Текст книги ""Стоящие свыше"+ Отдельные романы. Компиляция. Книги 1-19 (СИ)"

Автор книги: Ольга Денисова

«Это бессмертие! Могущество!» – Многократное эхо растворило слова в гуле межмирья.

– Видал? – отец вымученно улыбнулся Чернокнижнику. – Все видали? Завтра.

– Змай, не говори ерунды, надо все подготовить, – забубнил Милуш.

– Я сказал – завтра! – Отец вскинул голову. – И не днем позже. Я слишком долго ждал.

– Поэтому ты хочешь все испортить?

– Старый конь борозды не испортит, – ответил отец со смехом. – Завтра чудотворы зажгут прожектора вдоль всего Беспросветного леса.

– Зачем тебе это? – удивился Славуш.

– Хочу, чтобы мое появление хорошо освещалось, – усмехнулся отец.

– У них есть оружие, называется фотонный усилитель, – ответил Славушу Чернокнижник. – Они не смогут одновременно и жечь свет, и стрелять красными лучами.

Отец был весел и возбужден: то смеялся, то кусал губы и замолкал, то снова оживал и снова смеялся. Он потирал руки, шумно сглатывал, иногда взгляд его останавливался, вперившись в даль. Он не спал всю ночь – не мог уснуть. И Спаска не спала тоже – смотрела на Змеючий гребень, сидя на пороге каменной клетушки, где они заночевали.

Утром Милуш ушел на Лысую горку и забрал с собой Славуша – готовиться к празднику. Спаска и хотела бы пойти с ними, но не нашла предлога. Да и смысла в этом было очень мало. И оставить отца в одиночестве она не могла.

– Гвардейцы сейчас спят, – с улыбкой сказал ей отец, присаживаясь рядом. – Им всю ночь стоять с арбалетами в руках и целиться в колдунов.

– А что такое фотонный усилитель? – спросила Спаска.

– Это оружие, которое собирает свет в столь тонкий и плотный пучок, что он может насквозь прожигать камни.

– Свет? Прожигать камни?

– Если бы сейчас на небе было солнце, я бы тебе показал, как это просто. А пока можешь мне поверить.

Спаска вдруг представила бесконечный луч света, который прожигает все, к чему прикасается, и ей стало страшно. Милуш сказал: красный луч.

– И… И чудотворы будут светить им в тебя?

– Ну, не совсем в меня и не совсем светить… Скорей, стрелять, как из лука. Не бойся, у змея крепкая шкура.

– Крепче камня?

– Даже не знаю. Почти. Не переживай. Я потреплю их сильней, чем они меня. Наконец-то я доберусь до их проклятых прожекторов! Они надолго запомнят Темного бога Исподнего мира!

– А что такое прожектора?

– Это солнечный камень перед вогнутым зеркалом – зеркало собирает и направляет свет.

Спаска передернула плечами, представив, как ужасны желтые лучи, отраженные от зеркала.

– А потом? Что будет потом?

– А потом я останусь на время в Верхнем мире. Знаешь, как меня называют добрые духи? Охранитель. Мне нравится, а тебе?

– А кого ты будешь охранять?

– Вечного Бродягу, конечно.

Он посмеивался, храбрился и хвастался, но Спаска чувствовала его волнение и даже страх. Нет, не перед красными лучами, их отец совсем не боялся. Он боялся, что что-нибудь пойдет не так.

– Татка, тебе надо поспать. Ты совсем изведешься за день.

– Да я бы и рад. Не могу. Не уснуть.

– А ты поешь и ляг. Я огонь разведу, ты согреешься и уснешь.

– Не хочу я есть, не могу – кусок не идет в горло.

– А ты через не могу поешь.

Спаска оказалась права: отец уснул – его разморило от еды и тепла. И она, конечно, посидела рядом с ним некоторое время, боясь громко вздохнуть. А потом выбралась из каменной клетушки на болото, глядя в сторону Змеючьего гребня на горизонте, и пошла к Лысой горке – сердце стучало так, что перехватывало дыхание.

19 мая 427 года от н.э.с.

Темный бог Исподнего мира издали почувствовал приближение мальчика: тот был осторожен и ни разу не вышел из тени кустов и деревьев. Ему помогал влажный полог предрассветного тумана. Но щитомордник видит не только глазами, в отличие от чудотворов, окруживших усадьбу.

