Текст книги "Вернуться в Антарктиду (СИ)"

Автор книги: Нат Жарова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 110 страниц)

– Каких обрядов?

– Обрядов, связанных с поклонению солнцу. Это религия Бон, культ Митры и «Непобедимое солнце». Вы прочтете об этом в моих записках.

– Спасибо. Буду потихоньку разбираться. А что насчет ножа? Как он выглядит? Я должен его узнать, когда увижу.

– Пат посылает вас к Загоскину?

– Да, я лечу в Уфу.

– Шкатулка Загоскина очень необычная, размером с большую толстую книгу. Кинжал – трехгранный, с причудливой рукояткой. Я вам отослал много разных файлов, среди них есть и статья Ивана Загоскина с парочкой фотографий. «Солнечный нож» на них виден отлично.

– Что ж, – сказал Вик, поднимаясь, – спасибо за беседу. Я постараюсь разговорить профессора, возможно, его изыскания дополнят ваши.

– Желаю вам удачи! – Геннадий вновь принялся трясти руку Соловьева. – Патрисия подозревает, что Транснациональная корпорация «Прозерпина» наступает нам на пятки, они жаждут того же, что и мы. К тому же, ее глава Доберкур не простил нам гибели единственного сына. Сейчас, когда у них в руках оказались оригиналы тибетских табличек, вы должны быть очень осторожны!

– А они у них оказались? – уточнил Соловьев, замирая. Об этом Пат забыла упомянуть.

– Увы! Не так давно в монастыре Сакья нашли запечатанное с тринадцатого века хранилище древних текстов. Судя по скудным сведениям, там содержится подлинная история человечества за несколько тысяч лет. (*) «Прозерпина» курирует реставрационные работы и, конечно же, их агенты не отказали себе в удовольствии порыться на стеллажах запретной комнаты. Нам следует готовиться к любым неожиданностям.

*

Сноска 1* Мартин Груневег был монахом-доминиканцем, известным также как отец Венцеслав, который нечаянно оказался причастным к авантюре Мнишков в условиях Контрреформации в Речи Посполитой. В 1584-1585 годах он побывал в России, о чем оставил обширные «записки», содержащие, в частности, описание поездки во Львов, Киев и Москву. Записки, чьи фрагменты время от времени публикуются в академических изданиях, содержат ценные сведения о внутреннем положении России после смерти Ивана Грозного, последствиях Ливонской войны, быте и нравах населения Восточной, Центральной и Юго-Восточной Европы, культуре и искусстве. Текст цитаты взят из дневника, озаглавленного «Записки о торговой поездке в Москву в 1584-1585 гг».

**Эрих Ляссота (Ласота) фон Штеблау  – австрийский дипломат, военный деятель и путешественник конца XVI – начала XVII веков. В 1594 году он посетил Запорожскую Сечь, по дороге проезжал Киев и написал отчет о поездке с интересными подробностями («Tagebuch des Erich Lassota von Steblau». Текст в главе цитируется по изданию 1873 года в переводе с нем. Ф.Бруна)

Сноска 3Высокогорный монастырь Сакья – крупная религиозная достопримечательность Тибета, находится в 148 км от города Шигадзе. Его построил Кончог Гьялпо в 1073 году, чей предок был первым из семи тибетцев, принявших посвящение в буддийские монахи (их называют Семеро избранных). До XIII века настоятели этого монастыря управляли Тибетом под покровительством монгольской династии Юань. В монастыре хранится уникальная библиотека, в которой в 2003 году археологи совершенно случайно обнаружили еще одно, замурованное в стену хранилище древних свитков. В нем было свыше 84000 трактатов, и не все они пока еще изучены и описаны)

4.5

4.5

Личное знакомство Соловьева с профессором Загоскиным состоялось лишь на его второй рабочий день в качестве медбрата. Встретив его в пустом холле, где старик, по своему обыкновению, сидел у громадного окна с видом на парк, Вик представился и спросил о здоровье.

Загоскин был наслышан от медсестричек о появлении в пансионате светловолосого красавца, поэтому проявил к новичку интерес.

