Текст книги "Вернуться в Антарктиду (СИ)"

Автор книги: Нат Жарова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 82 (всего у книги 110 страниц)

Тим все-таки разбил свое «яйцо» и отряхнул ладони, к которым прилипли клочковатые осколки. Окружающее его пространство, включая внутреннее убранство палатки-шатра, сияло изумительными красками – чистыми, как после летнего дождя. Сердце его пело от радости, головокружение почти прошло, и мозг привыкал видеть новый мир, открывшийся ему.

– В этом наши желания совпадают, Акил-джи, – подтвердил он. – Однако меня гнетет одна мысль...

– Где мы были раньше? – с грустной усмешкой озвучил ее Акил.

– Да! Почему вы не остановили «поджигателей» до того, как они обрели силу? Как вообще получилось, что антарктическое хранилище попало в руки случайных людей? Вы, такие мудрые и всеведующие, легко могли все это предотвратить.

– Упрек справедлив, – согласился Акил. – Так и должен спрашивать обычный человек. Но оглянитесь вокруг, Тимур-джи! Теперь, когда ваши глаза приоткрыты, разве вы не видите, что все дело в соблюдении Равновесия? Мы храним равновесие между свободной праной и волей, никак не вмешиваясь в жизнь человечества, пока оно не нарушает паритет и не переступает черту.

– А кто определяет, что черту переступили?

– Хороший вопрос, о который сломано немало копий. Гималайские Стражи, к которым я принадлежу, никогда не пытались учить глупое человечество. Мы отгородились от всех, равнодушные к страданию, бедствиям, войнам и болезням, и просто наблюдали за ходом Сансары. Мы ждали момент, когда ее колесо начнет буксовать, чтобы подтолкнуть его. Мой учитель говорил мне, что таков порядок. Некоторые из нас все еще думают, что и сегодня порядок – это закон, который нельзя нарушать. Колесо крутится, люди по-прежнему имеют право на ошибки. Такова дхарма (*вечный порядок, удерживающий вселенную как единое целое). А если они нечаянно уничтожат наш мир, то это будет гибелью всего лишь одного-единственного мира из миллиардов аналогичных. Вселенная ничего не заметит, потому что она соткана из света и тьмы, из жизни и смерти. Для нее все естественно. Однако я, ваш покорный слуга, давно уже не согласен с подобной позицией. Зеркальная Сеть Дарпана Гуна имеет запас прочности, и он огромен, но все-таки не бесконечен. Ее разрушение угрожает основам, а именно к разрушению при бесконтрольной диффузии идет дело. По-моему, настало время выйти из тени и вмешаться напрямую, чтобы вернуть Равновесию покой. То, что Дакини, танцуя, выбрали вас троих и привели ко мне, свидетельствует, что я заслужил одобрение. На мой безмолвный вопрос был дан четкий ответ, потому что никто лучше вас не выполнит предстоящую задачу. Я, Акил Ядав, семнадцатый страж Покоя, помогу вам стать той самой соломинкой, что переломит хребет упрямому верблюду.

– Что мы для этого должны сделать? – спросил Тим, внутренне подбираясь. Сила уже вибрировала в нем и просила выхода, но он контролировал ее, сжимал и выкручивал, пропуская сквозь пальцы.

Акил улыбнулся, но в этот раз в его улыбке отсутствовала теплота. Взгляд стал прямым и жестким:

– Я знаю, что ваши товарищи, Тимур-джи, выполнят любой ваш приказ без рассуждений, и это правильно, это хорошо. Но от вас я потребую не подчинения, а понимания. Ваша роль будет максимально сложна, а путь – тернист, и на все обучение отведено лишь несколько дней. Тем не менее, вы не будете продавцом очков в мире слепых, вы займете отведенное вам место и справитесь с задачей, иначе вас бы тут просто не было. Вы сильный человек и станете достойным Хранителем.

– Да, я справлюсь, – кивнул Тимур с воодушевлением, – и коль у нас так мало времени, давайте уже начнем, не откладывая в долгий ящик.

