Текст книги ""Стоящие свыше"+ Отдельные романы. Компиляция. Книги 1-19 (СИ)"

Автор книги: Ольга Денисова

– Татка, мы же ели два часа назад! – засмеялась Спаска. – Сейчас мамонька вино принесет. И балык порежет.

– Я же говорю: кому-то сухомяткой давиться, а кому-то рассольник хлебать…

Волче кашлянул и отодвинул от себя горшочек.

– Тьфу ты, пропасть… – проворчал отец. – Я же пошутил. Пошутил я. Ешь, герой. Кроха, я не знаю, как ты собираешься с ним жить. Он даже шуток не понимает. То не скажи, это не скажи… Помяни мое слово, ты всегда будешь в чем-нибудь виновата, но он даже не объяснит тебе, в чем.

– Ничего, я как-нибудь сама разберусь, – вздохнула Спаска и пошла обратно на кухню.

– Ты видишь, Йока Йелен? Меня и здесь никто не уважает… – услышала она.

Но когда стол был уже накрыт, а Спаска сидела рядом с Волче, отец позвал за стол и мамоньку, а потом начал говорить стоя:

– Я хочу сказать… ну, чтобы все это слышали и знали… И без шуток: Волче такой молодец, такой умница. Поэтому я хочу за него выпить.

– А ты только сегодня догадался? – фыркнула мамонька. – Да он всегда был молодец и умница.

– Я догадывался, – ответил отец. – Но сегодня он молодец и умница вдвойне. И, если честно, я не знаю, как его отблагодарить.

Волче, не поднимая глаз, усмехнулся:

– Отдай за меня дочь.

– Я так и думал… – проворчал отец и залпом выпил вино. – Нет, не отдам! И не надо начинать все сначала. Я о другом хотел сказать. Я, помнится, говорил тебе, что… что если ты это сделаешь… ну, ты сам знаешь что… то можешь уходить из гвардии. Я от этих своих слов не отказываюсь.

– Ты уверен, что об этом надо говорить за столом? – На этот раз Волче поднял глаза.

– Да. Потому что я знаю, что ты откажешься. И я хочу, чтобы все слышали: я предлагал, а ты отказался. – Отец многозначительно взглянул на Спаску.

– Волче, пожалуйста, соглашайтесь… – шепнула Спаска, задохнувшись от радости и от испуга одновременно. – Пожалуйста… Мы вместе в замок уедем…

Волче снова вскинул на отца недовольный взгляд и покачал головой.

– Ну почему? – Спаска готова была умолять его всю ночь, но знала – догадывалась – почему он не согласится. Им, мужчинам, было наплевать на жизнь. На нормальную жизнь, на продолжение жизни.

– Потому что сейчас не время уходить из гвардии, – ответил Волче тихо, глядя в рассольник.

– Кроха, он, конечно, прав. Из гвардии уходить не время. Но, сдается мне, он лучше меня понимает, что в замке ему будет скучно. Он не может жить по-другому, не умеет. Это сродни игре в зерна, когда на кон ставится жизнь. И пока ему везет, остановиться невозможно. Только любому везению рано или поздно приходит конец, Волче. И я еще раз предлагаю: уходи из гвардии. Не хочешь в замок – я похлопочу о теплом месте для тебя у Государя.

– Не надо, – угрюмо ответил Волче. – Теплое место у Государя мне выхлопочут и без тебя.

– А, ну конечно… – протянул отец. – Мы теперь гордые, мы дружим с чудотворами… А что ты сделаешь, если я соглашусь отдать тебе Спаску? Завтра же? А? Уйдешь из гвардии?

– Если бы да кабы… Нет, Змай, на пролетье только распутниц в жены берут, не раньше чем на Полог.

– Видишь, кроха… Ему эта игра дороже всего на свете, дороже тебя. И свадьба ему не нужна – дай только рискнуть еще раз-другой.

– Мне нет дела до того, что ты об этом думаешь, а тем более – говоришь. Я останусь в гвардии до тех пор, пока у меня есть такая возможность, – пробормотал Волче.

