Текст книги ""Стоящие свыше"+ Отдельные романы. Компиляция. Книги 1-19 (СИ)"

Автор книги: Ольга Денисова

8 сентября 427 года от н.э.с. Исподний мир

Почтовые кареты Государя везли в Хстов детей с Выморочных земель. Поначалу люди уходили от своих домов неохотно, но постепенно по Млчане покатилась паника. Слухи о скором конце мира подогревались храмовниками, однако народ привык искать спасения от любой напасти в городах, а потому под защиту хстовских стен текли толпы не только с севера, но и с юга, запада и востока. И Государь открыл ворота для всех, в том числе для мнихов и гвардейцев-дезертиров (коих нашлось не так уж мало), сделав пропуском в город булыжник или охапку березовых поленьев. Вокруг Хстова как грибы росли лагеря беженцев, с внутренней стороны сотни каменщиков укрепляли северную крепостную стену, круглосуточно горели печи, обжигая известь для изготовления искусственного камня. Красен предупредил Дубравуша, что искусственный камень не успеет набрать прочность до того, как по нему ударят ветра Внерубежья, но Государь только отмахнулся.

Милуш Чернокнижник прибыл в Хстов на рассвете седьмого сентября и, вопреки предложению Государя разместиться в особняке чудотворов на Дворцовой площади, тут же отбыл встречать колдунов, шедших из замка. И вовсе не благодаря панике в Млчану стекались колдуны с других земель – а как некогда в Цитадель, спасаясь от храмовников и готовые защитить город, сбросивший ярмо злых духов. С северной стороны перед хстовскими стенами ширился лагерь колдунов, и счет их шел уже не на сотни, а на тысячи. Красен удивлялся: в мире, где нет газет и телеграфа, вести разносились едва ли не быстрей, чем в Верхнем мире.

Прату Сребряна, упорно именующего себя Славушем Вышьегорским из рода Серой Белки, Красен приютил у себя. На удивление, тот был вовсе не подавлен своим увечьем, а, наоборот, полон сил, далеко идущих замыслов и оптимизма. Сожалел, правда, что не может вместе с другими колдунами (!) встать на защиту хстовских стен. Доктор Назван смог только подтвердить диагноз Чернокнижника, но, как умел, нарисовал чертеж инвалидного кресла на колесах, которое могло немного облегчить положение Праты.

Все, все, что происходило в Хстове и окрестностях, – за этим стояло будущее, и Крапа тоже ощущал подъем, и оптимизм, и вынашивал далеко идущие замыслы…

Восьмого сентября Красен повез Прату на встречу со Спаской, в Тихорецкую башню, куда собирался прибыть и Чернокнижник.

* * *

Милуш окинул взглядом покои Тихорецкой башни, задержав взгляд на Волче. Потом скорым шагом подошел к Спаске, поднявшейся ему навстречу, и, чего она совсем не ожидала, вместо едких слов обнял ее на секунду и поцеловал в макушку.

– От того, что ты разрушила храм, ты не перестала быть глупой девчонкой. Но я рад, что ты жива и невредима. – Милуш повернулся к Волче. – Я благодарен тебе за ее спасение. И передаю благодарность от имени ее отца. Он написал мне письмо, в котором, кроме прочего, дал согласие на ваш брак. Оно, конечно, было высказано косвенно, но все же было высказано.

8–9 сентября 427 года от н.э.с.

Йера добирался до домика в лесу на кромке свода больше суток – дорогу до Брезена заполонили толпы беженцев, не надеявшихся на посадочные талоны в поезда; вереницей, непрерывно сигналя, навстречу Йере шли авто и грузовые вездеходы, но никто не спешил посторониться, и двигались они еле-еле, часто со скоростью пешеходов.

Разумеется, никто не предоставил Йере вездехода, чтобы ехать через лес, авто завязло в грязи в полулиге от Брезена, и дальше Йера шел пешком – он должен был увидеть Йоку во что бы то ни стало. Нездоровое нервическое возбуждение поддерживало его в дороге; и толпы беженцев, и кошмар, творившийся за пределами свода, вызывали у Йеры злорадство, смешанное с ужасом, и он не мог определить, что сильней – ужас или злорадство.