– Начнем мы завтра, – возразил Акил, – а сегодня, я расскажу вам о тех, против кого мы встали плечом к плечу. Вы должны знать своего врага.

– Про «Прозерпину» я знаю не понаслышке.

– Речь не об одной «Прозерпине». Я расскажу вам о ренегатах. Возможно, рассказ вам покажется похожим на легенду, но так было записано в «Книге Мудрости», ныне хранящейся в библиотеке Поталы. И вы должны об этом услышать.

Историю величия и падения Антарктиды в изложении Акила Тим видел, словно все это разворачивалось перед ним на широком экране. Он видел даже больше того, что звучало в палатке. Звуки сами собой складывались в вибрирующие копья и пробивали временную завесу, позволяя Тиму наблюдать. Невероятное зрелище, но он в те моменты воспринимал его сосредоточенно и спокойно.

Акил поведал, как расцвела цивилизация антарктов (он называл их асурами(*), полубогами). Когда ученые мужи открыли существование Зеркальной сети, их радости не было предела. Путешествуя между мирами, антаркты-асуры выбирали лучшее: технологии, варианты развития и культурные достижения. Они перестали совершать фатальные ошибки, поскольку время в близких мирах иногда текло иначе, и то, что представлялось одним жителям ближайшим будущим, для других уже стало прошлым. Асуры заглядывали не только в близкородственные миры, но уходили по Сети все дальше и дальше, движимые азартом первооткрывателей. Но постепенно они стали замечать, что слишком сильно меняются. Не в лучшую сторону.

(Сноска: * Асуры («обладающий жизненной силой») – у древних индийцев существа, обладающие колдовской силой майя, наводящей иллюзию. В индуистской мифологии это могучие соперники и враги богов, низвергнутые с неба и превратившиеся в демонов. Примерный аналог древнегреческих титанов)

– Прозрение настигло их не сразу, – говорил Акил, – и когда жизнь поставила их перед фактом, стало поздно. Демоническая болезнь проникла в их нутро необратимо, превратив полубогов в людей, одержимых низменными страстями. Потомки асуров стали быстро стареть и умирать.

– Демоническая болезнь? – удивился Тим.

– Они назвали это «болезнью тамаса», (*сноска см в конце) рукопись говорит об этом так. В Дозеркальную эпоху Землю населяли добрые и светлые асуры-долгожители. Они жили тысячу лет, потому что их тела наполнялись из двух источников – мудрости саттве и страсти раджас. Такими их создали боги-суры, смешавшие в равных пропорциях милосердие, стремление к созиданию, вдохновение и азарт. Тамас же – это невежество, злоба и безумие, и изначально он не был свойственен благородным асурам. Однако Вселенная питается тремя стихиями, а не двумя. Тамас – необходимый элемент мироустройства, благодаря которому рушится старое. Шива, танцуя, разрушает и одновременно порождает новое, потому что конец – это начало, и в этом заключена высшая справедливость и равновесие. По мере странствия по Зеркальной Сети, антаркты-асуры впитали в себя энергии из третьего источника, Источника Разрушения. С ним было легче существовать и оценивать происходящее, однако из-за тамаса Равновесие в их телах нарушилось, и это проявлялось в укороченном сроке жизни, а также в учащающихся ссорах, драках, обмане, жестокости и прочем негативе. Антаркты поняли, что стали слишком злы и предприняли попытки для очищения. Но те из них, кто попал под наиболее сильное влияние тамаса, воспротивились этому. Они назвали свои новые способности эволюцией, утверждая, что жестокость есть неотъемлемая часть Сурья Мандалы, и что не стоит себя ограничивать ни в чем. Очень быстро спор вышел за рамки мирной философии и породил войну. Между двумя главными антагонистами начались столкновения не только на словах, но и на деле. Каждый из них привлек сторонников, и никто не желал уступать. Мир погряз во тьме безумия. Одни божьи создания убивали других. Горели города. Раскалывались континенты. Магнитное поле, окружающее планету, в результате уничтожения орбитальной электромагнитной группировки поменяло полярность, и это внезапно опрокинуло Землю. В тех областях, где было вечное лето, воцарилась вечная зима, и местность стала неподходящей для жизни. В общем, Тамас отравил здесь все. Когда ренегаты были готовы обратить в оружие даже Зеркальную Сеть, стало ясно, что больше так продолжаться не может.

