Текст книги ""Стоящие свыше"+ Отдельные романы. Компиляция. Книги 1-19 (СИ)"

Автор книги: Ольга Денисова

Из дневников Драго Достославлена

(конспект Инды Хладана, август 427 г. от н. э.с.)

Попытка насадить культ силой встретит у молков некоторое сопротивление, у которого будет три ядра: светская власть, колдуны и университет. Наибольшую опасность для нас представляет сопротивление колдунов, потому что именно им сейчас принадлежит власть над умами большинства, их слову верят сильней, чем даже слову Государя. Университет тоже имеет власть над умами, но значительно более узкой прослойки людей, однако именно эта узкая прослойка владеет золотом и натуральным продуктом, содержит армии и в конечном итоге составляет мощь государства. Государь благоволит университету, сломить это благоволение будет непросто.

Однако внешнеполитическая ситуация складывается не в пользу Млчаны. (Ни слова о реальном внешнеполитическом положении. – И. Х.). Нынешний правитель ее отличается болезненным тщеславием, а Млчана (несмотря на опровержения, приведенные мною выше) считается в Исподнем мире страной дикой, не заслуживающей серьезного к ней отношения. Ее военная мощь внушает соседям лишь страх, но не уважение. Государя из славного рода Белого Оленя монархи не принимают за равного, что уязвляет его самолюбие. Возможно, единение с Храмом поможет Млчане выдвинуться на внешнеполитической арене, и это главное средство привлечения Государя на сторону Храма.

8 января 78 года до н. э.с. Исподний мир

В Хстов Зимич въехал на бричке – через Восточные ворота. Отец давал ему коня, но конь – вообще-то тихий и покладистый – неожиданно отказался нести Зимича, испугался чего-то, забился, заржал, а когда тот запрыгнул-таки к нему на спину, понес, не разбирая дороги, сиганул через ограду, споткнулся и едва не переломал ноги. Зимич вылетел из седла через голову коня и не свернул шею только потому, что завяз в снегу.

Отец испугался. Сначала того, что Зимич убился. А после – потому что думал о змее. И даже велел привести битюга, чтобы проверить свою догадку, – и догадка блестяще подтвердилась. Пожалуй, только тут он окончательно поверил в серьезность положения.

Зимич отказывался от брички, но отец уперся: род Огненной Лисицы еще не настолько оскудел, чтобы его отпрыск ходил пешком по зимним дорогам. Он написал три рекомендательных письма своим старым товарищам, но почему-то ценность этих писем показалась Зимичу сомнительной. Впервые в жизни ему стало жаль отца: никому не нужный старик, продолжающий верить в свои несуществующие связи, в собственную значимость и возможность устроить судьбу сына. Впрочем, денег, что он дал, хватило бы и на приличную комнату, и на добротную еду – как минимум до весны.

И только перед самым отъездом Зимича, прощаясь в кабинете, отец спросил:

– Послушай, ты что, в самом деле вышел против змея один на один?

Он не спросил, как Зимичу удалось змея победить. Соблазн расписать собственную отвагу и благородство был велик, и отца бы такой рассказ порадовал, нет сомнений.

– Так случилось, – ответил Зимич. – Больше никого рядом не было.

Отец кивнул, но ничего не сказал и расспрашивать более не стал.

Вместо старого кучера, который всегда отвозил Зимича в университет после каникул, бричкой правил его внук – пацаненок лет десяти.

– А дед твой где? – спросил Зимич, когда бричка вышла на наезженный тракт и кобылка пошла вперед веселой ровной рысью.

– Деда в мнихи подался.

– Куда? – переспросил Зимич.

– В мнихи. Ты что, из лесу, что ли? – Пацан почему-то не чувствовал к сыну хозяев никакого уважения – держал за своего.

– Я из Лесу. Так кто ж такие мнихи?

– Ну, это те, кто помогает чудотворам бороться со Злом.

– Да дед же твой старый уже! Куда ему со Злом-то бороться? Он и саблю-то не поднимет.

– Мнихи ни с кем не сражаются. – Пацан оглянулся и посмотрел на Зимича гордо, если не сказать – высокомерно. – Мнихи борются со Злом в самих себе: не едят, не пьют, не спят – только смотрят на чудотворов и шепчут им всякие слова.

– Какие слова? – Зимич поперхнулся.