– Но и это еще не все, кроха, – продолжал отец, не обращая внимания на его слова. – Он всегда хотел большего по сравнению с тем, на что мог рассчитывать. Еще в лавре Свидения Айды Очена читал. А, Волче? Уже тогда не хотел назад в деревню, правильно? И сейчас у него появилась возможность пойти выше – Красен обеспечит ему служебный рост, не в гвардии, так при Государе. Он еще поэтому не хочет уходить. Он всегда метит высоко, кроха. И девушку выбрал, прекрасно зная, что товар не по купцу.

– Может быть, ты и прав. Но, прости, никому не нужным придатком к твоей дочери я быть не хочу и не буду. И поэтому тоже я не уйду из гвардии. Мне действительно нечего делать в замке.

– Отчего же, – усмехнулся отец. – Там бы пригодился хороший каллиграф, Милуш хочет сохранить остатки книг из Цитадели, переписчики ему нужны.

– Спасибо на добром слове, – процедил Волче, и Спаске показалось, что он сейчас оттолкнет тарелку и выйдет из-за стола.

– Татка, немедленно попроси прощения, слышишь? Немедленно! Зачем ты вообще сюда спустился?

– Ах, да… – Отец широко и фальшиво улыбнулся. – Извини, Волче. Давай еще раз выпьем за твое здоровье.

– Не надо. Я не хочу много пить, мне завтра рано утром на службу.

Он уснул, сидя на полу рядом со Спаской. Сперва приткнулся виском к ее плечу – и она боялась шевельнуться, чтобы его не разбудить, – а потом его голова сползла ей на колени, но Волче не проснулся, устроился поудобней, свернулся калачиком. Спаска гладила его волосы и лицо, разглядывая их в полутьме, – старалась запомнить каждое свое прикосновение, каждую его черточку. И думала, что видит его в последний раз.

Резюме отчета от 8 июля 427 года. Агентство В. Пущена

Состоялся допрос Збраны Горена о его причастности к смерти брата.

Отчасти под давлением логики, отчасти в результате методики, примененной Жданой Изветеном, Збрана Горен сообщил следующее (кратко).

Незадолго до трагедии Югра Горен сообщил брату, что предчувствует скорую смерть. Он сказал, что смерть его наступит в тот миг, когда в одной точке сойдутся его сын и огненная река. Збрана Горен скептически отнесся к словам брата. Да, он считал смерть брата выгодной для себя, знал содержание его завещания. Да, с каждым годом Югра Горен все больше мешал Збране управлять плавильней, Збрану раздражала деятельность брата, тяготило его пьянство, его репутация деревенского дурачка (это влияло на сбыт продукции, получение займов, положение в обществе самого Збраны, бросало тень на доброе имя плавильни «Горен и Горен»). Збрана потратил немало денег, чтобы объявить брата недееспособным, но не успел достичь результата. Возможно, со временем ему бы это удалось.

При этом Збрана Горен догадывался, что работа брата в Ковчене могла дать ему кое-какую скрытую от других информацию, а потому относился к его предсказаниям с известным уважением. Когда Югра Горен предрек разрушение Магнитного (что так и не сбылось), Збрана не отказался от поставок сырья из Магнитного полностью, но сократил их вдвое, заключив договор с другим поставщиком.

Примерно таким же было его отношение к предчувствиям брата – при всем скепсисе, Збрана допускал возможность скорой его смерти (именно из-за того, что Югра когда-то был допущен к секретной информации и много пил и болтал), не верил лишь в неожиданное появление огненной реки. Но однажды, наблюдая за выпуском чугуна, решил проверить предсказание и свести в одной точке брата, племянника и «огненную реку». Успеха он не ждал и, когда просил жену передать просьбу якобы Югры Граде Горену, не думал, что совершает убийство его отца. Более того, Збрана рассчитывал посрамить брата, указав на совпадение предполагаемых обстоятельств смерти, которые к ней не приведут.

Случившееся потрясло Збрану Горена, он испугался содеянного. И, конечно, попросил жену не рассказывать о переданной просьбе. Психоз и амнезия Грады сыграли ему на руку, хотя он давно придумал объяснение этой просьбе и не боялся обвинения в убийстве – только лишних подозрений.

