Текст книги "Крысиные гонки (СИ)"
Автор книги: Павел Дартс
Жанры:
Боевики
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 109 (всего у книги 132 страниц)
– И что теперь?
На что Пломбир сообщил, что его отпускают домой. Что же касается «разговора», то он состоится чуть попозже, когда он подлечится; сейчас же его даже, в порядке аванса, отвезут откуда и забрали, чтобы не телепаться ему через полгорода… и что доктор его сейчас осмотрит и сделает перевязку. И даст рекомендации. Наташа – что?.. девушка эта ваша? Побудет у нас в гостях, как залог вашего, Владимир, корректного исполнения обещания прибыть… вы же обещаете, я правильно понял?! Нет-нет, об этом не может быть и речи; девушка ваша останется здесь; ничего, не переживайте за неё, ничего плохого с ней не случится, даю слово. Но если не прибудете через две недели – переведём её… куда, Полковник? Да, в трюм. Так Крест распорядился. А то, боюсь, не дождёмся мы вновь встречи с вами; а у Родиона Прокофьевича до вас есть вполне деловые предложения, которые, во-первых, я вам и озвучу при нашей следующей встрече; во-вторых, вы их примете – поскольку мы и убеждать, как вы видите, умеем; и предложения эти для вас, смею надеяться, вполне выгодны!
В дверях тем временем нарисовалась очередная «группа быстрого реагирования». К счастью, те, что привезли его сюда, видимо, уже сменились; новые, хотя и так же одетые разномастно, и так же разномастно вооружённые, были людьми другого склада – это были бывшие фронтовики.
Не успевшего ещё осознать столь резкого изменения своего положения Владимира увели вниз.
– Думаешь, вернётся? – спросил Военный.
– Вернётся. – заверил Пломбир, – Куда денется. Его подруга у нас.
– Правда он нам так нужен?
– Нужен, конечно. Ну а как иначе? «Пехоты» у нас достаточно, «мозгов» не хватает. Даже тут вот дежурить, разгребать текущие дела… правда, Коля?..
Сидевший за секретарским столом, держа трубку у уха и второй рукой что-то записывавший, только кивнул.
– Вот. А я сейчас отсыпаться пойду.
Коля положил трубку, потянулся:
– Да, трудно… Уже две заявки на арбитраж, прикиньте, панове. Бардак в городе, а хозяйственные споры, представьте себе, ещё существуют, и их как-то нужно разрешать – и без перестрелки желательно. За долю, конечно.
– Вот. Поскольку у нас и приговоры окончательные, и «судебные исполнители» вполне себе компетентные – таких обращений только больше будет, да.
– Кстати, тут субъект какой-то звонил – Паралетов фамилия, – не знаете такого? Себя позиционировал как «специалиста по переговорам». До последнего времени, говорит, работал у депутата Лиожко; но тот вчера преставился…
– Как так?
– Трагически, говорит, скончался.
– А, такого козла не жалко. Пломбир, вот вам и кадр для управления. Подойдёт?
– Нам не всякий подойдёт… будем поглядеть на этого Паралетова.
ВОЗВРАЩЕНИЕ «ДОМОЙ»
Вот и опять «дома»…
Ничего себе ночка получилась: еле выбрался из коттеджного посёлка; правда, потеряв и не свой автомат, и свой пистолет – но спас при этом Наташу… при этом сама Наташа, по сути, спасла его от того вонючего бомжа, что чуть не убил его, Владимира, в брошенном коттедже!
Потом путь «домой», в город; вполне успешный, кстати; во всяком случае, никому по дороге не попались, и с обнаглевшим «старшим по подъезду» удалось договориться – и на тебе, наезд уголовников… Особенно страшно было, когда этого, Белого, узнал среди вломившихся – сам-то ведь реально при второй встречи с ним раздумывал, не определить ли его, как там Пломбир выразился, «в Могилёвскую губернию» – наверняка и у того те же мысли возникли; благо у уголовников, оказывается, есть дисциплина… Оно и понятно, там, наверное, не детский садик, в угол не ставят; решения за неисполнения выносят быстро и исполняют без промедления…
Так, что имеем? «Вернули домой», и даже не только что до подъезда довезли, а и до квартиры проводили – которая так и стояла с открытой дверью. Дисциплина!.. Вот морда у поганца этого, у Максима Григорьевича вытянулась, когда подъезд открывал; когда увидел, что Владимира-то назад привезли, причём «с эскортом»… без звука подъезд отпер, чуть не кланялся вошедшим… Кстати! А откуда Креста уголовнички-то узнали, что он вернулся домой из «Норы»? Он ведь мог и не вернуться, да и не собирался вообще-то – настраивался с Псами полностью переходить на «загородное житьё», это ж только из-за Наташи – а то фактор не просчитываемый был… Откуда они узнали? Ждали бы его – засаду бы оставили, и, скорее всего, не здесь бы, а в ресторане. Не было же засады! – а нарисовались уголовнички очень быстро, не успели они с Наташей и чаю попить! Да, а где чай?