– Ну, всякие. Просят там о разном… Чтобы конец света не наступил. Еще о нас просят – дед поэтому в мнихи и пошел. Говорят, если чудотворов хорошо просить, то они всем хорошую жизнь могут сделать. Даже покойников оживлять могут.

– Так уж и могут?

– Я сам видел! Мы на Медовый гул в городе были, там Надзирающий самолично покойника оживил. И еще слепой видеть начал, когда все стали чудотворов просить… Дед тогда в мнихи и записался.

– И чудотворов ты видел? – Зимич, конечно, не поверил ни в оживление покойника, ни в прозрение слепца, однако в правдивости мальчишки не усомнился.

– Ты что! Их только Надзирающие видят! Чудотворы – они же на небе!

– А если я тебе скажу, что видел чудотвора?

– Да ты врешь! – мальчишка рассмеялся. – Ты же не Надзирающий!

– Он положил на ладошку камень, и камень начал светиться, словно солнце.

– Я тоже видел, как чудотворы зажигают камни, подумаешь! Это все видели. Мы нарочно в храм зашли, чтобы посмотреть. Когда народу побольше в храме собирается, все начинают просить чудотворов зажечь камень. Он сначала тускло так светит, но если хорошо просить, то как солнце делается, даже глазам больно. Я сам видел.

– Я в самом деле видел чудотвора. Я даже жил в его доме.

– Все ты врешь, – пацан сплюнул, даже не оглянувшись. – Дома́ чудотворов на небе. Может, ты был на небе?

– Я тебе скажу, что чудотворы никакие не чудотворы, а злые духи…

– Сам ты злой дух! – Мальчишка сердито хлестнул кобылку кнутом. – Тебя и лошадь поэтому боится!

Возразить было трудно, и Зимич ничего не ответил. Пацан насупленно молчал некоторое время, но потом не выдержал и проворчал потихоньку:

– И отец твой чудотворов не любит, не просит у них ничего. И капитана Иглуша он не любит, а капитан Иглуш меня обещал в гвардию Храма взять, когда я вырасту.

– Туда тебе и дорога, – проворчал в тон ему Зимич.

– А что, плохо, что ли? – Пацан оглянулся. – В гвардии Храма одни только смельчаки служат!

– И с кем же эти смельчаки воюют?

– С теми, кто чудотворов не любит, вот с кем!

Комнату Зимич нашел неподалеку от университета – махонькую, не очень уютную, но зато над пивной, где обычно собирались не только студенты, но и молодые профессора университета. Когда-то среди профессоров было даже модно появляться в этой пивной – к ним на курс после этого записывалось больше слушателей. Хозяйка пивной и комнат над ней из прислуги держала только маленькую и бойкую девчонку – то ли свою внучатую племянницу, то ли внучатую племянницу покойного мужа, – поэтому Зимич не ожидал от такого места жительства ни приличного стола, ни ежедневной уборки. Но клопов в комнате не водилось, цена была невысока, а место уж больно подходяще. И окно выходило на площадь Совы перед университетом – мощенную камнем, с массивной статуей белого оленя посредине – символа царского рода.

Над высокой аркой, ведущей во двор университета, распростерла крылья полуженщина-полусова, державшая в лапах огромные солнечные часы, бесполезные в это время. Раньше Зимич не придавал значения мелочам, окружавшим университет, не обращал внимания ни на тонкость лепки, украсившей его стены, ни на изящество высоких узких окон; не думал о том, на чем держатся своды лекционных залов, и как удобно постройки соединены галереями, и в какой сложный узор складываются ограды опоясывающих здания портиков. Да, после охотничьих избушек даже дом Айды Очена казался чудом – за одну только печь, что топили по-белому, не говоря уже об оконных стеклах.

Зимич не отпустил мальчишку-кучера домой на ночь глядя – пришлось накормить его ужином и вытребовать с хозяйки хотя бы соломенный тюфяк, чтобы уложить его спать. Впрочем, спать тот не собирался: был слишком любопытен, чтобы, оказавшись в городе, так просто завалиться в постель. Поэтому в пивную Зимич спустился вместе с ним.

Каникулы подходили к концу, но в пивной было пусто. Трое студентов, сидевших в темном углу, – совсем еще мальчишек – посмотрели на Зимича более чем подозрительно, когда он занял соседний стол. И как-то нарочито громко заговорили вдруг о женщинах, как обычно об этом говорят мальчишки, только что познавшие настоящую любовь: слишком развязно, слишком скабрезно, демонстрируя друг другу знание скрытых от посторонних глаз подробностей, всем известных и только для них самих новых и волнующих. И в лице маленького кучера они нашли благодарного и очень внимательного слушателя.