Полученная информация ставит некоторые вопросы к сделанным ранее выводам. Вряд ли истинный убийца мог рассчитывать на сочетание столь немыслимых факторов, как появление в одной точке огненной реки и сына Югры Горена. Мы уже рассматривали вопрос, какое событие должно было инициировать самоубийство (скорей всего, попытка разглашения информации), но представляется сомнительным, что убийца использовал столь маловероятное сочетание двух событий одновременно.

И Белен, и Изветен отрицают способность Югры Горена к истинному предвидению (и вообще отрицают возможность предвидения кем бы то ни было). Однако экстатические практики, в которых пробовал себя Югра Горен, являются предметом изучения герметичных наук, и ответ на этот вопрос надо искать у экспертов-чудотворов. Возможно, он будет получен.

8 июля 427 года от н.э.с. Исподний мир

Проводив Хладана до портала – а было уже далеко за полночь, – Крапа Красен собирался сесть за дневники Айды Очена, ему не терпелось дочитать их до конца. Но едва он открыл двери в кабинет, как увидел силуэт человека в кресле у окна и шагнул назад от неожиданности.

– Да ладно, не пугайся так, – раздался знакомый уже голос. – Я же просто зашел, по-человечески. А мог бы прикинуться кинским аспидом у тебя под одеялом.

Крапа перевел дух и зажег солнечные камни. Он ждал чего-то подобного. Верней, очень хотел, чтобы это произошло.

– Я рад видеть тебя в добром здравии, – ответил он гостю.

– Да, я как раз и заглянул, чтобы поблагодарить тебя за оказанную мне услугу. Не пойму только, что подвигло тебя на этот странный поступок. Я на великодушие чудотворов не рассчитывал.

– Может быть, мы снова выпьем кофе? У меня был трудный день.

– Почему же нет?

Экономка уже спала, и Крапа не стал ее будить из прихоти выпить кофе среди ночи. Кроме того, он любил варить кофе, да и готовил вкусней, чем это делала прислуга.

Гость не скучал в его отсутствие – изучал корешки книг в библиотеке, но немедленно вышел обратно в кабинет, когда Крапа вернулся.

– Ты не ответил на мой вопрос: зачем тебе понадобилось ломать стрелу?

– Чтобы никто не понял, что она не дошла до твоего сердца, – усмехнулся Крапа. – Чтобы про нее забыли.

– Не хочешь говорить – не надо. Я и сам догадаюсь. Кстати, ты не хотел бы побывать в замке Сизого Нетопыря? Я завтра как раз туда собираюсь и мог бы составить тебе компанию.

Крапа слегка опешил от столь откровенной просьбы вывезти из города Живущего в двух мирах – наверняка вместе с мальчишкой Йеленом. Да, Крапа пошел против своих, когда сообщил всем, что Живущий в двух мирах мертв. Да, он на многое согласился бы, чтобы предотвратить войну в Млчане. Но вот так, напрямую, помогать врагам Верхнего мира… Одно дело восхищаться находчивостью Живущего в двух мирах и радоваться тому, что он обвел вокруг пальца Огненного Сокола, и совсем другое – предложить для этого свою карету…

– В ответ я бы сделал тебе подарок. Инде я подарок уже сделал, и, я смотрю, тебе он пришелся по вкусу. – Живущий в двух мирах кивнул на письменный стол, где были разложены дневники Айды Очена. – У меня есть мои собственные дневники. В них – подробная история Цитадели и не только, конечно. Я не делал со своих дневников копий, не пришлось. И мне кажется, твоя библиотека – более надежное место для них, нежели книгохранилище замка.

Крапа помолчал, раздумывая.

– Ты предлагаешь мне принять непростое решение.

– Разве? – Живущий в двух мирах сделал удивленное лицо.

– Видишь ли, я готов защищать интересы Исподнего мира, я желаю ему лишь добра и процветания. Но это вовсе не значит, что я согласен выступать против своего мира и его жителей…

– А, то есть ты, как все чудотворы, хочешь, чтобы и волки были сыты, и овцы целы? Так?

– Послушай. – Крапа поморщился. – Я знаю, тебе есть за что ненавидеть Верхний мир…

– Я не испытываю ненависти к Верхнему миру. Я искренне ненавижу чудотворов, и на это у меня точно есть причины.

