Текст книги "Вернуться в Антарктиду (СИ)"

Автор книги: Нат Жарова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 73 (всего у книги 110 страниц)

– И каковы же эти «индивидуальные факторы», позволяющие мне поговорить с… кхм, призраком?

– Одним из них я мог бы назвать человеческое намерение. Мультивселенная вибрирует на всех частотах, но наше тело и разум, как правило, вибрируют в узком диапазоне. Однако это не означает, что мы не можем сменить диапазон и стать когерентными иным ритмам. Мы не чувствуем соседних вибраций до тех пор, пока нечто извне не вторгнется в наш мир и не собьет частоту. Для помех в радиовещании достаточно вспышки на солнце. А для помех в вибрации миров требуется нечто иное, но принцип схож. Иногда помехи для нас видятся случайными, но иногда они отзываются на наше волевое усилие. Скажем, в случае с Антарктическим Инцидентом, случившемся пять лет назад, понадобилось одно неисправное устройство, вырабатывающее неустойчивое поле гравитационного магнита, и ошибка в его программировании. Поломка наложилась на человеческий фактор, и случился тот самый сбой, перепутавший частоты вибраций. Локально, в точке выброса, стали доступны иные миры. Мадам Патрисия рассказывала мне, как побывала сразу в нескольких из них. К счастью, пробыла она в таком пограничном состоянии недолго, поэтому не лишилась рассудка и не получила увечий. Ее спас супруг, погибший при этом.

– Я знаю эту историю.

– Конечно, но, возможно, вы упускаете, что в момент Антарктического Инцидента Патрисия создала устойчивую помеху. С помощью Чаши она прорубила дыру, сквозь которую до сих пор поступают энергии иных миров. Миров несколько, поэтому частоты произвольно чередуются. Прежде всего изменился тот мир, куда Патрисия была отброшена Павлом Долговым. Группа выживших вписалась в него целиком, за исключением Володи Грача. Он нес в себе источник помех, потому что его прототипа в этом новом мире не было. Местный Грач погиб. История Грача, возникшего из ниоткуда, прервалась, и создался парадокс, из которого родился «глаз урагана» – таким способом Вселенная пыталась вернуться в исходное состояние. Вот только статус-кво вернуть невозможно, пока не устранятся все источники помех. Пока Грач жив, вокруг него постоянно формируется хаотичный вихрь иного пространства. Конечно, со временем Грач врастает в новую реальность, обзаводится воспоминаниями и привязанностями. У него уже есть совместное прошлое с местными реалиями, и давление слегка ослабевает. Однако процесс этот идет медленно и тяжело. «Солнечный нож» помог бы ему сгладить разницу в частоте вибраций, отсечь, образно выражаясь, лишнее, но поскольку технология эта нам не известна, приживание Грача на новой почве растянулось. К счастью, наиболее опасные годы у него миновали. Сумев выжить в первых катаклизмах и обуздать темперамент, Грач перестал был «зоной повышенного риска», хотя и не избавился от риска смещения полностью.

– В его случае время реально лечит?

– Верно. Иное дело – человек, так сказать, новообращенный. Он все еще прочно связан «пуповиной» с тем миром, который его породил. Предположим, Юрий Громов, будучи в зоне Кратера, где полно разнообразных и сильных помех, вторично провалился в параллельный мир. Для нас он исчез, умер – реалии быстро подстроились под это. Но там, куда он провалился, Громов по-прежнему жив, и «пуповина» прочно связывает его с нами. В теории, Громов способен в первые месяцы и даже годы изредка «выныривать» обратно. То есть возвращаться СЮДА, где царят ритмы и вибрации, когерентные его сущности.

Лисица долго молчал, переваривая, хотя Демидов-Ланской старался излагать самым простым языком.

– Я верно понимаю, что «глаза урагана» способны жить в двух мирах сразу?

– Не жить, а проявляться. Мерцать.

– Адель тоже мерцает?

– Адель мерцает в силу обстоятельств своего зачатия и рождения. Вместе с Патрисией она еще в утробе подверглась изменениям, не позволяющим ей закрепиться на одной-единственной частоте. Физическая оболочка ее зафиксирована прочно, но то, что мы называем «сознанием» и «душой», свободно перемещается с волны на волну.

– Удивительная девочка.

