Текст книги "Вернуться в Антарктиду (СИ)"

Автор книги: Нат Жарова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 110 страниц)

– Зато от тебя разило! – злорадно выдала Лариса. – Безруцкая аж объяснительную заставила писать.

– Ты тоже пила!

– А я не на дежурстве!

– Наш Соловей просто ангел, нечего на него поклеп наводить, – возмутилась Алина, сидевшая за соседним столиком. – Иван Петрович был тем еще чудаком, мог и сам перед смертью все разбросать. А Соловей, между прочим, двух налетчиков задержал! И кто тревожную кнопку нажал в палате, а?

– Соловей нажал, – признала Соня, – но его же не было весь день! Чего ночью приперся?

– Это ты, слепая курица, его не видела, а я видела! Он никуда не уходил, а реально в сторожке сидел, и на мониторах охраны увидел, как грабители через забор полезли. Соловью надо премию дать, а не обвинять!

Милка слушала перепалку как громом пораженная. Вечером Загоскин совсем не производил впечатление умирающего, но то, что он отдал ей шкатулку  со словами «вспоминай обо мне», наводило на жуткие мысли. Неужели он предвидел, что все так обернётся?!

– Загоскину восемьдесят два стукнуло, время его пришло, – говорила Алина, – и нечего тут конспирологию разводить.

– Ой, слова-то мы какие знаем! «Конспирологию»! – передразнила ее вошедшая в столовую Галя. – А я так скажу: не похож Соловей на медбрата. Что хошь думай, а не похож! Слишком он шикарный мужик для столь мелкой должности. И не от нечего делать он у нас ошивался. Помяните мое слово: уволится он завтра! Потому что свою миссию завершил.

– Какую-такую миссию?

– А вот такую! Преступников они ловили, банду! Так что губу свою закатай, не обломится тебе с ним ничего. Усвистит, только его и видели.

Однако Вик Соловьев в ближайшие дни никуда не «усвистел». Милка тоже думала, что больше не увидит его, но он явился на работу как ни в чем не бывало. Полиция совсем не придиралась к нему, да и в пансионат перестала наведываться. Мила боялась, что ее вызовут на допрос, начнут допытываться о деталях биографии, но про нее будто вообще забыли. Смерть Загоскина признали естественной, а появление воров – совпадением.

Галя намекнула Милке, что дело в личных связях директрисы:

– Скандалы ей ни к чему. Ну, умер и умер старичок, все мы смертны. А постояльцев наших волновать лишний раз не стоит, а то тоже кто-нибудь психанет и ку-ку. А это денежки, доход!

И все же Милка не могла успокоиться. Книга Загоскина, оставшаяся у нее, и шкатулка жгли ей руки. Да и присутствие Соловьева волновало. В нем тоже заключалась загадка. Вкупе с личным обаянием и какой-то первобытной кипящей силой, исходившей от его личности, он притягивала Милку, как магнитом. Когда они случайно встречались в коридорах, Вик провожал ее внимательным взглядом, и у Милки внутри все обмирало. Она торопилась прочь, чтобы не испытывать искушения.

Но тут случилось невероятное.

Через два дня после трагических событий, в среду, когда у Милки по графику после обеда стоял официальный прочерк в графе дежурств, то есть от нее не требовалось брать в руки швабру и наводить чистоту, в дверь ее комнатушки постучали. Открыв, девушка оказалась нос к носу с Соловьевым.

– Хочу пригласить вас на прогулку, – заявил он. – Сегодня прекрасная погода. Вы ведь не сильно заняты? Покажите мне город, пожалуйста.

Мила покраснела, ведь он буквально застал ее врасплох, не дал подготовиться и придумать достойный ответ. Вместо того, чтобы отказать, как следовало бы поступить с точки зрения благоразумия, она потупилась и бестолково пролепетала:

– Я, право, не уверена, что из меня получится хороший гид... Я не из Уфы и плохо знаю местность.

– Тогда будем вместе наверстывать упущенное. К тому же, – прибавил он более серьезным тоном, – я бы хотел обсудить с вами некоторые щекотливые моменты, касающиеся последних событий. Это лучше делать снаружи.