Акил замолчал. Он встал, чтобы проверить печурку, нагревающую воздух в палатке благодаря углю. Такие обогреватели постоянно требовали внимания.

– И чем же закончилось противостояние? – нетерпеливо спросил Тим.

– Оно не закончилось, Тимур-джи. «Книга Мудрости» утверждает, что самых злобных ренегатов тогда удалось изолировать и выкинуть с Земли. Их заперли в одном из миров без возможности вырваться оттуда, отрезали от Зеркальной Сети, но это мало помогло оставшимся. Тамас остался с нами навечно, и наша жизнь – это борьба с ним. Человечество больно эгоизмом, жадностью и ненавистью и готово в любой момент разжечь новую войну, еще более разрушительную, чем прежде. После изгнания наиболее радикальных апологетов Зла, Советом Семи Наимудрейших было принято решение оградить людей от лишнего знания. Все опасные технологии были уничтожены, библиотеки разорены, людям под страхом немедленной смерти запретили пользоваться Зеркальной Сетью. Предполагалось, что это временно, до тех пор, пока люди не придумают, как вернуть в свои души равновесие и очиститься от энергий тамаса. Но поскольку жизнь в охваченных войной и разоренных природными катаклизмами землях и без того деградировала, все понимали, что путь назад, если и состоится, то будет очень долгим. Началось великое переселение народов. Люди бежали от холода, голода и смерти. Их потомки начинали жизнь с нуля, на голых диких землях, которые только что покинул ледник. В таких условиях Наимудрейшие собрали опасное знание в семь книг и распределили их между собой, завещав хранить в тайне и в разных местах планеты. От Зеркальной Сети не отказались полностью, оставив несколько Триад… Вы же знаете, что такое Триада? – уточнил Акил.

– Лис говорил, – ответил Борецкий. – Триада – это сложные высокотехнологичные устройства, которые условно называются Чаша, Зеркало и Нож, без них невозможно ходить между мирами.

– Все верно. На Земле осталось несколько Триад, но их не использовали, а просто хранили – на всякий случай. Стражи отслеживали визиты к нам обитателей иных миров, но ограничивали их и скрывали саму возможность подобного посещения. Считалось, что обета молчания, наложенного на Хранителей и Стражей достаточно, чтобы не ввергать в искушение души и сохранить жизнь на планете. Однако в мире победившего тамаса любая тайна – предмет вожделения, потому что владение ею сулит богатство, власть и долгую, как верят глупцы – бессмертную жизнь. Артефакты не раз приходилось перепрятывать, как и книги, но что-то постоянно утекало на сторону. Однажды украли даже «Книгу Власти». Ее перевели на современные языки и извратили, превратив в символ тайного общества просветлённых – иллюминатов. К счастью, даже эти просветленные понимали, что опасное знание в среде глупцов не может быть доступно всем. Но к несчастью, среди избранных тоже хватало глупцов. Пример таких – наши современники, известные вам Доберкур, д'Орсэ и де Трейси, основавшие «Прозерпину».

– Вы связывались с этими отцами-основателями?

– Мы пытались воспрепятствовать их ужасному сценарию, но на мой взгляд, делали это не слишком рьяно. Когда, к примеру, сын Доберкура Ги проник в библиотеку Поталы и выманил у жадного библиотекаря ценнейший свиток с описанием Зеркальной сети, за ним пустили погоню, но Ги ушел от нее, убив преследователей. Тогда в Париж послали гонца. Обычного переговорщика. Гималайские Стражи не желали открытой войны, но предупредили отца вора, чем все это закончится. Доберкур не внял – и в итоге потерял единственного сына. Сегодня вместо того, чтобы признать вину и смириться, он снова затеял крестовый поход против здравого смысла. Его теперешняя цель – изменить прошлое так, чтобы сын не проиграл в Антарктиде и выжил. Но это плохой вариант. Обменивать одну жизнь на десятки тысяч, которых не станет в итоге размена, нельзя. Равновесие будет нарушено.