Конечно, они догадывались, с какой стороны мальчик подойдет к ограде: там, где не надо пересекать открытое пространство, со стороны левого берега реки, поросшего ольхой. Но и Темный бог, занимая позицию, предполагал именно это. Он не слышал первых оглушительных птичьих трелей, но видел сгустки тепла, снующие по ветвям над его головой, – птицы в своей неуемной радости от встречи с солнцем прикроют мальчика.

Щитомордник хорошо видит тепло, а гюрза в случае чего окажет сильное сопротивление – она мягко обвила ногу чудотвора в тот миг, когда тот собирался повернуть голову в сторону шороха листьев сирени, – мальчик подпрыгнул и уцепился руками за верхнюю поперечину ограды. Чудотвор замер, тело его стало ощутимо холодней, вибрация раздражила змею, но не напугала. Мудрость змеи чувственна и безотчетна: ощущение безраздельной власти над огромным теплокровным существом лживо и не приносит удовлетворения. Не более минуты гюрза ловила исходившие от жертвы волны ужаса – осязаемые дремучим бессознательным, подсказывающие напасть и победить. Сильное тело было готово сжаться пружиной, но чудотвор не заметил мальчика, и Темный бог, обернувшись зеленой ящеркой, ушел в траву – пусть бедняга думает о бессоннице и предрассветных видениях.

В густом тумане звуки обманчивы, их много, они непонятны: если кто-то и слышал шаги мальчика, то не угадал их. Птичий хор трещал, свистел и чирикал ему вслед.

* * *

Йока вышел от Маленов поздней ночью, когда стихла суета в поселке и на несколько часов стемнело. Видна Маленка рассказала ему, как безопасней добраться до Важана: главное, не ходить ни вдоль реки, ни по дороге. И не являться в усадьбу через ворота. Дмита Мален подарил ему лунный камень – небольшой, чтобы можно было унести в кармане.

Йока добрался до усадьбы к рассвету, перелез через ограду там, где сирень росла гуще всего, прошел через парк и очень удивился, когда увидел свет в окне особняка. Он хотел кинуть камушек в стекло, но передумал и решил сначала туда заглянуть. Окно было высоким, пришлось карабкаться по острым и скользким выступам черных камней, но Йока не пожалел, что это сделал: там, в библиотеке, рядом с профессором Важаном он увидел Инду Хладана.

Йока скатился вниз и прижался к стене дома: вдруг и вокруг особняка его караулят чудотворы? Но в ту же секунду кто-то крепко взял его за руку: от испуга он едва не вскрикнул.

– Тихо, – шепнул ему Цапа Дымлен. – Тихо, господин Йелен. Пойдем.

Они зашли в особняк со стороны площадки для пикников, после чего поднялись по черной лестнице чуть ли не на самый верх.

– Ну вот, – Цапа вздохнул с облегчением, – здесь можно говорить вслух. Приветствую вас в доме профессора Важана. Это комната для гостей.

Он распахнул дверь и пропустил Йоку вперед, зажигая солнечные камни: комната для гостей была размером с залу в доме Маленов. В алькове стояла кровать под пологом, рядом – трельяж и роскошный резной комод (в нем бы поместилась вся тайная комнатка Маленов). Бюро, сервант, круглый столик с креслами вокруг. И пуф – мягкий пуф на ковре возле кровати.

– Это вход в туалет и в ванную. Здесь и над кроватью – звонок для вызова прислуги. Тут за шторой – балкон, но выходить на него пока не стоит. Кстати, шторы вообще не пропускают света, но в ближайшие несколько часов я бы не рекомендовал до них дотрагиваться. Вы, наверное, устали, господин Йелен? Предлагаю вам умыться и лечь отдыхать. Я пришлю дворецкого, он посмотрит, что с вашей ногой. Здесь вам ничто не угрожает, можете спокойно спать хоть до вечера.

– А… чудотворы?

– Они скоро уберутся. Оставят соглядатаев вокруг усадьбы, но нам на них наплевать, вы не находите?

– Цапа, а что, никто не знает, что профессор Важан – мрачун?

– Все знают, – пожал плечами Цапа.

– А почему его тогда не арестуют?