– Вы об Иване Петровиче? – от очередной неожиданности она вскинулась и натолкнулась на взгляд, который, кажется, знал про нее все. Миле даже представилось, что он знает и про шкатулку. – Вы не верите, что его смерть имеет естественные причины?

– Как и вы, – подтвердил Вик. – Вы тоже сомневаетесь. Загоскин беседовал с вами в вечер перед гибелью, я прав?

– Откуда вы это знаете?!

– Давайте прогуляемся. Я буду ждать вас в парадной.

– Хорошо, я быстро, – сказала Милка и, даже не закрыв дверь, метнулась к вешалке с верхней одеждой.

Как ни была она взволнована, но все же заметила, что Вик не упустил возможности сквозь распахнутый проем бегло оглядеть ее комнату. Много увидеть он не мог, внутрь его не приглашали, но вот шкатулку Загоскина, стоявшую на подоконнике, как и его книгу на тумбочке, заметить он вполне мог. Кто знает, насколько острое у него зрение? Весьма неосмотрительно с ее стороны было оставлять на всеобщем обозрении эти вещи, и Мила корила себя за это.

Впрочем, раз он пришел к ней, то уже подозревал. «Сегодня все решится! – подумала она, обмирая. – Сегодня я наконец пойму, кто он и зачем здесь». Это пугало ее. Она боялась, что с его уходом (а выяснив все, он неизбежно уйдет!) из жизни исчезнет единственная радость, поддерживающая ее на плаву.

Пока не вышли за ворота, они оба молчали, и это усиливало зародившееся в ней напряжение. Мила нервничала. Ее сбивали с ноги плечистая мужская фигура, шагавшая в опасной близости, и любопытные глаза, провожавшие их неожиданную пару из окон. Мила запиналась за несущественные препятствия и двигалась неуклюже. К чести Соловьева, он никак не комментировал последнее, лишь аккуратно придержал за локоток, помогая перебраться через высокий порог калитки.

Они спустились по крутой дороге к набережной, и внизу, у поворота на стоянку, Мила не выдержала. Она остановилась и, опустив голову, призналась:

– Да, я была последней, с кем Иван Петрович говорил незадолго до смерти, это было около одиннадцати вечера. Я поднималась на его этаж… я часто там бываю, любуюсь огнями и открывающимся видом… Иван Петрович не спал и позвал меня в комнату. Он казался взволнованным.

– Что он вам сказал? – спросил Вик, прикасаясь к ее предплечью, чтобы побудить пройти еще немного вперед, к обочине. По дороге к супермаркету ехала машина, а они стояли у нее на пути.

– Поблагодарил за то, что помогла прогнать тех визитеров… и извинился за доставленные проблемы. Он будто прощался со мной. Просил его вспоминать.

Мила снова остановилась, на сей раз у самой кромки, отделяющей новенькое асфальтовое покрытие от разбитой колесами глинистой жижи. Она удрученно разглядывала носки сапожек, давно не знавших чистки.

Архиерейка не могла похвастаться ухоженными тротуарами, и живущие в частном секторе люди чаще всего карабкались в гору по грязи, убивая обувь вдрызг. Только к пансионату проложили нормальную дорогу, и Миле было стыдно, что, имея хорошую возможность выглядеть по-городскому аккуратно, она не озаботилась начистить свои сапожки с вечера.

«Впрочем, о чем я думаю! – ужаснулась она. – Загоскин умер, оставив нам неразрешимые загадки, его не вернёшь, а я – о красоте...»

– Он сказал, чего опасался? – спросил Вик, убедившись, что она не торопится продолжить.

Мила вздрогнула и тотчас рассердилась на себя. Почему она ведет себя с ним как школьница?

– Иван Петрович страдал манией преследования, – ответила она, убрав из голоса неуверенную дрожь, – ему постоянно мерещилось, что за ним следят. Это могло быть симптомами ментального недуга, во всяком случае, об этом мне все говорили, но лично я так не считала. У профессора была какая-то тайна. И причина никому не доверять. Рассказывая всем свои сказки, он словно бы на что-то намекал. Искал союзников и не находил. Да вы и сами это знаете, иначе бы не пригласили меня прогуляться.

