Текст книги "Крысиные гонки (СИ)"

Автор книги: Павел Дартс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 60 (всего у книги 132 страниц)

– Брат! Брат! Не нада-а!!.. – всё слышалось из овражка.

Громосеев сплюнул окурок, уже обжигавший губы, и полез в карман за следующей сигаретой.

ПОХОРОНЫ И ПЛАНЫ

Озерье наконец обзавелось своим собственным кладбищем. Раньше, когда с топливом не было проблем, покойников хоронили на кладбище возле, не столь далёкой и более крупной, Демидовки, благо, жителей в деревушке было раз-два и обчёлся. Теперь в соседнюю деревню ездить было дорого, ни к чему, да и опасно. Недолго думая староста отвёл под кладбище поросшее бурьяном поле между деревней и «пригорком», несколько, впрочем, в стороне, чтобы в церковь приходилось ходить хотя и мимо, но всё же не через кладбище.

На свежем кладбище уже образовалась первая могила – мадам Соловьёвой.

После отъезда Громосеева вдруг, откуда ни возьмись, появился Хронов; как ни в чём не бывало, по-прежнему наглый и самоуверенный, он тут же заявился в «штаб» и поменял своё испохабленное выжженными рисунками ружьё на одну из оставленных Громосеевым нарезных винтовок.

Никто из его «бойцов» не посмел ему и слова против сказать: после ночной расправы с Ильёй, и отъезда Громосеева не смогшего ничего Витьке сделать, а только громыхавшего словами, авторитет Витьки упрочился – авторитет не то что руководителя, командира дружины, а то, что в блатном мире называют паханством. До всех дошло, что Громосеев и Никоновка с их определённым, хотя и странным нынешним пониманием законности далеко, а Витька – вот он. А Илья – с травмой и при смерти (как говорили). И староста, Борис Андреевич, по-прежнему остался на селе, как бы главным; никто его не сместил, словом… словом, всё осталось по-прежнему, и только возросла от безнаказанности и лучшей теперь вооружённости Витькина наглость.

Артист же решил Витьку с должности командира дружины, вопреки распоряжению Громосеева, не смещать: во-первых особо и не на кого – тот же Лещинский, Витькин «зам», смотрел тому в рот и выполнял беспрекословно Витькины распоряжения; во-вторых, что может быть лучше прикормленного и накрепко привязанного соучастием в убийствах «силовика»? А что Уполномоченный?.. Ну а что Уполномоченный? Он распорядился и уехал, а нам, хрестьянам, тут жить… нету другой кандидатуры, да и всё! Да и не его это дело, расставлять на местные-то посты. Да и не станет же он проверять! Да и сам он… посмотрим ещё, сколько он сам протянет! Гуманист чёртов и любитель стрельбы из рогатки…

Но Витьке наедине, чтоб не ронять тому авторитет, Артист сделал «строгое внушение» – а попросту саданул ему в солнечное сплетение, а потом, упавшему, с удовольствием добавил ногами… Дьявол взревел от радости и рванулся было в предвкушении крови из глубин души наружу, но Артист смог, смог, к счастью, с ним справиться, – забивать сейчас Витьку насмерть или калечить было явно не с руки. Только отогнул Витьке за волосы голову назад и, поднеся к шее лезвие ножа свистящим, змеиным шёпотом ему сообщил:

– Если ты, сссука, ещё раз что-нибудь такое, как с Ильёй, без разрешения вытворишь, я тебя, поганца, лично запорю и на пару к Роме спрячу! Или к Морожину – сам решай, с кем в компании тебе будет веселее!

Витька быстро-быстро и мелко закивал, опасаясь порезаться о лезвие возле своего горла, даже заморгал в такт, преданно гладя в лицо Артисту и всячески изображая, что он-то всё и навсегда понял, больше не повторится, клянусь-клянусь!!

