Текст книги ""Стоящие свыше"+ Отдельные романы. Компиляция. Книги 1-19 (СИ)"

Автор книги: Ольга Денисова

Соавторы: Бранко Божич
сообщить о нарушении

Текущая страница: 163 (всего у книги 338 страниц)

Рев мотоцикла приближался, но Андрей не надеялся на подмогу, он лишь заметил, что мотоцикл приближается.

Медведь сунул лапу в окно и пошарил на переднем сиденье. Когти его были похожи на кривые и острые ножи. Андрей перестал дышать. Лапа шарила дальше, ощупывая спинку переднего сиденья, – Андрей подтянул к себе ноги и прижался к заднему стеклу всем телом. Он и не подозревал, что может сжаться в такой комочек.

Медведь не спешил, медленно продвигаясь к цели. Как хорошо, что Андрей не спрятался внизу, между сиденьями! Сейчас бы он был обнаружен: медвежьи когти царапнули спинку заднего сиденья, разрывая чехлы, как промокашки, – дальше его лапа не доставала. Мотоцикл был совсем близко. Скоро сумасшедший мотоциклист промчится мимо, и Андрей снова, и уже навсегда, окажется наедине с медведем. Как он, оказывается, надеялся на этого мотоциклиста…

Медведь вытащил лапу из машины, и Андрей выдохнул. Когти царапнули по ручке, но дверь, конечно, не открылась. Лапа снова сунулась в салон. И Андрей с ужасом понял, что медведь пытается снять блокировку! Но лапа его была слишком велика для этого, а мотор до сих пор работал! В тот миг, когда медведь снова превратился в человека и хотел выдернуть кнопку блокировки вверх, рядом с ними остановился мотоцикл. Он и вправду был сумасшедшим, этот мотоциклист… Андрей мог поклясться, что он что-то крикнул, слезая с мотоцикла… Какое-то волшебное слово… И человек-медведь отвернулся от «ситроена».

Андрей не видел, что происходит. Он боялся пошевелиться. Но слышал их разговор.

– Убирайся, – устало сказал мотоциклист.

– Как ты это делаешь? Как? – человек-медведь выплюнул эти слова.

– Не твое дело. Я берендей. Я настоящий берендей. А ты – заклятый, только жалкое подобие берендея. Убирайся.

– Ты – щенок! Ты даже не можешь убить меня! – шипел человек-медведь.

– Зато я могу тебя покалечить. Поверь мне, я это сделаю. Ты убил мою собаку. Ну?

– Я уйду, – ответил человек-медведь. – Я не сумасшедший, как ты. Но знай, что больше никогда ты не увидишь меня-человека. И тогда мы посмотрим, кто из нас настоящий, а кто – жалкое подобие.

Андрей услышал грохот кулака, ударившего по капоту. А потом – скрип снега. Человек-медведь уходил, и Андрей боялся в это поверить. Тот отошел шагов на двадцать. Через открытое окно в салон сунулась рука, как вдруг человек-медведь крикнул:

– Эй, берендей, обернись! Я кое-что хочу сказать!

И тут же рука в салоне стала медвежьей лапой. И мгновенно исчезла. Андрей подумал, что это ему померещилось.

– Ты вздумал меня пугать? – крикнул человек-медведь.

Ему ответил голос мотоциклиста:

– Я владею этой премудростью лучше тебя. Убирайся. Ничего интересного ты сказать мне не можешь.

Человек-медведь расхохотался. И снова стал слышен скрип снега под его сапогами, пока не затих.

В салоне снова показалась рука, на этот раз снявшая блокировку со всех дверей. Андрей, который давно решил, что все это происходит не с ним, не пошевелился.

– Эй, кто тут? – мотоциклист заглянул в салон через переднюю дверь, но ничего не увидел, включил свет и открыл заднюю. – Оба-на! А ты здесь откуда?

Андрей не ответил. И не пошевелился. Он понял, что это Егор. Но заставить себя сделать хоть одно движение так и не смог.

Берендей отковырял мальчишку от пятой двери и посадил на переднее пассажирское сиденье. Андрей был тяжелым. Наверное, тяжелей самого Берендея.

– Ну, малыш, очнись, – шептал он ему, – все кончилось, очнись же.

Но парень не шевелился. Пришлось разгибать ему ноги и усаживать как положено: он бы рано или поздно клюнул носом в бардачок.

