Текст книги "Крысиные гонки (СИ)"

Автор книги: Павел Дартс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 43 (всего у книги 132 страниц)

ВИТЬКИНЫ МЕРОПРИЯТИЯ

Первое же «мероприятие», назначенное выбранным «командиром дружины» Витькой Хроновым, как и ожидалось Владимиром, зная организационные способности бывшего анархиста, вернее полное отсутствие таковых, провалилось; вернее, окончилось странным и нелепым образом.

Поначалу Хронов развил бурную деятельность; он объявил по дворам, самолично после отъезда Громосеева обойдя всю деревню, что назначает сбор и организационное собрание, а затем, чтобы время не терять, и организованные поиски пропавшей мадам Соловьёвой. В деревне Витьку уже успели невзлюбить за вздорный характер, наглость и безаппеляционность в высказываниях, и, хотя под давлением Уполномоченного за Витьку проголосовали, но теперь, при объявлении о каком-то новом собрании, каких-то поисках и прочих задачах – а что кроме «задач» Витька ничего другого сгенерировать не сможет никто не сомневался, – отрывающих «дачников» и деревенских от обихаживания своих хозяйств, все стали не на шутку ворчать и даже вполголоса возмущаться.

Чтобы «подавить бунт в зародыше» Витька не скупился на обещания и угрозы уклоняющимся, и, в общем, добился своего: плюнув на текущие дела, озерские прежние и новые жители собрались вновь у здания бывшей конторы. Ибо чего ждать от почувствовавшего вкус власти Витьки никто ещё не знал…

И тут Витька также развил бурную деятельность: выступив с зажигательной речью опять про «сплотиться и плечом к плечу» зачитал список жителей Озерья мужского пола старше 16 и до 50 лет, которых всех быстро и скопом зачислил в свою дружину. Разбил на пятёрки, назначил старших. Обоих Владимиров, кстати, тоже зачислил, не спрашивая согласия. Друзья промолчали, выжидая, только переглянулись.

На выкрик Морожина «А что делать-то надо будет, и каков паёк??» заявил, что будет ночное патрулирование, что очерёдность он сегодня составит, и лично разнесёт по домам; что какого-то «пайка» за участие в дружине не предполагается, но вот за отказ… ооо, за отказ! – он заскрежетал зубами, изобразил на лице жестокость и мужественность, как у Шварценеггера в «Коммандо» перед разборкой с инопланетным монстром, и заверил, что за отказ выполнять распоряжения «командира дружины» будут применены «самые суровые меры», из которых он тут же озвучил повышение продналога в полтора раза в пользу дружины и поднятие вопроса о выселении…

– … а вы как думали?? – разорялся неудавшийся анархист, мужественно сжимая перед собой обоими руками ружьё с черепом и костями на прикладе. – Что кто-то будет вас охранять… рисковать, стало быть, собой будет, а вы на патрулирование, или там на другие обязанности забьете?? Забивайте – но тогда и платите! Натурой! Мешок картошки в Оршанск, – полмешка в дружину! Иначе нечего вам в Озерье делать, нам тут нахлебники и бездельники не нужны, у нас чрезвычайное положение!..

Речь его была воспринята по-разному, начиная от одобрительных возгласов десятка молодых парней и мужиков, в основном недавно прибывших в Озерье, и кончая бурчанием старожилов что «мало нам Уполномоченного со старостой, мало нам поборов из Оршанска, – ещё один командир выискался, заняться ему нечем!»

– Да-да! – разглагольствовал вошедший в раж Витька, – Так и считайте! Кто не с нами – тот против нас! А мы не потерпим всяких тут единоличников, старающихся спрятаться за спину общества! Что-о?? Не в коммуне? А речь не про коммуну! Вы в Озерье живёте, и потому подчиняетесь местному органу самоуправления, который я тут в данный момент представляю!! Сами вы меня и выбрали, и я, чёрт побери, наведу тут порядок!!

– Не чертыхайся! – скрипнула кто-то из бабок.

– Не упоминай нечистого без необходимости, сын мой! – хорошо поставленным голосом поддержал стоявший тут же Отец Андрей, – Нехорошо это!

