Текст книги ""Стоящие свыше"+ Отдельные романы. Компиляция. Книги 1-19 (СИ)"

Автор книги: Ольга Денисова

10 сентября 427 года от н.э.с.

Многочисленные корпуса Ковченского университета Инда увидел лишь утром следующего дня, и прошло не менее двух часов, прежде чем удалось добраться до въезда в академический городок. В отличие от университетов с многовековой историей, Ковчен, выстроенный не более пятидесяти лет назад, занимал огромную территорию и не имел даже ограды (не говоря о традиционных крепостных стенах). Учебные корпуса и научные учреждения от жилых зданий отделял роскошный парк, к краю городка подходила железнодорожная ветка с небольшим зданием вокзала и высокой, как в Славлене, платформой, а с противоположной стороны расположился спортивный комплекс. Инда бывал здесь неоднократно и неплохо ориентировался в городке.

Здесь не было никакой паники, и в стоявший у платформы поезд люди садились спокойно и организованно. Позади него на рельсах стоял еще один поезд, но пока без магнитовоза. В студенческом городке и возле лицея для старших школьников было непривычно тихо – видимо, молодежь эвакуировали в первую очередь. Инда на секунду испугался: а вдруг из Ковчена уже вывезли материалы научных исследований? И попытался успокоить себя тем, что в плане эвакуации на первом месте стоят люди. Но результаты исследований – это не заводские станки… А, например, Ковченская библиотека – ценнейшая из библиотек Обитаемого мира, оставить ее Внерубежью – страшная потеря, гораздо страшней гибели людей из какой-нибудь деревеньки. И, планируя эвакуацию, это наверняка учли.

Инда доехал до лабораторий прикладного мистицизма, окруженных собственным маленьким парком (с высокими и густыми деревьями) и обнесенного чугунной оградой, остановил авто у ворот и нажал на клаксон. Даже если большинство сотрудников лабораторий уже эвакуировались, должны были остаться чудотворы и люди, отвечавшие за вывоз оборудования (весьма, надо сказать, дорогостоящего) и документации. Ворота никто не открыл, и пришлось идти на проходную самому.

На проходной дежурил молоденький чудотвор, слишком бдительный, и Инде пришлось долго объяснять, кто он такой и почему имеет право въехать на территорию лабораторного комплекса, – знак отличия первой ступени посвящения ни о чем охраннику не говорил. Непросто было побороть раздражение: из отпущенных семи дней у Инды уже осталось только шесть, и эта глупая задержка после долгого пути вывела его из себя.

Парк заканчивался в сотне шагов от лабораторных корпусов – так же как вокруг крепостей Исподнего мира всегда лежало открытое пространство, чтобы никто не мог приблизиться к стенам незаметно.

В административном корпусе, как ни странно, было суетно, хотя и немноголюдно, – в деревянные ящики, расставленные по всему вестибюлю, сотрудники укладывали книги и папки с документами, и Инда выругался про себя: найти нужные ему материалы будет непросто, если они уже упакованы. Чудотвор с блокнотом в руках, руководивший процессом, указывал кончиком карандаша, куда уложить ту или иную стопку папок, а на ящиках стояли номера, что немного обнадеживало, но только немного.

Инда, спросив дорогу, поднялся в кабинет куратора лабораторий, и, к счастью, застал того на месте. Первая ступень посвящения куратора Инду не удивила и не смутила, странным показалось, что раньше он никогда не видел этого человека.

– Моя фамилия Хладан, я запрашивал у вас материалы несколько дней назад, – начал Инда с порога.

– Да, – куратор улыбнулся широко и доверительно, – я сам подбирал их для вас.

Он был моложе Инды, но не намного, очень невысок, но весьма обаятелен, с открытым мальчишеским лицом, и наверняка, как и Инда, имел степень доктора прикладного мистицизма.

– Вы не включили в подборку материалы о сбросе в Исподний мир природной электрической энергии, – продолжил Инда, игнорируя обаятельную улыбку.

