Текст книги "Крысиные гонки (СИ)"

Автор книги: Павел Дартс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 132 страниц)

Он жил в лесу уже больше месяца, и, в принципе, чувствовал себя неплохо. Он приучил себя довольствоваться малым; к тому же запасов, приготовленных для выживания с семьёй, с лихвой хватало одному. В лесу было тихо, покойно. Но чего-то не хватало, что-то зудело, как застарелая зубная боль. Сначала он думал, что это от потери семьи. Он уговаривал себя, что с семьёй ничего не случится, и он найдёт их рано или поздно. Может быть от потери привычного уклада жизни? Нет, он давно привык спать в одной из замаскированных землянок, которых у него было несколько; питаться тем, что попадалось в силки, – он мог бы легко выжить и без запасов. Тогда в чём же дело?

Потом он понял. Случайно. Однажды в полудрёме он вспомнил, как заколол воришку; как легко его «штык» вошёл тому в грудь, как тот беззвучно завалился на бок. Легко! Жаль, что на его месте не был кто-нибудь из тех, молодых подонков. Уж сейчас он не стал бы устраивать с ними дуэль!

Конечно, он и раньше неоднократно вспоминал то происшествие, но каждый раз это было во время бодрствования, и полноту ощущения смазывали размышления, а правильно ли он поступил, убив вора? Всё же он сомневался. Каждый раз ему, конечно же, без труда удавалось справиться с сомнениями, убедить себя, что, разумеется – сегодня вор, завтра убийца; но все эти «благочествивые размышления» смазывали саму суть – удовлетворение от быстро и собственноручно свершившейся мести. Удар! – и подонок падает. Никаких разговоров, никаких угроз или предупреждений! Всё просто и ясно. И когда он, засыпая, представил что точно так он разделывается с теми подонками, что чуть его не убили – тогда, в полудреме, он испытал чувство, сходное с оргазмом. Да, да! Именно так и надо было действовать, а не пускаться в разговоры! Удар – и подонок падает!

После этого случая он стал часто представлять себе расправу с негодяями – и каждый раз испытывал сильнейшее удовлетворение. Но представлять одно, – он понял, что так зудело, что мучило его: жажда мести. Найти и поквитаться! Но в лесу это было практически невероятно. Он понимал это; и он не собирался возвращаться в проклятый город, дни которого, он уверен, были сочтены, – но он и страшно хотел теперь, набравшись сил, отомстить… Он даже стал упражняться со своим новым оружием – клинком на древке: укол, рубящий удар, уход, парирование – укол… Иногда, представляя как это выглядит со стороны, он отдавал себе отчёт – это, наверное, было элемент сумасшествия, – но чаще всего он не думал об этом, и просто представлял перед собой тех своих врагов, так легко и жестоко победивших его, – но не в этот раз!! Укол! Отбив, рез, укол, рубка, отскок… С каждым разом получалось всё лучше.

И теперь он, лёжа на траве в кустах на краю поляны, с ненавистью всматривался в подонков. Что они творили. Все, конечно, были незнакомы… не те! Но, значит их старшие братья. Или друзья. Какая разница! Конечно, он врал тому испуганному пацану, что его интересует только ружьё, – он как подарок судьбы воспринял эту возможность: выследить и посчитаться; как неожиданную реализацию своих грёз. Надо же, как бывает… Теперь, главное, всё сделать рОвно… Никаких разговоров, никаких! Оооо, вы, сволочи, узнаете ещё, как Лавер ненавидит вас; и как он умеет мстить!!..

СХВАТКА НА ПОЛЯНЕ

Вовчик лежал в кустах, приготовив своё «недооружие», и ждал сигнала от незнакомца. Пришлось сделать небольшой крюк вокруг поляны чтобы выйти в тут точку, что указал лесовик: «Вон, видишь, сосна? Видишь? Под ней кусты – вот там заляжь. И жди! Даже если их будут тут всех вместе резать – жди! Вылезешь раньше – на меня можешь не рассчитывать, понял? А тебя они тут же пристрелят, сразу же. В общем, делай как я сказал! И не шуми, не шуми – нет, не ползком, на четвереньках ползи, на карачках!»