– Однажды профессора арестовали. Это было лет тридцать назад. Я думаю, тот грандиозный скандал никто еще не забыл: он стоил отставки тогдашнему Приору Тайничной башни. Нет, арестовать профессора Важана нельзя. Меня – можно, а профессора – нет.

Проснулся Йока только к ужину следующего дня: перед тем, как уложить его спать, дворецкий Важана дал ему какие-то успокоительные капли.

Все тело ломило, и особенно сильно болела проколотая ступня – Йока едва дошел до ванной комнаты. Почему он не замечал этого ночью?

Его пробуждение обнаружили очень быстро: сначала в комнату зашел Цапа – пожелать Йоке доброго утра, – а не больше чем через десять минут к нему поднялся сам профессор Важан и, увидев, что Йока с трудом может ходить, велел подавать ужин наверх.

– Я думаю, теперь нет нужды притворяться, Йелен. Мы можем говорить друг с другом откровенно? – Важан подошел к окну и внимательно посмотрел вниз.

– Да, профессор.

– Я полагаю, ты не очень обрадовался тому, что ты мрачун?

– Не очень.

– Быть мрачуном вовсе не так плохо, как кажется. – Важан повернулся к Йоке лицом и скривил подобие улыбки.

– Профессор Мечен говорил мне прямо противоположное.

– Он хотел тебя запугать. Ему отдали такое распоряжение, и он его исполнил. Как умел, конечно.

– А почему ему отдали такое распоряжение?

– Ты очень сильный мрачун. Ты нужен чудотворам. Наверное, ты хочешь меня о многом спросить? Давай присядем за стол.

– Да. Я хочу спросить о многом. – Йока даже растерялся, не зная, с чего начать.

– Я понимаю, что мысли твои сейчас сумбурны, поэтому начну сам. А ты будешь задавать мне вопросы, если чего-то не поймешь. У нас впереди много времени. И начну я с энергетической модели двух миров – предмета изучения и теоретического мистицизма, и оккультизма. Эта модель знакома каждому чудотвору со школьной скамьи, и большинство мрачунов тоже неплохо ее себе представляет. Ты привык к тому, что чудотворы – это генераторы энергии, которая зажигает солнечные камни. Это не так. Закон сохранения энергии одинаково действует и в естествознании, и в мистицизме, и в оккультизме. Эту энергию чудотворы черпают из Исподнего мира. Они – боги Исподнего мира, им поклоняются, перед ними благоговеют, и это создает некий эгрегор, энергетическое поле. Не буду утомлять тебя ненужными подробностями, но, попадая в это поле, чудотвор собирает то, что мы называем биоэнергией, и трансформирует ее в энергию, которую мы называем энергией стихий или энергией материальной. Именно она зажигает солнечные камни. В свою очередь, мрачуны способны аккумулировать энергию материальную, энергию стихий – и преобразовывать ее в биоэнергию. Которую, как правило, отдают призракам – тем, кто приходит к нам из Исподнего мира. Таким образом, симбиоз мрачунов и чудотворов обеспечивал бы равновесие энергий в двух мирах. Теперь, я думаю, ты сам можешь сделать некоторые выводы…

– Я их сделал еще неделю назад. Как только я узнал, что мрачуны отдают энергию призракам, я сразу сказал Мечену, что глупо считать мрачунов преступниками, ведь они защищают от призраков обычных людей. Если бы не было мрачунов, призраки приходили бы к обычным людям, правильно?

– Да, но не только. Мне кажется, тебе пора сделать следующий вывод. Подумай, что еще вытекает из нарисованной мною энергетической модели.

«Ваш мир скоро лопнет, как обожравшаяся пиявка». Так сказал Змай…

– Это будет не мой вывод. Я уже слышал его от Змая: наш мир разрывает энергия чудотворов. И скоро свод не сможет удержать напор Внерубежья.

– Пожалуй, это главное, что ты должен был понять.

– А чудотворы этого разве не понимают?

– Понимают лучше нас с тобой. Они ничего не могут сделать. Чтобы держать свод, им нужна энергия, а чем больше энергии они на него тратят, тем больше энергии требуется на его удержание. Они в ловушке. Они практически уничтожили мрачунов, они растворили их кровь в крови обычных людей, и теперь, даже если они завтра снимут запрет на мрачение и возведут всех мрачунов в почетные граждане Обитаемого мира, этого все равно не хватит, чтобы уравновесить энергии миров быстрей чем за тысячу лет. Свод рухнет раньше.

