Текст книги ""Стоящие свыше"+ Отдельные романы. Компиляция. Книги 1-19 (СИ)"

Автор книги: Ольга Денисова

– Я бы взялся его сопровождать, если бы не прибытие обоза, – сказал Явлен. – Здесь добраться до заброшенного портала довольно трудно – понадобится не меньше суток, если не больше. Но и в Верхнем мире дорог возле портала нет, они поедут на вездеходах, пока будет возможно, а потом пойдут пешком.

Крапа кивнул. Ему не очень хотелось встречать Хладана в непроходимом болоте – пусть бы этим занялся Огненный Сокол и другие «лучшие люди».

– Ну и не езди, – согласился Явлен. – Зачем? Думаю, Хладан разберется без нас. Он почему-то уверен, что оборотень прячется именно там. С чего он это взял, я ума не приложу. Но часиков в семь выйди с ним на связь, он сейчас уточняет место – найти портал будет не так просто, как здесь, так и у нас.

Явлен передал Крапе телеграмму с приметами Йоки Йелена и его фотографию – Хладан все же сомневался в местонахождении мальчика и велел искать его повсюду. Вместе с оборотнем. И Крапа не стал говорить, что вместе с ними, скорей всего, будет и девочка. Хотя… девочка уже могла вернуться в замок.

Воспоминание о той полуночи на площади Чудотвора-Спасителя, после сожжения тела Живущего в двух мирах, вдруг толкнуло Крапу неожиданной мыслью: не мог Желтый Линь хладнокровно сдать девочку-колдунью Особому легиону. Ну не мог! В ту ночь Крапа еще не знал истории про горбуна, поэтому и поверил своей догадке. А сейчас… Хотя кто его знает, этого Желтого Линя… Может, он этого и хотел, но остановил его вовсе не удар чудотвора. Ведь отказался он от своего намерения очень легко.

Явлен ушел быстро, и Крапа вернулся в кабинет, где Желтый Линь усердно составлял список документов по делу о пропавших детях.

– Волче, бросай. Надо написать три приказа в Особый легион и немедленно их передать. Думаю, мне стоит поехать к третьему легату лично, чтобы он не посчитал эти приказы не заслуживающими внимания.

Желтый Линь лишь молча достал чистую бумагу.

– Нет, на пергамене напиши. Солидней. Или тебе нужен черновик?

– Мне нет, обычно черновик нужен вам, – ответил он.

Красен улыбнулся: секретарь был совершенно прав, Крапа любил вставить в продиктованный документ какую-нибудь упущенную важную деталь.

Он продиктовал приказ о поиске и поимке мальчишки Йелена, и если Желтый Линь удивился, то вида не подал. А вот продиктованные приметы оборотня заставили его остановиться и поднять голову.

– Это же…

– Ага, – кивнул Крапа. – Живущий в двух мирах. Возможно, все еще живущий…

Удивление на лице Желтого Линя померкло, он снова напустил на себя равнодушный вид. Наверное, идеальный секретарь и не должен долго удивляться – его дело писать, а не думать. Но ведь Желтый Линь думал, думал! Хотел бы Крапа узнать, что́ он об этом думает…

А еще он тоже должен был догадаться про девочку, про то, что с Живущим в двух мирах будет и девочка-колдунья! Ведь он видел, что они встретились. Но о девочке Желтый Линь ничего не сказал.

До встречи с Хладаном Крапа успел и передать приказы в Особый легион, и встретиться с Огненным Соколом, на словах рассказать о поставленной задаче. На всякий случай сводил Знатуша в храм Чудотвора-Спасителя и показал лик того чудотвора, с которым ему предстояло встретиться, – чтобы у Огненного Сокола не осталось иллюзий насчет важности этой встречи. Ну и посулил денег за поимку мальчишки, чтобы он старался на совесть. Крапа не сомневался, что у Хладана ничего не выйдет, – оборотень может защитить себя и детей от гвардейцев Храма.

А Верхний мир, как всегда, ослепил солнцем… Солнцем, и зеленью, и насыщенными красками лета. Было удивительно тепло – непривычно после промозглой сырости Исподнего мира. В первые несколько часов в Верхнем мире у Крапы всегда болела голова: от свежего и сухого воздуха, от легкости дыхания.

Хстовский портал имел выход в Храсте, неподалеку от старой крепости – игрушечной, лубочной по сравнению с действующими крепостями и замками Исподнего мира. Крапа мог бы указать реставраторам на ошибки, но это мало кого волновало: музей под открытым небом должен производить впечатление, а не отражать действительную историю.