Зимич подозвал выглянувшую в заднюю дверь хозяйку, попросил две кружки пива и поинтересовался:

– Здесь что, всегда так тихо теперь?

– Да нет, лекции начнутся – опять народ потянется. Я так думаю… – Хозяйка сложила бантиком тонкие губы. – Забудут, что перед праздниками было. Да и я теперь буду во все глаза глядеть…

– А что было перед праздниками?

Хозяйка оглянулась на дверь, внимательно посмотрела на студентов в углу и присела рядом, зашептав Зимичу едва ли не на ухо:

– Шпионы Консистории сюда ходили, подслушивали, записывали, а потом нескольких профессоров забрали. Студентов много из университета выгнали. А поговаривают, что университет совсем закроют. Говорят – рассадник вольнодумства.

– Как-как? – Зимич сразу вспомнил слова Драго Достославлена. И в устах малообразованной хозяйки пивной они прозвучали особенно нарочито: не сама она эти слова придумала, повторила чужие.

– Рассадник, говорят. Много, говорят, разговоров в университете разговаривают, и все не о том. Только мне-то до разговоров дела нет – пусть за пиво платят, а о чем они разговаривают, мне без разницы, – последнюю фразу хозяйка сказала вслух, погромче, и шепотом добавила: – Но шпионов мне тут не надо, иначе кто ко мне пиво пить пойдет? Если тут одни шпионы?

Зимич долго тянул кружку пива, скучая и подумывая пойти в какое-нибудь другое место, где можно встретить старых знакомых, но, на его счастье, в пивную зашли двое профессоров: старый и молодой. Старого Зимич знал – когда-то слушал его курс риторики, – а вот молодого видел впервые. Хозяйка встретила их как завсегдатаев, вместо пива подала им вина в кувшине, а вместо сушеных лещей – пышную теплую кулебяку (которой кормила Зимича за ужином).

Студенты, смутившись, притихли, продолжая настороженно поглядывать на Зимича, профессора говорили вполголоса, нагибаясь друг к другу через стол, и только десятилетний кучер ничего не стеснялся, во весь голос рассказывая байку о том, как чудотворы будут воевать с чудовищами и спасут мир от конца света. Старый ритор оглядывался на мальчишку и недовольно качал головой.

– Потише говори, – одернул его Зимич. – Чего орешь-то?

– А чего мне бояться? Я небось не рассадник вольнодумства, я чудотворов люблю. Пусть другие шепчутся, кто чудотворов не любит.

Зимич не мог не оценить его сообразительности и наблюдательности. Профессор-ритор же при этих словах переглянулся со своим товарищем и, взяв кружку с вином, подсел за стол к Зимичу.

– И за что же вы любите чудотворов, юноша? – спросил он, хитро улыбаясь мальчишке.

Маленький кучер слегка обалдел от такого к себе обращения, но в грязь лицом не ударил:

– За то, что они добрые.

– И что-то же доброго сделали чудотворы для вас, именно для вас, а не для кого-то?

– Они мертвых оживляют. Они со Злом борются. Что, мало, что ли? И камни они красивые зажигают. И вообще – мой дед у них теперь чего хочешь просить может, они ему все дадут, потому что он мних.

– Что, и лошадь попросить может? И дом? – Глаза профессора смеялись. Да, оппонент мальчишке достался серьезный – Зимич на месте ритора побрезговал бы вступать в подобный диспут.

– А зачем мне лошадь? И дом у нас уже есть… – нашелся мальчишка. Не лыком был шит!

– Зачем вы с ним спорите? – спросил, улыбаясь, Зимич. – Ведь это бессмысленно.

Профессор посмотрел на него серьезно, и в глазах его была горечь:

– Нет, молодой человек. Не бессмысленно. Все мы считаем это бессмысленным, и даже зазорным, и молчим, и не спорим. А тем временем Надзирающие не считают зазорным забивать людям головы подобной чушью, и устраивать представления на городских площадях, и соблазнять, и запугивать, и подкупать. И особенно страшно, что их слушают дети. Простой народ доверчив и любит сказки… Я ведь помню вас, вы слушали мой курс когда-то, не правда ли?

Зимич кивнул.

– И делали успехи. Так что́ вам стоит доказать этому ребенку, что его обманули?

– Эй, кто это меня обманул? – вступил в разговор маленький кучер.