– Выходит, Доберкур играет у них первую скрипку? – уцепился за сказанное Борецкий. – Устраним его, и угроза уйдет или хотя бы уменьшится?

– Отрубив одну голову, мы вряд ли заставим задуматься две другие, – ответил Акил. – Трейси представляет не меньшую опасность. Из свитка, вывезенного в Европу предателем Хаусхофером, он узнал о ренегатах и загорелся вступить с ними в контакт. Это еще опаснее, чем затея Доберкура.

– Вы говорите о генерале вермахта Карле Хаусхофере, идейном вдохновителе Гитлера? (**)– поразился Тим. – Неужели он был Хранителем и предал вашу организацию?

– К моему сожалению, Гималайские Стражи ему доверяли. Они допустили вольность, принимая его в Лхасе, но Хаусхофер был настойчив. Он был членом ордена «Зеленого Дракона», увлекался Бон, интересовался восточным мистицизмом, и это сочли весомым фактором, когда решался вопрос о преемничестве. Однако надежд он не оправдал. Раскрыв широкому кругу лиц информацию о Зеркальной сети и Триаде, Хаусхофер нарушил клятву и заразил соратников по оккультному союзу стремлением решать свои проблемы с помощью иных миров. Узнав из древних свитков, что где-то есть закрытый мир с потомки бывших асуров, они захотели связаться с ними и выманить их технологии. Отчасти им это удалось, так как сотрудничество казалось взаимовыгодным. Нацисты надеялись победить в войне, используя оружие, основанное на не знакомым им физических принципах, а ренегаты хотели освободиться. Тогда, правда, ничто не успели довести до конца.

– Но теперь все повторяется.

– Да, все повторяется, но мы не позволим тамасу, этому чистому злу восторжествовать. Нельзя позволить бесконтрольными диффузиями порвать на клочки наш мир. Нельзя возвращать на Землю горящих чистой злобой потомков ренегатов.

– Вы знаете, как их остановить?

– Мы побеседуем об этом завтра, Тимур-джи. Единственное, что я хочу добавить прямо сейчас, это маленькое пожелание на будущее.

– Я внимательно слушаю вас, Акил-джи, – произнес Тимур.

Акил снова расплылся в неотразимой улыбке, словно и не он только что рассказывал об ужасных вещах:

– Боги помогают смелым и праведным. Поэтому, если кому-нибудь из вашего отряда представится возможность сделать доброе дело – просто так, без выгоды для себя и по велению сердца, то делайте это. Даже крошечный поступок склонит чашу божественных весов в нашу пользу. Ведь порой не хватает малости, чтобы облегчить свой путь.

– Конечно, – Тим поднялся, чуть пошатнувшись, на ноги. – Спокойной ночи, Акил-джи, и до завтра!

– До завтра! – эхом откликнулся индус. – Мы начнем с вами обучение в обед.

Борецкий покинул палатку и пошел к «Бурлаку», приветливо светившему в темноте окошками. Пережитое и обретенное давило на него, словно небесный свод на плечи Атласа, но вместо боли и отторжения Тим ощущал эйфорию.

Он знал, что это – следствие своеобразной анестезии, и завтра все будет по-другому, тошно и больно. Знал и готовился к удару. Небесный свод придавит его, заставит согнуться – но все-таки не сломает. Он выдержит все! Потому что кто еще заступит дорогу лавкрафтовскому чистому злу, которое уже пробудилось?

(Сноски * саттве, раддас, тамас – три типа энергии, из которых состоит мир согласно индуизму. Саттве – это поддержание в достойном состоянии, сила счастья. Раджас – это строительство мира, сила творчества. Тамас – это разрушение, злоба и невежество.