– Вы правы. Когда она станет совершеннолетней, вы, возможно, получите в ее лице превосходного сотрудника, но не раньше. Дайте ей возможность в спокойной обстановке осознать себя, вырасти в любви и на свободе.

– Но не получится ли так, что девочка вырастет и потеряет способности вибрировать на разномировых частотах?

– Я думаю, что если они и сгладятся, то несильно. В ее случае время значения не имеет.

Генерал усмехнулся:

– Значит, вы советуете мне не перегибать палку с мадам Ласаль?

Демидов-Ланской скромно улыбнулся:

– Кто я такой, чтобы давать советы? Вы и сами видите, что Патрисия находится на грани нервного срыва. Не давите на нее. Особенно сейчас, на финишной прямой, когда от нее зависит слишком многое. Заполучив Адель, но потеряв ее мать, вы ничего не выиграете.

Неожиданно Лисица решил ему польстить:

– Я не ошибся в вас. Вы самый адекватный среди всех здешних специалистов. Я хочу быть с вами откровенным.

Иван пожал плечами:

– Конечно, если есть такая потребность.

– Потребность есть, – Лисица вздохнул. – Четыре часа назад на мой секретный номер, который знает весьма ограниченный круг лиц, пришла шифрограмма. Если верить кодовым словам в подписи, ее отправил агент с псевдонимом Перехватчик. Этот человек был нашим лучшим оперативным сотрудником, но, к несчастью, погиб в прошлом году на острове Кергелен.

– Так вот чем вызван ваш интерес, – произнес Иван. – Вам нужен вовсе не Громов. Вы считаете, что Перехватчик попал в пятно диффузионного каскада на архипелаге вблизи Антарктиды.

– Не спешите, Иван Иванович. Громов меня в этой связи тоже интересует. Я расскажу вам предысторию. Перехватчик вышел на человека… нашего, российского ученого, которого подозревал в шпионаже в пользу ТНК «Прозерпина». Опущу подробности, но в итоге Перехватчик отправился на Кергелен и пропал. Потом нам сообщили, что он утонул во время рыбалки, что, конечно, неправда. Тело его доставили на родину, он был опознан, похоронен… тут сомнений нет. Но мне вдруг спустя почти год приходит от него шифровка.

Демидов-Ланской молчал, так как пока не знал, что должен сказать на это.

– Шифрограмма была отправлена с борта научно-исследовательского судна «Альбатрос» и, как было указано, стоявшего на рейде вблизи Кергелена. Однако «Альбатрос», согласно нашим оперативным данным, стоит сейчас на якоре в заливе Пяти Гигантов...

– Это архипелаг Крозе, остров Свиней, – моментально среагировал Иван, поскольку карта антарктических диффузий была раскрыта перед ним на компьютере.

– В марте «Альбатрос» действительно уходил на Кергелен, но недавно снова вернулся на Крозе, где курсировал от острова Свиней к островам Владения и Пингвинов. В шифрограмме этого нет. Зато есть условный знак, который известен только мне и Перехватчику, и он указывает, что послание подлинное.

– На Крозе у «Прозерпины» оборудован плацдарм, – Иван пролистал страницы файла. – И, возможно, туда перебросили пропавшую экспедицию Громова, если верить обрывочным сведениям малютки Адель. Вы на эту связь намекаете?

– Исключать, что Адель видела именно этот корабль, нельзя, – согласился Лисица. – Но меня сейчас волнует зашифрованное послание, которого я не ждал.

– Я, конечно, не могу вас просить озвучить его содержание?

– Простите, нет, да оно в этом контексте и неважно. Важно, что мой агент, как я уже говорил, погиб. Однако если бы он выжил, то я бы отправил его в помощь Громову сразу, как тот перестал выходить на связь. Вы помните, что Громов пропал еще в ноябре? Он и трое исследователей выехали со станции на вездеходе, и больше их никто не видел. А спустя две недели пропала и сама строящаяся станция Надежда.

– А кого вы послали в Антарктиду вместо Перехватчика?

– В том-то и дело, что никого. Моя идея не получила поддержки сверху. Напрямую в ведение военной контрразведки антарктическая деятельность «Ямана» не попадает, но поскольку я занимаюсь всем этим по личному распоряжению директора Совбеза, вопрос с поисками Громова я бы отстоял, будь Тимур жив...

– Тимур – это человек с псевдонимом Перехватчик?