И он пополз. Вокруг поляны, стараясь не слышать и не смотреть, что на поляне происходит; а по доносящиеся звукам явно происходило страшное; но Вовчик старался не слушать, чтобы не сорваться и не ломануться на поляну, не схлопотать тут же пулю, как заверил его незнакомец, не потерять тот хоть мизерный шанс, ту надежду на «план» лесовика, который ещё теплился:

– Ты на поляну не вылазь, не вылазь! Понимаешь? Просто отвлеки их, просто отвлеки – и падай, куда-нибудь за пригорок или в канавку – потому что в тебя стрелять сразу будут, понял?! Сразу в тебя будут стрелять! И ты упади, не подставляйся. Чем больше в тебя выстрелят – тем лучше; но ты не подставляйся, понимаешь?? – по внезапно прорезавшемуся многословию незнакомца было явно видно, что он сам очень волнуется, – Просто отвлеки! Всех! В конце концов это твои друзья.

И теперь он дополз на четвереньках до намеченной позиции, залёг, приготовил свою немощную стрелялку, – когда он предъявил её, почти случайно оказавшуюся в набедренном кармане штанов, да ещё назвав «почти оружием»; незнакомец, повертев в пальцах пластмассовый цилиндрик «сигнала охотника» с навинченным уже алюминиевым бочоночком пиротехнической ракеты-таблетки; лесовик тогда только хмыкнул и вернул его Вовчику обратно, ничего не сказав. Ясно, что как оружие это не проходит, но всё же… Впрочем, пока Вовчик полз, обдирая ладони и колени вокруг поляны, он нащупал и подобрал кусок какого-то кривого корня. Коряга очень относительно напоминала дубину, была неудобной, но искать впотьмах что-то более похожее на оружие было уже некогда.

Вовчик слышал, как друг Вовка нёс какую-то околесицу про папу-миллионера в Америке, про золото, которым он, якобы, был готов выкупить всех от бандитов, – и понимал, что тот изо всех сил, без всякой уже по сути, надежды, тянет время… и пускай, пускай! Только Вовка ещё и пытался подняться, а со связанными за спиной руками это было совсем неудобно; а находящийся постоянно рядом крепенький лобастый такой мужичок в грязной спецовке и с ружьём-вертикалкой в руках раз за разом пинком вновь отправлял его на землю, и каждый такой пинок болью отдавался и Вовчику.

А потом они вытащили всё же из кучки сидящих и стоящих на коленях женщин, среди которых он заметил и пару мужиков из «пассажиров», Гульку, отчётливо лупя орущих девок по рукам и головам палками, – и ситуация стала совсем уже нестерпимой.

– Если бы у меня был хотя бы нож!! – давясь злыми слезами, подумал Вовчик; хотя и не мог себе толком объяснить, чтобы он сделал ножом с этой вооружённой кодлой….

Но и ножа не было; был, казавшийся теперь таким хлипким и ненадёжным «сигнал охотника», была какая-то кривая коряга под рукой, и призрачная надежда на лесовика – что у того есть план, у него есть длинный нож на древке, и что он не передумал… Нет-нет, он же сам говорил, что «у него к ним – счёты», и что ему любой ценой нужно ружьё!..

Но вид семерых – Семерых! Вовчик теперь посчитал их, – бандитов с тремя ружьями; причём одно – полуавтомат; и всё их наглое поведение; совсем было похоронило надежду на какое-то «благоприятное разрешение ситуации» – ясно было что ни о каком «благоприятном разрешении» речи быть не может!

Но и выхода тоже не было. Совсем не было выхода! Совсем!! И, когда главный – Вовчик теперь ясно понял, что мосластый, худой, который постоянно был с Сайгой, а потом отдал её подержать другому бандиту – главарь; когда он стал колоть рычащего не по человечески Вадима ножом и что-то каркать ему злобно вполголоса, – а потом оборотился к Гульке, которую держали двое: здоровый амбал сзади за руки, и поганого вида молодой мужичонка за бёдра, – когда главарь сорвал у неё футболку, – Вовчик был уже на грани чтобы не выскочить на поляну со своей тяжёлой неудобной корягой-дубинкой; и только помня, что ему, как тупому, лесовик раза три повторил «…только после того как я дам знак, только когда знак дам, не раньше!» он сдержался; и вообще, стал стараться не смотреть на поляну, хотя всё происходившее там было от него совсем рядом, – метрах в десяти-двенадцати, – стал изо всех сил всматриваться в край поляны чуть сбоку от костра и сидевших там на корточках кучкой девок, за спиной у бандитов; там виднелась заметная такая длинная и тонкая берёза, хорошо видная в свете костра. Очень отчётливо видная, он ещё вечером думал: а не срубить ли её и пустить на шесты для навеса, и не стал; и Вовчик старался смотреть только на неё, стараясь не пропустить сигнала – ах ты чёрт, а вдруг уже пропустил??