Владимир осмотрелся в квартире. Он точно помнил, что чайник стоял на печке; и кружка ещё, Наташина, «с котятами», на столе… Стоп, а где печка??
В квартире явно похозяйничали: не было не только кружки и чайника, не было и печки. В дыру в форточке, которую раньше закрывала жестянка с трубой от печки, теперь с улицы немилосердно дуло.
Ага. И рюкзака его не было. И… Подошёл к встроенному шкафу, сдвинул дверцу: да, и одежды поубавилось, а что осталось – валялось в шкафу на дне. И пара чемоданов, что стояли в шкафу, также исчезли. И одеяло… и даже плед с дивана исчез!
Явно похозяйничали. А кто? Ну понятно кто – дорогой сосед и похозяйничал; он же перед этим и уголовничкам стуканул, когда Владимир с Наташей приехали. Наверняка имел такое поручение. Сволочь. Исполнительная какая сволочь! Мог бы предупредить – по-соседски; нет – настучал. Ну а потом, видя как Владимира «сопроводили» до машины, соответственно решил приватизировать и оставшееся добро: думал что всё, с концами забрали. Печка – ценность же. Гад.
Пересиливая желание упасть на диван и уснуть несмотря на холод, Владимир доковылял до двери Максима Григорьевича, постучал в неё – с предсказуемым результатом, то есть без результата. Звонок, конечно, не работал… С-с-сволочь! Грохнул несколько раз кулаком, коленом.
Через довольно продолжительное время из-за двери послышалось «– Чего надо?»
Ну ты смотри, как люди меняются! Недавно только в глаза заглядывал, с благодарностью сигареты «в подарок» принимал – а сейчас дверь в подъезд открывает, только если «очень попросить» и припугнуть; и из-за двери ещё «– Чего надо»…
– Вещи верни. Печку.
Опять пауза, и нагловато-трусливое:
– Не брал я ничего!
– А кто брал?
– Откуда я знаю, кто брал! Я тебе сторожем не нанимался!..
– Открой, падла!! – чего-то события этих суток исчерпали запас терпения Владимира, – Открой!! Верни что взял!! Иначе я тебя!!.. – и затарабанил кулаком и ногами в мягкий дерматин на металле.
За дверью лязгнуло. Владимир отступил на шаг. Ещё лязгнуло, стукнуло – падла-сосед закрывался на совесть. А теперь открывался… Наконец дверь приоткрылась на щель, перечёркнутую дверной цепочкой. В щели замаячил сосед:
– Не стучи, гад! Обивку на двери попортишь!
Вот так вот. Я же ему и гад!
– Отдал живо что взял! – Владимир закашлялся.
– Макс, котик, кто ето тут грубит?? – послышалось сварливо-женское за спиной соседа. Ага, жена его.
– Пошёл ты! – послышалось трусливо-наглое и соседово, – Я у тебя ничего не брал! А будешь стучать – во!
Пониже цепочки показался внушительный по величине ствол. Здоровенный такой ствол, как от охотничьего ружья крупного калибра; Владимир даже следы ни то от ножовки, ни то от напильника на дульном срезе заметил – и тут же шарахнулся в сторону, уходя с линии огня. За дверью довольно хмыкнули:
– ПонЯл? Я за твоим добром следить не обязан… Тем более что добро и не твоё, а Виталия Леонидовича. Покойного, стало быть. Не твоё, стало быть.
Владимир молчал, не зная, что сказать. Обещание «приехать с ребятами и всё тут разнести» по второму разу явно уже не сработает; тем более что этот гад видел, как его люди Креста выволакивали… Впрочем, они выволокли, – они и назад ведь привезли.
– Максим Григорьевич, будешь наглеть – я Кресту всё расскажу! Возвращай давай!