Не хотелось бросать мотоцикл на дороге – Заклятый наверняка со злости разнесет его на куски, едва обернется. Если же оставить машину, он разнесет машину. А машинка была хоть и маленькая, но дорогая. Берендей рискнул и привязал «Урал» тросом к заднему бамперу: в самом крайнем случае, тот помнет «ситроену» зад. Пешком возвращаться за мотоциклом не хотелось.

Берендей пристегнул Андрея ремнем безопасности и сел за руль. Он никогда не водил машину с автоматической коробкой передач, но все оказалось проще, чем он думал, – почти как на мотоцикле.

Натужным усилием мотора «ситроен» выполз из канавы. Берендей такого не ожидал – он-то собирался поменять его местами с «Уралом»!

Он ехал медленно и ровно, чтобы мотоцикл сзади не дергался. И думал. Что крикнул ему Заклятый? «Эй, берендей, обернись!» Заклятый всего лишь хотел, чтобы он оглянулся назад. А он… обернулся. На секунду, не больше, потому что Заклятый не знал, что нужно добавить хотя бы «на час». Значит, тетрадь не врала. Заклятый действительно имеет над ним власть. Другое дело, что сам он об этом не подозревает и слов нужных не знает. Ведь Заклятый не понял, что произошло: он думал, Берендей решил его напугать. Значит, никакого проку ему от этой власти не будет: можно случайно крикнуть «обернись», но устаревшее слово «оборотись» само собой с языка не сорвется.

Берендей однажды спросил отца, почему он называет медведя бером, а медведицу – медведицей. Отец рассмеялся:

– Потому что в современном русском языке нет слова, которое обозначает бера женского пола. Так же как нет обозначения и для детеныша бера.

– Только и всего? – переспросил Берендей.

– Увы, – посмеиваясь, ответил отец.

Берендей отцепил «Урал» не заезжая во двор, а машину подогнал к самому крыльцу. Андрей не пришел в себя за время недолгой дороги. Пришлось на себе тащить его в дом.

Берендей загнал мотоцикл в сарай, запер «ситроен» и вернулся в кухню. Андрей сидел в той же позе, в которой Берендей его оставил.

– Как долго удивленье ваше длится, – процитировал Берендей, достал бутылку со спиртом и, с сомнением глянув на мальчишку, решил спирт разбавить.

Но Андрей все равно закашлялся, долго отплевывался, и пришлось дать ему запить: он вцепился в банку с водой обеими руками и долго пил, как будто боялся оторваться.

– Ну как? – спросил Берендей, когда парень наконец отпустил банку.

Андрей огляделся растерянно, лицо его скривилось, шмыгнул нос, и он разрыдался. Как испуганный ребенок.

Берендей развел еще немного спирта.

– Выпей еще. Поможет.

Андрей замотал головой и отбросил руку Берендея со стопкой. Спирт пролился, но стопку Берендей удержал. Покачал головой и налил еще:

– Ну ты как дите малое.

Андрей не мог сказать ни слова, если бы и попытался. Истерика. Нормальная реакция нормального организма. И как он смог продержаться до приезда Берендея в машине, наедине с бером? Ведь выбрал именно то место, куда лапа медведя не доставала! Берендей видел, что когти Заклятого пропороли заднее сиденье. Не подними парень ноги к подбородку, медвежья лапа достала бы его. И тогда Заклятый не стал бы превращаться в человека. И разводной ключ не помог бы.

Истерику надо было прекращать. Берендей недолго думая зачерпнул из ведра кружку колодезной воды и вылил Андрею на голову. Помогло.

Андрей встряхнул головой, на секунду замолчал, а потом сказал:

– Спасибо.

Воспитанный мальчик из хорошей семьи. Вежливость на уровне рефлексов…

– Ну что? Пришел в себя? – спросил Берендей и сел за стол.

– Да. Наверное, – Андрей снова встряхнул головой.

– Выпьешь спирта?

Андрей кивнул и опрокинул в себя стопку: она прошла лучше, чем первая. Берендей достал из холодильника соленый огурец, и Андрей с благодарностью закусил.

– А кто такой берендей? – спросил он, прожевав.

– Был такой народ когда-то. Говорят, они умели превращаться в медведей.

– А почему этот называл тебя берендеем?

– Прозвище такое, – Берендей пожал плечами. А парень, оказывается, все слышал. – Ты лучше скажи, что ты здесь делал?