Нет-нет, он бы повторил, как договаривались; он сам так сказал; потом главное – отвлечь, отвлечь, любой ценой отвлечь!! – да, понятно, что стрелять будут, ну и что ж; но нельзя же вот так, да пусть убьют, чёрт с ним, пусть убьют, не могу я так вот… он тискал взведённый «сигнал», и смотрел напряжённо на верхушку берёзы, её всю хорошо было видно, освещённая, да; а он не сбежал ли сам?? Да нет, не должен; что же он тянет, ааа???

И тут, как будто подчиняясь его еле сдерживаемому крику, когда Гульку уже повалили на траву; бугай прижал её за руки и за волосы, другой бандит – за ноги, и третий, несколько раз ударив что-то говорящего Вадима в голову палкой, тоже брякнулся возле неё на колени, вцепившись в брыкающуюся ногу; а главарь стал расстёгивать штаны – крона берёзы явно, отчётливо вздрогнула – один раз, второй, и третий!

Это нельзя было пропустить – отчётливо, даже несколько листочков сорвалось с кроны, и, кружась в свете костра, стали падать на траву; но совсем бесшумно – никто этого не заметил, – все находящиеся на поляне были полностью поглощены происходящим там.

«Того хорошо бы отвлечь, что с Сайгой» – так сказал лесовик; но сейчас тот, что держал Сайгу, думал совсем не об оружии: парень вообще упёр её стволом в землю, придерживая локтём левой руки за приклад, – как ни занят был Вовчик, но где-то пятым-десятым планом у него непроизвольно даже мелькнула мысль «совсем не умеет с оружием обращаться, ствол же землёй забьётся – вот засранец!» – и, сунув правую руку себе в штаны, манипулировал ею там, не сводя жадного взгляда с растягиваемой на траве обнажённой девушки.

Время!

Вовчик понял. Мгновенно он приподнялся на четвереньки; и, вытянув вперёд руки с зажатым в них цилиндриком «сигнала охотника», целясь в бандита с двустволкой-вертикалкой, в его голову, отпустил большим пальцем снятый с предохранительного взвода ударник-пружину.

Хлопнул, брызнув в стороны искрами, выстрел; ракетка-таблетка пронеслась буквально в нескольких сантиметрах от головы лобастого мужичка, так, что тот даже отпрянул, и, вспыхнув, уже миновав поляну, малиновым мерцающим ярким светом, заметалась дальше, в чаще, рикошетя от стволов деревьев и земли.

А Вовчик, выпустив стрелялку из рук, и, хватая найденную корягу, громко, и, как показалось ему, властно, повелительно закричал заранее заготовленную фразу из любимой книги про контрразведчиков:

– Бросай оружие, руки вверх! Взво-о-од!!! Окружай поляну!!!

* * *

Владимир, получив очередной пинок в грудь, опять упал на спину, на стянутые за спиной руки, – кистей он уже не чувствовал и пошевелить ими не мог; зато и не больно было; и, опять завозившись, стал подниматься на колени, чтобы попытаться… что попытаться сделать, со связанными сзади руками и против вооружённых мерзавцев, он толком сам себе не мог ответить, да и не задавался таким вопросом; просто он не могу видеть, как ЕГО девушку, которая несколько часов назад неумело дарила ему поцелуи, грубо растягивают на земле, готовя к изнасилованию, эти подонки.

