Текст книги "Крысиные гонки (СИ)"

Автор книги: Павел Дартс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 58 (всего у книги 132 страниц)

ДВЕ ВАЖНЫЕ БЕСЕДЫ

Против ожидания, беседа с Вадимом у Уполномоченного проистекала вполне мирно.

Сначала, правда, едва не случился конфликт, из-за того что вслед за Громосеевым в дом просочился и юрист Попрыгайло.

Встретивший Уполномоченного на пороге Вадим был настороженно-приветлив, сдержан и дружелюбен. Однако когда, по просьбе Уполномоченного, устроившегося за столом, и, для «создания доверительной атмосферы» даже согласившегося на чай, он начал излагать свою версию событий «на пригорке», экс-юрист не отказал себе в удовольствии вмешаться с комментариями. Однако это был не зал суда с предварительно «подмазанным» составом, и потому «вмешательство» оказалось несколько неуместным и скомканным:

– … значит, мы сидим, беседуем с Петром Иванычем, так же вот, за чайком; тут и Владимир, значит, подошёл…

Громосеев согласно и понимающе кивает: знаю, мол.

– …ну, сидим, беседуем о делах наших скорбных… что уборка скоро, а урожай с поля что, на себе таскать? В прежнее время, в каждой, самой захудалой деревне была, значит, хоть одна лошадь, и, соответственно, за перевоз хозяин брал четверть… что вполне нормально. А сейчас, если я на своей машине буду туда-сюда нарезать, то бензин никакой урожай не окупит, потому что…

– Вадим Рашидович, вы, пожалуйста, к теме…

– Да-да. Так вот – сидим, беседуем, тут прибегает моя Зульфия, и говорит… а! Сначала, значит, мы выстрелы слышали, несколько. Но особо не всполошились, думали хроновские опезд… эээ, бойцы шалят…

– И часто они так… шалят?

– Да нередко. Клавдия Николаевна жаловалась, что Витька ей весь туалет расстрелял, балуясь. Вот. Зульфия, значит, сообщила, что на «общинников» напали, что девчонка оттуда прибежала. Владимир сразу – домой! А я, значит, взял у Иваныча ружжо, а вернее он сам мне ево дал, и побёг сразу…

– Господин Уполномоченный, пусть подсудим… то есть гражданин Темиргареев объяснит, куда делось его собственное ружьё – помповый дробовик 12-го калибра, который я неоднократно… – вмешался квартирант; но закончить не успел – Вадим взревел разъярённым медведем и швырнул в него чайную чашку:

– Ааа, анансэгейм, когда твоя поганая рожа перестанет осквернять этот дом??!

– На себя посмотри, жертва напалма!! – не остался в долгу, чувствуя себя под защитой прибывшего отряда, юрист, – И, кроме того, ружья, захваченные…

– Ти-хо!! – грохнул огромной ладонью по столу, так, что подпрыгнули чашки и блюдца, Громосеев, – Сейчас обоих заба… арестую!! Так!! Вениамин Львович – покиньте помещение! Быстро!!

Обострённым адвокатским чутьём уловивший, что сейчас лучше не возражать, юрист быстренько покинул дом, и дальше беседа пошла вполне конструктивно.

Вадим весьма подробно рассказал про произошедшее возле церкви, умолчав, естественно, о некоторых деталях, а кое что интерпретировав в свою пользу. Собственно, как он считал, не особо и погрешил против истины: чурок Владимир положил? Владимир. Он, Вадим, с дедовой двустволкой – он это подчеркнул! – в основном чисто отвлекал? – точно так! Откуда у Владимира автомат взялся, он, Вадим, естественно, не знает, – тот ведь зашёл с другой стороны церкви, вне видимости… вполне мог автомат и отнять у кого-нибудь из этих… вполне мог– парень здоровый и спортсмен. Пока мы тут с этими разбирались, ружьям, отнятым у бандитов, кто-то ноги приделал. Вполне возможно, что и кто-то из недобитков, или из пацанов– я не в курсе. Что не обеспечил охрану и сохранность – виноват, признаю… не до того было. Тех двоих – да, вместе и связали. Потом Владимир их отконвоировал в строение, а там, судя по всему, они попытались на него… да, хоть и связанные! Вы их просто слабо знаете – зверьё зверьём, я на них ещё на второй Чеченской насмотрелся. Вполне могли…

