Текст книги "Крысиные гонки (СИ)"

Автор книги: Павел Дартс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 108 (всего у книги 132 страниц)

То есть все, в принципе, необходимость сокращения осознавали, все в курсе – но как… как сокращать, чисто технически – никто толком сказать не мог. Глобальная война, обязательно перерастающая в ядерную, понятно, что никого не устраивала. Вот и тянули до последнего…

Теперь что касается эпидемии; вот, Володя, про что я и начал. В принципе, глобальная контролируемая эпидемия – это как раз то, что нужно бы: материальные ценности сохраняются, радиационного загрязнения нет, ибо медленно, но неуклонно дОхнущий персонал АЭС и других опасных производств заглушить свои котлы успеет. К тому же при неуклонном сокращении населения и надобность в таком количестве энергии и химии явно сильно снизится. Вообще, глобальная опустошающая эпидемия – это как раз то, что Земле «доктор прописал». Особенно – рукотворная, чтобы можно было «творцам» для себя иметь «противоядие», вакцину то есть. А если создать бациллу, имеющую этническую направленность!.. Представьте: болезнь, умерщвляющая только негров! Или только китайцев, индусов! Носителей определённого генотипа. Но видите ли, Володя, в чём трудность…

Владимир сидел и молча слушал, даже сонливость после крепкого кофе прошла. Разливавшийся соловьём Пломбир явно был в теме; впрочем, его «выкладки» во многом перекликались с тем, что говорил профессор Лебедев и год, и два назад…

– …если бы ещё лет 50-100! Но – не было такого времени; а пока что «генетическое оружие» хотя и можно создать, и создавали – но уж очень оно не избирательного действия получается! Не селективное, то есть. Если, к примеру, сделать, чтобы дохли 100 % негры – то 100 % негров и передохнет, но вместе с ними заболеет 50 % белых и 50 % китайцев; из них, из заболевших, так же половина передохнет! Вторая проблема – это баланс летальности и инкубационного периода. То есть чем выше летальность – тем короче инкубационный период, тем быстрее проявляются признаки заражения; и, стало быть, носитель будет скорее изолирован. А изолированный носитель – неважно как он изолирован: в отдельную палату или в ров, и хлоркой посыпан, – уже распространителем не является. И наоборот – чем длиннее инкубационный период, тем ниже летальность.

А бороться с эпидемиями давно и надёжно научились. Рассечение на сектора, пропускной режим, карантинные лагеря для заболевших, закрытие мест общественного посещения, комендантский час… Это даже если исходить из того, что болезнь ничем не лечится. Полк проинструктированных солдат и рота сан-мед-работников вполне для большого города эту проблему закроет. То есть применение биологического оружия в обычной ситуации смысла не имеет…

– Ну! – поторопил Владимир, – Никто ж, кроме совсем упоротых, и не утверждает, что эпидемия рукотворная. Это совсем дикие кричат, что «Мувск применил бак-оружие!» В Мувске то же про Регионы кричат – я по радио слышал. К чему это всё?

– А не торопитесь… Я сказал, что «в обычных обстоятельствах» применение «обычного же» бак-оружия неэффективно. Когда государство более-менее функционирует и способно на эффективные организационные шаги. Но если в структуры управления внесён хаос, если в стране царит анархия, если каждый делает, что ему вздумается и плюёт на указания из центра, да и центров этих становится с избытком, то эффективно карантинные мероприятия уже не применишь, как и экстренное, квалифицированное изучение болезни! На это ведь нужны недюжинные силы и средства – а откуда они у нас?? А вы обратили внимание, к чему мы пришли? – а вот как раз к этому: к хаосу и анархии! К тому же, и это главное – основные массы населения, как вы знаете, сконцентрированы весьма компактно – в крупных эвако-лагерях и сельхоз-коммунах. Не как в вашем… эээ, Озерье? – а в больших лагерях, на сотни тысяч работников! Плюс охрана. Вот на охрану «организационного потенциала» хватает, да. И на ликвидацию заболевших, только. Вы, Володя, видели, в каких условиях там люди живут?

Владимир покачал головой – откуда бы?