**Карл Хаусхофер (1849-1946), генерал вермахта, профессор Мюнхенского университета, мистик, оккультист и знаковая фигура в истории Третьего Рейха. В начале 20 века он стал военным атташе Германии в Японии, неоднократно посещал Индию, Бирму, Китай, разыскивая там тексты, содержащие информацию об оккультном космогенезе, и по неподтвержденным данным прошел специальную подготовку в монастырях Тибета. В годы Первой мировой войны Хаусхофер быстро сделал военную карьеру, став одним из самых молодых генералов вермахта. Его сослуживцев поражала в нем удивительная способность к предвидению при планировании и анализе военных операций. Все были уверены, что генералу свойственно ясновидение и что это результат его изучения оккультной практики Востока. Хаусхофер увлек Гитлера и его ближайшего соратника Гесса мистикой, практика членов черного ордена СС была основана как раз на тибетских оккультных ритуалах. Он же открыл впоследствии для нацистов двери монастырей древней религии Бон, в течение многих сотен лет не допускавших к себе европейцев. По опять же неподтвержденным слухам тибетцы, представители Черного Бон приезжали по его приглашению в Берлин и работали на нацистов)

26.4

26.4/6.4

Утром встали рано и после завтрака отправились на озеро, в то место, где индийцы бурили лед, извлекая керны и пробы воды. Тимур и Андрей пошли вместе со всеми, оставив Зиновьева в «Бурлаке».

Как ни поразительно, но за два целительных сеанса – днем и после ужина – Акил сумел полностью вернуть на лицо раненого здоровые краски. Температура спала, Анатолий проспал несколько часов, после чего изъявил желание подкрепиться. Тимур вручил ему бульон, сваренный специально для него. Ночь Зиновьев снова проспал спокойно и на утро выглядел превосходно, снова заявив, что голодный. Обрадованный Купер припер ему банку тушенки, которую Зиновьев умял, запивая волшебным отваром. Осмотрев его, Борецкий нашел, что от страшных ран остались только розовые шрамы, и если бы не слабость, Анатолия вполне можно было постепенно возвращать в строй.

Толя и сам рвался, но командир остался непреклонен.

– С физическими упражнениями не усердствуй, на улицу выходи только когда все уйдут, да и в пустом лагере особо не светись, – отдал он приказ, – гулять разрешаю под прикрытием машины. Не дай бог увидят, мы всего-то на полкилометра отойдем. Весь берег просматривается безо всякого бинокля.

– Есть гулять под прикрытием! – пообещал Зиновьев. – Мне свежим воздухом охота подышать просто ужас как. Даже просто дверь открыть в машине и то в радость.

– Вот и дыши, – заключил Борецкий, одеваясь в поход, – и главное, не попадись.

Сам он чувствовал себя предсказуемо ужасно. Подташнивало, а в глазах рябило. Зрение вообще демонстрировало чудеса, смущая видениями «всяких аур» (как ворчливо он думал про себя). В довершение бед, его еще и покачивало на ходу – сбоил вестибулярный аппарат. Тим пытался сделать несколько упражнений на улице, чтобы вернуть над расшалившимся телом контроль, но едва не рухнул мордой на обледеневшие камни.

– Это пройдет, – утешил его Акил, неслышно подошедший к «Бурлаку» от палаточного лагеря. – Скоро мозг приспособится отсекать лишнее. Но затем мы будем продолжать, чтобы не утратить темп.

Тим кивнул. Перспективы пугали, но раз назвался груздем...

– Срывать покров майи, отуманившей сознание, тяжело, поэтому на озере я запрещаю вам всякие физические усилия, – продолжил Акил, – за все подряд не хватайтесь, мы и без вас до этого нормально справлялись. Походите вокруг, изобразите начальника, на природу полюбуйтесь – она лечит. Я скажу, что вы выбираете место для приложения сил.

На озеро отправились на мотосанях. Поскольку народу прибавилось, индийцы еще с вечера прицепили к саням корыто, в котором прежде перевозили только грузы. Борецкому, как старшему, уступили место за спиной водителя, а Андрей на пару со студентом-медиком устроились в этом своеобразном прицепе.