Все поглядели на него, – священник не так часто участвовал в собраниях, отговариваясь тем, что «собор», как он называл церковь, и поселение при ней территориально-административно как бы к Озерью и не относилась, а числилась за оршанской епархией, базируясь на отведённых ей землях. Но теперь Витька добрался и до них, притащив «повестку», и переписав мужскую часть прихожан к себе в дружину. Батюшку он, впрочем, в дружину не зачислил, видимо снисходя к возрасту, а скорее опасаясь конкуренции от авторитетного и опытного в организационных делах священника. Отец Андрей был не в рясе, а во вполне партикулярном платье: джинсах на подтяжках, огибающих его немаленький живот, и клетчатой рубахе с подвёрнутыми рукавами. Сзади за пояс джинсов был заткнут небольшой плотницкий топорик: священник последнее время много занимался столяркой, о чём свидетельствовали и мелкие древесные стружки застрявшие в ворсистой ткани рубахи, и не расставался с топором, – возможно поэтому, возможно и из каких-то других своих соображений. Несмотря на его вполне «гражданский» вид к нему, как только он появился, тут же подошли за благословением несколько женщин, среди них и Катька, бригадир коммунарок, и он всех с серьёзным и ответственным видом благословил: перекрестил и дал поцеловать большую пухлую руку. Владимир всё никак не мог привыкнуть к этой манере у верующих – целовать руку священнику, и посматривал на это с интересом и скептицизмом… Вот, надо будет сразу с ним и переговорить, к чему тянуть; насчёт венчания и чего там ещё полагается, крещения, что ли? Но сначала с Гулькой, где она, кстати?..

– Чо это вдруг ты тут «орган самоуправления» представляешь?.. – опять подал голос Морожин, – Тут вот Борис Андреевич в отсутствие Громосеева главный! Ты-то что вылез и командуешь?..

Витька от такой наглости Морожина аж задохнулся и секунду молчал, подбирая слова и тиская в руках ружьё; но его выручил сам староста:

– Да нет, Костя, всё правильно, – сказал он кротко, – Меня ведь отвечать за чисто гражданский порядок сюда назначили, а сейчас, понимаешь ли, ситуация меняется, нужно принимать определённые меры охранного, и, даже не побоюсь этого слова, военного характера… Вот Виктор, вами всеми выбранный, значит, и будет эти меры воплощать. Как у этих… у туркменов. Курбанбаши – военный лидер на время боевых действий.

Толпа загалдела одобрительно.

– А чего вдруг «военные действия»? – осведомился вновь Морожин, – В честь чего бы это? У нас, вроде бы, тихо!..

– Вот чтобы тихо оставалось и дальше и нужно организовываться!! – выкрикнул наконец Витька, – А ты, Морожин, заглохни! Посмотрим ещё как ты сельхозналог по осени уплатишь – ты же нифига не делаешь, только по деревне слоняешься и ищешь где забухать! А что до оснований к военному положению – так вот… вчера чурки приходили попрошайничать?? Ааа?? Вот сам Отец Андрей подтвердит! Аа?

Отец Андрей кивнул, соглашаясь, но заметил:

– Приходили, да, христарадничали – две женщины и пятеро ребятишек. Только не «чурки» они, а наши собратия, заблудшие в неверии…

– Было, было… – загалдели и бабки, – К Петровне… оне же приходили. Попрошайничали. С дитями. Потом их Витька шуганул.

– Вот! – победно резюмировал Витька, – Чурки! По всему видно. Без этого, без багажа, да. Значит не проходящие, а где-то неподалёку они обосновались! А может это те, что возле Никоновки кочевали?? Которые дом сожгли и людей порезали? А сейчас уборка пойдёт, урожай – они на поля полезут – кто охранять будет?? Тоже хотите чтоб вас зарезали, как бабку в Никоновке?? А эти… вчера ещё семья прикочевала – на машине, типа искали место где обосноваться! С какой стати! Прогнал я их! И впредь! Нечего делать! Мы – больше никого!..

Все слушали Витьку не то что с одобрением, но с определенной, значительной долей понимания, – в деревне действительно стало тесно, плохо с топливом, и каждое новое «прибытие и заселение» вызывало всё большее ворчание уже обосновавшихся.

Только Отец Андрей сказал твёрдо:

– Прогонять страждущих не по христиански. Ты их прогнал – а мы приняли. И ещё примем.