Она встретилась с ним глазами. Его глаза ей улыбались, но лицо при этом оставалось сосредоточенным. Мила чувствовала, что разговор очень важен для него, но раскрывать сразу все козыри не спешила. Надо было понять, что у него на уме и за кого он ее принимает: за случайную свидетельницу, преступницу или помощницу в его изысканиях.

– Он рассказывал вам о Мадагаскаре?

– Он дал мне почитать свою книгу. Путевые заметки о поездках на остров. Он ездил туда несколько раз и в целом провел там около десяти лет. Мадагаскар имел для него особое значение. Загоскин шел по пути своего предка, восстанавливал его маршрут.

– Как звали этого предка, вы случайно не помните?

– Нет, простите. Имя – Иван, кажется, как у него, а вот фамилию совсем не запомнила. Он жил в 18 веке, бежал с Камчатки вместе с ссыльными офицерами и после долгого и опасного плавания добрался до Мадагаскара.

Устав бороться с притяжением, Мила разорвала зрительный контакт и отвернулась к реке. По Белой, казавшейся в этот погожий денек какой-то неопрятной, плыли обломки желтоватых льдин.

– Разве Загоскин издавал свои путевые записки? – пробормотал Соловьев в задумчивости. – Как же мы просмотрели…Или это была рукопись?

– Нет, обычная книга. Название издательства не помню, как и год выпуска, но это точно не было кустарным самиздатом. Правда, он сопроводил книгу чуднЫм замечанием… – Мила снова посмотрела на Соловьева, не в силах долго сопротивляться собственным желаниям. – Он сказал, будто это последний экземпляр, а все другие уничтожены. Если честно, я не поняла.

– Книга все еще у вас? Вы ее прочли?

– Начала читать, и да, она все еще у меня, – честно призналась Мила. –  Вы думаете, его из-за нее убили? Кто-то реально уничтожил все экземпляры и пришел за последним?

Спросив это, она почувствовала, как вопросы, казавшиеся такими важными, пока их не озвучили, режут ухо. Однако Вик не стал насмехаться. Он вновь прикоснулся к ней, приглашая продолжить путь.

– Покажите мне потом эту книгу, пожалуйста.

– Да, конечно. Если хотите, то можем вернуться прямо сейчас и…

– Не стоит, ведь наша прогулка только началась. А книга пока в безопасности.

– Вы уверены, что за ней никто не влезет, пока нас нет?

– О ней же никто не знает, верно?

Мила решила уточнить:

– Не знает о книге или не знает о том, где она лежит?

Вик хмыкнул и ответил, как ей показалось, обтекаемо:

– Загоскин вам верно сказал: у него последний экземпляр. Упоминание об этом издании стерто из всех анналов.

Мила озадаченно моргнула и промолчала. Виктор тоже замолчал, но потом сказал, оправдываясь:

– Наверное, вам кажется, что я говорю загадками, но это оттого, что я начал с неправильного конца.

– Тогда начните с правильного.

– Именно это я и собираюсь. Но сначала позвольте еще вопрос?

Мила кивнула.

– Что вы помните о собственной поездке на Мадагаскар?

– Это было в прошлой жизни. Я была там как туристка, и на острове с нами не случилось ничего примечательного. Я вообще не понимаю, отчего к этому эпизоду моей биографии у всех такое пристальное внимание. И у вас, и у Загоскина. Это было самым обычным путешествием.

– А где именно вы были, в каком районе?

– В центральном. Простите, – она нахмурилась, сводя к переносице тонкие брови, – но все, что связано с Мадагаскаром, причиняет мне боль. Это глубоко личное, и если вас ведет простое любопытство, то не мучайте меня. Прошу вас!

– Я тоже прошу у вас прощения. Конечно, я не имею права бередить ваши раны, но вы сами, наверное, понимаете, что все взаимосвязано.

– Я ничего не понимаю! Что вообще происходит? Что вы хотите от меня?