– Как я еще могу себя чувствовать? По возрасту, – проворчал он, но диалог охотно поддержал. – А вы, значит, тот самый Соловей-разбойник, о котором мне все уши прожужжали. Что ж, молва не врала. Вы редкий экземпляр в нашем забытом богом болоте. Позвольте полюбопытствовать, откуда к нам прибыли и зачем?

Вик объяснил, что родился в Питере, но судьба, изрядно помотав его по миру, занесла однажды в Башкирию, где он и прижился.

– Этот край мне как вторая родина, – сказал он, – куда бы не уезжал, все время возвращаюсь.

– Судьба-Винтана – что река, – изрек со смыслом Загоскин, – носит человека как щепку, бросает во все стороны, а он барахтается, борется с течением, желая выплыть из стремнины, однако итог всегда один. Все будет так, как суждено.

– Вы фаталист.

– В этом нет ничего плохого. Или думаете, я – дряхлый параноик и дармоед, который только и способен, что небо коптить? И всем тут давно надоел.

– Ни в коем случае. Я уважаю вас за вклад в лингвистическую науку. Уж вас-то точно нельзя назвать дармоедом.

Загоскин недоверчиво поджал губы:

– Откуда вам, медику, знать про мой вклад? Где вы, и где мои филологические опусы.

– По молодости, – ответил Соловьев, – я интересовался легендами о стране Лемурии, а Мадагаскар некоторые называют его частью, уцелевшей в катаклизме.

– Не кокетничайте. Ишь – «по молодости»! Можно подумать, что из нас двоих старик – это вы.

– Простите, – Вик улыбнулся, – оговорка вышла, хотел сказать «в детстве». Помню, мне попалась статья о том, что французские палеонтологи откопали на Мадагаскаре скелет огромной птицы, жившей более пяти тысяч лет назад. На ноге у нее было надето бронзовое кольцо, покрытое неизвестными письменами. Тогда все газеты мира писали, что найдено неопровержимое доказательство, что Мадагаскар некогда представлял собой единую территорию с Индостаном. Ведь письмена на кольце принадлежали цивилизации Мохеджо-Даро, а ископаемый страус был сухопутной птицей.(*)

(Сноска. Этот эпизод имел место в действительности, правда, имя Загоскина с ним никак не связано, это является фантазией автора, и хронологически эпизод случился за семь лет до указанного момента)

– И зачем вы мне это говорите? – глаза старика ярко сверкнули из-под насупленных кустистых бровей.

– Человеком, правильно определившим принадлежность письмен, были вы, уважаемый профессор. Фамилию Ивана Загоскина я запомнил очень хорошо.

Загоскин неопределенно хрюкнул, прищурился на слишком умного медбрата, потом отвернулся обратно к окну:

– С кольцом работали признанные эксперты. Я-то так, просто идею вслух высказал. Я не специалист по мертвым языкам.

– Но откуда-то вам стало известно, что это артефакт происходит из Мохеджо-Даро?

– Просто зрительная память у меня неплохая. Видел в музее нечто подобное, вот и брякнул, а газетчики подхватили. – Загоскин снова повернулся к собеседнику, открыто изучая его с головы до ног. – Удивительно, молодой человек, что вы умудрились связать сей незначительный эпизод со мной. Мало ли на свете Иванов Загоскиных, а вы меня первый раз видите.

– Вы же местная знаменитость, – пояснил Соловьев, улыбаясь, – о вас и вашей богатой биографии мне первым делом рассказали, а я всего лишь сложил два и два.

Загоскин издал еще один неопределённый звук, нечто среднее между хмыканьем и фырканьем. Он был одновременно и польщен, и недоверчив.

– А скажите-ка мне, Виктор-разбойник, вы спите головой на север или на юг?

Соловьев удивился:

– Не задумывался. Это важно?

– Смотря для кого. Так на север или на юг?

– На юг, – подумав, ответил он, представив мысленно расположение кровати в своем полуразвалившемся домишке.

– Значит, вы колдун. Только колдуны кладут подушку с южной стороны. Так считают на Мадагаскаре.

– Советуете переложить?

– Это вам решать, – уклонился Загоскин, – но вы – человек севера, из северной столицы. Не гоже вам с южными просторами связываться. Юг, он не для вас. Он вас погубит.

