Текст книги ""Стоящие свыше"+ Отдельные романы. Компиляция. Книги 1-19 (СИ)"

Автор книги: Ольга Денисова

Шаг за шагом Змай отводил его назад, под свод. Медленно и осторожно, по шатким бревнам, наваленным друг на друга. И когда пришло насыщение – а оно пришло довольно скоро, – Йока понял, что чудом остался жив, пробежав по бурелому около сотни локтей, перепрыгивая со ствола на ствол. Довольно было однажды оступиться, чтобы переломать ноги и оказаться погребенным под шевелившимися бревнами. Змай ощупью выбирал дорогу, плотно обхватив Йоку за пояс, и несколько раз удерживал его от падения в глубокие провалы между стволами, прикрывал от катившихся и встававших на дыбы бревен. И даже там, куда не добегали судорожные сотрясения земли, бурелом все равно шатался под ногами.

Сойдя на твердую землю, Йока едва не разрыдался от облегчения – дорога назад отняла не меньше часа, в то время как вперед Йока промчался за считанные секунды… Профессор, державший за руку Малена и наблюдавший за Йокой, ничего не сказал. Да и шумно было…

Доковылять до домика еле-еле хватило сил. Йока опустился на крыльцо, хотя предпочел бы немедленно улечься в постель.

– Даже не знаю, Йелен, заслуживаешь ты наказания или похвалы… – проворчал профессор. – Глупость это и шалость или… нечто иное…

– Йелен, это было… потрясающе… – выговорил Мален с придыханием.

– Профессор, я прорву границу миров, – сказал Йока, не поднимая головы.

– Не говори «гоп», пока не перепрыгнешь, – ответил на это Важан со вздохом.

– Я прорву ее, чего бы мне это ни стоило. Потому что я очень хочу это сделать.

21–22 июля 427 года от н.э.с. Исподний мир

Чернокнижник до полуночи не выходил из своей комнаты – старался спасти Славуша. Спаска маялась под дверью, но не смела ни о чем спросить, когда Милуш выглядывал наружу и требовал поменять свечи, – на этот раз факелы он погасил, чтобы не было сильного чада. Ему помогал один из деревенских колдунов, в начале лета перебравшийся в замок, – Спаску Милуш помочь не попросил.

Она рассказала ему все без утайки и соврала только об одном: будто Свитко попал под желтые лучи чудотвора, прибывшего с гвардейцами. Если Славуш останется жив, он сам решит, рассказать ли о себе Чернокнижнику. А если нет… то пусть память о нем не будет омрачена подозрениями.

К ночи стало холодно, Спаска сидела на каменном полу, обхватив колени руками, и неотрывно смотрела на дверь. Над ней застыл Бойко Бурый Грач, лучший стрелок в замке, – Чернокнижник велел ему не отходить от Спаски ни на шаг. Когда стало темнеть, в покоях Милуша появилась баба Пава, и Спаска испугалась, думая, что та сейчас поднимет крик – разве можно молоденькой девушке сидеть на камне? Но баба Пава подошла молча, закутала Спаску в овечье одеяло, поцеловала в лоб. И так же молча ушла.

В полночь Милуш распахнул дверь на всю ширину, вытер лицо платком – он был мрачнее тучи. Спаска хотела подняться ему навстречу, но запуталась в одеяле.

– Ну что? – спросил Бойко тихо.

Милуш смерил Бойко взглядом, потом посмотрел на Спаску сверху вниз и снова вытер лицо платком. А потом сказал, глядя Спаске в глаза:

– Болт перебил ему позвоночник, он никогда не сможет ходить. Но жить будет.

Из горла вырвался короткий крик, Спаска зажала рот одеялом и зажмурилась. От боли хотелось биться о каменный пол, и мысль о том, что Славуш все же жив и лучше увечье, чем смерть, не помогала.

– Еще легкое пробито, с этим и провозился так долго. Сейчас он спит, я дал ему маковых слез. Спаска, что ты здесь расселась? С минуты на минуту тебя позовет твой добрый дух, ты хочешь разворотить стену? – Милуш говорил устало, без привычной брюзгливости. – А мне еще надо успеть сделать лекарство для Свитко.

– З… зачем? – спросила Спаска.

– Хочу его допросить, прежде чем повесить.

