Текст книги "Вернуться в Антарктиду (СИ)"

Автор книги: Нат Жарова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 110 страниц)

Комментируя Теорию струн и гипотезу о Мультивселенной, известный популяризатор науки физик-теоретик Митио Каку писал: «Существует бесконечное число других вселенных и планет Земля, и бесконечное число копий всех нас. Если это правда, то одновременно происходят все возможные варианты развития всех жизней. В каких-то вселенных, которые называют «мультивселенной», ваша копия живет абсолютно также, но в других все может быть немного по-другому. Все, что физически возможно, происходит в другой параллельной вселенной. Это значит, что где-то Элвис Пресли жив, а Джордж Буш является баскетбольным комиссионером. Возможно, в какой-то вселенной мы вообще не существуем»)

15.4

15.4/5.4

Поначалу Ивану Демидову-Ланскому поручили работу в отделе, где занимались узкой темой двигателей на новых физических принципах. Там изучали так называемое «поле гравитационного магнита». Однако с появлением Владимира Грача, его обязанности значительно расширились.

Владимир Грач был «глазом урагана». Вокруг него постоянно бушевало неустойчивое поле квантовых флуктуаций, что порождало искажения реальности, выливающиеся в опасные техногенные катастрофы. Пат создала под него отдельный подпроект «Циклон» и попросила Демидова-Ланского возглавить его.

– Грачу нужны не только медики и биологи, – сказала она, – нужен еще и человек широких взглядов, с дипломом квантового физика, чтобы здраво оценивать все схемы и предложения, направленные на стабилизацию континуума.

Иван сначала попытался отказаться, упирая, что хоть и имеет соответствующий диплом, ему ближе работа инженера-механика.

– Я только-только стал разбираться в тонкостях проектирующегося двигателя. Появилась идея, как именно усовершенствовать механизм по управлению флуктуациями поля и тем самым уменьшить инерцию. А вы предлагаете мне все бросить и уйти с головой в метафизику?

– Это очень важно. И не только для Грача, но и для меня в первую очередь, – подчеркнула Пат, устремляя на него один из тех самых затянутых поволокой взглядов, которым Иван не смел сопротивляться. – Мы, выжившие, должны держаться вместе, потому что за нами следует наблюдать.

– Наблюдать за вами? За вами тоже, Пат?!

– Конечно. Мы все своего рода пришельцы, отразившиеся в глубине квантового зеркала. Любое зеркало искажает, и это значит, что мы можем носить в себе непроявленный источник диффузии. Грач стал первым, но второй могу стать я.

– Но я мало пониманию в нейробиологии...

– Медики уже набросились на своего пациента, как пираньи. Вы нужны Грачу, чтобы они не переусердствовали. Вы всегда будете помнить, что Володя живой человек, а не просто объект для экспериментов. Я бы поставила на «Циклон» Соловьева, но он не физик, ему не победить в бесконечной игре квантовых зеркал. К тому же, он – один из нас.

Компетенции Соловьёва и впрямь были неглубоки. Демидов-Ланской отдавал должное его выдержке и коммуникабельности, но в глубине души считал поверхностным дилетантом, нахватавшимся по верхушкам в различных областях. Персонал «Ямана», включая охрану, относился к Соловьеву с почтением, почитая едва ли не за гения, но Иван знал, насколько эта «гениальность» близка к шарлатанству, поскольку проистекала из умения пустить пыль в глаза.

Патрисия тоже это знала, потому и предпочла обратиться к нему.

Короче, Иван согласился, но работа над «Циклоном» долго не приносила ему удовлетворения. Грач оказался трудным и нервным пациентом. Демидов-Ланской склонялся к мысли, что именно посттравматический синдром и несдержанность являются истинными источниками техногенных катастроф. Это было ненаучно и необъяснимо, тем не менее, прослеживалась корреляция между вспышками ярости экс-солдата и очагами диффузий.

Приходилось признать, что Грач неуклонно превращался в человека, способного убивать не то что взглядом, но с помощью отдельной эмоции. Обещание создать «живое оружие», данное Патрисией высокопоставленным чинам, переставало звучать как «голимые враки», сказанные для пущего эффекта ради пополнения бюджета.