Вот тут вмешался опять Громосеев:

– Вадим Рашидович! Понимаю ваш пиетет по поводу этих дробовиков, и насчёт вашего… молчите-молчите! Так вот, можете говорить, и хранить теперь совершенно открыто: решением Районной администрации, к ведению которой мы теперь относимся, вновь разрешено владение огнестрельным ненаречным оружием в частных домохозяйствах. Так что считайте свой дробовик, как и дробовик Петра Ивановича, у которого мы сегодня перед визитом в деревню уже погостили, и новости в первом приближении уже узнали, вполне легальным оружием самообороны. Насколько я понял ситуацию, вы лично поступили как подобает работнику правоохранительных органов; и к вам, в отличие от Владимира, с этим, невесть откуда взявшимся автоматом, претензий и вопросов нет! Более того – хочу вас поблагодарить за инициативные и своевременные действия.

– Служу… эээ… – Темиргареев по инерции рванулся было из-за стола, принять строевую стойку, но, сообразив, что формат разговора официальные отношения не предполагает, и чему-кому «служу» также не сообразив, пришедшее же на ум «служу правопорядку» он отбросил как неуместное; и потому остался за столом, лишь браво выпрямившись.

Уполномоченный доброжелательно посмотрел на него и продолжил.

Суть его подачи сводилась теперь к тому, что неплохо бы, если бы товарищ Темиргареев, как бывший сотрудник, и, как человек, проявивший себя в борьбе с асоциальными элементами уже дважды, взял бы руководство здешней, Озерской, дружиной в свои руки.

– Вместо Витьки, штоль?

– Вместо.

– С его опез… боевиками – анархистами?

– Воспитаете.

– А главным, по-прежнему, Андреич??

– Точно так.

– Воля ваша, господин Уполномоченный, но из меня Макаренко как из плотника слесарь…

* * *

В это время «беседа» шла и рядом, во дворе дома Вовчика.

Сам Вовчик был девчонками перебазирован в дом, на кровать, и одна из них, Валя, побежала «на пригорок» за подругами, а Ольга осталась ухаживать за Вовчиком, судя по всему получившим лёгкое сотрясение мозга вдобавок к своим давешним ранениям.

Борис Андреевич же, присев около крыльца на лавку, беседовал с Гришкой, Григорием, как он уважительно его называл.

Гришка-Григорий распорядился, и его бойцы мигом утащили куда-то на огород расстрелянную в упор собаку. Артист отметил для себя, что распоряжения Гришки выполнялись бойцами «бодро и весело», без рассуждений и промедлений, чем грешили хроновские дружинники. Оно было и неудивительно, видя здоровенные, в подживших шрамах, Гришкины кулаки и слыша его отрывистые, не терпящие промедлений, команды.

Не укрылось от внимания Артиста и то, что смиренно отдавший было своему заместителю дробовик Гришка, сразу после того как Громосеев скрылся из глаз в Вадимовом дворе, тут же вооружился снова, тем же без малейших возражений возвращённым ему помповиком.

Похвалив дисциплину в Гришкином отряде, и льстиво заметив, что «конечно, с таким помошником по боевой части Уполномоченный может себя чувствовать вполне уверенно! Нам бы такого бойца и организатора!», Борис Андреевич тут же и был одобрительно похлопан по плечу и угощён дефицитной по нынешним временам сигаретой. Отказавшись от сигареты, чем ещё больше расположив к себе Гришку, он, в свою очередь, угостил его карамелькой-барбариской, какие постоянно таскал с собой, ибо с некоторых пор сильно полюбил сладкое.

Из всего наблюдаемого Артист сделал вывод, что Гришка туповат, недалёк; как все недалёкие падок на лесть, в то же время пользуется непререкаемым авторитетом «у своих людей», и потому может быть весьма полезен… весьма!

«Лесть – помощница пороков» – вспомнил он некогда читанного им Цицерона.

