Текст книги "Вернуться в Антарктиду (СИ)"

Автор книги: Нат Жарова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 65 (всего у книги 110 страниц)

*6) Во время Второй мировой войны многие крупные компании работали на победу Германии и поддерживали Гитлера, о чем позже, когда победил СССР, предпочитали стыдливо умалчивать. Именно на счетных машинах IBM нацисты вели учет и планирование процессов уничтожения людей в концлагерях. Ее генеральный директор Уотсон даже получил от Гитлера орден. Компания Hugo Boss шила мундиры для СС, Гитлерюгенда и Вермахта. Компания Bayer приложила руку к производству Циклона Б – химического соединения, которое использовалось в газовых камерах лагерей смерти, на Bayer работал и печально знаменитый доктор Менгеле – немецкий врач, проводивший страшные медицинские опыты на узниках концлагеря Освенцим. Компания Siemens финансировала Гитлера, использовала труд рабов и разработала крематории для концлагерей. Немецкое управление Ford выпустило треть военных грузовиков для нужд немецкой армии, работая с привлечением труда заключённых. За время Второй мировой войны ни один танкер «Стандарт ойл» не был потоплен немецкими подводными лодками, поскольку компания снабжала Германию топливом. Основатель Metro Group (сеть магазинов Metro cash carry) Отто Байсхайм служил в элитном подразделении войск СС. Этот скорбный список можно продолжать и продолжать…)

Глава 23. Абсолютное зло. 23.1

Глава 3 (23). Абсолютное зло при максимальном приближении

Юрий Громов. Дригальские горы

23.1./3.1

К обеду отряд получил обнадеживающую сводку: циклон слабел и все больше отворачивал к югу. Борецкий постановил лагерь сворачивать. Они собирались выдвигаться сразу, как только станет возможным покинуть укрытие.

За сутки тимуровцы успели отдохнуть, отоспаться и даже заскучать, поэтому известие, что пора отправляться в дорогу, встретили с радостью.

Уходящая буря напоследок нахулиганила: оборвала тросы, крепившие санитарную палатку, где оборудовали туалет. Все эти дела, конечно, щедро разметало по территории Грота Павловского, пришлось организовывать субботник. Замерзшее дерьмо упаковали в мешки, а улетевшую палатку нашли и запихнули в чехол вместе с остальными. Много времени это, к счастью, не отняло, и вскоре отряд был готов следовать к пещере со свастикой.

– А тут не так и плохо, в Антарктиде, – поделился с Громовым Зиновьев. – Чем только не пугали, а жить вполне можно.

Юра улыбнулся. Антарктида была, конечно, хороша, но не только сама по себе. В кругу единомышленников будешь как дома практически где угодно.

Петляя в хаосе полузасыпанных трещин, ширина которых, правда, редко превышала тридцать сантиметров, отряд растянулся в длинную цепь и замедлился. Серьезной опасности погода больше не представляла, хотя видимость и была по-прежнему скверной. Однако для пластиковых саночек, на которые навьючили солидный багаж, переход оказался плачевным. Они были удобными и легкими, одинаково хорошо бежали по сыпухе и льду, но при пересечении трещин все санки получили повреждения, и ремонтировать их пришлось на ходу с помощью веревок, смекалки и крепкого словца.

Наконец, отряд выбрался на купол. Метель утихла, и стало проще. Ледниковый щит в этом месте представлял собой холмистую равнину, стремительно понижающуюся к северу. Сверху ребристый лед припорошил свежий снежок, сухой и легкий. Он не скрипел под полозьями и ботинками, а громко шуршал, напоминая звуками фантастическую змеиную песнь.

Впереди, окутанные серым туманом, выросли резкие пики Орвина. Низкие облака, перевалив через хребет горного массива, стремительно сползали вниз по его крутым склонам и рассеивались в низинах. Это явление, известное как антарктический фён (*сухой ветер, дующий с гор), не давало вдосталь накапливаться снегу на склонах.