От этих слов Спаску передернуло: она почему-то не чувствовала ненависти к Свитко, только недоумение и жалость. И никак не могла взять в толк, почему раньше не угадала в нем болотника. Наверное, из-за его улыбки… И вспоминая, как Свитко улыбался, она все еще не могла поверить в его предательство.

Но если он придет в себя, то расскажет Чернокнижнику о Славуше…

– А что ты морщишься? Он отдал болоту пятерых детей. Он едва не убил твоего брата. Из-за него Славуш… навсегда останется калекой. Я бы казнил его на колесе, но пожалею женщин и детей замка. Пусть сдохнет в петле, как собака.

– Хотите, я сделаю ему лекарство? – Спаска снова зажмурилась, чтобы Милуш не заметил фальши в ее словах.

– Сделай, – неожиданно согласился тот и повернулся к слуге: – Принеси мне хлебного вина.

И Спаска заметила, как у него дрожат руки. Милуш никогда не пил хлебного вина, только дорогое, виноградное.

Бойко не отходил от Спаски ни на шаг, но и не мешал, к тому же он ничего не понимал в лекарствах от отравления желтыми лучами.

Она сделала все правильно: притирание с ядом гадюки, микстура с ядом аспида, отвар сложной смеси трав, раствор из нескольких солей… Чаще всего отравленного колдуна убивают судороги, без лечения или выхода в межмирье при сильном отравлении они переходят в непрерывные, и тогда рано или поздно останавливается или сердце, или дыхание.

Она сделала все правильно: втерла мази в нужные точки, дала отвары, микстуры и растворы. И даже вылила из его склянки арутскую соль, потому что для отравленных желтыми лучами она губительна. Свитко приходил в себя. Но если бы Чернокнижник его допросил, он рассказал бы о Славуше. А еще… Пока Свитко был жив, Огненный Сокол мог бы вытащить его из замка. И узнать имя Волче.

– Я не хочу смотреть ему в глаза, – сказала Спаска Бойко и поспешила выйти вон.

Она в самом деле не хотела смотреть Свитко в глаза. Арутская соль, которую она добавила в раствор, должна была подействовать через четверть часа, не раньше. Вызвать судороги. И никто не угадал бы в его смерти действия яда – он ведь отравился желтыми лучами. Лечение помогает не всегда и не всем.

Ей не было страшно, она не испытывала угрызений совести, холодная змеиная кровь, как шуга перед ледоставом, медленно ползла по венам. Чтобы кого-то казнить, надо иметь на это право, и Спаска понимала, что этого права не имеет. И холодная змеиная кровь ей этого права не дает. Она не чувствовала даже ненависти, которая застит глаза. И смерть Свитко не избавляла от боли за Славуша… Спаска ощущала себя чудовищем, но это не ужасало ее.

В тот миг, когда ее позвал Вечный Бродяга, она была спокойна и сосредоточенна.

– И далеко бы ты убежала? – безжалостно спросил Милуш. – Твои воронки видны на двадцать лиг вокруг! Чем ты думала? Ты не думала вообще! Ты хотела встретиться со своим гвардейцем, и на остальное тебе было наплевать. Тебе ясно сказали, что Особый легион получил приказ вывести тебя из замка любой ценой. Да как только тебе предложили выйти на болота, сразу надо было бежать ко мне и кричать во все горло: он хотел вывести меня из замка! Ну как ты могла поверить, что твой гвардеец такой недоумок! Как ты могла поверить! Ведь знала, что золотая булавка была у Огненного Сокола. Даже две золотые булавки! Яблочко от яблони недалеко падает: твой отец тоже никогда не думает, прежде чем что-то сделать, но он хотя бы рискует только собой. Во всяком случае, старается...

Они сидели за столом вдвоем, и смотреть на пустое место Славуша было больно. Милуш пил хлебное вино и делал вид, что закусывает. Спаске тоже есть не хотелось, а вина ей Милуш не предложил. За открытым окном занимался рассвет.

– Это была золотая булавка Волче… – Спаска не оправдывалась, глупо было оправдываться. – А еще… у меня с самого утра было предчувствие, что я его увижу. Я поэтому поверила.

– Предчувствие? Ну и как? Сбылось предчувствие?

Спаска покачала головой, а Милуш вдруг расхохотался:

– Так ты что, не узнала своего ненаглядного? Ох, хороша! Доверять надо предчувствиям.