– «Глаз урагана» требует драматического переосмысления природы реальности, к которому мы пока еще не готовы, – докладывал Демидов-Ланской Патрисии спустя несколько месяцев бесплодных усилий обуздать феномен. – Можем лишь сказать, что Грач не имеет собственного индивидуального будущего в рамках устоявшегося континуума. Его взаимоотношения с миром – это чреда подстроек и привязок с его стороны, и локальной трансформации и замещения со стороны нашей реальности. И поскольку силы противоборствующих сторон не равны, у человека нет шансов уцелеть в грядущей мясорубке.

– Ваши предложения? – спросила Пат. – Есть понимание, в каком направлении нам стоит двигаться, чтобы избежать этой, как вы выразились, «мясорубки»?

– Я не знаю, что следует предпринять, – признался Иван. – Это лежит за пределами современной науки. Возможно, выход найдется в некоем усреднении. Если бы было возможно объединить под оболочкой индивида все его существующие версии… наверное, это бы снизило напряженность. Но подобных технологий не существует.

– Значит, он обречен?

Уловив в ее голосе недовольную растерянность, он поспешил поделиться предположением:

– Есть одна совершенно недоказуемая теория…

– О, Ваня, я ждала от вас этих слов!

Иван невольно улыбнулся:

– Эта область лежит за пределами моей эрудиции, но доктор Сабурский считает, что Грачу помогут восточные практики. Степень их влияния не доказана, но если исходить из того, что энергия ци, циркулирующая в пространстве, близка к понятию поля гравитационного магнита…

– Что именно предлагает Сабурский? – ухватилась Патрисия. – Иглоукалывание, медитации, асаны, ритуальные танцы с бубном?

– Всего понемножку. Плюс стимуляция электротоком лобных долей головного мозга.

– Пусть Сабурский напишет заявку, я завизирую.

– Это может быть опасным для здоровья пациента.

– Боевое искусство? – Пат хмыкнула. – Сомневаюсь. Володя – солдат, ему не привыкать участвовать в рукопашной.

– Я имел в виду стимуляцию током. Вот здесь у меня записан список возражений и вероятных побочных эффектов. Список, признаюсь, внушительный.

– А что говорит сам Володя?

– Что ему терять нечего, но я бы проявил осторожность…

– Вот и проявляйте. Это ваша обязанность как руководителя. Не позволяйте Сабурскому увлекаться, но совсем отказываться от последнего шанса нельзя!

Ивана тогда слегка покоробила ее безжалостность. Ему казалось, что в качестве товарища по несчастью Пат питает к Грачу симпатию и сочувствие. Он мог простить ей многое, но не черствость.

И все же он ее простил.

Когда уехал Вик Соловьев, Пат долго плакала. Иван видел по утрам свидетельства бессонной ночи и тайно мучился, что ничем не может помочь: ни утешить, ни заменить собой дезертировавшего соперника. Несмотря на дружеские и, в целом, близкие отношения, установившиеся между ними, Иван никогда не переступал раз и навсегда отмеченных границ. Но здесь все же не выдержал, сдался спустя неделю и задал ей очень личные вопросы.

К его удивлению, Патрисия словно того и ждала. Она с невероятным облегчением рассказала ему о том, что ее по-настоящему волновало. О дочери и ее закидонах. О том, что видит во сне Павла, который умоляет вытащить его из западни, и что подозревает, что эти сны индуцирует отнюдь не Павел, а Адель. Рассказала она и о том, что Соловьев не принимал ее страдания всерьез.

– Вы меня извините, Ваня, – сказала она смущенно в конце, смахивая тонким пальцем непрошеную слезу. – Проговорила все это, и вроде легче стало. Сейчас мне очень нужен друг, способный выслушать и понять. Спасибо вам!

– Не жалейте ни о чем. Хорошо, что он уехал, он вам мешал быть собой, – сказал Демидов-Ланской, ничуть не кривя душой. Вик с самого начала казался ему в их дуэте лишним.