И потому он, не о чём уже не думая, и ни на что по сути не надеясь, вновь возился, пытаясь подняться, – и в этот раз ему удалось встать на колени, потому что этот, лобастый, с ружьём-вертикалкой, был слишком занят – он, как и пацан с курковкой, как и молодой мужик с полуавтоматом, в котором он уже узнал Сайгу, с увлечением следили за приготовлениями к изнасилованию, лишь время от времени поглядывая на сидевших плотной кучкой всхлипывающих заложниц и заложников, – или пленных? Их статус сейчас меньше всего интересовал Владимира, он сам, в процессе этих своих попыток встать – и последовавшими за попытками пинками в грудь, вновь бросавшими его на землю, откатился в сторону от общей группы.

Ему удалось встать на колени, и он уже опёрся стопой одной ноги в землю, – оставалось, если удастся, только вскочить… Что он мог сделать???

В голове пронеслись сцены из какого-то, он забыл название, индийского фильма – его тоже крутили они с Вовчиком в их импровизированном кинозале, – где главный герой, бывший индийский полицейский, с давно отрубленными подонком по плечи руками, на издевательское «А что ты мне сможешь сделать, ведь я выбросил твои руки собакам!» крушит мерзавца ногами… «Чтобы раздавить гадину, достаточно ног!»

«Безрукое карате!» – как шептались, замирая от восторга, пацаны в зале; и пенсионерам было тоже интересно и радостно наблюдать, как, пусть на киноэкране, пусть и инвалид – отделывает под орех чисто ногами здоровенного негодяя… Но то кино – вряд ли даже Брюс Ли справился бы в таком положении с семерыми вооружёнными мужчинами; что и демонстрировал один из них, постоянно пинком отправляя его обратно на траву…

Вот и сейчас, он, боковым зрением заметив, что Владимир пытается встать, и ему это почти удалось, вновь с гримасой «как же ты надоел, а!..» поворачивается к нему, чтобы в очередной раз восстановить статус кво, – но тут происходит неожиданное: в ближайших кустах раздаётся хлопок, мелькает искристая вспышка выстрела, – и некий снаряд проносится рядом с головой бандита, заставив его непроизвольно отпрянуть в сторону, – и вслед за этим из кустов раздаётся срывающийся, с привизгом, но такой узнаваемый голосом Вовчика вопль:

– Бросай оружие, руки вверх! Взво-о-од!!! Окружай поляну!!!

Всё же не убежал!! Я так и думал! – мелькнуло в голове у теперь уже почти вставшего на ноги Владимира, – Пристрелят ведь сейчас!!!

На мгновение он замер, оценивая обстановку – мыслей не было, были только инстинкты, – и за это мгновение, вернее, за две-три секунды на поляне случилось многое:

Бандиты с ошарашенными лицами повернулись в сторону кустов, откуда раздался выстрел; в том числе и стоявший на коленях держа руки на расстёгнутых штанах главарь; и совершенно не заметили, – впрочем, как и все, как и Владимир, как и сбившиеся в кучку девчонки; – стремительную тень, молча, бесшумно рванувшуюся из кустов, «с тыла» к бандитам; с некой пикой наперевес, как пехотинец первой мировой, бегущий в штыковую атаку…

Всё произошло, казалось, мгновенно: в кустах после выстрела завозилось, хрустнуло, – и в кустах показался Вовчик: с отчаянным лицом, он ломился на бандитов, сжимая в руках какую-то корягу.

Бандит, отпрянувший от выстрела – пролетевший снаряд едва не попал ему в голову, – торопливо вскинул ружьё. Но ещё быстрее направил стволы в сторону Вовчика молодой парень, почти пацан, у которого была в руках курковка. Бандит же, которому главарь передал Сайгу, и которая сейчас была у него упёрта стволом в землю, прикладом под мышку, растерявшись и дрогнув, Сайгу уронил – она тупо упала у его ног, и он тут же присел, зашарив руками в траве – но глядя выпученныи глазами на кусты, откуда раздался выстрел.

Хлестнул выстрел из курковки, – а Вовчик, показавшийся в кустах, с неожиданной ловкостью упал, – и видно было, как картечь или дробь снесла ветки над ним.

Менее чем за две секунды незнакомец преодолел расстояние с тыла, отделявшее кусты от бандитов, – и тут же пустил свою «пику» в ход: «штыковой» короткий выпад – и присевший чтобы поднять Сайгу бандит с проколотой насквозь шеей валится рядом; а из раны в шее двумя струями бьет кровь.