Дежурные у портала, как всегда, встретили его радушно, но сказали, что Хладан еще не появился, дал телеграмму о выезде из Славлены около полутора часов назад, а значит, скоро должен прибыть. Крапа расположился за столиком на отрытой террасе особнячка чудотворов, под сенью столетних лип и кленов, с видом на Лудону. Ни открытой воды, ни высоких деревьев в Исподнем мире он не видел – предполагалось, что здесь у него отдыхает глаз. На самом же деле вид с террасы лишь натолкнул Крапу на мысли о прорыве границы миров.

Хладан прибыл в восемь вечера: одетый по-походному, в приподнятом настроении.

– С чего вы взяли, что оборотня и мальчишку нужно искать именно там?

– Красен, лучше бы вы меня не спрашивали, – засмеялся Хладан.

– Почему?

– Потому что если я отвечу, вы сочтете меня сумасшедшим. Но мне очень хочется поделиться с вами этой мыслью и понять, насколько и вы безумны тоже.

– Тогда попробуйте.

– В домике на этом месте – а я искал домик, а не портал – когда-то жил Айда Очен, убитый змеем. И мне кажется, что домик этот перешел к змею по наследству.

– Там давно ничего не осталось. Тем более домиков, построенных пятьсот лет назад. С тех пор как упали берега Лодны, это самое гнилое место во всей Млчане.

– Тем более! Где еще прятаться змею, как не в самом гнилом месте? – снова засмеялся Хладан.

– В Хстове, конечно, где почти сотня тысяч жителей. Там его обнаружить гораздо сложней, чем на болоте.

– Ну, теперь его знает в лицо каждая собака!

– В Млчане двадцать часов в сутки идет дождь. Летом – пятнадцать. Люди в Хстове носят плащи с капюшонами, прикрывая лица от дождя. И не очень-то смотрят по сторонам. Кроме того, я не думаю, что оборотень, если он жив, будет разгуливать по городу – он будет отсиживаться в каком-нибудь домике на окраине. И найти его там невозможно.

– Поехали с нами, Красен! Вы всегда успеете вернуться в свой Хстов. Насколько я понимаю, переход границы миров для вас не такая серьезная проблема, как для меня.

– Мне нужно сообщить людям Особого легиона, куда им следует направляться и что искать.

– Так в чем же дело? Сообщите и возвращайтесь сюда. Пусть они месят болотную грязь, а мы поедем туда на вездеходе. Я сначала хотел идти по Лудоне, но от берега до портала две лиги, а от просеки – одна.

– Особый легион доберется туда примерно через сутки. Может, чуть раньше – к завтрашнему обеду. При этом люди будут усталыми после тяжелого перехода. Около пяти лиг по болоту – это тяжелый переход. – Крапа покачал головой.

– Мы за это время освоимся и поищем домик на бывшем берегу реки.

– Хорошо. Но мне нужно не меньше часа. В Хстове нет ни телеграфа, ни трамваев, ни авто. А я пришел к порталу пешком, без кареты.

– Мы подождем. У нас еще есть дела перед выездом.

– Это же авантюра, Хладан…

– Разумеется. Я люблю авантюры. И я люблю… как бы это сказать… все пощупать своими руками и увидеть своими глазами. Если мы не найдем оборотня на болоте, мы отправимся искать его в Хстов.

– Человеку вашего положения не пристало выполнять работу обычной ищейки.

– А я необычная ищейка! – расхохотался Хладан, и Крапа понял: это не приподнятое настроение, а возбуждение и волнение.

* * *

Красен отпустил Волчка рано, и тот, прежде чем идти домой, заглянул к Зоричу и отправил голубя в замок. В записке было три слова: «Хлопок – Спасо-Чудотворная лавра».

До конца службы у Красена оставалось семь дней (Красен выторговал у пятого легата еще три дня), а Волчок успел узнать только это. Впрочем, предполагалось, что он будет захаживать к Красену после службы – дописывать учебник по естествознанию, – но вряд ли в это время удастся что-нибудь подслушать или подсмотреть. Красен хотел забрать Волчка к себе насовсем, но не раньше осени.

Для ужина было еще слишком рано, да и мамонька не ждала его в этот час, и Волчок поднялся к себе: снял надоевшие сапоги и уселся за стол. Обычно у него не было времени с утра до позднего вечера, а тут он не знал, чем заняться. Огненный Сокол поехал на далекие болота, искать Змая – а значит, и Спаску. И Волчок очень жалел, что на этот раз остался в Хстове, хотя не сомневался: Змай сумеет защитить ее лучше него. Но… тогда можно было бы ее увидеть. Хоть издали, хоть одним глазком.