В вышине, то и дело скрываясь в облаках, парили снежные буревестники, облюбовавшие Землю Королевы Мод для гнездования. К этому дню крупная стая белоснежных птиц уже прибыла сюда с побережья, хотя в прошлый раз Громов не видел их, видимо, они затаились перед штормом. Сейчас же буревестники наполняли суровый пейзаж жизнью и предчувствием близкой весны.

Когда тимуровцы подошли к Орвину ближе, им стали встречаться крупные пятна гладкого темного льда в небольших ложбинах. Пятна эти не имели ничего общего с бугристой голубоватой поверхностью материкового ледника. Отвечая на закономерный вопрос, Громов пояснил, что это замерзшая вода. Летом пятна оттаивают, и у подножия скал ненадолго разливаются мелкие озерца и реки – обычное дело при контакте с нагревающимися на солнце горными породами. Сейчас озера еще оставались промёрзшими до дна, но кое-где, на открытых участках на темном льду уже красовалась белая паутинка трещин.

Из-за частых остановок на ремонт к пещере отряд пришел только к самому концу дня. Низкое солнце так и пряталось в плотных тучах, уходящих на запад, и в ущелье клубились сумерки.

Встревоженные появлением незнакомцев буревестники, подобные белоснежным стрелам, вспархивали на их пути из гнезд, где устраивались на ночь, и с резкими криками метались между скалами.

– Это ничего, – произнес Зиновьев, задирая голову, чтобы отследить полет напуганных птиц. – Раз сидели спокойно, значит, до нас тут никто не проходил.

– Но не привлекут ли они внимание к нам? – осторожно осведомился Юра. – Любой охотник скажет, что птицы предупреждают о засаде.

– Будем надеяться, что в ближайшей округе охотников нет, – оптимистично заявил Анатолий. – Тем более таких, кто очень хорошо знаком с повадками здешних пернатых. Сам говоришь: стая прилетела недавно, после бури, и наблюдений за птицами до сих пор никто вести не мог. Мало ли какой естественный враг спугнул их? У них же тут есть враги?

– Есть, – согласился Громов. – Поморники любят лакомиться их яйцами.

– Ну и вот! Скорей, предположат, что это поморники разоряют гнезда, чем не понятно откуда взявшиеся люди.

Большую часть вещей, включая санки, тимуровцы решили оставить в глубине небольшой расщелины, замаскировав сверху фирном (*плотно слежавшийся, зернистый и частично кристаллизованный, обычно многолетний снег), который пришлось буквально наскребать по окрестностям. Собственные следы, где натоптали, ребята тоже по возможности уничтожили, отчего участок стал выглядеть нетронутым и диким.

Пока одни махали саперными лопатками, другие пробежались по окрестностям, выискивая пути для быстрого отхода и места для «глаз», как на военном жаргоне назывались точки наблюдения. Все выполнялось буднично и спокойно, но Громов, следя за приготовлениями, неожиданно для себя испытал сильное волнение. Он вдруг отчетливо ощутил, насколько опасная задача ждет его попутчиков. Да и его тоже, чего уж скрывать.

– Все готово, командир! – отрапортовал Куприн. – Можем выдвигаться в подземелье.

– Добро, – кивнул Борецкий. – Сейчас Андрей закончит, и выдвинемся.

Примостившийся на открытой площадке Рубан передавал по защищенному каналу очередные оперативные данные, что являлось необходимым условием для любых передвижений по Антарктиде. Непреложный антарктический закон – всегда сообщать свои координаты – не посмели нарушить даже люди Вещего Лиса.

– Новости есть, распоряжения от директора? – спросил Борецкий у Рубана.

– Дали добро, – коротко отозвался Андрей.

– Вот и ладушки. Семенов, Ющенко – вы дежурите у входа. Арбузов – на тебе, как всегда, конюшня, держи Лошадь на привязи. А ты, Рубан, сидишь на связи и дальше. Остальные – за мной.

– Так точно, – отозвались бойцы, скидывая с плеч рюкзаки. Пятеро из них нахлобучили на мягкие шерстяные шапочки каски с фонариками и направились в темноту.

– Друг мой, не отставайте! – Борецкий обернулся к Громову.

– Да-да, иду, – откликнулся замешкавшийся возле намалеванной на стене свастики Юра.