– Я за Юлькой приехал, – Андрей вскинул голову и глянул Берендею в глаза.

Берендей усмехнулся:

– Юльку я в пять часов посадил на электричку.

– Что, до пяти управился? – глаза Андрея презрительно сузились, и верхняя губа приподнялась презрительно.

Берендей растерялся сперва – он не ожидал от парня ничего подобного. Растерялся и обиделся. А потом – задохнулся от злости. Отец говорил, что за некоторые слова просто бьют по морде, сразу и безо всяких объяснений. Наверно, это были именно такие слова, потому что по морде дать очень хотелось. И вышвырнуть из дома хорошим пинком. Берендей глянул на ободранные и запекшиеся уже костяшки пальцев. Это же мальчишка… Он только что плакал от испуга…

– Я бы вышвырнул тебя отсюда за такие слова, – сказал Берендей, глубоко вдохнув. – Подумай, что бы ты сделал через пять минут…

Андрей хотел вскочить и выкрикнуть что-то гордое или оскорбительное, судя по его лицу. Но потом вдруг сник, опустил плечи и уткнулся взглядом в стол.

– А ты, я полагаю, приехал говорить со мной как мужчина с мужчиной? – спросил Берендей, еще не вполне справившись со злостью.

Он первый раз оказался в подобном положении: еще никогда в жизни ему не приходилось претендовать на девушку одновременно с кем-то. А то, что Андрей именно претендует на Юльку, Берендей догадался сразу. Иначе чего бы тот помчался темным зимним вечером на край света? И Берендею это соперничество неожиданно понравилось. Он не был азартен и честолюбив, он никогда не стремился к победе над другими. А тут непременно захотелось доказать свое превосходство, свое право на Юльку. Возможно потому, что он сам до сих пор в этом праве сомневался. Жаль только, что соперник попался хлипкий…

Андрей поднял глаза, и злость в них смешалась со страхом. Берендей подумал, что поставил его не в самое выгодное положение: некрасиво вести такие разговоры с позиции силы.

– Да, я приехал именно для этого, – ответил наконец Андрей, – только не думай, что я собираюсь с тобой драться. А судя по твоему лицу, ты именно так привык выяснять отношения.

– Драться с тобой я бы не стал, – усмехнулся Берендей. Получилось высокомерно.

– Ты можешь презирать меня за то, что я не решаю проблем при помощи физической силы. Это свойственно людям твоего круга, а не моего.

Вот, значит, как. Со свиным рылом да в калашный ряд…

– Нельзя ли поконкретней? Что ты называешь своим кругом, а что – моим?

– Твой круг – это быдло с низким уровнем культуры.

Берендей вздохнул. Сначала накладывается запрет на рукоприкладство, а потом в ход идут прямые оскорбления.

– Я полагаю, последняя фраза как раз демонстрирует твой высокий уровень культуры? Выбирай выражения. Осторожней выбирай.

– Да? А иначе ты вышвырнешь меня на улицу?

– Нет. Я могу не сдержаться. Я сказал, что не буду с тобой драться, но не говорил, что не трону тебя пальцем. Расскажи мне, как должен реагировать человек твоего круга на оскорбление?

– Когда-то люди моего круга за оскорбление вызывали обидчика на дуэль.

– Высоко летаешь, – усмехнулся Берендей. – А сейчас? Что сделаешь ты, если я сейчас ударю тебя по щеке? Не больно, а так, чтобы обидеть.

Андрей растерялся.

– На дуэль меня вызовешь? – безжалостно продолжил Берендей. – И на чем предложишь драться? У меня две двустволки есть. Я белку в глаз бью с тридцати метров. Я даже согласен так: я с двадцати метров, а ты – с десяти. И твой выстрел первый.

– Да ты испугаешься! – неуверенно усмехнулся Андрей.

– Я – нет. А ты?

– И я – нет! – Андрей побледнел.

– Тогда пошли, – Берендей поднялся.

– Куда?

– Я тебя вызываю. Перчатки у меня только рабочие, не станем оскорблять сие действо бытовыми подробностями.

– Как… вызываешь?

Берендей зашел в комнату отца и вернулся в кухню с обоими ружьями.

– А вот так. За быдло. И еще за одну… твою фразу.

– Ты не можешь меня вызвать! – нашелся Андрей. – Вызвать меня может только человек моего круга!