За дверью на минуту задумались, послышался шёпот. Совещался с женой. Потом раздалось:
– А чо Крест? Чо Крест-то?? Я у Креста ничего не брал. И у тебя тоже. И мне Крест за вашим барахлом следить не поручал, ясно? Мне чо сказали – я сделал… («-Ага, сволочь, подтвердил, считай, что он уголовную бригаду ночью вызвонил!..» – понял Владимир)
– …а следить я не обязан! Нету ничо!
– Ну, гад! Ну – погоди! – стараясь не показываться напротив двери, из щели которой маячил ствол, Владимир саданул в дверь ногой. Лязгнула цепочка, за дверью пискнуло.
– Ах ты!.. Щас я тебя!! – послышалось из дверной щели.
– Макс, Максик, котик, не нада; Максик, позвони в… в… куда-нить позвони!! Пожалуйся! Этим… крестовым позвони, вот! – затарахтел женский голос.
А подъезд как вымер – ни шороха, ни звука. Одни они, что ли, в подъезде-то?? Орём-то на весь подъезд; раньше бы куча любопытствующих сбежалась бы.
– Щас-щас!! Щас я тебя!! Ща быстро уконтропуплю, и ни одна власть мне ничо не сделает! Сий-чааас!!! – и продолжение звона цепочки. Владимир затравленно оглянулся. Идиотская ситуация! Как есть идиотская. Ещё вчера этот сосед бы и не пикнул; а вздумал бы что вякнуть – ствол ему в рыло, всего и делов! Здоровый сильный парень со стволом – и запуганный обыватель, без навыков, пусть и с обрезом каким-то. А сейчас? Он – ранен, левой рукой не пошевелить; ствола – нет, друзей – нет… и слабость ещё какая-то противная, не то от недосыпа и «впечатлений», не то от температуры. Как быстро роли сменились, а??.
– Сий-ча-а-ас!.. – и продолжает греметь цепочкой. Владимир уже собирался удирать наверх – вниз, к открытой квартире, мимо дверной щели, из которой того и гляди озверевший обыватель пальнёт из обреза, прорываться было рискованно. А что там наверху – куда?? Чердак там дальше запертый, и квартиры никто не откроет, даже если и есть кто. А не исключено, что и нет никого кроме них в подъезде.
Но обнаглевший сосед, вдруг решивший по беспределу вершить суд и расправу в подъезде, тоже как-то не очень спешил открывать дверь, и только свирепо звенел цепочкой… давно бы уже открыл, если бы надо было! Владимир понял, что тот просто трусит открывать дверь и выходить один на один, даже и со стволом против безоружного! Как он сразу не сообразил! – да он же просто-напросто трусит дверь открывать-то! Он же гнусный скот и мародёр; и трус, как все мародёры!
Но – он трус со стволом; а против безоружного и слабого это убойное сочетание…
Такие мысли вихрем пронеслись в голове Владимира, пока со своим «Сейчас-сейчас!..» сосед демонстративно бренчал засовами. К тому же за спиной соседа кудахтала его скво: «– Да не связывайся ты с ним, Максик, позвони лучче, котик, …»
Но бесконечно изображать «боевую ярость» и изображать открывание двери было невозможно, и вскоре тот вроде как справился с цепочкой, и дверь стала понемногу приоткрываться.
Проскочить мимо? – этот дурак и трус наверняка пальнёт в спину! Просто от трусости и неожиданности. И потому Владимир ещё раз, уже изо всех сил, с вложением всего веса тела, ударил в дверь ногой. Дверь почти захлопнулась; но не полностью, явно что-то прищемив своей немалой металлической инерцией. За дверью визгнули. Владимир ещё раз приложился в дверь, на этот раз уже не ногой, а здоровым плечом, прихлопнув дверь полностью. И рванул мимо двери по лестничной площадке, потом вниз по лестнице.
Кроме ожиданий, захлопнувшаяся дверь почти тут же вновь открылась – Владимир, сбегая по лестнице, краем глаза это увидел, – оттуда показался ствол и перекошенная морда соседа по подъезду… Видимо, тот, несмотря на явную трусость, распалился; а, скорее всего, и почувствовал его, Владимира, слабость – раз не «предъявил» тот ничего более веского, чем угрозы. А угрозы сейчас не очень котируются, по сравнению со стволом-то! Так сообразил он, сбегая вниз; но всё же, с целью хоть как-то притормозить оборзевшего соседа крикнул:
– Я за стволом!! – сейчас я тебе покажу!!.. – может, не рискнёт тот за ним ниже-то ломиться?? Конец его фразы потонул в оглушающем выстреле.