– Простите, но я не понял… – Куратор снова улыбнулся и искренне развел руками.

Другого ответа Инда не ожидал.

– Лет шесть назад в ваших лабораториях работал некто Горен… – Инда посмотрел в искрящиеся правдивостью глаза, надеясь разглядеть в них хотя бы тень беспокойства.

– Да, я помню Югру Горена. Я тогда еще не был куратором всех лабораторий, возглавлял направление стратегии локального обрушения, и он работал под моим началом.

Первая ступень посвящения… Этот человек прошел ритуал и избавился от шор, мешающих управлению миром… Взывать к его совести или здравому смыслу бесполезно. Мысль, пришедшая в голову, была неуместной, несвоевременной: Обитаемым миром управляют куклы, болваны. Очень умные болваны, но лишенные того, что делает человека человеком…

Тени беспокойства в глазах куратора не было, и он спокойно продолжал:

– Он был весьма талантливым ученым, к тому же на четверть чудотвором, но потихоньку пропивал мозги, пока не стал совершенно бесполезным. Так что Горен?

– Горен обратился с письмом к Приору Славленской Тайничной башни, в котором сообщил, что в ваших лабораториях разработан метод сброса электрической энергии в Исподний мир.

– Ну, мало ли что Горен мог придумать в пьяном угаре! – улыбнулся куратор. – Я думаю, ему приснился этот метод, и плод собственного воображения он принял за истину.

– Я в этом не уверен, – сказал Инда мрачно, может быть даже с угрозой.

– А я уверен. – Куратор тоже переключился на серьезный тон и бросил улыбаться. – Потому что Югра Горен не имел доступа к разработкам по стратегии максимального сброса, не мог даже предположительно знать, какие темы там рассматривают. Поверьте, здешние тайны охраняются слишком ревностно.

Это звучало убедительно, гораздо более убедительно, чем предположение Инды о существовании означенного метода. Но проклятая интуиция говорила об обратном, хотя Инда отдавал себе отчет, как легко обмануться, спутать интуицию и попытку выдать желаемое за действительное.

– Я должен убедиться в том, что этот метод не рассматривался в ваших лабораториях. Или рассматривался, но не увенчался успехом.

Инда не имел никакого права отдавать распоряжений этому человеку, не мог требовать – они стояли на одном иерархическом уровне. А Вотан мог отдать куратору приказ. Как и гроссмейстер.

– Вы же понимаете, что это невыполнимая задача, – снова улыбнулся куратор. Улыбчивый был человек… – Очень трудно показать то, чего нет.

И Инда подумал, что если убьет этого улыбчивого человека, то сможет требовать с его подчиненных ответов на свои вопросы. Мысль напугала его – не слишком ли радикальное решение пришло ему в голову?

– И все же я попрошу вас попытаться. – Инда сжал губы.

– Документы уже наверняка упакованы, найти их в этом хаосе не просто…

– Никакого хаоса я не заметил. И не вижу причин для препирательств. Я добирался сюда почти сутки, а мое время сейчас очень дорого стоит.

Нет, они бы не посмели уничтожить результаты исследований – если Йока Йелен не сможет прорвать границу миров, от этого будет зависеть жизнь и децемвирата тоже. Более того, документы такого рода надо беречь пуще глаза.

– Пойдемте, – вздохнул куратор и решительно поднялся. – Я покажу вам все документы по стратегии максимального сброса. Замечу, материалы по этой стратегии были доступны четвертой ступени посвящения, и вы давно знакомы со всеми направлениями нашей работы.

– Вы, наверное, неправильно меня поняли. Мне не нужны документы по стратегии максимального сброса. Мне нужны документы по изучению природных электрических сил.

– В наших лабораториях не велось таких исследований. Югра Горен попросту выдумал эти громовые махины! – Куратор снова улыбнулся, на этот раз снисходительно.

Инда ни слова не говорил о громовых махинах. И вряд ли этот улыбчивый человек читал дневники пьяницы Горена. Конечно, Горен мог выдумать их еще во время работы в Ковчене и кричать о них на каждом углу… Но гораздо вероятней, что в разговоре с куратором их упомянул Вотан.