Он не прикидывался, он и в самом деле до судорог боялся старосту, чувствуя за ним и Артиста, и, глубже – Дьявола. Кто знает, что тот решил на его счёт, и по какому поводу – мог вполне и зарезать, Хронов не сомневался; и потому от страха переборщить с выражением личной преданности он не опасался. Если бы тот заставил, он, Витька, и сапоги бы ему лизал, – теперь он окончательно чувствовал в Борисе Андреевиче ХОЗЯИНА, и препоручил ему всецело и душу и тело. Иначе, он чувствовал, ему не выжить.

Удовлетворившись выражениями покорности со стороны Витьки, Артист оттолкнул его голову, спрятал нож, и, поднимаясь с корточек, распорядился:

– Ну а в наказание тебе – труп этой суки, бизнес-тренерши – похоронить! Чтоб сегодня же! Никаких, нах, гробов и, вообще, огласки – сгребёте её лопатами в полиэтилен вон от теплицы – и на новое кладбище. Потом уже объявишь местным плакальщицам – пусть повоют за свою вождиню на могилке.

– Её, небось, там уже собаки пожрали!

– Значит, собачье говно похоронишь! – Артист захохотал, – А ну пошёл!..

Так на кладбище появилась первая могила.

Теперь к ней готовились добавиться ещё три: Надькина и бабки, бывшей квартирной хозяйки Бориса Андреевича, и общая, для всех убитых при нападении на церковь бандитов.

Вовчик на похоронах, куда, как на общее мероприятие, опять стянулось полдеревни, присутствовал; и сразу отметил как после прошедшего визита Уполномоченного разделилось Озерье. Деревня и раньше-то никогда не была чем-то единым, все копались в своих огородиках и на выделенных под посадки делянках сами по себе; но тем не менее всё равно у всех было это некое ощущение – что они здешние, пусть даже сбродные, эвакуированные в эту глушь из больших городов; но всё равно – они «озерские», и всё, что в Озерье случается каждого непосредственно касается. Каждого и всех вместе.

А теперь… теперь, как-то, все стали порознь. Несколько старух противными, навевающими невыносимую тоску голосами заунывно причитали около своей товарки, лежавшей в гробу весьма торжественно, с лентой с вышитой молитвой на восковом лбу, с чётками и свечкой в серых руках. Девчонки-коммунарки с опухшими и некрасивыми от слёз лицами кучковались возле гроба Надьки. Та была вся нарядная… на шее белая лента, чтобы не было видно жуткого багрового рубца – стронгуляционной борозды. А вот Мэгги не пришла на похороны, сказавшись больной от расстройства – и этим вообще отдалилась от бывшего своего коллектива.

Поодаль несколько суровых тёток из числа выживших прихожанок стояли и что-то нараспев пели перед большой могилой, в которую бойцы Витькиной дружины уже стаскивали по одному и укладывали друг на друга окоченевшие трупы бандитов. Староста распоряжался. А основная масса озерских просто стояла и глазела, бесстыдно вслух обсуждая происходящее у них на глазах. Вместо телесериала. Никто даже не почесался помочь закапывать могилы, когда священник, всё же убеждённый прихожанками, неким «малым чином» отпел грешные души, в том числе и Надьку, и бабку. Просто стояли, глазели и болтали:

– Не должОн бы священник отпевать самоубийцу! Точно-точно, я сама читала! Надька-то – она ж самоубийца! Вот. Значит неправильно.

– Ага. И на кладбище таких не хоронили. Я тоже читала.

– Да всем пофиг, чо, не заметно что ли!

– А поп-то бухает! Глянь, какая репа опухшая! Грят так и не просыхает с того дня.

– Конечно пьёт! Паства, значит, трудитца, а он пьёт! Как заведено!

– Как вам не стыдно! Он всё в церкви сам делал и делает, всё своими руками! И когда бандиты – он ведь не сбежал, а за своих, понимаете ли, прихожан вступился, и, говорят, двоих в церкви зашиб вусмерть…

– Вот. Священник – зашиб. В церкви. Вот.