– Он вернется, – ответила Пат с непоколебимым убеждением. – Я знаю, мы все однажды соберемся вместе. Мы должны вернуться туда, откуда пришли.

Иван не хотел расставаться с ней, но Пат не нуждалась в его советах. Оказывается, для себя она давно и бесповоротно все распланировала. Она рассматривала «возвращение» как итог цепочки преобразований, призванных повернуть диффузию вспять.

– Есть возможность постепенно убрать все последствия квантового расслоения, – сказала она, – физически нам не потребуется никуда перемещаться, мы просто совместим этот мир с тем, который был. С тем, который нам нужен. А лишнее, дублирующее отрежем.

Иван представил то, о чем она говорила. Сильно упрощая, это было похоже на наложение двух похожих картинок в стиле «найди десять отличий». Большинство эпизодов совпадут идеально, но останутся те самые отличия. Их придется убирать вручную, придумывать технику. Опасное занятие! История, приключившаяся с Грачом, показывала, какой армагеддон могут устроить несовпадающие по вибрациям очаги. Вселенная всегда старается уравновесить миры, а если они вдруг начинают двоиться, то разводит их, ветвясь, подобно мифическому мировому древу.

Он сказал ей об этом, но Пат возразила, что история знает моменты, когда свидетели подозрительно путаются в показаниях, а прошлое поставляет задачки, не имеющие однозначного ответа.

– Иногда невозможное оказывается естественным. Мы уже знаем, что от точки бифуркации исходит долгое эхо, – увлеченно сказала она, – эхо никак не влияет на ход событий, принятых в отпочковавшемся мире за основные. Несовпадающие детали и побочные версии быстро переходят в область легенд и недоказуемой альтернативы.

– Мадам, нельзя совместить две отдельные ветки, примотать их друг к другу и ждать, что они срастутся. Это так не работает.

– Согласна, будет сложно. Знаете, Ваня, – она заговорщицки понизила голос, – я пока никому об этом не говорила, но меня тянет поделиться. Вы будете первым после нашего дорогого историка Белоконева, кто узнает об одной любопытной рукописи.

– За авторством кого?

– Автор неизвестен, и еще предстоит проверить ее на достоверность. Звучали подозрения, что это фальшивка, изготовленная в 19 веке. Но если написанное окажется подлинным, если Белоконев реально нашел дохристианский рунический текст, у нас появляется знание, как взять под контроль диффузию.

– Каким образом?

– С помощью очередного артефакта древних. Он носит имя «Солнечный нож» и считается дополнением к «Черному солнцу». Как я поняла, этот нож способен устранять различия, появившиеся в результате сближения миров. Надо лишь найти и зафиксировать их все, а потом аккуратно подчистить. Ну, и для начала разыскать сам артефакт, разумеется. Функционирующий.

– Допустим, такой артефакт существует, – сказал Демидов-Ланской, весь во власти сомнений, – познакомившись с работой «Грааля» я готов поверить, что люди, придумавшие и собравшие его, были способны снабдить его вспомогательными приборами. Я даже не стану спрашивать, зачем им потребовались все эти сложные манипуляции и что именно они планировали зачищать своим «ножом». Однако я помню, что несмотря на наличие подобных штучек, их цивилизация погибла. Эти волшебные гаджеты им никак не помогли. Антарктида оледенела, им пришлось искать новую родину, и в процессе поисков их культура деградировала. Почему вы верите, что «Солнечный нож» поможет нам с диффузией, если с его помощью они не вернули себе старый мир?

– А может, и вернули. Может, мы живем в отпочковавшемся от их магистрального течения пузыре? Я видела, Ваня, что иные миры существуют. Я была в одном из них – ничтожное мгновение, но была. Когда мы вытащим Пашу, я хочу вернуться в исходную точку. В тот день, когда мы все вылезли из-подо льда на свет. Мы все начнем с начала, перезагрузим реальность!

Демидов-Ланской покачал головой:

– Слишком сложно.