Лисица кивнул:

– Кандидатура Перехватчика не вызвала бы вопросов, он был универсалом, несколько лет провел в Арктике, поэтому снег и холод его не пугали, да и с деятельностью «Прозерпины» был знаком не понаслышке... В общем, я не знаю, как мне отнестись к шифровке. Она может быть проявлением диффузии?

– Пожалуй, да, – ответил Иван.

– И что мне с ней делать?

– Не знаю. Вы даже не говорите, что содержало послание.

– Мы можем как-то послать ответную шифровку Перехватчику?

– Невозможно, – с сожалением ответил Демидов-Ланской. – Успехи нашего отдела связи далеки от желаемых. Информация о местонахождении Зеркала тоже смутная.

– Значит, послание от Перехватчика будет единственным и случайным?

– Во всяком случае, я не могу вам гарантировать, что подобное повторится. Или вы как-то выйдете на своего человека.

– Даже несмотря на мою волю и намерение?

– Мы не умеем управлять диффузией.

– У «Прозерпины» это почти получается.

– Судя по нашим данным, у нее получается хаос. Нужны соответствующие приборы, а у нас нет даже прототипов.

– Жаль. Очень жаль, – генерал на самом деле был расстроен. – А если все же попросить мадам Патрисию, чтобы она позволила мне один разговор с Адель? Вам известен способ заставить ее сотрудничать?

– Мне представляется, – осторожно ответил Демидов-Ланской, – что Мила Москалева станет более удачным выбором. Она взрослая женщина и в отличие от Адели будет понимать, что видит и что происходит. Видения Адель похожи на мозаику, в которой отсутствует половина деталей, слишком многое приходится домысливать. Мила даст вам полную картину, но для ее обучения, конечно, потребуется время.

– Сколько?

– Сейчас она в начале пути, но девушка очень старательная. Возможно, на Мадагаскаре, в атмосфере доверия и любви, она покажет хороший прогресс. Но давить на нее или на Загоскина, ни тем более на Грача не стоит.

– Вопрос-то не терпит отлагательства.

– Мне жаль, – твердо сказал Иван, – но спешка до добра не доведет. Это все-таки люди, а не машины. Но я обещаю дать вам знать, как только Москалева будет готова…

Лагерь в горах Анкаратры. Настоящее время.

Когда к курившему в стороне от навеса Демидову-Ланскому пришли Грач и Москалева, он, можно сказать, ждал их.

Адель, которую не удалось пристроить в надежные руки Чебышевой (ту вызвали к Гогадзе для разбирательств), сидела за столом на складном стульчике и, высунув язык от усердия, черкала цветными карандашами в детской раскраске. Им повезло, что девочка росла спокойной, без особых закидонов, и в целом доставляла мало хлопот. Ивана ее присутствие почти не тяготило.

– Тетя Мила! – закричала Адель, увидев Москалеву. – Иди сюда, я покажу тебе твой портрет!

Мила, поколебавшись, подошла и присела на соседний стул. Заглянув в рисунок, спросила:

– И где же я?

– Вот, – Адель ткнула в большую бабочку, садящуюся на цветок, обведенный разноцветными кругами.

– Это бабочка.

– Это ты. Ты что, не понимаешь? У тебя такие же крылышки, как у весенней феи. И ты летаешь сквозь колечки.

– По-моему, я совсем не похожа на фею.

– Нет, похожа. Так думают и дядя Вик, и дядя Ваня, и даже мой папа. Ты – фея весны! И ты поможешь людям измениться.

– Вань, – тем временем начал Грач, вставая рядом с Демидовым-Ланским и привычно отмахиваясь от вонючего дыма. – Я на тебя сердит, знаешь ли.

– Понимаю, – Демидов-Ланской затушил сигарету и кашлянул в кулак. – Генерал просил меня не разглашать, но я все-таки предупредил вас с Виктором о телепатах.

– Ну да, один играет типа за наших, а другой за плохишей. Только этого мало. Я столкнулся сегодня с Красноглазым засранцем буквально нос к носу и едва не попал в ловушку от неожиданности. Чудом ушел и Милку вытащил. Не хочешь узнать, как это было?

– Не особо. Мне достаточно, что ты справился. И что ты влияешь положительно на Москалеву, и у вас симбиоз. А Драгославу ты и впредь сумеешь надрать задницу. Он младше тебя почти в два раза.

– Его зовут Драгослав?

– А его брата, если память не подводит, Ильгиз. И мне по-прежнему кажется, что он нам подыгрывает.

