Текст книги "Крысиные гонки (СИ)"

Автор книги: Павел Дартс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 132 страниц)

Павел Дартс
Крысиные гонки

Часть первая. ГОРОД

ЗДРАВСТВУЙ, РОДИНА! ЧТО-ТО ТЫ МНЕ НЕ РАДА…

– Да, ласково Родина встречает!.. – пробормотал Владимир, одной рукой зажимая разбитый, обильно кровоточащий нос, а другой наощупь ища по карманам носовой платок. Где-то должен тут быть туалет…

Инцидент произошёл сразу по прилёту, когда он только-только прошёл паспортный и таможенный контроль, и не имея багажа кроме ручной клади, привычного и необременительного студенческого рюкзака на плече, пробирался через толпу встречающих рейс Франкфурт – Мувск к выходу. На таможне не трепали нервы, как он опасался, не пытались по обыкновению слупить денег с одинокого соотечественника, прибывшего из-за бугра; шмонали как-то торопливо-лениво, и он совсем было расслабился и даже стал неосознанно искать взглядом в галдящей толпе встречающих родных-знакомых: габаритную фигуру отца в неизменном тёмном пиджаке и при галстуке и сестрёнку-переростка, которых не видел уже три года. Но тут же вспомнил, что о его прилёте они не знают. Ещё в самолёте он вновь попытался дозвониться – и опять безрезультатно. Да, встречать некому, и добираться домой придётся самому.

Люди шумели и толкались, вытягивали шеи, стараясь разглядеть своих – встречающих-прилетевших. Всё было как везде и как всегда, только что вместо английской или немецкой речи вокруг звучала порядком уже подзабытая русская. Уже пробравшись через толпу, и направляясь к стеклянным дверям вестибюля зала прилётов он столкнулся с группой южан, галдящей стайкой направляющихся туда, откуда он только что выбрался – к толпе встречающих. Он шагнул в сторону, уступая им дорогу, они-то явно никому дорогу уступать не собирались, – и задел своим тощим студенческим рюкзаком одного из них. Их было шесть человек, и один тут же, пОходя, как бы между делом, дёрнул его за рукав, и, когда он обернулся – ткнул выставленной ладонью ему сильно в лицо, в нос… Сильно и беззлобно, по-хозяйски, как прогоняют-наказывают пинком надоевшую домашнюю псину, опять некстати попавшую под ноги.

Так быстро и буднично. Он схватился за нос, на мгновение ослепнув от резкой боли и сразу почувствовав под руками мокрое и горячее, а они пошли дальше, продолжая что-то обсуждать на своём гортанном языке, на своём гыр – гыр, как будто мимоходом разбить нос просто проходящему мимо было не только в порядке вещей, но и надоевшей обыденностью; один только удовлетворённо хмыкнул, уже пройдя несколько шагов, обернувшись и увидя как он зажимает нос, и сквозь пальцы у него сочится кровь. А стоящий у входа в аэровокзал полицейский, у которого это произошло на глазах, в грязноватом сером бронежелете поверх форменной рубашки с коротким рукавом и с АКСУ на ремне, скучно отвернулся в сторону – ну не видел он ничего, вообще ничего не видел, много тут туда-сюда народу проходит…

И вот теперь он, наклонившись, чтобы не залить кровью футболку, одной рукой зажимая нос, другой шаря в карманах в поисках носового платка, стараясь ни с кем не встречаться взглядом, пробирался к повороту за угол, на котором увидел пиктограмму – обозначение мужского туалета.

Через несколько минут с помощью холодной воды кровь удалось остановить. Затолкав в кровоточащую ноздрю свёрнутый в трубочку мокрый край носового платка, он постоял у зеркала, запрокинув голову. Вроде как остановил. Вот, значит, как теперь на Родине принято. Сразу в морду. В фейс. Запростотак. Посмотрел на себя в зеркало: несколько небольших капель крови попало на футболку, хорошо что она не белая, – тёмно синяя, с чёрной эмблемой Нью-Йорк Лэйкерз. Дома нужно будет переодеть. Да, дома… До дома ещё добраться нужно. Судя по тому, что разбили нос пока ещё за двери аэровокзала не вышел – это может быть проблемой. Интересно, если так всё дальше пойдёт – просто стрелять в лицо будут, что ли? За взгляд, за то что просто на пути попался? Профессор Лебедев вот считает что да, будут. А, да, я ж на Родине, тут, в отличии от Штатов, со стволами не так свободно, пока, во всяком случае. Так что какая-то фора по времени у меня есть… – с такими невесёлыми мыслями он достал окровавленную сосульку носового платка из ноздри и стал смывать кровь с лица.