– Э, нет. Это запрещенный прием. Ты вообще не оставляешь мне возможностей для защиты чести. Тут либо – либо. Ты отказываешься выяснять отношения при помощи физической силы. Я предлагаю способ, приемлемый для тебя, и ты снова отказываешься. Или я вообще не имею права защититься?

– Если ты меня вызываешь, то у меня есть право выбора оружия! – уцепился Андрей за последнюю соломинку.

– Отлично. Выбирай: с ремешком или без? – Берендей протянул ему обе двустволки.

Ему было весело. Он едва не смеялся, глядя на то, как Андрей трусит. Не верит еще, что это на полном серьезе, но все равно трусит.

– С ремешком… – уныло ответил Андрей и протянул руку к двустволке Михалыча.

– Держи крепче, – Берендей сунул ему ружье.

Но Андрей не удержал его в руке, и двустволка с грохотом упала на пол. Берендей глянул на него недовольно и покачал головой.

– А ты не думаешь, что я и вправду тебя застрелю? – спросил Андрей.

Пусть считает, что это серьезно. Пусть доказывает, что имеет право на Юльку. А иначе получается совсем кисло.

– Я бы не предлагал стреляться, если бы не думал об этом. Более того, я даже не сомневаюсь в том, что ты будешь в меня стрелять. Потому что если ты не убьешь меня, я убью тебя. А в этом ты можешь быть уверен. Я и с пятидесяти метров в тебя попаду, не то что с двадцати. Конечно, убойная сила не та, но тебе хватит. Пошли.

Разумеется, с пятидесяти метров из двустволки он бы точно промахнулся, слишком большой разброс, но Андрею знать об этом было необязательно. Берендей решительно открыл дверь, Андрей поднял ружье с пола и поплелся за ним, но по дороге вспомнил:

– А секунданты?

– Перебьемся. Не будем превращать это в фарс. Или тебе нужны зрители?

– Нет, но… Если я тебя убью, что я буду дальше делать?

– Ну, это твои проблемы. Закопаешь труп где-нибудь в лесу. На медведя свалишь. Только ты сначала меня убей.

Они спустились с крыльца.

– Да тут темно, – разочарованно протянул Андрей.

– А я сейчас фонарь включу, – улыбнулся Берендей.

– Ты что, на полном серьезе собрался стреляться? – Андрей остановился около крыльца.

– А ты как думаешь? Ты же приехал говорить со мной по-мужски. Вот и говори. Или, по-твоему, мужской разговор – это взаимные оскорбления?

Берендей включил фонарь, который освещал почти весь двор.

– Может быть, отложим до утра? Когда будет светло? – спросил Андрей, и Берендей понял, что он готов сдаться. Стало обидно.

– Завтра у тебя с утра экзамен. И потом, завтра я одно ружье должен буду вернуть.

Берендей провел ногой черту на снегу и отсчитал от нее четырнадцать шагов.

– Это примерно десять метров. Хочешь, рулеткой отмерим?

Андрей покачал головой. Лицо у него было обескураженное – захотелось рассмеяться, но Берендей сохранил невозмутимость.

– Тогда, как говорится, к барьеру! Ты стреляешь первым. Если я останусь жив, отойду вон туда, к забору. И буду стрелять. Все понятно? Есть возражения?

Андрей потоптался около крыльца, сделал несколько шагов в сторону черты на снегу и остановился.

– Я… приношу извинения… – пробормотал он себе под нос.

– Что-то я не чувствую раскаяния, – ответил Берендей и подумал, что это слишком жестоко. – Но я их принимаю. Жаль, конечно, что ты так и не понял, в чем был неправ. Ты же испугался, разве нет?

– Нет! – Андрей вскинул глаза. – Я не испугался. Я не боюсь того, что ты меня убьешь. Я просто не могу стрелять в человека!

– Ерунда, – фыркнул Берендей. – Эта проблема решается легко. Ты мог бы выстрелить мимо. В воздух. Но ты побоялся это сделать. Потому что не знал, стану я стрелять в тебя после этого или нет. Пойдем в дом.

Ему стало скучно. На душе остался неприятный осадок. Он победил, но не получил никакого удовлетворения от победы. Конечно, он бы не стал стрелять в мальчишку, но ему было интересно, сможет ли тот выстрелить. И хватит ли ему самому мужества встретить этот выстрел? Как ночь: один на один.