– А что должОн был делать?

– Помолиться за них, и сказать, что они поступают нехорошо! Хи-хи-хи!

– Другой раз бандиты не на пригорок, а в деревню придут, и тута некому будет заступаться, ага! Не дружине же.

– Я своему сказала – нечего в дружину шляться, картошку копать уже надо! – нет! С ружжом шастать им способнее…

– А этот-то… Вовчик. Раскулачили его. Ага. Ишь, стоит. Говорят, плакал вчера. Когда отбирали.

– Да уж. Тут заплачешь.

«Общественность» тут же с удовольствием переключилась на новую тему:

– Ты ещё пожалей его. Да там всю деревню можно было полгода кормить, а он ничо и никому! Да ты знаешь, сколько у него в погребе было позаныкано?? Там час выносили: пакеты, коробки, мешки. Ишь, куркуль! У него даже не всё и забрали!

– Ну, прям час! Но вообще что не делился – это…

– А чо бы он должен?..

– А по человечески! А он – нет! И вообще – откуда у него столько нахомячено?? Уполномоченный не стал разбираться – а зря, зря! Это неспроста! Столько… всего! Все, понимаешь, с голой жопой эвакуировались – а у него полный подвал запасов! Вот и думай – с чего, почему??

«Общественное мнение» медленно, но верно склонялось к осуждению куркуля-односельчанина:

– Порядочный человек в наше время таких богатств иметь не может и не должен! Только преступник какой!

– А ещё с дружком своим в огороде целыми днями горбатились – сажали да пропалывали. Не иначе как для отвода глаз. Чтобы никто не догадался. А сами – жрали в три горла. Инесса, квартирантка ихняя, говорила. Им её муж пропавший говорит: дайте, грит, сигарет! А он ему: только за золото! Вот и думай – откуда и для чего у ево столько запасов!

– Спекулировать! Конечно спекулировать! В Мувске сперва наспекулировали, потом в Озерье перебрались. Эвакуированных обирать. Ага.

– Ссссволочи! Тут жрать нечего, а они…

– Мяхко с ним Громосеев, мяхко! Я б…

– А дружок евонный убёг. С автоматом. И тихарится где-то. Неровён час…

Все примолкли и с некоторым испугом огляделись. Бойцы-дружинники, перебрасываясь шуточками, неторопливо заканчивали засыпать могилу.

– И Витька. Застрелил парня – и тоже в леса. А сейчас опять главный.

– Сейчас кто угодно «главный», кто с оружием…

Старая истина «винтовка рождает власть» наконец в полной мере дошла и до бывших менеджеров, менчендайзеров, секретарш и прочих работников «современной экономики».

* * *

Вовчик, собственно, присутствовал на похоронах не только из-за Надьки – что её тайно убили он практически уже не сомневался. Но… как бы то ни было, какие бы подозрения не были, пусть даже уверенность – приходилось делать вид, что ничего не случилось, что нет оснований для подозрений и всё такое. А как иначе… Период «радикального выяснения отношений» был, чувствуется, на подходе, но ещё не наступил. И Громосеев со своей «бандой экспроприаторов» был этим, пока ещё сдерживающим от радикального выяснения отношений, фактором. Приходилось «терпеть и улыбаться». Пока. Как говорится, «приближается день «икс», время «ч» и полная «ж»; и нужно быть к «ж» готовым.

И сегодня он собирался переговорить со старостой, с Борисом Андреевичем, о мирном, по-возможности безболезненном, «разделе сфер влияния»: это касалось не только «переезда коммуны на пригорок», но и предстоящего сбора и хранения урожая. Вовчик по своему обыкновению продумывать последствия предвидел в этом вопросе большие проблемы: в коммуну вступали кроме девчонок, бывших первыми, много и последующих семей, работавших и меньше по времени, и меньше по интенсивности. Обрабатываемые поля были в разных местах, различных по удалённости – а отовсюду нужно было доставлять собранный урожай. Вовчик планировал значительную часть урожая складировать рядом, на пригорке, пусть это было и дальше. Во избежание, как говорится. Как доставлять? На себе? На самодельных тележках? На личном автотранспорте при жестоком дефиците бензина? Вовчик предвидел проблемы, и хотел заранее, по возможности безболезненно и заранее договориться об их решении.