Завязалась беседа, вернее больше монолог Артиста о несомненных достоинствах Гришки как опоры и помошника Громосеева… собственно, почему только «помошника»? Правой руки, несомненно, а вообще… Вы ж посмотрите, Григорий, что в мире творится – кто силён, кого слушаются, тот и прав, тот и Власть! Ведь если так, теоретически, скажем, подумать – вот взять меня… или даже Уполномоченного… кто мы? без силовой поддержки сильных и уверенных в себе людей?? Да никто – пустое место! Сейчас время такое – кто командует вооружёнными людьми, тот и главный!

Гришка одобрительно кивал, преисполняясь сознания значимости своей персоны.

* * *

– Да почему же, почему, Вадим Рашидович, вы отказываетесь? – Громосеев был раздражён.

Это сраное Озерье было одним из полутора десятков населённых пунктов, большинство из которых были несравненно больше и важнее заштатной деревушки, находящиеся на подведомственной ему территории. Назначенный ранее «Уполномоченным» Новой Администрацией, ещё Мувской, он был «легитимизирован» Администрацией Регионов, а также некоей «Районной». Все перечисленные «администрации» не разбежались помогать хоть чем-то более весомым, чем советы, а требовали в основном двух вещей: порядок на территории и сбора (по осени) соответствующего продналога. Все грозили, что в случае проблем со снабжением города продуктами будет введена, по образцу начала прошлого века, «продразвёрстка», когда продукты будут просто изыматься, без всяких списков и расчетов потребления, недовольные – репрессироваться.

Что такое «репрессироваться» Антон не заблуждался: новые времена дали старое, уже было забытое значение этого понятия – расстрел на месте. Да, ситуация накалялась, и он понимал, что для поддержания хоть какого-то порядка, здесь, в глубинке, репрессии необходимы. Будучи по натуре человеком справедливым, и, несмотря на угрожающую внешность и габариты, мягким, он, по мере сил, старался воздерживаться от крутых мер, но ситуация, понятия о морали и «законности» в новых реалиях, которые, как он слышал, кто-то мувский метко назвал «новой парадигмой существования этноса», расползались как гнилая тряпка под пальцами. Ощутив прелесть вседозволенности и отсутствие быстрого и неотвратимого наказания после исчезновения таких представителей власти, как участковые и уголовный розыск, жители района сплошь и рядом вершили суд и расправу на своё усмотрение – начиная от старых обид, и кончая захватом чужого земельного участка, поваленным забором или курами, забрёдшими в соседский огород.

Нужны были крутые меры, чтобы держать людей в узде, он понимал это. С большой неохотой он был вынужден осуществить в округе несколько «показательных акций» – и это дало эффект.

Вот и здесь, в Озерье, в глухом районном захолустье, он намеревался быстро провести следствие и, как говорится, «наказать причастных» – разбираться долго и муторно во внутрисельских взаимоотношениях, где претензии друг к другу, он знал, тянулись, бывало, за несколько поколений, было положительно невозможно. А вот показательно расстрелянный на сходе лично назначенный «главный виновник», как это ни грустно, быстро и действенно вселял в деревенских почтение перед «законом», благо что, не имея возможности помогать материально, все «администрации», каждая от своего имени, наделили Уполномоченного самыми обширными правами по установлению «правопорядка». Собственно, и само понимание «правопорядок» теперь определялось почти что только и исключительно амбициями и «пониманием момента» Уполномоченного.

Иногда и, даже, довольно часто – он знал – в соседних районах «случались перегибы». Уполномоченный Говельского Сельского Района (деление на «районы» было пересмотрено) набрал себе наложниц и со своими приближёнными морально разлагался в великолепном загородном особняке бывшего «нового богатого», вместе с семьёй расстрелянного в собственном дворе за «антизаконную агитацию, формирование незаконного вооружённого формирования и незаконное хранение оружия». На такие вещи смотрели сквозь пальцы – порядок в Говельском районе был.