Они вышли к набережной, в этом месте подтопленной и узкой, и взяли курс вдоль берега. На открытом пространстве солнце слепило, но от реки несло прохладой. Снег, которого этой зимой навалило щедро, в последние дни стремительно таял. Серые ноздреватые сугробы еще пытались спрятаться от весенних лучей между заборами и под кустами, но упорное солнце находило их и там. Под ногами бежали ручьи, питающие лужи, покрывающиеся по ночам ледяной корочкой.

– Пойдемте в парк, – предложил Соловьев, не отвечая на вопросы. – Или, может, в кафе? Я вас угощу кофе и каким-нибудь десертом.

Миле стало ясно, что Виктору откровенность дается нелегко, уж слишком нетривиальна тема, и он сейчас прикидывал, что ей можно сказать, а чего нет. Кажется, он не доверял ей. Думал, что она как-то связана если не с самим Загоскиным, то с его смертью. И это приглашение в кафе… возможно, он желал усыпить ее бдительность. Сделать так, чтобы она, расслабившись и забывшись, выложила всю подноготную. Но что взамен?

– Кафе – это лишнее, – сухо ответила она. – Это будет слишком напоминать свидание.

– А вы категорически против свиданий? Даю слово, что мы просто поговорим о том, что вас волнует. И да, я помню, что вы ненавидите лгунов. Лгать вам я не собираюсь.

После подобного заявления Мила просто не могла не попытаться:

– Тогда ответьте, почему вы прятались у Михалыча в сторожке? Вы ждали, что к Загоскину придут? Вы и в пансионат устроились из-за него?

– Это долгий разговор, и начинать его следует не со сторожки, а с самого начала. Вот только имеется одна загвоздка: правильно истолковать факты может только тот, кто к ним готов.

– Считаете меня неготовой? Лгать не собираетесь, но и объяснять не намерены.

– Ни в коем случае, иначе зачем бы я позвал вас на прогулку? Но информация – это ответственность.

– Снова пытаетесь сделать меня вашей сообщницей?

Он улыбнулся краешком рта:

– По-моему, у вас отлично получается эта роль.

– Издеваетесь?

– Шучу, – со вздохом ответил он. – Так что насчет кафе и десерта?

– Требуется подсластить пилюлю?

– Предчувствую, что часть моих слов будет отдавать ядовитой горечью.

– Тогда лучше в парк, – постановила Мила. – Яд из организма следует выводить в движении, а не заедать пирожными.

*

Фото Уфы, где гуляют главные герои романа

Архиерейка. Примерно здесь в книге располагается пансионат

Памятник Салавату Юлаеву в парке

Беседка на смотровой площадке в парке, куда Вик и Мила скоро придут

5.2

5.2

Вик попросил ее выслушать, не перебивая, пусть даже некоторые утверждения покажутся ей сомнительными с точки зрения здравого смысла.

– А потом я отвечу на ваши вопросы. Договорились?

– Я согласна, – уверила его Милка, в глубине души сомневаясь, что исполнит обещание. Задавать уточняющие вопросы по ходу дела – это было ее страстью, с которой безуспешно боролись все лекторы в институте.

– Тогда я начну. Как вам известно, во все времена существовали люди, увлеченные различными нестандартными теориями. Многочисленные авантюристы ищут, например, сокровища затонувшей Атлантиды, ищут фанатично и невзирая на сопутствующие расходы. Копаются в архивах, рискуют в опасных походах, бросают семьи ради погони за призрачной мечтой, но самое невероятное, что им иногда везет, и они действительно что-то находят. Причем, не какие-то обломки горшков или статуэтки, которые реально продать на черном рынке, а по-настоящему ценные вещи, способные перевернуть наши представления об истории и устройстве вселенной.

– Вы искатель сокровищ? – не поверила Мила, которой Соловьев представлялся верхом благоразумия. – Ой, простите, вы просили не перебивать…

– Я вас понимаю, все это звучит пугающе, и в мои откровения будет трудно поверить, но, к сожалению, я действительно знаком с искателями сокровищ, которым повезло. Опуская подробности, скажу так: они нашли хранилище древней цивилизации, погибшей много тысячелетий назад. А в этом хранилище – некий технологичный артефакт, который умудрились включить, не представляя толком ни принцип его работы, ни последствий. Их поступок предсказуемо привел к серьезным проблемам, и теперь некоторые люди, причастные к поискам, находятся в беде.