– Пат сказала, что младший близнец умер.

– Где-то умер, а где-то все еще жив, знаешь, как это у нас с некоторых пор бывает?

– За каким хреном ему нам помогать?

– Да хоть бы из чувства ревности к успеху брата или из мести. Кому больше нечего терять, часто становится одержимым. А может, ему нужна помощь, и «Яман» для него единственная надежда.

Грач почесал затылок:

– С твоих слов прям так все просто!

– Не люблю усложнять. Да и время поджимает. От «Васьки» прямо сейчас приходят данные об изменениях в матрице. На них можно было бы не обращать внимания, настолько они ничтожны, но они затрагивают исключительно интересный регион: архипелаг Крозе, Кергелен и Антарктиду. Видимо, театр действий «Прозерпина» смещает в Антарктику, и нам нужно ей помешать. Сейчас как никогда раньше мы нуждаемся в прилете бабочки.

– Какой бабочки?

– При равновесии факторов мир зависит от случайностей. Представь себе аптекарские весы: две чаши замерли в одинаковом положении, свет и тьма имеют равный вес, и вдруг прилетает бабочка.

Грач моргнул:

– Чего-то я не догоняю…

К ним от стола шли Мила и Адель, держащиеся за руки. Москалева слышала последние рассуждения Ивана и сделала из них на удивление верный вывод.

– А я готова, – произнесла она твердо, хотя голос ее предательски сорвался в конце. – Только объясните мне подоходчивее, какая чаша весов должна перевесить?

24.5

24.5/4.5

Владимир Грач. Лагерь в горах Анкаратры. Час назад

Встреча с альбиносом едва не стала для него фатальной. Помня, какой эффект на него произвело первое соприкосновение с разумом Милки, Грач изначально испытывал легкий страх перед повторением. Желая его побороть, он буквально ворвался к ней, рванул вперед в точности, как салага, совершающий свой первый прыжок с парашютом – и попал без преувеличения в ад.

Он ждал, что будет шокирован, и его ожидания оправдались.

Грач оказался в темноте, подсвеченной отдалёнными красными сполохами. Это было похоже на пещеру, выводящую прямо в жерло вулкана, но при этом было холодно, очень холодно. Кровавая лава (или то, что ею казалось), растекающаяся под обрывом внизу, дышала смертельной стужей.

От этого диссонанса – ледяной ветер и текучий огонь – Грач почувствовал усиливающееся головокружение. Пошатнувшись, он сделал шаг, чтобы не упасть. Милы он не видел (он вообще толком ничего не видел в этом холодном мраке), но она была где-то рядом, он слышал ее хриплое дыхание и тихие испуганные стоны.

– Эй, ты где? – позвал он, но не услышал собственного голоса.

Он будто онемел и мог лишь вбирать в себя окружающее, не имея права активно на него влиять. Даже звуком. Знакомое, собственно, дело. Тогда, в библиотеке, с Милкиным озверевшем супругом и вооруженным пурбой де Трейси было то же самое.

– МИЛА! – громыхнуло вдруг со всех сторон, и Грач аж присел.

Милка, невидимая, но близкая и понятная ему, тоже присела. Скорчилась, пряча лицо в коленях и закрываясь руками. Володя воспринимал ее движения и дрожь как свои.

– МИЛА! – повторил громкогласный. – ТЫ ДОЛЖНА БОЯТЬСЯ НЕ МЕНЯ, А ИХ! Я ТВОЙ ДРУГ. МЫ ДОЛЖНЫ БЫТЬ ВМЕСТЕ!

Мила сжалась еще сильнее, а Володя заозирался в поисках источника оглушительных банальностей.

– ОГЛЯНИСЬ! ВЕДЬ ЭТО И ТВОЙ МИР ТОЖЕ. СКАЖИ, ЧТО ОН ПРЕКРАСЕН!

Грач не видел ничего прекрасного в том, что перед ним расстилалось. Глаза привыкли к скудному освещению, и стали заметны каменные своды. Под ногами рассыпалась разнокалиберная галька. От обрыва и дальше, во тьму, круто вздымалась корявая арка моста, перекинутого через плюющуюся ледяными искрами красно-черную бездну.

Ни дать ни взять преисподняя, явившаяся из кошмара средневекового поэта. Девятый круг, где обретаются души предателей. Ледяная безысходность.