Куратор понял, что проговорился, но не отступил:

– Он твердил о громовых махинах, еще когда работал здесь, у нас о них ходили анекдоты. Не обольщайтесь, Хладан. Выхода нет…

– Я не склонен обольщаться, я аналитик, а не прожектер.

Удар чудотвора, направленный в лицо, ломает шейные позвонки… И на вопросы Инды будут отвечать чудотворы второй ступени посвящения…

– Я говорю со всей ответственностью: мы не изучали природного электричества. Вы ведь тоже в некотором роде ученый и должны понимать…

– Я аналитик. Администратор. И только в некотором роде – да, ученый, – кивнул Инда. – И вы, и я отлично понимаем, что изучение небесного электричества обесценивает наши способности и ставит крест на власти чудотворов. Но вам не кажется, что лучше быть живым хлебопашцем, чем мертвым властелином мира?

– Во времена Войты Воена считали иначе. – Куратор вскинул глаза. – Но, в конце концов, вы можете просмотреть все наши материалы. А раз вы не доверяете мне, я подкреплю сказанное финансовой отчетностью – другого способа доказать вам свою честность у меня нет.

– Подкрепите, уж будьте так добры, – кивнул Инда.

Ему выдали несколько десятков журналов с помесячными графиками работы лабораторий и выписки с бухгалтерских счетов о денежных поступлениях. Инда думал, что его поставят перед необъятными коробками и длиннющими полками с документацией, но проверить сказанное куратором оказалось значительно проще. И, просиди Инда дня три над полученными документами, он бы смог свести концы с концами, сбить остатки на счетах и время работы по каждой теме. Но у него не было этих трех дней – и куратор лабораторий об этом догадывался. А потому не было смысла даже читать выданные журналы, но Инда все же читал – в надежде обнаружить темы, близкие к изучению природного электричества.

Секретарь предложил ему кофе – это было кстати, от однообразия записей быстро потянуло в сон, а Инда вел авто сутки напролет. Кабинет, в котором он расположился, еще недавно занимали несколько человек, и если бумаги уже вынесли, то мебель стояла на месте: пустые этажерки и тумбочки, пустые столы, задвинутые под них стулья – и цветы на окнах… Инда подумал, что цветы завянут раньше, чем до них доберется Внерубежье, и вспомнил игрушки, усаженные на скамейке в Магнитном…

Он услышал, что отворилась дверь, но не поднял головы, уверенный, что это секретарь принес обещанный кофе. И весьма удивился, когда вошедший молча остановился перед столом, за которым Инда сидел, – поднять глаза пришлось поневоле.

Напротив Инды стоял человек в форме грузчика, высокий и худой, с помятым лицом, и лицо это выражало крайнюю степень презрения и брезгливости. Он, наверное, намеревался что-то сказать и, казалось, собирал силы для преодоления неприязни, но в итоге молча бросил перед Индой пухлую папку, на крышке которой ничего, кроме номера в верхнем углу, не значилось.

Инда тоже ничего не сказал, лишь приподнял брови от удивления. Человек продолжал стоять, и Инда развязал тесемки у него на глазах.

Первые два десятка листов, прошитых ниткой, были выписками из архивов – копиями черновых записей Войты Воена, посвященных изучению природного магнетизма и связи магнитных и электрических сил. Очевидно, эти труды Белоглазого не изучали ни в школах, ни в университетах – копии были доступны лишь первой ступени посвящения, о чем на каждом листочке стояла соответствующая пометка.

Дальнейшее Инду не разочаровало: с каждой просмотренной страницей нарастало нездоровое возбуждение, внутренняя дрожь перешла в озноб, а на лбу выступили капли пота – Инду бросало то в жар, то в холод. Нет сомнений, это было описание «громовых махин» Югры Горена – а их работоспособность подтверждалась изящной простотой решений.