Грохнуло как из пушки.
Владимир, хватаясь здоровой рукой за перила и притормаживая на повороте, уже был у своей, то есть у Виталия Леонидовича и Наташи, квартиры; пулей влетел в неё и щёлкнул изнутри замком, запираясь. Тут же замер, прислушиваясь. С обреза-то дверь не прострелит, это точно… что он?
Но никто не ломился; только этажом выше слышался пронзительный, с ругательствами и проклятиями, женский визг и мужская матершина. Потом там гулко хлопнула дверь, и всё затихло.
Вот так вот. Ничья. Мы разошлись, как в море корабли… Не рискнул, значит, осуществить преследование. И то… Нет, ну ты посмотри как народ-то звереет на глазах! – соседские скандалы чуть ли не точкой из обреза заканчиваются, а… интересно, он в меня стрелял, или куда-нибудь в стену? Мог и в меня, почему нет; озверевший трус – самое жуткое животное… Мог и застрелить, да; и даже опасность отвечать перед Крестом и уголовниками вряд ли остановила бы – соврал бы что-нибудь. Или тело спрятал бы. Как за-здрасьте – «Дикое Поле», чо. Беспредел. У кого ствол – тот правила и устанавливает… У него вот, у Владимира, теперь ствола нет, и потому он сейчас в очень, так сказать, слабой позиции… И ствола нет… и печки нет… и чайника нет… и даже Наташиной кружки с котятами нет. Совсем что-то плохо…
Владимир походил по квартире; поменял задубевший на плече от крови свитер на тесноватый Виталия Леонидовича вязаный старый джемпер поверх пары футболок; какими-то смятыми тряпками, ранее бывшими, скорее всего модными Наташиными блузками, заткнул дыру в окне – субъективно вроде бы стало чуть потеплее. Или это адреналин так греет? Вот ведь сволочь, а!.. Впрочем, не всё потеряно – когда входил в подъезд, обратил внимание, что его Судзуки-то по-прежнему стоит внизу… Это хорошо. Можно сорваться отсюда. Может быть, так и сделать?.. В «Нору».
Куртка осталась у Наташи. Покопался в выпотрошенном гардеробе, не нашёл ничего подходящего; зато на антресолях, куда мародёры не успели или не догадались залезть, нашёл аккуратно свёрнутый, в пакете, плащ. Довольно просторный. В своё время, наверное, был очень престижный и модный – на этикетке «Милан», ого. Пола плаща измазана в краске – наверное, собирались отдать в чистку, да так и не собрались. Вещь не для зимы, конечно, но всё же. Соорудил себе шарф из найденного там же вязаного платка. Ну и видик у меня, пожалуй…
Прислушался около двери – тишина. Вряд ли сосед стережёт его у выхода с целью пристрелить… Слишком он трус. Хотя как знать…
Покопался, поискал, что можно использовать как оружие. Топорик был, да, был ведь небольшой топорик, щепил им дрова… тоже нету! Ну, гад! Не, ну реально… вот квартира, не самого бедного в Оршанске человека – а как оружие использовать нечего! Даже молотка нет. Даже отвёртки… О, кухонный нож должен быть… Дожились с этой цивилизацией!
Впрочем, нашёл электроутюг, не замарадёренный соседом по причине полной ненужности в нынешних условиях. Тефаль! Увесистый. Ну, хоть что-то.
Отворял входную дверь очень осторожно, будучи готовым захлопнуть её при опасности; или отмахиваться утюгом – у него носик острый, если носиком… против обреза, конечно, не оружие; но хоть что-то. Опять же кинуть можно будет.
Непроизвольно как бы посмотрел на себя со стороны: одетый как чучело, в своём подъезде воровски открывает свою же дверь, готовясь отмахиваться утюгом от обреза… тьфу! ДожИлся! Как изменчива жизнь…
Уехать тут же на мотоцикле не получилось: хотя за дверью никто не ждал, и дверь подъезда можно было изнутри без труда открыть, ставший уже родным трофейный Судзуки оказался пристёгнут к лестничным перилам велосипедным замком на тросике. Вот тебе и… нет, ну гад предусмотрительный и жадный – уже и мотоцикл себе… и что теперь делать? Идти и просить-требовать дать ключ от замка?? Ага, щас…
Владимир поднялся обратно в квартиру и вновь заперся. Пошло оно всё! Сейчас он больше всего хотел одного – выспаться. Впечатлений и приключений было более чем достаточно за сутки. Содрал со стены старенький, с наивным рисунком, изображающим балующихся медведей, коврик, про который Наташа говорила, что «помнит его с детства», завернулся в него прямо в плаще, и, не разуваясь, рухнул на диван. Повозился, удобнее устраивая раненую руку. Чёрт, кажется жар начинается… И провалился в сон, как в омут.