– Но это же не повод уничтожить сотни тысяч людей Верхнего мира!

– Крапа, мне кажется, ты чего-то недопонял… Свод рухнет без нашей с тобой помощи. Про «крылья нетопыря» в Откровении – это метафора, не более. Вряд ли ты владеешь прикладным мистицизмом так же хорошо, как Инда, именно поэтому я отдал свой расчет энергетической модели двух миров ему, а не тебе. А он, я думаю, не поделился с тобой сделанными мною выводами.

– И какие выводы ты сделал?

– Время жизни свода – не более десяти-двенадцати лет при условии, что Исподний мир не тряхнет войной, не начнется новый виток охоты на колдунов, не случится еще одной чумы. И при условии, что производственные мощности Верхнего мира не будут расти.

– И ты уверен в правильности этого расчета?

– Я боюсь, не сделал ли я ошибки в другую сторону… Прорыв границы миров спасет множество жизней в Верхнем мире, а в итоге – и в Исподнем, потому что смерть Верхнего мира – это и смерть Исподнего, только долгая и мучительная. Ты меня понимаешь?

– Отток энергии из Храма сохранится, а притока не будет никогда. – Крапа прикрыл глаза. – Да, это действительно смерть, я уже думал об этом. Но, признаться, мне не приходило в голову, что прорыв границы миров – это спасение…

– Подумай и об этом тоже. Если падение свода неизбежно, то миссия Йоки Йелена выглядит несколько по-другому. С этической точки зрения, конечно. Но я не об этом. Я о загородной прогулке по Северному тракту. Ну и об истории Цитадели.

– Погоди… Если падение свода неизбежно, то… Ведь чудотворы должны что-то предпринять… Хотя бы предупредить людей…

– Это не ко мне. Думаю, в Афранской Тайничной башне знают и главные направления, по которым пойдет падение свода, и зоны наибольших разрушений. Не суйся в это, Крапа Красен, ты потеряешь ту власть, которую имеешь, и тогда не сможешь сделать ничего.

Перед храмовниками Крапа отчитываться не собирался, трудней всего было объяснить скоропалительный отъезд Явлену. Однако Крапа придумал повод: своими глазами взглянуть на последствия взрыва в Спасо-Чудотворной лавре. А чтобы не объясняться с Явленом очно, он продиктовал записку Желтому Линю и велел отнести ее Явлену часика через два-три. Для секретаря он тоже нашел надежный повод остаться в Хстове – переписка дневников Айды Очена.

Оставался только кучер, но ему Крапа доверял вполне – как и всей своей прислуге. Малый был туповат, если не сказать – слабоумен, но предан Крапе. А еще любил лошадей и быструю езду. Вряд ли этого увальня Огненный Сокол выбрал своим осведомителем, он обычно не имел дела с дурачками. Ночью, давая согласие Живущему в двух мирах, Крапа не думал о риске – его больше волновала этическая сторона вопроса. Наутро же он представил, чем для него закончится «загородная прогулка», если о ней узнает Явлен, а вслед за ним – Хладан. Но, взвесив все за и против, Крапа решил оставить кучера: сесть на козлы самому или взять наемника было бы еще более вызывающе.

В условленном месте – по дороге к Северным воротам – к нему в карету сели лишь двое юношей: предосторожность со стороны Живущего в двух мирах не лишняя, ведь Огненный Сокол искал мужчину и мальчика.

Собственно, Крапа согласился на эту авантюру по многим причинам. В том числе ему очень хотелось взглянуть поближе и на мальчишку Йелена, и на дочь Живущего в двух мирах. Рядом с этой необычной парой он ощутил вдруг причастность к чему-то большому, важному – то, что когда-нибудь станет Историей. И себя – творцом Истории, одним из творцов. Он привык знаться с незаурядными людьми, но ни главы государств, ни верхушка Храма не могли сравниться с этими детьми – в их существовании Крапе виделось если не волшебство, то нечто, стоящее над людьми; они были созданы по высшему закону природы, в противовес хаосу они доказывали существование равновесия, согласованности бытия двух миров. Добрый дух и колдунья, мрачун и девочка-призрак. Их встреча была невозможна, они должны были существовать по разные стороны границы миров, – и то, что Крапа видит их обоих рядом, в собственной карете, восхищало его и удивляло.

