – рассказывать тебе не буду, не твоё это. Держал я его… долго держал. Силой своей. Только сорвался он потом всё равно. И… и умер потом. А ко мне пришла «отдача». Такая «отдача», что сам я заболел тогда, и думал, что и не выкарабкаюсь… И вот потом, по выздоровлении нескором, понял я, что нельзя человека через силу держать на чём-то. Пусть и на благом. Пусть и в жизни, хотя бы. Нужно, чтобы он – сам! Сам до всего дошёл, и мог держать себя сам. А это, Володя, даёт вера. Вера даёт силы, укрепляет в тяготах.

– Андрей Викторович, я ведь не об этом…

– А я – об этом. Так вот, по твоему вопросу, «материалистическому». Нет у жизни смысла в чисто материальном понимании. Вот у кошки Муськи, при кухне которая, смысл один – быть в тепле и в сытости. А мы – люди!

– Ну, люди. Но если копнуть глубже – тоже животные, разве нет? Та же Муська – вон, котятами обзавелась, – это ведь помимо «в тепле и сытости», но и до «духовного» явно не дотягивает, а?..

– Ты, Володя, зря в одну кучу всё валишь, – не согласился священник, – У кошки Муськи, конечно, духовных устремлений нет, но есть великий инстинкт продолжения рода. Можно его рассматривать, вот как ты предлагаешь, чисто как животное инстинктивное начало. А можно – как великий биологический закон, который – если не нравится тебе термин «бог», – то скажем так: дарован нам природой. Природой, мирозданием: стремиться продлить жизнь. Причём не обязательно и своего именно рода, не обязательно именно чтобы твой набор генов передавался в будущее; но даже и «просто жизнь»! Ты прислушайся к себе – ведь это нормально: помочь кому-то выжить, продолжить жизнь?.. Вот ты про кролика своего вспомнил – жалко тебе его. А что кролик? – тоже ведь просто комочек жизни; кто он для тебя? Но ты жалеешь его, и хотел бы, чтобы его жизнь продлилась; просто – жизнь. Так вот – ты спрашивал. Я и отвечаю тебе: смысл жизни, – не христианина, нет, а пусть просто человека, вне веры, – способствовать продлению жизни на земле. Не веришь ты в божии законы – поверь в материалистические, в природные – если бы не так было – и нас бы не было. Наши предки бились, голодали и выживали – чтобы мы живы сейчас были, и могли задаваться этими, странными для предков вопросами: «зачем жизнь?» Это нормально, Володя – жить, способствовать продлению жизни, это – биологический закон!

– А у вас, Отец Андрей, дети есть??. – задал провокационный вопрос Вовчик.

– Есть. – спокойно ответил священник, – Девятеро у меня.

– Де-вять че-ло-век?? – поразился Вовчик, – А где же они?? С кем?

– С матушкой, с женой моей. Я ведь женат – ты не знал? Девять, да, Володя, девять. Трое родных, и шестеро приёмных. В надёжном месте они сейчас. Если вообще есть сейчас на земле «надёжные места»… Позаботятся о них. Я тут о людях позабочусь, там – о моих позаботятся, как о родных, – не беспокоюсь я за них; то есть – не очень беспокоюсь, не одни они там…

– Сильно, Андрей Викторович, сильно! Не знал…

– Вот. О жизни, значит. А те, кто убивают – те идут против жизни, против бога; ну и, по-твоему, по материалистически сказав, – против природы. Такие люди – извращенцы; они извращают человеческую природу, и от них сама природа ищет способ освободиться… вот увидишь.

– Вы про Хронова?

– И про Хронова. И про Бориса Андреевича, старосту Озерского – чувствую я в нём некую тёмную силу, не божью; неспроста при нём это всё делается, беззаконие это – в том числе и что мальчишку тогда прилюдно к столбу привязали и по очереди ножами кололи… Убить, если хочешь спросить, – можно; я думаю – можно. Но – убить для продления жизни, чтобы спасти бОльшее за счёт мЕньшего. Они же… ну, ты знаешь.

– Андрей Викторович! – Вовчика увлёк разговор, – Наверное, вы правы. Что-то в этом есть…

– Конечно есть. Даже отцы психоанализа вывели давно, – что человеком движут три сильных силы: голод, стремление размножаться и доминировать. И они правы – но не до конца. А если в корень смотреть…

– Я не стремлюсь доминировать! – не согласился, перебив, Вовчик, – Нафиг мне это не надо! Вы думаете, я тут «командирю» ради того чтобы своё эго потешить?? Да было бы на кого эти обязанности свалить, я бы давно…

– Да нет, Володя. Стремишься. Даже вот этим вот заявлением – что я, мол, не стремлюсь! – ты лишь показываешь, что на самом деле этого жаждешь. Доминировать, «командирить», решать… «Быть значительным», как сформулировало старик Фрейд. Просто ты идёшь от другого: «Я не стремлюсь» – стало быть «Я не такой как все»; – а это тоже стремление к доминанте, только по-другому. «Доминировать» ведь можно не только вовне, но и внутри… ты думаешь, что святые отцы-схимники, кто давал обет молчания и удалялся в скиты – не стремились к доминированию? Стремились, – только у них это так выражалось. Просто не нужно этого стыдиться; как будто это что-то плохое: доминировать. В разных формах это проявляется, и часто полезно. Для общества, да. Так вот. Я не договорил. Казалось бы, всё просто и действительно так: голод, размножаться и доминировать. Так? А если глубже копнуть – то получается, что не три стремления у человека – а одно: продолжать жизнь. Избавиться от голода – продлить себе и своей семье жизнь. Размножаться – это и так понятно. Очень сильный инстинкт, то есть стремление, хэх!.. И «доминировать» – то есть «быть значительным»; что, опять же, означает иметь преимущественные шансы именно себя «передать в будущее», – своё семя, свои навыки, своё «командирство» как ты выражаешься. То есть – во всём: стремление в продлению жизни, в которой – бог!..

Засигналила лежащая на столе маленькая «командирская» Вовчикова рация. Вздохнув, что прерывается такой интересный разговор, Вовчик взял рацию, включил…

– Камрад Хорь, Камрад Хорь, докладывает «Айсберг»! – зачастила рация мальчишеским голоском, – Докладываю, что по направлению к деревне бежит… этот! Ну, диверсант! Который раньше прополз! Приём.

– Постой… какой «диверсант»? – не понял Вовчик, – Почему диверсант? И – что значит «по направлению к деревне»? Откуда бежит-то? Приём.

– От… от огородов бежит… – упавшим голосом сообщила рация, – Этот… диверсант. Который раньше прополз… – из динамика послышалось расстроенное шмыгание носом и явный всхлип, – Приём…

– Как «раньше прополз??» Почему не сообщили?! И вообще – кто сейчас на посту – ты, Андрюшка? А где Зулька? Она же сейчас Старшина поста, почему она не докладывает?.. Приём!

Пауза.

– Приём! Айсберг – как слышите меня?? – Вовчик всерьёз забеспокоился, – Отвечайте!! Где Старшина поста? Приём!

Снова включился динамик рации, и сквозь всхлипывания убитым голосом Андрюшка доложил:

– Она наперехват пошла…

– Одна?? Кто разрешил?? Приём.

– Одна-а…

– И сейчас он «бежит», а она?..

– Не зна-а-а-аю… – всхлипывания перешли в конкретный такой рёв, – Сигналила, что «всё в порядке«…А сейчас… он бежи-и-ит…

– Ну, я вам сейчас!! – Вовчик подскочил на табуретке и бросился одеваться. Чувствовалось, что празднование Нового Года гладко не закончится.