– В условиях невероятной скученности живут, проще говоря – в барачных условиях. По типу концентрационных лагерей времён второй мировой войны. Вот только в концлагеря в войну ссылали, а в сельхоз-коммуны и эвако-лагеря люди сами пошли – поскольку пропаганда гарантировала там питание, тепло, порядок. Охрану. И, надо сказать, в общем, не солгала: питание, тепло, охрана. Взамен на полное подчинение и ручной, рабский, по сути, труд. И скученность. Но – тепло и кормят. Лечат. Прививки там всякие… санабработка. Люди сами ведь шли. Человек вообще ведь стадное в своём большинстве животное. А что? Кормят, охраняют. Кино по вечерам. Ну, рабочий день 12-часовый – зато ни о чём думать не надо!

– Ну и что?

– Ну и вот. Стоило всё это просчитать, как неизбежность эпидемии становилась ясной – ещё с лета. И действительно. Вы вот не знаете – об этом не говорят по телевизору, но 3-й эвако-лагерь под Омелем практически мёртв, причём в неделю – а там 150 тысяч человек жило, то есть содержалось. Сеть сельхоз-лагерей в Гелёве не подаёт признаков жизни. Только-то и успели, что сдать на центральные загот-пункты сельхозпродукцию… Лагерь номер 24 в Роденске – уничтожен залпом огнемётной батареи; приказ поступил «с самого верха» – я уж не знаю, кто в данный момент у нас «на верху» сидит; там армейские склады недоликвидированные, и была опасность прорыва к ним. Гарнизон в Ачулищах практически вымер, остатки выживших из последних сил борются за жизнь, к ним никого не пускают. Лагерь в… да что говорить! Заметьте: повсеместно эпидемия выкашивает самые густонаселённые места; хотя, казалось бы – где больше народу и крепче дисциплина – там легче и карантинные мероприятия осуществить! Ну, изолируйте заболевший барак, или блок обнесите колючкой; посуду химически обрабатывайте… так нет! Дело в том, что карантинные мероприятия не срабатывают, поскольку передача инфекции осуществляется совсем не традиционным путём – то есть не от человека к человеку, не воздушно-капельным, как самым вирулентным… Обратите внимание – в Оршанске люди мрут от чего угодно, но меньше всего от эпидемии; а ведь буквально до последнего времени все общественные учреждения – включая ваш, кстати, ресторан, – вполне себе работали. А люди – не мрут! А в перенаселённых сельхоз-коммунах – мрут!

– Травят их, что ли?

Пломбир просиял:

– А, вот я вас и подтолкнул к правильному направлению мыслей. Нет, любезный мой Владимир Евгеньевич – не травят! Травили бы – это быстро бы стало известно! Но – не травят! В то же время эпидемией накрыло лагеря массово, и, я бы сказал, одномоментно. И – очень «во-время», как раз когда народ ослаблен отсутствием витаминов и несбалансированным питанием; а власть раздроблена, и максимум на что её хватает – это охрана себя, любимой; зачистка «заболевших» старым добрым методом и лихорадочная утилизация арсеналов! Как будто у нас рАзом кончились соседи, и нам теперь во веки веков никто не угрожает! Хотя у соседей такая же фигня творится, – но как по команде!

– Так какая связь между скученностью людей, которых разом настигла эпидемия, и этой самой эпидемией? – Владимир всё никак не мог уловить, куда клонит собеседник.

– А задумайтесь?.. Что общего у сельхоз-коммун, эвко-лагерей и армейских частей? Рацион, Владимир, централизованный рацион! Поставки из ПродРезерва. А также – централизованные прививки, всем без исключения. В городе, впрочем, тоже ведь вакцинацию проводили, и даже с обязательными отметками. Но в лагерях осуществлять контроль в тысячу раз проще. Вот у вас – есть прививка? Вот эта, последняя, что…

– Нет. Отметка есть – прививки нет.

– Купили, стало быть, отметку! – просиял Пломбир, – А почему?

– Нууу… был у меня такой учитель… Лебедев его фамилия. Он не рекомендовал. В общем, он тоже что-то подобное, вот что и вы, предсказывал. Ну и я воздержался. И вообще – не люблю прививки.

– А, ясно. На всякий случай, значит. Вот, а большинство оставшегося городского населения на эти прививки вообще просто забило, просто забило – без доводов и объяснений. А в мелких сельских поселениях тоже – какие уж прививки! Хотя в крупные сёла ездили санбригады, да. И ведь не проконтролируешь! А в лагерях и в воинских частях – там всё по другому; там просто: построились – и по списку! Вот оттого там и…

– Вы думаете – прививки?!..