Мальчик чувствовал себя гораздо хуже, чем Хладан, – мрачуну, привыкшему пить энергию из воздуха, Исподний мир был дважды чужд. Здесь не было энергии. И Крапа, подумав, кинул в Йелена «невидимый камень» – осторожно, чтобы не задеть девочку.

Лицо мальчишки вытянулось от удивления, он словно очнулся ото сна, посмотрел на Крапу недоверчиво и спросил:

– Что вы сделали?

– Это удар чудотвора. Энергия, которой тебе здесь так не хватает.

– В таком случае спасибо. Мне действительно стало лучше.

Он был вежлив, но замкнут и насторожен. В отличие от девочки, которая рассматривала Крапу с любопытством. Она была удивительно красива, гораздо красивей, чем в объективе подзорной трубы или, тем более, на рисунках. Да, в ней угадывалось родство с Живущим в двух мирах, но довольно жесткие мужские черты его лица (хоть и не чуждые аристократичности) природа сгладила в лице его дочери. Верно говорят, что самые красивые дети рождаются от связи аристократов с простолюдинками и наоборот. Но не только черты лица – чуть отрешенный взгляд, задумчивость, затаенная боль в глазах, приподнятые брови – именно выражение лица поднимало эту девочку над землей, делало удивительным существом, виденьем, наважденьем. Крапа вспомнил об угрозе Хладана раздробить ей ноги и отшатнулся, поразившись чудовищности этой мысли.

Девочка вдруг положила руку на колено Йелену и сказала:

– Не бойся, Йока Йелен, этот человек нас не обманет.

Словно читала мысли и одного, и другого. Тому, что говорила она на северском языке, Крапа не удивился. У нее был не детский, а женский голос. Ниже, чем ожидал Красен, и тише. Удивительное существо, прекрасная царевна… Она могла бы стать невестой Государя, если бы не была колдуньей. А впрочем, почему нет? Это был бы интересный поворот в политике Млчаны.

Мальчишка окинул Крапу недоверчивым и вызывающим взглядом и ничего не сказал. Однако его любопытство в конечном итоге перевесило и подозрительность, и неприязнь: когда карета миновала Северные ворота, парень заговорил.

– Скажите, господин Красен… Это правда, что вы писали статьи в Энциклопедию Исподнего мира?

– Правда. – Красен побоялся, что его улыбка покажется фальшивой, поэтому улыбаться не стал.

– У моего отца очень хорошая библиотека, и особенно он любит всевозможные справочники и словари. Но Энциклопедии Исподнего мира я у него не видел…

Ах, хитрющий мальчишка! Трудно же приходилось его учителям, если он такой мастер провокаций!

– Это издание доступно только чудотворам. Ты же знаешь, что мистицизм – герметичная наука. А эта энциклопедия рассматривает вопросы прикладного мистицизма.

– И главный из них – существование Исподнего мира?

– Да, именно так. – На этот раз Крапа не удержался от улыбки.

– Когда я вернусь в Славлену, я всем расскажу о том, что Исподний мир существует. А еще я расскажу, почему здесь не светит солнце. – Мальчишка криво усмехнулся Крапе в ответ.

– Я думаю, тебе никто не поверит.

– Мой отец – депутат Думы. Ему-то точно поверят!

– Я думаю, твоему отцу лучше этого не делать. Я говорю это по-дружески, по-человечески. Потому что знаю кое-что о структуре власти в Обитаемом мире. И не забудь, что твой отец – председатель комиссии по обнаружению и уничтожению тебя.

Наверное, не стоило этого говорить. Йелен растерялся вдруг, по-детски растерялся. На лице его мелькнул испуг, даже рот приоткрылся от какой-то внезапной мысли, и Крапа поспешил исправиться:

– Я сказал это в том смысле, что сейчас от твоего отца можно требовать любых уступок, он не сможет противиться давлению.

Йелен прокатил желваки по скулам, приподнял подбородок и сказал:

– Мой отец никогда не поддастся никакому давлению. Он честный человек. Он не станет защищать меня любой ценой.