Но Патрисию было не остановить:

– У нас замечательные специалисты. И есть быстродейственный квантовый компьютер, способный выполнять триллионы операций в секунду. Подготовка к слиянию реальностей должна начинаться задолго до самого слияния. Мы напишем сценарий, мы высчитаем частоту излучений всех диффузионных событий…

– У нас нет артефакта, – напомнил он. – Без него все это лишь пустые фантазии.

– Мы его найдем! А если не получится… – она на секунду замерла, – мы соберем установку на основе «Черного солнца», способную сгенерировать сильнейший энергетический импульс, объединяющий две версии в одну.

– Потребуется прорва энергии.

– Есть мысли, как вычерпать необходимое из эфира.

Иван боялся прослыть ретроградом, но все же не мог не поинтересоваться:

– Пат, не лучше ли оставить все как есть?

– Нет, – она упрямо мотнула головой, – и вы прекрасно понимаете, что у меня нет выбора. Через четыре года здесь начнется ад. Адель постоянно твердит об этом, запугав до смерти и меня, и свою няню. Кстати, няню предстоит искать заново, прежняя вчера попросила расчет.

– Это не проблема. Няню мы найдем.

– Конечно, но я не об этом, – Пат взяла его за руку. – Ваня, вы ведь верите, что Адель предвидит будущее?

Иван, в отличие от Соловьева, действительно верил. И он не собирался сбегать, оставив напуганную грозными перспективами женщину в одиночестве.

– Верю, – ответил он, пожимая ее ладонь.

– И вы пойдете со мной до конца?

– Вы можете на меня рассчитывать, – искренне сказал он. – Я буду участвовать в любой вашей безумной авантюре.

15.5

15.5/5.5

Наши дни

Последний «информационный шторм» был непродолжительным, но глубоким и затронул широкие пласты во всех ранее отмеченных точках напряжения. Когда Патрисия наконец-то прибыла на этаж, крупные подвижки уже были вычленены и обработаны, но мелкая рябь никак не уходила, там и тут обнаруживались все новые несуразности, и работа по пересчету матрицы кипела во всю.

– Что тут? – спросила Пат, и Демидов-Ланской молча уступил ей кресло у центрального экрана. Она уселась, не отрывая взгляда от быстро ползущего перечня данных. – Ситуация, возникшая при предыдущем переформатировании, получила дальнейшее развитие. Собственно, нечто подобное и предполагалось.

– Да неужели? – едко бросил Демидов-Ланской. – Вся Башкирия, без преувеличения, пылает красным. Просто чудо, что внутри нашего периметра после появления наших гостей еще спокойно. Вы в самом деле ожидали коврового бомбометания?

– Надеялась, что этого не произойдет, но не удивлена.

– Тогда вам придется принять мою гипотезу, что диффузия давно имеет направленный характер, и мы в осаде.

Пат не ответила, встала:

– Перешлите мне материалы по Уфе, – велела она сидевшему невдалеке сотруднику киберотдела. – Все материалы: как вновь появившиеся, так и дайджест исчезнувших и измененных ситуационных узлов. Особенно меня интересуют криминальные новости и досье на контактных лиц. Систематизируйте эти данные в первую очередь, остальное подождет.

– Один момент, – пообещал сотрудник.

– Ваня, вы со мной? – она смотрела на Демидова-Ланского с едва заметным нетерпением.

Иван подумал, что в общем зале ему, в принципе, делать нечего, и кивнул.

– Кто такие «контактные лица»? – уточнил он по дороге.

– Люди, входившие в контакт с Соловьевым. Я отдала приказ наблюдать за ними особо и писать любую информацию из их окружения: звонки, мессенджеры и прочее. Я заметила, что в перечне присутствуют записи телефонных разговоров капитана Селимова, занимавшегося ювелирной фирмой Москалева. Если капитан попал в дайджест, изменения коснулись одного из «глаз урагана».

– А вы видели, что есть изменения по Московским событиям? С мужа Москалевой сняли все обвинения.

– Да. Но Дмитрий находится сейчас в Уфе, поэтому Москва – это не так важно. Самое интересное происходит здесь.