Занимался рассвет, но Йера прошел бы мимо домика в лесу, если бы не заметил в тусклом свете начинавшегося дня человеческую фигурку на открытом пространстве между лесом и границей свода. Через минуту Йера понял, что это Йока, и из последних сил бросился ему наперерез – и кричал, и звал его! Вслед за Йокой, шагах в двадцати позади него, к границе свода двигался сказочник, и он сразу заметил Йеру, помахал ему рукой, но Йока не останавливался, медленно, прихрамывая и покачиваясь, шел вперед. Йера, запыхавшись, подбежал к нему у самого обрыва, и продолжал звать, перекрикивая ветер. Если бы Йока просто прошел мимо! Нет, он повернул голову на зов, смерил Йеру странным, будто невидящим, взглядом и, отвернувшись, направился дальше… Он был мокрым с ног до головы, в трусах, майке и тяжелых сапогах, все его тело покрывали страшные ожоги, но напугал Йеру именно его отрешенный, безумный взгляд.

Силы вдруг оставили Йеру, подогнулись ноги, и он медленно опустился на колени – в густую теплую грязь кромки Обитаемого мира.

– Не бери в голову, Йера Йелен! – весело крикнул ему проходивший мимо сказочник. – Все будет хорошо!

Он тоже не остановился и скатился с обрыва вслед за Йокой. И Йера видел, как смерчи, ползавшие на горизонте, изменили направление и направились к ним, видел, как вспучилась фонтанами огненная река, – кипящий камень взлетал над ее поверхностью и осыпался искрами по берегам; видел, как далекие молнии выбивают светящиеся точки из поверхности земли, – и эти точки-шары плывут в сторону Йоки и его Охранителя.

Он не услышал шагов за спиной – шум дождя, вой ветра, рокот дрожавшей земли заглушали все звуки.

– Судья, пойдемте. – Он одновременно почувствовал руку на плече и услышал крик в самое ухо – к нему подошел эконом профессора Важана, кажется Дымлен. – Негоже такому солидному человеку сидеть в грязи.

Йера не только не хотел уходить – он думал, что просто не сможет встать. Но Дымлен подставил ему плечо и, кряхтя от натуги, поднял Йеру на ноги.

– Профессор считает, что вам не след смотреть на глупые выходки Вечного Бродяги, – прокричал Цапа. – И хотя я другого мнения, лучше послушаться профессора – он намного умней меня.

Наверное, профессор был прав, потому что, оглядываясь по пути к лесу на происходящее за сводом, Йера хотел броситься к Йоке, вниз с обрыва, – вытащить его в безопасное место или хотя бы заслонить от шедшего на него смерча! Йера даже попытался высвободиться из цепких рук Дымлена, рванулся назад, но тот держал крепко.

– Бросьте, судья! Не нам с вами соваться в эти дела…

За столом в кухне профессора Йеру била дрожь, хотя его переодели в сухое и чистое, налили горячего чая и всячески старались успокоить. Он и сам вскоре понял, что приехал напрасно, хотя все тактично помалкивали и никто на это даже не намекнул. Более того, Важан счел нужным дать Йере отчет о здоровье и «успехах» Йоки.

– Скажите, профессор… – Йера задохнулся от страха, и голос помимо воли стал жалобным, просительным. – Скажите, он погибнет?

Но Важан неожиданно ответил без колебаний:

– Нет. Я твердо обещаю вам: он останется в живых.

Он ничем не подкрепил своего обещания, но его уверенный голос, его спокойствие на минуту не оставили Йере сомнений.

А примерно через полчаса в кухню ввалился мокрый и грязный сказочник, а вслед за ним Дымлен на руках внес Йоку. Йера вскочил с места, убежденный, что произошло страшное, но сказочник осклабился и положил тяжелую руку ему на плечо (верней сказать – оперся о плечо Йеры, чтобы не упасть).

– Йока Йелен просто спит. Он всегда засыпает на обратном пути.

Профессор кивнул в ответ на удивленный взгляд Йеры.

– Он проснется примерно через два часа, поест и снова заснет. Я думаю, пока Йока завтракает, с ним можно поговорить.

Два часа показались Йере слишком долгими, дрожь не оставляла его – он боялся снова увидеть пустой немигающий взгляд Йоки.

Но опасался он напрасно: Йока встретил его с удивлением и нескрываемой радостью. Он сидел на постели с тарелкой оладий на приставном столике и перестал жевать, увидев Йеру.