Против ожиданий добраться до дома получилось просто и без приключений. Один из стайки дежуривших у аэропорта частников сразу согласился отвезти в коттеджный посёлок, правда заломив бешеную цену, – «А чё ты хочешь, с бензином щас проблемы, пять заправок объедешь пока заправишься!» – и, причём учитывая что рейс был из Франкфурта, – в евро.

– Евро у меня нет, есть доллары, – оговорился Владимир.

– Американские? – на всякий случай уточнил таксист, – Так оно того и лучше! Это новое евро не поймёшь, – чо там, Италия уже, – или «ещё»?.. А Америка – она Америка и есть. Поехали!

Сидя на заднем сиденье, как привык в Штатах, а не рядом с водителем, как принято на Родине, он рассмативал в окно пролетающие мимо виды: биллборды, рекламирующие какие-то вклады в каких-то банках, бытовую технику, опять какие-то финансовые услуги… Машин за три года, вроде, стало поменьше, или кажется? А, да, опять «финансовые услуги»…

Вспомнился сосед в самолёте, с которым летели из Франкфурта, – коммуникабельный такой дядечка, с вкрадчивыми манерами шулера и привычкой заглядывая в глаза спрашивать «Надеюсь, вы меня понимаете?..» Тоже… Финансист. Выведав у Владимира, что его отец в том числе занимается и фин. операциями, он стал разливаться соловьём, расписывая какое сейчас удачное для финансовых спекуляций время, да какие выгоды можно поиметь сотрудничая вот именно с ним, – как его? Яков Михайлович, кажется. Что нынешние «качели» на фондовых рынках, совершенно непредсказуемое поведение фондовых индексов – «…это самое оно! Это как раз то время, когда и создаются настоящие капиталы! Нет, не в мирное время создаются капиталы, молодой человек, – а именно, как говорил барон Ротшильд: «Настоящие капиталы создаются когда гремят пушки!» Ну, «пушки гремят» пока что, слава богу, от нас вдалеке – что там, опять китайский фрегат потопили на рейде Тайваня?.. – но сама ситуация, сами скачки курсов валют, бешеные колебания цены коммодитиз, – всё это создаёт просто невиданные возможности! Возможности! – надеюсь, вы меня, молодой человек, понимаете?.. Я вам, молодой человек, прямо скажу – если эта тенденция продолжится ещё хотя бы полгода – через полгода ваш покорный слуга, – то есть я, ха-ха! – буду уже скромным владельцем особняка на полсотни комнат с соответствующим земельным участком где-нибудь в Испании! Или совсем уж нескромным – но тут, в окрестностях Мувска, – понимаете меня, молодой человек, не правда ли?.. Так и передайте своему папе: дескать, Яков Михайлович, являясь непревзойдённым специалистом в финансовых операциях с валютой, и имея широкие возможности, обеспечит невиданную доходность… вы меня понимаете?..

Еле от него отвязался, пришлось и пообещать, и взять визитку, отказаться от предложения подвезти. «Финансовая доходность!» Как обоснованно считал профессор Лебедев мир стоит накануне гигантского финансового коллапса – а этот всё про «финансовую доходность»… Кому будут интересны эти нулики в компьютерах, когда… Впрочем, пока за валюту тут, на Родине, вполне себе… ага, вот и знакомый поворот, пост полиции на въезде, скучающий мент с автоматом – копия того что в аэропорту, что это они все с автоматами? вон и наш коттедж виден!