От стены отделилась странная тень – нелепая, но отлично вписывающаяся в адский пейзаж. Она напоминала человека, но не обладала строгой формой, а колыхалась и истончалась, обретая ненадолго прозрачность. И только лицо – блеклое, вытянутое, с хищными чертами заостренных скул и тонким, с горбинкой носом – имело неизменную плотность. Длинные, до плеч, белые космы обрамляли его, составляя некрасивую и совершенно «дамскую» прическу. Пряди напоминали сальные веревки, спутавшиеся между собой, но главным «украшением» призрака служили горящие глаза. Грачу показалось, что они именно горели, а не отражали сполохи подземной реки.

– МИЛА, – сказала полупрозрачная тень, простирая вперед тонкую руку, – ИДЕМ СО МНОЙ, Я ПОКАЖУ, ГДЕ ТЫ ОТНЫНЕ БУДЕШЬ ЦАРСТВОВАТЬ БЕЗРАЗДЕЛЬНО!

– Иди к черту! – Милка вдруг собралась с силами и выпрямилась на дрожащих ногах. В ней прорезалась отчаянная сила. – Ты никогда не получишь мое согласие. Сможешь заставить силой – дерзай, но добровольно я с тобой никуда не пойду!

– ТЫ ЕЩЕ НЕ ПОНЯЛА? ТЫ ОСТАНЕШЬСЯ ЗДЕСЬ НАВСЕГДА, СО МНОЙ, И СТАНЕШЬ МОЕЙ КОРОЛЕВОЙ!

– Не подходи!

Мила отступила. Призрак же наоборот, придвинулся к ней на тот же шаг.

Грач понял, что должен как-то вмешаться. Его тяготила собственная бесплотность и проистекающее из нее бессилие. Он знал, что потерявшая сознание Мила лежит сейчас на вытоптанной лужайке посреди лагеря. Если этот Красноглазый найдет способ задержать ее тут, в своем холодном аду, Мила не очнется. Но как ее вытащить?

– МИЛА, ТЫ САМА ЭТОГО ХОТЕЛА, РАЗВЕ НЕТ? ТЫ ИСКАЛА СО МНОЙ ВСТРЕЧИ – И Я ЯВИЛСЯ, ТАК В ЧЕМ ПРОБЛЕМА?

– Проблема в том, что мы слишком разные!

– ПРОТИВОПОЛОЖНОСТИ ПРИТЯГИВАЮТСЯ. ТЫ БУДЕШЬ ЧАСТЬЮ МЕНЯ, А Я ЧАСТЬЮ ТЕБЯ.

– Никогда!

– ЭТО НЕ МЕЧТА, А ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕ.

– Я уже ответила тебе: иди к черту!

В прошлый раз все произошло само собой. Де Трейси взмахнул ритуальным клинком, и Мила вернулась в явь, убегая от смертельных ощущений. Но сейчас Грач не смел надеяться, что будет так же легко. И он не хотел оставаться пассивным наблюдателем. Он зарычал, задергался, замахал руками, ногами, стараясь почувствовать собственное тело. Но добился он лишь того, что призрак его каким-то образом заметил.

– ДА ТЫ, ОКАЗЫВАЕТСЯ, НЕ ОДНА! – воскликнул Красноглазый с совершенно человеческими нотками изумления. – ТЫ ПРИТАЩИЛА НА СЕБЕ ПАРАЗИТА!

Дальше случилось и вовсе невероятное. Как в сказке, призрак вырос, став огромным, как скала. Он обрел плоть молодого мужчины – тощего, неказистого, но стремительного – и кинулся на Грача.

Пораженный Грач невольно дал себя схватить.

– Вова! – взвизгнула Милка. – Он убьет тебя!

«Еще чего!» – хотел сказать Грач, но Красноглазый так сильно сдавил ему горло, что дыхание перехватило, а в глазах помутилось.

Володя слепо зашарил перед собой, пытаясь перехватить руки-удавки, но его собственные пальцы проходили сквозь любое препятствие.

«Как же он схватил меня, если у меня нет тела?» – мелькнуло в мозгу, и стоило этой мысли прозвучать и укорениться, как хватка на горле ослабла.

– УМЕЕШЬ БОРОТЬСЯ? – протянул призрак. – ТАК ДАЖЕ ИНТЕРЕСНЕЕ.

«Так вот как это работает!» – осенило Грача.