Помощник Уполномоченного по Мосырскому сельскому району в ПГТ «Привольный» обязал всех сдавать лично ему на подворье сахарную свеклу и часть картофеля, обложив для этого жителей своим личным продналогом. Гнал в околопромышленных масштабах самогон и поставлял его в кабаки Мосыря, имея с этого неслабый доход. На это тоже смотрели сквозь пальцы. Как и на такие мелочи, как выселение семей бывших недругов из их домов в малоприспособленные для жилья строения; произвол в распределении прод. помощи из Центра; «моральное разложение в быту», ставшее у Уполномоченных почти что и нормой.

Сам Громосеев, имея крепкую семью, любящую жену, престарелых родителей и детей, двух девочек-близнецов, органически не переваривал таких субъектов, вдруг и, явно незаслуженно, получивших, в это смутное время, власть над людьми. Это знали, это ценили, и потому отряд Громосеева одним из первых, как только появилась такая возможность, получил и экипировку с армейских складов длительного хранения (всё равно ведь всё разграбят), и некоторое количество армейского вооружения и боеприпасов. Его даже, с его отрядом, как одну из наиболее боеспособных единиц Района, привлекали к локальным операциям в районах соседних.

Он не хотел ссориться с соседями; с такими же, как и он «уполномоченными» невесть кем и невесть для чего, но, внезапно, ставшими единственной реальной властью в сельской глубинке. Некоторые случаи были поистине настолько вопиющи, что он вынужден был участвовать.

Буквально на прошлой неделе силами трёх таких же, как у него «летучих местных отрядов по охране правопорядка» (в просторечии и по исторической аналогии, называемым в народе «ЧОНами», Частями Особого Назначения, большую роль сыгравшими в начале прошлого века в подавлении различных крестьянских выступлений) и частью неполного состава пехотной роты, приданной из Лебеля, они осадили и, после недолгой перестрелки, взяли усадьбу одного из «уполномоченных», переродившихся со своими приближёнными в настоящую банду; грабивших и убивавших не только «эвакуируемых» из городов, но и не брезговавших банальным разбоем на дорогах.

Бывший «уполномоченный» был убит во время штурма, приближённые повешены во дворе, семьи их этапированы в один из «эвако-лагерей», где царила зверская, поистине лагерно-гулаговская дисциплина; находившиеся в усадьбе заложники и, в основном, «заложницы» (от 14 лет и до 35), служившие бандитам для обслуживания быта и плотских удовольствий, освобождены и расселены по сёлам района.

Да, это было хорошо и правильно, это он вспоминал с удовольствием.

А вот решать такие вот, как в Озерье, мутные и путаные конфликты – это было противно и чревато ошибками. Фатальными, причём, ошибками!

Имея изначально информацию только от своего помощника в Озерье, «старосты» Бориса Андреевича, человека, как он оценивал, недалёкого, глуповатого и ленивого, но верного; он был настроен быстро навести порядок: наказать (репрессировать) виновных – а по подаче Андреича это были эти самые «Вовки», постоянно вылезавшие на прежних ещё собраниях с какими-то неуместными «предложениями» и объективно подрывавшими авторитет его, Уполномоченного; быстро «установить правопорядок» и заниматься другими, более важными делами – в частности, как правильно сейчас сказал Вадим, нужно было кровь из носу, но изыскать топливо для уборочной, даже не для самой уборочной, а для транспортирования урожая с поля к складам. Да, это была та ещё проблема– с топливом было плохо, и речь уже шла о рейде в соседний район, находившийся вне контролируемой территории, где некие «коммерсанты», вдруг почувствовав, невесть с чего, себя «самостоятельными и неподотчётными», плотно сели на нефтебазу и наладили откуда-то поставки горючего, которое продавали и меняли по поистине сумасшедшим ценам – что тянуло за собой, соответственно и резкое подорожание жизни в соседних областях…

Совет Уполномоченных, как неофициальный, но влиятельный орган, рассматривал вариант с захватом этого важного топливного центра со всей инфраструктурой; и Громосеев сейчас точно бы не стал отвлекаться на такие мелочи как пропажа пары человек или бытовые убийства в заштатной деревеньке, если бы не внезапный этот рейд бывших оршанских гастарбайтеров, захвативших было церковь, да так и полёгших почти в полном составе под огнём, невесть откуда взявшегося у этих же «вовок-вовчиков», автомата.