Неприятные предчувствия, возникшие ещё в Штатах, когда он не смог порядка двух недель связаться ни с отцом, ни с сестрой, подтвердились: двухэтажный коттедж красного финского кирпича выглядел необитаемым. Пыльные окна, несмотря на день, были плотно зашторены; дорожка к входной двери явно не подметалась около месяца. Расплатившись с таксистом, он без особой надежды понажимал кнопку звонка на кирпичном же столбе возле входа на участок, и, не дождавшись ответа, скинул с плеча рюкзак, стал рыться в нём в поисках ключей от дома, которые по настоянию отца – видимо, небеспочвенному, – взял с собой уезжая в Штаты ещё три года назад. Замок на калитке знакомо щёлкнул, и Владимир прошёл к входной двери. Тоже, конечно, заперта. Куда они все подевались – и не предупредили же! Ну ладно, отец – тот после последнего их разговора, когда он, подкрепляя свои доводы авторитетом профессора Лебедева, в очередной раз настаивал на своём возвращении домой; – он просто рявкнул, как за ним водилось:

– Ты, дурак, просто не соображаешь каково сейчас ЗДЕСЬ! Ситуация обостряется с каждой неделей, – ты хоть новости-то читаешь, политолог хренов?? Я сам сворачиваю производство, и подумываю куда сунуться «на переждать», а ты «вернуться хочу, вернуться хочу!» – как мальчик, чёрт побери! Сиди в своём кампусе и не отсвечивай, и благодари судьбу что ты за тысячи километров от нашего назревающего в очередной раз бардака!

А на попытку возразить что «Папа, ты сам-то знаешь что ЗДЕСЬ-то творится, что здесь назревает? Ну почему ты считаешь, что здесь будет лучше, почему ты считаешь что Америка и в этот раз останется в стороне?? Я хочу в это время быть с …» обрезал:

– Потому что ТАМ – порядок! Потому что там – нацгвардия и не цацкаются с кавказоидами! Потому что Америка – самодостаточный ОСТРОВ! Ею управляют вменяемые люди – и там всегда всё будет как всегда – окейно! Всё, разговор закончен! Петру передай, что он за два десятка лет отсутствия на Родине оторвался от наших реалий, забыл что есть «русский бунт, бессмысленный и беспощадный»; пусть не лезет со своими академическими выкладками в реальную жизнь! Скажи, что я забросил ему на счёт дополнительно полтинник, и ты имей ввиду – тебе брошу столько же, – но сиди и не рыпайся! Чтобы нас с Элеонорой ЭТО не коснулось – я сам прослежу! – и отключился.

И вполне мог потом просто не брать трубку или не отвечать на запросы через интернет, но Элеонора-то, рыжая взбалмошная модница и любимая сестра, – она-то что?? Впрочем, в последние недели и телефонная связь, и Скайп с Родиной работали из рук вон плохо, мог и просто не дозвониться, или заняты были… – так утешал он себя, открывая входную дверь своим ключом. Неужели правда куда-то уехали? Не предупредив? Невероятно…

Он ещё надеялся, что отец с Элеонорой просто где-то в гостях, у Виталия Леонидовича, к примеру, и просто задержались… Ну, дорожка неметёна – так прислуга могла забить на обязанности в отсутствие хозяев, – всё объяснимо! Ага, объяснимо… – подумал он, открыв дверь, вдохнув явно нежилой запах дома, скользнув взглядом по вялым, давно неполиваемым цветам в холле, – Оно всё объяснимо. Когда сильно хочется что-то объяснить… Вопреки очевидности.

Да, в коттедже явно давно никто не жил, хотя и видны были следы не так уж и давнего присутствия хозяев. В комнатах было неприбрано, в раковине на кухне горкой стояла немытая посуда, тут же, на столе лежал детектив в цветастой обложке, заложенный проволочной заколкой – «невидимкой». Явно Элеонориной. Он повертел краны – в них даже не шумело. Света не было тоже. Полный самых мрачных предчувствий, он прошёлся по комнатам. Всё, в общем, было как всегда – вернее, как он помнил. Ну, добавилось у отца папок с документами в стенном шкафу, а в Элеонориной комнате вместо девчачих журналов валялись стопками «Космополитен» и «Фитнесс-гёрл». Пропали телевизор и стереосистема из каминного зала, не заводился генератор – сходив в подвал, Владимир обнаружил, что баки для горючего пусты. И ни записки, ни какого-нибудь послания, ни намёка…