– Нет, Володя, ничего я не думаю. Я просто изложил вам свои умозаключения: что «сокращать – надо»; что эпидемии на фоне дезорганизации, и, в то же время, тотальной управляемости власти – наилучший путь; что «сокращать» надо и будут не всех – а самых ненужных.

– Ненужных??.

– А кто в лагеря на гарантированный хавчик под гарантированную охрану попёрся? Как ни грустно это сказать – самые ненужные, неспособные прокормиться «на вольном выпасе» особи. Бухгалтера, чиновники и мерчендайзеры всякие с парикмахерами и косметичками.

Соответственно и предохраняться просто: не будь «в общем тренде»; не лопай, что скармливают всем; не подставляй свою задницу под общие прививки… и так далее. Потому я и так спокоен относительно вас, как потенциального бациллоносителя: ну, чихнёте вы на меня; ну, максимум что мне грозит – грипп… А эпидемия, да с такой высокой и быстрой летальностью – тут явно другие механизмы передачи задействованы; а какие – я не знаю, да и знать особо не хочу. Меня это не коснётся… вас, кстати, скорее всего, тоже.

Он взглянул на часы.

– Заболтался я с вами. Утро уже, скоро и Родион Прокофьевич пожалуют. Советую вам с ним держать себя корректно, но без заискивания – шеф наш человек прямой и крутой, лизоблюдов не любит… «Покажетесь» вы ему, внятно сможете объяснить, почему пренебрегли его первоначальным приглашением – ваше счастье. Ну и я – так и быть – словечко за вас замолвлю… ещё кофе?

ВТОРОЕ ДНО ВОРОВСКОЙ ВЛАСТИ

То, что сейчас придёт Хозяин, стало ясно минут за пятнадцать: во дворе зафырчали несколько подъехавших машин; тут же по коридору мимо приёмной кто-то прошёл быстрым шагом; Пломбир взглянул на часы, встал, с хрустом потянулся… Подошёл к окну, где неясно синело начинающееся зимнее утро, повозил пальцем по наледи, обернулся:

– Прибыли. Нуте-с, Владимир, извольте в туалет – и обратно к батарее. Сейчас судьба ваша будет решаться.

И смотрит так испытующе – как, типа, Владимир будет реагировать на столь напряжённый в его жизни момент. Но Владимиру было уже во многом пох, – сказывался очень нервный, насыщенный событиями день, ранение, бессонная ночь. Скорее бы всё только – так или иначе.

Сходил в туалет, тут же, рядом с кухонькой-столовой, попутно в очередной раз удивившись на функционирующий в унитазе смыв; и без возражений вновь переместился на пол к батарее, к которой его Пломбир вновь приковал наручниками.

По коридору послышались шаги целой группы людей, негромкий разговор. Открылась дверь в приёмную, вошли пятеро. Одетые разномастно: от хорошего армейского, видимо импортного, зимнего обмундирования на толстом, «ментовского» какого-то вида мужчине, до подчёркнуто строгих пальто на двоих высоких здоровенных… охранниках – как сразу решил про себя Владимир.

Сам Крест из себя представлял в принципе ничем из себя невыдающегося субъекта средних лет и среднего роста, одетого цивильно, в длинную зимнюю куртку и без головного убора на сильно тронутых сединой волосах. Выделить его из «свиты» можно было лишь по тому подчёркнутому почтению, с которым к нему обращались, да по изрезанному морщинами лицу много повидашего на своём веку человека.

С Пломбиром он поздоровался за руку; мельком бросил взгляд на сидящего на полу у батареи Владимира, осведомился:

– Это кто?

– Я докладывал, Родион Прокофьевич, – сообщил Пломбир, – Это владелец кафе «Рассвет Регионов» и одноимённого борделя. Доставлен для беседы, поскольку указанием явиться сам пренебрёг…

– Зачем сюда? В «холодную» его, и прессовать! Терпеть не могу торгашей. – брюзгливо бросил Крест, и Владимир обмер; но Пломбир вмешался, чуть удивлённо:

– Зачем же так радикально… Тут есть особые обстоятельства – я доложу. Пройдёмте в кабинет, Родион Прокофьевич…

Тот кивнул. Щёлкнул замок роскошной, обитой розовой кожей высоченной двери со следами снятой таблички, открылся вход – через тамбур! – в кабинет, просторный и светлый, в прошлом наверняка принадлежавший не менее чем директору крупного издательства; и Крест, сопровождаемый толстым типом в военной форме без знаков различия, вошёл в него.