Такие вещи необходимо держать под контролем; несмотря на то, что объективно кто-то опять, к счастью, решил одну из его проблем, Уполномоченный считал, что оставлять бесконтрольно такие вещи как возможность казнить и миловать неправильно, «не по понятиям». Иначе что ж это получается: сегодня они перережут дембелей-бандитов, завтра перестреляют гастеров, а послезавтра, когда он, Уполномоченный, приедет за продналогом, встретят огнём и его??.. Неееет, такие вещи нужно давить в зародыше!

И потому он прибыл со всем отрядом, с намерением покарать, кто бы это ни был. Но… сомнения заронил Пётр Иванович, бывший директор упразднённого лесхоза, суждения и жизненный опыт которого Громосеев уважал. По его выходило, что эти «Вовки», откуда бы у них ни взялся автомат, являлись в деревне стабилизирующим фактором, а вот Хронов со своей дружиной, напротив, являлись зародышем настоящей банды!

Собственно, он бы и не поверил – но слова старика тут же получили подтверждение: Хронов, оказывается, ночью расстрелял своего оппонента; расстрелял по-подлому, как стреляли в председателей первых колхозов и в первых на селе комсомольцев, – Громосеев, будучи человеком старшего поколения, историю знал. Это было нетерпимо.

В общем, господин Громосеев, при всей своей внешней уверенности и значительности, сейчас пребывал в тягостном недоумении – как поступать дальше? Главный виновник и участник побоища ушёл в бега, «стрелок» Хронов также скрывался в лесу. Последнее время в районе практиковалось древнее, зверское, но действенное в таких случаях средство: брать заложников; но у обоих «персонажей» родни в деревне как таковой не было – не брать же в заложники друга Владимира, и так видно, жестоко пострадавшего при нападении гастеров?

Потому он и направился, прежде чем «решать с Вовчиком», к его соседу, Вадиму; чтобы ещё хоть чуть прояснить ситуацию. Тот же ситуацию ещё больше запутал:

– Антон Пантелеевич! Вот кстати, у меня возник такой вопрос: а из чего Витька Хронов стрелял в Илью? Ну, в этого парня, с которым они подрались «на пригорке»?

– Ну как из чего? – буркнул Громосеев, – Из пистолета. Из резинострельного, у него же только он и был, я видел. Не из ружья же – в лицо? Тогда бы тот уже был покойник.

– А теперь такой момент, – продолжил бывший милиционер, – Резинострел у него был, да. Вернее, не резинострел даже, а газюк! Дерьмовая эта пукалка, на основе кастрированного ПМ. И патрон у него был только один! – это раз! Это я точно знаю, он сам на эту тему ныл, ещё там, на поляне, а выстрелов – вся деревня слышала – было два!

– Ну, мало ли…

– Кроме того, из этой пукалки совершенно невозможно человека нокаутировать – а вы сами сказали, что Илья сейчас без сознания, и гематома на пол-лица. Он при мне там, на поляне, стрелял в упор в привязанного к дереву бандита – и результатом было только облако вони на полполяны, только! Откуда у него резинострел?? – Вадим вынул из кармана и положил на стол некий чёрный упругий предмет, немного напоминающий маленькую катушку от ниток, величиной с фалангу большого пальца.

– Что это?

– Пацаны притащили. Я их подрядил за бутерброды с вареньем гильзы стреляные на пригорке собирать, так им так эта халява понравилась, что они мне теперь всё что найдут стрелянное несут. Вот – сегодня принесли, там, около дома нашли, где в Илью стреляли. Знаете что это? Пуля от Осы. Откуда у Хронова Оса? Сроду не было! А вот гильз от газюка – нету!

– Ну, это вопрос второстепенный! – Громосеев нетерпеливо отмахнулся, – Сейчас что только не всплывает. Эвакуированных приходилось обыскивать – тащат из городов в деревню всякую стреляющую дрянь! Так и этот. Вы мне лучше ясно объясните, почему отказываетесь возглавить местную дружину?? Снижение продналога…

* * *

– … вот я и говорю, я ж и говорю, Гриша! – Артист был сама убедительность, – На тебе ведь всё держится! Ты здоровый красивый парень; это твоё время! Кто такой «Уполномоченный», а? Кто его уполномочил? Сейчас и не вспомнишь. А ты… Григорий, сейчас время такое – стыдно и глупо быть «на подхвате»!