– Ну, с Богом! – сказал Тим, когда мотор взревел, и тотчас зажмурился, потому что перед глазами неожиданно заплясали видения ближайшего будущего.

В видениях не было ничего необычного, Тим даже назвал бы их обычными фантазиями – именно так он и представлял себе грядущую работу на озере, но краски были яркими, события мельтешили и двоились, и все это провоцировало ненужное головокружение. Тим вцепился во впереди сидящего, чтобы не свалиться.

До места долетели за пять минут. Тим слез и стоял какие-то время согнувшись и опираясь рукам в бедра.

Желая приободрить побледневшего коллегу, индус-геолог спросил:

– Акклиматизация? Недавно совсем в Антарктиде?

– Что-то вроде… – прохрипел Тим.

– Скоро привыкнете, я тоже в первые дни чувствовал себя погано. Работы у нас сегодня немного, поэтому поберегите себя. Мы тут уже заканчиваем. Расчистим старые лунки и просверлим парочку новеньких. Завтра снимем показания, соберемся – и по домам.

– Нашли уже что-нибудь интересное? – спросил Тим, через силу выпрямляясь.

– А то как же! Материала столько, что года два обрабатывать будем. Здесь поле непаханое. Вам тоже повезет!

– Наше озеро щедрое и поставляет пытливому уму богатую пищу, – включился в разговор гидролог, ехавший с Акилом на вторых мотосанях, – его на всех хватит. Вы же климатом занимаетесь?

Тим угрюмо кивнул.

– А я местную флору изучаю. У дна намного теплее, чем на поверхности, около плюс пяти градусов, поэтому жизнь тут богата и разнообразна. Предмет моих интересов – нитчатые сине-зеленые водоросли. Слышали о таких? Вместе со мхами и бактериями они образуют слизистую корку на камнях и нижней поверхности льда. Кстати, мне посчастливилось обнаружить неизвестный науке вид.

– Поздравляю! – ответил Борецкий, прилагая усилия, чтобы звучать как можно искренней.

Он был рад за полярных исследователей, но испытывал сейчас такие физические страдания, что стал хуже соображать. Голоса ученых висели над ним грозовым облаком, и Тиму казалось, что он сходит с ума, ведь видеть звуковые валы ему до сих пор не приходилось.

Старые скважины за ночь покрылись льдом. Куприн под руководством студента-медика уже активно принялся долбить его небольшим ломиком. Остальные пока вынимали из саней инструмент и готовились к бурению. Акил с пробковым щитом в руках бродил кругами и высматривал место поровней, куда поставить электрический генератор.

Студент, стоя на коленях рядом с Купером, под звон ударов громко ворчал:

– Эти скважины мне потом всю оставшуюся жизнь сниться будут. Бур постоянно заедает, лунка зарастает столбчатыми кристаллами – их как будто нарочно снизу подсовывают! И так каждое утро.

– А как вы тут вообще оказались? – пропыхтел Куприн, высвобождая вмерзший трос из ледяных оков. – Вы ведь будущий медик, почему бурите скважины?

Студент ухмыльнулся:

– Судьба! Я ж учусь на психиатра.

– И что?

– Специально взял паузу, чтобы провести год в Антарктиде и понаблюдать за людьми в изоляции. Буду потом писать научную работу на основе собранных данных.

– Разве полярники не самые психически устойчивые люди на свете?

– Да вы что! В психиатрии даже существуют понятия «синдром полярного напряжения» и «экспедиционное бешенство». Сильная психика тоже иной раз ломается и выливается в агрессию и самоубийство.

– И что, вам уже довелось подобное видеть своими глазами?

– Нет, конечно, но я коплю другие наблюдения, мне все пригодится. А пока коплю, помогаю другим. Например, вычерпываю ложкой кристаллы из заполненной водой лунки.

Тим подсобил с установкой генератора, после чего рассудил, что полярники и впрямь дальше справятся без него. Он отошел в сторону и встал лицом к противоположному берегу, глубоко вдыхая лишенный запахов воздух.