Отец никогда не кричал на него и уж тем более никогда не поднимал на него руку. Конечно, Берендей рос нормальным, шебутным мальчишкой, ему случалось безобразничать. Но отец всегда умел сделать так, что ему становилось стыдно. И после этого не возникало желания повторить шалость.

Как-то раз он вернулся из школы домой с замечанием в дневнике: «Обидел девочку». Он не боялся показывать дневник отцу. Разве что самую малость. Отец говорил, что не стоит бояться потерять чье-то уважение. Надо бояться потерять уважение к себе.

– Ну, и как ты ее обидел? – спросил отец, мельком заглянув в раскрытый дневник.

– Я ей подножку подставил… – засопел Берендей.

– А она бежала?

– Да.

– Она упала, и ей было больно. Так?

Берендей кивнул. Он и предположить не мог, что ей было больно.

– Подставлять подножки вообще – это низкий поступок, из разряда мелких подлостей. Как правило, совершается людьми слабыми, которые в открытую действовать бояться. А теперь представь себе: ты бежишь, спотыкаешься и падаешь у всех на глазах. Падаешь смешно, и все вокруг смеются. Так было?

– Так.

– Представил себе, что бы ты при этом почувствовал?

– Да.

– Ей было не только больно, но и стыдно. Она, наверное, даже заплакала.

– Нет! Она била меня портфелем по голове!

И тут же вспомнил, что в ее глазах и вправду стояли злые слезы.

– Молодец девочка. Надеюсь, драться с ней ты не стал?

Берендей покачал головой. Он не дрался с девчонками.

– Послушай, – спросил он у Андрея, когда они вернулись в кухню и сели за стол, – неужели тебе нисколько не хотелось испытать себя?

Андрей равнодушно пожал плечами.

– Неужели ты, когда читал книги о поединках, не пытался представить себя на месте дуэлянтов?

– Может, и представлял. Только это были честные дуэли, а не то, что у нас с тобой.

– Да? По-моему, я предложил равные условия.

– Ага! Сам сказал, что белке в глаз с тридцати метров попадаешь. А сам предложил двадцать. Ну, и в чем равенство?

– Так я в белок из мелкашки стреляю, она нарезная. А из двустволки с десяти метров в человека попасть совсем несложно, раза в четыре легче, чем с двадцати. Так что было честно. Я не знал, будешь ли ты в меня стрелять, а ты не знал – буду ли в тебя стрелять я. Тебе было тяжелей только в одном: у тебя был первый выстрел.

– Глупость это какая-то… – пробормотал Андрей.

– Не знаю, – пожал плечами Берендей, – может, и глупость. Но ведь ни у тебя, ни у меня, скорей всего, уже никогда не будет такой возможности.

– Ты что, жалеешь, что не убил меня? – вспылил Андрей. – Мог бы просто оставить меня медведю. Если я тебе так мешаю.

– Да не мешаешь ты мне, – усмехнулся Берендей, – неужели ты еще не понял?

Он поставил чайник и достал засохшие сушки.

– У тебя завтра экзамен?

– Откуда ты знаешь? – не понял Андрей, а потом сообразил и сник. – Да, в одиннадцать.

– Я предлагаю тебе остаться до утра. Если честно, мне бы не очень хотелось сегодня еще раз встречаться с… медведем.

– А он может там до сих пор нас караулить? – Андрей вжал голову в плечи.

– Да запросто.

– Боюсь, тогда мне придется воспользоваться твоим гостеприимством, – пробормотал он, – вот только мама с ума сойдет. От тебя нельзя позвонить?

– Неа.

– Жаль.

– Действительно жаль, – буркнул себе под нос Берендей. – Ты есть не хочешь?

Андрей покачал головой.

– А я бы перекусил, – сказал Берендей и хотел открыть подпол, но тут увидел за окном свет фар: кто-то повернул с дороги к его дому. Он выглянул в окно, но машины не разглядел – дальний свет бил в глаза.

– Кто-то приехал, – сообщил он Андрею и пошел на крыльцо.

Фары погасли: не заезжая во двор, у изгороди остановился огромный джип. Мотор замолчал, и с водительского сиденья тяжело вывалился грузный, неуклюжий человек.

«Ба, да это большой босс», – догадался Берендей. Вот с кем ему по-настоящему тяжело было бы говорить… Во-первых, большой босс почему-то провоцировал Берендея на грубость, а во-вторых, Берендей слишком жалел его, чтобы эти провокации ему не прощать.