– Можно спросить, где именно нашли хранилище – неужели на Мадагаскаре? Раз вокруг него все крутится…

– Не совсем так. Хранилище и артефакт, который привел к беде, нашли в Антарктиде. Когда-то давно, в то время, когда этот континент был свободен ото льда, там проживали люди, создавшие высокоразвитую культуру. После того, как ось вращения Земли изменилась и Антарктида начала покрываться льдом, они нашли себе новую родину, переселились на соседние земли. Одной из таких земель стала ныне затопленная территория, простиравшаяся от Индии и Индонезии до Мадагаскара. Некоторые называют ее Лемурией.

– Но Лемурия… это же сказка! Это же Балаватская, Рерихи, розенкрейцеры!

– Сказкой это считалось вчера, а сегодня появились новые факты. Наука не стоит на месте. Пытаясь объяснить, почему, несмотря на близость к Африке, большинство растений и животных Мадагаскара не имеют ничего общего с флорой и фауной Черного континента, а коренные обитатели острова относятся не к негроидной расе, а к жителям Индонезии, ученые бросали все силы на поиски верных ответов, ведь это было вызовом для их пытливого ума. И эта тактика начала постепенно приносить плоды. С тех пор, как в конце 19 века географ Реклю написал, что Мадагаскар является обломком затонувшего материка, (*) у его теории появилось много последователей. Не эзотериков, а реальных ученых. В 21 веке гипотеза Лемурии начала подтверждаться благодаря геологам и океанологам, проводившим исследования в Индийском океане на протяжении многих лет. К примеру, изучая фрагменты древней континентальной плиты возле острова Маврикий, они обнаружили циркон – характерный для континентальных пород минерал, чего невозможно было бы найти, не будь Маврикий когда-то частью обширной суши. Были и другие косвенные открытия и указания. (**) Так что правы легенды, утверждавшие, что в незапамятные времена между Индией и Мадагаскаром находился обширный участок земли.

– Мадагаскар до сих пор как одно большое белое пятно, он плохо изучен, – пробормотала Мила. – Я помню, нам это говорили гиды.

– Именно так, остров ждет своих исследователей. Однако профессор Загоскин, положивший добрую половину жизни на изучение мадагаскарских диалектов и их происхождения, оказался причастен и к другим, смежным секретам. Изучая язык мальгашей, он невольно изучал и их историю, и в процессе фанатичных поисков столкнулся с вещами, которые было трудно объяснить в рамках укоренившейся научной парадигмы. Будучи умным и осторожным человеком, Загоскин о многом помалкивал, но, возможно, что-то такое он изложил в своих путевых дневниках – это мне еще предстоит выяснить.

– И за ним, за его дневниками началась охота?

– Поскольку вопрос о сокровищах древней цивилизации с некоторых пор перестал был умозрительным предметом и уделом отдельных сумасшедших, в игру вступили весьма серьезные силы, – ответил Вик. – То, чему мы недавно стали свидетелями в пансионате, может, и выглядит, как попытка банального ограбления, но на самом деле является отголоском куда более опасных процессов.

Мила задумалась. Никаких противоречий в словах Соловьева она не находила. То, что о ценных и невероятных открытиях не кричат на каждом углу, было понятно, эти вещи держатся в секрете, особенно, если речь не об осколках амфор, а о более функциональных вещах. И то, что профессор Загоскин мог обладать подобной тайной, тоже походило на правду. Получалось, что Вик Соловьев и впрямь не обычный медбрат, а человек, идущий по следам преступников, пытающихся завладеть величайшими ценностями. А еще он обмолвился, что старается помочь своим знакомым, нечаянно угодившим из-за этого в беду. Это было достойным делом и очень ему подходило.

– Вы – частное лицо, которое ведет расследование, желая помочь друзьям? – уточнила она.