Двое «охранников», как сразу правильно для себя определил Владимир, неторопясь стали раздеваться в тёплом помещении, аккуратно на плечиках развешивая пальто в шкафу приёмной, обмениваясь негромкими репликами. Под пиджаком одного и джемпером второго угадывалось оружие; впрочем, один из них тут же и достал, проверил ствол – массивный АПС.

Раздевшись, один прошёл в кабинет, а один остался в приёмной.

Ещё один тип, также освободившись от верхней одежды, за руку же поздоровавшись с Пломбиром, перебросился с ним несколькими словами и занял его место за секретарским столом у компьютера; а сам Пломбир, прихватив распечатанные ночью страницы и заговорщицки подмигнув Владимиру, скрылся там же, за «директорской дверью».

Владимира туда «не пригласили». Оставалось только ждать…

* * *

– … таким образом обстановка в городе сейчас характеризуется крайней нестабильностью. Нападение на депутатский коттедж и убийство всей семьи и обслуги ясно показывает, что управляемость из Центра, как и предсказывалось, прогрессивно падает…

Пломбир, стоя перед расположившимися за столом для совещаний Крестом и военным, докладывал обстановку, изредка сверяясь с бумагами в руке.

Крест перебил:

– Хватит травить баланду! Коротко!

Пломбир оторвался от бумаг и укоризненно сказал:

– Какую «баланду»?.. Я докладываю об изменении оперативной обстановки за ночь. Тут по другому не изложишь!

– Ты, троллейбус, только точишь балясы, а не «докладываешь». Я и без тебя знаю, что городу звонок. Одного депутата пришили или с семейкой – нам какая разница?? Несёшь тут пургу…

Пломбир, окончательно отложив листы бумаги, перевёл недоумённый взгляд на толстого военного:

– Что это с ним?..

Тот, расстегнув в тепле тёплую куртку и вольготно откинувшись в кресле, только хохотнул:

– Не в духах с утра наш Родя!

– А чего? – не обращая внимания на законника, вновь осведомился у военного Пломбир.

– Да очередной рецидив! – охотно пояснил тот, – Родя наш вдруг вновь осознал, что он теперь «красный»; и сколь я ему не объяснял, что понятия «красной зоны» кончились вместе с зонами; что время меняется; что он теперь, бля, не ссучёный, а бизнесмен, ведущий своё дело в новых реалиях…

– Какой нах я «бизнесмен»?? – взорвался Крест, – Ты слишком-то не разнуздывай звякало; я торгашей на дух не переношу!

Военный лишь вновь рассмеялся:

– Да ладно тебе, Родя, ты ж не на сходняке, а я тебе не старший дворник, чо ты тут перед нами пыжишься? Вот каждую неделю такая херня. Психиатру тебя, что ли, показать? Пилюльки там попить, сеанс гипнотерапии?.. Укольчики. Витаминчики… Уж очень ты нервенный стал в последнее время, Родя…

Военный явно издевался.

Крест, сняв куртку и бросив её на спинку кресла рядом, остался в обтягивающем чёрном свитере, подчёркивающем его худобу. Он промолчал, но сверлил говорившего ненавидящим взглядом. Тот особо не реагировал:

– …чего ты тут… негодуешь? Всё идёт гладко. Пломбир правильно рапортует: городу, как ты выражаешься, «звонок», но ещё не полный; пока тут можно вволю побеспределить. Вон, Аркаша две фуры пригнал с Никоновского района, экологически чистой, ручками выращенной жратвы… а кто его с зоны вытащил? Второго дня опять же фура с Люблинского… борщ любишь? 4-й склад ГосРезерва мы под себя, опять же, подгребли – вернее, что от него осталось… но там немало осталось! Центральный рынок – торгаши теперь не азерам, а нам платят; вернее, сами азеры нам платят! Топливо, опять же. На вооружение «торпед» наших теперь оружие с фронта напрямую идёт; это значит растёт наша боеспособность, а значит, и вес в этом мире! Чем ты недоволен? И это – давай-ка без фени; тут интеллигентные люди собрались, – не считая тебя, хы. Пломбира вон «троллейбусом» обозвал, хорошо он не обидчивый…

– Тем недоволен!.. – пропустив последнюю фразу, включился Крест, – Что используете моё честное воровское имя, начальник! Что я для вас подсадной! Что двинули вы меня на подляну к братве! Что ходит тут за мной ваш полуцветной хвост как режимник, и сапогом от него за километр шибает; братва скоро на крючок возьмёт!..

