Текст книги "Вернуться в Антарктиду (СИ)"

Автор книги: Нат Жарова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 80 (всего у книги 110 страниц)

– Б**!! Еще один гамадрил! – крикнул Куприн, откатываясь за огромное колесо «Бурлака».

Кричал он не только из-за нервного ажиотажа, в ушах у него звенело от выстрелов, и Андрей не слышал толком сам себя.

– Займусь им! – откликнулся Тимур. – Продолжай!

Борецкий залег за некрупным выступом, выцеливая противника и давая возможность Куперу вскарабкаться в кабину пневмохода. Им следовало уходить. Бой с превосходящими силами не сулил им ни победы, ни хоть какого-то реванша. Зиновьев был серьезно ранен, и они с Андреем по сути остались вдвоем.

Противник не заставил себя долго ждать, высунулся из-за бочки и тотчас словил пулю.

– Есть! – крикнул Тимур. – Давай!

Купер ласточкой вспорхнул по ступеням и рванул на себя дверь. По ней тотчас замолотило, загрохотало, оставляя в прочном корпусе вмятины и дырки, но Андрюха уже оказался внутри.

Тим перевернулся и, не глядя, для острастки, выпустил очередь.

– Откуда ж вы все беретесь, гады?!

Со стороны Кратера прямо через сугробы по направлению к ним двигались широкой цепочкой человек двадцать в серо-белых куртках, лыжных масках, но без лыж. Ответный огонь заставил их пригнуться, но прыти не поубавил.

– Да вас тут дохрена! – выдавил Тим сквозь зубы. – Навезли залетных, мать их в душу!

Цифровая камуфляжная форма никак не помогала «морским котикам» стать незаметнее, хоть и считалась зимней. На бело-коричневом фоне Антарктиды облаченные в нее бойцы выглядели подобно бельмам. Подвижным таким, агрессивным бельмам, стреляющим на ходу. Палили они пока еще не прицельно из-за дистанции и неприспособленности чёрных бутс к рассыпчатым завалам снега, но то ли еще будет.

– Держись, Зина! – пообещал Борецкий раненому Зиновьеву, меняя рожок у трофейного автомата. – Щас вывезем тебя в безопасное место. Только не дрейфь!

– Я не дрейфлю, кровь вроде остановилась, – оптимистично прохрипел Анатолий. – Да и руки слушаются.

Морщась, он сделал попытку подтянуть к себе винтовку, но движения его были слишком неуклюжими, чтоб из намерения вышел толк. Толя и сам это понимал, но копошиться не прекращал и даже пальнул пару раз, вторя своему командиру.

– Не вижу… промазал что ли? – просипел он, щурясь в расплывающееся перед глазами белесое марево.

«Бурлак» за спиной взревел мотором.

Тим ощерился одобрительно и метко срезал двух «котиков», непростительно вырвавшихся вперед.

– Попал! – сообщил он. – И я попал. Залегли наконец-то. Будет нам передышка!

Передышка, однако, оказалась недолгой. Враг очнулся и снова попер. Но тут уже и Куприн, оставив пневмоход прогреваться на холостых, вывалился наружу, сразу же включаясь в смертельную дуэль.

– Тащи Зину, Батя! Я прикрываю!

– Прикрывает он... Царь Леонид! – Борецкий выбил очередную цель и, закинув автомат на плечо, подхватил Зиновьева под мышки: – Прости, друг, придется сделать усилие.

– Я готов!

Зиновьев храбрился и держался молодцом, но, стоило его сдвинуть с места, не сдержал стона. На снегу в том месте, где он лежал, осталось расплываться гигантское кровавое пятно. С кряхтением, Борецкий взвалил его на закорки и метнулся к «Бурлаку». Ноша весила много, но скорость, подстегнутую адреналином, не ограничивала.

«Только бы колеса не прострелили, мрази! – билось в мозгу горячая мольба. – На дырявых не уйти!»

До слуха доносилась непрерывная и размеренная стрельба Куприна.

– Уходим, Купер! – прохрипел Тим, заталкивая теряющего сознание Толяна в салон.

– Гони, Батя! Я щас!

– Ждать не стану! Зина на тебе!