– Зиновьев, пойдешь замыкающим! Проследи за нашим дорогим полярником, чтоб не заблудился.

По примеру остальных Юра достал из рюкзака дополнительный фонарик и двинулся вслед за отрядом. Он ожидал, что тимуровцы будут экипированы очками ночного зрения, но Анатолий пояснил, что «носить такое – это разве что для прикола».

– Во-первых, очки очкам рознь. Тепловые преобразователи не пригодны под землей, потому что в пещере все практически одной температуры. А фиговины на фотоуловителях и вовсе бесполезны, так как улавливать там нечего: ни света звезд, ни отблеска естественных источников света. А во-вторых, шею можно свернуть в ближайшей яме, потому что в очках угол обзора маленький. Так что передвигаться с фонариком на батарейках – это самый оптимальный вариант, ничего лучше этого еще не придумали.

– А если мы кого встретим в темноте? Я имею в виду людей из «Прозерпины». Фонари способны выдать наше присутствие.

– Присутствие может выдать любой шорох. Слышимость в пещере хорошая. Но если понадобится что-то разглядеть – разглядим, у командира есть прибор. Только бьюсь об заклад, нам он не пригодится.

Пещерные своды были черны и печальны. Поначалу под ледоступами хрустел все тот же фирн, занесенный сюда ветром, но скоро он сменился насквозь промороженным щебнем. Под камнями и песком по-прежнему находился лед, образовавшийся много тысяч лет назад. Темная окраска стен тоже свидетельствовала о древности окружающих камней. Громов знал, что подобно тому, как металл со временем разъедает вездесущая ржавчина, так и камни становятся рыхлыми, ломкими. Они пестрели глубокими морщинами и крошились, осыпаясь, при сильном нажатии.

– Будьте осторожны, – предупредил Юра спутников, – здесь велика вероятность обвалов. Избегайте резких звуков.

– Принято, – откликнулся шагавший перед ним Маркевич, – передам по цепочке, чтобы не орали.

Под землей было тепло. И чем дальше от входа они уходили, тем теплее становилось. Громов снял перчатки и расстегнул у ворота парку. Ему казалось, что в застоялом воздухе не хватает кислорода.

Там, где ход раздваивался, луч света впереди идущего командира выхватил еще одну намалеванную на стене свастику. Борецкий скомандовал остановку.

– Марк, что по примесям? – негромко поинтересовался он.

Марченко, державший в одной руке газоанализатор с длинным щупом на тонкой антенне, а в другой дозиметр, выступил вперед, проверяя обстановку.

– Все в пределах.

– Температура?

– Плюс девять и три десятых. Снаружи было зафиксировано минус двенадцать.

– Почему она растет такими темпами, есть предположения?

– Тепловая аномалия невыясненного происхождения, – ответил Маркевич, оглядываясь на Громова. – В обычных пещерах воздух всегда постоянный и держится круглый год в пределах плюс пяти. Однако как это бывает в Антарктиде, я не знаю.

– Никто прежде не проводил исследования подземных полостей Орвина, – сказал Юра. – Данных для однозначного вывода недостаточно. Сергей Мишур, наш геолог, выдвинул версию о близости большого магматического плюма, то есть потока раскалённой магмы, которая поднимается и растекается под земной корой. Ранее подобный процесс был доказан для Западной Антарктиды, (*) однако наличие многочисленных оазисов на территории Земли Королевы Мод также могут объясняться внутренними процессами, земная кора у побережья тонкая. Собственно, ради этого Мишур и прибыл в Антарктиду. У холма Изумрудного и у Кратера он снимал показания, но материал все еще находится в обработке.

– Ясно, – кивнул Борецкий и махнул в сторону свастики: – Продолжаем движение. Нам, видимо, сюда...

Как ни старались они производить меньше шума, эхо шагов отдавалось под высокими сводами и дробилось на множество звуковых потоков, идущих, казалось, со всех сторон. Из-за этого складывалось впечатление, будто кто-то, скрываясь в темноте, переговаривается тревожным шепотом, обсуждая незваных гостей.