Спаска ахнула: не может быть! Не может быть, чтобы она не узнала Волче! Тот верховой гвардеец, он был груб, он ломал ей руку! Но двести шагов на его коне спасли ее…

А Милуш продолжал:

– В следующий раз сначала подумай, что скорей всего вам уготована встреча где-нибудь в застенке башни Правосудия. А теперь это еще верней, потому что если я разглядел его лицо, кто-нибудь из бригады Огненного Сокола тоже мог его узнать. Надеяться можешь только на то, что две трети из них убиты.

– Камень… В нем были красные сполохи… Будто пламя… – всхлипнула Спаска.

– А я говорил, что это трудный камень! Что он будет управлять тобой! Погляди, есть в нем красные сполохи?

Спаска взяла подвеску в руки и вздрогнула: в глубине камень снова светился красным!

– А теперь выйди на галерею и посмотри там. Он будет сине-зеленым, как и был. Потому что при свете огня этот камень меняет цвет! Впрочем, такое может быть и на закатном солнце. Кстати, если при свете дня он сохранит красный цвет, я пошлю голубя в Хстов. О том, что твоему гвардейцу не стоит возвращаться домой.

– Какое вам дело до него? – усмехнулась Спаска.

– Я очень дорого продал раздобытый им секрет храмовников. И чувствую себя его должником. Как ты думаешь, почему Государь тратит столько золота на новую замковую стену? Эту стену я выменял на точное указание мест создания и путей движения нового оружия. Мне не по зубам отбивать у гвардейцев обозы, лить пушки из сверхпрочной стали, устраивать взрывы в лаврах – пусть этим займется армия Государя.

Милуш не удивился смерти Свитко, лишь поморщился, когда ему об этом сообщили. Ему не пришло в голову, что Спаска в чем-то ошиблась, – он ведь знал, что в искусстве составления лекарств она ни в чем ему не уступает.

* * *

Желтый Линь явился на службу к восьми утра, минута в минуту, как всегда подтянутый, в безупречно вычищенной одежде. Только глаза у него были красными и припухшими от недосыпа.

– Ты был прав, – с порога начал Крапа. – Явлен не писал мне записки. И никто меня позавчера рано утром у портала не ждал.

Желтый Линь пожал плечами и промолчал.

– Я сварю тебе кофе, – сказал Крапа. – А ты поднимайся в кабинет.

Кофе здесь был диковинным и дорогим напитком, и Желтый Линь неизменно отказывался от него в пользу чая, более распространенного в Хстове. Кофе Желтый Линь находил горьким, не получал от него удовольствия и считал, видимо, что эта сомнительная роскошь не стоит потраченных на нее денег. На этот раз он от кофе не отказался, морщился, но пил.

– Сегодня днем в Хстов возвращается Огненный Сокол. – Крапа, напротив, глотал кофе с удовольствием. – Его операция провалилась, ты слышал?

Желтый Линь покачал головой.

– И я предлагаю никому не говорить, что ты два дня был в отпуске, – продолжил Крапа. – А то он, чего доброго, решит, что я посылал тебя в замок.

– Меня могли видеть на Южном тракте. Я возвращался в Хстов с почтовой каретой.

– Когда это было?

– Сегодня в шесть утра примерно… – Желтый Линь смутился.

– Скажешь, что ездил к своей невесте на одну ночь. А я скажу, что вчера пораньше тебя отпустил.

– Но… вчера меня никто не видел здесь…

– Есть огромная разница между «видел» и «не видел». Доказать, что ты где-то был, не так уж трудно, но доказать, что ты где-то не был, почти невозможно.

– А если Огненный Сокол поедет в Горький Мох и спросит там?

– Прекрасно. Там ему скажут, что ты был не в замке, а у своей невесты, – усмехнулся Крапа. – Но мне кажется, так сильно он стараться не станет, у него и без этого полно неприятностей. Третий легат ждет не дождется его прибытия. Мы с тобой тоже поедем слушать его доклад…

Гораздо больше в это время Крапа был озабочен не докладом Огненного Сокола, а поступлением первой партии бездымного пороха в Синицынскую лавру. И если шпионы Государя разузнали, где снаряды будут начинять порохом, то выезды из Синицынской лавры должна сторожить армия Государя… У Крапы не было сомнений: этот мальчишка непременно попробует завладеть готовыми снарядами, а не уничтожить их. В его казне не хватит золота, чтобы строить стены из искусственного камня и одновременно делать новое оружие. И то, и другое слишком дорого для Исподнего мира.