– Ты плохо знаешь отцов, – улыбнулся Красен. – Когда на карту поставлена жизнь ребенка, человек забывает не только о карьере, но и о чести, и о добром имени.

– Мой отец не позволит диктовать ему условия и не пойдет на уступки. Вот увидите. – Йелен сказал это с достоинством и, пожалуй, не очень-то поверил в то, что сказал.

Тогда Крапа вспомнил: на змеином празднике, когда Хладан угрожал Живущему в двух мирах, тот не поддался на угрозы. Мальчик, видимо, был восхищен этим поступком и теперь хотел, чтобы его отец ни в чем не уступал отцу Спаски. И в то же время слова Крапы успокоили его, придали ему уверенности.

И тут заговорила девочка:

– Отец просил остановиться за первой гвардейской заставой. Наверное, это скоро?

Крапа откинул занавеску и кивнул. В толчее людей, повозок и телег никто не обратит внимания на человека, который садится в карету, Живущий в двух мирах выбрал правильное место и время.

* * *

Темный бог прощался со Хстовом. С белыми крепостными стенами и черной брусчаткой мостовых. И, снимая кожу с времен, видел пыльные улицы, залитые солнцем, яблони и румяную дочку хозяев сада, убегавшую через забор вместе с ватагой веселых школяров. Полуженщину-полусову, державшую над головой солнечные часы, и неуютную пивную напротив входа в университет – теперь на его месте стояли гвардейские казармы.

Он с усмешкой кинул золотой лот вышибале, заходя в «Сыч и Сом», – когда-то этот трактир звался «Сова и Сом», но сова была не в чести со времен постройки Цитадели. Айда Очен никогда здесь не бывал, трактирщик просто набивал цену своему заведению. Напротив, здесь собирались те, кто положил жизнь за то, чтобы Хстов никогда не стал городом Храма. И горела в огне крылатая колесница, один за одним вспыхивали увившие ее бумажные цветы, чернели и съеживались крылья деревянного коня. И горел привязанный к колеснице человек (вкус горелого мяса), и беззвучно дрожал воздух от его крика, трогая змеиную кожу…

Огненный Сокол завтракал вместе со всеми – не так он был богат, чтобы три раза в день платить за отдельную комнату наверху. Темный бог сел возле окна, чтобы хорошенько видеть Знатуша, – тот поил своего Рыжика вином и кормил пережеванным мясом, не глядя по сторонам.

Темный бог заказал жирную баранью похлебку и долго со смаком обсасывал ребрышки, поглядывая на лучшего капитана гвардии Храма. Тот так и не посмотрел в его сторону, и темный бог нашел забавным подразнить Огненного Сокола: подозвал трактирщика, расплатился и велел передать капитану книгу сказок с памятной надписью «Знатушу от Змая». Когда-то он уже предлагал честолюбивому юноше эту книгу, но тот отверг ее с негодованием. И негодование его было деланым, фальшивым насквозь – в молодости Знатуш неплохо представлял себе расклад сил, не то что наивный деревенский паренек, веривший в колесницу Айды Очена.

Когда Огненный Сокол вскочил с места, темный бог смотрел на него сверху, и никто не разглядел бы в полутьме ящерку на кирпичной кладке, нарочито состаренной, – во времена Айды Очена кирпич был другим, светлей и крупнее, но откуда об этом знать хозяину трактира?

* * *

Карету Крапы пришлось оставить на постоялом дворе – никому не следовало видеть ее в гостях у Сизого Нетопыря. Пересели в карету, которую навстречу выслал Чернокнижник, – скромную, неприметную, запряженную парой лошадей.

Крапа видел замок меньше месяца назад, а потому был поражен, насколько здесь все изменилось. Вместо заболоченного рва глубокая вода омывала стены замка с четырех сторон, вал поднялся надо рвом, со стороны приступной стены встали высокие острые валуны, которые не дадут осадным башням подойти к замку. Но не это было главным. Крапа не сразу понял, зачем приступная стена одета в дощатый кожух, он не часто бывал на строительствах в Верхнем мире, и только когда карета переехала опущенный мост, догадался: это опалубка. Замок одевался в броню из искусственного камня. Да, здесь, конечно, знали известковые растворы, но ни один из них не мог обеспечить защиты от снарядов, начиненных бездымным порохом.