– Лучшей формулировки и не подберешь, – улыбнулся Вик. – Надеюсь, вы верите мне? Я не вру, как и обещал.

Милка подтвердила. Она ему и впрямь верила, пусть и чувствовала, что всей правды он ей не открывает. Она надеялась, что это пока.

В парке, куда они наконец-то добрались, в этот час было шумно, воздух звенел от детских голосов, оккупировавших нарядные горки и карусели. Родители малолетних сорванцов кучками стояли у ограждений, наблюдая за отпрысками, или сидели на лавочках, подложив под себя мягкие «сидюшки», чтобы не продрогнуть.

Мила повела Соловьева в глубь просторной аллеи, где было не так многолюдно. Спустившись по пологой лестнице на смотровую площадку, она вошла в ажурную беседку и встала у перил. Вокруг беседки росли высокие деревья, но сейчас, лишенные листвы, они совершенно не застили вид, и река Белая просматривалась на всем своем протяжении.

– Здесь красиво, – кратко прокомментировал Соловьев.

Налетевший сильный ветер взметнул Милкин шарфик, кокетливо повязанный поверх плаща, и она прижала его рукой. Увы, она оделась не по сезону, ее сбило с толку яркое весеннее солнце. Недавно приобретенный ею плащ не спасал от холода, однако пойти на прогулку с Виком в старом обтрепанном зипуне, что выдали ей в пансионате, Мила посчитала ниже своего достоинства. Теперь ей приходилось терпеть, потому что на смотровой площадке было куда прохладней, чем на набережной.

– Я часто здесь бываю, когда выхожу пройтись, – тихо произнесла она, едва заметно ежась. – Практически, только здесь и бываю...

Душой ей всегда было легко здесь, на вышине, среди огромного неба и солнца, среди чирикающих на ветках птиц. Обдуваемая со всех сторон ветром, ловя щеками его прохладные поцелуи, Милка чувствовала себя живой.

– Знаю, – откликнулся Вик, вставая с ней плечом к плечу, – вы заделались типичной домоседкой. Этот город вас изменил.

– Откуда вам знать, какой я была прежде?

– Не всякий российский гражданин добирается до Мадагаскара. Это нестандартный вояж, на который вы пошли вполне осознанно. Хотя могли бы отправиться по традиционному маршруту, скажем, в Париж или Прагу. Извините, что снова затрагиваю личную для вас тему…

–  Вижу, что без нее наш разговор совсем не клеится. Но при чем здесь я? Тысячи путешественников бывали на Мадагаскаре, и среди них куда более титулованные.

– Я ищу одну вещь, – признался Вик. – Чтобы спасти дорогих мне людей, нужна старая шкатулка, в которой находится еще более древний трехгранный нож. Загоскин был их последним владельцем, и я думаю, что он, предчувствуя опасность, передал их на хранение вам.

Легкость, воздушность ее исчезли. Ноги налились свинцом, а в горле застрял комок. Мила вспомнила, что раньше Загоскин тоже спрашивал ее о зеркале и ноже. Он был уверен, что один из этих загадочных предметов точно находился у нее. «Я знал, что ты не такая, как они. Они ничего не знают, а ты знаешь. У тебя зеркало или нож? Ну, отвечай! Зеркало или нож?» – явственно прозвучал в памяти скрипучий старческий голос. И вот теперь Соловьев...

– Мила, шкатулка у вас?

Мила сжала руками перила:

– Глупо отрицать. Иван Петрович действительно подарил мне какую-то шкатулку. Это случилось накануне его гибели, в воскресенье. Это был жест примирения. Он попросил прощения за один инцидент… Я давно простила его и потому взяла подарок. Но шкатулка была пуста! Я положила внутрь свои заколки… Если она вам так нужна, то забирайте!

Он осторожно накрыл ее руку своей. Она не отняла, потому что его ладонь была горячей, а она позабыла в комнате перчатки и мерзла.

– Спасибо. Но без содержимого упаковка не имеет смысла.

– Больше у меня ничего нет. И где предмет, который в ней прежде лежал, мне не известно, – Мила все-таки высвободила руку и засунула ее в карман.