БЕЗУМНЫЙ МАКС
Проснулся, и какое-то время не мог понять – где он? Что случилось? Почему так холодно; почему он одет, и почему не расправлена кровать? Почему уже темнеет; и кто кричит на улице??
Свалился на пол, запутавшись в ковре, в который во время сна закатался как в кокон; скривился от боли в плече – зато моментально всё вспомнил. Подскочил к окну, отодвинул штору – стекло изнутри всё полностью, несмотря на стеклопакет, покрылось ледяной коркой – принялся скрести её ногтями.
– Во-овка! Вла-ди-мир! А-ме-ри-ка-нец! Э-эй! Билли Бонс! Э-эй! Есть тут кто?? Отвечайте!!!
Это орали несколькими мальчишескими фальцетами родные Уличные Псы.
Метнулся на балкон, деранул дверь изо всех сил, с хрустом вырывая задубевший малярный скотч, которым оклеивал дверь по контуру для большей теплоизоляции; выскочил на балкон. Рванул, раздвигая обледеневшие оконные створки балкона. Вот они, голубчики, спасители; все как один: Женька-Диллинжер, Алёна-Лёшка, Меньшиков-Шалый-Вампир, Генка-Крокодил, Ромка-Рэм, Степан-СпанчБоб, Фибра, Лёнька! Все в каких-то однотипных серо-стальных куртках, одна Алёна-Лёшка в своём ярко-красном дутыше – где-то успели уже вновь приборахлиться… Чуть поодаль стоял его же микроавтобус-буханка. Ага, не выдержали одиночества, рванули на поиски. И на подмогу, конечно.
Увидели его, замахали руками:
– Вау, Американец! Билли! Куда пропал?? Чо подъезд заперт!! Впускай давай!
Не успел ничего ответить, как через балкон выше и чуть наискосок раздалось злобное:
– Па-ашли все вон отсюда!!
Сосед. С которым конфронтация.
Пацаны тут же переключили внимание на него:
– Чо ты ругаешься??
– Ты чего командуешь тут?
– А вам какое дело? – «на вы» – это Алёна-Лёшка.
– Мы не к тебе, мы к Вовке, хуле ты тут выступаешь?..
И Вампира-Шалого, который всегда отличался радикализмом:
– Ты, бля, спрятал еб. ло мигом, пока тебе его не стесали, нах!.. Командир тут, ёпт!
В ответ раздалось:
– Постреляю всех, подлецы малолетние!!
И Владимир крикнул, предупреждая:
– Парни, осторожно, у него ствол!! – ну точно этот идиот решил, что я, как обещал тогда, ночью, вызвал подмогу; и сейчас с ним посчитаюсь!.. Эта затравленная крыса от страха и выстрелит ведь!
Он не видел, что там делал на балконе сосед, зато видели пацаны: после угрозы с балкона и его крика-предупреждения они уже не орали, а были все само внимание – уже не группка мальчишек и девчонка, приехавшие к своему старшему товарищу, а собранная, «прокачанная» боевая ячейка… И потому, когда с балкона выше и в самом деле стукнул выстрел – совсем нестрашно, не как в подъезде, а скорее как хлопок новогодней петарды, – все уже были настороже, и мигом перестроились: часть за машину, часть к подъезду под бетонный козырёк. Дробь или картечь хлестнула по машине, оставив щербины на краске и даже не выбив, а лишь треснув пару боковых стёкол. Ах ты ж падла!
Нет, если Максим Григорьевич думал, что своим стволом сейчас напугает-прогонит пришельцев – он сильно просчитался: то ли «Псы» такой сценарий отрабатывали, то ли просто действовали так ловко в силу тренированности и дисциплинированности уличной банды, – но дробовой выстрел возымел совсем другое, нежели, возможно, ожидал сосед, действие.
Сразу после выстрела из-за машины показался стоящий на одном колене Женька-Диллинжер, целящийся в балкон из пистолета. С другой стороны так же взял балкон стрелка на прицел Валерка. Остальные выкатились из-под подъездного козырька, мигом образовав собой «лесенку», по которой в два прыжка на козырьке подъезда оказался Генка-паркурщик. Ещё через секунды звонко лопнуло стекло, выбитое им на лестничную клетку; пинками он стал зачищать осколки по краям, собираясь проникнуть в подъезд.