Неровный свет выхватывал беспорядочные нагромождения камней поперек прохода, между которыми оставалось узкое пространство, достаточное лишь, чтобы протиснуться по одному. Было немного не по себе, когда то и дело взгляд наталкивался на столь очевидные доказательства хрупкости этих, казалось бы, незыблемых сводов. В пещерах запрещается смеяться и кричать, но здесь это правило становилось нешуточным залогом выживания.

Громов не больно-то жаловал подземелья. Его свободолюбивый дух рвался на простор, к небу и ничем не ограниченному обзору. Однако Антарктида все чаще предлагала ему заглянуть в свои самые темные и неприглядные глубины, не иначе испытывая его на прочность.

– Стоп! – подал голос Куприн. – Слушайте!

Они замерли. В пещере установилась глубокая, ничем не нарушаемая тишина.

– Что насторожило? – негромко уточнил командир спустя минуту.

– На уши давит. Низкий рокот, на грани слышимости, – пояснил Андрей.

– Я не слышу, – сказал Маркевич.

– А я вроде улавливаю, – прошептал Салгиреев. – Как механизмы какие-то вдалеке гудят.

– Инфразвук? – неуверенно предположил Громов. Он ничего не слышал, но чувство неустроенности и тревоги возрастало пропорционально их продвижению по коридору.

Борецкий снял с пояса спелеологическую рацию, использующую низкие частоты, способные передавать сигнал через твердые породы.

– Говорит Альфа-лидер. Бета, прием!

Динамик кашлянул и сквозь прерывистые помехи выдал стандартный отзыв. Хотя группа не успела уйти далеко, слышимость была на пределе возможностей.

Убедившись, что у входа по-прежнему штатно, Тимур зафиксировал местоположение группы и дал своим людям отмашку следовать в прежнем направлении. Тимуровцы, разбредшиеся по залу, вновь «встали на тропу».

Через некоторое время из тьмы проявился щербатым провалом выход в боковую галерею. Возле нее не было свастики, но Громов заметил разницу в нарастании «пещерной изморози» на стенах. До этого он видел ее у входа, а потом, по мере продвижения, она исчезла. Сейчас же вновь появилась.

– Тимур, – негромко позвал он, – мне кажется, нам стоит обследовать этот ход.

– Причина? – спросил Борецкий.

– Сублимационный лед, – Юра шагнул к стене и очень осторожно прикоснулся к ближайшей трещине пальцами. – Видите белесую бахрому? Эти кристаллы появляются в пещерах там, где холодный сухой воздух контактирует с тёплым и влажным. Из этого прохода поверху идет поток, который невозможно объяснить существующими условиями. Там что-то есть: колодец наружу или наоборот спуск в горячие глубины. Короче, какая-то особенность и нелогичность. Не стоит оставлять ее за спиной.

– Лучше бы нам обойтись без нелогичностей, – проговорил Куприн.

– Нам нужны нелогичности, в них вся соль, – не согласился Зиновьев. – Мы зачем здесь, по-твоему, бродим?

По знаку Борецкого отряд покинул основной пещерный канал и углубился в боковой проход.

Несмотря на проявленную инициативу, Громову очень не хотелось туда идти. Мешал неведомо откуда взявшийся страх, от которого вставали дыбом все волосы на теле, но Юрий шел, стиснув зубы и переставляя чугунные ноги. В какой-то момент чувство близкой опасности сделалось настолько невыносимым, что он приостановился, чтобы перевести дух.

Зиновьев, замыкающий строй, дотронулся до его плеча:

– Нормально, – шепнул он. – Я тоже это чувствую.

– Что? – выдохнул Громов.

– Напряжение. Все чувствуют, но идти надо.

Неожиданно издали донесся какой-то хлопок. Пол под ногами дрогнул, и сверху посыпалась, пока еще робко, каменная труха пополам с ледяным крошевом.

– Что за..? – Анатолий застыл, прислушиваясь.

Так поступили и впереди идущие тимуровцы.

– Детонация какая-то… Снаружи или?..

Юра хотел ответить, что, по его мнению, звук шел спереди, но не успел.