Выбив еще обойму, Куприн запрыгнул в набирающий скорость «Бурлак» и сразу же занялся раненым.

Борецкий выкручивал руль, разворачивая подпрыгивающую на застругах машину кормой к преследователям. Те, не теряя времени, сыпанули к соседним машинам, но у «Бурлака», единственного тут в своем роде, было перед ними существенное преимущество. Вдавив педаль газа до упора, Тим пустил пневмоход на максимальной скорости вперед, стараясь убраться подальше. Они неслись как на автостраде, слегка виляя и кренясь, и медлительные вездеходы на гусеничном ходу ни за что бы не поспели за ними.

«Нам бы продержаться до той скалы, – думал Тим, – а повернем, уже и не страшно!»

Выстрелы стихали, «морские котики» решили идти наперехват и заводили экспедиционные машины.

– Ты сюрприз им подложил? – крикнул Тим, не оборачиваясь. – Успел?

– А как же!

В подтверждение его слов донесся мощный взрыв, перекрывающий все прочие звуки, включая гул движка. Второй уже взрыв, между прочим, за минувшие полчаса. Окрестные скалы, символы Антарктической глубокой тишины, будь они живыми, обалдели бы от подобного непотребства. Но в отличие от первого, этот взрыв был организован специально и работал на общее дело. Бульдозеры и прицепы разметало, часть перевернуло кверху пузом. В зеркальце было видно, как вспухает к небу клубящийся черный столб дыма из уничтоженного грузовоза.

– Получай фашист гранату! – выплюнул Куприн.

На какое-то время ошеломленные «котики» притихли, прекратив стрелять, чем Борецкий не преминул воспользоваться. «Бурлак», закончив петлять, словно заяц, полетел по прямой. Спасительная скала была уже почти рядом.

– Как Зина?

– С нами пока, но дело швах, – без обиняков откликнулся Куприн.

Тим помрачнел. Раз Андрей так выразился, значит, парень без сознания. При нем бы резать правду-матку не стал.

Судя по пыхтению, Андрей закончил перетаскивать Зиновьева в спальный отсек и приступал к новой задаче: пытался заново перебинтовать его. На полу росла неряшливой грудой срезанная окровавленная одежда.

Борецкий и сам понимал, что с такими ранениями нужен хирург и реанимация. Если даже Толя и выживет, то рискует остаться инвалидом.

– Не знаете, где у них аптека? Может, чего путного найду.

– Понятия не имею. Поищи под диванами. Или в заднем отсеке.

Аптечка, конечно, не панацея, Тим это сознавал. Вряд ли в экспедицию полярники брали с собой полевую хирургию с серьезными лекарствами и капельницами, но вдруг им опять повезет? Повезло же, что «Бурлак» остался на ходу, завелся в момент, ему не пробили шины и в баке плескало достаточно арктического топлива. Может, запас везения себя еще не исчерпал?

– Аптеки нет, но я нашел одеяла! – доложил Андрей. – Вколол ему наш антибиотик и наложил повязку. Очнется – вколю еще промедол (*опиоидный анальгетик, который используется для купирования выраженных болевых синдромов).

Тим не ответил. Сосредоточенный на том, чтобы не дать машине опрокинуться на крутом повороте, он продолжил нестись от разоренной станции к ощерившимся зубьям Драконьей пасти. Где-то там, в лабиринте причудливых скал, притаился удобный грот, о котором «Прозерпина» могла не догадываться. Спасибо Громову, знавшему здесь каждый закуток и нарисовавшему подробную карту! Была надежда отсидеться никем не замеченными под самым носом у головорезов, сбившимся со следа.

Под колесами начала разъезжаться грубая каменная река, «Бурлак» взревел и опасно накренился. Тим, сжав зубы, вцепился в руль. Кажется, пришло время снизить скорость...

…– В этих местах снежный покров отсутствует, хотя местность резко понижается, – сутки с небольшим назад растолковывал ему Громов. – На самом деле купол никуда не делся, он внизу, под слоем камней и песка, его занесло породой после взрыва. Сначала астероид постарался, потом Кратер возник.

Тим рассматривал нарисованную гляциологом карту, запоминая расположение отметок. Он знал: потом не до разглядывания будет.