Гришка, сидя на крыльце и поставив приклад ружья между сапог, перекатывая за щекой конфету-барбариску, со вниманием слушал.

– Как это в кино-то сказано?.. – Артист закатил глаза, вспоминая, – Вот: «Мой отец перед смертью сказал: «Абдулла, я прожил жизнь бедняком и я хочу, чтобы тебе Бог послал дорогой халат и красивую сбрую для коня». Я долго ждал, а потом Бог сказал: «Садись на коня и возьми сам, что хочешь, если ты храбрый и сильный».

– Ну и память у тя!

– Ну дык! А суть-то улови: не надо ждать милостей от Громосе… то есть от природы; взять у неё самим всё – наша задача! Это ещё большевики говорили! Ты отличный парень, тебя твои парни уважают…

– Рискнули бы они не уважать!

– Вот-вот! Ты, ты, Гриша, должен «держать район», не кто-то!.. И баб иметь, каких захочешь! Ты ж сам говорил, видел как эти… в усадьбе жили: баб – полный подвал, на выбор! Ну и что что постреляли их, – так дураки были, не думали!.. Ты ж не такой! А то, что это такое: «пойди туда, принеси то, ружьё отдай, собаку не стреляй, по морде не дай…» Это ж подрыв твоего авторитета!

Гришка, слушая, сурово нахмурился, сжимая огромные кулаки; потом вдруг вспомнил:

– Да! А Громосеев? Он вить Уполномоченный! Этой… Районной, мать её, Администрацией!

– Громосеев! Да что там Громосеев! Что он такое, этот Громосеев! Сегодня он Громосеев, а завтра… и не Громосеев никакой, хы-хы! Ты меня слушай…

Беседа продолжалась.

* * *

– Антон Пантелеич, ну не буду я с этими сопляками, да ещё под началом Андреича этого вашего!.. Не готов я «опять на службу», мне бы девок своих поднять, да замуж выдать за хороших ребят. Да и вообще непонятно откуда он взялся, этот Борис Андреевич, мутный этот тип; я в деревне живу уже пять лет, и тут вдруг приезжаю – и какой-то «помощник уполномоченного» невесть откуда взявшийся, кто такой, зачем – никто не в курсе!

– Откуда, откуда… А я «откуда»?? Оттуда же – назначили. Особо и согласия не спрашивали. Я вот так же вот, как и вы – «жил» в Никоновке, вернее, что и не жил, а «дачниковал», – тётка у меня там. Как «всё это началось», так Новая Администрация новых, своих людей и стала на посты «уполномоченных» выставлять…

– Это типа «смотрящих» на зоне, ага! – согласился Вадим.

– Смотря-ящих… Ну и сравнения у вас, Вадим Рашидович! Не «смотрящих», а… нужно было свежих людей назначать, поскольку… сами понимаете! А помощников я уж сам назначал, опять же из свеже-эвакуированных, поскольку «старым кадрам» в новых условиях и полного доверия нет, и не готовы они работать в новых условиях. Совсем не готовы. А в Озерье и выбирать-то не из кого было – Пётр Иванович сразу отказался, я, грит, на пенсии…

– Проф-деформация у меня! – тут же согласился Вадим, – Понимаю. Всегда так было – новая метла по-новому метёт. Антон Пантелеевич, я всё понимаю. Назначили, то да сё. Но… – он замялся. Исполосованное поджившими шрамами лицо покраснело.

– Ну. Ну? Что «но»? – подогнал его Громосеев.

– Да я что хотел сказать. Вот вы, человек интеллигентный, попали на эту должность: власть и всё такое… это хорошо! Это для нас всех хорошо, что власть олицетворяет человек с понятием… до сих пор никого не расстрелял, хотя, рассказывают, в соседних районах это как за-здрасьте!

Громосеев усмехнулся такой «похвале» и, подняв чайную чашку, стал ждать развития темы.