– Пап? Это что, вправду ты? Или я еще сплю? – Голос у него был хриплым и слабым, улыбка – кривоватой, но он обрадовался, никаких сомнений.

– Это я, Йока. – Йера присел рядом. – Ты ешь, ешь… Я просто очень хотел тебя увидеть.

– Пап, я сегодня выпил три молнии до капли и ни разу не обжегся! – сообщил он так, будто говорил о полученных отметках в школе. – Ты представляешь? Я еще три дня назад не верил, что молнию можно выпить до капли! Это, конечно, не те молнии, но все-таки! Вот увидишь, я прорву границу миров! Я утоплю его в болоте!

Он не спросил ни о Ясне, ни о Миле, он вообще ни о чем не спросил. Он думал и говорил только о прорыве границы миров, о своей войне с Внерубежьем, успехах и победах. И ни слова – о цене этих побед.

Йера покидал домик в лесу со смешанными чувствами и в слезах: он не мог не испытывать сострадания, не мог не чувствовать страха, но ощущал гордость за сына, и ему было стыдно перед собой за эту гордость… Когда-то Йока упрекнул его в том, что карьера ему дороже сына. Когда-то Йера и сам понял, что готов принести сына в жертву не убеждениям даже, а своей репутации… Теперь это была другая гордость – будто и он, Йера, сделал что-то для спасения Обитаемого мира (однако он отлично понимал, что заслуга его ничтожна). Дымлен отвез его в Брезен на моторной лодке, и к концу пути Йера забыл о гордости, вспоминая, как шатало Йоку по пути к границе свода, – он показался вдруг Йере былинкой, которую ветер судьбы несет куда вздумается, и нет силы, что остановит ветер или повернет его в другую сторону. Не столько предопределенность, сколько обреченность ощутил Йера: его сын – игрушка в руках неведомых хозяев бытия. Ни уверенные слова Важана, ни мысль о спасении мира теперь не давали Йере успокоения: твердый комок застрял в горле, а перед глазами, на фоне беснующегося Внерубежья стояла махонькая фигурка Йоки – израненного, измученного, безрассудного, влекомого судьбой к уготованному для него жребию: умереть, прорвав границу миров.

На этот раз Изветен не стал выбрасывать лекарства, переданные из клиники, пояснив это тем, что одними травками теперь не обойтись. Но убеждал всех, что это временно, что Града молодой парень и должен поправиться, хоть и не сразу.

Града заговорил и начал двигаться только через четыре дня. И хотя выговаривал он слова с трудом, а мыслил путано, столь быстрый прогресс давал высокий шанс на выздоровление – так сказал Изветен. И заставлял, заставлял Горена разговаривать и шевелиться.

– Я… все вспомнил, судья… – выдавил он, еле-еле ворочая языком, едва увидев Йеру, и повторил: – Я все вспомнил. Изветен записал.

– Повтори сам еще раз, – велел тот. – Не ленись.

– Да. Хорошо. – Града зажмурился. – Письмо начиналось со слов «Милостивый государь».

Рассказывал он долго, повторяясь и не договаривая, возвращался и перескакивал вперед. Тогда, в шестнадцать лет, он не понял и половины прочитанного, но в магнетическом трансе будто прочел письмо заново.

Неизвестно, к кому было обращено это письмо, и в нем Югра Горен не прибегал к иносказаниям. Перечислив свои научные звания и достижения, он перешел к делу и изложил его довольно коротко и ясно: стратегия локального обрушения свода, разработанная в Ковчене, предполагает полное уничтожение Северских земель, и в том числе Славлены, и, как только в Исиде наконец создадут гомункула, способного прорвать границу миров, этот план будет приведен в исполнение.

Сказанное потрясло Йеру. Он был уверен, что Пущен раскрыл секрет, спрятанный Гореном в его дневниках, но выяснилось, что Пущен не разгадал самого главного. И понятен стал интерес Инды и изумление, с которым он рассматривал контурные карты, брошенные ему Йерой. И непременное желание вернуть младшему Горену воспоминания тоже стали понятны… Но продолжение письма оказалось не менее умопомрачительным.