Тут же хлопнул выстрел кого-то из пацанов – звякнуло простреленное стекло на балконе Максима Григорьевича. Это он показался было вновь, уже перезарядив обрез – и ему ясно дали понять, чтобы скрылся.
– Смойся, козёл; следующая в башку будет!! – заорал Валерка.
Ну, он и скрылся.
Через минуту скрипнула железная дверь подъезда, открытая изнутри Генкой.
«Псы» мигом всосались в подъезд.
– Я сейчас в полицию… в… я позвоню сейчас!! – истошно закричал с балкона Максим Григорьевич, не рискуя показываться из-за балконной облицовки.
Прежде чем присоединиться к своей компании, Женька-Диллинжер окинул взглядом фасад дома: в нескольких окнах маячили любопытствующие лица.
– А звони! Работает молодёжная секция «Белой Кувалды»: «Псы Регионов»!! – истошным громким криком нагло отрекомендовался он, и тоже направился к подъезду.
* * *
– Билли, чо за фигня! – сходу кинул предъяву Женька, как только вся компания завалилась в квартиру, – Уехал – и с концами?..
– А где твоя девушка?.. – заозиралась Алёна.
– Чо, Американец, сам подъезд открыть не мог?? – предъявил и Шалый, шепелявя и оскаливая клыки с выбитыми передними зубами, – В нас какой-то лох с балкона твоего дома стреляет – а ты сидишь тут дома!
– Привет, пацаны; привет, Алёна! – Владимир на самом деле почувствовал громадное облегчение с появлением «своих бандитов».
– Не мог я вам сразу-то открыть. Видите что – влетел я… Без оружия теперь. Ни одного ствола, прикиньте. И плечо мне продырявили – на коттедже. Там сейчас… Вы туда не совались, Жень, нет? – сразу сюда? Правильно. С этим же – да вы ж его знаете, он старший по подъезду, – с Максом вчера ещё сцепились, он и в меня с обреза стрелял… – Владимир стал вводить ребят в курс дела.
Он коротко пересказал свои последние приключения. Рассказ был воспринят совершенно по-разному:
– Бедненький. Сильно плечо проткнули? Доктор перевязал, да? Настоящий доктор? – Алёна.
– Ни-хе-ра у тебя залёт, Билли! – Женька.
– Чо, всех на коттедже наглухо положили? Во, жесть! Ты ж говорил там – оборона?!..
– Не, ну ты даёшь! – про. бал наш автомат?!! – Шалый.
– Чё ты ночью этого козла с обрезом не грохнул?? – Лёнька.
– И чо ты насчёт подруги своей теперь делать будешь? – Генка.
И, перебивая друг друга, все остальные:
– Я говорил – нафиг один попёрся! – Чо, прям всех в коттедже заглушили, вот прям наглухо?? – А чо ты этому – всё оружие отдал без звука, чо не мочился с ним?? – Дурак, он же говорит – тот внезапно напал! – Сам ты дурак! Один хер надо было фигачиться с ним, а не отдавать так оружие! – Наш автомат, кстати! – Дурак, с ним же ево подруга была. И этот – который умер. – Ну и чё??! – Не, ну ты съездил, называется, Американец… – А чо, этот Крест – крутой? Круче Тимощенки? – Под Крестом щас все ворЫ, я слышал, да…
– Ребята!.. – перебил вал впечатлений и критики Владимир, – Давайте это потом обсудим. В «Норе». Сейчас сваливать отсюда надо. Этот… Максим Григорьевич – он сейчас вЫзвонить может кого-нибудь. Давайте сваливать побыстрее… И это… кажись, жар у меня. Потом обсудим…
– Сва-аливать… Тебе лишь бы сва-аливать!.. – жестокий Меньшиков, – Про. бал наш автомат, а теперь лишь бы «в норку»!
– Шалый! – это Алёна, строго, – Чо ты выступаешь? Он же ясно сказал: не было другого выхода!
– Да ладно, друго-ова не было… Это автомата у нас другова нет!
– Если б Володю тогда убили – лучше, что ли, было бы??
– О, о! «Володю»! Жень, ты слышь, не?.. «Володю». Хы.
– Я щас как дам больно!.. Вообще зубов не останется!