– Короче, как насыпалось с верхушек, так и лежит до сих пор. Почва подвижная, даже груженый вездеход следов на ней не оставляет, что будет на руку, если понадобится запутать следопытов.

– Курумник что ли?

– Что-то вроде того. Ходить травматично, но проехать при большом желании можно. Только очень осторожно.

– Понял. Кому еще известно о существовании грота?

– Да, думаю, никому. Я наткнулся на него случайно, на общих картах его нет. И вряд ли и «Прозерпина» туда сунется. Им спуск под лед интересен, а в низине у Кратера они показаться не рискнут. Туда и наши-то не совались без крайней надобности.

– А забытые бочки с горючим, значит, совсем рядом стоят.

– Да, их от станции не видно, хотя про бочки многие знают…

...Куприн плюхнулся на соседнее сидение и устало замер, глядя сквозь лобовое стекло. Тим увидел бурые пятна на его одежде: часть их оставила кровь Зиновьева, но какая-то часть маркировала собственные ранения. На плече, например. Задело по касательной.

«Однако не маленький, сам себя перевяжет», – подумал он.

– Далеко еще? – спросил Андрей.

– Приехали почти, – Тим свернул к гроту.

По курумнику он вел пневмоход предельно внимательно и на малом ходу, но его все равно сильно болтало на камнях.

– Искать будут.

– Не будут, – мотнул головой Тимур. – Не до того им.

– С чего бы?

– Поезд с Новолазаревской на подходе. Сам посуди. Уничтожив Новую Надежду, они собирались и свидетелей ликвидировать, чтоб уж полностью концы в воду, но после нашего сольного выступления думают, что мы помчались навстречу поезду предупредить. Фактор внезапности уйдет, а к лишним неприятностям они не готовы. Они не в курсе, сколько нас. Может, у «Ямана» тут целая армия в кустах. То есть во льдах.

– А мы полярников разве не предупредим? Понимаю, что не планировали вступать в контакт, но дело-то серьезное. Они ни перед чем не остановятся.

– «Котики» уйдут, – убежденно сказал Тимур, заезжая под темные каменные своды. – Навоевались уже. Получив неожиданный отпор, отступят, поскольку ситуация им не понятна. Им бы успеть перегнать к себе на базу пленных и ноги унести. И без того наследили.

– А что дальше? – спросил Куприн. – Что с остальными нашими? С Громовым?

– Будем придерживаться плана, – постановил Тимур и прибавил, глуша мотор: – Иди, обработай как следует рану, а то чревато.

– Да ерунда там!

– Обработай, сказал! Если что, вертушка за нами не прилетит.

Куприн вздохнул и молча встал, направившись в отсек за своей аптечкой. А Борецкий сосредоточился на панели управления, разыскивая среди неизвестных рычажков и кнопок клавишу климат-контроля. Раненым было необходимо тепло. Хотя бы тепло – раз нормальную хирургию он обеспечить им не в состоянии.

Уже накануне марш-броска к строящейся Новой Надежде Тим знал, что группе предстоит разделиться. Это называлось «планом Б», и всем было понятно, что легкой прогулки с «планом А» не предвидится. Всем, кроме Громова, конечно.

Громову Тим запретил рассказывать. Громов был хороший мужик, но – обычный, без специфического апгрейда, а в рамках грядущей повестки, чтобы выкрутиться, нужно быть суперменом.

Громова Тим жалел. Из-за Белого Сахира приходилось отправлять его на чужую территорию вслепую, без подготовки и инструкций, но Борецкий надеялся, что «глазом урагана» «Прозерпина» заинтересуется и просто так погубить его своим приспешникам не даст.

Опасная затея, конечно, но ничего лучше, чтобы подобраться к статуэтке с Зеркалом, они не придумали. Детали скрывались в густом тумане вероятностей, однако в целом стратегия виделась такой: ударной группе предстояло отойти под прикрытие скал, поближе к Кратеру, где силой оружия в зоне повышенного излучения противник действовать не решится. Основная группа оставалась в вездеходе прикрывать Громова, чтобы его не пристрелили в суматохе. Их задача – сдаться в плен вместе с «Глазом», затаиться и, когда проявится ударная тройка, вступить с нею во взаимодействие.