– Значит, Змай говорил правду? Славлену зальет лава и засыплет пепел?

– К счастью, я до этого не доживу, – хмыкнул Важан. – А ты доживешь. Именно поэтому чудотворы собирают сильных мрачунов на границе свода, позволяя им питаться энергией стихий, чтобы сбрасывать ее в Исподний мир.

– И поэтому им нужен я?

– Да, поэтому.

Что-то не складывалось. Йока чувствовал, что какого-то звена в логической цепочке не хватает. Почему чудотворы непременно хотели, чтобы Йока оставался на их стороне? Ведь им должно быть все равно, с кем он – он отдает танцующей девочке все, что может отдать… А это значит, что в Исподний мир уходит та же самая энергия, независимо от того, друг он чудотворам или враг.

– Профессор, а кто такой Змай?

– Змай? Бог Исподнего мира.

– Вот так просто? – Йока усмехнулся.

– Этого пока вполне достаточно.

– А Стриженого Песочника можно спасти? Вытащить с рудника?

– Принципиально возможно, но смысла не имеет. К тому же это было его решение, а за глупость надо расплачиваться. Его предупреждали. – Важан скроил презрительную мину, и Йока в ответ насупился. – Не надо на меня дуться. Это не детские игры. Стриженый Песочник станет свободным только тогда, когда Вечный Бродяга прорвет границу миров.

И тут Йока вспомнил, что хотел написать отцу письмо.

– Ваш Вечный Бродяга никакой границы не прорвет. – Он снисходительно посмотрел на профессора.

– Ты так уверенно об этом говоришь…

– Я видел вашего Вечного Бродягу. Я его нашел.

Важан посмотрел на Йоку не менее снисходительно. И даже улыбнулся:

– И где же ты его нашел? За сводом?

– Нет, в лесу. Недалеко от Речины.

– Поверь, мне это очень интересно… Расскажи все с самого начала. – Важан поднялся и подошел к двери – повернуть ручку звонка, вызывая прислугу, – но на пороге появился Цапа в сопровождении дворецкого.

– Цапа, пока накрывают на стол, принеси из библиотеки атлас пригородов Славлены, пожалуйста.

– Как скажете, профессор. – Цапа поставил на стол поднос с супницей и немедленно удалился.

– Итак, Йелен?

И за ужином Йока рассказывал Важану о никчемном чудище, случайно повстречавшемся ему в лесу. Профессор и Цапа слушали его не просто внимательно: они смотрели ему в рот и приговаривали: «Так-так». Поочередно. Они заставили его воспроизвести картинки, нарисованные на валунах; для этого из библиотеки специально принесли альбом и карандаши. Впрочем, рисовал Йока не очень умело, зато с легкостью нашел и показал место на карте – там было отмечено возвышение, называемое Речинскими взгорьями, хотя и находилось оно от Речины довольно далеко, примерно в трех лигах. Наверное, потому, что ни одного населенного пункта поблизости больше не было.

– Ты понял, Цапа? – разглядывая рисунки в десятый раз, спросил Важан.

– Я давно все понял. – Цапа пожал плечами.

– Я думаю, Йелен имеет право знать эту историю, как ты считаешь?

– Без сомнений, профессор!

– Йелен, ты только что сообщил нам то, чего мы не знали, но много лет хотели узнать. Старуха, которую повесили, – это Угара Сретенка, мрачунья. Она была совсем сумасшедшей, когда уходила от людей. У нее родился глухонемой внук, и больше всего она боялась, что рано или поздно его заберут чудотворы. Потому и переселилась в лес. Кстати, тогда этой железнодорожной ветки еще не было. Это случилось… примерно двадцать лет назад. Мальчику тогда было около десяти лет, он очевидно не мог говорить, но уже тогда хорошо рисовал. Я помню его. Да, а ветку построили около пятнадцати лет назад – может, чуть-чуть раньше, когда строили Магнитный. Кстати, я не сомневался, что мальчик давно умер. Мы искали его в лесу после того, как сумасшедшую Угару повесили. Но не нашли, конечно. А он… Значит, он выжил…

– Ничта, – фамильярно прервал его Цапа, – в твоем рассказе нет никакой поэзии. Слушай лучше меня, Йока Йелен. Представь себе, как однажды к пещере в лесу…

– У них был домик, – перебил его Йока. – Только он уже развалился. Я видел его развалины.