Они устроились в ее кабинете – Патрисия за столом, Демидов-Ланской напротив, у второго монитора.

Ивану никогда не нравились эти «посиделки». Как ни крути, а они были вторжением в частную жизнь и не всегда законны. Он предпочитал иметь дело с обезличенными данными, раз уж без мониторинга совсем не обойтись, но иногда приходилось рыться в грязном белье, чтобы поспевать за образом мысли своей начальницы.

– Ждать распечатки телефонных переговоров не будем, послушаем живьем, – сказала Патрисия, включая воспроизведение. – Это последняя беседа капитана Самира Селимова с капитаном Александром Огуречниковым, они, как понимаю, приятели и коллеги. Очень часто перезваниваются.

Из динамиков зазвучал раздраженный голос, жаловавшийся, что его отстранили от работы в тот момент, когда их группа уже собрала практически все улики. Ни оправдаться, ни тем более реабилитироваться Селимову (а это был он) не позволили.

– …До черта обидно, Сань! Дело передали другим, им и плюшки достанутся, а мне только выговор с занесением, даже прошлые заслуги не помогут.

Второй голос (капитан Огуречников) призывал сбавить обороты:

– Что сказать, Самир, но ты реально облажался.

– Я не понимаю, как это случилось. Как я поверил этому лже-майору? Затмение нашло, колдовство какое-то. Покойник Дементьев, кстати, тоже наш фигурант был, мы нарыли на него кучу всевозможного дерьма, расставили капканы, и тут эта шлюшка Москалева его зарезала! А я ведь прямо при ней распинался, в соседней комнате с Соловьем сидел, а она типа в обмороке лежала. Не представляю, как я лоханулся?! Хотя следовало насторожиться, когда этот перец представился майором госбезопасности. Не похож он был на гэбиста! Но Соловьев и начальство мое провел. Только начальству как с гуся вода, а я виноват, что сливал информацию преступникам.

– А может, у этого начальства самого рыльце в пушку. Самир, это ж не просто убийство было, а ритуальное убийство! Потому и отдали в центральный Следственны й комитет. У них там не первый случай, орудует какая-то секта, «Клуб собирателей». И входят в него отнюдь не маргиналы, а люди высокого достатка, сделавшие неплохую карьеру. Твой ювелирный мастер Дементьев по сравнению с ними просто шелупонь. Сбыт самоцветов в последнее время он контролировал не ради личной наживы, а обеспечивал непрерывный финансовый поток для элиты Клуба. Мой тебе совет: не лезь ты в эти дела! Забрали бумаги в Москву – и хорошо. А выговор переживешь, не в первый раз.

– Нет, Сань, я их найду! И Соловьев от меня не уйдет, и его подельница Москалева. Они мне за все ответят!..

Запись резко оборвалась, и Демидов-Ланской вздрогнул, поднимая глаза на Патрисию. Та остановила воспроизведение и сидела, глядя в одну точку.

– Значит, они уже здесь, – глухо произнесла она.

– Кто? – спросил Иван.

– Посланники «Прозерпины». Вы слышали о «Клубе собирателей»?

– Только что.

Пат качнула головой:

– «Клуб собирателей» ведет свое происхождение от ордена тамплиеров и некоторых групп розенкрейцеров и иллюминатов. Он создан в России, но по давней традиции заведуют в Клубе по преимуществу иностранцы. Их учение представляет собой причудливый коктейль из астрологии, древнеегипетских мистерий, индийской йоги, тибетской бон и каббалы.

Демидов-Ланской, кажется, начал прозревать:

– Так значит пурба, которой убили Людмилу Москалеву…

– Не только Людмилу, Ваня. Вспомните: в Москве произошла серия аналогичных убийств, а теперь, как мы только что слышали, убийцы отметились и здесь, на Урале. Совершено очередное ритуальное убийство. На сей раз был убит ювелир Дементьев, работавший на Дмитрия Москалева. И в убийстве теперь обвиняют Милу.

– Как все, однако, перепуталось.