Он живо вообразил огромный кулак, врезающийся в бледную рожу. Красноглазого как по волшебству отбросило прочь, но ликовать было рано: призрак не проиграл, а всего лишь пропустил первый удар. Мгновенно перегруппировавшись, он превратился в столб смерча, увенчанный пылающими глазами.

– Я СБРОШУ ТЕБЯ В АД! – прорычал он.

Грача подняло и закрутило в воздухе. Секунда – и он оказался на краю обрыва. Под ним шипела и дымилась тягучая красная масса.

Володя понял, что сейчас упадет, но находчиво придумал прочную ограду, помешавшую ему сорваться. Он вцепился в нее руками и согнулся, сопротивляясь натиску беснующего урагана.

В поле его зрения вновь попал странный мост, переброшенный через обрыв. И что-то было в нем такое, знакомое... значимое.

Перед его внутренним взором возникло морщинистое лицо оракула Рамахавали. Ее губы, неторопливо двигаясь, беззвучно произнесли:

– В запретное место ведет невидимая дорога. Пройти ее очень важно. Вы оба видите тени, и ваше место отныне в обоих мирах. Но вы пройдете по мосту душ, соединяющем то, что было, и то, что будет, при условии, что держитесь за руки…

– Милка! – заорал Володя что было сил. – Беги на мост!

– Без тебя не побегу! – сквозь свист ветра долетело до него.

– Не будь дурой! Уходи, пока он занят! Он не может контролировать нас обоих!

«Только бы она послушалась!» – с отчаянием думал он, борясь с ветром и перилами, которые рассыпались под его скрючеными пальцами. Он представил, как Мила бежит по мосту – и Мила побежала.

Красные глаза внезапно оказались прямо перед ним:

– ГДЕ ТВОЕ СЛАБОЕ МЕСТО?

Грач увидел картины из прошлого. Они чередовались, как в калейдоскопе, перетекая одна в другую без всякой связи:

Бой с игиловцами в сирийской деревушке…

…раскаленная пустыня, где он едва не умер от жажды и ран...

…залитое кровью лицо побратима, сраженного вражеской пулей…

…ядовитая змея, готовая напасть...

– ВСЕ НЕ ТО, НЕ ТО! – щурились страшные глаза, и было противно от того, как бесцветные холодные щупальца копались в его мозгу.

– Ну ты и сволочь! – прохрипел Грач, пытаясь защититься от них и не вспоминать.

Увы, на сей раз трюк не удался, он оставался перед Красноглазым открытым, как на ладони.

…Снежная круговерть в Антарктиде и стоны умирающего летчика, доносящиеся из палатки…

...скованная льдом узкоколейка, обрывающаяся в провал…

…Аня, сорвавшаяся с переправы и летящая с криком вниз…

– А вот жену не тронь! – среагировал Грач и запустил прямо в ненавистные глаза ярчайший огненный шар – единственный образ, что пришел на ум. Видимо, всплывший из эпизода какого-то фентезийного фильма.

Красноглазый завыл, мотая башкой. Воображаемый файербол причинил ему боль, и Грач, пользуясь секундным затишьем, рванул от края бездны с такой силой, что никакой ураган не смог уже его догнать.

Отбежав от пропасти, Володя упал, споткнувшись о некстати подвернувшийся камень, но тотчас вскочил, готовый обороняться. Красноглазый ревел оглушительно – так, что едва не лопались барабанные перепонки.

Грач оглянулся в поисках Милы. Та стояла в начале моста, переживая из-за его схватки с призрачным чертом. Он бросился к ней, схватил за руку, и они вместе побежали по мосту.

– Куда? – выдохнула Мила.

– Вперед! – без тени сомнения ответил Грач.

Он почему-то был совершенно уверен, что поступает правильно и мост выведет их на свободу.

– МЫ ЕЩЕ ВСТРЕТИМСЯ! – донеслось им из темного зева пещеры. – И ТЫ УЗНАЕШЬ ПОЧЕМ ФУНТ ЛИХА!

Мост оборвался внезапно: вот ноги касались его – и вот опоры нет.

Милка ахнула, а Грач развернулся в полете, обхватывая ее обеими руками. Он падал спиной вниз, сердце ухнуло в живот, однако Володя знал, что все будет хорошо.

– Возвращаемся! – гаркнул он, заглядывая в зажмуренное лицо Москалевой. – Глаза открой, ну!