Бандит с вертикалкой не успел прицельно выстрелить в Вовчика: успевший подняться на ноги Владимир снёс его, всем телом, корпусом, правым плечом, с падением кинув себя, весь свой вес ему в ноги, – и выстрел взрыл клочьями траву в паре метров перед ним. Бандит упал, но не выпустил из рук ружьё…

Пронзительный визг огласил поляну: с другой стороны костра к месту свалки бежала из леса Зулька, занеся над головой палку.

Державшие Гузель за ноги бандиты отпрянули, ослабив хватку; Гузель отчаянно рванулась, – но Башка держал крепко, – но, вырвав из рук Чики правую ногу, она что было силы ударила-толкнула поднимавшегося с колен, по-прежнему держа руки на расстёгнутых штанах, главаря, – и тот, потеряв равновесие, упал в сторону, рядом с Вадимом.

Вообще теперь бросившие её, Нос и Чика вскочили – а продолжавший её жёстко держать за плечи, вдавливая в траву и ничего не понявший в происходящем Башка тут же получил в лицо коленом от почти кувыркнувшейся назад Гузели.

Выстреливший в кусты – и промазавший по Вовчику Пичуга краем глаза успел заметить, как появившийся как из-под земли возле костра чужак уложил Хуту – и, мигом забыв про кусты и Вовчика, направил, вернее, попытался направить ствол на него, – он уже выжимал спуск, когда тот отбил ствол его двустволки в сторону своей пикой, – и выстрел грохнул прямо в кучку «пленных»… Сразу после этого он почувствовал болезненный укол в живот, – и, бросив бесполезное теперь уже ружьё, схватившись за рану, упал.

Сбитый с ног Владимиром Шапа, больно ударившийся, но не выпустивший из рук ружья, поднимаясь, на какое-то время оказался в замешательстве – в кого стрелять?? Сбивший его с ног парень откатился в сторону, и, судя по всему, намеревается повторить свой бросок; а внезапно вдруг оказавшийся в опасной близости, в гуще подельников, какой-то чёрт лихо орудовал пикой. Калины не было видно, и стрелять прямо в гущу свалки было, ясно, невозможно; и визжа, кто-то бежал за костром, казалось, прямо на него; и он, помедлив, направил было стволы на встающего миллионерского сыночка, вдруг оказавшегося таким прытким, – но в это время уже бежавший на него Вовчик не то что метнул, а, скорее, толкнул от груди в него своё нелепое орудие, – и попал ему в голову.

Вскрикнув, тот левой рукой, выпустив ложе ружья, схватился за лицо, – и этого Владимиру хватило: он опять в прыжке сбил его с ног. Это было нечто акробатическое, совершенно спонтанное, что-то подобное он видел на соревнованиях по карате-киокушинкай, но повторять никогда не пробовал; но теперь этот акробатический «фляк» он исполнил даже как-то не задумываясь: в прыжке-повороте-падении кувырок в воздухе через правое плечо, с ударом левой стопой в голову с разворота… во всяком случае так делали каратэисты. С координацией всегда всё всегда было нормально; тем не менее стресс, хотя и обострил до предела все его реакции, подвёл: вместо эффектного разящего удара получилась нелепая краказябра, видя которую зрители наверняка разразились бы хохотом, – но тут зрителей не было, все – только действующие лица; и, хотя он, «вертанувшись» в полупрыжке – полупадении в заключение так грохнулся корпусом на землю что от вспышки боли на мгновение вырубился, и на полминуты сбил напрочь дыхание, – всё же он зацепил ногой Шапу, – и тот вновь опрокинулся навзничь.

Подбежавший Вовчик вцепился из всех сил в ствол ружья. Завязалась нелепая, но от этого не менее ожесточённая схватка: Шапа и Вовчик, оба вцепившись в ружьё, катались по траве, стараясь вырвать его друг у друга, а поскольку руки были заняты – пинаясь, бодаясь и даже плюясь друг в друга…

Всё произошло в секунды. Упавший от толчка, как был – с расстёгнутыми штанами, – Калина не успел вскочить. Подкатившийся ближе к нему Вадим, связанный/скованный по рукам и ногам, с окровавленным лицом, внезапно, как гигантская толстая гусеница, сокращаясь и извиваясь всем телом, оказался совсем рядом; он, как червяк вдруг приподнял корпус – и бросил его в Калину, целясь головой ему в грудь.