– Только ведь за эти месяцы сильно ситуация изменилась, а, Антон Пантелеевич! Назначала вас Мувская, «Новая Администрация», и, могу спорить, думали что ситуация временная и вот-вот наладится. А прошло время – и всё…

– … усугубилось! – согласно кивнул Громосеев.

– Да. Вы уж не думайте, что раз мы тут в медвежьем этом углу живём, так уж ничего и не знаем – и новые люди, бывает, заходят, и эти, «коробейники», бывает, заглядывают; ну и радио… сильно изменилась ситуация! «Новая Администрация» уже далеко и как бэ не при делах тут уже. Районные между собой ссорятся, то в союз вступают, то отделяются в зависимости от ситуации – чисто феодалы в средние века! Вояки так вообще как сами по себе, только прод-снабжение требуют взамен на «защиту». Типа рыцарских орденов в средние же века. Так ведь? Форменный феодализм…

Громосеев молчал, несколько поражённый таким знанием ситуации от деревенского жителя.

– Так вот я спросить хотел – вы себя дальше в каком качестве видите? Ну, в смысле, по-прежнему «исполнять директивы»?

– Директив сейчас много развелось, и все взаимоисключающие. А что будет, когда урожай нужно будет делить – страшно представить.

– Вот. И я о том же. Так я и хотел спросить: вы, Антон Пантелеевич, не думаете ли что пора свой «статус» изменять?

– В смысле? – насторожился Громосеев.

– Становиться во главе района не «назначенцем», а реально. Раз пошло такое обособление сейчас. Что вам город даёт? – да пустяки! А в районе – продовольствие; склады всевозможные, переработка. А?

– Понял я куда клоните. Главарём банды я не стану!

– Ну кто ж говорит про «банду»? – постарался сгладить впечатление Вадим, – Я говорю про то чтоб стать не «назначенным», а реальным главой района. Фактическим. А то возьмут да и переназначат!

– Обломаются. Тут я только сейчас ситуацией владею.

– Ну, мало ли…

* * *

Артист с Гришкой стали уже настоящими друзьями.

Инесса живенько, пока Уполномоченный что-то застрял в доме соседа, сделала им чаёк и принесла сюда же, к крыльцу, в больших фарфоровых Вовчиковых кружках, с Вовчиковым же сахаром. Она сильно надеялась, что по результатам «расследования» Вовчика-то скорее всего и увезут из деревни, и весь дом, в прежнее время непрезентабельная хатёнка, а теперь, по нынешним временам, – почти что комфортабельное жильё, с печкой и запасами (что было немаловажно) достанется в её, с дочкой и сыном, полное владение. Собственно, все её надежды и чаяния Артист видел как на ладони.

Теперь они с Гришкой, прихлёбывая горячий напиток, прониклись друг к другу уже полной симпатией и доверием; и для скрепления оного рассказали уже друг другу по паре историй, которые были ну совсем не для ушей Уполномоченного.

Артист первым, конспиративно понизив голос, поведал, что «новые времена требуют новых решений», и чем терпеть старую каргу, свою квартирную хозяйку, он её позавчерась вечером, когда задолбала своим шипением, пинком-то и сбросил в погреб, да так удачно, что старая сволочь себе там шею и свернула!

Гришка хохотнул, одобрительно хлопнул Артиста по плечу, и в свою очередь шёпотом поведал, что сам недели полторы назад «одного гандона, что пИсал за моей бабой, гада «с образованием и столичного», утопил нахер в колодце, – и прошло за несчастный случай!

– Так и надо, так и надо, Гриша, решать вопросы, как гритца, надо радикально! – обрадовался Артист. Чутьё не подвело – здоровенный амбициозный хулиган был именно тем, что и требовалось Дьяволу для «выхода» на районный уровень. А там, дальше, рисовались перспективы и повыше…

– Вот! Радикально. А Громосей, бля, только сопли жуёт, чистоплюй, бля! Я ему говорил: поймать надо было пару баб с ребятнёй, что по Никоновке ползали, побирались, из цыганвы этой, поговорить с ними круто, – я это умею, – они б тогда ещё б и показали где их табор. Ночью окружить – и картечью! Всех штоб! А этот: «Это же люди, как у тебя язык поворачивается!!» Тьфу, слюнтяй!