Они намеренно дробились на маневренные группы, чтобы иметь свободу действий. После диффузии людей у Тима было мало, и в этом таилась главная угроза. С шестью бойцами не больно-то разбежишься. Только хитростью и брать. Ну и стойкостью, конечно, вкупе с наукой и смекалкой.

К сожалению, человек предполагает, а Бог располагает. «Морские котики» не побоялись открыть стрельбу, невзирая на Кратер с его непредсказуемыми вихрями. То ли их не предупредили, то ли «мирная ликвидация» станции объяснялась иными причинами. Зина неосторожно подставился и выбыл из строя. Да и новоиспеченный «Глаз» тоже внес посильную лепту в черное дело. Баки с горючим, расположенные на вездеходе снаружи, прямо над гусеничными треками с обеих сторон, сдетонировали, хотя и не должны были. Обычно хоть всю обойму разрывных уложили в корпус – и ничего, а тут один случай на миллион, и он воплотился. Али и французишка погибли на месте. Али – как герой: прикрыл собой Громова. Вечная ему память! Раненый Марк попал в плен вместе с серьезно обгоревшим Громовым.

Короче, сразу приступить ко второй части запланированных мероприятий не представлялось возможным. Сначала требовалось хотя бы залечить раны и уцелеть в процессе залечивания. На это можно было угробить и неделю, и целый месяц. Зиновьев, видевший, как набежали к горящей машине американские «котики», утверждал, что Марк отделался контузией и ранением в ногу. Однако передвигаться самостоятельно он, наверное, какое-то время не сможет, и это означало, что Громов оставался среди врагов совсем без поддержки.

С другой стороны, не все так и скверно. Громов и Марк попали к «Прозерпине» по назначению. В качестве «трофеев» их обязаны были отвезти на базу в Орвин. Там Громова непременно опознают, сопоставят его присутствие со взрывом, вычислят, что перед ним «Глаз» и посадят на карантин. Тим верил, что о «Глазе» непременно доложат кому следует, а пока будут ждать распоряжений, Марк оклемается и будет готов действовать как договаривались.

Али – безумно было жаль, безумно! Храбрый солдат. Герой и верный друг. Но и тут хотелось верить, что не все потеряно. Начнется сдвиг матрицы (а он обязательно начнется, к гадалке не ходи), и Али сможет возродиться в параллельной реальности. А может, у них будет и два «глаза», а не один.

Но вот положение Тима, Купера и Зины сложилось аховое. Борецкий не знал, сумеют ли они продержаться до выздоровления Марка. Еды у них было полно. Они позаботились заранее, растащив немецкую тушенку по укрытиям. С горючкой, благодаря старым бочкам, оставшимся от спасателей, тоже порядок, заправить пневмоход и печки-капельницы было чем, но вот Зиновьев…

– Что ж ты так подставился-то неудачно? – пробормотал Тим, разглядывая примотанного к лежанке Толика.

Куприн завернул его в два одеяла, подложил под голову полушку, но если б только в этом заключался необходимый уход! Медицины у них с собой было в обрез. Оказать первую помощь – это пожалуйста, а вот дальше нужны условия и нормальные врачи. Они же застряли в узкой пещере, на холоде и без всякой надежды на помощь со стороны.

– Нашел аптеку! – сообщил Куприн, рывшийся в заднем отсеке. – Богатая. Тут и от живота, и от головы, и перевязочных средств на целый отряд. Ого! Стерильные системы для капельниц и глюкоза с физраствором, что для кровопотери самое то! Не верю глазам своим.

– Чего ж ты такой маловерный? – вздохнул Тим.

– Потому что фантастика и жизнь – разные вещи. И такое дело еще, – Куприн виновато покосился на командира, – боюсь, что в вену не попаду. Марк умел ставить капельницу, а я так… на людях никогда не тренировался. Батя, вы умеете?

Тим снова глубоко вздохнул:

– А что мне остается?

– С таким богатством все путем будет, – бормотал Андрей, складывая кое-как в шкафу разбросанные вещи. – Толян поправится. Хотя дело, конечно, дрянь…

«Лишь бы нас и вправду не начали искать», – думал мрачно Тим, занимаясь непривычной фельдшерской работой.