– А и на здоровье! Кормите их сами! – отмахнулся Хронов, – Но в дружине будут участвовать все! Все, кого я назначу! – поправился он, – И сегодня, значит, первое массовое мероприятие! Сегодня прочешем лес возле школы, будем всё же искать пропавшую мадам… эээ, гражданку Соловьёву, бесследно исчезнувшую…

– Она уже неделю как. Мы уж всё обыскали! – буркнула одна из городских, ярых последовательниц мадам бизнес-тренерши.

– Чо тебе приспичило? – по-простому опять ляпнул Морожин.

– Морожин! Пасть закрой, говорю!! – пристрожился Витька, – У нас в деревне… У нас в поселении, значит, не должны и не будут люди бесследно пропадать! У нас должен быть порядок! Пропала! Куда, что – никто не в курсе! И мы должны организованно принять все меры! Кроме того, это, первое мероприятие дружины позволит, так сказать, сплотить… а то привыкли там только каждый в своём огородишке копаться! Короче! Я сказал – вы все слышали! Теперь что касается кто, куда и в каком составе…

Владимир наткнулся взглядом на Мэгги – она смотрела на него. Была в своём обычном прикиде – джинсы и футболка. Отвернулся. А, вот и Гулька. Стал протискиваться к ней.

* * *

– Ну. Подробней, Витёк, подробней. Что несрослось? За чем осечка вышла? – допрашивал поздно вечером Борис Андреевич своего выдвиженца.

Дело происходило поздно вечером на его веранде, присутствовали «ближние»: Мундель-Усадчий с неизменным портфелем, и юрист. Уютно светила керосиновая лампа, несколько мелких мошек бились в её стекло, норовя закончить свою короткую жизнь по возможности более ярко.

– Ну, сначала-то… – мямлил Витька, стоя перед сидевшими – Я, как вы сказали… развёл народ, назначил направление поиска… в школу, опять же. В подвал послал смотреть этого… ну, в пиджаке как дурак всё ходит, мямля такой, и ещё мужика из церковных. Чтобы, значит… не гундели и ну… чтобы не я нашёл, а эти. Чтоб никаких домыслов. Ну и… эта…

Дальше получилось глупо. У них даже не было фонарика, и они сразу начали ныть что «темно и воняет». Витька, распоряжавшийся поодаль, выстраивая деревенских «цепью для прочёсывания», тоже вдруг сообразил, что фонарика у него нет…

– Вот болван. Взял бы мой заранее. Если собирался в подвал лезть, или кого посылать, – спокойно откомментировал староста.

Витька молча проглотил обиду и продолжил повествование. Он сообразил сделать «поисковикам» факелы из палок с навёрнутыми на них обрывками рубероида, закреплённого кое-как проволокой. Потом не оказалось спичек… Предоставленная сама себе «цепь для прочёсывания», а вернее, по задуманному, массовка, пройдя немного, расселась группками, судача о том и сём, и явно намереваясь вскоре слинять по домам от скучной и бессмысленной на их взгляд повинности. Пока нашлась зажигалка унылый придурок в пиджаке слазя в подвал подвернул ногу, и, чуть не плача, стал просить доставить его в деревню. Пришлось мобилизовать на осмотр подвала других, троих мужиков; и самому не получилось в момент находки быть подальше, чтобы, значит, «они сами нашли, я не при делах», потому что лазить в подвале заваленном мусором с коптящими и капающими горячим гудроном факелами желающих, несмотря на строгие указания Витьки, было чуть меньше чем ни одного. Короче говоря, полазив немного для отвода глаз по ближайшим помещениям подвала «мобилизованные несознательные» заявили что осмотрели уже всё, и ничего там нету… хотя вонища была – не продохнёшь!

Матерясь и обещая всякие кары ленивым долбо. бам, Витька сам полез в подвал, обжёгся факелом, порвал штаны – и тут же, очень-очень вскоре, нашёл…

– Опять же болван ты, Витя, – заметил Борис Андреевич, – Что сам «нашёл». Совсем забыл о чём речь шла?

Проблеяв что-то оправдательное, Витька перешёл к главному. Найдя разлагающееся тело мадам Соловьёвой, Витька, конечно же, поднял тревогу. Находящиеся поодаль деревенские тут же, воспрянув, стали подтягиваться к школе; возле лаза в подвал даже возникла толкучка, так всем хотелось «посмотреть на страшное». Оповещённые вездесущими мальчишками, к школе потянулись и женщины с деревни… Сообщили и старосте, который вместе с Мунделем изображал «штаб поисков» в конторе: лазить по кустам на летнем солнце он посчитал несовместимым со своим статусом. Опять же нужно было оповестить о находке Громосеева, а связи, чёрт побери, опять не было, очевидно опять где-то спёрли километр-другой телефонного кабеля, и добро бы на цветмет, а то ведь… ну ладно.