Но разговора толком не получилось. Староста не то чтобы вилял, уходя от конкретных соглашений, но складывалось впечатление, что все эти хозяйственные вопросы, собственно и являющиеся его прерогативой как Громосеевского «наместника» он считал неважными, чуть ли не само собой решающимися, и обсуждать их всерьёз и предметно избегал…

Просто дурак? Недальновидный человек? Или, как с опаской думал Вовчик, Борис Андреевич просто не видит чего ради делить то, что потенциально не делится, и со временем всё равно будет «в одном кармане»? А пока так… кто сколько и чего урвал – тем и владей? И Вовчик, по согласованию с Катей, решил, во-первых, уборку начинать с самых удалённых участков, во-вторых, договориться с куркулём Вадимом, у которого был дизельный внедорожник и запас топлива, о перевозке урожая на пригорок, для чего тут же решил заняться созданием подходящей телеги и подготовкой необходимого для уборки инвентаря. В-третьих, спешно перевезти «на пригорок» свой слесарный инструмент, тиски из сарая, и заняться параллельно вооружением своей женской бригады как реального противовеса хроновским придуркам. Тиски и ручную дрель – в первую очередь. Потянет ли сварку генератор Вадима? Найти трубы подходящего диаметра…

Вадим сам пока «стоял враскоряку», то решаясь перебираться «на пригорок», то решая ещё обождать; то опять собираясь «пересидеть» в своём удобном доме – только бы как-то выселить «юриста» с семьёй, желательно прямиком на тот свет.

* * *

– Подъезжал ко мне на похоронах Вовчик, – сообщил староста во время поминального ужина вполголоса своим приближённым, – Делить сферы влияния хочет.

– И ты что? – заинтересовался юрист Попрыгайло.

– А ничего. Что там делить? Какой «урожай»? Пусть убирают. Пока. Как время делить настанет – тут мы слово и скажем. Веское. Благо Громосеев Витькиных сопляков стволами снабдил.

– Это хорошо, это правильно! – вклинился политтехнолог и журналист Мундель-Усадчий, – Никаких авансов им не давать – и пусть убирают. Поскольку «раздел» нужно будет производить «по факту». Пусть пашут…

– Поучи учёного. Знаю. Столкновение и перераспределение собственности неизбежно. – обрезал его Борис Андреевич. Помолчал, хмыкнул, и добавил:

– А знаешь, откуда у меня такой вывод? Не поверишь, журнашлюх. А умный человек из чего угодно способен сделать «выводы по жизни», хотя б и из накакавшего на рукав пролетавшего мимо воробья. И только дебил, хоть ему разжуй и в рот положи, на небе огненными буквами транспорант зажги, или на руке правила жизни паяльником выжги, ни-хе-ра не сделает выводов!..

– Ну-ну?.. – пропустив мимо ушей «журнашлюха», подобострастно, хотя и с тщательно скрываемой издевкой, поинтересовался Мундель, – Что сподвигнуло на глубокие выводы?

– Не поверишь – «Варкрафт». Ну, сетевая игра, если знаешь. Стратегия в реальном времени. Так вот. Там, как и вообще в жизни, «второго места» не бывает; там или ты победил, или проиграл. Как в жизни – сдох. Так вот. Там по самой сути игры без конфронтации невозможно. Она, конфронтация с противником, неизбежна; просто в короткой по времени сетевой игре это наглядно; а в реальной жизни некоторые расслабившиеся от благ цивилизации дебилы всерьёз решают, что природу можно обмануть и «жить в сотрудничестве». А так в истории, и вообще в жизни, никогда не бывало и никогда не будет. Всегда кто-то кого-то ест. Поскольку ресурсы в замкнутой системе ограничены, а человек устроен так, что всегда стремится получить максимум для себя. И это нормально. Шекспир как-то писал: «Нет ничего ни плохого, ни хорошего в этом Мире. Есть только наше отношение к чему-либо.» Не согласен? Где и когда в истории было так, чтобы какое-нибудь государство или народ взяли и передали другому государству, народу, что-то нужное, себе принадлежавшее, просто потому что «им больше нужно»…