Сейчас они представляли собой легкую добычу. Не было с собой даже камуфляжной сетки, как в гараже, чтобы замаскировать «Бурлак». Их не найдут и не выкурят из этой неглубокой норы только при одном условии: командир «морских котиков» окажется излишне осторожным и не рискнет преследовать сбежавших. Такой шанс был, но не было стопроцентной уверенности.

Так это было или нет, но их и впрямь не преследовали. «Прозерпина» тихо свернулась и ушла, о чем Борецкий и Куприн узнали из радиоперехвата. Когда пришел поезд с Ново-Первой, в эфире поднялась такая адская волна воплей, что можно было оглохнуть от матюков. Никто из полярников ничего не понимал, и, что огорчало Борецкого больше всего, никто не собирался немедленно ставить в известность «Яман». Словно от него ничего не зависело. Словно его и не было.

– Я буду звонить в Петербург, в Институт! – нервно кричал на дежурной волне начальник станции Смородинский. – Уверен, это все из-за некомпетентности прораба. Спалил дома, не уследил и сбежал к ядрене фене! Губенко – тот еще жучила!

– Куда ему сбегать? – удивлялся в ответ Тарас Травников, взявший на себя функцию координатора поисков. – Тут же нет ничего на сто верст окрест!

– Так и границ нет. Удрал к бельгийцам, эмигрировал! А мне расхлебывай!

– Про Губенко не знаю, но Юрка Громов точно бы никуда не сбежал, а от него нет ни слуху, ни духу. И «Бурлак» пропал.

– Вот на «Бурлаке» они и уехали!..

Короче, со всех сторон растерянные и перепуганные люди несли бред. Слушать это было тяжело.

Узнав, что на разоренную Новую Надежду прилетает наспех сформированный поисковый отряд, Куприн спросил:

– Не лучше ли выйти к ним и все рассказать? Найдут ведь нас. Эти – точно найдут!

– Эти расхлябанные болтуны промолчать о нас уж точно не сумеют, – зло отрезал Тимур, и сам обескураженный положением, в которое угодил. – Понимаешь расклад? Если хоть один писк про нас просочится в эфир, считай, что Громова и Маркевича мы лично похоронили. Радио не только мы с тобой слушаем, на Орвинской базе тоже держат ушки на макушке. Дальнейшая операция потеряет смысл, и тогда считай, что все вчерашнее было напрасно. И Али напрасно погиб! А я этого не допущу. Пусть вопят и шлют по радио всякую хрень! Пусть снаряжают в открытую экспедиции и прочесывают местность – лишь бы про нас и «Прозерпину» помалкивали.

– Но как тогда…? – Куприн не назвал имя Толика, лежавшего в двух метрах от них, но и без того смысл был ясен. В последние сутки у раненого начался жар.

– Знаю, без профессиональной помощи он не выживет. Но у нас в резерве осталось последнее средство.

Куприн молча смотрел на командира, ожидая продолжения.

Тим медлил. Последнее средство на то и последнее, что прибегать к нему рекомендуется лишь в самой безвыходной ситуации. Виталий Лисица, вручивший ему координаты «последней надежды», предупреждал его об этом особо.

– Дам тебе один контакт, – сказал он Тимуру перед отлетом, – но обратиться к услугам этого человека можно лишь один раз, так как цена за помощь будет неподъемной.

– Насколько неподъемной?

– Ты лишишься всего: привычной жизни, семьи, будущего, даже взглядов и убеждений. Все для тебя перевернется, и все пойдет прахом. А главное, будет невозможно отыграть назад.

– Это означает, что я умру?

– Для многих – да, и в первую очередь для меня. Я не хотел бы лишиться в твоем лице друга, да и опытного агента тоже. Поэтому сам понимаешь, прибегать к услугам Гималайского Стража советую, только если вся миссия будет поставлена под угрозу. В любой наисложнейшей ситуации пробуй сначала справиться своими силами, и лишь когда потерпишь неудачу за неудачей...

– А насколько этот Страж гарантирует успех?

– За такую цену успех будет стопроцентный. Он способен сотворить даже чудо, Тим, – серьезно ответил Лис. – Все, чего бы ты ни попросил, ссылаясь на меня, этот человек исполнит. Но расплачиваться ты будешь по заоблачному тарифу. Хочу, чтобы ты сознавал, на что пойдешь...