А! Вот ещё что надо проверить. Быстро вернувшись в отцов кабинет, он подошёл к книжному стеллажу, всему сплошь заставленному книгами по финансовому менеджменту, вынул пару книг и, запустив палец за стенку, зацепил им проволочную петлю. Потянул – за стенкой негромко щёлкнуло, шкаф с книгами чуть заметно вздрогнул. Теперь он чуть толкнул в шкаф в край – и тот пружинисто подался настречу, слегка выставив навстречу боковую стенку. Толкнув в неё ладонью, он отодвинул шкаф, легко и беззвучно повернувшийся на шарнирах, открывая за собой вделанный в стену сейф. Вряд ли отец менял пороль-комбинацию, не для этого этот сейф тут стоит… Нажав комбинацию цифр и букв, он открыл сейф. Бумаги, бумаги, бумаги… Всё второстепенное, в общем неважное, хотя и солидно выглядящее – договора, отчёты, соглашения о сотрудничестве, расчёты и подсчёты; суть-то не в них. Нетерпеливо сунув под ворох бумаг руку, он нащупал металлическую планку, ничем не выделявшуюся металлическую пластинку, деталь внутренней стальной обшивки сейфа. Только она была с хитростью, собственно как и весь этот сейф – «сейф-обманка», ничего в нём, несмотря на замаскированность, никогда ни особо ценного, ни важного не было; сейф «на-всякий-случай» и «для тех кто ищет», – если будут искать, нужно же ИМ что-то и найти? Желательно что-то «хитрозамаскированное», – а как же! Все мы смотрим детективы! Сейф и должен быть где-нибудь за книжным шкафом или за зеркалом! Искали? – вот он. Наслаждайтесь своей удачей и своей проницательностью. А кто будет искать – налоговая полиция или бандиты (отец сделал свой первый миллион в 90-е и помнил тогдашние нравы) не суть важно. Как говорил он, когда мама ещё была жива: «Умный муж позволяет жене знать, где у него заначка. Это повышает доверие в семье, женскую самооценку и безопасность ОСНОВНОЙ ЗАНАЧКИ».

Вот пружинная планка в сейфе-«заначке» и была ключом к «заначке основной», – Владимир нажал, опять что-то негромко щёлкнуло, он подошёл к противоположной стене и подцепив ногтём, потянул на себя квадрат полированной дубовой стенной обшивки. Он легко поехал вперёд, выдвигаясь как ящик письменного стола на салазках. Он, по сути и был ящиком, – но тяжёлым, с плитой впереди, – хоть ты простукивай стену – звук везде будет одинаков, – не дураки делали, отец приглашал специалиста издалека. Нажатая же в сейфе-подставе планка освобождала механическую защёлку, и ящик можно было выдвигать… Так. Что там?

Бумаги, бумаги, опять договора и отчёты – теперь уже те, что отец считал важными и не для чужих глаз, балансы… Толстая пачка долларов, ещё более толстая новых евро. Пара увесистых банковских слитков золота в банковской же пластиковой опломбированной упаковке. Какие-то договора на долевое строительство – отец что, реэлтерской деятельностью решил заняться?.. С чего бы вдруг. Сертификаты на акции. Всё.

Часы ещё должны бы быть. Часы, запонки, портсигары из драгметаллов – подарки папе, и заготовленные им на подарки кому-нибудь; впрочем, они обычно лежали в стенном сейфе, Элька про него знала, – а про тайник-ящик, – нет. Во всяком случае три года назад не знала, – зачем это соплюхе, у которой на уме только моды, мальчики да спорт. А вот Владимиру отец показал – на всякий случай. Владимиру – продолжателю отцовского бизнеса, как он рассчитывал; не оправдал Володя папиных ожиданий, пока, во всяком случае, ой не оправдал… Тяжело вздохнув, Владимир задвинул ящик обратно в стену; закрыл стенной сейф, закрыл книжным шкафом, вернул всё в исходное. Чего бы ещё?.. О, точно!