И Мила открыла глаза…

Грач отпрянул от нее, выпрямляя спину и разжимая руки. Он стоял на коленях, а перед ним лежала на траве бледная и трясущаяся Москалева. Глаза ее были широко распахнуты, и в них блестели слезы.

– Если сейчас же не разойдетесь, последуют репрессии. Считаю до трех! – кричал за спиной у Грача Соловьев. – Раз!..

Володя прерывисто вздохнул, борясь с остатками тошноты. Грудь его ходила ходуном, мышцы болели. Мила застонала и выгнулась дугой. Грач с трудом сосредоточился, припоминая, какие биоактивные точки следовало нажимать чтобы привести ее в порядок. «Что же я делал с ней в прошлый раз? Так, кажется, вот это сработало…»

– Два! – слышалось позади, но Грач не обращал внимания, уверенный, что Вик справится и стрельбы не будет. У него же была своя забота.

– Ну же, Мила, приди в себя! – Он растер ей ушные раковины, нашел большим пальцем ложбинку в месте крепления нижней челюсти и надавил.

Милка задышала ровней и затихла.

– Майор на проводе! – звонко крикнула Чебышева. – Приказывает всем опустить оружие!

– Ну вот, конфликт исчерпан, – пробормотал Володя, отдуваясь. – Да и мы с тобой молодцы, верно, Милка?

Мила пошевелилась и попыталась спросить, не раскрывая глаз:

– М-мы… выб-брались? От-ту-да...

Он, скорей, догадался, чем разобрал ее сиплое бормотание.

– Конечно! Ты разве сомневалась?

– Где… м-мы?

– Валяемся посреди лагеря и кормим комаров, – Грач прихлопнул впившегося в шею кровососа.

Мила захотела сесть, и он помог ей, а потом помог и встать, поддерживая, чтобы девушка не рухнула обратно от слабости. Ее все еще знатно колотило. Да и его тоже, чего уж там. Он будто пробежал кросс в полной выкладке на сорокоградусной жаре. Сердце готовилось выскочить из горла вместе с остатками непереваренного завтрака.

– Три шага сделать сможешь? Сядем нормально…

Грач довел девушку до ближайшего стула (который пришлось поднять, разложить и смахнуть с него грязь, нападавшую, видимо, во время взрыва). Сам он повалился прямо на землю и наконец-то почувствовал себя в безопасности. Красноглазый неплохо так нагнал на него жути. Вся их битва, занявшая в реальности доли секунды, крутилась перед глазами, но эмоции потихоньку отступали, замещаясь на толику заслуженной эйфории.

– Вот же дьявол! – проговорил Грач с изумленным восхищением. – Но мы тебя уделали, сволочь такую. Ты крутой, а мы – круче!

– Вова, ты тоже его видел? – очень тихо и очень осторожно спросила Мила. – Мы правда побывали в подземном царстве? Или это дурацкий сон…

Володя откашлялся, схватившись при этом рукой за грудь – ребра болели, словно били его не призрачные, сотканные из тумана руки, а увесистые плотные дубинки.

– Все это не совсем по-настоящему, – начал он. – Не может на свете существовать такое.

Милы шмыгнула носом:

– Подземелье под вулканом, может, и не существует, но этот тип… я, кажется, его знаю. Это он посылал меня сегодня в храм.

– В храм?! Молиться что ли?

– Нет, в тот, заброшенный. Мадагаскарский...

Мила пересказала ему разговор с Аделью, сбиваясь и несколько раз подчеркнув, что сразу, едва увидела Красноглазого, поняла кто перед ней.

– Это существо притворяется Павлом, но на самом деле это демон. Настоящий. Он учит Адель управлять животными и людьми на расстоянии. И это он устроил взрыв, в котором предсказуемо обвинили меня.

– Это не демон, а телепат, которого использует «Прозерпина», – возразил Грач, вспоминая вчерашние откровения Демидова-Ланского.

– Прозерпина – это я! – Мила снова всхлипнула. – Понимаешь, это я!

– Не понимаю. Ты же наша, ты с нами!

– Прозерпина – супруга владыки подземного царства. Из римской мифологии. Она выступала покровительницей весны и процветания, но Плутон похитил ее и сделал царицей мертвых. Мать ее, богиня Церера, нажаловалась Юпитеру, и тот велел, чтобы часть времени Прозерпина проводила в подземном царстве у мужа, а часть на земле у матери.