– Винтана сильнее нас, – напомнил Вик его же недавние слова, – носит нас как щепку в океане. Иной раз и в Южный океан занесет – как знать?

– Вы бывали в Южном океане? – тотчас заинтересовался профессор.

– Где только я не бывал. На Мадагаскаре, правда, не был.

– А то и к лучшему, что не был. Утонула ваша Лемурия давным-давно, и памяти о ней не осталось. Впрочем, берега, которые омывает Южный океан, ничем не лучше. Там тоже полно тайн.

– Каких тайн?

Однако Загоскин вдруг прервал беседу, заключив, что для первого раз выболтал достаточно.

– Отвезите меня в библиотеку, – безапелляционно приказал он. – Выберу себе почитать что-нибудь на досуге. Я, знаете ли, люблю почитать перед сном. Не эту лабуду, что издают сейчас, а вечное, со смыслом. Вот вы, Соловей-разбойник, какую книгу читали последней?

Вик читал перевод тибетских древних свитков и комментарии к ним, выполненные Белоконевым, но говорить об этом не стал.

– Не помню, – ответил он. – Давно уже кроме газет ничего в руках не держал.

Загоскин в очередной раз извернулся к нему, заглядывая в глаза. Вик стоял сзади, толкал коляску, и смотреть из подобного положения на него было не слишком удобно, но старик все смотрел и смотрел, пока дыхание его не стало сбивчивым от напряжения. С кряхтением он выпрямился, потирая шею.

– Да… А кажетесь приятным молодым человеком.

Вик улыбнулся:

–  Хотел у вас уточнить, а почему вы меня «разбойником» постоянно называете?

– Так разбойник вы и есть, – Загоскин скрипуче откашлялся, – сердца девичьи похищаете. Уж небось целую коллекцию собрали, хотя еще и дня у нас не проработали.

– Напрасно вы так, Иван Петрович.

– Да чего уж скромничать, сами понимаете, в какое бабье царство попали. Но вот что я скажу, парень, – старик посмотрел Соловьеву в глаза, но теперь сделал это через зеркало, висевшее в кабинке лифта. – Захочешь любовь крутить, крути, не мое дело, но Милку с Галкой не тронь! Прикипел я к этим двум девицам, особенно к Милке.

– Вы о Миле Москалевой, кастелянше? – заинтересовался Вик.

– Особенная она, – Загоскин погрозил ему пальцем. – Держитесь от нее подальше, а то боком выйдет. Не смотри, что я не ходячий, буду тебя уму-разуму учить, если обидишь!

– Не буду обижать, – пообещал Соловьев. – Тем более, раз она особенная.

Старый профессор, по мнению Вика, все время оставался настороже, словно ждал подвоха или нападения. Соловьев не стал педалировать тему Мадагаскара и всего, что с ним связано, чтобы не возбуждать подозрений. Поспешать с ним следовало не торопясь.

Пока профессор сидел в библиотеке, перебирая тома, что достал для него с верхних полок Вик, обыскать его комнату не составило труда. Соловьев шел на это неохотно, со странной тяжестью на сердце. Одно дело шарить в кабинете директрисы, нечистой на руку и норовящей обмануть других, и совсем другое лазать по ящикам у человека, ничего плохого не сделавшего.

Брать шкатулку и тем более присваивать ее содержимое он пока не собирался, для начала стоило понять, существует ли она вообще. Вик изначально не был уверен, что старик держит опасные вещицы при себе, но раз Милку «притянуло» сюда, значит, они находились где-то поблизости. В городе Уфе так уж точно.

Шкатулка, которую он обнаружил, внешне была в точности такой, что красовалась на фотографии в старой статье. На ее крышке был вырезан Символ Перехода (если верить копиям тибетской рукописи Ульянова), вот только выполнена она была не из мореного дуба, как писал Загоскин, а из более светлой древесины – сосны или ясеня, о чем говорил ее цвет. Шкатулка не была залакирована, и на ее днище с обратной стороны кто-то выжег подобие карты. Совершенно кустарно выжег, неаккуратно. А еще у нее была грубо приклеена втулка, удерживающая крышку – похоже, ее недавно роняли.