– Ребята, ребята! – снова попытался призвать к порядку Владимир, – Он реально сейчас ведь позвонит! Тут телефоны ещё работают. Это он ночью и позвонил, вызвал этих, уголовников!
– Не ссы, Билли!.. Никто не приедет… – Женька спросил у только что вошедшего в комнату Фибры, помахивающим своим двуствольным обрезом:
– Ну что, как там?..
– Заперся этот козёл. Мычит там чо-то из-за двери; я ему предложил выйти, поговорить… Мычит только, обзывается ещё. Я эта – я ему дверь пока палкой подпёр. И дерматин на двери зажигалкой попалил. И телефон оборвал, конечно. Слышь, Американец, у тебя проволока есть? Можно ему дверь за ручку привязать к газовой трубе – хер выйдет. То есть выйдет, конечно, но придётся повозиться.
– А этот?.. Ну, однорукий. С которым я махался тогда? – поинтересовался Женька.
– У него дверь заперта. Съехал куда небось уже. Да вообще тут все как мыши…
– Вот! – Женька переключился на Владимира, – ПонЯл? Никто не приедет. Да и не в телефоне дело. Тут за сутки, в городе, полный аут случился – нету больше власти, полиции… А, Крест есть, да – но ты же сам сказал, что тебя крестовские отпустили, так что не ссы… Ещё эти – всякие бригады разные.
– Вы тоже сейчас, что ли, «бригада»? – поинтересовался Владимир, – Что ты там крикнул? Какая «молодёжная секция» «работает»?..
– Это я так. – отмёл Женька, – Для понтА. В городе – я ж говорю тебе! – щас дофига развелось всяких бригад, бригадок, команд, отрядов и прочей херни. И все к кому-то относятся, «движения» всякие… И все их ссат! – потому что по факту они сейчас только и есть сила! Вот я и… Стоит только крикнуть, что мы «от такой-то бригады» – все сразу в штаны делают: а вдруг и правда?? Вот… по дороге в магаз одёжный завернули – они сдуру не закрылись ещё. Клёвые курточки, а?.. Тока сказали, что «для экипировки молодёжной секции «Псы Регионов» – там сразу обоср. лись… «Псы Регионов» – это я сам придумал, звучит??.. Не, тоже куда-то звонить сразу стали – но беспонтово. Никто не приехал. А у нас – во, обновка. И в машине – моей сИстер, Лёнькиным бразерам… так что не ссы, Американец, никто не приедет – пизд. ц в городе!
– Грабанули, получается?
– Угу. Курточки получаются, а остальное нам без разницы. Давай лучше пока чаю попьём, потом уже в Нору двинем. Гля, а где твоя печка??
– Нету же. Этот… Максим Григорьевич и украл. Пока я в Дом Печати с уголовниками «катался»…
– И не отдаёт??.. Во, сука!
– Не отдаёт… отрицает…
– Не, Билли, ты реально хреново выглядишь… Лёшка, чо, жар у него; чо-то он как-то не очень…
Алёна вдруг привстала с дивана, и, повернув голову Владимира к себе, прижалась губами ему ко лбу.
У пацанов случилось секундное замешательство; а она, сев обратно на место, просто сообщила:
– Точно, жар. Температура. Тридцать восемь градусов. С половиной.
– О. Ооо!… Хы! Гы-гы! А в губы?? Чо как покойника-то – в лоб только??! А?.. Давай – в засос! – тут же радостно загалдели пацаны, оглядываясь то на Алёну, то на Женьку. Владимир и так-то чувствовал, что у него реально жар, а сейчас и вообще что-то бросило в пот.
Женька только строго, явно как из какого-то кинА, поднял бровь:
– Лёшка, ты это… ты вообще?..
Алёна невозмутимо сообщила:
– Я ж говорю – жар у него. Чо вы? У меня мама всегда так температуру определяла. Губами. В детстве.
– Губами – в детстве!.. – передразнил, помрачнев, Женька. – Чо-то ты у меня ни разу температуру губами не рвалась проверять!
– Так ты ж не болеешь!
– Чо мне, заболеть, что ли?
– Гы. Ага, давай, заболей, Жендос – тогда Лёшка и тебя в лобик чмокнет! – А меня. А меня?? Я тоже хочу! – Пацаны, у меня тоже – температура! Я чувствую! Лёшка – у меня температуру смеряй!! – загалдели остальные.