Каменные конвульсии повторились, усиливаясь. Цепляясь руками за выступы, они пытались удержаться на ногах, но тут из мрачного нутра галереи на них с ревом вылетел плотный воздушный «кулак» и разметал людей как соломенных манекенов.

Оглушенные, они повалились вдоль стен, а сверху на них обильно падала раскалывающаяся от сотрясений порода. Уже не просто песок – целые плиты и острые тяжелые камни долбили по спинам и плечам. Каменная пыль заполонила пространство, не позволяя дышать и видеть.

Зиновьева и Громова, шедших последними, отбросило к самой развилке. От сильного сотрясения мозга спасли каски, но в голове у Юры долго еще гудело, а перед глазами плясали цветные пятна. Приземлившись спиной на рюкзак, он ощутил боль в позвоночнике, но, к счастью, не потерял способности двигаться. Его налобный фонарик разбился, получив меткий прилет камнем, а ручной куда-то укатился. Громов слышал, как рядом, в темноте, захлёбывался кашлем Анатолий.

– Эй, Толян, цел? – позвал он, слепо шаря вокруг себя.

– Кажется… – хрипло, с кашлем, выплюнул Зиновьев.

Не с первой попытки, но они поднялись и постарались сориентироваться. Зиновьев свой переносной фонарь сохранил и после нескольких неудачных попыток включил. Сделав луч пошире и поярче, он повел им вокруг, поймав в световой конус чумазого Громова.

– Под ноги посвети, пожалуйста… – Юра сделал шаг в сторону, морщась от боли в ушибленной ноге, – я фонарь потерял.

– Хромаешь чего?

– Да это так… перелома нет.

Фонарь нашелся в куче обломков. Он работал. Ударопрочный корпус спас аккумулятор и лампочки, и Юра обрадовался, сочтя это хорошим знаком.

– Ребят видишь? – спросил он Анатолия, продолжавшего шарить лучом по щербатому своду коридора в поисках новой опасности.

– Нет… окликать боюсь.

Громов направил фонарь вперед. Там, где только что проходил их отряд, виднелся свежий завал.

– Вот черт! – страшным шепотом выругался Зиновьев. – Помогай!

Вдвоем они принялись ворочать камни. Те лежали неплотно, с большими зазорами, и спустя минуту Громов увидел между ними слабый свет. Это работал чей-то фонарик.

– Передо мной шел Маркевич, – вспомнил Юра и, наклонившись к щели, приглушенно позвал: – Максим! Макс, отзовись!

– Я здесь, живой! – услышали они слабый голос и стали раскидывать камни с удвоенной силой.

Чумазое лицо Маркевича показалось в пространстве между двумя наклонно упавшими осколками. Он уже успел очухаться и даже пытался руководить:

– Тихо, парни! Не так рьяно. Конструкция неустойчивая… Вот здесь нужно подпереть, а то меня расплющит. Дайте-ка мне вот тот обломок! Я его под камень подложу...

– Двигаться можешь? Ноги свободны? – спросил Громов, пропихивая в щель требуемое.

– Двигаться могу, было бы куда. Щас постараюсь к вам выползти. Вроде бы перестало шататься. Держите пока рюкзак!

– Да хрен с ним!

– Э, нет, там аптечка. Нельзя бросать.

Они укрепили обломки, чтобы не сдвинулись, и, ухватив рюкзак за лямки, вытащили наружу. За ним настал черед самого Маркевича. Фельдшер был плечистый, тянуть его сквозь узкую щель было неудобно и опасно, но на сей раз все обошлось.

Тем временем в завале обнаружили себя Куприн и Салгиреев. Они подали голоса, сообщив, что попали в воздушный карман, но самостоятельно откопаться не могут. У Салгиреева еще, кажется, была сломана рука.

– А Тимур? – спросил Зиновьев, опасаясь громко кричать. – И Сеня Игнатов? Пацаны, кто-нибудь из вас их слышит?

– Никого больше не слышим, – откликнулся Салгиреев.

– Командир самым первым шел, Игнатов за ним, – припомнил Куприн. – Они чуть оторвались от нас. Может, проскочили?

– Давайте копать! – подтолкнул всех Зиновьев. – Пацаны, мы сейчас вас вытащим! Потерпите немного.