– Ша! – военный пристукнул ладонью по столу и монолог вора прервался. Он даже непроизвольно прижмурился на мгновение, как будто ожидал удара в лицо. Заметивший это Пломбир довольно, но незаметно, улыбнулся и сел. Военный, напротив, встал; опёрся кулаками в стол и перегнулся к худому вору. Всё его показное добродушие слетело, и он заговорил сильно, жёстко, зло:

– «Честное воровское имя??» Ты не зарывайся, сявка! Ты что, в натуре себя законником почувствовал?? Тебе, падле, уже мало, что ты, сука, сладко пьёшь и сытно ешь, с центровыми блядями кувыркаешься?? Тебя, нах, уже не устраивает, что ты из борзого до вора поднят, – и, бля, не своими воровскими заслугами, а вот этими самыми руками!.. – он вытянул руки, растопырив короткие волосатые пальцы; и Крест непроизвольно чуть отодвинулся, как будто ожидал, что говоривший сейчас вцепится ему в худое горло, торчащее из ворота свитера.

– …ты, может, Вахе, Цыгану, Носу, Джеку, Кукле спешишь маляву на тот свет передать?? Ты только скажи – они ждут!! У них к тебе, щипачу по жизни, много чо есть сказать, начиная с общака и кончая сдачей городейской сходки! Сколько из участников сейчас на свободе?? Да что на свободе – живые? Ты один, – да Лис и Кант; и те не здесь, и небо дали им коптить только и исключительно, что согласились тебя, шныря, короновать, да соответствующие малявы по хатам пустить! Ты только скажи – это ничего, что и Лис, и Кант сейчас за бугром – они и вернуться могут!

Седой вор опустил голову. Военный же только возвысил голос, так, что сидевший на стуле возле двери здоровенный охранник привстал и проверил, закрыта ли наружная дверь во входной тамбур:

– …Тебе ли жаловаться?! Тащишься тут на всём готовом; всей и заботы что щёки надувать да смотреть грозно! Всё ведь за тебя мы, «консорциум», делаем!

– … «Трест», так сказать! – согласно вставил Пломбир.

– …Уркаганов твоих подтягиваем, кто по сёлам и тербатам пока не разбежался…

– Под «власть» оне б не пошли, а под «имя», под «законника» – с радостью! – добавил и Пломбир, – В чём и идея была!

– Не верю я в это всё равно… – угрюмо буркнул Крест.

– …дисциплинируем их, к делу приставляем – вот, как Аркашу. «Торпед» – в «группы немедленного реагирования»… неважно, что по-другому называются. Кроме «синих» – молодняк стал подтягиваться; кто в «региональной идее» разочаровался, да мёрзлых соплей на кулак себе на фронте намотал вволю. Паёк их семьям даём; а они нам – и силу, и опыт! Глянь: сели мы в центре города – никто и не крякнул! Потому что мы теперь, во-первых, сила, стволы, организованность!..

– Во-вторых– имя! – влез Пломбир, перебив военного:

– Правительству сейчас – не верят. Депутатам – не верят. Бизнесменам – да что говорить! Просрали страну, извиняюсь!.. Кто остался? Криминальные авторитеты остались; стоило только сказочку подпустить о «честном воре» и «воровском законе». Благо масс-медиа про «благородных разбойников» и до того много наснимало. Да не важно что нет никаких «честных бригад» и «благородных воров», – имидж всё, правда – ничто! Ты пойми, Родион, я ж тебе не раз и не два уже втолковывал: ты – «проект»! Всего-то проект по сути! Имя. Имя тебе, кстати…

– …я сделал! – вставил в свою очередь военный, – Сам ты по себе – щипач мелкий, и сидеть бы тебе в вашем парламенте на самой нижней лавке; а мы тебя гля куда вознесли – не ценишь, падла!