Наверное, она снова пишет Волчку письма, только их не с кем отправить. И если кто-нибудь явится завтра к Волчку с ее письмами, ему нечего будет ей передать.

Он достал письменные принадлежности из ящика и почесал перышком лоб. О чем ей написать? О том, как он по ней скучает? О том, что ее существование делает его жизнь осмысленной? Что он ходит по краю пропасти только ради того, чтобы она жила и несла миру солнце? Рассказать, как, всем телом вжимаясь в стену и вырывая заделанные в кирпич чугунные кольца, думал о ней – и от этих мыслей отступал страх? О том, что горбун-болотник ответит за свое злодейство? Что чудотвор Крапа Красен вовсе не похож на злого духа, отнимающего у людей сердца? Что Государь тоже читал сказки о злых духах?

«Милая моя маленькая девочка, самая прекрасная девочка на свете…»

Чернила засохли на кончике пера. Волчок срезал кончик ножом и продолжил: «Я думаю о тебе. Я видел тебя в тот самый миг, когда понял, что с твоим отцом все хорошо. Я видел тебя и раньше, днем, на площади, но не мог подойти. А ночью я хотел проводить вас хотя бы до ворот, но мне помешали, поэтому мы не встретились. Ты плакала, и я не знал, нужно ли тебя утешать, ведь раньше ты плакать не умела.

Я все время помню о тебе. И каждый раз, открывая двери в трактир, думаю: а вдруг ты приехала? Но мысль о том, что ты с отцом, успокаивает меня, потому что с ним ты в безопасности. И не нужно больше убегать от него ко мне, иначе коса у тебя никогда не отрастет».

На этом мысли иссякли. Волчок писал ей письма тем же почерком, каким и записки в замок Сизого Нетопыря: не нужно, чтобы там мелькал почерк секретаря пятого легата, слишком многие его знают. Конечно, при желании нетрудно было бы догадаться: оставались характерные буквы и завитки. Но для этого требовалось сравнивать образцы, на первый же взгляд ничего общего не было.

4–5 июля 427 года от н.э.с.

Заключение врачей клиники доктора Грачена, о котором Йера думал всю ночь, почему-то снова поколебали его уверенность в здравости собственного рассудка. Ощущение провала, проигрыша не проходило – Йера поднялся с постели в черной меланхолии, без желания жить и что-либо делать. Ему хотелось уединения, но скорое расставание с семьей исключало такую возможность.

А после завтрака неожиданно пришла телеграмма от доктора Чаяна с просьбой принять его для частной беседы. Дома вовсю шли сборы Ясны и Милы в дорогу, прислуга сбивалась с ног – отъезд был назначен на понедельник. К тому же Йера вовсе не желал встречаться с Чаяном. Но посчитал отказ нарушением правил приличия и согласился принять доктора, полагая, что разговор в библиотеке – это, конечно, не приглашение на обед или ужин, но в сложившихся обстоятельствах шаг допустимый.

Чаян приехал с небольшим опозданием – никогда не бывал в Светлой Роще, и они долго расшаркивались друг перед другом в извинениях: доктор – за опоздание, Йера – за беспорядок в доме и отсутствие должного приема.

Усевшись возле журнального столика вместе с гостем, Йера сразу же вспомнил тот злополучный майский вечер, когда на этом самом столике покачивалась в стойке огромная кобра. Доктор заметил замешательство Йеры и тут же спросил:

– Вас что-то пугает, судья? Вам неприятно здесь находиться?

Если в клинике Чаян был бесстрастен (и уже тогда располагал к себе), то в частной беседе проявил гораздо большую мягкость. Мрачное настроение Йеры вдруг сменилось слезливой жалостью к себе, и участие доктора неожиданно показалось необходимым, желанным бальзамом на сердце. Йера совершенно забыл, что именно доктор Чаян стал одним из главных виновников его сегодняшнего положения и вчерашних публикаций в газетах (а он ждал от этой встречи именно объяснений и извинений со стороны доктора). Но разговор вошел совсем в другое русло. Ничто не мешало Йере холодно и односложно ответить на вопрос, но он почему-то сделал совсем по-другому.

– Я говорил вам о боге Исподнего мира, который на моих глазах превратился в кобру. Это произошло здесь… – с тоской сказал Йера.

– Вас напугала змея? – сочувственно переспросил доктор. – Люди часто боятся змей, тем более больших и ядовитых.