– Нормально! – Салгиреев не смог отказать себе в удовольствии позубоскалить: – Мы пока отдохнем, а вы работайте!

– Втроем мы эту кучу будем разгребать до второго пришествия, – яростно прошептал Зиновьев, когда вместе с Громовым оттаскивал особо крупный валун. – А что там, кстати, с нашим дозором? Где они и почему не спешат на подмогу?

– Не знают еще, – предположил Громов. – Сообщить бы. Рация у тебя есть?

– У меня нет. Марк, где твоя?

– Мою расплющило, – повинился Маркевич, – не уследил.

– У них «Лошадь», так что Арбуз должен был обвал засечь, – сказал Зиновьев. – И раз не торопятся, то...

Не хотелось и думать, но поневоле уже казалось, что с внешней группой случился какой-то непорядок. Надо было кому-то возвращаться.

– Вы пытайтесь пробиться к остальным, – сказал Громов, – а я добегу.

– Добежит он, – Зиновьев смерил его оценивающим взглядом. – Уж лучше я, я не хромаю.

– Зато ты крепче, тебе проще с завалом управиться, а я уж как-нибудь дойду. И вообще, уверен, что мы по дороге встретимся.

Чуть припадая на правую ногу, Громов заторопился к выходу, огибая свежие камнепады. Их появилось много. Земля больше не тряслась, но с потолка что-то периодически отламывалось. Гора подозрительно потрескивала, роняя вниз некрупные осколки.

Навстречу ему никто не торопился, хотя Юра отчаянно надеялся, что ребята снаружи просто немного подзадержались. Увы, надежды не оправдались. Более того, у входа Громов не обнаружил и следа остававшихся дозорных. Четверо тимуровцев исчезли. Вместе с вещами, «Лошадью» и припасами.

Холодея от неприятной догадки, Громов захромал к схону, где были закопаны санки с поклажей. Схрона тоже не было. Как не было и огромной кучи фирна, который они насобирали для маскировки со всей округи.

– Если бы кто-то покусился на тюки и палатки, то точно не стал бы похищать снег, не так ли? – пробормотал Юра, потирая подбородок.

Как всегда, сдвиги в реальности в его голове не укладывались. С тяжелым сердцем он вернулся к пещере и принялся внимательно осматриваться еще раз. Однако чем больше он искал «вменяемых» доказательств, тем крепче становилась уверенность, что произошла диффузия.

Громов помнил, что, разматывая кабели криптографического устройства и цепляя антенну для направленной передачи, Рубан вбивал в скалу альпинистские крючья – сейчас они отсутствовали, как и следы от них на камне.

Ющенко свалил у стены рюкзаки, специально выбрав место посуше – исчезли не только сумки, но и большой серый камень, возле которого их сгрудили, площадка в этом месте сделалась идеально ровной.

Но самое важное обнаружилось справа от входа. Рядом с первой, черной свастикой появилась вторая, красного цвета и куда более заковыристая. Краска была старой, местами осыпавшейся – не выдержала местных морозов, поэтому версия, что ее нарисовали только что, отпадала.

Громов постоял немного, глядя на светлое небо и ледяной склон соседней горы, свыкаясь с мыслью, что все изменилось, и побрел обратно, думая, как «обрадуются» его новостям.

Когда он добрался до галереи, Зиновьев и Маркевич выпустили на волю Салгиреева и Куприна. Они, можно сказать, отделались испугом. У Али даже перелома не было, «максимум, трещина в лучевой кости», как сказал Маркевич. Фельдшер обработал ему руку и подвесил на перевязи на шею. А вот Игнатов, который шел сразу за командиром, был намертво придавлен массивным обломком и скончался мгновенно. Откапывать его не стали – увидев, во что превратилась его голова, с которой сорвало каску, помрачневшие тимуровцы заложили тело камнями, соорудив подобие могилы.

После скорбной работы они сидели в молчании у стены. Смерть всегда производит удушающий эффект. И не важно, сколько раз ты хоронил друзей на поле боя, собирая искалеченные тела, к этому невозможно привыкнуть. «Ты выжил, а он нет, почему?» – этот мучительный вопрос задает себе каждый, и каждый раз он звучит одинаково горько.