Сфотографировав карту (бестолковую и не привязанную ни к каким координатам), Вик открыл шкатулку. Она открывалась просто: ни замка, ни хитрых механизмов, только миниатюрный крючок. Внутри было пусто. Наверное, старик опасался воровства, поэтому и оставил на видном месте пустышку, а ценные артефакты припрятал.

«Ладно, – подумал Вик, возвращая шкатулку на место, – придется подождать, когда опасность, которую так боится Загоскин, проявит себя». После этого профессор должен был, по идее, стать более сговорчивым. Ему понадобятся союзники, и Вик будет рядом. Он чувствовал, что очень скоро события понесутся с немыслимой скоростью. Вот только и лишнего времени почти не оставалось.

4.6

4.6

Появление у пансионата непонятной замызганной «Нивы» с нечитаемыми номерами Соловьев срисовал за два дня до того, как фальшивые «родственники» профессора Загоскина пошли на прорыв и были остановлены Михалычем. Сначала эта машина просто нарезала круги по Архиерейке, долго стояла на парковке у супермаркета и, наконец, медленным ходом проехалась мимо ворот, развернувшись на узком пятачке тупиковой дороги.

Вик отслеживал перемещения в бинокль, но за тонированными стеклами лиц водителя и пассажира разглядеть не сумел.

За сутки до стычки кто-то попытался перелезть через стену в дальнем углу сада. Вик был на ночном дежурстве и приметил подозрительное копошение совершенно случайно: возвращался из апартаментов, где мерил давление постояльцу, и кинул взгляд в окно...

Выскочив на улицу, он метнулся в сад. Бежал, забыв про одежду, но зато успел вовремя. Неизвестный, увидев несущегося от дома мужчину, передумал и драпанул обратно через забор. Схватить его не удалось, физическая подготовка у злоумышленника была неплохая, но Вик догадывался, что очень скоро последует продолжение. Упорство нападавших наверняка было кем-то хорошо оплачено.

Вик всерьез грешил на заказчика-иностранца, агента «Прозерпины». Плохо представляя себе, как вести тайные дела в России, интересант, скорей всего, пошел по самой очевидной дорожке – обратился за услугой к местному преступному миру. Однако и наш, доморощенный, преступный мир не стоило недооценивать.

Прикинув кое-что, Соловьев направился к сторожке Михалыча.

– Исэнмесез, Ринат Михаэлович (Здравствуйте)! – постучался он к нему в дверь. – Сэламэтлегегез ничек? (Как ваше здоровье?)

Михалыч просиял:

– Виктор! Рэхмэт, эйбэт. Эшлэрегез ничек? (Спасибо, хорошо. А как вы поживаете?)

Найти подход к сторожу Соловьеву удалось быстрей, чем к полному подозрений профессору. Стоило в первый же день заговорить с Михалычем на его родном языке, как тот проникся к нему неподдельной и почти отеческой симпатией.

Рассмотрев подслеповатыми глазами, что Соловьев заявился без верхней одежды, Михалыч засуетился:

– Чего раздетым бегаете? Холодно ночами-то! Заходите скорей, чаю горячего вам налью.

– Да я не чаи пить пришел, Ринат Михаэлович. Вопрос есть.

– Спрашивайте, спрашивайте, дорогой Виктор! Всегда отвечу.

– У вас всюду на территории висят камеры видеонаблюдения. Работают они или так, для испуга?

– Работают, – подтвердил сторож, – но не все и не всегда. А что?

– Я только что видел, как какой-то удод через забор к нам лез.

– Ах ты ж, лалай-балалай! – Михалыч всплеснул руками и поспешил в уголок, где были установлены мониторы, сейчас частично погашенные, темные. – Какому дураку это понадобилось? Ворота ж есть, калитка…

– Видать, не хотел он через калитку.

Система наблюдения казалась кустарной, для галочки, и Соловьев спросил:

– Почему не все камеры включены?

– Так все равно некому следить, они на запись поставлены, чтобы потом, если понадобится… Дарья Ивановна жмотится, нет у нас ставки для ночного сторожа, а я свою дневную смену отработал как положено.

– Понятно, – сказал Вик. Он не был удивлен подобному положению дел.

– Щас просмотрим, кто таков, где таков… – бормотал Михалыч, запуская на компьютере программу. Вик все сделал бы быстрее, но не лез, терпеливо ждал. – В котором месте его заметил?