Скоробогатов молча подошел к крыльцу и так же молча пожал Берендею руку. Берендей кивнул, приглашая его войти.

Он осунулся и похудел за эти пять дней. Подбородок подтянулся, щеки перестали свисать, а яркие и без того глаза стали глубже и нехорошо блестели, как у одержимого. Он уже не откидывался назад, а, наоборот, ссутулился и поник. Теперь его трудно было бы назвать большим боссом.

Берендей жестом пригласил его за стол, и Скоробогатов не заставил себя упрашивать.

– Я приехал убить медведя, – начал он без предисловий.

Берендей вздохнул. Если бы это было так просто!

– Я вас понимаю, – только и смог сказать он.

– Боюсь, ты плохо меня понимаешь, – махнул рукой Скоробогатов. – Скажи, он вправду оборотень?

– Не знаю… – Берендей замялся.

Но тут некстати вмешался Андрей:

– Да!

– Так, – Скоробогатов слегка распрямил плечи и кивнул Берендею: – ты – молчи, ты все время врешь. Говори, пацан.

Берендей смутился. Вообще-то он очень редко врал.

– Я видел, как он превратился в медведя. Он голосовал на дороге, и я остановился. Он превратился в медведя и скинул мою машину в канаву.

Скоробогатов повернулся к Берендею:

– Ну? И дальше будешь врать?

– Нет, – Берендей вздохнул.

– У меня винтовка, с оптикой. Калибра 7,62. Хватит, как думаешь?

Берендей усмехнулся бы, если б не ощущение предстоящей трагедии:

– Он вчера вышел против шести карабинов этого калибра и двустволки двенадцатого калибра. И убил четверых.

– У меня серебряные пули, – мрачно сообщил Скоробогатов.

Берендей бы рассмеялся, но было не до смеха.

– Ему все равно. Хоть золотые. Поверьте.

– Значит, про то, что оборотня можно серебряной пулей убить, – враки? – Скоробогатов не удивился, не смутился и не расстроился.

– Абсолютные, – Берендей пожал плечами.

– А может, ты опять мне врешь?

– Он умеет превращать его в человека! – опять некстати сунулся Андрей.

– Правда? – Скоробогатов заглянул Берендею в глаза.

– Нет, – ответил Берендей. – Если бы я мог превращать его в человека, я бы не позволил убить столько людей.

– А что ты можешь? – Скоробогатов не повышал голоса. – И кто ты вообще такой, парень, а?

– Я егерь, – тихо ответил Берендей.

– Ты опять мне врешь, – устало констатировал Скоробогатов. – Хорошо хоть не хамишь. Я смотрю, кому-то ты дохамился…

Он слабо улыбнулся.

Берендей смутился и почувствовал, как загорелись щеки.

– Это ему… – он совсем растерялся и не знал, что стоит говорить, а чего – не стоит, – медведю…

– Да? Значит, и впрямь можешь его в человека превращать?

– Нет. Я… У меня есть оберег. Если я встречаю его в человеческом облике, я могу сделать так, что он не обернется… не превратится в медведя. На один час. Но для этого он сам должен превратиться в человека.

– Покажи оберег, – Скоробогатов властно протянул руку.

– Он только для меня, – Берендей покачал головой, – там моя кровь перемешана с его.

– А кто тебе его сделал?

– Сам.

– Опять врешь?

Берендей не хотел конфликтовать, но ему это стало надоедать.

– Послушайте. Я уважаю вас. Я понимаю ваше… отчаянье. Но я буду говорить только то, что считаю нужным. И не стану скрывать того, что может повредить вам. Более того, сообщу все, что может вам помочь. Вы поняли меня?

Скоробогатов усмехнулся:

– Ладно. Я понял. Семен сказал, что ты отличный мужик.

Он легонько хлопнул Берендея по плечу. По правому. Рука у него была тяжелая – Берендей еле сдержался, чтоб не выругаться.

– Извини, – Скоробогатов догадался, – я забыл. Сильно порвал медведь-то?

Берендей покачал головой.

– Так что ты мне посоветуешь?

Берендей задумался и сказал:

– Мне трудно что-то посоветовать. Я уже сообщил Семену, что не охочусь на медведей. Я говорил со старым медвежатником. Он сказал, что этого медведя можно взять только на рогатину. Человек пять-шесть для этого надо, и рогатины надо специально делать, покрепче.