Он прошёл в ванную. What the hell, нефига не видно… А был у нас какой аккумуляторный светильник, или нет? О, чёрт, не помню. Отец слишком полагался на автоматическую систему электроснабжения от генератора, – но вот что в баках вдруг не окажется топлива – это он, наверное, не предполагал. Ага, в каминном зале же были подсвечники с декоративными свечами… точно! Они там и стояли – на полках по сторонам огромного камина со всевозможными мраморно-бронзовыми изысками. Взял подсвечник, каминными длиннющими спичками зажёг все три свечи, пошёл в хозяйскую ванную – на втором этаже была ещё одна, гостевая. Так. Одна зубная щётка в наличии. Одна. Отцовская или Элеонорина? Отцовская бритва, россыпь флакончиков со всякими туалетными ингридиентами. Трусики – стринги, висящие на холодном сейчас полотенцесушителе. Скрюченный выжатый тюбик зубной пасты. Всё. Что нового узнал? Ничего. Хотя… Ясно, что обитатели коттеджа не исчезли мгновенно, – тогда зубных щёток было бы две. Ладно, не будем играть в Шерлока Холмса, хотя, если честно, хочется. Проявить эдак дедукцию-индукцию, и сразу это всё выяснить. Профессор Лебедев вот говорил, что хоть в криминалистике, хоть в политике, хоть в быту любое действие оставляет след, – нужно просто уметь его различить. А вот как его различить – это и есть опыт и искусство. Опыта у меня… откуда бы, да. Ну ладно, восполним тщательностью.

Прошёл в свою комнату. Всё как оставил три года назад: дартс на двери; даже, кажется, расположение стрелок то же. Плакат с Хидехико Йошида на стене, тогдашний кумир. Россыпь грамот, медалей, кубков и жетонов в углу за победы и призовые места в соревнованиях по дзю-до, юношескому моему увлечению. Отдёрнул штору на окне, постоял рядом, коснулся кончиками пальцев металлических пыльных кружочков… Вот, за первое место в областных, в десятом классе, – как тяжело далось, кто бы знал! Соперник был на шесть килограмм тяжелее и несравненно опытнее, на первой минуте взял вазаари на подсечке, – чего стоило, как говорится, вырвать очко у соперника, дааа… Впрочем, отец знал; да и Элька, сеструха, порывалась со зрительской трибуны чуть ли не вписаться за брата на татами… Отец потом хотел эту медаль у себя в кабинете повесить – очень того… проникся тогда; я не дал, сам с этой медальки тащился. Отец гордился той победой чуть не больше меня, – чисто я тогда выиграл, на последних секундах он на подхвате у меня полетел, «на иппон», аж весь зал встал, аплодировал, Элька аж визжала от восторга, коза… Чёрт… на глаза навернулась слеза, – нифига себе, это я таким сентиментальным стал, стоило только домой вернуться? Даром что три года за океаном. Открыл шкаф: костюмы, костюмы, – модный я бой был перед отъездом; на полке свёрнутое не соревновательное, тренировочное кимоно, – взял с полки, прижал к лицу, – кажется до сих пор потом пахнет, дааа… Стянул футболку, скомкал, бросил на нижнюю полку, взял из стопки глаженых первую попавшуюся… ого! Это что, меня за три года так разнесло? Реально ведь в плечах тесно, как девке на выданье в подростковом лифчике. Снял, бросил, порылся в стопке, выбрал самую балахонистую, с надписью «Хургада» и рисунком оскаленной акулы, – вроде как эта нормально. В каком году мы в Хургаду ездили? Уж и не помню.

Вспомнил, что кроме завтрака в самолёте сегодня ничего не ел. В огромном холодильнике на кухне не было вообще ничего. Что ж они тут так жили-то?.. При наличии солидного пресса валюты в сейфе-тайнике. Ничего не понятно… И элькиного компьютера нет. Уехали? Куда? Почему не забрали валюту и золото?

Владимир в задумчивости потёр нос, и чуть не вскрикнул – больно!.. Он было совсем уже забыл про происшествие в аэропорту. Вот и напоминание – про то, что отец говорил, про то, что «всё у нас тут очень быстро меняется!» Действительно, меняется… И полицейский, гад, golliwog, только рыло в сторону отвернул, типа он ничего не видел, и вообще – не его это дело. А форма и автомат – это наверное, чтобы его самого не обижали, не больше. О, что это, я брюзжу? – поймал он себя на мысли, – Я что, недоволен что дяденька-полицейский не кинулся меня защищать?..