– Во-во-во! А потом они тут людей же и режут! Гриша – ты просто более дальновидный, чем этот здоровяк! Ему просто повезло, что он вовремя попал в Уполномоченные.

– Ну. И я тож говорю. И пацаны мне: «Чо, Гриш, Громосей скоро перестанет сопли жевать?» Бля. И как что – так меня зовёт, если что… ручки запачкать боится! Кривится, видите ли!

– Он не тянет, Гриша, он не тянет должность-то. Но ить должность-та, она… навроде ордена – с пиджака на пиджак перецепить недолго!

– Ну. И я грю. Как в «Приключениях Шурика», помнишь? «У вас несчастные случаи на стройке были? – Будут!» – Гришка довольно заржал, но тут же замолк, и непроизвольно опасливо зыркнул на собеседника.

Но Артист был безмятежен. Посчитав, что для первого случая взаимно сказано более чем достаточно, он перевёл разговор, как водится на баб:

– А что за баба у тебя, Гришь?

– Обхаживаю одну щас. Городская. Ничо так себе, только не даёт. Пока что…

– Да плюнь. Ты видал здесь-то какие??

– Дааа… бля, тёлки классные! – тут он замолк и непроизвольно потрогал шрам над бровью, след памятной «дискотеки» и последующей разборки с Вовчиком, и знакомства с его «фонариком».

– Придёт время – все твои будут!

– Хы. Замётано. А я было подумал, что у вас тут вааще круто, думал бой будет – а ишь, основной-то сбежал, грят, из села? Ну ничо, мы на этом козле отыграемся! Ща Громосей придёт, даст команду – мы ево за шею и на дерево!

– А придёт время – сам решать будешь, без всяких громосеевских команд, а??

– Хы. А то ж!

* * *

Допив чай и, в общем, выяснив ситуацию, Громосеев уже собирался идти в дом к Вовчику, уже без прежних кровожадных намерений, но с мыслью с пристрастием допросить того откуда взялся автомат: в одном доме жили, не мог он не знать про автомат приятеля! – а Вадим торопился напоследок получить свежие, насколько можно, новости:

– Антон Пантелеич! А что за деньги-то сейчас ходят? Тут ведь что только не говорят: что в Мувске прежние талоны упразднили, новые выпустили, что «на один обед», Регионы «талеры» готовят, а МувскРыба свои деньги уже и печатает – тут один и показывал даже, с осетром на голограмме – они как, ходют?

– Ходют, ходют. Сейчас что только не ходит. И «лещи» эти, и «расписки» районные, и валюта прежняя…

– И валюта?

– Да, и валюта. Уценилась, конечно, но всё же. Поскольку в нале относительно немного её. Не крышечками же от бутылок рассчитываться! Да, я что спросить ещё хотел: эту, бизнес-тренершу вашу, что, как мне Андреич по телефону сказал, в подвале школы нашли, – её похоронили? Андреич мне что-то ничего внятного так и не ответил…

– Не знаю я… а что?

– Так.

Он второй раз уже задавал этот вопрос, потому что на это были основания: перед въездом в деревню, ещё на лесной дороге, они внезапно увидели на воткнутом на обочине шесте оскаленный полуразложившийся череп, судя по длинным клокам волос на сгнившем темени, принадлежавший женщине.

Зрелище было весьма отталкивающее, и выматерившиеся бойцы покрепче перехватили оружие, не понимая, то ли это была чья-то дурацкая шутка, то ли наглое предупреждение.

А это была и не шутка, и не предупреждение: вконец обалдев от отсутствия интернета, привычного круга общения «продвинутых пацанов», лишившись, пусть вечно пьяного, но строгого отца, Альбертик, сын Инессы и сгинувшего Романа, перезнакомившись наконец с местными «эвакуированными» же такими же тинейджерами и мальчишками помладше, кого было не заставить родителям помогать на огородах, а в дружину не брали за молодостью, взялся во главе стайки таких же бездельников рыскать по округе, ища свежих и острых впечатлений. Пара взломанных ночью погребов, обокраденных курятников; ну и «черепушка» мадам бизнес-тренерши на палке – это же прикольно!