Борецкий тогда решил, что Лисица преувеличивает, но сегодня настало время для проверки, насколько угрозы имели под собой основание. Ради себя Тим не решился бы, потянул время, уж больно настораживающее предисловие озвучил ему Вещий Лис, однако ради Зиновьева…

– Идем, Андрюша, – сказал Тим. – Нужно заправить бак пневмохода под завязку. Будешь помогать с бочками. И канистры запасные зальем.

– А он? – Куприн кивнул в сторону Зиновьева.

– Мы быстро.

– И куда двинем, все-таки на Новолазаревскую?

– Нет, туда нельзя. Мы это обсуждали.

«Яман» в этом уродливом мире, скроенном «Прозерпиной» на суровую нитку, был совсем не тот: слабее, нерешительнее. Станцию у Кратера, конечно, строили, но медленно, с прицелом на очень далекое будущее. Никаких дополнительных бригад и ученых с кораблей на летний сезон не прибыло, обходились малыми силами. В этом году ограничивались парой домиков и оборудованным спуском под купол. Исследовать руины Города Мудрости Софьи собирались лишь в следующем сезоне.

Тасуя пласты реальности, «Прозерпина» неуклонно выдавливала конкурентов, и это означало, что на Ново никто тимуровцев не посылал, а Громов со товарищи не нашел у Изумрудного развалин зернохранилища и не наткнулся на присутствие разведчиков «Прозерпины». Заявись Борецкий сейчас на Ново-Первую, неизменно начнутся вопросы, поднимется гам и понесутся депеши в Москву.

– Мы поедем на индийскую станцию Майтри(*), – сказал Тим. – Она в оазисе Ширмахера, если верить карте, в пяти километрах от Ново-Первой.

– Почему именно туда, а не к нашим? – спросил Куприн, поднимаясь.

В принципе, парень был готов действовать и без пояснений, но раз спросил, Тимур ответил как есть:

– На Майтри в этот сезон приехал работать биолог Акил Ядав, хороший знакомый генерала Лисицы. Он уверил меня, что Акил поможет нам без вопросов, и я надеюсь, что наша проблема не покажется ему чрезмерной.

– А если диффузия изменила мир настолько, что Акил Ядав не приехал?

– Для Акила Ядава диффузии не существует, – сказал Борецкий. – И не спрашивай, как такое может быть. Вообще, смотри на вещи проще и побольше помалкивай. Я сам буду улаживать дела с Акилом.

(Сноска.* «Майтри» – антарктическая научно-исследовательская станция, действующая круглогодично, основана в 1989 году, названа в честь Бодхисатвы Майтрея (название предложила Индира Ганди). После закрытия первой станции и до начала строительства третей, самой современной, «Майтри» долгое время являлась основным научным форпостом Индии в этом регионе)

26.2

26.2/6.2

Прежде, чем связаться с «Майтри» по радио, Тим собственноручно выкорчевал из «Бурлака» навигатор со встроенным маячком. Хоть русские системы и были несовместимы с западными, не хотелось стать жертвой французских умельцев и угодить под плотную слежку. Рацию он бы тоже поставил на прием, но заявляться к индийцам совсем без приглашения посчитал неразумным.

Как оказалось, правильно сделал, что решил сначала позвонить на «Майнтри». Биолога Акила Ядава на станции в данный момент не было – ушел в поход. К счастью, поход имел точкой назначения ледник Маргариты в Русском массиве, что было для них даже удобнее, чем следовать в оазис по открытой равнине. К тому же на пути лежал один из оборудованных ими тайников с провизией, крюк к нему был совсем небольшой.

Тим пересчитал курс, нанес его на бумажную карту, закрепив ее на специальной подставке на лобовом стекле, и Куприн, севший за руль, направил «Бурлак» на восток Побережья Принцессы Астрид, сверяясь с приметами.

– Будь осторожен, Андрюша, не гони, – велел Борецкий. – Громов нам все уши прожужжал с этими трещинами, помнишь?

– Помню, – заверил его Купер. – Избегать ровного полотна и прыгать по ледяным надолбам. И от себя добавлю: надо учитывать, что у нас не гусеницы, а колеса.