В комнату зашел дворецкий и начал неторопливо убирать со стола.

– Отлично. Представь себе, как к домику в лесу однажды приходит беременная росомаха. Между прочим, священное животное для мрачунов, потому что все знают, что именно росомаха родит Вечного Бродягу. Так вот, к ним является росомаха с раздувшимся брюхом и не может разродиться. Что должна думать сумасшедшая мрачунья? Заметь, будь старуха в здравом уме, она бы никогда не поверила в то, что росомаха может родить мальчика. Что делает мрачунья? Рассекает чрево росомахи, конечно. И вытаскивает оттуда… человеческое дитя! Думаю, любой врач подтвердит, что недоношенные младенцы – очень маленькие и покрыты первородным пушком, словно шерстью. Что может подумать сумасшедшая старуха? Что этот младенец и есть Вечный Бродяга! Но он слишком мал, а старуха, хоть и сумасшедшая, понимает, что дитя умрет без еды и тепла. Ну, тепло она еще могла бы ему обеспечить, но где старуха возьмет молоко? И она отправляется на железную дорогу и садится в поезд. Чтобы найти ребенку кормилицу. Но вместо кормилицы появляется Инда Хладан! Чудотвор! Конечно, ребенка отбирают, а старуху отправляют на виселицу, потому что она твердит как заведенная, что дитя – это Вечный Бродяга. Ведь она сумасшедшая. Хочу заметить, мрачуний, которые объявляли своих детей Вечным Бродягой, в то время было несколько десятков. Об этом писали все газеты.

– А… а глухонемой мальчик? – спросил Йока.

Дворецкий посмотрел на Цапу и хитро прищурился.

– Глухонемой мальчик, видимо, следил за старухой, или она успела его спрятать, прежде чем ее схватили чудотворы. Но мальчик видел Инду Хладана с младенцем на руках. Он возвращается в лес и устраивает там «святилище», подобно первобытному человеку. Он не может говорить, но хочет запечатлеть это событие, рассказать о нем людям. Возможно, тогда он был еще не так безумен, как теперь. Возможно, его бабка нашла способ разговаривать с ним, и он знал легенду о Вечном Бродяге. Потому что событие показалось ему настолько важным, что он до сих пор придерживает в «святилище» некоторый порядок, ухаживает за могилой росомахи.

– Значит, это… не Враг? Не Вечный Бродяга?

– Конечно нет. Вечный Бродяга – очень сильный мрачун, он может размазать по стенке не только профессора Мечена, но и всех мрачунов, охраняющих Брезенскую колонию. Он может, погасив ночник, передать своему призраку столько энергии, что в Верхний мир явится Охранитель. И, наконец, он может прорвать границу миров до того, как Обитаемый мир будет сметен с лица земли. А?

– Цапа, Цапа. – Профессор тронул его за руку. – Ты красиво сказал, но пока хватит. Я думаю, Йелен не задал нам самого интересного вопроса. Йелен, о чем бы еще ты хотел спросить? Если, конечно, предположить, что рассказ Цапы – чистая правда.

– А что, росомаха на самом деле может родить мальчика? – Йоку больше занимали слова Цапы о профессоре Мечене и сильном мрачуне.

– Нет. Не может. Лучшие эксперты Славлены вынесли такое решение и передали его думской комиссии. – Цапа широко и довольно улыбнулся.

Глаза дворецкого смеялись. Он снова взглянул на Цапу, а потом и на Йоку.

– Вы что, издеваетесь надо мной? – обиженно проворчал Йока.

– Нет, – прервал их смех Важан и велел дворецкому: – Сядь, Черута. Покажи господину Йелену свои руки.