– Нравится? – самодовольно спросил Живущий в двух мирах.

– Это… искусственный камень? – переспросил Крапа.

– Ну да. Не все же чудотворам дарить Исподнему миру подарки, кое-что могу подарить и я. И, согласись, мой подарок немного… э… осмотрительней, чем ваш.

– Но ведь это колоссальный расход энергии… Если, конечно, это тот искусственный камень, который может выдержать пороховой взрыв.

– Тот, тот. И это в самом деле требует много угля, торфяные катыши не могут дать нужной температуры для обжига извести. Но Государь согласился с расходами, посчитав защиту колдунов государственным делом. Я думаю, он хочет опробовать искусственный камень здесь, чтобы применить в случае осады Хстова. У него далеко идущие планы.

– Но усиление стены не спасет замок от навесного огня. – Крапа оглянулся на опалубку, когда карета въехала в ворота.

– От навесного огня внутри замка будет выстроено убежище. Вместо Укромной. Заметь, Крапа, как я тебе доверяю.

– Я думаю, Огненному Соколу уже доложили, откуда в замок поставляется обожженная известь…

– Огненный Сокол занят поимкой меня и моей дочери, ему не до обожженной извести. Никто кроме чудотвора не сможет понять суть этих приготовлений. А жаль: мне бы хотелось, чтобы Храм понял – победа не будет легкой.

– На что ты намекаешь? – Крапа вскинул глаза. Прата Сребрян. Он должен был доложить об этом в Тайничную башню. Доложил? Если да, то почему Хладан ничего не сказал об этом? Впрочем, Хладан, как и Огненный Сокол, был озабочен совсем другим: поиском жилища Айды Очена и доказательством того, что оборотень жив.

– Я разве на что-то намекаю? – Живущий в двух мирах изобразил удивление.

Замка изнутри Крапа никогда не видел; впрочем, он мало отличался от других, традиции не менялись тут на протяжении столетий, так же как и язык. У этого мира не было сил на прогресс, их едва хватало на поддержание жизни. Красен видел и еще одну причину стагнации (если не деградации) – возможно, определяющую: Храм. Храм гасил всякий проблеск мысли, усматривая в ней крамолу, Храм запрещал светскую литературу и поэзию, Храм писал историю. Храм объявил естествознание Злом, ввел строгий ценз на грамотность, сделал себя очагом науки и культуры – и запретил это всем остальным. И недаром, ибо те, кого можно было считать образованными людьми, не питали никаких иллюзий об устройстве мира. Да, это была изначальная стратегия чудотворов, но Храм подхватил ее так рьяно и оберегал так ревностно, как ни одну из их стратагем.

Чтобы мир развивался, мало собранных и сохраненных знаний – нужны люди, умножающие знания. В Верхнем мире обязательную семилетку ввели не ради демократических свобод – на современных заводах не могут работать люди, не умеющие читать и писать. Не существовало бы ни авто, ни телеграфа, если бы в ряды инженеров не вливались сотни людей «от сохи», которые, родись они всего век назад, не смели бы и помыслить об образовании. Вся Цитадель с ее трехсотлетней историей ничего не прибавила в копилку знаний Исподнего мира – спасибо на том, что сохранила былое. Куда уж до умножения знаний замку Сизого Нетопыря!

Лошади въехали в каретную, позади захлопнулись ворота – не лишняя предосторожность, Крапе не хотелось бы ни встретиться с Пратой Сребряном, ни попасть на глаза шпионам Огненного Сокола. И, похоже, Живущий в двух мирах тоже не спешил объявлять замку о своем воскресении – из каретной, где не было ни души, все четверо по узкой лестнице в стене поднялись в покои Чернокнижника.

Лестница вышла в небольшую комнату с закопченным потолком и факелами по всем стенам. Посреди стоял тяжелый обеденный стол, накрытый на пять персон, с торца в одиночестве сидел Чернокнижник – в долгополом халате. Явлен когда-то встречался с хозяином замка Сизого Нетопыря за столом переговоров, Крапа же видел его только издалека.