Толчок опять опрокинул главаря на спину, и тут же гигантская «гусеница» вновь сократилась, приблизившись ещё на пару десятков сантиметров – и второй удар головой, лбом, теменем пришёлся Калине в лицо! Не успев даже попытаться приподняться, он опрокинулся вновь, на этот раз чуть не попав головой в костёр. А страшная разъярённая гусеница тут же оказалась рядом, совсем рядом с его головой; и с каким-то утробным клокотанием вцепилась ему зубами в щёку.

Калина дико закричал, отталкивая от себя окровавленную голову, вцепившуюся в его лицо зубами – и оттолкнул, но при этом Вадим зубами вырвал у него кусок щеки.

Калина хотел вскочить, он ничего не понимал, всё произошло слишком быстро. Как так случилось, что в несколько секунд он, хозяин положения, всецело распоряжающийся жизнями пленников, да и своих людей, вдруг оказался дважды сбит на землю, и теперь его атакует это бешеное извивающееся животное; и дико саднит щёку – он даже не понял, что у него со щекой; и вокруг кто-то мечется, взрывая траву и землю каблуками, и множество голосов издают дикие вопли… он, сидя, зашарил рукой по траве, пытаясь нащупать только что ведь брошенный в траву где-то здесь большой нож; и, не найдя его, вспомнил, что у него ведь есть и своё пёрышко, на поясе, – но штаны в пылу борьбы сползли вместе с трусами до колен; и он зашарил по поясу, стараясь скорее нащупать рукоятку – и покончить с этой страшной гусеницей; чёрт, почему он не убил его сразу???

Но было поздно. Тупой удар обрушился ему на голову; он вскрикнул и схватился за темя. И снова оглушающий удар – по голове, по пальцам руки, обхватившей голову – подбежавшая Зульфия со всех своих девчоночьих сил ударила его по голове второй раз палкой, так, что палка сломалась.

Пичуга катался по траве, держась обоими руками за пропоротый живот и дико крича.

Тело Носа, которого Лавер наотмашь рубанул своей «алебардой» по шее, выгибаясь и взбрыкивая ногами, агонизировало рядом, заливая траву кровью.

Чика, дико крича от неожиданности и страха, бросился бежать в кусты; а выпустивший Гузель Башка ринулся на Лавера, – но быстро вскочить с колен не сумел, – и Лавер ударил его своей пикой, целясь в шею; но попал в рот, – клинок Ножа скрежетнул о зубы, проваливаясь глубже, в глотку; выдернул – и вновь пырнул его, встающего – в плечо, в грудь, полосонул по лицу…

Совсем голая Гузель, у которой лишь на голенях оставались обрывки трико, выхватила у сестры из рук только что сломавшуюся от удара по голове неудавшегося насильника толстую палку – и с размаху воткнула её, острым щепастым концом, бандиту в глаз…

Остервенело катавшиеся по траве, вцепившись в ружьё, Шапа и Вовчик наконец остановились: Шапа подмял под себя парня; изловчившись, ударил его лбом в переносицу и, упёршись коленом тому в грудь, принялся ожесточённо вырывать-выкручивать ружьё. Но Вовчик вцепился в него так, что, казалось, ему можно было только оторвать руки, но не отнять оружие.

Тогда Шапа, краем глаза видя, что схватка у костра из общего непонятного мельтешения распалась: кто-то, вопя, бежит в лес; кто-то уже лежит неподвижно или катается по траве, а непонятный чёрт с пикой добивает Башку, раз за разом тыча в него чёрным от крови в свете костра длинным остриём на древке; а Башка воет и закрывается руками; тогда он отпустил одну руку от ружья и принялся раз за разом бить этому парню кулаком в лицо, стараясь попасть в глаз, остервенело рвя второй рукой ружьё. Но парень вцепился намертво.

Шапа вновь вцепился в ружьё обоими руками, вскочил – и, потянув, приподнял на почти полметра вцепившегося, как клещь, парня, – и с силой грохнул его о землю спиной. Тот охнул – но руки не разжал. Шапа рвал и рвал ружьё, с ужасом уже понимая, что завяз, что не успевает, – поднял голову, – и вот, тот чёрт с пикой бросил её в траву рядом с агонизирующим Башкой, нагнулся и поднял Сайгу… Всёёё!!!