– И не говорите! По-моему, мне где-то попадалось на глаза упоминание о предсмертных записках…

Пат обратилась к компьютеру:

– Да, все верно, вот этот файл. Итак, теперь, когда прошлое изменилось, возле каждого убитого коллекционера оперативники находили предсмертную записку. Текст ее идентичен во всех случаях за малыми и несущественными деталями. Рукой убитого пишется, что наша планета движется к великой катастрофе, но избранные единицы после Ритуала возродятся. Смерть – иллюзия, и соглашаясь пройти смертельный обряд, человек тем самым приобретает билет в новый дивный мир, где царит вечная гармония и счастье. Короче, – она оторвалась от экрана и взглянула на Ивана лихорадочно блестевшими глазами, – не стоит жалеть покойника и искать убийц, все происходит по доброй воле и взаимной договоренности.

– «В моей смерти прошу никого не винить», – пробормотал Иван стандартную формулировку. – Ритуал изменился?

– Нет. Количество ножевых ранений, перерезанная сонная артерия и орудие – трехгранная пурба кустарного производства – остались такими же. Из нового одна записка.

– Но совершенно очевидно, что это нельзя назвать самоубийством. Смысл в записках?

– Это, безусловно, их просчет, нельзя объять необъятное, как писал ваш Козьма Прутков, – холодно улыбнулась Пат. – Правда всплывает наружу. Если прежде следователи терялись в догадках о мотивах, то теперь все ясно как день: орудует секта. А Людмила Москалева – это ненормальная сектантка с пурбой Рериха в руках, которая отправляет в дивный новый мир знакомых своего мужа.

– В новых реалиях Москалева получила кровавую легенду ритуального палача? – нахмурился Демидов-Ланской. – Но почему?

– Легенда изменилась, верно. По факту ее муж невиновен, поскольку жена от него сбежала в Уфу, чтобы лишить жизни очередного члена Клуба. Доказательств связи Дмитрия Москалева с «Клубом собирателей» не обнаружено, на момент некоторых убийств у него по-прежнему прочное алиби, поэтому он оказывается на свободе. Как и говорил его адвокат, «бизнесмена подставили».

– А как все было на самом деле? Вы же не верите в эту «стройную версию». Москалева похожа на жертву семейного абьюзинга, это правда, но ни разу на циничную киллершу! Стоит только один раз ее увидеть, чтобы это понять.

Пат задумалась, сверяясь с изменениями.

– Тут очень сложная многоходовка, – наконец сказала она. – Москалева теперь арестовывают как главного подозреваемого в убийстве коллекционеров, а не в убийстве жены. Он проводит в тюрьме три с половиной месяца, но обвинения разваливаются. Адвокаты подают прошения и шлют жалобы, вмешивается ваша прокуратура, дело передают новому следователю, который совсем иначе тасует улики. Москалев отныне жертва следственного произвола, его выпускают, и он тотчас летит в Уфу, где уже некоторое время скрывается его безумная жена. Пока муж сидел, она уехала и забрала с собой пурбу. По новым данным, кинжал Рериха больше не проходит как улика в деле о ее убийстве, ведь Мила жива, и это известно всем. Далее происходит следующее: в то время, когда Мила ходила по уфимским улицам, в городе случилось новое ритуальное убийство. Почерк тот же. Убит ювелир, некий Дементьев, автор коллекции «Звезда чернокнижника» из черных сапфиров и фигурант уголовного дела о контрабанде самоцветов. Дементьев, как и прочие члены «Клуба самоубийц», заколот тибетской пурбой, приобретенной Дмитрием Москалевым на аукционе. Будучи в тюрьме, Москалев доступа к пурбе не имел, а вот его жена – имела. По версии следствия, именно Мила виновна в убийствах. Полиция бросается искать ее и Соловьева, увезшего девушку из Уфы. По дорожным камерам несложно установить их маршрут. Через некоторое время какой-нибудь ретивый опер обязательно появится на КПП в Межгорье. А при некоторой юридической ловкости его не посмеют не впустить. В «Яман» он, конечно, вряд ли прорвется, но скандал будет громкий. Сектанты в самом центре секретного военной базы – это напрашивается на сенсацию.