– Да? Может, нас двоих хватит? Не побоишься?

Берендей покачал головой:

– Я не побоюсь. Только это самоубийство. Вес очень большой. Килограмм семьсот.

– А медвежатник твой?

– Михалычу семьдесят шесть лет. Куда ему с рогатиной… Даже не зовите его, а то ведь он пойдет.

– Жаль…

– А меня возьмете? – спросил вдруг Андрей, который ловил каждое слово в разговоре.

Значит, задела его эта история с дуэлью… Смелым решил стать? Берендей смерил Андрея взглядом, так же как и Скоробогатов. И одновременно с ним сказал:

– Нет.

Отец никогда не говорил Берендею «ты еще мал». Сколько бы лет ему ни было. Он всегда позволял ему делать то, что делал сам. А если Берендею было это не по силам, он и сам это понимал, без обидных пояснений. Но сейчас очень хотелось сказать Андрею: «Ты еще мал».

– Только если твои родители мне расписку напишут, что не возражают, – ухмыльнулся Скоробогатов.

– Я совершеннолетний! – возмутился Андрей.

– И давно? – спросил Берендей.

– Какая разница. С восемнадцати лет в армию берут.

– Ну так лучше бы ты сходил в армию. Пользы было бы больше, – едко сказал Скоробогатов.

Берендею стало жаль парня.

– Не обижайся. Медведь вчера убил четверых вооруженных людей из семи, а пятого тяжело ранил. Здоровых парней из службы охраны, которые отлично стреляют. И если идти на него с рогатиной, потери могут быть еще больше. Если ты испугаешься или растеряешься, от этого не только твоя жизнь будет зависеть, понимаешь?

– Я не испугаюсь.

– Нет, Андрей. Это не игрушки. Тут нужна сила, физическая сила. И очень крепкие нервы.

– Ага! Значит, у тебя и сила, и нервы, а я еще сопляк?

Скоробогатов разрешил их спор грубо и быстро:

– Да, ты еще сопляк. И не о чем говорить.

Берендей глянул на него то ли с осуждением, то ли с благодарностью. Может быть, этот сопляк впервые в жизни решил вести себя по-мужски…

– Ну так что, пойдешь со мной? – снова спросил Скоробогатов Берендея.

Берендей пожал плечами.

– Я пойду. Это мой участок. Это входит в мои профессиональные обязанности – отстрел вредных хищников. Только бесполезно это. Нам его не взять. Я держал его на рогатине, я знаю, что говорю.

– Семен тоже пойдет.

– Он сегодня сказал, что не пойдет ни за что.

– Да мало ли что он сказал, – отмахнулся Скоробогатов, – ты его не слушай, он пойдет.

– Есть еще одна вещь… – Берендей помялся, но решил сказать. – Дело в том, что я не могу его убить.

– Это почему еще? – удивился Скоробогатов.

– Он… заговорен. От меня.

– Так, – протянул Скоробогатов, – значит, медведь-оборотень. Это раз. Оберег – это два. Ну, и три – он от тебя заговорен. Не слишком ли много на одну историю? Кто ты такой, парень, а? Быстро говори!

Скоробогатов нагнулся к самому его лицу и выдохнул последние слова. Для зверя это – приглашение к драке. Как у людей – бросить перчатку, так у медведей – дохнуть в морду сопернику. Медведь сначала отстраняется, а потом кидается в атаку. Или уходит. Скоробогатов и сам был похож на медведя. Но Берендей сдержался, даже отстраняться не стал:

– Я же сказал, что буду говорить только то, что считаю нужным.

– Ты что, не понял, с кем имеешь дело? – Скоробогатов все равно почувствовал волну враждебности, исходящую от Берендея. Как зверь.

– Мне наплевать, – ответил Берендей, не в силах погасить свою злость.

Скоробогатов сгреб его порванное плечо огромной рукой и зажал как в тиски.

– Ну? Кто ты такой на самом деле? Что ты еще про него знаешь? Может, ты такой же, как он?

Было больно. Берендей почувствовал, как кровь отливает от лица. И что это он имеет в виду, говоря «ты такой же, как он»? Неужели и это он чует, как зверь?

– Вы ничего не добьетесь, – тихо ответил он. – Или я буду помогать вам, или я буду действовать без вас. А вы – без меня.