Владимир рассматривал свою физиономию в небольшое зеркало на стене: опухает нос-то, оно и неудивительно. Ещё мне синяка не хватало… – он с огорчением потрогал кончиками пальцев переносицу. Повернулся в профиль, скосив глаза, постарался рассмотреть нос сбоку, – а может и ничего, обойдётся, надо только чем-то перехватить зарождающуюся гематому. Хорошо бы настой бодяги, – нету, конечно. Свинцовой примочки тоже… Тогда зубную пасту, из тех, что «жгучие», – тогда, глядишь, обойдётся просто желтизной и опухать не станет, наложить толстым слоем – и пусть жжёт, пока не засохнет; кажется у меня такая в рюкзаке, сейчас и надо сделать, некому меня сейчас видеть, похожу с белой нашлёпкой на переносице… Он не то чтобы был влюблён в свою внешность, «Нарциссом» он отнюдь не был, но вполне сознавая свою привлекательность для слабого пола, не считал нужным к внешности относиться наплевательски… а то ещё девушки любить не будут, хы! А девушки в его жизни занимали отнюдь не последнее место.

Занимаясь сейчас своей переносицей, он всё вспоминал это дурацкое происшествие, – ну не ожидал, не ожидал, что вот так вот, совершенно неспровоцированно, походя… потому и не уклонился, не ушёл нырком, – с реакцией всё было в порядке. Раскис, домой приехал, расслабился, здравствуй Родина, обними своего блудного сына. А она, рукой этого чурки, – н-на в нос, – не расслабляйся, отымеют! Ну и на том спасибо, в смысле и за напоминание о бдительности спасибо, постараюсь соответствовать и больше не попадаться на дурняк; и за то спасибо, что сразу не пристрелили, вот в Штатах так вполне бы… Что, в Штатах это было бы невозможно?.. Да сколько угодно! Нарваться где-нибудь в подворотне на группу ниггеров – вполне могли и порезать, и пристрелить; просто за то что белый, за то что в чистое одет; за то что за Нью-Йорк Лайкерз, а не за Вашингтонских Ястребов, за то что «чё в этом районе делаешь??», за то что один, а их много; за то, что на кокс не хватает; да просто новый краденый ствол опробовать… Вспомнил – представил: тьфу! Как говорится, ненавижу две вещи: расизм и негров! Да, в Штатах ситуация тоже накаляется, могли и пристрелить «за просто так», а здесь только в нос дали чтоб не расслаблялся; пока что Родина ведёт, один-ноль, хы, посмотрим что дальше будет… Впрочем, где-нибудь в Кеннеди вооружённый коп не стал бы отворачиваться, типа «он ничего не видел», не дошли они ещё до такой степени национального позора, там коп – это коп, а не придаток к кокарде, пока во-всяком случае, надолго ли… Интересно, если бы уработал тогда я этого южанина, там, в аэропорту – чем бы это кончилось?.. Чё-то даже непонятно. Неясно с обстановкой в Мувске, совсем пока не ясно – и рассказать-то некому, придётся самому – методом тыка, ага. Так, ну с переносицей покончено, не забыть на ночь смыть, а то увазюкаю подушку; кстати, где я спать буду? А, да, я ж дома; у себя и буду, надо же, отвык. Не мешало бы пожрать чего, что там у меня было – сникерс?

С этими мыслями он прошёл опять в кухню, порылся в шкафчиках – ага, чай есть… Сахар… остатки. Крупа какая-то… ну, это я не буду. Надо будет купить чего, интересно, магазин в посёлке работает, или придётся в город ехать? И берут ли валюту, или придётся на рубли менять? Впрочем, валюту пока везде берут. У кого бы спросить? С соседями мы никогда не контачили, недаром отец такой забор по периметру отгрохал. Без особой надежды вновь покрутил краны – в них, против ожидания, зашумело и вскоре полилась чахлая струйка воды. Хорошо. Подставил банку набираться, – теперь жить можно. Пока, во всяком случае. О, вот ещё что нужно проверить!