– Да уж, занятный поворот, – промолвил Демидов-Ланской. – Однако с Дона выдачи нет. (* Сноска: принцип «С Дона выдачи нет» касался крепостных крестьян, которые бежали на Дон, спасаясь от крепостной зависимости. Эти бегства совершались со времен Ивана Грозного. Казаки были свободолюбивым народом, и беглых крестьян никому не выдавали)

– Что это означает? – не поняла француженка.

– Что мы не выдадим им Москалеву ни при каких условиях. Я же прав?

– Ну да. Мы ее не выдадим. «Глаз урагана» нужен нам самим. Однако, если мы уедем на Мадагаскар, нам придется взять Милу с собой. Я не рискну теперь оставлять ее без присмотра. А между тем она нестабильна и представляет угрозу нашей безопасности. Значит, я просто обязана доверить ее Михаилу Загоскину, прибывшему из Америки, где он работал на «Прозерпину». Загоскин и Москалева отправятся на Мадагаскар в составе нашей экспедиции. И вместе с ними отправится наша Чаша…

– Ну вот! А вы еще сомневались, что диффузия кем-то управляется!

– Диффузия – это стихия, и управлять ею невозможно, но… – Пат вздохнула, – похоже, что вы были правы, Иван. Они пытаются и пытаются очень активно. За Москалевой охотятся не только следователи. Главный казначей «Прозерпины» Антуан де Трейси идет за ней по пятам. И пурба – у него.

Демидов-Ланской откинулся на спинку стула, сложив на груди руки. Он не был силен в интригах. Ему хотелось уйти и заняться физикой, а не сидеть тут и рассуждать о хитрых ходах и подставах. Но он дал себе когда-то слово поддержать Патрисию, и это сковывало его по рукам и ногам не хуже средневековых кандалов.

– Я лично была знакома с де Трейси, – продолжала Пат. – Знакомство, как у вас выражаются, «шапочное», но я прекрасно понимаю, насколько коварен этот человек. А название «Клуб собирателей», который он непосредственно курирует, говорит само за себя. Они собирают артефакты для «Прозерпины».

– Как профессор Загоскин?

– Загоскин одиночка, а у них организация. Они ищут сокровища и с помощью ритуалов напитывают их энергией. Юнгдрунг-бон – это черная религия, в которой практикуются жертвоприношения, в том числе и человеческие.

– Но к чему религиозные сложности современным хозяевам жизни? – озадачился Демидов-Ланской. – Неужели они настолько дремучи, что верят, будто пролитая кровь реально наделит их могуществом? Мне казалось, что «Прозерпиной» управляют прагматики и бизнесмены, а не слепые адепты черного толка.

– «Прозерпина» в реальности больше, чем обычная торговая компания, – ответила Пат. – Во главе ее стоят три клана, три старинных семейства: Доберкуры, Д'Орсэ и де Трейси. Они считают, что управлять обществом проще всего через страх и веру и вершат политику руками фанатиков, оставаясь при этом в тени. Раньше было немного не так. Раньше они делали ставку исключительно на науку. Они воспитали меня – но я подвела их, и в этом мире они обратились к эзотерике. Я думаю, что у «Прозерпины» есть Солнечный нож, но нет Зеркала и Чаши. Де Трейси приехал в Уфу к Загоскину, чтобы купить, а когда не вышло, то вырвать клещами информацию о Мадагаскарском храме и Зеркале. Но оказалось, что старика голыми руками не возьмешь…

– Загоскин осложнил французам жизнь? Но что же это за колдунство такое, ведь у профессора на тот момент не было ни одного из приборов.

Пат кивнула:

– Недавние события действительно доказывает, что диффузией можно управлять. Не знаю, что за колдунство, но подозреваю, что оно связано с феноменом «глаз урагана». Сейчас это самое приоритетное направление для нас всех.