– Вас обманули Надзирающие. Никаких чудотворов не существует, их выдумали, чтобы захватить власть в Млчане, – за стол пересел молодой профессор.

– Погоди, не так, – улыбнулся ритор. – Это ведь ребенок, а не студент.

– Чудотворы существуют, – вдруг сказал Зимич. Оказывается, он только и ждал, чтобы сказать это кому-нибудь. – Они существуют на самом деле.

Оба профессора уставились на него то ли с подозрением, то ли с жалостью.

– Это злые духи того мира, куда ходят колдуны.

Подозрения профессоров рассеялись, осталась только жалость.

– Я говорю серьезно. Я не сумасшедший и не верю в сказки, – попытался оправдаться Зимич. – Я жил в лесу у одного из них и видел, как он зажег камень прямо у себя на ладони. Им нужна не власть – им нужно что-то другое. Я пока не знаю что.

Старый профессор вежливо кивнул.

– Они хотят приручить змея, – добавил Зимич, находя это веским аргументом в свою пользу. – Я читал их книгу о змеях, это настоящий научный труд…

Теперь вежливо кивнули оба.

– Там, в другом мире, у них есть большие города, ими управляют мрачуны. Они собираются убить некоего Ламиктандра – и выдать его смерть за сбывшееся пророчество… – Зимич почувствовал, какую несет чушь. И иначе как выдумками сумасшедшего его слова не назовешь.

Ночью его разбудили всхлипы маленького кучера.

– Ты чего ревешь? – спросил Зимич, поставив ноги на пол.

– Ничего, – ответил мальчишка.

– Может, тебе страшно? Так я же здесь.

– Ничего мне не страшно. Чего бояться-то? – всхлипнул тот.

Зимич поднялся, сел на пол возле его тюфяка и обхватил руками колени.

– Ну?

– Всё они сами врут! Чудотворы есть, есть! Они добрые!

– И из-за этого ты ревешь?

– А чего они мне врут? И ты тоже врешь!

Зимич почувствовал себя подлецом: разве можно отбирать у ребенка сказку? Красивую, добрую сказку, в которую так хочется верить. Но сказка сказке рознь, а эта слишком похожа на сыр в мышеловке.

– Не реви. Я расскажу тебе одну историю…

– Опять про злых духов?

– Нет. Про хитрого волшебника-людоеда. Это страшная история, так что если боишься – скажи сразу, я не буду рассказывать. Я девочкам эту историю никогда не рассказываю, они пищат и потом не могут уснуть.

– Ну я же не девочка, – парень приподнялся. – И уж пищать точно не буду!

Сказку Зимич сочинял на ходу: о том, как хитрый людоед приходил в деревню и заманивал детей к себе в логово, пока взрослые работали в поле. И как дети, поверив в его доброту, брали его за руку и шли в обещанное им «царство». И даже некоторое время радовались, потому что жилось им у людоеда хорошо: они весело играли на солнечной поляне, ели и пили всласть, спали на мягких перинках, и никто не заставлял их работать. Только иногда кто-нибудь из детей уходил в пещеру людоеда и не возвращался. Но они верили, будто из пещеры есть другой выход – в еще более прекрасный мир, чем та солнечная поляна, где они играли.

– Да он же их ел! – возмущенно воскликнул маленький кучер. – Они что, совсем были глупые, да? Он же их откармливал, как овец!

– Это ты здесь такой умный, а вот оказался бы там, что бы ты делал? Тоже бы поверил.

– Я? Да ни за что! Я бы их всех оттуда увел домой!

– Да ну? Ты сначала послушай дальше. И вот однажды возле пещеры людоеда появился умный и смелый парень вроде тебя. Он с самого начала не поверил людоеду, но пошел с ним, потому что недавно людоед забрал к себе его маленькую сестренку. И конечно, он сразу догадался, что людоед откармливает детей, перед тем как съесть, а вовсе не выводит через пещеру в другой прекрасный мир. Но ему никто не поверил, даже его маленькая сестра. Дети смеялись над ним и показывали на него пальцем, и никто после этого не захотел с ним играть.

– Точно, совсем дураки! Ведь понятно же, что никто за так их кормить не будет!

– Но людоед говорил им, что он добрый, что он их любит, поэтому кормит и позволяет играть целый день напролет. И дети тоже любили его, потому что он умел им понравиться. А парня, который хотел спасти свою сестру, никто не слушал, все твердили ему: это добрый волшебник, он любит детей! Но и людоед был не лыком шит – сразу разглядел в этом парне своего врага. И задумал сначала съесть его сестру, а потом и его самого – побыстрее, не дожидаясь, пока он растолстеет.