1 мая 427 года от н.э.с. Исподний мир

Жар сменился слабостью, и Волчок еще толком не стоял на ногах, когда за ним пришла карета из службы дознания Государя. То ли пятый легат нашел способ замолвить за Волчка словечко, то ли Змай, но дознаватели были на удивление мягкими, задали всего несколько вопросов и, выслушав ответы о приказе господина Явлена, не стали даже устраивать проверок и расспросов, где произошла их встреча и во что господин Явлен был одет. Спросили, правда, зачем приходил Огненный Сокол, и Волчок ответил, что капитан звал его в свою бригаду – это мог бы подтвердить и пятый легат. В общем, ни пятисот золотых лотов, ни капитанской кокарды получить не удалось, и Волчок так этому радовался, что, выйдя на Дворцовую площадь, с полчаса стоял прислонившись к фонарному столбу и не мог ступить и шага.

Впрочем, ничто не мешало дознавателям Государя вернуться к допросу через несколько дней, и Волчок вздохнул с облегчением, когда пришел приказ двадцать девятого апреля явиться на службу собранным для недельного похода.

Волчок не ошибся – Огненный Сокол нашел способ убрать его на время из Хстова. Однако обольщаться не следовало: капитан наверняка хотел устроить Волчку еще одну проверку, иначе оставил бы его на какой-нибудь заставе Северного тракта – зачем на Змеючьем гребне гвардеец, который еле волочит ноги?

На этот раз шли не таясь – строем, вместе со стрелками Государя, – словно хотели выставить силу напоказ: земля дрожала под сапогами, печатавшими шаг. Огненный Сокол ехал верхом вместе с командиром стрелков и двумя чудотворами (хвала Предвечному, господина Явлена среди них не было). Однако через болото шли все же ночью, в темноте, не зажигая факелов, а прибыли на Змеючий гребень до рассвета – на этот раз выбирали самую короткую дорогу.

Что-то было не так: Волчок это понял еще на рассвете. Разведчики, прибывшие на место за сутки до стрелков, о чем-то шептались с Огненным Соколом и чудотворами, указывая на Цитадель. А потом из-за гребня показалась долговязая сутулая фигура Чернокнижника – он возвращался с болот, а не из замка. И разведчики так размахивали руками, что пропустить его появление было трудно. Рядом с ним шел тонкий высокий юноша с луком за плечами, и Волчку почудилось что-то знакомое в его фигуре.

Лагерь разбили часа за полтора, Огненный Сокол отдал команду отдыхать. И Волчок жалел, что на этот раз никто не даст ему подзорную трубу – посмотреть на колдунов. Шагая по болоту, он мечтал об отдыхе, слабость после болезни еще не прошла, и обычно его клонило в сон даже на ходу. А тут, в двух шагах от Лысой горки, сон улетучился, после ночи на болоте тянуло почки и ныли рубцы на плече. Волчок повалялся в шалаше часа два, толкая в бок соседа, который норовил повернуться на спину и захрапеть, а потом не выдержал и выбрался наружу.

– Гляди-ка, – тут же раздался тихий голос Огненного Сокола. – Вот кто выберет самую красивую колдунью! Волче! Тебе, как всегда, не спится?

Капитан, один из чудотворов и командир стрелков смотрели на Лысую горку из-за каменной гряды. Сокол, без клобучка и привязи, расхаживал по камням и тоже пристально смотрел вниз. Волчок пожал плечами – ему показалось, что они развлекаются.

– Иди сюда. Мы поставили по золотому лоту на трех колдуний. Ты нас рассудишь – выберешь самую красивую.

– Я ничего не понимаю в женской красоте, – усмехнулся Волчок и заметил, что Огненный Сокол потихоньку показывает ему пальцы, сложенные колечком.

– Тот гвардеец, что перед смертью рассказал нам о красавице-колдунье, тоже ничего в этом не понимал. Ты нам вполне подходишь.

Волчок вопросительно глянул на Огненного Сокола – пальцы, сложенные колечком, были явным намеком на монетку, но как понять, что за девушку выбрал капитан? Огненный Сокол же невозмутимо кинул в рот кусочек вяленого мяса и позвал птицу:

– Рыжик… Иди, иди сюда…

– Не тяни время, Знатуш, – проворчал стрелок. – Сейчас девки разбегутся.

Рыжик склевал разжеванное мясо, как всегда, изо рта хозяина. Они хотят таким образом найти Спаску? Или в самом деле просто развлекаются?