– Вот. «Имя» тебе сделали; подключив, мля, технологии манипулирования общественным сознанием. «Креста» теперь в городе уважают. Хотя сам по себе ты, Родя… ты не обижайся только…

– Да хуле тут «не обижайся!» – вновь влез Военный, – Чмо ты недоопущенное, Родя! Кто такого вора как «Крест» знал до «Регионов»?? Никто; и звать тебя никак было. Скажи спасибо, что ты «Консорциуму» и лично мне, начальнику оперчасти спец-колонии номер 369 приглянулся… фактурой своей и понятливостью – как я раньше считал, пока не стал ты меня за. бывать своей примитивностью! И что Регионы подзаконный акт приняли о ликвидации таких-то вот, а я тебя выдернуть успел. А то ведь судьба твоя могла сложиться совсем по-другому: в худшем случае присыпали б тебя хлоркой и заровняли бульдозером как Ваху, Цыгана, Носа, Джека, Куклу. В самом лучшем – остался б ты в мальцах, максимум – мандером бы служил у того же Туза…

– Кстати! – опять влез Пломбир. Крест сидел уже, опустив голову с завихрушками седых волос на затылке, сцепив перед собой на столе пальцы мосластых кистей рук, все сплошь покрытые синей татуировкой. Уже не было никакого свирепого гонора, с каким он вошёл было в кабинет. Но военный и Пломбир всё равно добивали его:

– …тот же Аркаша Туз. Очень ценный кадр. Шустрый, весёлый. Понятливый. Братва его знает, опять же. Ты смотри-и-и-и… корону ведь можно и с головы на голову переобуть; а вот голова без короны сразу свою ценность теряет!

– …и враз имеет шанец ещё одну дырку получить! – закончил жестокий военный, – Нахер ты нам нужен, такой красивый и… и непослушный! По попке тебя шлёпать поздно уже, вырос. Смекаешь?

Уголовник молчал, потирая украшенные татуированными перстнями пальцы.

– Чо молчишь?? Туз никак не хуже чем Крест звучит!

Крест вздохнул, взялся обоими руками за лицо, провёл с усилием, глядя на военного и Пломбира сквозь «ювелирные» пальцы; наконец выдавил:

– Марафету дай…

– Вот. – удовлетворённо заключил, как точку поставил, военный, – Вот. Об этом ты думать только и должен: чтоб был у тебя марафет, жрачка и бухло, и тёлка на ночь. Об остальном мы думать будем, «Консорциум», или, как выражается Пломбир, «Трест». Твоё дело…

– …надувать щёки и смотреть грозно. – Пломбир.

– Да. Всего-то от тебя представительство и требуется. Всё остальное мы: я в военной и опер-части, Пломбир – по деловой области и по идеологии; Шива – по транспортно-хозяйственной; Бендер – по личному составу; Михалыч, Октоген, другие – мы сами всё сделаем! Причём, заметь! – с полным к тебе, как к ВИП-персоне, уважением и преклонением! Чё тебе ещё надо?? Ты же…

– …предводитель уездного дворянства; ныне – отец русской демократии; особа, приближённая к императору! – хохотнул Пломбир.

– От вас ментовнёй разит! – хрипло возразил Крест, – С братвой плотно тусоваться не даёте. Порядки тут установили как в ЗУРе. Так у нас не принято…

– Тундра ты, Родя, братское чувырло; ни-хе-ра ты за свою поганую жизнь опыта не набрался; законник из тебя как из говна пуля! – уже разозлился военный; а Пломбир принялся разъяснять:

– Что «ментовнёй разит» – это, по нашим временам, и ни хорошо и ни плохо; даже, скорее, хорошо – люди думают: вот какой Крест крутой, даже ментов под себя подгрёб! Уважают за это!

– Под конвоем хожу, как в крытке!

– Под охраной ты ходишь, Родя, не под конвоем! Что ты, стесняешься?? Прямо так братве и говори: «У меня, мол, вон – «девятка» в личке; на цырлах передо мной ходит, мои прихоти исполняет! Можешь и рыкнуть на парней при случае – они робость и подчинение изобразят!.. Алексей! – изобразите перед братвой робость и подчинение??

Сидевший около двери шкафообразный охранник скупо улыбнулся и ответил:

– Изобразим, что ж не изобразить-то. Главное чтоб без перегибов.