Чернокнижник почти равнодушно скользнул взглядом по лицу Крапы и задержался на Йелене, разглядывая его с откровенным любопытством. И Красен был уверен: самый знатный колдун Млчаны удивлен, – пока тот не изрек:

– Ухо вы перевязали плохо, хрящ может неправильно срастись.

– Это я перевязывал, – с гордостью ответил Живущий в двух мирах. – А перевязывать я толком никогда не умел…

– А мог бы давно научиться, – назидательно ответил колдун, на что Йелен вскинул горящие глаза.

– Охранителю необязательно уметь то, что может делать каждый лекарь, – сказал он с вызовом.

Колдун воззрился на него скорей удивленно, чем сердито, но даже у Крапы по спине пробежали мурашки – в презрении и брюзгливости Чернокнижника пряталась сила.

– Если бы ты был моим учеником, мальчик, я бы быстро научил тебя молчать и слушать, когда старшие разговаривают.

– Я не ваш ученик, – ответил Йелен, не опуская глаз.

– Милуш, оставь. – Живущий в двух мирах обнял мальчишку за плечо. – Думаю, у тебя ничего бы не вышло, раз это не вышло у чудотворов в Брезенской колонии. Йока Йелен – крепкий орешек.

– Я не знаю, как действуют чудотворы Брезенской колонии. Возможно, они просто не умеют ставить на место своих учеников.

– Умеют, умеют. Ухо вот размозжили в кашу, а Йока Йелен так ничему и не научился, – ответил Змай.

Колдун поморщился – от этого лицо его стало совсем кислым:

– Запугивать детей – это гнусность. Ученики должны не бояться, а уважать своих наставников.

– Ученики не должны уважать наставников – наставники должны быть достойны их уважения, – сказал парень брюзге-колдуну, и Крапа хмыкнул про себя.

– Что? Съел? – расхохотался Змай и хлопнул мальчишку по плечу. – Нас так просто не возьмешь!

Девочка вдруг прикрыла рот рукой и отвела глаза – смеялась, но не над Чернокнижником, а над мальчишкой. Йелен отступил на шаг и горячо зашептал ей в ухо:

– Ты не подумай, я понимаю: дерзить учителю, тем более чужому, – это вовсе не подвиг. Это я раньше не понимал. Но, правда, я не побоялся и чудотвора. Там, за сводом…

– Садитесь, – оборвал его шепот Чернокнижник. – Мне гораздо полезней поговорить с господином Красеном, чем с глупым мальчишкой, будь он даже самый сильный дух Верхнего мира.

Крапа ожидал, что за столом речь пойдет о планах чудотворов, и уже приготовился дать отпор, но, на удивление, самый знатный колдун Млчаны предпочел говорить на отвлеченные темы. Об образовании в Верхнем мире, преимущественно высшем, о медицине (в чем Крапа был не очень силен), об истории и литературе. Обед прошел в высшей степени культурно, в разговоре принял участие и Йелен – только Живущий в двух мирах разбавлял серьезную беседу едкими фривольными репликами.

После обеда (или ужина) Крапе позволено было осмотреть книгохранилище замка, где он не встретил ни одного человека. Он многое бы отдал за то, чтобы поработать здесь месяц-другой: некоторые книги он лишь мечтал увидеть, о некоторых даже никогда не слышал. Вот там, под гулкими каменными сводами, к нему и подошел Живущий в двух мирах…

– Вот еще один мой подарок. – Он протянул Крапе перстень-печатку с гербом Белой Совы. – Этим перстнем скреплялись все грамоты Цитадели от начала и до конца ее существования. Не хотелось бы его потерять в этой суете…

Крапа подержал печатку в кулаке – он не сомневался, что подобные реликвии хранят немало силы, накопленной поколениями своих владельцев. Теоретический мистицизм подтверждал его мнение лишь гипотетически.

– Спасибо. Я постараюсь его сохранить, – ответил Крапа.

– Мы расстанемся сегодня, – серьезно сказал Живущий в двух мирах. – И, возможно, никогда больше не встретимся. Мы с Йокой завтра утром будем в Славлене.