Соловьев объяснил, но на записи скверного качества особых примет разглядеть не удалось – один силуэт. Удирая, мужчина спрыгнул по ту сторону ограды и припустил наутек. Там был проход между заборами – машина не проедет, а человек протиснется и окажется на соседней улице. Единственно, что зимой пришлось ему пробиваться сквозь высокие сугробы.

Раз злоумышленник знал этот путь, значит, был либо местным, либо дотошным и наблюдательным. Вик склонялся к первому.

– Надо же, проворонил я. Эх, проворонил! – сокрушался Михалыч. – Если бы не вы, так и спер бы у нас чего-нибудь. А то и окно разбил. Хоть ночного сторожа у нас нет, спрос все равно с меня.

– Неспроста он лез, – сказал Соловьев, – наводка у него. Есть ли у кого-то из ваших постояльцев большие ценности?

– Большие-то вряд ли. Хотя… есть одна бабулька. С собой в саквояжике драгоценности фамильные привезла. Бриллианты там у нее, рубины. Надевает по праздникам. Дарья Ивановна уговаривала поместить украшения в банк, но та ни в какую. «Когда помру, – говорит, – тогда хоть в банк, хоть в музей, а до поры при мне побудут». Директриса ее саквояжик у себя в кабинете держит, в сейфе. Неужто за брильянтами вор полез?

– Вполне возможно. Сейчас ночь, кроме нас с вами других мужчин на территории нет. Отчего ж не попытаться?

– В полицию будем звонить? – спросил Михалыч. – Дарья Ивановна нас по голове не погладит.

– Давайте не будем, спугнули же мы его. Чего полицейскому предъявим? – спросил Вик и сам ответил: – Нечего предъявлять, кроме смазанной тени,  было-не было, не понятно.

– Вот и я говорю, что ни черта не видать на этих телевизорах! – сердито выпалил Михалыч. – Если ставить систему, так чтоб толк был, но Дарья Ивановна жмотится, денег у нее лишних нет...

Вик взял со сторожа слово, что он никого постороннего на территорию пансионата днем не пропустит. Он был уверен, что сроки поджимают и преступники не станут долго тянуть.

Михалыч обещал стоять насмерть, но высказал опасение:

– А если они прям щас полезут?

– «Прям щас» не полезут, – уверил Соловьев. – Раз попытка провалилась, ко второй им заново готовиться надо. Ложитесь спать, Ринат Михаэлович, а вот с утра – глядите в оба!

– Мин сезне анладым (я вас понял), – закивал сторож и поблагодарил Соловьева за предупреждение.

Слово свое Михалыч сдержал. Когда на следующий день в пансионат попытались войти двое подозрительных визитеров, он буквально грудью загородил им проход. Да и Мила с Виктором, оказавшиеся поблизости, не дали им прорваться.

По поводу этих странных «родственников» Вик попытался расспросить по горячим следам профессора Загоскина, однако тот упрямо, а может, и боязливо держал рот на замке. Только один раз обмолвился:

– Они еще придут, придут за мной! Думал, в Америке будет опасно, не поехал с сыном, думал – тут укроюсь, но нет, они и сюда добрались, сволочи.

– Я хотел бы вам помочь, – сказал Соловьев вполне искренне. – Как мне вам помочь, Иван Петрович?

Загоскин посмотрел на него из-под насупленных бровей и поджал губы.

– Может, надо кому-то позвонить? Вашему сыну?

– Никто не поможет. Наш мир уже не тот, совсем не тот. Пала крепость!

– И все же я бы хотел попытаться. Винтана-судьба любит строптивых.

– Это верно, любит, вечно им особые задачки подкидывает, которые не всем по плечу. По плечу ли они тебе, Соловей-разбойник?

– Хочется верить.

– Ты Милку спасай, – сказал старик, – Людмилу нашу Ильиничну. Туго ей придется без защитника.

– Ей грозит опасность? – ухватился за эту возможность разговорить Загоскина Соловьев. – Что вы об этом знаете?

– Я ничего не знаю, а вот ты знаешь, вижу – по глазам твоим вижу, что очень уж ты непрост, Соловей. И неспроста у нас объявился. Вот только того, чего ты ищешь, у меня нет.