– Сабуров пришел к выводу, что именно эмоциональный интеллект запускает процесс диффузии, и его вполне возможно натренировать, – сказал Демидов-Ланской. – Остается пока непонятным сам механизм, но то, что человек вовсе не царь природы, а лишь электромагнитная система, поддающаяся настройкам и усилению мощности сигнала, оспаривать он не берется. Да и я вместе с ним признаю, что сознание существует отдельно от мозга, (*)и для его изучения нужны немного другие инструменты, чем для изучения физической плоти. Наука создателей артефактов исходила из того, что человеческий мозг – это приемопередатчик электромагнитных сигналов, и задействовала его для связи с инфосферой. Согласно древним текстам, которые были начертаны на стенах Хранилища в Антарктиде и успешно переведены командой Семенченко, воображение и эмоциональный интеллект – это две самые динамичные возможности человека,(**) и они их развивали с помощью духовных практик.

Пат прикусила губу, задумчиво постукивая по столешнице ногтем.

– У нас, когда говорят о влиянии человеческого сознания на реальность, речь в основном заходит о внутренних, субъективных, процессах, – произнесла она. – С помощью самовнушения можно излечиться, повысить мышечный тонус и тому подобное. То есть это вопрос саморегуляции. Однако в восточных традициях влияние сознания на внешние, объективные процессы прослеживается куда глубже. Я пока не успела изучить методику Бон, о которой столько хорошего наговорил нам вчера Загоскин-младший, не хватило времени, но, кажется, нам ее подсунули нарочно, чтобы мы прогрессировали активней и успели обучить Милу Москалеву к часу Икс.

– Зачем им Москалева, по-вашему? Это как-то связано с ее мужем? Он входит в «Клуб собирателей»? – спросил Иван.

Пат устало помотала головой:

– Мы неправильно ее называем. Мы называем ее Людмилой Москалевой, а надо называть Людмилой Сперанской. Сперанская – ее девичья фамилия.

– Постойте-ка, мне встречалась фамилия Сперанского в измененных данных…

Демидов-Ланской приник к компьютеру, но Патрисия его остановила:

– Не трудитесь, я скажу. Илья Сперанский, отец Милы, в этой версии вселенной больше не работает в Париже. Он вернулся в Москву и ожидает назначения на Мадагаскар. Министром, кажется, уже подписан приказ о его переводе в Антананариву.

– Да, точно. И опять Мадагаскар... – Иван постарался представить, какие последствия это будет иметь.

– Скорей всего, Сперанский возглавляет «Клуб собирателей» или является одним из его верховных управителей, – задумчиво произнесла Пат. – Это бы многое объяснило.

– Не может быть! – живо откликнулся Демидов-Ланской. – Сперанский не мог превратить Людмилу в «глаз урагана»! Дать согласие на ритуальное убийство – это… это... Она же его дочь!

– Для фанатика в радость знать, что его ребенок избранный.

– Тогда как же они упустили ее?

– Случайность, – Пат пожала плечами. – Каскадные обрушения матрицы трудно поддаются прогнозу. Мила реально сбежала из Москвы, потому что ее страх перед мужем-садистом перевесил все остальные эмоции. Это ее ненависть упекла Дмитрия Москалева в тюрьму, а ее страх перед бандитами-похитителями помешал наймитам довезти ее до цели и передать в руки де Трейси. И думаю, это Мила, сама того не подозревая, вернула профессора Загоскина к жизни, потому что желала услышать правду из его уст. Мила кроит реальность, подстраивая ее под себя. Да, она «глаз урагана», но ее сделали такой намеренно, она искусственное образование, и потому ее функции отличаются от набора функций нашего Грача.

– Ритуалы Бон работают?

– Не знаю, Ваня, но Мила в этом отношении сильнее Грача. И если они будут рядом, то это она подчинит его себе, затянет в свою орбиту, усилив собственные желания, а не наоборот. Мила опасна для нас по двум причинам. Во-первых, она сама по себе огромная проблема, которую мы не контролируем. А во-вторых, они не оставят нас в покое. Эта девушка не меньшая ценность, чем чаша «Грааля». Последний каскад показывает, что «Прозерпина» жаждет любыми способами до нее добраться.