– Ты один? – завидев Громова, спросил Зиновьев.

– Больше никого нет, – ответил Юра и поспешил разъяснить: – Это не землетрясение. Это квантовая диффузия! Даже местность изменилась. Имеете право проверить сами, конечно, может, я чего и пропустил, но думаю, это не похищение. Следов драки я не обнаружил.

Парни тяжело молчали и будто бы не желали ничего воспринимать. Только Зиновьев снова сухо спросил:

– Уверен, что никаких следов?

– Да. Мы попали в эпицентр пятна…

Громов подробно пересказал все, что увидел, перечислил приметы, но, почувствовав разлитое в воздухе напряжение, спросил с нехорошим подозрением:

– А что вы остановились? Где Борецкий и Игнатов?

– Сеня Игнатов здесь, – Маркевич махнул в сторону груды камней. – А командира пока не нашли.

– Передохнуть присели, сейчас продолжим, – зло сказал Салгиреев и вскочил на ноги, намереваясь немедленно приступить к работе, несмотря на свою перебинтованную руку.

– Подожди, – Зиновьев задержал его. – Если это диффузия, то все не так и скверно. Поменялось один раз, поменяется и второй.

– А и верно, – выдохнул Али, хватаясь за эту призрачную возможность. – Нам говорили, помните, братья?

– Лишь бы поменялось в нужную сторону, – заметил Маркевич.

– И все-таки нечего рассиживаться, – Куприн тоже встал. – Надо выяснить, что происходит в этой чертовой горе!

Тимуровцы зашевелились, поднимаясь. Громов отступил, чтобы не мешать. Поймав лучом аккуратный холмик с каской наверху, поспешно начал стаскивать собственный головной убор, чтобы отдать дань уважения.

– Надень! – строго велел Салгиреев. – Надень, брат! А то и тебе сверху в башку прилетит.

Юра послушался.

– Работаем, пацаны! – Маркевич поднял с земли саперную лопатку. – Раскурочим эту гору к чертовой бабушке!

– И вправим мозги некоторым потерявшимся в пространстве и времени, – добавил Зиновьев. – Когда их найдем. А мы их найдем и призовем к ответу!

С последним все были абсолютно согласны.

После того, как они потеряли своих друзей, шутить с потенциальными террористами из «Прозерпины» никто не собирался. Шутки вообще закончились.

(*Сноска. Много лет обществу внушалось, что таяние ледников Антарктиды – это результат деятельности человека, однако тёплые течения и мощные потоки воздуха не могут объяснить, почему ледниковая шапка тает аномально быстро. На самом деле причина таяния ледников – это внутренние процессы, происходящие в недрах Земли. И об этом знают многие учёные и доказывают в своих научных исследованиях. Известен факт, что Западная Антарктида тает гораздо быстрей Восточной, более того – на материковом щите зафиксированы рекордные холода. Дело оказалось в том, что Западная Антарктида состоит по преимуществу из тонких блоков земной коры, которые отделены друг от друга большими тектоническими разломами, рифтовыми зонами, и в этих зонах выделяется большее количество тепла, чем в центре или на востоке континента. К тому же подо льдами там находится более 138 действующих вулканов, которые сейчас гораздо активнее, чем прежде. И хотя визуально мы не наблюдаем извержения, все это происходит под куполом, об усиливающемся вулканическом процессе свидетельствуют изотопы гелия, обнаруженные в морской воде, а они поступают только из мантии Земли. Обычно магма приближается к поверхности только по краям тектонических плит, но прибрежная Антарктида далека от таких пограничных районов, и объяснить возникновение сухих долин, оазисов и таяние ледников привычными выводами невозможно. Как показывают расчёты учёных, породы и слои льда, расположенные в районе Земли Мэри Берд и частично Земли Королевы Мод, прогреваются изнутри почти с такой же силой, как на территории Йеллоустонского супервулкана. Есть предположение, что всему виной тонкая земная кора и близость раскаленной магмы (магматические плюмы) к поверхности)

23.2

23.2/3.2

Они разбирали завал долго и упрямо. Дважды прерывались на краткий отдых, устраивая «пять минут тишины». Они надеялись услышать голос Борецкого или осмысленный стук, доносящийся с той стороны, но ничего подобного не произошло, и всякий раз после подобной паузы настроение у тимуровцев падало. Они становились злее, сосредоточеннее и молчаливее.