– СССР. – влез юрист, – Постоянно раздавал. В том числе, и, даже в первую очередь то, что самому было остро нужно. Ресурсы там. Территориями делился. Валютой поддерживал. Всяких засранцев.

– Дурак ты, Попрыгайло! – сообщил слегка подвыпивший по поводу нечаянного избавления от своей квартирной хозяйки, и по поводу успешного окончания инспекционной поездки «господина Уполномоченного с личной бандой» Борис Андреевич, – Поскольку не въехал в суть вопроса, а выступаешь чисто по внешней стороне дела, трескуче. Советский Союз – да, раздавал и помогал. Но совсем не из-за голимого альтруизма и пресловутого «пролетарского интернационализма» или человеколюбия, а именно, как способ расширить свою зону влияния, укрепиться во вражеском лагере под личиной «друга трудящихся». Хотя эта «помощь трудящимся», вполне себе, была небескорыстна, и сами «трудящиеся» и «братские партии» были то же самое, что и, для другого лагеря, «помощь моджахедам, строящим демократию в Афганистане». Уяснил? И вот возьмём Варкрафт. Если, скажем, два игрока решили «строить цивилизацию без конфронтации», поделили, скажем, карту, начали «мирно развиваться», то есть истребить монстров, строить поселения и те де, то, на определённом этапе, после того как подъедятся ресурсы, начнутся стычки сначала на граничащих территориях, затем…

– И выигрыш будет иметь тот игрок, который нападёт первым! – влез внимательно слушавший журналист-политтехнолог.

– Соображаешь, Мудель! – похвалил староста,

 
                    Быстрее слов была его рука —
                    И выбила клинки их роковые;
                    Но из-под ней успел уже Тибальд
                    Меркуцио нанесть удар смертельный…
 

Да, кто первый ударит, за тем и поле. Потому, как бы не декларировалось в мире и мирное сосуществование,

и «решение спорных вопросов путём переговоров», всё одно все имеют свои вооружённые силы и всё такое…

– «Доброе слово и пистолет всегда весит больше чем просто доброе слово!» как говорил АльКапоне, – поддакнул и юрист.

– Вот. И потому… Серёжа, ну-ка, как ты, как бывший политтехнолог, рассматриваешь происходящее в районе в динамике?

– Бывшими политтехнологи не бывают! – надулся гордостью тот, и сообщил: – По моим оценкам деструктивные процессы в обществе только усиливаются, процесс распада социума стал неуправляемым и слабокорректируемым; ресурсов… да-да, вы правильно заметили: ресурсов, как в Варкрафте! – для поддержания всего населения уже сейчас не хватает. А значит…

– Серёжа, ты не на симпозиуме. Сжато. Без воды.

– ПонЯл. Значит так: как я выяснил по результатам бесед с громосеевскими бойцами, они полностью уже перешли на самоснабжение. Их используют как военную силу, понемногу снабжают оружием и амуницией то одна, то другая администрации, в расчёте что они будут ручными; но, по сути, они вырождаются в банду. И уже бы выродились, если бы Громосеев был не таким «правильным». По сути, он сейчас является тормозом развития. Сейчас надо бы подгребать под себя ресурсы, а он всё за какую-то «законность» борется. «За порядок» – журналист презрительно сплюнул.

Борис Андреевич одобрил:

– Плевать на Громосеева. Скоро будем. Если он служит тормозом – его снимут. Нам о себе думать надо. Об Озерье и его обитателях. Ну?