Оставив банку под краном, торопливо вышел из кухни, пройдя биллиардную, «курительную» («О, а тут телепанель на месте…»), через коридор прошёл к железной двери, – внутренний проход в гараж. Открыл, шагнул, мельком подумал: да там же темно, придётся за свечами возвращаться, – но рука сама, автоматически, нащупала на стене выключатель – и свет, помигав, зажёгся. Оп-па, это как называлось? «Воду ДАЛИ, свет ДАЛИ» – так, что ли? что-то из далёкого детства вспомнилось, какие-то «советские», неуклюжие выражения, когда и свет, и воду могли «дать» или «не дать», о чём рассказывал отец; а не были они как данность, как непреложный спутник существования цивилизованного человека, как солнце и дождь – всегда. К хорошему быстро привыкаешь, ага; вон те же ниггеры в Штатах, да что ниггеры – подавляющее количество населения может себе вообразить что и бензин подорожает, и квартплата, и продукты, и медстраховка, и даже что фуд-стампы отменят, – но чтобы света не было, или там воды в кране, – не, это невозможно, это выше их понимания, чему свидетельство голливудские фильмы про катастрофы: пусть ВСЕ сдохли, или все в зомби превратились, и недели-месяцы прошли, – а электричество как было так и есть! И непременный хэппи-энд. А как же… Как говорит профессор Лебедев: люблю, говорит, голливудские фильмы – комета, эпидемия, война, все умерли – НО В КОНЦЕ У ВСЕХ ВСЁ ХОРОШО! Хм. Что, «жизнь налаживается?..»

В обширном гараже отцовской машины, надёжного всепогодного работяги-мерседеса не было. Не было и джипа. И представительского Порш-Кайенна тоже не было; гараж вообще был пуст. Это плохо. Плохо и непонятно. Дом пустой. Есть нечего. Топлива нет, машин нет. Связи – он опять проверял – тоже нет… Кстати, надо бы местную симку поставить, набирать здешние номера через американский роуминг – это не по деловому… Хотя денег на счету на ближайшие семьдесят-сто лет хватит, спасибо папе за заботу, покойному Стиву Джоббсу за технику и другу по кампусу Джонни, хакеру-самоучке, за почти вечный счёт у телефонной компании. Оп-п… А городской телефон? Работает? В конце концов есть ведь папины друзья-партнёры, есть Элькины подружки, есть Виталий Леонидович, а он депутат! Кстати, Виталию Леонидовичу он звонил ведь несколько раз и из Штатов, и последние полгода так можно даже сказать, что и часто… честно говоря не столько ему, сколько его дочке, – девчёнка неожиданно быстро подросла, стала настоящей красавицей, и не дура, поболтать с ней по скайпу через видео было интересно и как бы того… волнующе, что ли. Чёрт, я может из-за этого ещё из Штатов припёрся?? Он прислушался к ощущениям. Не, сказал он себе с облегчением, до такого у меня не дошло, и, смею надеяться, не дойдёт никогда, я в папу, а у папы всегда эмоции в чётком подчинении у рассудка; ну, красивая, ну, Виталий Леонидович папин друг, ну поболтать с ней приятно… Не в этом дело. Ну, или «в этом», – но не больше чем на 5 % от «всего комплекса причин», как сказал бы профессор Лебедев.

Вскоре он сидел в отцовском кабинете, в отцовском кресле и напрягал телефон. Торопясь, пока было электричество, прослушал автоответчик на факсе – ничего существенного и наводящего на след исчезнувших обитателей коттеджа не было; пролистал телефонную книжку и выписал последие десяток номеров. Тут свет мигнул и потух, тут же и факс икнул и выключился. «Электричество кончилось». Ненадолго тут балуют благами цивилизации, да. Но слаботочка-то должна работать, надо только найти аппарат, что не надо подключать к электророзетке. Кажется, в комнате у прислуги был такой.

Обычный телефон-трубка, без изысков и потребности в электричестве из розетки, действительно нашёлся в комнате прислуги, рядом с кухней. Владимир перенёс его в отцовский кабинет, воткнул штепсель в телефонную розетку вместо факса, и занялся обзвоном.

Сначала Виталию Леонидовичу. Очень удачно получилось, его дома не было, трубку взяла его дочь Наташа. Очень мило с ней проболтали почти час.