– Волче, бери подзорную трубу и смотри. Одна сидит у самого крайнего костра справа. Вторая сейчас говорит с Чернокнижником. Третья несет охапку хвороста – видишь?

Волчок кивнул. Спаски не было на Лысой горке, он бы увидел ее и узнал безо всякой подзорной трубы. Он посмотрел на лицо колдуньи, которая несла хворост, пока та не успела скрыться в какой-нибудь землянке. Вторая, говорившая с Чернокнижником, была интересней – рыженькая, улыбчивая. Третья, бледная и беловолосая, с печальной красотой и печатью безвременной смерти на лице, понравилась ему больше остальных, но он решил подыграть Огненному Соколу.

– Рыженькая. Которая с Чернокнижником говорит, – усмехнулся он и отдал подзорную трубу капитану.

– Все слышали? – довольно переспросил тот. – Я выиграл три золотых лота.

– Ты как всегда где-то сжульничал, – ответил стрелок. – Но, как говорится, не пойман – не вор. В следующий раз выиграю я.

– А не тот ли это Волче, который Желтый Линь? – спросил вдруг господин Красен, доставая из кармана монетку.

– Нет, – ответил Огненный Сокол. – Это Волче Зеленый Налим.

– Мне не до шуток, Знатуш.

– А если вам не до шуток, то здесь не комната для дознаний. Иди, Волче.

– Нет, постой! – Господин Красен повысил голос.

– Иди, Волче, – повторил капитан с нажимом. – Помоги стрелкам разбирать арбалеты.

Ничего себе! Пять лет назад Огненный Сокол совсем не так говорил с чудотворами! Однако Волчок посчитал нужным не мозолить чудотвору глаза. И радости в этом столкновении было мало – чего доброго, чудотворы потребуют нового разбирательства.

Волчок не успел отойти от лагеря и на пятьдесят шагов, как его окликнул Градко:

– Волче? Погоди.

Волчок оглянулся, а Градко ему подмигнул.

– Держи. – Он кинул Волчку золотую монетку, которую тот ловко поймал. – Капитан велел тебе передать. И еще сказал, что арбалеты разберут без тебя, просто не показывайся в лагере до обеда – хошь по лесу гуляй, хошь поспи где-нибудь.

Волчок кивнул и хотел идти дальше, но Градко снова его окликнул:

– Я еще хотел сказать. Не беспокойся из-за чудотвора. Чудотворы не станут выступать против Храма в открытую, возьмут вину на себя. Это они так, пожурить Знатуша.

Градко вернулся к лагерю, а Волчок, забравшись в лес поглубже, сел на поваленное дерево и потер рубец на плече – не стоило вылезать из шалаша, там было теплей.

Шагах в ста меж деревьев чернел лог, заросший папоротником, и виднелись развалины каменного дома, так напугавшие Волчка пять лет назад. Только на этот раз он совсем не боялся – ни лога, ни выбеленных временем останков, ни обещанной страшной смерти. Чего бояться мертвых? Неужели они могут выдумать смерть страшней, чем выдумывают храмовники?

В лесу весна чувствовалась сильней, чем на болоте, – сухо было. Сквозь колтуны прошлогодней травы уже пробивались зеленые ростки, набухали почки на кустах, кое-где желтела мать-и-мачеха, и пели птицы, заглушая все звуки кругом. Завтра будет солнечный день, весна хлынет на землю, и ничто не сможет ее остановить. И принесет ее девочка, которая силой добрых духов разгонит тучи. Волчок опустил голову – ему хотелось назад, к каменной гряде, которая прикрывала лагерь от взглядов с Лысой горки. Он хотел увидеть Спаску и боялся, что Огненный Сокол сразу поймет, о какой красавице-колдунье говорил недобитый гвардеец.

Шагах в пяти, прячась в сухой траве, пробежала крыса и скрылась под макушкой поваленного дерева. Волчок, вспомнив предупреждение чудотвора, поискал глазами камушек, но не нашел и махнул на крысу рукой. Однако появление второй крысы его насторожило – та тоже бежала от развалин каменного дома. Их что-то спугнуло. Кто-то спугнул. Кто может прятаться в развалинах, где весь пол усеян белыми костями? И, наверное, благоразумным было бы уйти с этого места. Но Волчок услышал явственный шорох и глухой звук – что-то стукнуло о каменный пол.