«Ровное полотно» было опасно тем, что именно под ним, внешне таком приятном и гладком, могли скрываться трещины, припорошенные снегом. Тимуровцы достаточно наслушались о замаскированных провалах, подстерегающих исследователей. Громов, описывая их, широко разводил руки и называл «бездонными». В эти минуты он был похож на рыбака, привирающего насчет богатого улова, но никто не улыбался. Всем было ясно, что он не преувеличивал, а относился к проблеме очень серьезно.

Сейчас «Бурлаку» предстояло пересечь большой ледник, белоснежным языком сползающий к океану, и по нему вырулить на плато к южным отрогам. Именно в таких коварных местах по весне часто встречались крупные трещины.

Зиновьев, лежавший в спальном отсеке пристегнутым к нижней койке ремнями, пришел в себя от тряски и застонал. Сознание вернулось к нему впервые с тех пор, как он оказался в пневмоходе.

Тим прошел к нему, чтобы осмотреть раны и померить температуру. Лоб Зиновьева был мокрый, но градусник показывал 38 и 6. Это было скверно, однако Тим считал, что раз человек очнулся, значит, борется за жизнь, и надежда на счастливый исход есть.

– Я тебе один волшебный отвар сделаю, после него сразу полегчает, – сказал он раненому с завидной убежденностью.

Отвар представлял собой обычный зеленый чай, обнаруженный в кухонном шкафчике, но Анатолию знать об этом было совсем не обязательно. Борецкий был из тех, кто верил в положительный настрой и эффект плацебо, но в таких вещах большую роль играла собственная непоколебимая уверенность. Поймет человек, что ему лгут, пиши пропало.

– Куда едем? – спросил Зиновьев, когда напился из пластмассовой кружки и вновь откинулся на подушку.

– К другу. Он тебя поставит на ноги в два счета.

Зиновьев слабо усмехнулся. Утешительные речи он ценил, но дураком не был.

– Я обуза, – сказал он, – из-за меня вы оставили позиции, а там наши... Надо добраться до Зеркала, связаться с Марком.

– Вот ты и поможешь, – заявил Тим. – Втроем-то сподручнее. Я сказал, что тебя поставят на ноги, значит, поставят. Или ты думаешь, я вру?

Зиновьев не ответил.

– Я когда-нибудь врал тебе или другим в отряде? – повысил голос Тимур.

– Нет, – вынужденно признал раненый.

– Вот и помни об этом. Не могу рассказать всего, но тот, к кому мы едем, очень непростой человек, понимаешь расклад?

– Как скажешь, Батя, – проговорил Анатолий и закрыл глаза…

…По дороге к лагерю индусов на озере Вдохновения (*), лежащего в устье ледника Маргариты, случилось событие, потрясшее воображение даже видавшего виды Борецкого.

Они следовали по однообразному плоскогорью на крейсерской скорости. Светило солнце, и сахарный чуть ноздреватый лед сиял, отчего на глаза постоянно наворачивались слезы. Небо над куполом голубело в зените, и казалось, что пустынная дорога сделалась ровнее, а по мере удаления от Кратера и побережья, еще и безопаснее. И тут вдруг прогремел мощный взрыв.

Когда перед лобовым стеклом внезапно вспух снежный столб, Куприн инстинктивно вывернул руль в сторону и увеличил скорость, надеясь проскочить опасный участок. Подсознательно он решил, что по ним влепили из гранатомета, и действовал на инстинктах, полученных в боевой обстановке. Ошибиться было немудрено: от грохота у всех заложило уши, вверх взметнулся целый фонтан снега и ледяного крошева, и пространство на какое-то время заволокло искрящейся пеленой.

Подчиняясь руке водителя, «Бурлак» вильнул, взвизгнул рессорами, колыхаясь всем корпусом на невидимых препятствиях, и тотчас истошно завопила сирена, связанная с индикаторами плотности почвы. На нее-то и среагировал Борецкий, метнувшись из кухни к водителю:

– Тормози! – заорал он, хлопая ладонями по спинке водительского кресла. –Тормози немедленно!

Подчиняясь приказу, Куприн нажал на тормоз.

Пневмоход занесло. Он заскрипел, зашатался, мотаясь на своих огромных колесах, но все же выровнялся и встал, осыпаемый снежными комьями.