Да, чтобы обеспечить быстрый сброс электрической энергии в Исподний мир, требовалось множество людей, но это представлялось вполне посильной задачей – за десять лет можно было существенно снизить давление Внерубежья на свод, а за пятнадцать-двадцать и вовсе от свода отказаться. Электрические силы давали не только свет, не только движение предметов в магнитных полях, но и тепло – то, что ученые так и не научились получать из энергии чудотворов. И на первый взгляд представить себе энергию, текущую по проводящим ее материалам вместо вездесущих магнитных полей, было трудновато, но на это Инде вполне хватило воображения.

Да, эти разработки делали очевидной никчемность власти и богатства чудотворов… Недаром почти шестьсот лет чудотворы ревностно прятали эту тайну даже от самих себя.

– Я полагаю, ваше имя – Врана Пущен? – Инда поднял глаза.

Человек слабо усмехнулся.

– Я рад, что вам хватило мозгов не вернуться к наркоманической зависимости, – поднявшись, сказал Инда холодно и бесстрастно. – Хотя я на это не надеялся, так же как не надеялся на столь неожиданную помощь. Мне надо немедленно возвращаться в Славлену, и, думаю, вам лучше поехать со мной.

* * *

После возвращения из-за свода Йелен проспал всего полчаса, а проснувшись, вышел в кухню, чего никто не ожидал. Ничта отдавал себе отчет в том, что его постепенное выздоровление связано скорей не с лечением, которое организовал Черута, а с тем, что парень с каждым днем делается все более неуязвимым для Внерубежья – молнии уже не оставляют следов на его теле, камни не долетают до его головы, ветер не способен сбить его с ног. Энергия, которую он пьет, не только выливается в Исподний мир, но и способствует быстрому заживлению ран, а кроме того будит в его теле небывалые для человека жизненные силы.

Черута накинул на Йелена пушистый халат, усадил за стол, госпожа Вратанка кинулась разводить огонь в плите – завтрак собирались готовить не раньше чем через час.

Йелен посмотрел вокруг страшным невидящим взглядом, остановил его на лице Важана и сказал хрипло, с безумной блуждающей улыбкой:

– Я убью его.

Он часто повторял эту фразу, но на этот раз она прозвучала как совершенная уверенность. Будто речь шла о факте, а не предположении. И Ничта не стал, как обычно, отвечать: «Не говори „гоп“…», а проворчал:

– Ты мог бы поспать еще немного.

– Мне не хочется спать. – На секунду взгляд Йелена прояснился, и он добавил: – Сейчас что-то случится. Я не знаю что. Но оно шепнуло мне: «Вставай».

И он оказался прав, потому что через минуту в двери домика постучали.

– Входите, – крикнул Важан, оглянувшись на дверь, и на пороге появился один из чудотворов-наблюдателей.

Они несколько дней назад познакомились и в некотором роде подружились с наблюдателями, будто с добрыми соседями. Все началось с того, что один из них зашел в домик попросить соли, пообещав за это свежих яиц вместо яичного порошка. Змай сказал, что с этими чудотворами надо дружить, потому что у них есть вездеход, поболтал с пришедшим, напросился в гости – и трое из них нанесли ответный визит.

В появлении чудотвора не было ничего из ряда вон выходящего – это мрачуны привыкли долго спать по утрам, чудотворы всегда считались ранними пташками. Но Йелен напрягся, Ничта ощутил, как натянулись его нервы, будто по ним прошла молния: казалось, дотронься до его руки – и молния ударит, обожжет.

– К нам приехали ребята с метеостанции, – начал чудотвор, усевшись за стол. – И мы сочли своим долгом вас предупредить…

Он говорил долго, и с каждым его словом, вслед за Йеленом, напрягались остальные, а первым из них был Змай: в его глазах тоже появился нездоровый блеск одержимого.