– Очень жаль, – Вик глубоко вздохнул и к чему-то прислушался. Наверное, к громко галдящим птицам. – Но я и не надеялся, что мои поиски закончатся быстро и просто.

– Зачем вам эти предметы? Вы планировали их обменять на жизнь ваших друзей?

– Схема немного сложней, но в целом – да, планировал.

Мила закусила губу. Конечно, а чего она хотела? Наверняка среди этих «попавших в беду друзей» есть женщина, которую Вик очень любит. Только искренняя и глубокая любовь способна заставить мужчину пуститься во все тяжкие.

Сдерживая не понятно откуда взявшиеся слезы (от ветра, конечно же!), она смотрела на реку, но вряд ли что-то там видела и замечала. Все ее внимание поглощалось попытками не дать Соловьеву понять, как ей сейчас плохо.

– Наша прогулка окончена? – резко поинтересовалась она.

Вик склонил голову к плечу, искоса изучая ее напряженный профиль:

– Я вас чем-то обидел?

– Нет.

– Значит, вы замерзли.

– Не в этом дело! Книгу Загоскина с путевыми заметками я вам отдам, шкатулку тоже – если вам она все-таки понадобится. Кстати, на дне там выжжена карта, может, она вам прих… пригодится… – Мила внезапно поперхнулась и закашлялась.

– Вам надо успокоиться. Вы напрасно ершитесь и сердитесь на меня.

– Я на вас не сержусь!

В волнении она сама не заметила, как выскочила из беседки, желая оказаться как можно дальше от него, но Вик выбежал следом:

– Мила, остановитесь! – крикнул он, и в голосе его она уловила непонятную тревогу. – Не стоит этого делать! Отойдите оттуда!

– Почему? – она обернулась, замерев у самого края.

Внизу, за низким парапетом стремительно обрывался южный слон, испещрённый  ноздреватыми лепешками нерастаявшего снега. Вверху бушевал ветер, до скрипа сгибая могучие ветви деревьев, росших за парапетом.

Вик обхватил ее за плечи и с силой толкнул в сторону.

– Только не это! – воскликнул он.

Мила хотела запротестовать, но древесный скрип сменил громкий треск, и огромный дуб раскололся надвое. Секунда – и на то место, где она только что находилась, рухнула правая часть ствола. Ветки жалобно, со стоном, заскребли по крыше беседки и асфальту, и Мила застыла, приоткрыв рот. Все произошло очень быстро, и она не успела испугаться по-настоящему, только гнетущее чувство неправильности сжало сердце незримыми щупальцами.

– Не бойтесь, – проговорил Вик, продолжая увлекать за собой ее непослушное тело, – эти старые деревья давно требовали обрезки.

Он тащил ее прочь, и Мила безропотно подчинилась, но шла, спотыкаясь и оглядываясь через плечо на лежащую поперек площадки ветку. Дуб, потерявший ее, стоял покалеченный, пугая глубокой светлой раной.

– Кажется, вы только что спасли меня от увечий? – с тихим нервным смешком поинтересовалась она. – У вас хорошая реакция.

Соловьев развернул девушку к себе лицом, заставив ее смотреть только на него:

– Вы должны мне пообещать, что будете очень осторожны! Для вас сейчас важна любая мелочь, понимаете?

– Господи, это так… подло, – растерянно пробормотала Мила, мысли ее путались по мере того, как приходило осознание, какой неприятности она только что избежала. – Я часто сюда прихожу… это мое любимое место… за что? Они всерьез подпилили дерево? А если бы ветка упала на кого-то еще? Если бы на ребенка? Они сумасшедшие? Или они… следили за нами?! И сейчас следят!

Она принялась оглядываться.

– Здесь, кроме нас, никого нет, – Вик успокаивающе погладил ее по плечам, – и люди к этому не причастны.

– Так это не злой умысел тех, кто погубил Загоскина?

– Это… случайность, а не умысел. Однако вам надо немедленно переключиться на что-то позитивное и жизнеутверждающее, поэтому вновь повторяю свое приглашение посетить уютное кафе. Ваши руки совершенно заледенели, и надо срочно выпить что-нибудь согревающее, пока вы окончательно не простыли.