– А что я ищу?

– Такие, как ты, всегда ищут невозможного. Я тоже был таким, но сегодня все, что у меня было, давно вышло.

– Где же оно? – рискнул Вик.

– В южных морях на скалистых берегах. Ты Милку пожалей, парень. Мой век недолог, а у нее-то все впереди. Особенная она. Присмотрись к ней и увидишь.

– То, что я ищу, находится у нее?

Однако, накидав загадочных намеков, старик замолчал и больше не произнес ни слова. Делал вид, что невменяем, и нес бред. Видимо, вообще пожалел, что разоткровенничался. Вик едва не впал с ним в отчаяние, но совет получше присмотреться к Москалевой, запомнил.

4.7

4.7

Воскресенье было праздничным, отмечали Пасху. В столовой накрыли богатые столы для постояльцев. Ожидались и посетители.

В теории, злоумышленники могли попытаться проникнуть на территорию вместе с родственниками, но поскольку они облажались накануне, сунуться через главный вход вновь не рискнули. Да и большое число посетителей означало большое число свидетелей, риск нарваться на не вовремя вышедшего из комнаты человека становился слишком велик. Поэтому Вик был уверен, что ждать нападения следует ближе к вечеру, когда родственники разъедутся, а персонал устанет и примется отмечать. Он не сомневался, что о внутреннем расписании злоумышленники неплохо осведомлены, Вик и сам, всего лишь наблюдая за территорией в бинокль, получил прекрасное представление о здешнем распорядке.

Запасшись термосом с горячим кофе и бутербродами, Соловьев засел за мониторы в комнатушке у Михалыча. Сторож лишних вопросов не задавал – просто был рад компании, да ему и самому было любопытно, что за птицы рвались ограбить стариков. Он иногда подменял его «у телевизоров», давая Вику возможность поразмять ноги.

В один из таких краткосрочных перерывов, Соловьев, стоя у темного окна во двор, заметил Милку на ее любимом подоконнике. Девушка улизнула с праздника и медитировала на ночные огни.

Эта сцена неожиданно напомнила ему другую, тоже с девушкой в окне. Пять лет назад в Антарктиде Виктория Завадская, ныне по мужу Громова, точно так же выглядывала из своего номера в гостинице «Белый берег», а он стоял внизу, мысленно с ней прощаясь. Он полагал, что оставляет ее в безопасности, но просчитался и упустил момент, когда ей срочно понадобилась помощь. Из-за его ошибки Виктория оказалась в долине Драконьего Зуба и едва там не погибла.

Мила тоже должна была погибнуть, и Вик вдруг понял, что не желает, чтобы это случилось. Из-за стремительно распространяющейся квантовой диффузии Мила невольно получила второй шанс, вторую жизнь, но все это ненадолго. Мироздание избавится от нее, будет подставлять ей подножки раз за разом, пока не устранит. А если Патрисия воплотит задуманное, то все и вовсе вернется на старый путь, где Миле не будет места.

Глядя на силуэт в окне, Вик остро чувствовал, как поднимается в нем волна протеста. Он боялся, что, как и с Викой тогда, он вот-вот совершит огромную ошибку, о которой будет потом жалеть всю оставшуюся жизнь.

Сменив Михалыча, Соловьев вернулся к наблюдению, но постоянно отвлекался, обращаясь мыслями совсем к другим вещам. Из-за этого он едва не пропустил вторжение. Увидев тени на мониторе, он вздрогнул и нашарил на столе приготовленную черную балаклаву с прорезями для глаз.

– Куда один-то? – беспокойно крикнул Михалыч, заметив торопливые приготовления. – Я с вами! Сейчас дробовик возьму!

– Не надо дробовик, мы же с вами чтим уголовный кодекс, – ответил Вик, поднимаясь. – Постойте у ворот, я позову, если понадобится помощь. Но без сигнала ни-ни!

– Есть! – Михалыч на полном серьезе взял под козырек, приложив ладонь к седой взлохмаченной голове, и чуть тише добавил: – Служу Советскому Союзу!

Вик усмехнулся. Кажется, Михалыч был уверен, что правильно раскрыл его инкогнито.