Он был далек от мысли найти и изловить лазутчика, но ему захотелось взглянуть: а человек ли прячется за каменными стенами? Единственное, чем он рисковал, – нарваться на нож из-за угла, если в развалинах и в самом деле лазутчик, а потому взялся за рукоять ножа на поясе. И благоразумно обошел развалины со стороны лога, прячась за деревьями. За щебетом птиц никто не расслышал бы его шагов по мягкой земле.

На пороге проема, некогда бывшего дверью, лежали осыпавшиеся камни, поросшие папоротником, – бурые плети безвольно стелились по острым обломкам, тронутым лишайником. И Волчок без труда различил след, сорвавший лишайник с камня и примявший листья папоротника. Он постоял, прижавшись к стене и прислушиваясь: не слышно ли дыхания по ту сторону проема? Нет, негромкий звук раздался от противоположной стены – словно кто-то переступил с ноги на ногу.

Волчок скользнул в проем, выхватывая нож, и обмер: посреди развалин стояла Спаска. Нож едва не выпал из дрогнувшей руки, и, шагая вперед, Волчок поспешил вернуть его в ножны – только не сразу попал. Под сапогами хрустели кости, и голые черепа смотрели не в небо, а в лицо – словно хотели усовестить. За пять-шесть шагов, что он успел пройти, тысячи мыслей пронеслись в голове, одна другой страшнее. Сотня человек с Огненным Соколом во главе, двести стрелков Государя – красавица-колдунья и гвардеец, которых ищут по всему Хстову.

– Я должна была увидеться с вами, – тихо сказала Спаска, когда Волчок подошел вплотную.

Он обнял ее только потому, что хотел защитить, укрыть, спрятать.

– Дурочка… Ты что же, смерти моей хочешь?

Она испуганно покачала головой и потерлась щекой о его плечо. Волчок прижал ее к себе покрепче и коснулся губами ее волос. Спаска не поднимала рук, они висели безвольно – и ни оттолкнуть его, ни притянуть к себе не могли.

– Маленькая, разве можно было сюда приходить?

Тут в голову стукнула новая догадка: наблюдатели видели, как она поднялась на гребень, но побоялись спугнуть – и теперь следят, чтобы в подходящую минуту схватить.

– Я должна была, понимаете? – шепнула она. – Я боялась, что больше никогда не увижу вас.

– С гряды болото видно до самого горизонта. Как ты прошла?

Надо было немедленно увести ее отсюда. Немедленно. Но Волчок вдруг понял, что не может выпустить ее из рук. Нет такой силы, которая заставит его разжать объятья. И пока он обнимает ее, никто не способен причинить ей вред.

– Я шла со стороны лога. Меня никто не видел.

– Если нас кто-нибудь застанет здесь…

– Я понимаю. Но я должна была, должна!

– Девочка… – Руки сами скользнули выше, прижимая ее к груди тесней. Она не противилась.

– Я пришла часа два назад. Я знала, что вы сюда придете.

– Откуда?

– Здесь… тени кругом. Тени Цитадели. Я попросила их вас позвать.

– Я оказался здесь случайно. И так же случайно здесь может оказаться кто-нибудь еще.

– Нет. Никто не придет. Все боятся лога. В нем спит чума.

Голые черепа смотрели пристально, не мигая. И Волчку показалось, что меж осклизлых камней, осыпавшихся стен и пустых оконных проемов – со всех сторон в самом деле кружатся зловещие тени. Или это туман опускался на Змеючий гребень?

– Я очень боялась за вас. Я так боялась, что иногда не могла уснуть.

– Никогда за меня не бойся. Я уже говорил.

– Вы нарочно это говорите, как будто бояться нечего. А на самом деле…

– Нет, я говорю это не потому, что нечего бояться. А чтобы ты не боялась за меня. В этом что-то неправильное есть. Я сам за себя побоюсь, а ты мне доверяй просто.

– Я доверяю вам.

Пение птиц вдруг стало раздражать – из-за него невозможно было услышать, нет ли кого-нибудь рядом. И… своим беззаботным щебетом они словно оскорбляли тишину, подобающую склепу. Туман вокруг клубился, становился все гуще и серей. Будто предупреждал об опасности.