Горные склоны, изрезанные щелями, вздымались над озером, похожие на разинутую акулью пасть. Тим смотрел на потемневший лед, на оплавившиеся под низким солнцем формы торосов, на вздыбившиеся из снежного купола тела скал, напоминающие выброшенные на мель корабли, и вбирал в себя, запечатывал в памяти мягкие антарктические полутона.

– Полегче стало, Тимур-джи? – услышал он голос Акила и оглянулся.

– Спасибо. Остался легкий дискомфорт, но не то, что утром.

– Вот и хорошо! – Акил испытующе оглядел его с ног до головы и расплылся в улыбке: – Поскольку мы скоро уезжаем, то приняли единогласное решение оставить вам одну из палаток и ящик с провизией. Пригодится в долгом ожидании.

– Спасибо, но нам засиживаться здесь не с руки. Переждем немного, пока все успокоится, и вернемся в Орвин.

– Куда спешить? Тренироваться будете, слаживаться. Толе окрепнуть предстоит, чтоб лечение насмарку не пошло, а ночевать удобнее в палатке, печку топить углем – здесь его полно, мы покажем, где пополнять запас. Незачем тратить машинное топливо на обогрев.

– А как же…

– Потом завезете наши вещи на «Майнтри».

Борецкий еще раз поблагодарил, понимая, что грех отказываться. С Толей реально возни предстояло много. Вступать в схватку с до конца не вернувшему форму бойцом категорически не хотелось, в своих людях надо быть уверенным на все сто, так что они действительно нуждались в отсрочке.

Обед у них в тот день случился поздний. Пока не доделали работу на озере, в лагерь не вернулись, а когда вернулись, усталые и разгорячённые, уже смеркалось.

Переодевшись в сухое и перекусив наспех приготовленными консервами, Тим поспешил в палатку к Акилу, как договаривались.

– Садитесь, поговорим, Тимур-джи, – пригласил тот. – Все процедуры нам приходится совмещать с разговорами, потому что мало видеть и знать, информацию предстоит еще и усвоить. Я спешу, конечно, но и при спешке пытаюсь быть основательным.

Они устроились, как и в прошлый раз, на подушках, обратившись лицами друг к другу. Акил проделал какие-то пассы, но сегодня эффект от них был не столь сокрушительный, Тим почти ничего не почувствовал.

– Вы как-то обмолвились, что мы умерли и возродились… – произнес он с выжидающими интонациями, подкидывая собеседнику волнующую его тему.

– Хотите разобраться, кто из вас, а может, и все трое, стали «глазами урагана»? – легко считал его намерения Акил. – Так, кажется, в вашей стране называют посланцев небесных дакини.

– Вы назвали посланцами нас всех, выходит, мои опасения не беспочвенны. Я задумался над этим еще по дороге сюда, когда мы едва не провалились в трещину. Уж очень похоже на то, как все это начинается.

– Есть спящие посланцы, а есть пробужденные, – пояснил Акил. – В какой-то мере любой заблудившийся путник – это опасный «глаз урагана», но чаще смертельный ветер в нем спит, и для его пробуждения требуется существенный фактор.

– Смерть прототипа?

– Да, прототипу из иного мира, на место которого вы прибыли, должно сильно не повезти.

– Неужели нам троим не повезло?

– Только вам, Тимур-джи. Дакини поцеловали вас одного.

Тим закрыл глаза, потому что мир покачнулся и сдвинулся, открывая свою изнанку. Он увидел покрытую снежной шапкой гору и плоскую равнину перед ней. Ни деревца, ни кустика – только камни и мхи. И светло-салатовая трава, пробивающаяся из глубоких, дышащих чернотой щелей. К нему, приминая эту траву тяжелыми ботинками, направлялись трое. Их глаза были пусты, а в руках блестели черным пистолеты…

– Почему вы все время твердите о каких-то дакини? – спросил он, выныривая из сонма тревожащих образов.

– Привычка, вскормленная родной культурой, – пожал пухлыми плечами индус. – Дакини, на мой взгляд, это яркая иллюстрация древней мудрости, гласящей, что не стоит обманываться внешним видом. То, что может показаться ужасным, не обязательно зло и может быть полезным для нас.