– Хорошо, – сказала Мила, все еще пребывая в некотором ментальном ступоре. – Я выпью кофе. Черный, без сахара.

Вик выпустил ее из объятий:

– Я знаю одно подходящее местечко неподалеку.

Сноски:

*Жан-Жак Элизе Реклю, ученый, путешественник и революционер, участник Парижской коммуны,писал в многотомном трактате «Земля и люди»: «В то время как океанские острова крайне бедны млекопитающими, Мадагаскар обладает не менее чем 66 их видами, чем в достаточной мере и доказывается, что этот остров был некогда материком». Название этой гипотетической Индо-Мадагаскарской суши предложил в 1858 году британский зоолог Филип Латли Склейтер по имени удивительных существ, с которыми столкнулись европейцы на Мадагаскаре – лемуров. В следующем году Чарльз Дарвин опубликовал свою работу «Происхождение видов», а еще через 15 лет немецкий естествоиспытатель и философ Эрнст Геккель предположил наличие промежуточной формы между обезьяной и человеком, полагая, что недостающие ступеньки затерялись вместе с Лемурией. Его идею поддержали другие крупные ученые того времени. «Много сотен тысячелетий назад, в еще не поддающийся точному определению промежуток времени того периода в развитии Земли, который геологи называют третичным, предположительно к концу этого периода, жила когда-то в жарком поясе – по всей вероятности, на обширном материке, ныне погруженном на дно Индийского океана, – необычайно высокоразвитая порода человекообразных обезьян», – писал Фридрих Энгельс в своей знаменитой работе «Роль труда в процессе превращения обезьяны в человека».

**О том, что на месте Индийского океана могла когда-то быть суша, писали и многие геологи в 50—60-х годах XX в. Доказано, что гранитные массивы Восточной Африки, Аравийского полуострова и Индостана находят свое продолжение в пределах дна Индийского океана. Подобной точки зрения придерживались крупнейший советский геоморфолог О. К. Леонтьев, профессор Д. Г. Панов, член-корреспондент АН СССР В. В. Белоусов и многие другие. Первые веские доказательства были получены шведским исследовательским кораблем «Альбатрос» в 1947 г. В нескольких сотнях миль от юго-восточного побережья Шри-Ланки он обнаружил обширное подводное плато, представляющее собой массив затвердевшей вулканической лавы. При извержении вулкана (или вулканов) лава заполняла еще не затонувшие тогда долины, о чем говорит характер пород. Ученые отнесли это событие к 10000-9500 г. до н. э.

5.3

5.3

Пока они шли дорожками парка, намереваясь выбраться на оживленную улицу города, Вик развлекал ее отвлеченными разговорами, не позволяя зациклиться на сумбурных переживаниях.

– Знаете, почему наш район называется Архиерейкой? – спросил он. – Раньше там стоял дом архиерея, но говорить «я живу в овраге ниже архиерейского дома» было слишком длинно, вот и стали сокращать, и это просторечное название сохранилось до наших дней. Сегодня сокращают даже сильней, говорят «Архирейка». А парк, где мы только что гуляли, прежде носил названия «Сад на Случевской горе». Слука – это лесной кулик, видимо, эти птицы водились здесь в изобилии. Сейчас трудно это себе представить, но первоначально гора была совершенно голой, без малейшей растительности. Деревья и кустарники здесь стали высаживать только во второй половине 19 века, а парк для прогулок, с дорожками, цветниками и лодочной станцией открыли летом 1900 года. Долгое время вид парка портил глубокий овраг в расщелине, но потом придумали сделать из него еще одну достопримечательность. В пятидесятых годах двадцатого века через него перекинули висячий мостик, который тут же получил в народе прозвище «Мост любви». А сад в те годы называли «Садом имени Надежды Крупской».

– Ну вот, а говорили, что не знаете города, – заметила Мила.

– Я читал кое-что из любопытства, – откликнулся Соловьев, рассеянно улыбаясь. – К слову, вы говорили, что окончили иняз. Никогда не подрабатывали экскурсоводом для иностранцев?