Чудотвор говорил, что началось смутное время, что ослабление потока энергии чувствуют все, что ее едва хватает на поддержание свода – теперь это заметно каждому чудотвору. До окончания эвакуации остается пять дней, но люди не желают следовать гениальным планам чудотворов и в панике бегут прочь от границ свода – в Славлену, где штурмуют поезда. Накануне толпа перегородила рельсы, а потом опрокинула с насыпи остановившийся поезд. Третьего дня случился бунт в бывшей магнитогородской тюрьме, несколько сотен уголовных преступников сейчас идут по рельсам в сторону Славлены – они злы и напуганы, они уверены, что чудотворы бросили их умирать. И возможно, так оно и есть, потому что эвакуация тюрем отложена на неопределенное время – паника и неразбериха сдвинули положенные сроки.

Доподлинно известно (от чудотворов из Брезена, которые привозили наблюдателям продукты) – в Брезенской колонии просто открыли двери, и две сотни детей-мрачунов остались предоставленными сами себе – никто не позаботился даже об их питании. Говорят, это сделали по приказу директора, который сбежал и теперь наверняка благополучно добрался до Натании, но это лишь слухи. Чудотворы, охранявшие колонию, думали организовать вывоз детей хотя бы к железной дороге, но среди ребят прошел слух, будто мрачуны собираются на Речинских взгорьях, где должен произойти прорыв границы миров. С чудотворами отправили только самых маленьких, неинициированных ребят, а остальные пешком отправились в Речину.

Собственно, прибывшие с метеостанции чудотворы хотели рассказать именно об этом: мрачуны стекаются к Речинским взгорьям, едва ли не все мрачуны Северских земель, не только из тюрем и колоний, но и вполне мирные обыватели, получившие посадочные талоны на поезда. Слух был пущен давно – они собираются помочь Вечному Бродяге прорвать границу миров. Откуда взялся этот слух – никто не знает, все были бы уверены, что это работа профессора, если бы профессор не сидел у границы свода в домике без телеграфного аппарата…

– Разумеется, я не принимал участия в роспуске этих слухов, – невесело усмехнулся Ничта. – Но в том, что этому слуху поверили, нет ничего удивительного: многие поколения мрачунов воспитывались с мыслью о том, что когда-нибудь их помощь потребуется Вечному Бродяге. Они лишь ждали сигнала. Но я не давал сигнала и тем более не распространялся о том, в каком месте будет прорвана граница миров. Впрочем, теперь это все равно…

– Вы понимаете, что все они погибнут, если падение свода случится раньше намеченного срока? – тихо и испуганно спросил чудотвор. – Их там тысячи…

– Я знал, что не всем чудотворам плевать на жизнь тысяч мрачунов, – весело вставил Змай.

Наблюдатель вскинул голову и посмотрел на Охранителя испепеляющим взглядом.

– Ни один чудотвор не получил посадочного талона. Никто из нас не покинет этих мест, пока остается возможность спасти хоть кого-то из нечудотворов, – в нашем распоряжении вездеходы, рассчитанные на работу за пределами свода, и после отключения аккумуляторных подстанций они могут двигаться только непосредственно созданным нами полем.

– Скажите, любезный, а что заставляет лично вас поступать столь неестественным для живого существа образом? – глумливо спросил Змай. – Я интересуюсь этим с теоретической точки зрения…

– Мы – стоящие свыше, – без предполагаемого пафоса, скорей устало вздохнул чудотвор, – мы отвечаем за людей, которые могут погибнуть по нашей вине.

Ничта покосился на Йелена, когда-то задавшегося этим вопросом, но тот думал о другом – в его безумных глазах горел азарт охотника, почуявшего дичь.

– Змай, сейчас не время для теоретических изысканий, – проворчал Важан. – Вернемся к мрачунам, собравшимся на Речинских взгорьях. Насколько я понял, вы пришли сюда не пересказывать сплетни. Так что же вы хотите мне предложить?

– Мы послали телеграмму в Тайничную башню, но ответа не получили. А потому я действую неофициально. И предложение это исходит лично от нас, наблюдателей, а не от нашего руководства. Теперь каждому понятно, что если вовремя не прорвать границу миров, мы все погибнем. И мы подумали… У нас есть вездеход, мы можем помочь вам добраться до Речины. Никто не знает, когда рухнет свод: может, завтра, а может – через неделю. И лучше бы Вра… Вечному Бродяге быть поближе к тому месту, где ее легче всего прорвать.