– Вот. Рычи на них – они демонстративно дрожать будут. Чо ещё? С братвой якшаться не даём? Дур-рак! Тебя же, пусти в этот клоповник, ваши медикованные кадры расколют быстрей, чем на пресс-хате! Ты этого хочешь?

Опустивший голову уголовник лишь покачал головой, но, через паузу, всё же выдавил из себя:

– Стрёмно стрелки разводишь, начальник…

Военный закатил глаза к потолку, набирая воздуху для ответа; когда опять влез Пломбир:

– Ваши доводы, Родион, и доводы оппонента могут быть сколь угодно разумными, насыщенными фактологией и связанными логически, но всегда это только средства для утверждения своей субъективной позиции. Весь вопрос в стиле, чувстве меры и конечном результате…

Военный выдохнул воздух и уставился на него с недоумением. Крест тоже поднял взгляд, как затравленная собака. Помолчал, и, видимо не найдя что возразить на столь мощный «довод», лишь повторил:

– Напрасно парафин льёшь… Марафету… дайте.

И вновь опустил голову.

– Вот. – добивал его Военный. – Вот. Каждый раз так: загнёшь хвост пистолетом и гавкаешь на окружающих; а как объяснишь тебе политику партии – так сразу «марафету дай» и в несознанку… Утомляешь, Родя! Кстати, о марафете.

Он повернулся к охраннику, и распорядился:

– Дай ему марочку – но только одну! Чтоб шары сильно не закатывались. Вон, вода в графине. И пройдёте сейчас по учреждению – ну, как обычно; чтоб «народ видел хозяина». Потом звоните мне – возьмём бригаду и съездим на рынок, с Джавдетом порешать надо, а то очень борзой стал со своим недобитым чуркестаном. Давай. Мы тут пока побеседуем…

Когда за вышедшими Крестом и охранником закрылась дверь в кабинет, Военный с усилием потёр ладонью загривок:

– Ну ты загнул… А эта сволочь – не, ну реально замонал! Грохнуть его, что ли, и сменить на что-нибудь более приличное, а главное, разумное? Ведь животное же!

– Нельзя! – не согласился Пломбир, – Проект только-только раскручен, менять брэнд ещё рано – разбегаться начнут. Опять же, менять на кого-то разумного – тот сам захочет порулить… пусть уж этот. Пока. Да ничего, он как дозу примет – даже прикольный…

– Тебе «прикольный» – а мне с этим сукой общаться напостоянку!

– Ну, такова твоя ментовская доля! – хохотнул Пломбир, – Я думал, ты привык уже… Да, кстати. Надо «боёвки» развести по этажам и по зонам влияния, чтоб не пересекались. Чтоб «синие» с «фронтовиками» не контачили – а то вчера до перестрелки дошло.

– Что делили?

– Понты, как обычно.

– Повесить участников. Показательно.

– Сделали уже. Но всё равно…

– Да. Ну, ты это сам… или кто у нас кадровыми вопросами рулит?

– Разберёмся.

– А что за пацан в приёмной, в натуре? Он нам зачем? Ты «Славу Регионов» хочешь на долю посадить, или вообще забрать?

– Да не. Собственно, кабак и так уже прикрыли – там сейчас курсантская столовка. А пацана – Владимир его зовут, кстати, – я хотел к нашему делу определить. Ну нехорошо, когда у нас одна шантрапа вроде Аркаши Туза дела ведёт, надо приличных и грамотных деловиков подтаскивать – тогда далеко пойдём.

– А, вон что. И как?

– Парень подходящий. Но он ранен сейчас. Не в форме, короче; пару недель ему надо отлежаться… Кстати, Гоблин, вы как приехали – ты не видел, там наш лепила приканал?

Военный кисло сморщился:

– Бляяяя… Пломбир, вот ты человек частично интеллигентный, местами начитанный; но почему-то, как многие из нашей «интеллигенции», считаешь необходимым форшмачить, хотя в этом ни уха ни рыла… Прибыл врач, да, на месте. Не ломай язык только – смешно выглядит. И «деловики» – нет такого термина. И «Гоблином» меня не называй – это из другой жизни; зови Полковником, что ли. Туз картошку привёз?