– Веревка найдется? – поинтересовался Вик, одеваясь.

Он продолжал краем глаза следить за продвижением двух мужчин по территории. Те подбирались к парадной со стороны сада и двигались не как профессионалы, что облегчало задачу. Хотя Вик и тренировался когда-то под руководством непревзойденного мастера, однако против настоящего профи не выстоял бы и трех минут.

– Найдется веревка, конечно, – подтвердил Михалыч. – И тряпки на кляп, если надо, могу поискать.

– Можно просто скотч, – подсказал Соловьев. – В каких войсках служили?

– В артиллерии. А вы, значит, в десантуре? Аль выше надо брать – спецназ?

– Ждите моей команды, Ринат Михаэлович, – улыбнулся Вик.

Первого незваного гостя он уложил без труда, подкравшись к нему со спины и пережав сонную артерию. Второй в это время сидел на корточках и возился с отмычками, а когда оглянулся – наткнулся на кулак.

– Ринат Михаэлович! – негромко окликнул сторожа Соловьев. – Подсобите.

Михалыч, не мешкая, заторопился на зов.

– Куда их, в сугроб пока спрячем? – деловито спросил он.

– Да что вы такое говорите, в сторожку их! Допросим сначала.

– Понял. А потом в сугроб!

– Потом в полицию. Веревка при вас?

Михалыч достал из карманов веревку, скотч и ножницы.

– Ножницы зачем? – с нервным смешком поинтересовался Соловьев.

– Веревку резать, чтоб на двоих хватило. И липкую ленту. Я запасливый. Разве ж плохо?

– Хорошо, – Вик связал поверженных противников и заклеил им рты скотчем. – Теперь помогите дотащить.

– У меня тут за деревьями тележка наготове, в миг довезем!

В тепле сторожки бандиты пришли в себя, но, оглушенные и растерянные незапланированным поворотом, пока не бузили. Только глазами сверкали и вяло дергались, пробуя крепость веревки.

– Вчерашние, надо же, – проговорил Михалыч, рассматривая их физиономии при свете потолочной тусклой лампы. – Вот же упорные заразы, лалай-балалай!

Содрав со рта одно из пленников скотч, Вик переждал предсказуемый поток ругательств и задал вопрос:

– На кого работаешь?

– А иди ты! – ответил бандит, прибавив много непечатного.

Его насмешливый взгляд сильно не понравился Соловьеву. Он задал еще пару вопросов, но лишь убедился, что естественная бравада у налетчика смешана с чем-то еще…

– Звоните в полицию! – велел Вик сторожу и метнулся к мониторам наблюдения.

Старик Загоскин находился в большой опасности. Атака на него, возможно, идет прямо сейчас, а два грабителя-неудачника явились отвлекающим маневром. Их с Михалычем попросту обвели вокруг пальца, и в то время, как они возятся с пленниками, дом остался без присмотра.

«Был бы на моем месте Вещий Лис, уж он бы не допустил этой ошибки!», – с отчаянием подумал Вик, перематывая записи видеокамер на двадцать минут назад.

Он сильно недооценил криминальный мир. Послав шестерок в качестве наживки, другие люди приступили к выполнению заказа, выждав время.

Чтобы просмотреть уже отснятые кадры на всех рабочих камерах, Соловьев потратил несколько драгоценных минут. Он слышал, как ругался бандит, которому он забыл заклеить рот обратно, как Михалыч разговаривал с полицией, объясняя ситуацию, а сам мотал на скорости запись с камер. Одна из них зафиксировала быстрые тени, перемещавшиеся от забора к парадному крыльцу аккурат тогда, когда они затаскивали бесчувственные тела взломщиков в сторожку.

Вик нажал на паузу. Рассматривать было некогда, и он заторопился все проверить на месте.

Боковая дверь оказалась не заперта, несмотря на позднее время: то ли персонал пренебрег правилами и продолжал ходить во двор, например, покурить, то ли злоумышленники не стали ее захлопывать за собой.

Вик вошел. Свет в холле не горел, но на лестнице слабо светились точечные светильники в виде шариков, вмонтированные в ступени. Он взбежал на третий этаж и увидел, что дверь в комнату Загоскина полураспахнута. Из комнаты на пол сумеречного коридора падал желтый прямоугольник света – у профессора горел яркий плафон.