– А это интересное предложение, профессор, – снова вставил Змай, пока Ничта думал, что на это ответить. – И заметьте, как уважительно чудотворы называют теперь Йоку Йелена.

– С чего вы взяли, что границу миров нужно прорвать на Речинских взгорьях? – спросил Важан, пропустив слова Змая мимо ушей.

– Но… так считают все мрачуны…

– Никто из мрачунов понятия не имел о том, в каком месте истончается граница миров. Не путайте психологическую готовность помочь Вечному Бродяге, появления которого мрачуны ждали несколько столетий, и конкретные действия конкретных людей. Вечный Бродяга – это мечта, легенда, как и прорыв границы миров. А Речинские взгорья – это точка на географической карте, о ней ни в легендах, ни в Откровении нет ни слова. Потому мне кажется, что я участвую в чьей-то комбинации, хитро сплетенной интриге, причем на правах болвана.

– Брось, профессор, – усмехнулся Змай. – Сейчас мы с чудотворами играем на одной стороне. Я зуб даю, это Инда пустил слух, не зря мне так не хотелось его убивать – я чуял, что он нам еще пригодится.

– Я не люблю играть за болвана, даже если на первый взгляд кажется, что все идет по-моему.

– Да ладно, нам все равно надо в Речину, – пожал плечами Змай. – Так почему бы не перестраховаться и не отправиться туда немедленно. Или мы хотим отправить Йоку Йелена в Исид, как нужно Афрану?

– Йоку Йелена никто никуда против его воли не отправит. Потому я и хочу понять, в чем же состоит новый гениальный план децемвирата и какое место в этом плане отводится нам с тобой.

– Я думаю, это не новый план децемвирата, а новый план Инды – как спасти Славлену. И этот план полностью совпадает с нашим.

– Хорошо, – согласился Ничта. – У нас будет время подумать. И ничто не помешает нам сделать это на Речинских взгорьях. У меня есть только одно возражение: Йелен до сегодняшнего дня не мог обходиться без встреч с Внерубежьем, а от Речины до свода несколько часов пути на поезде.

Йелен отозвался сразу, будто внимательно следил за разговором (чего никак нельзя было сказать по его выражению лица):

– Оно само придет ко мне. На Реченские взгорья. Я подожду его именно там.

* * *

Если куратор лабораторий получил распоряжение от Вотана, он ни за что не позволил бы Инде выехать из Ковчена с этой папкой в руках. И потому Инда сделал вид, что внимательно просматривает выданные ему журналы. Выпил кофе. Пообедал. Посидел еще некоторое время – он был уверен, что от еды его потянет в сон, но нервическое возбуждение не стало слабей, Инду била крупная дрожь, мысли в голове метались от крайности к крайности, от надежды к отчаянию. Он был готов убить (в прямом смысле) Вотана, равно как и весь децемвират, лишь бы остановить неизбежное падение свода, – он с самого начала верил, что выход есть, он до последнего сомневался, что стратегия локального обрушения так уж нужна Обитаемому миру. Иногда он не был уверен, что имеет право решать за весь Обитаемый мир, иногда малодушно думал, что напрасно ставит себя выше децемвирата. Но сомнения быстро сменяла уверенность Инды в собственной правоте. Потому что за этой правотой стояли человеческие жизни, множество спасенных человеческих жизней – и не только они. Стратегия максимального сброса не требовала выбора между белыми храмами Элании и набережными Славлены. И пожалуй, лучше отдать власть в руки таких, как Ветрен, чем разрушить две трети Обитаемого мира и сохранить власть за чудотворами.