Последним отчаянным усилием Шапа рванулся в сторону, чуть не с кувырком, выворачивая парню руки; казалось что-то даже хрустнуло – и ижак наконец оказался у него в руках! Но поздно: чёрт уже поднимал Сайгу. Шапа метнулся в сторону, сшиб с ног вновь поднявшегося миллионерова сынка, и, петляя как заяц, устремился в кусты, в чащу; упал, перекувыркнулся, перекатился в сторону как заправский пехотинец, совершающий перебежки под огнём противника; вновь вскочил, и устремился в чащу, туда, туда, в спасительную темноту, за спасительные стволы деревьев, сжимая в руках вырванное с таким трудом из лап парня ружьё. Он нёсся, не разбирая дороги, подгоняемый ужасом и ожиданием неминуемой смерти, как некоторое время назад так же бежал Вовчик… Выстрелов вслед не было.

Калина выл и катался по траве, волосы его дымились – он чуть не попал головой в костёр; он зажимал обоими руками выбитый глаз, с ужасом ощущая под пальцами стеклистую жидкость, ползущую из глазницы. Гигантская гусеница, сокращаясь, рыча, опираясь в землю животом, коленями, носками ног, плечами, подбородком, всё пыталась добраться до него, и не то укусить вновь, не то вновь ударить головой… она выла и рычала в ярости, и мало чем напоминала уже человека; а голая девка, которую он чуть-чуть только не успел трахнуть, металась рядом, изо всех сил тыча его в лицо щепастым обломком палки; а ещё одна маленькая сука хватала его за ноги, не давая встать.

Калина рванулся, расшвыривая их всех; откатившись в сторону, он на мгновение освободился, вскочил, и рванул в лес, – но сползшие до колен штаны с трусами сыграли плохую шутку, – стреноженный, он упал; тут же попытался подняться, уже почти вскочил – когда ствол Сайги с полуметра расстояния выплюнул заряд картечи и пламени, снёсший ему череп.

Выстрел – и часть головы главаря ошмётками разлетелась в стороны, а тело повалилось на траву, дрыгая ногами под спущенными штанами.

Лавер вновь вскинул оружие, – самую большую опасность теперь представлял тот, с вертикалкой, боровшийся с оказавшимся на удивление отчаянным парнем, встреченным в лесу, – они ведь даже не познакомились, – парень-то, хотя поначалу и походил на хлюпика, оказался удивительно цепким и волевым; и не будь он, осознавал Лавер, не свяжи он борьбой бандита, всё могло бы быть совсем по другому.

Но тот, с ружьем, уже скрылся в лесу.

А сейчас… Он быстро осмотрелся.

Тело главаря последний раз выгнулось на траве и замерло.

Толстый амбал, которого Лавер вынужден был пырнуть пикой не менее десяти раз пока тот перестал орать и пытаться напасть, свернувшись как эмбрион, лежал на траве, и только медленно скребущая землю его нога в огромном башмаке давала понять, что он ещё живой.

Первый бандит, которому он с самого начала так удачно пропорол горло, уже не двигался; почти затих и тот, которому он качественно, с оттяжкой, полоснул по шее, перерубив её почти до позвоночника.

Ещё один убежал, он видел. Тот, что без оружия, – курковка с расстрелянными патронами валялась тут же; а вот её владелец был только ранен: зажав живот, он корчился на траве. Лавер было поднял, прицеливаясь, Сайгу, но передумал – другое было важнее. Быстро оттянул затвор – патрон в патроннике. Отомкнул магазин – есть! Под ногами валялся большой нож самого зловещего вида – Лавер поднял его, сунул за пояс; подхватил и своё удачное орудие из клинка Ножа и хоккейной клюшки, теперь всё залитое кровью. Ни слова не говоря он ринулся в чащу, вслед за убежавшим туда бандитом. Тот был с ружьём, из которого он ведь и не выстрелил ни разу – значит заряжено. Нужно быть осторожным. Но Лавер прекрасно видел в темноте, – это было его преимущество.