Но и доклад Огненного Сокола оказался для Крапы неожиданным… И особенно досадным было присутствие Явлена.

– Нам помешал человек, который кидал в гвардейцев «невидимые камни». – Огненный Сокол с усмешкой взглянул на Крапу. – Мне доводилось видеть последствия удара чудотворов. В последний раз – не так давно: господин Красен расчищал себе дорогу в подвал гвардейских казарм и ранил двоих дозорных. Точно так же были ранены и мои люди на болоте.

– Что ты хочешь сказать этим тонким намеком? – невозмутимо спросил Красен.

– Я думаю, что операция была сорвана по вине вашего человека в замке.

Огненный Сокол не любитель намеков и тонких дипломатических игр… Разве можно вот так резать правду-матку, не обсудив ее прежде с третьим легатом, искушенным в интригах?

– Кинские мальчики тоже бросаются «невидимыми камнями», – усмехнулся Красен. – Но никому не приходит в голову называть их чудотворами. По сути, любой колдун способен на толчок воздуха, и его удар будет даже совершенней удара чудотвора.

– Это был не кинский мальчик. Один из моих людей узнал его. Лет пять назад я уже ловил этого парня на Волгородском тракте и вы, господа, велели мне его отпустить. – Огненный Сокол вдруг повернулся к столу, где сидели оба секретаря. – Волче, ты помнишь его? Он кинул в тебя «невидимый камень», а мы еще посмеялись над тобой? Ты помнишь?

Желтый Линь заметно побледнел, но лицо его осталось невозмутимым. И думал он недолго:

– Да, я помню. Но вряд ли смогу опознать, столько лет прошло…

– Мои люди не забывают лиц. Но в опознании нет необходимости, этот парень убит, и тело его осталось у Чернокнижника.

Сребрян убит… Крапа с трудом скрыл горечь и не сразу сумел придумать ответ, но его выручил Явлен – поморщился и, зевнув, сказал:

– Нашему человеку в замке около сорока лет. Я бы не стал выдавать секретов, но, Знатуш, твое предположение смешно. Я помню того мальчишку, которого мы приказали освободить, – ты, верно, забыл, что по соглашению с Чернокнижником ни один колдун не должен был оказаться в руках гвардейцев. По крайней мере, до начала их праздника. Мы лишь помешали тебе нарушить договор. Так что перестань искать виноватых, Чернокнижник тебя переиграл.

Сребрян защищал девочку и погиб… Нет, Крапа не удивился. Отец Сребряна тоже погиб, спасая от чумы людей Исподнего мира. Почему-то не поворачивался язык назвать их предателями, хотя, по сути, они предали интересы своего клана. Но… что есть интересы клана? Кто их определяет? Инда Хладан? Гроссмейстер Тайничных башен? Крапа чувствовал, что неправ и ищет себе оправданий.

Но гибель Сребряна лишь укрепила его внутреннюю позицию: не каждый приказ следует исполнять. Есть принципы, которые стоят выше интересов клана чудотворов. И даже выше интересов Обитаемого мира.

– Не вижу смысла, – продолжал Явлен, – в твоих оправданиях, никто не собирается тебя казнить или лишать капитанской кокарды. Понятно, что тобой было сделано все возможное. Нас гораздо больше интересует, что ты намерен делать дальше.

– Мне потребуется время для разработки следующей операции. Я потерял две трети людей и шпиона из замка. Если хотите, можете поискать в Особом легионе другого исполнителя. – Огненный Сокол взглянул на третьего легата.

– Знатуш, не надо набивать себе цену, – недовольно ответил третий легат. – Сколько времени тебе нужно?

– Месяц, – пожал плечами Огненный Сокол.

– Это слишком долго. Кому солнце нужно в сентябре? – проворчал третий легат.

– Нас это устраивает, – кивнул Красен. – Но не позднее начала сентября.