Потянув время, чтобы не вызвать подозрений у куратора, и старательно сделав вид, что спокоен, Инда явился к нему в кабинет и сказал, что более не может оставаться в Ковчене. И даже убедительно изобразил разочарование. А в заключение потребовал вездеход, который доставил бы его в Славлену как можно быстрей, – поскольку двигаться по дорогам навстречу толпам людей и авто будет просто невозможно, а вездеход может идти и по пересеченной местности. Конечно, вездеходы в Ковчене были, и, конечно, куратор жался и морщился, не желая отдавать столь ценную в данных обстоятельствах машину. Но в итоге отдал – аргументы Инды выглядели сильней и убедительней.

Пущена он посадил в вездеход незаметно, что было не трудно в суете и неразберихе сборов. И драгоценная папка (а также еще десяток папок с материалами по природному электричеству, которые Пущен прибрал к рукам во время погрузки документов) лежала на сиденье позади водительского места.

Инда выехал за ворота и направился к железнодорожной станции, изучив по карте проселки и просеки вокруг Ковчена, по которым мог бы пройти вездеход. И если утром на платформе царили порядок и дисциплина, то сейчас напирающая на вагоны толпа издали бросилась в глаза. Инда не сразу понял, с чем связана такая разительная перемена, пока не подъехал поближе: нет, не ученые и преподаватели устроили давку на платформе – поезд штурмовали толпы беженцев, добравшихся до Ковчена. И, надо сказать, вблизи давка выглядела чудовищно и напомнила неприятный инцидент на Дворцовой площади Хстова, который Инда наблюдал с балкона особняка чудотворов. С платформы на землю кое-где капала кровь, в крови была ведущая на нее лестница – толпа давила и топтала тех, кто послабей. Люди лезли на платформу и под ее ограждением, с противоположной от поезда стороны и со стороны поезда, в узкую щель между ним и платформой. Инда видел, с каким остервенением люди лупят каблуками по рукам пытающихся подняться наверх, – и с особенным остервенением те, кому только что удалось подняться. Наиболее предприимчивые лезли на крышу поезда, но и там шла непримиримая борьба за место под солнцем: Инда заметил отца семейства, который сбросил вниз мамашу с двумя детьми, расчищая пространство для своих детей. В вездеход не проникали звуки снаружи…

– У вас есть только один способ остановить локальное обрушение, – неожиданно заговорил Пущен, сидевший рядом.

– Да? И вы его знаете? – осведомился Инда, разворачивая вездеход (платформа выпала из поля зрения).

– Уничтожить Врага. Их остановит только принципиальная невозможность прорвать границу миров.

Инда похолодел – эта очевидная мысль не пришла ему в голову. Озноб усилился, руки с трудом удержали руль.

– Сначала я попробую убедить профессора Важана отказаться от своего заявления, – пробормотал он. – Профессор согласится, он не одержим захватом власти. А Охранитель слишком человек, он не станет рушить свод, когда тому есть бескровная альтернатива.

– Свод обрушат без участия профессора и Охранителя, у них не будет выбора.

– Будет. Будет выбор – поставить поле на пути Внерубежья можно в любую минуту, пока не прорвана граница миров. Тогда локальное обрушение превращается в заурядное сужение свода.

– Вы как ребенок, Хладан, – кисло выговорил детектив (Инда не видел его лица, но не сомневался в том, что оно брезгливо сморщилось). – Обещаниями Важана децемвират не остановить.

Пущен был прав: Важан может тысячу раз повторить, что Йелен не будет прорывать границу миров, но рано или поздно отступит от своего слова. Он отступит первым – он, а не Вотан. И не потому, что Вотан готов рискнуть своей жизнью ради обретения абсолютной власти, а потому, что Вотан – мозговед и знает, что Важан не устоит, не возьмет на себя ответственность за бессмысленную гибель мира. И только если Йоки не будет в живых – только тогда Вотан будет вынужден отказаться от своих планов. Так же как и децемвират. Год-другой они поищут решение получше «громовых махин», но ждать, когда повзрослеют созданные по образу и подобию Йелена гомункулы, не рискнут.

– И тем не менее я должен поставить профессора в известность, – выговорил Инда. А потом рассмеялся – нездоровым, нервическим смешком. – Получается, что Йока Йелен действительно Враг!