Громов работал вместе со всеми. Он отметил, что у него полностью исчезло чувства тревоги и страха, преследовавшее его накануне. Он хотел поделиться этим с ребятами, но почему-то не стал. Наверное, счел тему неактуальной. И без его уточнений было понятно, что многое изменилось после диффузии. Вопрос сейчас стоял о том, что делать дальше, а по этому поводу сказать ему было нечего.

Когда на часах была уже глубокая ночь, Маркевич велел прерваться и немного поспать. Тимуровцы перекусили сухпайком и притихли, размышляя каждый о своем.

Лежать на жестком ледяном камне было непривычно и опасно с точки зрения здоровья. Громов просто постелил под себя запасной свитер и привалился спиной к стене. Также поступили и другие. Воздух в пещере оставался прогретым до десяти градусов по Цельсию, обморожение им не грозило, но вот почки застудить – это легко. Тимуровцы и вовсе готовились дремать в полглаза, оставаясь настороже.

Сон не шел ни к кому. Маркевич, как старший по званию, негласно принял на себя командование. Он же затеял ревизию, распотрошив рюкзаки. У покойного Игнатова в вещах обнаружились спиртовка и маленький котелок. Это закрыло вопрос с горячим бульоном и чаем, тем более, что за водой, точней за льдом, всегда можно было выйти на поверхность, но еды и концентратов было мало. Если растягивать, то хватит, чтобы нормально продержаться сутки-двое, дальше, при снижении размеров пайка, боевые качества и сила начнут неизбежно падать. Хуже обстояло дело с батарейками, этот ресурс вообще негде было пополнять.

В наличии у них также имелся спутниковый телефон, батарею от которого Максим хранил, примотанной скотчем к телу – для тепла. По протоколу отряд был обязан сообщать о происшествиях в координационный центр. Однако Маркевич пока делать это не спешил. Во-первых, все карты путала диффузия. Неизвестно, ждут ли сигнала от них в изменившемся мире, и не начнется ли долгое выяснение, кто на линии и зачем. Во-вторых, пробиваться по подземной галерее к источнику их, мягко выражаясь, неприятностей виделось единственной и непреложной альтернативой.

– Ближайшие задачи и без запроса очевидны. Выясним сначала, в каком дерьме оказались, и установим, где Батя, – сказал Макс Громову. – Дальше будем решать по обстоятельствам. Посылать сигнал СОС сейчас преждевременно, не все наши резервы исчерпаны, да и поводов для доклада нет. Работаем автономно!

– Что-то там взорвалось, – сказал Зиновьев. – Я явственно слышал хлопок перед обрушением.

– И я, – подтвердил Куприн. – Без «Прозерпины» не обошлось, зуб даю.

– А меня тревожит пресловутый «эффект бабочки», – подал из темноты голос Салгиреев. – Вот выяснится, что безумные ученые установили бомбу под нашу реальность, и мир после взрыва изменился куда основательней, чем мы думаем, что тогда? У нас была задача разведать обстановку, но если мы опоздали – как будем действовать, братья? Пора уже предотвращать, а не просто глазеть на это безобразие. Что скажете?

– Вообще, реальность в общей своей массе восстанавливается, – проговорил Громов, желая хоть немного укрепить дух товарищей по несчастью. – Расхождения по границам диффузионного пятна стремятся компенсироваться за счет аналогичных причинно-следственных связей. Патрисия рассказывала, что они просчитывали разные ситуации на квантовом компьютере, и всякий раз производимые повреждения матрицы вызывали только локальные изменения. Иногда их бывает достаточно, чтобы направить историю по противоположному пути, но для того, чтобы они подействовали, необходимо время и неоднократная коррекция. За день ничего не меняется кардинально, это долгий процесс.