– Да? А я могу быть уверен, что ты действуешь не против меня? Ты появился там в Новый год в то самое время, когда мой сын был убит. Или это совпадение?

– Это не совпадение. Медведь преследовал меня, но я ушел. И он нашел новую жертву.

– Как это ты ушел от медведя, а?

– А вот так. Взял и ушел. Я быстро бегаю по снегу, а медведь так быстро бежать не может.

Скоробогатов сжимал руку все сильней. Неужели и это придется ему простить? Он смотрел в глаза не мигая, и пока Берендей удерживал этот взгляд.

– Человек не может убежать от медведя. Кто ты такой?

– Я не действую против вас, – рыкнул Берендей. – Не злите меня, иначе вам и вправду придется без меня обойтись.

Скоробогатов оттолкнул его к буфету, вскочил с места и заходил по кухне, как по клетке. Берендей удержал равновесие и не упал. Глянул на плечо: на чистом свитере снова расплывалось красное пятно. Скоробогатов прошел из угла в угол раза четыре, а потом остановился, словно одумался.

– Извини, – бросил он без особого раскаянья.

– Вы испортили мне третий свитер, – фыркнул Берендей. – Если швы опять разошлись, мне влетит от хирурга. Думайте, что делаете.

– Ну ладно, извини, сказал же! – Скоробогатов сел. – Хочешь, пришлю тебе другого хирурга? И свитеров десяток?

– Нет, спасибо. Достаточно того, что вы этого не повторите.

– Да не повторю, не повторю. Не хотел я. Нашло на меня.

Берендей подумал, что было бы, если бы на него самого «нашло». А Скоробогатов и вправду похож на берендея. На невоспитанного берендея. И ведет себя, как зверь, и в нем зверя чует. Может, дед его был берендеем? Или прадед?

– Ну не злись, а? – Скоробогатов заглянул ему в глаза чуть ли не снизу вверх.

Берендей усмехнулся:

– Идите к черту. Я не злюсь.

– Слушай, а как он выглядит, когда человек? Вдруг встречу и не узнаю гада? Или он кем хочешь обернуться может?

– Нет. Кем хочешь не может. Ну, здоровый мужик. Повыше меня. В плечах пошире раза в полтора. Весит килограммов девяносто пять, если не больше. На хоккеиста похож, только клюшки не хватает. Одет в ватник и ватные штаны серого цвета. Сапоги дорогие, охотничьи. Волосы русые, обычные. Борода нечесаная. Глаза, похоже, карие. Ну, и рожа разбита, как у меня.

– Что, правда, что ли, с ним дрался? – не поверил Скоробогатов.

Берендей пожал плечами.

– Он же, говоришь, в тяжелом весе? И руки у него длинней…

– А мы не боксом занимались. Мы подрались просто.

– Да? – Скоробогатов призадумался. Видимо, хотел понять разницу между боксом и дракой. – И кто кого?

– Да никто. Не могу я его убить. Вот вы можете убить человека?

Скоробогатов хмыкнул:

– Да как два пальца… А этого так и зубами порву.

– А я – нет. И Михалыч не смог.

Скоробогатов снова вскочил и заходил по кухне, а потом повернул к Берендею искаженное злостью лицо:

– Так это он у вас в руках был, и вы его отпустили? Так я понимаю?

– Не кричите, – охладил его Берендей.

– Да? А может, ты мне и про серебряные пули соврал? А? Может, ты не хочешь, чтобы этого медведя убили, а?

Берендей уставал от таких людей. Он вздохнул и поднял глаза:

– А вы мне утюг на живот положите и спросите еще раз. Может, я отвечу то, что вы хотите услышать.

– Ты мне не хами, – Скоробогатов оперся обеими руками на стол и набычился.

– А вы – мне, – ответил Берендей. Ну как с ним разговаривать?

– А вот я сейчас пойду и проверю, соврал ты мне или нет! – рявкнул Скоробогатов и направился к двери.

– Вы сумасшедший? – как можно спокойней спросил Берендей. Но это большого босса не остановило. Он вышел в сени, с грохотом захлопнув дверь. Берендей нагнал его только на ступеньках крыльца.

– Послушайте, – Берендей положил руку ему на плечо, – послушайте меня…

Но Скоробогатов не остановился и потопал к джипу своей утиной походкой.