Вик бросился вперед, распахивая дверь шире, но он опоздал. Комната была разгромлена и пуста, а труп старика валялся у кровати.

Он сразу понял, что Загоскин мертв. Его шея была вывернута под немыслимым углом. Было ли это результатом неудачного падения или злонамеренным нападением, Соловьев разбираться не стал, сразу метнулся к тумбочке, где старик хранил фальшивую шкатулку. Шкатулка исчезла.

Тогда Соловьев подошел к кровати и нажал кнопку экстренного вызова медсестры. На панели замигала красная лампочка, а издалека, от поста, послышался мелодичный трезвон.

Медсестра (в эту ночь дежурила Соня) явилась не сразу и выглядела недовольно, от нее заметно разило спиртным.

– Ой! – воскликнула она, заметив первым делом Соловьева. – А что вы тут делаете? У вас же по графику...

Тут она заметила несчастного Загоскина, и ее глаза округлились.

– Звоните в скорую, – велел ей Вик, – а затем и Дарье Ивановне. А я спущусь вниз и приведу полицию. Они, должно быть, уже приехали.

– Полицию? – пискнула Соня, трезвея. – Как приехали? Когда?

Она наконец-то зафиксировала и разбросанные вещи, и распахнутые дверцы шкафа и поваленную на бок инвалидную коляску, и вспоротый диван с подушками, из которых торчали клоки синтепона…

– Ничего не трогайте! И не пускайте сюда любопытных. Здесь могут остаться отпечатки.

– Мамочки! – просипела медсестра и попятилась, но орать и визжать не стала. – А вы?.. Где вы были?

– С Михалычем я был, – ответил Вик, но лишь для того, чтобы на корню пресечь слухи. – Пасху отмечал в сторожке.

– Но Михалыч мусульманин…

– Я отмечал, а он со мной за компанию. Некогда мне сейчас объяснять! Мы с ним двоих скрутили, но вот еще двое от нас ушли.

Соня закивала понятливо:

– Виктор, какой ужас! Бедный Иван Петрович! Его убили, да? А где убийца?

Вик не слушал. Он уже несся по коридору к лестнице и входной двери. Сквозь широкие окна холла виднелись отблески полицейской мигалки. Полиция прибыла на звонок Михалыча, и тот даже успел открыть ворота, чтобы пропустить машину на территорию.

Но на самом деле можно было уже и не спешить. Самое страшное свершилось – убийцы ушли безнаказанными. И, возможно, унесли с собой артефакты.

Глава пятая. Мила. 5.1

Глава 5. К вопросу жизни и смерти

Людмила Москалева

5.1

Всю ночь, когда пансионат сотрясался от новостей, нашествия полиции и врачей, Милка проспала как убитая. Ее не подняли ни вой сирен, ни громкие голоса в холле, что было само по себе удивительно. Конечно, комната ее находилась в дальнем конце коридора, но никто из работников не пришел специально ее будить, а полиция про нее почему-то не спросила. К утру все более-менее улеглось, и Мила, вставшая, как обычно, рано, какое-то время оставалась в неведении. Только поднявшись в столовую на втором этаже, она услышала новость: во время налета грабителей скончался Иван Петрович Загоскин.

– Участковый сказал, он пытался перебраться с коляски на кровать, но неудачно. Коляска опрокинулась, и он свалился. Умер мгновенно, ударившись об угол и свернув шею, – поделилась с ней подробностями медсестра Сонечка. – Но вообще, все это очень странно. Шума я не слышала, однако в комнате был полный разор, все вещи раскиданы по полу. А когда я прибежала на тревожный вызов, над трупом стоял Соловей.

– Кто стоял? – поразилась Милка.

– Соловей, – повторила Соня, – медбрат наш новенький. Мне показалось, он обыскивал комнату.

– Зачем ему? – стараясь казаться равнодушной спросила Мила, хотя внутри нее все колотилось от волнения.

– Кто знает, – пожала плечами медсестра, – может, ценности искал. Он вообще, наврал, будто Пасху с Михалычем отмечал, а Михалыч Пасху не празднует и не пьет. Да и от Соловья водкой не разило.