По идее, пока староста выдвигался к школе, уличающую в преступлении находку около тела мадам должен был сделать кто-нибудь из деревенских, из тех, что совсем-совсем не в курсе сложившихся раскладов; Витьке находить Владимирову рубашку, зная их «трения» с Вовками, было совсем не с руки. Но народу в тесное помещение несмотря на вонь вдруг набилось столько, что он стал опасаться, что «затопчут все вещдоки»; и, сколько он не разорялся что «нужно всё тщательно осмотреть» и «найти улики», деревенские, не обращая на него внимания, только ахали и охали, гомонили и толкались во вдруг ставшем таким тесным подвале. Какой-то тётке стало от запаха плохо, какая-то бабка запричитала, её завывания подхватили остальные… словом, «следственных действий», как выразился юрист, производить не было никакой возможности.

– Ну а что нашли? А? Что найти-то должны были – нашли? – перебил излияния Хронова Борис Андреевич.

– Нашли… – упавшим голосом сообщил Витька.

– Ну. Так что? В чём дело-то?

– Не то нашли…

– Что значит «не то»??

В общем, как следовало из путаного и сбивчивого рассказа Витьки, нашёл опять же он… И «нашёл» не джинсовую рубаху своего недруга Владимира, испачканную в крови бизнес-тренерши, а нашёл свою же кепку-конфедератку. Сиротливо и довольно приметно лежащую в дальнем от трупа углу. Нашёл – и тут же в панике, не владея собой, её спрятал. За пояс. Ибо сам потерял голову от неожиданной находки. Ну и… вот.

– Как же она там оказалась? – недоумевающее спросил журналист, – Ведь…

И староста, и юрист посмотрели на него как на умственно отсталого.

– Ты, Витя… ты свою кепку-то где и когда потерял? Ась? – со змеиной ласковостью спросил Борис Андреевич, меленько нарезая свежесолёный огурчик на тарелке.

– Эта… – мысль Витьки сбилась. Он смотрел на руки старосты, ловко орудующие ножом, простым деревенским средним по размеру ножиком с обшарпанной деревянной ручкой; и перед его мысленным взором в который раз встала та ещё сцена: дрожащие губы и дрожащий подбородок мадам бизнес-тренерши, её запинающиеся мольбы – и короткий удар ножом в живот, – вот этим вот, кажется, собственно, самым ножом… и как она, приглушенно визжа, упала на колени, прижимая руки к толстому окровавленному брюху; и как он, этот… что назвался всем Борис Андреичем, тогда совсем не напоминавший нынешнего хлебосольного хозяина, – всадил ей клинок в шею… а потом в звериной ярости бил её ногами, что-то злобно-обличающе выкрикивая в её лицо, а потом дал нож ему, Витьке, и так же вот, негромко-ласково: «– Давай, Витюш, кончи её, падлу!» Он не на шутку теперь боялся старосту, боялся и уважал.

Собственно, всё последующее было уже его идеей; Борис Андреич это и не одобрил, и не запретил: «– Давай, Витюш, пробуй, чего там… Не любишь Володю, ась? Ну-ну… Пробуй, чо… Поглядим…»

Ночью стащил с забора рубаху; днём, страхуясь и обмирая от страха быть застуканным на месте, притащил её в подвал; резанул по мёртвому телу и намочил её в тёмной трупной вязкой уже крови… и всё напрасно! Как, как, чёрт побери, как там вдруг оказалась не Вовкина рубашка, а его, Витькина кепка – умы непостижимо! Он до сих пор дрожал, вспоминая тот ужас, когда в трепещущем свете фыркающего искрами факела он увидел её, свою кепку, да в убойном подвале… хорошо спрятать успел, пока все на труп таращились да охали-ахали.

– А зачем ты кепку свою спрятал? – спросил доселе молчавший юрист.

– Ну как же… это же моя кепка… – недоумевающее ответил Витька. Он был растерян: мало того что кепка взялась в подвале, так ещё и вопросы такие задают… глупые.