– Кто «снимет»? И как?

– Не твоё дело.

– Ээээ… нууу… – «политтехнолог» на мгновение смешался. «Снимут». У него не было оснований не доверять словам Бориса Андреевича. Он жил с ним в одном доме, он постоянно общался с ним – и он боялся его до дрожи; хотя и презирал, как он считал, «за недалёкость и непонимание сути политики». «Снимут». Как Рому, как Морожина, как Селезнёву? Он всё может, этот чёрт, постоянно сыпящий цитатами из каких-то пьес; и шагает он по трупам так же легко, как по полу.

– Ну… Если, значит, Громосеева не опасаться… Оршанску, и тем более Мувску, до нас дела нет… Тогда, значит, нужно перехватывать управление. То есть полностью. Чтобы не растаскивали урожай по своим норкам. Поскольку продукты питания теперь будут самой большой ценностью; продукты питания, топливо, и, конечно, оружие. Обобществить, значит, всё. В духе товарища Троцкого.

– Баб – в первую очередь, правда, Серёжа? – подмигнул Борис Андреевич, – А то ты тут, небось, озверел уже без доступа к женскому телу, а политтехнологи здесь слабо котируются, а?..

Журналист молча проглотил издёвку и продолжал:

– Для этого нужно ликвидировать альтернативные центры силы… То есть тех, кто может быть против, и, главное, не просто против, а «вооруженно-против». Этого… Вадима нужно… того!

– Да-да! – тут же вклинился в разговор юрист Попрыгайло, – Этого ублюдка в первую очередь!

Помолчали, выжидающе глядя на старосту. Несмотря на то, что его должность и раньше-то была неофициальной, чисто номинальной, а теперь, в силу обстоятельств, назначенец от Громосеева вообще становился фигурой виртуальной, Бориса Андреевича они оба, хотя и считали каждый себя неизмеримо выше его «по интеллектуальному уровню», не сговариваясь признавали «за вожака стаи». Его способность легко проливать кровь, его решимость и какая-то мистическая, змеиная способность подчинять, в нынешних условиях стоила много больше, чем интеллект и начитанность. Впрочем, в начитанности Артист им, пожалуй, и не уступал; единственно, что его знание классики сводилось к кровавым пьесам и кровожадным монологам героев Шекспира, Уайлда, Данте…

– Да… – после раздумья согласился Артист, – Надо их кончать. Но… мент этот отставной с семьёй – много шума будет. Даже просто по деревне. А… их всех вместе надо.

 
     В крови отцов, сынов, и жен, и дев
      От головы до пят он обагрился,
      Убийствами свой насыщая гнев!
      И в улицах, пожарами пылавших,
      Собою путь к злодействам освещавших…
 

Он сбился, секунды помолчал и продолжил уже не стихотворно, а вполне буднично:

– Его и жену – наглушняк, дочек – в работу.

– Вообще надо этот… зиндан сделать. Где «штрафников» держать. – радостно подхватил юрист, – Как на Кавказе.

– Ну, то потом, по ходу дела. Пока что вот что сделаем: надо этого нового «девчачего вождя» нейтрализовать. Для начала. Мент держится особняком, поп в трансе после драки в церкви, пацана этого дерзкого Витька ухайдокал; без Вовчика девки ничего не смогут…

– Арестовать! – подхватил юрист, – Посадить в погреб. Оно и для Громосеева будет в случае чего отмазка: арестовали «по вновь открывшимся обстоятельствам». Посадили под замок для следствия. И при попытке к бегству… О! Можно ещё этого, моего домохозяина, вызвать типа для дачи показаний. И…

– Так он и придёт. Но это неважно. Выбьем одного, потом Вадимом займёмся. Вовчик сейчас один, не считая девок; автомат дружок его с собой забрал… Поручу это дело Витьке – пусть за Илью реабилитируется.

На том и порешили.