Безопасность доставки снарядов из Синицынской лавры в Чудосвидетельскую обсуждали в отсутствие Огненного Сокола и секретарей. Третий легат сомневался в нападении на обоз армейцев Государя, был уверен, что никому неизвестно место хранения готовых снарядов, а вокруг Волгорода довольно лавр, подходы к каждой не перекрыть. Крапа не стал рассказывать ему, как скоро до Чернокнижника дошло известие о готовящейся операции Огненного Сокола, но про себя посмеялся над наивностью третьего легата. Обеспечить обозу многочисленную охрану – это выдать всем местонахождение боеприпасов. Не обеспечить – отдать снаряды в руки Государя. Третий легат, несмотря на свою уверенность, предложил масштабное решение. Объявить о сборе ополчения для войны с оплотом колдунов – замком Сизого Нетопыря, обеспечить в Синицынской лавре ночевку ополченцев и разместить их на постой в Чудосвидетельской лавре. Ополчение потащит с собой обозы, и среди других подвод нетрудно будет спрятать снаряды. Кроме этого, ополчение обеспечит и охрану нового оружия в Чудосвидетельской лавре.

– Это интересное предложение, – кивнул Крапа, – но понравится ли сбор ополчения Государю?

– Если сбор ополчения не понравится Государю, это станет проблемой Государя, – с усмешкой ответил третий легат. – Нет никаких сомнений в том, что Храм сейчас намного сильней его армии, и, начни Государь войну, он проиграет.

– А как на это предложение смотрит Стоящий Свыше? – спросил Явлен.

– Он болен. Решения пока принимает хстовский Сверхнадзирающий, – сладко улыбнулся третий легат.

– В любом случае решение о сборе ополчения ты принимать не можешь. Мы будем обсуждать это с первым легатом и… ну, пусть будет Сверхнадзирающий… – свысока ответил Явлен. – Разумеется, говорить в открытую о перевозке готовых снарядов мы не будем.

– Сверхнадзирающий готов принять чудотворов в своем особняке сегодня за ужином. – Третий легат улыбнулся еще слаще.

– Предатель… Мальчишка… Болван… – шипел Явлен себе под нос по дороге из башни Правосудия. И имел в виду Прату Сребряна, конечно.

– О мертвых не принято говорить плохо, – напомнил ему Крапа, – и вовсе не из этических соображений. Я знаю немало поверий, в которых мертвые приходили оправдаться перед живыми.

– Красен, оставь меня в покое со своими поверьями. Я тоже знаю немало страшных сказок, которые мы рассказывали друг другу по ночам в дортуаре. И лучше бы этому ренегату не являться ко мне, ни бесплотным духом, ни во плоти.

– Ты же видел эту колдунью, – грустно улыбнулся Крапа. – Если бы тебе было двадцать лет, неужели ты не встал бы на ее защиту?

– А ты куда смотрел? Мне, признаться, не так дорога проваленная операция Огненного Сокола, как потраченные усилия на внедрение Сребряна в замок. Я еще тогда говорил, что мальчишке не стоит играть в эти игры, что это авантюра. И что́ мы получили от его пребывания в замке, кроме проблем?

– Не так много усилий мы на это затратили…

– Такой же чокнутый, как его папаша, – процедил Явлен. – От того не было никакого толку, и от этого одни неприятности. Теперь ни у нас, ни у храмовников нет своих людей в замке. И это накануне начала войны…

– Мне кажется, эта война выйдет нам боком… Я имею в виду энергообмен, конечно.

– Красен, ты меньше думай. Сдается мне, в Тайничной башне лучше нас знают о проблемах энергообмена. Война вызовет выплеск энергии, который сегодня так необходим Обитаемому миру. В смертельной опасности даже неверующие начинают уповать на Предвечного. И его чудотворов, разумеется.

– А дальше? Трава не расти? – усмехнулся Крапа.

– А дальше разберутся без нас, – ответил Явлен.

Солдафон… Хоть и неглупый, но солдафон. Выполнять приказы гораздо легче, чем искать решения самому. И ответственности меньше. Ведь и дураку ясно, что выплеск энергии в конечном итоге окажется за пределами свода и только ускорит его падение… Неужели этого не видно из Тайничной башни?

22 июля 427 года от н.э.с.