– И что? – скептично отозвался Грач. – Извини, но ни в жизнь не поверю, что мы имели дело с мифическим Плутоном, владыкой мертвых. Плутон и прочий Аид – это сказочки.

– Не сказочки! – Девушка вскочила, разнервничавшись, пошатнулась, но удержалась и не упала обратно на стул. – Они отправят меня к мужу! Мой отец отправит! Я буду находиться в темноте, в аду!..

Грач тоже вскочил, морщась от простреленной поясницы, но жалеть себя было некогда.

– Ну-ну-ну, успокойся! – Он взял ее лицо двумя руками, заглядывая в глаза: – Это морок, слышишь меня? Это не Плутон, а телепат, он просто рылся в твоих воспоминаниях. Ты читала книжку про Прозерпину, и красноглазая гадина воспользовалась ситуацией – вот и все!

– Он сказал, что я останусь с ним навсегда и стану его королевой! Мой муж ищет меня и хочет вернуть!

– Муж вообще из другой оперы. Разве Москалев – телепат?

Мила, которая снова начала впадать в панику, под воздействием доводов сбавила обороты и вынужденно признала, что существо совсем не походило на Дмитрия Москалева.

– Дудки! Никто тебя никуда не вернет. Тебя просто хотели напугать.

– А если нет? – спросила Милка, но уже не так уверенно и без надрыва. – Папа и Дима – они делали из меня нечто особенное. Они фанатики!

– Что бы они там себе не воображали, у них не получилось. Ты им только не подыгрывай, хорошо? Не смей эту глупость про Плутона повторять! Давай лучше успокоимся и сделаем упражнения. Дыши глубоко и медленно… вот так!

Когда Милка окончательно пришла в себя, он отправил ее к Вику, а сам уселся, скрестив ноги, чтобы подумать над тем, что произошло.

Конечно, в словах Москалевой были здравые зерна. Им противостояла не просто горстка сумасшедших, а люди образованные и очень умные. У них была власть – настоящая, не мифическая, и все средства для них считались хороши. Если «Прозерпине» повезло раздобыть телепата, то естественно, что они используют фишку по полной.

Однако главной целью, как ему представлялось, была не Милка, а все-таки Адель. Ну, может, конечно, и обе они, но девочка казалась важней, потому что, во-первых, обмануть ее проще, а во-вторых, силы у дочери Патрисии побольше, чем у Москалевой.

Грач встал, полный решимости положить конец безобразию. Ни Милку, ни Адельку он этим уродам не отдаст!

Через час, там же

…– Представь аптекарские весы, – Демидов-Ланской покачал перед собой сложенными ковшичком ладонями, – две чаши замерли в одинаковом положении, свет и тьма имеют равный вес, и вдруг прилетает бабочка.

Грач моргнул:

– Чего-то я не догоняю…

– А я готова, – послышался голос Милы. – Только объясните мне подоходчивее, какая чаша весов должна перевесить.

Москалева подошла к ним, держа за руку Адель, выглядящую до крайности серьезной. Девочка словно понимала, что речь идет о важных вещах, и собиралась принять в них участие вместе со своей взрослой подругой.

– После катаклизма мир стремится к равновесию, но стоит ему восстановиться, как он тут же попадает в зависимость от случайностей. Перевесить должна та чаша, где у реваншистов не будет ни малейшего шанса победить, – ответил Иван. – И где у Юрия Громова, пропавшего в Антарктиде, а также его соратников и друзей, появилась возможность связаться с нами. Или физически выйти к нам через портал, который прорубит Имерельская Чаша. Полагаю, что смогу сказать конкретнее, когда «Васька» завершит мониторинг.

– Ладно, – согласился Грач, решив не вникать пока в тонкости, – пока ты будешь ждать и мониторить, мы с Милой займёмся полезными тренировками. Нам это Патрисия поручила. И даже признала, что телепата необходимо изолировать как можно скорей.

– Я рад, что она одумалась. Ваше умение объединять два разума в один и чувствовать души нам действительно необходимо.

Володя все же не удержался:

– Неужто вы, физики, готовы всерьез рассуждать о душе?

– Ты поразишься, о каких вещах мы, физики, рассуждаем на полном серьезе, – с не меньшей иронией, чем прозвучавшая в вопросе, откликнулся Демидов-Ланской. – Я бы показал тебе мои последние выкладки в компьютере, но там слишком много формул.