– Нет, в ту минуту я испугался не змеи. Я даже не задумывался о том, что она ядовита или может причинить мне какой-то вред. Но факт превращения человека в змею… Вы же понимаете, я в это время расследовал появление чудовища над Буйным полем, а этот человек утверждал, что он – бог Исподнего мира, он – то самое чудовище… Вам бы не стало страшно от этого, доктор? Только не говорите мне, что это был цирковой трюк, – уверяю вас, это не так.

– Да, пожалуй, я бы тоже испугался… – согласился Чаян. И его согласие, отсутствие попыток переубедить Йеру тоже показалось приятным, располагающим. – А думская комиссия в самом деле допускает, что Откровение Танграуса – не пустые слова?

Если бы он спросил мнение самого Йеры, а не думской комиссии, можно было бы заподозрить провокацию.

– Да. И вчерашнее решение Думы это подтверждает, – ответил Йера с некоторой гордостью.

– Обнародование этого факта здорово прибавит мне работы… – невесело усмехнулся Чаян. – И конечно, я приехал, чтобы объясниться с вами. В ваших глазах я должен выглядеть негодяем… Но, видите ли, я очень люблю свое дело, а клиника доктора Грачена, в отличие от частных лечебниц, дает много возможностей, это не только практика, но и научная работа. Я не мог поступить иначе, поверьте. Я небогат, но дело не в потере доходов – дело в том, что меня не защищают деньги, я уязвим. У меня семья, внуки, смена положения в обществе ударит и по ним.

– Не нужно оправданий, – великодушно прервал его Йера. – Ответьте мне только на один вопрос: вы в самом деле считаете меня сумасшедшим?

– Разумеется, нет. Я считаю вас человеком, нуждающимся в помощи… В поддержке.

После этих слов Йера посчитал Чаяна едва ли не лучшим своим другом, поверил в него безоговорочно. И… он в самом деле считал, что нуждается в поддержке, а возможно и в помощи. По телу прошла теплая волна, приятная и расслабляющая. Потянуло в сон – Йера не спал ночь.

– Нечудотворов, – медленно и спокойно начал доктор, – знания из области герметичных наук всегда приводят к меланхолии. А иногда и в самом деле вызывают схизофрению. Взгляните на Горена. Его отец был на четверть чудотвором, но все равно ходил по краю безумия. Его сын – чудотвор только на одну восьмую, и его душевная болезнь, несмотря на молодость, выражена гораздо ярче, чем у отца. Нет-нет, не подумайте, что я всерьез считаю лечение Горена успешным, а диагноз, написанный в эпикризе, – правильным. Это внешняя сторона, попытка заставить Горена помалкивать. Но есть и объективные данные, я ведь врач, а не тюремщик. Горен к двадцати годам допился до алкогольного психоза – это неопровержимый факт. И не имеет значения, что́ он пил и в каких количествах: то количество и качество алкоголя у нормального человека вызвало бы белую горячку самое раннее через пять лет. Если Горен продолжит экстатические практики, даже безалкогольные, он превратится в полного безумца к тридцати годам. А скорей всего, просто не доживет до тридцати лет.

– Что вы хотите мне этим сказать? – Говорить было лень, но Йера посчитал необходимым поддерживать разговор.

– Горен – хороший пример того, насколько опасно для нечудотвора лезть в герметичные науки. И не только в экстатические практики, поверьте. Разве вы не чувствуете, как тяжело вам стало жить с тех пор, как вы предположили объективное существование Исподнего мира?

Да, именно тяжело. Именно это Йера и чувствовал.

– Вы знаете, что Пущен стоит у нас на учете? – неожиданно спросил доктор.

– Как? Разве… Но почему? – Йера тряхнул головой, разгоняя сонливость. Если бы не желание спать, он бы обязательно подумал, не слишком ли много вокруг него сумасшедших и психиатров…

– Пущен – уникальный человек. Он видит закономерности там, где их не видит никто, а это всегда настораживает психиатров. К тому же он глубокий схизоид. Это не болезнь, а склад характера, но в его случае схизоидность выражена так ярко, что граничит с патологией. Кроме того, он редкий пример морфиниста, который прекратил прием наркотика. Не избавился от наркоманической зависимости, это невозможно, а именно прекратил употреблять морфин. Вы знаете, что он иногда оказывает услуги чудотворам?

– Нет… – выговорил удивленный Йера.