– Вовка, паразит такой, ты когда приехал?? Давай сразу к нам! Папа будет рад, и я… ну, тоже. Нет, где Евгений Павлович я не знаю; и отец тоже не знает; точно-точно, вчера только с ним об этом говорили, уже около месяца не связывались они… А Элеонора – да, звонила, недели три назад, тоже про него спрашивала. Папа через полицию пробивал – нет, никаких следов, может в другую область уехал? Ты когда к нам? Ну чем занимаюсь, чем занимаюсь – каникулы же! Нет, в Мувске давно не была, мы же в Оршанске давно уже живём, папа обломил в этом году молодёжный лагерь, говорит, в молодёжных лагерях сейчас одни козлы. И козы, хи. Опасно, говорит. Вовк, прикинь, тут никуда не выйдешь, – дыра-а-а-а… – в голосе чувствовалось неподдельное страдание, – Папа и из коттеджа-то без лишней необходимости не велит выходить, только с охранником, – прикинь! А сам это… укреплением коттеджа занимается, сделал из него уже настоящий Форт-Нокс, прикинь, или скорее, Бастилию; велел никому не говорить, но тебе-то ясно что можно!.. Вы у себя там про Бастилию учили, в Америке-то? Вот, Вовк, приедь, спаси меня из темницы! Хи-хи. С Элькой приезжай?.. Что, и Элеонора пропала??.. Ну вы даёте… Ну, вааще-е-е-е… Ну тем более приезжай, что тебе там-то делать, в Мувске-то? А, ну понятно, Оршанск тем более не Мувск, – а меня тебе не жалко?? Вовка-а-а…

… и так далее. Не, нормально поболтали, неинформативно только. Но то, что отец Наташи занимается неким «укреплением» коттеджа, – а тот, насколько Владимир помнил, и так был отнюдь не аквариум и не витрина; причём вплоть до нанятой охраны и стальных навесных ставней на окнах, о чём тоже упомянула Наташа, – а его отец, получается, так вот просто бросил свой дом, с ценностями в сейфе и с немытой посудой в раковине, – всё это усугубило и без того мрачные его предчувствия. Явно что-то случилось. Чтобы это понять совсем не надо быть Штирлицом.

Ладно, продолжим. Другу детства Вовчику – не отвечает… Дальше:

«Не знаю; не видел; давно не появлялся; занято, занято, не отвечают; не имею понятия; опять не отвечают; а вы кто такой, молодой человек, и с какой целью интересуетесь; сами его ищем уже три недели; занято, попробуйте спросить у Петра Адамовича, он с ним много в последнее время общался; ничем не могу помочь, опять занято…»

Никаких результатов, если смотреть правде в глаза. Что делать-то, а?..

Он бросил трубку на рычаг и развалился в кресле, в глубоком, роскошном кожаном отцовском кресле, «директорском», которое теперь, насколько он его помнил, было уже несколько потёрто, обшарпано, но всё равно роскошно и удобно. Положил по американской привычке ноги на край стола, полюбовался носками кожаных туфель. Ни-ка-кого результата. Никто давно не знает, никто давно не видел. Офис – не отвечает. На вахте сказали, что никто не появляется уже с месяц. Не, что делать-то??

Покачался в кресле, – давно забытое ощущение, – любил в него залезть, и представлять себя боссом, главой огромной какой-нибудь промышленной империи, типа того же Джобса, или, не к ночи будь помянут, Гейтса; а отец, когда ему не надо было дома работать, в общем, не препятствовал, даже поощрял, – давай, сынок, давай, присматривайся, обживайся, ты же мой наследник, ты моё дело продолжишь; прочувствуй: босс, хозяин – это хорошо, это здорово, привыкай… Правда, американской манеры класть ноги на край стола он бы вряд ли одобрил… Привыкай, да. Ага, привык. Наделал делов, что пришлось аж в Штаты сматываться, благо отец поспособствовал; хреновый из меня получился продолжатель отцовского дела, не надо мне это тогда было, одни таски на уме, хорошо хоть профессор Лебедев мозги на место поставил, не зря я три года этих потратил, не зря; а отец небось считает что я всё тот же оболдуй… Ну ладно. Это всё поправимо. Это стратегия, нужно на тактическом уровне определиться что делать. Проще всего сидеть в коттедже на жопе, ожидая что отец или сестра вот-вот вернутся, благо найденных в сейфе денег более чем, да и свои на карточке… Владимир, продолжая рассматривать носки туфель, всячески обкатал эту мысль – и она ему категорически не понравилась. Если, как следует из осмотра и коттеджа и обзвона знакомых, отец с сестрой пропали уже порядка месяца как, то и нет никакой гарантии, что они объявятся со дня на день. Уехали всерьёз и надолго? Не сообщив ему? – нереально. Да и коттедж, так сказать, «не законсервирован», – та же немытая посуда в раковине… Скорее что-то случилось, какой-то форс-мажор; и надо принимать меры. Кому принимать? Да вот ему же и принимать!