На том месте, где парень проник в пещеру людоеда, чтобы найти там косточки съеденных детишек, маленький кучер не выдержал и спрятал голову под подушку – Зимич умел рассказывать страшные сказки. Разумеется, все кончилось хорошо: обман раскрылся, дети сбежали, а кузнец, как водится, заманил людоеда к себе в кузницу и спалил его в горне.

За завтраком маленький кучер насупленно сказал Зимичу:

– Я догадался, для чего ты мне рассказал эту сказку. Только чудотворы-то детей не едят.

– Я и не говорил, что они едят детей.

– А чего тогда?

– Я всего лишь хотел сказать, что не все то добро, что называет себя добром. И верить в хорошее надо осторожно – вдруг это мышеловка?

– Что, совсем в хорошее верить нельзя, что ли?

И Зимичу стало грустно: а действительно, неужели совсем нельзя верить в хорошее? Он едва не поверил в то, что Айда Очен спас его бескорыстно, просто так, от душевной доброты – потому что сам поступил бы так же. А на самом деле?

Бранко Божич
Стоящие свыше. Часть II. Усомнившиеся в абсолюте

Только дети верят, будто днем зло спит.

9 января 78 года до н.э.с. Исподний мир

Отправив бричку с ее маленьким кучером в Горький Мох, Зимич пошел к своему университетскому товарищу, родители которого имели дом в Хстове – а значит, сменить места жительства тот не мог. Но вместо разбитного студента его встретил щеголь, покидавший дом в карете, запряженной шестеркой лошадей. Нет, он обрадовался, увидев Зимича, и даже старался не смотреть на него свысока.

– Я сейчас во дворец. У меня там интрижка, не очень, я тебе скажу, приятная, но весьма и весьма полезная. Где ты остановился? Я бы вечером заглянул к тебе: вспомнили бы молодость, выпили вместе, как в старые добрые времена!

И Зимич уже раскрыл рот, чтобы позвать товарища в пивную возле университета, но карета тронулась с места, а тот ее не задержал. Кричать что-то ей вслед Зимич не стал.

Вторая встреча разочаровала его еще сильнее: своего старого дружка он встретил в кабаке, где они когда-то были завсегдатаями.

– Зимич! – тот окликнул его первым. – Сколько лет, сколько зим!

Рядом с ним на столе лежала соболья шапка с белой кокардой.

– Заходи, садись к нам!

За большим столом в центре расположились гвардейцы Храма, остальные посетители кабака жались по углам, бросая на них угрюмые и настороженные взгляды. Несмотря на ранний час, гвардейцы были изрядно пьяны.

– Это мой друг, Стойко-сын-Зимич. Между прочим, из рода Огненной Лисицы! Да садись, садись! Ребята, налейте ему вина покрепче! Хозяин! Что ты там возишься, старая крыса? Не видишь, пришел мой давний друг? Давай, доставай крепленого вина, а не этой жидкой юшки!

Хозяин кабака нисколько не изменился и тоже узнал Зимича, но улыбнулся ему не как доброму знакомому, а подобострастно и безрадостно, снизу вверх. Раньше он мог вышвырнуть на улицу особенно расшалившегося студента, а мог часами слушать их пьяные россказни или многозначительно кивать и давать советы – если в кабак приходили напиться с горя. Это в его присутствии Зимич пообещал отправиться в дальние страны на поиски счастья…

В огромную кружку до краев налили крепленого вина, а напиваться с самого утра Зимичу вовсе не хотелось. Ему вообще не хотелось напиваться. Однако выпить пришлось – из забытого уже студенческого куража, чтобы не ударить лицом в грязь перед развязными и бесцеремонными гвардейцами.

Вино стукнуло в голову быстро, несмотря на плотный завтрак.

– Ну? Рассказывай! – Дружок обнял его за плечо. – Где был, что поделывал? А мы вот здесь охраняем Добро от Зла. Всю ночь в дозоре, не смыкая глаз!

– И как? Много Зла успели побороть? – Зимич осклабился.

– Ты не поверишь! – Дружок расхохотался. – За одну только ночь арестовали семь человек! Семь! И только наша бригада. Зло кругом, надо только уметь его распознать. Я умею.

– И в чем же это зло состоит? – Зимичу вдруг расхотелось улыбаться.