Если в течение пятнадцати лет исидские опыты не увенчаются успехом, Обитаемому миру грозит полное уничтожение даже в случае прорыва границы миров. И только когда обрушение свода перестанет быть панацеей, когда не останется другого выхода – только в этом случае децемвират согласится раскрыть разработанную много лет назад технологию сброса энергии небесного электричества через межмирье в Исподний мир. Причина столь нелогичного с точки зрения интересов Обитаемого мира решения проста: если с технологией познакомить значительное число людей (а на ее применение требуется много исполнителей из числа специалистов), станет очевидным, что энергия чудотворов – не единственный в природе способ зажигать солнечные камни и двигать магнитные. Чудотворы перестанут быть богами, слетят с пьедестала, сравняются с обычными людьми. И, очевидно, потеряют власть над миром.

– Вряд ли это письмо было написано Приору Тайничной башни… – сказал Йера, едва не потеряв дар речи вслед за Гореном.

– Мне кажется, вы должны передать содержание письма доктору Хладану… – несмело предложил Изветен, заглядывая Йере в глаза.

Йера зажмурился – совсем как Горен, когда старался сосредоточиться. И пробормотал:

– Это бесполезно. Бессмысленно.

– Теперь я понимаю, почему решение прорвать границу миров после обрушения свода не кажется чудотворам столь рискованным, – у них есть запасной вариант. Может, и неприятный, может, и ведущий к потере власти, но не к гибели. Они могут рискнуть жизнью Врага: если мальчик прорвет границу миров – для чудотворов все складывается как нельзя лучше. Если нет – они приведут в исполнение столь нежелательный для себя план, чтобы выжить. Их ставка не жизнь, а власть.

Йока погибнет ради того, чтобы чудотворы удержались у власти… Не ради Обитаемого мира – для его спасения у чудотворов есть еще один план, который они не спешат использовать. И, даже не вполне осознав глубину безнравственности принятого чудотворами решения, не подумав о том, сколько всего жизней они принесут в жертву, сколько разрушат городов и сел, Йера обхватил руками голову и застонал: мысль о смерти Йоки на этот раз причинила невыносимую боль, с которой невозможно справиться. Словно до сегодняшнего дня его смерть была предположением, пусть и страшным предположением, а тут вдруг превратилась в непреложный факт. И уверенные обещания Важана обернулись ложью во спасение… То ли слова Изветена прозвучали столь убедительно, то ли забрезжившая надежда на то, что спасти Обитаемый мир можно без участия Йоки, оказалась сколь соблазнительной, столь и несбыточной…

– Что с вами, судья? Вам плохо? – участливо спросил магнетизер. – Может, стоит выйти на террасу?

– Оставьте, Изветен! Вы будто издеваетесь надо мной! Неужели вы еще не поняли, что этот мальчик – мой сын! Мой единственный сын! А вы говорите о его жизни так, будто рискнуть ею – все равно что проиграть два лота на рулетке!

– О Предвечный… – выговорил магнетизер вполне искренне и сел. – Но как же так, вы ведь не мрачун, как я мог предположить?..

Этот нервический выкрик принес неожиданное облегчение – боль сменилась ненавистью, гневом. Негодяи, чудовища, нелюди! И Инда – первый из них. Какой непостижимый цинизм! Знать, что Йоке уготована судьба разменной монеты в играх чудотворов, и, насмехаясь про себя, говорить, что принимает участие в этой судьбе! Обманывать Ясну, которая всегда считала Инду другом и помощником, прислушивалась к его мнению! Обманывать с самого начала, с того дня, как речь зашла об усыновлении младенца! С того дня, как он принес Йоку в дом Йеленов!

– Инда Хладан – подлец, каких мало. – Йера вскинул голову. – Надеяться на него наивно, Изветен.

– Мне кажется, вы заблуждаетесь, судья. Вы считаете чудотворов чем-то единым и неделимым, а между тем в их иерархии тридцать девять ступеней посвящения. Уверяю вас, исследования в Ковчене имели самую высокую степень секретности, о них не знал даже Приор Славленской Тайничной башни. Ведь недаром Югра писал именно ему.

– Инда стоит выше Приора Тайничной башни. И я не уверен, что Югра Горен писал Приору. Может, он собирался передать письмо на Высочайшее имя, или в совет министров, или в Думу.