– А рубашка, значит, пропала?.. А зачем ты её вообще-то туда подбросил? На что ты рассчитывал?

– Ну как же… – Витька, стоя перед тремя мужчинами, напоминал сам себе школьника, невыучившего урок, – Нашли б рубашку… Ево рубашка-то… многие знают. Эта… в крови. Рядом с телом. Ну и… вот.

Борис Андреевич обменялся понимающим взглядом с юристом и переспросил:

– Значит ты, Вить, предполагал так: Владимир тренершу ту, значит, прикончил, и на радостях и от сознания хорошо выполненного дела рубашку снял, в ея крови испачкал, и, значит, там и бросил? А?

Журналист-Мундель гулко захохотал и хлопнул себя по ляжкам. Юрист был серьёзен, он накалывал на вилку дольку огурца. Витька насупился:

– А хоть и так. Кто тут разбираться станет? Они и Громосееву поперёк горла, постоянно что-то не по делу предъявляли… А тут – вот труп, вот ево рубашка. Хули тут и разбираться.

– Ну ты примити-и-ив… – заметил юрист.

– Ты бы хоть детективы почитал в свободное время, а? – вклинился журналист, – Детективы, а, Вить? Это книжки такие, где всё вокруг распутывания убийств вертится. Андреич, настойка есть ещё?.. Ви-ить? Читал когда детективы, не? Агата Кристи там, Конан Дойль, Сидни Шелтон, Алан Брэдли? Или из наших, Акунин, там, или, на худой конец, Маринина? Не?

Витька с сокрушённым видом покачал головой.

– Нет. Он, бля, только «Человека-паука» и «Росомаху» смотрел… – набулькивая опять по стопарикам, заметил Борис Андреич, – Поколение некст, хули. Жестокости с избытком, желания жить лучше всех здесь и сейчас тоже. А вот с мозгами туго. Читать не умеют. Даже, бля, комиксы для них рассматривать и то напряг! Вот валяться кверху пузом перед домашним кинотеатром, и поглощать ту жвачку которой пичкают – это да. Причём без малейшего критического подхода.

– Да чо…

– Ссуко, да ладно, хер там с ним с сооображалкой и с кругозором. Но хотя бы что сам напланировал самому же воплотить в жизнь? Подвал планировал – фонарик не предусмотрел! Не, ты болван, Витя, каждый раз убеждаюсь. Серёж – тебе полную? Хороша настоечка, а?.. Ви-ть? Так ты не ответил – ты свою фашысскую кепочку где и когда посеял, ась?

Сейчас староста своим воркованием и нарочитым хозяйским радушием напоминал горбатого главаря банды из «Место встречи изменить нельзя»; от его определений тянуло могильным холодом.

– Я вспомнил… – понурясь, сообщил Хронов, – Я когда к Вовкам ходил. Там… Короче, там конфликт у меня с ними вышел. И там кепка потерялась…

– То есть дал там тебе спортсмен по башке – кепочка и слетела?.. – поинтересовался захмелевший журналист.

– То есть кепочка твоя осталась у Вовок? – ласково подвёл черту Борис Андреич, – А сегодня, «вдруг», рраз! – и оказалась в ТОМ подвале? Забавно, а?

– Не, не читают детективов! – поддержал журналист, – Нихера не читают!

– Вроде как… там её потерял.

– А потом она возникла в подвале.

– Послушайте, юноша! – вновь возник юрист, – А за каким чёртом вы её подняли и спрятали? Чем вы думали?

Витька недоумённо уставился на него, а юрист продолжал:

– Ну допустим, вы решили, что найденная рубашка вашего оппонента станет неопровержимым свидетельством его участия в смерти мадам Соловьёвой. Что, в общем, является глупостью, и на суде мало-мальски грамотный адвокат разнёс бы это «доказательство» вдребезги. Но – пусть, тут адвокатов… кроме меня нет, местной «общественности» такой «улики» бы хватило и, допустим, вы рассчитывали на суд Линча, хотя я думаю что Громосеев такой поворот событий бы не одобрил. Ну это я ещё понимаю. Но когда вы обнаружили, что рубашки нет, а на её месте вдруг образовался ваш головной убор… потерянный в потасовке с Владимиром, и многие могли бы, полагаю, это вспомнить… ведь могли бы? О чём бы это неопровержимо свидетельствовало бы??