– Ну как в чем? Как в чем? Я по глазам вижу, если у человека рыльце в пушку. Есть, конечно, хитрые и опасные враги, а есть заплутавшие в своем незнании заблужденцы. Я по заблужденцам больше знаток. Консистория делает им внушение и отпускает – и никаких заблуждений у них не остается, они встают на сторону Добра и о Зле более не помышляют. Ну разве это не здорово?

– Ты серьезно? Или смеешься? – спросил Зимич, чувствуя, как хмель застилает голову тяжелой пеленой. Дешевое вино не шло ни в какое сравнение с чистым как слеза вином из подвалов Айды Очена.

– Над чем это я, по-твоему, могу посмеяться? Над своей высокой миссией умножения Добра?

– Вино – дрянь, – проворчал Зимич: тошнота подступила к горлу соленым комком. – Закусить бы…

– Хозяин! – Дружок шарахнул кружкой по столу так, что она едва не раскололась. – Ты чего налил моему другу, а? Ты, старая крыса, нюх потерял? Или тебе мало заплатили? А может, ты решил отравить гвардию Добра? А? Признавайся, хорь вонючий! Может, ты никакой не заблужденец, а самый настоящий опасный враг?

Кто-то из гвардейцев ухватил хозяина за шиворот и с силой толкнул на пол – тот не сопротивлялся, но, упав на колени, оправдываться не стал. Не столько покорность, сколько равнодушие выражала его поза.

Зимич взял дружка за локоть:

– Ты что? Это не он – это ты нюх потерял. Башку снесло, что ли? Власть глаза застит?

– Молчи, дурак, и не лезь не в свое дело, – беззлобно ответил дружок. – Сейчас его Светай на чистую воду-то выведет!

Между тем гвардеец, что толкнул хозяина, подошел к нему поближе и с размаху ударил в бок ногой – хозяин лишь поморщился и, чуть согнувшись, прикрыл живот руками. Зимич же поднялся, с грохотом опрокинув тяжелый деревянный стул, и дернул гвардейца за плечо:

– Подраться хочешь? Со мной подерись.

– Светай, не обращай на него внимания! Это он от вина раззадорился. Зимич кулачник знатный, только и ищет, о чье рыло кулаки почесать. Слышь, Зимич? Сядь, не кипятись! Без тебя разберутся. – Дружок обнял его за плечо и потянул обратно за стол, не заметив опрокинутого стула.

Тем временем неугомонный – пьяный до отупения – Светай снова собирался пнуть хозяина ногой, но Зимич сначала (и с большим удовольствием) врезал по зубам своему дружку, а потом одним ударом завалил гвардейца на пол. И если остальные посетители кабака до этого упрямо смотрели в свои кружки, то тут повернули головы в сторону драки, и глаза их были вовсе не любопытными, как это бывает обычно. Мрачным и странным огнем загорелись их глаза, и непонятно, чего больше было в их взглядах – злорадства, сочувствия или страха.

На Зимича навалилось сразу человек пять или шесть, и руки за спину ему выкрутили очень быстро. И носом об стол приложили от души, и в живот пнули как следует, но больше ничего не успели: из-за столов на помощь ему поспешили те, кто еще минуту назад прятался от гвардейцев по углам. Драка вышла шумной, злой и победоносной – гвардейцы оказались никудышными драчунами, и Зимича это почему-то не удивило.

Их вышвырнули из кабака со свистом и улюлюканьем, под ругань и угрозы скоро вернуться. А потом – не больше чем через минуту – в кабаке вдруг остались только Зимич и хозяин: остальные разбежались, не дожидаясь возвращения гвардейцев с подкреплением.

– Ты что, дурак? – спросил хозяин мрачно.

– Наверное, – ответил Зимич, вытирая нос рукавом: кровь бежала на бархат жилета двумя быстрыми струйками.

– Ну как дальние страны? Много ли в них счастья?

– Не дошел я до дальних стран.

– Иди, умой рожу-то, и беги отсюда, пока они не вернулись. Я сначала подумал, ты теперь с ними. Даже обидно стало, честное слово.

– А ты?

– А мне ничего не будет, я капитану мзду плачу, чтобы меня не трогали особо. Ну поглумятся молодчики, ну потешатся немного – и уйдут. Да и расплачиваются они золотом.

– Противно как-то убегать…

– Еще раз дурак. Давай-давай, собирайся и проваливай! – Хозяин рассмеялся.