– Судья, вам застит глаза личная неприязнь к Хладану. Мне не за что его любить – он циник, он обманщик, он действительно подлец. Его способность не задумываясь перешагивать через человеческие судьбы мне претит. Но он хотел узнать именно то, что нам рассказал Града, и хотел не просто так. Если же он стоит выше Приора, тем более необходимо передать ему полученную информацию, потому что в Обитаемом мире не так много высокопоставленных чудотворов, способных на деле предотвратить катастрофу. Мы с вами можем сокрушаться и возмущаться, но изменить что-то не в нашей власти.

– Я предпочту рассказать о планах чудотворов во всеуслышание. С думской трибуны. Даже если мне не поверят, до Инды Хладана мои слова дойдут, тогда мы и посмотрим, станет он что-то менять или не станет.

– Судья, о какой думской трибуне вы говорите? В Славлене не осталось ни одного члена Государственной думы, ни одного министра, ни тем более Государя. Все они давно в Натании. Дайте телеграмму доктору Хладану, вы ничего не потеряете.

Йера понимал, что Изветен прав. Если Инда знал о страшных планах чудотворов, хуже от сообщения никому не станет. А если не знал…

– Но… В доме же нет телеграфа… – пробормотал Йера, готовый сдаться.

Если Инда не знал, если Инда захочет помешать этому плану – он спасет Йоке жизнь. И тогда молчать – это снова предать Йоку. Йера снова вспомнил про контурные карты Пущена, брошенные Инде в лицо, – и его непременное желание заполучить эти карты. Инда передал копии профессору Важану и Охранителю, а значит, считал необходимым посвятить их в планы чудотворов. Или это тоже какой-то хитрый план? Но, положа руку на сердце, Йера не сомневался: контурные карты поразили Инду. Значит ли это, что возможность избежать крушения свода поразит Инду так же? И сможет ли он что-нибудь сделать?

– Судья, большинство людей в Обитаемом мире для отправки телеграмм пользуются почтовыми отделениями. А почта находится в Завидном, в десяти минутах ходьбы отсюда.

Почтовое отделение было закрыто, но Йера нашел телеграфный аппарат на железнодорожной станции.

* * *

Рассказ младшего Горена оправдал риск его жизнью и здоровьем. Инда третьего дня отдал секретарю распоряжение, буде тот получит сообщение от Йеры Йелена в отсутствие Инды, передать это Инде любой ценой и как можно быстрее. Телеграмма от секретаря застала Инду в кабинете Вотана, за обсуждением поправок к плану Охранителя. Инда не мог прервать разговор, не вызвав подозрений, но когда Вотан предложил вместе пообедать, пришлось сослаться на скверное самочувствие и желание поспать несколько часов.

Шофера служебного авто Инда высадил возле железнодорожной станции Завидное и уповал только на то, что Вотан не успеет добраться до загородной резиденции Грады Горена раньше, чем Инда узнает содержание письма.

Расчет оправдался: Инда выслушал сбивчивый рассказ Горена, достроивший мозаику догадок и предположений, и покинул Надельное до появления Вотана. За оставшиеся до обрушения свода семь дней сам Инда, очевидно, не успел бы выстроить технологию сброса энергии небесного электричества в Исподний мир, тем более что имел смутные познания в области природных электрических сил, – «громовые махины» следовало искать в Ковчене. Еще глупей было бы убеждать Вотана повременить с обрушением свода – Инда не сомневался, что материалы о «громовых махинах» спрятали от него не по приказу децемвирата, а личным распоряжением Вотана. А вот Важан, способный диктовать миру (и децемвирату) свою волю, мог бы прислушаться к Инде, но в гипотезы и голословные утверждения профессор не поверит – или не станет на них опираться. Инда и сам не хотел опираться на голословные утверждения пьяницы Горена. Кто знает, насколько была сильна его ненависть к чудотворам вообще и децемвирату в частности.

В голове мелькнула идея сообщить в децемвират о предательстве Вотана, но ее Инда отложил на время – тогда, если «громовые махины» не доработаны, придется играть по правилам Афрана. В любом случае сначала надо добраться до ковченских расчетов.

Инда забыл, что дороги Обитаемого мира забиты толпами людей, легковыми и грузовыми авто, вездеходами чудотворов… Впрочем, никто не выделил бы ему магнитовоз, который без остановок пробежался бы до Ковчена.