– Об чём? – тупо глядя на юриста, промямлил Хронов.

Тот огорчённо покачал головой, давая оценить присутствующим тупость оппонента, и с торжеством объявил:

– Это неопровержимо свидетельствовало бы, что вашу кепку туда подбросили! И подбросил ни кто иной как ваш враг, Владимир! А значит он и причастен к смерти мадам Соловьёвой! А вы столь ценный аргумент спрятали!

Борис Андреевич одобрительно покивал:

– Витюш, а правильно ведь Вениамин говорит. Ну, нашли бы твою кепочку. Где она была? – да у твоих недругов она была, которую оные недруги с тебя и сорвали во время потасовки. А затем…

– Да-а! – возмутился Хронов, – Чего-то кто-то стал бы разбираться! Вот она кепка – вот он труп! И всё. И хана!

Юрист перекосился как от зубной боли и потянулся к рюмке, пробормотав «– Бог мой, с кем приходится работать…», а староста сокрушённо махнул рукой:

– Каждому человеку свойственно ошибаться, но никому, кроме глупца, не свойственно упорствовать в ошибке. Это Аристотель ещё сказал; был, Вить, такой грек, давно. Ведь кто стал бы «разбираться»? Мы и стали бы, не Громосеев же! А ты нас такого прекрасного повода лишил… Кстати, точно не ты её там обронил?

Витька клятвенно сжал руки перед грудью, закатил глаза и отрицательно затряс головой.

– Ну… верю, что ж. Как тогда она там взялась?

– Вовки ж и подбросили! Я же говорю…

– А как они узнали? А? То-то и оно.

– Они вообще везде шаро. бятся… – упавшим голосом сказал Хронов, – И на школе тоже. Они там голубей ловили.

– В подвале? Голубей?

– Ну, я не знаю… Может случайно…

– Случа-а-айно… Ладно, не бери в голову, проехали. Давай дальше – с трупом что решили? Я до Громосеева всё же достучался – не будет он приезжать, недосуг ему. Подумаешь – труп с признаками насильственной смерти, ерунда какая по нашим-то временам! – подмигнул он юристу.

– Ну, эта… – опять начал мямлить Витька, – Не хотят никто. Сильно воняет и всё такое…

– Вот! – журналист Мундель-Усадчий уставил на него указательный палец, как прицеливаясь, – Вот! Здесь, как раз, и должен ты применить… эээ… административный ресурс и авторитет! Проще говоря – заставить! Только заставить не тех, кто рядом с тобой, твою, эээ… гвардию! Не этих… Санёк там, Димка, братья Пойдычи… («– Обрастаешь кодлой, а, Витёк? Праэльно, маладца!» – вставил окончательно вошедший сегодня в роль уголовного пахана Борис Андреевич) … не их заставить, не ближних, а тех, кто поодаль; чтобы уяснял народ, что кто рядом с тобой – тому привилегии, а кто особняком держится, – того и ущемить могут. А кого – вот ты и подумай…

– Да. Так и надо. Чтоб чувствовали, собаки. Ценили. Ты ж власть теперь, Витёк, ты ж Власть! Вот и действуй, – поддержал староста, – Пусть люди выводы делают. Ну и мы тоже сделаем. Значит, раз Уполномоченный к инцЫденту не проявил интереса, то, стало быть, покойницу нужно похоронить… закопать, то есть… и… – староста хищно осклабился, – И сделать выводы. Что в нашем колхозе мы… я! То есть мы, кто… эээ… политику партии и правительства одобряет и поддерживает, – тот и есть Власть, теперь уже – он кивнул на прислонённое к стене ружьё Хронова, – Уже Власть и вооружённая; а буде возникнет где с Властью… то есть с нами, разногласие – так вот на этот случай мы и Громосеева с огневой поддержкой пригласим, приедут, рты показательно позатыкают кому надо! Вот так вот держать их надо! – он потряс сжатым крепким кулаком, – Разбаловались ибо!

– Правильно в своё время в интернетах гуляло «только массовые расстрелы спасут Родину!» – поддержал несколько уже захмелевший юрист.

– Да! Именно спасут, и именно расстрелы! – согласился почти не притрагивавшийся к спиртному Борис Андреевич, – Вот, чувствую я, кого-то на селе нужно показательно шлёпнуть! И даже уже подозреваю кого.