– За это ему иногда приоткрываются некоторые архивные данные из Тайничной башни. До известной степени, конечно. И конечно, он знаком с энергетической моделью двух миров, но… Не есть ли это причина его наркомани́и и столь глубокой схизоидности? Все, все нечудотворы, лишь прикоснувшиеся к герметичным дисциплинам, так или иначе ненормальны. Необязательно психически больны, но далеки от психического здоровья. Ни чудотворам, ни мрачунам безумие не грозит, их мозг анатомически устроен иначе, чем наш с вами. Так вот… Судья, Исподний мир – совсем не то, что вам показали. Я не буду отрицать существования энергетической модели двух миров, это глупо. Но представлять себе Исподний мир как мир материальный – в корне неправильно. Я попробую рассказать, почему и вы, и другие нечудотворы видят его таковым… Когда-то наши предки, объясняя устройство мира, наделяли стихии антропоморфными чертами. Почему? Потому что не могли представить их иначе, им не хватало на это воображения. Это так же трудно, как представить себе четырехмерное пространство. Дело в том, что и чудотворы, и мрачуны способны видеть четырехмерное пространство. Повторюсь, их мозг анатомически устроен иначе. А мы, нечудотворы и немрачуны, видим лишь то, что наш мозг способен воспринять. Мы видим проекцию. Ваше путешествие по Исподнему миру – фикция, самовнушение. И не только ваше, но и путешествия Горена и Изветена. Возможно, Югра Горен видел верную картину, он все же на четверть чудотвор. А возможно, и нет. И свои так называемые пророчества он строил на иллюзии.

– Однако Югра Горен был убит. Не означает ли это, что его пророчества не есть иллюзия? – Йера зевнул. Он не хотел поставить Чаяна в тупик, он лишь прояснял картину…

– Никто не знает, что в этих иллюзиях истина. Это слишком сложно для нашего мозга, судья. Это убивает наш мозг, делает нас безумцами.

Доктор говорил долго. Йера впитывал его слова – и с каждой минутой ему становилось легче и спокойней. Ему хотелось, чтобы Чаян был прав. Он даже спросил, как быть с Энциклопедией Исподнего мира, которую видел не только он сам, но и Ясна. Доктор предложил позвать Ясну и спросить у нее.

– Йера, извини… Я не помню. Да, была какая-то энциклопедия, но обложку я не видела. Может, это была Большая северская энциклопедия? – Ясна кивнула на книжную полку.

И Йера почувствовал облегчение от того, что Энциклопедии Исподнего мира не существует.

Чаян ушел незадолго до ужина, а Йера сразу же отправился в постель – то, что тревожило его прошлой бессонной ночью, отступило. Он засыпал успокоенным, в какой-то степени счастливым, не пытаясь рассуждать и сопоставлять факты.

Пробуждение походило на похмелье. То, что вечером казалось бесспорным, наутро вызвало множество вопросов. Проще всего было объявить Чаяна лжецом и провокатором, подосланным чудотворами, а его монолог – попыткой внушения. Но Йера был уверен: если бы Чаян захотел ему что-то внушить, то сомнений бы не возникло. Нет, Чаян говорил искренне, но был ли он прав?

К обеду в голове все перепуталось, Йере казалось, что он сходит с ума (и это подтверждало слова доктора о том, что нечудотворам не след совать нос в герметичные науки). Есть Исподний мир или его нет? Что есть иллюзия, а что – реальность? Не хочет ли Пущен окончательно свести Йеру с ума? Или Чаян все-таки лжет?

Наибольшее доверие из всех окружавших его в последнее время людей у Йеры вызывал Ждана Изветен, несомненно знающий психиатрию человек… И Йера уже собрался было поехать в Надельное (вопреки рекомендации Пущена появляться там только в будние дни, по дороге в Славлену или обратно), но вдруг подумал, что Югра Горен был убит магнетизером. А как умеет внушать Ждана Изветен, Йера испытал на себе.

Но Града Горен узнал Йоку на фотографии. Значит, его видения – не плод воспаленного абсентом воображения…

Града Горен страдает алкогольной и наркоманической зависимостью. И этим сказано очень многое. А еще в нем есть кровь чудотвора… И если он в своих видениях увидел Йоку, это вовсе не означает, что Исподний мир материален.

И хотя Йера сам выбрал агентство Пущена, это не значит, что вся эта веселая компания – Горены, Изветен и сам Пущен – не дурят Йере голову, не пытаются свести его с ума, заставить выступить против чудотворов.

Состояние было невыносимым, Йера выпил успокоительных капель, но они нисколько не помогли. А когда он поймал себя на мысли о том, что Сура подменил успокоительные капли нарочно, ему стало по-настоящему страшно. Нет, не Суры он испугался – он понял, что это паранойя, душевная болезнь. И доктор Чаян совершенно прав в одном: размышления подобного рода, не предназначенные для нечудотворов, способны свести человека с ума.