Сдвиг свода прошел в общем успешно, если не считать наводнения в Брезене: ветер повернул вспять течение Лудоны, река вышла из берегов. Но погибших не было, а материальный ущерб чудотворы собирались покрыть из своих средств. Однако Инда невольно отметил – на будущее, на случай следующего отступления перед Внерубежьем, – что перепад высот в течении реки нужно создавать с бо́льшим запасом, чтобы в другой раз подобного не случалось. Все еще верил в другое решение? В следующую уступку?

Доклад Явлена, переданный из Храста телеграфом, раздосадовал Инду гораздо сильней, чем тот предполагал. То, что Сребрян оказался, мягко говоря, ренегатом, Инду не сильно взволновало, он даже предполагал что-то подобное. Все, конечно, толковали о красивой девочке и молодости Сребряна, но никто почему-то не вспомнил о стреле, не убившей оборотня. Однако, отправляя к новой границе свода наблюдателей за успехами Йоки Йелена, Инда сильно жалел, что против «сказочника» у него нет ни одного козыря в рукаве.

Вотан выслушал сообщение о смерти Сребряна с каменным лицом. Таким нарочито каменным, что Инда усмотрел в этом подвох. Он теперь в каждом жесте и слове Вотана усматривал подвох. И в какой-то миг понял, что боится мозговеда. Не его способности действовать на мозги, так неэтично применяемой к месту и не к месту, а его самого, его странной внутренней силы. Рассказывая ему о Сребряне (прямо в каменное лицо), Инда почему-то видел, как разъяренный зверь пожирает край Беспросветного леса, и не мог избавиться от навязчивых воспоминаний.

– Вотан, а ты слышал когда-нибудь о людях, поклоняющихся Внерубежью? – спросил он без обиняков. – По аналогии с болотниками Исподнего мира.

– Да, – без обиняков ответил тот. – Но я не слышал, чтобы Внерубежье продлевало кому-то жизнь. Это должен быть совершенно иной культ, если это можно назвать культом. Болото выбирает слабых. Тех, кто боится смерти. Внерубежье должно выбирать сильных, тех, кого не пугает собственная смерть.

– И ты знаешь кого-то конкретного, кто поклоняется Внерубежью?

– Увы, нет. А если бы и знал, то подумал бы, прежде чем рассказать об этом тебе. Это информация для первой ступени посвящения.

Инде показалось, что Вотан над ним насмехается. Однако он все равно задал следующий вопрос, проглотив издевку:

– И ты всерьез считаешь, что неживая субстанция может влиять на человека?

– Хладан, странным мне представляется действие болота, продлевающего жизнь своим приверженцам, вот это загадка загадок. А поклонение стихиям заложено в природу человека: человек осознает бренность своего тела, уязвимость перед природой. Отчего бы ему не восхититься тем, как Внерубежье пожирает кромку Беспросветного леса?

– Я имел в виду совсем другое. – Инда сжал губы, глотая и этот намек. – Восхищение, восхваление и поклонение меня не волнуют. Я спрашиваю о том, действуют ли эти люди в интересах Внерубежья. И в чем состоят его интересы.

– Не состоят, Хладан… Не «в чем состоят интересы Внерубежья», а в чем этим людям видятся его интересы. Ты понимаешь разницу?

Вотан говорил так, будто Инда школьник.

– Нет. Я правильно задал вопрос, а ты хочешь от него уйти. Или в самом деле мыслишь так узко и рационально?

– О твоей потрясающей интуиции ходят легенды, – усмехнулся Вотан в ответ. – Но в данном случае она тебя обманывает. Тело Сребряна осталось в замке?

Резкая смена темы разговора тоже показалась Инде неслучайной.

– Да. И в этом нет ничего удивительного, учитывая, при каких обстоятельствах он погиб. Между прочим, я спрашивал тебя о его лояльности, и что ты мне ответил?

– Ты же не думаешь, что я умею читать мысли… Говорят, девочка сказочно хороша собой?

– Кто говорит? – вскинулся Инда. – Откуда ты мог об этом узнать?

– Красен, например… Я видел его недавно, он возвращался к порталу из ресторации. И был настроен весьма романтически.