Тим, навалившись грудью на кресло, шумно дышал Андрею в ухо. Тот, со спиной прямой, как струна, застыл, сжимая руль побелевшими пальцами.

По правому борту снова грозно ухнуло, и земля, содрогаясь, передала дрожь корпусу машины. По крыше застучали ледяные осколки, грозя повредить потолок. Аварийная сирена надрывалась, заливая светом красного индикатора всю панель.

– Стреляют! – крикнул Купер. – Мы для них неподвижная мишень!

– Какой, твою мать, стреляют! – разозлился Тим. – Это землетрясение! Ты сирену слышишь аль оглох?

Когда снежная пыль осела, они увидели, что перед самым бампером «Бурлака» разверзлась темная бездна. Ее ледяные стены, сотни, а может, и тысячи лет не знавшие солнца, отвесно уходили вниз и казались густо-синими, почти до черноты.

Трещина была шириной метров в тридцать и глубиной, как им показалось, в добрую полусотню. Она змеилась вокруг них, расходясь в стороны протоками поуже и помельче, но от этого не менее смертоносными. Собственно, они оказались на небольшом полуострове, окруженные с трех сторон адским провалом.

Куприн, пялясь на сей внезапный апокалипсис, тихо выматерился. Не затормози он, сейчас бы они уже лежали вверх колесами где-то внизу, зажатые в покореженном салоне и без малейшего шанса выбраться.

Борецкий, шумно выдохнув, зашевелился. Он сделал шаг, согнулся и зашарил по панели руками, отключая звуковой сигнал. Лампочка (как ее погасить, он не нашел) продолжала мигать красным и роняла на лицо Андрея жутковатые сполохи.

– Что случилось? – послышался в образовавшейся тишине слабый голос Зиновьева.

– Снежный мост рухнул, – ответил Тим, переводя дух.

– Сам или подорвали? Мне показалось, было несколько взрывов.

– Сам. Взрывной эффект дали сотни тонн снега, которые разом обрушились вниз. А потом воздушная волна выбросила ледяную пыль, создав подобие султана. (*султаном называется образуемый при взрыве столб цилиндрической формы, увенчанный шапкой клубящегося дыма, осколков или пара)

– И что теперь, командир? – глухо уточнил Куприн. – Как ехать-то?

Тим потер напряженные мышцы лица. Внутренне его колотило, и чтобы прийти в себя, требовалось взять себя в руки.

– Стоять на месте опасно, почва под нами ненадежная. Я выйду наружу, осмотрюсь. По моему сигналу трогай помалу. Будем искать проход.

Он вышел и, осторожно ступая, обошел машину. Бездна дышала холодом, от нее тянуло как от открытой дверцы морозильника, но сзади ледник казался ровным и все еще прочным. На нем виднелись глубокие борозды от колес, однако покров выдержал, не посыпался даже от экстренного торможения.

Убедившись, что есть шанс выехать из западни по собственным следам, Тим вернулся к машине. На ее лобовом стекле работали дворники, удаляя налипший снег. В середине это получалось, но по краям оставался солидный слой, не пропускающий солнечный свет. Из-за этого лицо Куприна, видневшееся в кабине, казалось бледно-серым.

– Сдавай назад! – крикнул ему Тим, делая руками знаки.

Куприн дернул рычаг, и «Бурлак», глухо заворчав, медленно попятился, отъезжая от края трещины. Тим шел сбоку, проверяя, не трескается ли лед по ходу движения. На их счастье, пронесло.

Когда выбрались на более-менее твердый участок, Борецкий вернулся в машину:

– Поворачивай направо, – приказал он, дуя на замерзшие руки, – там лед вроде бы толще. Объезжать будем.

– Откуда ясно, что прочнее? – спросил Куприн, послушно разворачивая «Бурлак».

– Трещина сужается.

Пневмоход медленно, как во сне, двинулся вдоль прогала. Они шли от него на значительном расстоянии, оставляя народившуюся щель в поле зрения. Тим пересел в штурманское кресло и до рези в глазах вглядывался вперед, не забывая следить и за тревожными индикаторами на панели. Даже в кабине было слышно, как потрескивает снаружи лед.