Можно как угодно высоко стоять в иерархии чудотворов – это не поможет сдвинуть толпу с дороги. Можно сигналить громче и чаще остальных, от этого тоже ничего не изменится. Можно даже наехать на двух-трех пешеходов, чтобы остальные в страхе разбежались в стороны, – но перед Индой ползла вереница других авто, и никому из шоферов не приходило в голову давить колесами женщин с детьми, обвешанных скарбом. Инда пожалел, что не поделился своими знаниями с Приором, – тот помог бы найти какой-нибудь способ двигаться по дороге быстрей. Полицейские авто с воем сирен или вездеход, который может ехать и по пересеченной местности.

* * *

Йера рассказывал Изветену о Йоке – вспоминал его и совсем маленьким, и почти взрослым, каялся в том, что едва не предал его, благодарил Граду Горена, объяснившего, что Йока не уничтожит, а спасет мир… Магнетизер расспрашивал Йеру с неподдельной заинтересованностью, и от бесполезного по большому счету потока слов становилось легче и спокойней. А когда рассказ Йеры дошел до кобры на журнальном столике, внизу раздались незнакомые тяжелые шаги. И если Инда появлялся в мансарде бесшумно, то пришедший на этот раз чудотвор не скрывал своего приближения. Йера ощутил тревогу и страх до того, как широко распахнулась дверь, и Горен тоже побледнел и будто тесней прижался к подушкам, подложенным под спину.

Вошедший был одет в форменную куртку чудотвора, застегнутую наглухо, но и без этого ни у кого не возникло сомнений в том, что это чудотвор. Горен раскрыл глаза, и тревога на его лице сменилась ужасом.

– Я… я помню вас… – проронил он еле слышно.

– Я рад, – холодно ответил вошедший, взглядом будто пригвоздив Граду к постели, и сказал, не посмотрев на магнетизера: – Даже не надейся мне помешать, ничего не выйдет. Уличному шарлатану со мной не справиться.

– Нет-нет, – без страха заговорил Изветен. – Я вовсе не собираюсь вам мешать. Я хотел лишь попросить… Града – он ни в чем не виноват перед вами, ему всего двадцать лет, он только начал оправляться от удара. Пожалуйста, не губите его. Он все рассказал доктору Хладану, его смерть или безумие ничего уже не изменят…

– У меня нет совести, Изветен. – На этот раз чудотвор повернул голову в сторону магнетизера. – Но и совершать бессмысленные действия мне не свойственно. Думаю, после катастрофы найдется немало версий произошедшего, порочащих чудотворов. Эта сказочная история будет не правдоподобней других. Куда направился Хладан?

– Доктор Хладан об этом нам не доложил, но, думаю, он поехал искать технологию, упомянутую в письме Югры Горена, – вздохнув, ответил магнетизер.

Чудотвор так резко повернулся к Граде, что тот отшатнулся. Стремительность его движений и взглядов расходилась с манерой говорить медленно, спокойно, цедя слова сквозь зубы. Он гораздо больше походил на змею, нежели сказочник… Опасную ядовитую змею.

– Все пророчества твоего отца сбываются, Горен. Сбудется и то, которого ты так боишься. Ты мне веришь?

Града еле заметно кивнул – у него дрожал подбородок. Йера и хотел бы заговорить, но не мог; он чувствовал себя так, будто только что выпил стакан абсента: кружилась голова и мысли разлетались по сторонам.

– Судья, вы же читали энциклопедию Исподнего мира. Неужели вы хотите, чтобы многострадальный Исподний мир подождал, пока добрые чудотворы соизволят перекачать им энергию небесного электричества?

– Вы чудовища… – выдавил Йера, запинаясь.

– Это демагогия, судья. Вам Хладан тоже не доложил о своих планах?

– Нет, не доложил. – Йера пытался говорить с некоторым вызовом, но получилось жалко и неуверенно.

– Если вашему сыну не дать возможности прорвать границу миров, он сначала совершенно сойдет с ума, а после, рано или поздно, его убьет Внерубежье. Так что не обольщайтесь.

Чудотвор еще раз оглядел каждого из присутствующих, задержал взгляд на лице Звонки – и только тут Йера увидел ненависть в ее глазах, такую испепеляющую ненависть, что ему стало страшно: этот человек не простит ненавидящего взгляда, он обязательно отомстит…

Но чудотвор лишь шевельнул углом рта, будто криво усмехаясь, развернулся и вышел вон.