Пущен ничего не ответил – наверное, снова брезгливо морщился. Но Инда был слишком возбужден, чтобы молчать.

– А забавная выходит штука… Человек без чести и совести всегда возьмет верх над тем, кто несет ответственность за других. Вам это не кажется обидным парадоксом, Пущен?

– Вы делаете неверные выводы из сложившихся предпосылок, – сквозь зубы ответил тот, вздохнув. – Человек без совести всего лишь имеет фору, но из этого вовсе не следует, что он всегда будет брать верх. Правда, не в данном случае.

– Пущен, а вы можете ради спасения мира убить ребенка?

– Я вообще не собираюсь спасать мир, – фыркнул тот.

– А зачем тогда вы проникли в Ковчен? Зачем разыскали эти папки? – Инда кивнул себе за спину.

– Мне было любопытно.

– И только-то?

– А разве этого недостаточно? Я не мог сделать однозначного вывода из материалов дела Горена, число неизвестных превысило число уравнений. А мне хотелось получить решение, я не люблю нерешенных задач. К тому же мне не понравился этот чудотвор из децемвирата, он давил мне на мозг и вынуждал сделать то, чего мне делать не следует.

– Как вам удалось его обмануть? – спросил Инда без надежды на откровенность.

Но Пущен таки ответил:

– Он не очень умен, этот чудотвор. Он хитер, пронырлив и честолюбив, он многое знает. Но он не умен, нет. Да и откуда у врача возьмется ум? Уверен, он не способен по двум точкам рассчитать угол поворота системы координат, что уж говорить об остальном…

Ответ повеселил Инду – он трактовал понятие «ум» несколько шире, но слова Пущена ему польстили.

– Ну если вы так умны, Пущен… Подумайте, есть ли иной способ остановить катастрофу? Я, знаете ли, по-своему привязан к Йоке Йелену…

– Даже если способ есть, вы не успеете им воспользоваться. Думаю, этот ваш чудотвор обрушит свод без вашего участия и в ближайшие же часы, даже не дни. Не нужно много ума, чтобы догадаться, зачем вы отправились в Ковчен и с чем вернетесь в Славлену.

– Он не посмеет. До окончания эвакуации не меньше пяти дней, а фактически – на три-четыре дня больше.

Кислую мину на лице Пущена Инда не увидел, но почувствовал – по затянувшейся паузе и громкому скрипу зубов.

– Если свод рухнет сегодня, – выговорил Пущен, не разжимая зубы, – Тайничную башню на Тигровом мысе смоет волнами вместе с децемвиратом. Этот человек обретает абсолютную власть над чудотворами, а через них – над всем Обитаемым миром. Верней, над тем, что останется от Обитаемого мира. Какая, к едрене матери, э-ва-куа-ция?

Последнее слово Пущен протянул так презрительно, что Инде захотелось рассмеяться, и он нервно хохотнул. Вотан посмеет – не надо успокаивать самого себя. В играх это называется комбинацией: когда любой ход противника ведет к его поражению, – и Вотан выстроил комбинацию поразительно точно и умело. И конечно, здравый смысл на стороне Пущена: у Инды есть только один ход, который не позволит Вотану победить, – убийство Йоки Йелена.

– И все же мы сначала поедем в Брезен… – проворчал Инда назло здравому смыслу. – Поговорим с Важаном.

– Важан давно на Речинских взгорьях, неподалеку от плавильни «Горен и Горен». Так что ехать лучше в сторону Славлены, – хмыкнул Пущен.

Ну да, разумеется… Обрушить свод можно только тогда, когда Йелен будет там, где истончается граница миров, – нервическое возбуждение и бессонная ночь лишили Инду способности как следует соображать. И если Йелен уже там, то Вотана точно не остановят угрозы профессора, – в противном случае Важан мог бы отказаться ехать в Речину и обрушение свода становилось весьма рискованным. Удивительно, с какой легкостью Пущен угадывает каждый возможный шаг Вотана… Комбинация – и у Инды есть только один выигрышный ход.