– И картошку. И свеклу, и капусту. Много чего. Вычистил все закрома в деревне подчистую, гад. Прикинь – обошлось в горсть амфитаминов, два десятка комплектов ношеной формы, бинокль старый и… и, – ты смеяться будешь! – тот маузер, ну, из музея, помнишь? Ты ещё говорил «Зачем этот революционный хлам, к нему ещё надо кожанку, красную косынку и броневик. А раз броневика нету – то и выкинь». А вот поди ж ты – дырку в патроннике подварили, зачистили – и в дело…

– Хлам.

– Это понятно, что хлам – а пригодился. Всё всегда пригождается, со временем.

– Барахольщик ты. Ладно. Что там у Михалыча с Октогеном?

* * *

Владимир. Ломило плечо, было неудобно, хотелось лечь тут же, у батареи; и лёг бы – мешал наручник.

Сидевший на секретарском месте субъект непрерывно кому-то звонил, сам принимал звонки; что-то смотрел в компьютере – в общем, всё это очень напоминало начало рабочего дня в учреждении.

Несмотря на то, что Владимир полагал, что за дверями с розовой кожей сейчас решается его судьба, ему дико хотелось спать; и он даже, неудобно скрючившись, чуть было не задремал, когда кабинетные двери отворились, и оттуда вышел Крест. Даже не «вышел», а, скорее, выпорхнул.

На его впалых щеках теперь пятнами горел румянец; руки, которыми он принимал почтительно подаваемую ему куртку, дрожали. Ни на кого не глядя, оделся; и уже было, сопровождаемый охраной, направился к выходу, но зацепился взглядом за Владимира.

Рывком развернувшись, подскочил к нему, нагнулся:

– Сидишшшшь?? Шваль коммерсантская??!

Глаза его были от Владимира сейчас в паре десятков сантиметров, и Владимир очень чётко видел ненормально расширившиеся почти на всю радужку его зрачки. Его глаза горели ненавистью, и Владимир понял, что разговор в кабинете решился не в его пользу; что не помогло и заступничество Пломбира, как тот обещал; а может и соврал Пломбир, не стал заступаться – зачем бы он ему был нужен, что с него взять-то?? Побоялся, небось, поперёк слово сказать своему уголовному боссу… убьёт ведь сейчас…

Наклонившийся Крест так же быстро выпрямился и несколько раз ударил Владимира ногой – в бок, в подставленное предплечье: «– Сука, сука, маслобой, маргариткой будешь, падла!!» Владимир зажмурился. Вот, кажется, и всё… неееет, надо напоследок двинуть гада хотя бы ногой!!

Не когда он разлепил глаза и уже подтянул ноги, чтобы, пусть в последний раз в жизни, пнуть уголовную мразь, то увидел, что дюжие охранники как-то вдруг без особого пиетета, оттащили вора. Да тот и сам уже отвлёкся; переключился на новую тему:

– Ну чо встали; где мой кемель?.. а, вот. Чешем на базу; лабухов надо строить, рассупонились падлы…

Подавая ему кепку, помогая застегнуть куртку, один из охранников только, неслышно для Владимира, втолковывал находящемуся сейчас в приподнятом настроении вору:

– Ты соберись, соберись, Крест; ты же не мелкая сошка, ты достойный вор, законник, в авторитете, а ведёшь себя как сявка… пинаешься. Соберись, говорю; серьёзный, значительный вид прими!.. а то всё Гоблину расскажу!

И вор как-то действительно собрался, построжел. Поправил кепку, властно взглянул на Владимира, бросил ему небрежно уже:

– Ладно, жди. Тебе скажут, что я по тебе решил.

И вышел в сопровождении охраны. Сидевший на месте Пломбира лишь покрутил головой и снова обратился к своим секретарским делам.

Владимир же после ухода Креста решил, что получил лишь отсрочку приговора; и ожидал самых неприятных для себя последствий после этой, какой-то непонятной, нервной выходки уголовного авторитета. Однако когда двери в розовой коже вновь открылись, и из них вышли мирно беседовавшие Военный и Пломбир, ситуация для него внезапно и необъяснимо разрешилась к лучшему: Пломбир отомкнул его от наручников на батарее, даже помог встать и сообщил, что «Родион Прокофьевич тебе, как бы это сказать цивильно, за неявку по вызову просто пока «ставит на вид…» Больше не делайте так, Владимир Евгеньевич, относитесь со всей серьёзностью к приглашениям от серьёзных людей!»