Бесполезно. О чем-то говорить с Вотаном бесполезно… Каждый его ответ выставлял Инду дураком. Или так только казалось? Инда снова подумал о том, что боится мозговеда. И подозревает. В чем? В чем можно подозревать доктора нейрофизиологии, члена центумвирата? Это мальчишке Сребряну позволено стать перебежчиком от избытка возвышенных чувств. Это сентиментальный Красен льет слезы над муками Исподнего мира. Вотан не страдает ни избытком романтики, ни чрезмерной чувствительностью. Он для этого слишком умен. И его привязанность к Сребряну – фикция, фальшивка, в этом Инда мог поклясться. Он знает то, в чем Инда чует опасность.

По дороге к дому он пожалел о том, что, стоя на вышке новой метеостанции, не прислушался как следует к голосу Внерубежья… Не отдался восторгу перед разъяренным зверем, не позволил подчинить себя его воле. Может быть, тогда ему бы открылись интересы Внерубежья?

Инда уже хотел повернуть назад в Тайничную башню, догнать отправленный вездеход с наблюдателями или добраться до метеостанции – попытаться еще раз… услышать Внерубежье. Но оставил эту попытку. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять желания Внерубежья: оно жаждет сломать свод, но противится прорыву границы миров. Вот в чем его интерес: обрушить свод до того, как Йока Йелен наберется достаточно силы и умения – чтобы уничтожить весь Обитаемый мир разом. Верней, оба мира…

После этой мысли снова захотелось догнать вездеход с наблюдателями, но Инда решил, что пока ему хватит докладов по телеграфу. И… сделанный вывод логически никак не был связан с Вотаном. Но Инда старался меньше опираться на логику там, где для нее нет пищи – фактов.

* * *

– Вот, читайте! – Града Горен сунул газету, привезенную Йерой, Изветену в лицо. – Все пророчества моего отца сбываются! Все! Не вы ли смеялись: Лудона вспять не потечет! Так вот, она потекла вспять!

Изветен не оскорбился столь грубому жесту Грады, пробежал глазами газетную статью с фотографией наводнения в Брезене и пожал плечами.

– Града, пророчества твоего отца – это не плод экстатических практик, не волшебство и не посланные Внерубежьем откровения. По-моему, после расшифровки его дневников это настолько очевидно, что нет смысла что-то всерьез обсуждать. Информацию о сжатии свода он получил в Ковчене, и, уверяю тебя, просчет твоего будущего чудотворы не финансировали. Предсказание твоей смерти – не более чем образное предупреждение о падении свода. Не более, Горен!

– А девушка? Девушка, по воле которой упадет свод? Об этом он тоже узнал в Ковчене?

– Мало ли что твой отец написал в дневнике. Там нет ни единого слова про Ковчен. Может быть, информация о девушке тоже какое-то иносказание, которого не успел понять Пущен.

Йера не вмешивался в их перепалку. Но девушку, похожую на сказочника (бога Исподнего мира!), нарисовал Горен-младший, а не его отец.

– Пущен хотел знать, что я увидел в комнате отца в тот день! А вы все боитесь попробовать снова!

– Конечно боюсь, – согласился магнетизер и повернулся к Йере. – Между прочим, отец подкинул мне несколько идей, как заставить Граду вспомнить прочитанные записи в дневнике. Это грубые и опасные методы, совершенно ненаучные, и я не хочу ими пользоваться. Три из них вообще основаны на применении ядов, в малых дозах вызывающих изменение сознания.

– Помните, Изветен? – перебил его Града. – Напиток храбрости!

– Да. В Исподнем мире этот напиток используется в разных целях в зависимости от доз. И для потери памяти, и как сыворотка правды, и как стимулятор. Очень интересный состав…

Йера кашлянул:

– Он вам известен не из Энциклопедии Исподнего мира?

Изветен вздохнул и улыбнулся:

– Судья, теперь я вполне вам доверяю. Но давайте оставим Энциклопедию Исподнего мира… Так вот, основа напитка храбрости – скополамин, но туда входит и стрихнин, и опий, и алкоголь. Оказывается, мой отец знает множество подобных рецептов, их применяли в незапамятные времена, чуть ли не тысячу лет назад. И Горен очень хочет испытать их действие на себе.

– Вы… хотите, чтобы я его остановил или дал вам добро на проведение этих опытов?

– Нет же, я не нуждаюсь в том, чтобы кто-то снял с меня ответственность, – ответил магнетизер. – Я… просто заранее оправдываюсь перед вами. Считайте, ставлю вас в известность, какой ценой Града готов узнать истину.