– Тихо! – пресёк веселье ставший строгим Женька, – Работаем. Раз чаю нет – в Норе, значит, попьём. Собирайся, Американец… Чо это ты в каком-то стрёмном плаще? Другого нет, что ли, ничего?.. А куртка – тоже, што ле, отобрали? Чо-то всё у тебя отобрали! А, подруге отдал… Фибра, нашёл проволоку? В натуре, подопри чем этого урода, чтоб замучился открывать! Лёнька, фас на балкон – следить за обстановкой. Шалый, посмотри тута… ну, что взять можно. К соседям постучи – пусть разбашляются на какую-нибудь шмотку для соседа, не убудет с них.
– И чо, этого козла с обрезом, что в нас стрелял, вот так вот и оставим, что ли?? – не согласился Фибра, – Нефига себе! – он в нас пальнул! Мог же и попасть! И это – печку зажал Вовкину. Наказать надо!
– Ну, как бы да… – тут засомневался и Женька, – Надо бы!.. А то совсем нюх потеряют. Фибра, ты глянь, чо там за дверь?.. Железная, говоришь? Ну так… чо тут сделаешь. Не сидеть же тут днями – лишь бы «наказать».
– И обрез у него! – поддержал Фибру жадный Меньшиков-Шалый, – Обрез надо отобрать! А то патронов к стволам совсем мало!
– Ну и иди с Фиброй, глянь, чо можно сделать… Поговорите с ним, пусть печку отдаёт. А то морду набьём, несмотря на обрез. Тоже мне, обрезом решил нас напугать! Блин, жалко что этого, ветерана однорукого нету – ну, с которым я тырился тогда! Фронтовика, ёпт. Ему бы вот тоже ещё напоследок морду начистить! Вообще, пацаны, да, в общем, фиг с ним – скажите, чтоб печку отдал, и пошёл он… Возиться ещё.
– А если не отдаст?
– Подоприте ему дверь нАглухо! – мстительно пожелал Женька, – Пусть покукарекает с балкона! Гад какой – спёр печку у Вовки, и ещё стреляет! И пусть сидит в своём скворечнике.
– Я тоже схожу. – поднялась и Алёна, – Поговорю с ним.
* * *
– Максик, Максик, что же делать?? – по квартире металась жена Максима Григорьевича, задевая толстой задницей, обтянутой плотным шерстяным трико, то картонные коробки со шмотьём, стоящие одна на другой, то большие, широкоформатные панели плазменных и жидкокристаллических телевизоров, стоявших тут и там, на столе, на тумбочке, на тех же коробках с барахлом; то другую бытовую технику. Одних только стиральных машин в доме было три штуки; да ещё пять пылесосов, два кухонных комбайна и посудомоечная машина – не подключенная по случаю отсутствия воды в трубах.
В квартире было тесно; Максим Григорьевич не зря притормозился в пустующем городе, не уехал в пригородный коттедж к зятю. Жалко было оставлять на неминуемое разорение так с любовью выстроенную и обделанную квартиру в «депутатском доме», чем он раньше так гордился. А потом и грех было не пошустрить в ближайших же брошенных, по сути, квартирах.
Поначалу он просто перетащил дорогую видеотехнику к себе из тех двух квартир, ключи от которых ему, как «старшему по подъезду», сдали отъезжавшие в пригородные «имения» жильцы, уговаривая себя, что «это чтоб не пропало, они же потом и спасибо скажут!» Потом, по мере «ухудшения общей криминальной обстановки», когда ясно стало, что никто не за что не спросит, то и вовсе стал считать дорогую технику своей собственной по праву. В городе, он слышал, вовсю грабили ларьки, мелкие магазинчики, если на их защиту не вставали вооружённые владельцы, или если они же не могли подтянуть вооружённую крышу из какой-нибудь группировки. «Бомбили» брошенные квартиры, опасаясь пока трясти средние по размеру магазины и супермаркеты – но тут, близко к центру, было пока тихо… Он и опасался участвовать в откровенных разбоях, зная, что за такое новые власти могут, не мудрствуя лукаво, тут же, у разбитого магазинчика, и поставить к стенке. Но жильцов в своём подъезде он знал; знал и кто чем дышит, и на что горазд потенциально. Не, квартиры своего подъезда – это было вполне безопасно – в конце концов откуда он может знать, кто и когда вломился в вашу-то брошенную квартиру?.. Он же не сторож, у него и возможностей таких нету. Что «дверь в подъезд»? Ну, кто-то открыл – как за всем уследить-то??