– Да!

– Ты не выступай, Витя, ты иди вопросы решай. Начал мероприятие – заверши его. Иди, Витя, иди… А мы, случись что, поддержим. Через общественное мнение, и вообще. Надо – Громосеева с огневой поддержкой выдернем, у него теперь автомат… Да и самим надо серьёзным оружием обзаводиться. Тебе, Вить, раздобудем. Первому!

Повеселевший и обнадёженный Хронов ещё потоптался перед сидевшими, взял у стены ружьё, неловко забросил его на плечо и вышел – «решать вопросы».

– Ишь как его прёт! – заметил журналист.

Проводив Хронова взглядом через окно, староста продекламировал:

 
– Как много разновидностей дурмана
Придумал человек за сотни лет.
Есть выбор между шприцем и стаканом,
Но власти ничего сильнее нет!
 

– Вот болван! – вздохнул, кивнув на закрывшуюся за Витькой дверь, журналист.

– Ничо-ничо, – заверил Борис Андреевич, – Он полезный болван. Ты ж сам насчёт его… помнишь? Зато жестокий, сука, крови не боится…

– Как все трусы, – сообщил юрист.

Староста как споткнулся и взглянул на него с подозрением:

– Ты это о чём?

– По практике могу сказать: большинство самых жестоких убийц в реале, когда их касается – конченные трусы. Млеют, белеют, на коленях ползают.

– А… – староста успокоился, – Ты об этом. Прям закономерность такая: как жестокий, так обязательно трус? Ну, тебе поверю, у тя ж практика, хе. Кстати, на днях, может завтра, пойдёшь со мной, эээ, встреча у меня тут будет… с одним субъектом. Пукалку свою возьмёшь.

Юрист помрачнел, но не возразил.

В дверь из дома кто-то поскрёбся, староста поднялся, подошёл, открыл, и, скрывшись за ней, о чём-то заговорил невнятно. Слышно было, что он разговаривает с бабкой, говорящей с ним срывающимся старушечьим фальцетом. До юриста с журналистом, молча теперь тянущих из рюмок настойку, доносились обрывки:

– … не едуть и не едуть… ты ж абещал… звонила, и в Мувск звонила, и уполномоченному… не едуть. Ты ж обещал, Андреич…

Ещё о чём-то недолго поговорив с ней, староста притворил дверь и вернулся на место:

– Вот ещё геморрой, старуха опять достаёт… не едет и не едет её сыночек с семьёй, и связи нет. Достала уже – сил нет, скрипом своим.

– Грохни её! – посоветовал журналист и хохотнул.

– Дождётся она у меня, да… – пробормотал староста, – Я человек пожилой, незлобливый, но нервы мне мотать…

– … Татарин, – вступил в разговор юрист, – Татарин, у которого я живу – ружьё имеет. И не прячет почти. Что думаете?

– А что думать… – пожал плечами староста, – Кто только сейчас не имеет… Знаю я уж. Пускай, чо. Будем просто иметь ввиду. Как он, татарин-то? Говорил с ним?

– Скрытный, – заметил юрист, – Бывший работник правоохранительной системы, коллега! – он хохотнул, – Систему знает, потому и скрытный. Говорить с ним – как в стенку. Там подходцы не работают – надо или прямо карты на стол, или…

– Что? Или?

– Ничего. Куда он денется? Массовка он и есть массовка. Дисциплина и всё такое. Куда он денется? Как все.

– Ну ладно, – староста вздохнул, – Раз так. Я ж Власть. А правоохранитель должон за власть горой, хы. Так что пусть пока спит в обнимку со своим ружжом и ценит хорошее отношение!

– Он скрытный, – повторил юрист, – Его фиг вскроешь. Может, у него и не только ружьё…

– Может и не только! – согласился староста, – Вы, правоохранители, ребята хитрые: народ за незаконные стволы нагибаете; а сами, в кого не ткни, левые стволы имеете, хе. Двурушники, бля.

Юрист ничего не ответил.

– Ты посматривай за ним, Вениамин, – посоветовал староста, – Это ж деревня! Тут всё становится рано или поздно явным, тем более в одном доме живёте. Хорошо бы его зацепить на чём, понимаешь? Ну да не мне тебя учить! – тактично польстил староста, и юрист только кивнул.