– Дакини такие ужасные?

– Изначально их считали коварными духами и изображали танцующими красотками, соблазняющими нестойкие мужские сердца, – улыбнулся Акил, – однако их образ – всего лишь олицетворение мощи далеких ветров, дующих из самого центра Сурья Мандалы. Они сдувают с наших душ все суетное и мерзкое, что мешает преодолевать притяжение сансары. Разумеется, сейчас неподходящий момент, чтобы просвещать вас в вопросах древнеиндийской религии, но согласитесь, Тимур-джи, что быть принесенным на крыльях дакини – это красиво. Гораздо красивей, чем переродиться в ураган, будто речь о фанатичном камикадзе.

– Каждый народ выбирает понятный ему образ.

– Это верно. В Тибете таких, как вы, называют нейтральным «кхандрома», что означает «небесный путник». Суть же всегда одна: вы словно бы прибыли из ниоткуда, из пустоты, и впустили за собой чужеродный для местной атмосферы вихрь странствий.

– Вы знаете, что со мной случилось? С моим здешним прототипом?

– Вам не стоит об этом думать.

В глубине души Тим с ним согласился. Наблюдать собственную смерть со стороны – в этом не было ничего притягательного. Копаться в деталях, просматривать обстоятельства, которые привели к непоправимому… сердце, что называется, не лежало. Но и оставаться в покое, не обращать внимание на параллельную судьбу Тим тоже не мог. Что-то свербело в нем, царапалось, требуя обратить внимание.

– Почему вы запрещаете? – спросил он.

– А зачем? Для вас это было тупиком.

– Мне надо знать, чего не следует делать, чтобы снова не оказаться в тупике.

Акил призадумался.

– Ну, хорошо. Если вам от этого станет легче, то я расскажу. Но прошу вас не зацикливаться на том, что вас уже никогда не коснется.

– Согласен.

– Что ж, тогда слушайте. Когда «Прозерпина» впервые попробовала провести древний тибетский обряд по канонам Черной Бон, вы попытались их остановить, но допустили ошибку. Вам следовало ехать в Москву и искать выход на «Клуб Собирателей», а вы поплыли в Индийский океан, на Кергелен, где «Прозерпина» нашла всего лишь мертвые руины. Вы не подумали о том, что мертвое очень сложно оживить. Вы пробрались в эти руины и были застигнуты врасплох.

– Постыдно проиграл, короче.

– Ваша игра не закончена, – возразил Акил. – Вы все еще в строю. И сейчас вы гораздо ближе к цели, чем на Кергелене. Давайте я расскажу вам о Разъятии и Сопряжении, о том, что ученые физики из «Ямана» называют «квантовой диффузией в напряженном поле гравитационного магнита», и для начала составим список развилок от вашей мнимой гибели до нашей несомненной победы. Вам не помешает услышать о будущем и его вариантах.

– Всегда мечтал знать будущее.

– Тогда начнем с ноября прошлого года. Что вы делали тогда, помните?

– Год назад? Конечно,– Тим даже не задумался. – Я отслеживал контакты одного молодого гения, придумавшего революционный прибор, использующий силу гравимагнитного поля. Он пытался создать что-то вроде вечного двигателя, но не нашел поддержки среди своих и обратился в Фонд «Миссии достойных». Его пригласили в Париж, а я поехал за ним…

Тим остановился, припоминая подробности той неудачной поездки. Взяв напрокат машину, он отправился из аэропорта в гостиницу и попал в аварию. Ничего особо серьезного, но сломанная нога не позволила ему завершить начатое.

– Ага, – произнес Акил, приподнимая вверх указательный палец, – вот и первая развилка. Вы вернулись домой ни с чем, но это позволило вам год спустя прилететь сюда, в Антарктиду.

– Но я мог бы покончить со всем этим гораздо раньше, если бы внимательнее следил за дорогой! – в досаде выкрикнул Тим, но осекся. Перед глазами вновь предстали пустынные пейзажи Кергелена.

– Вы покончите с этим здесь и сейчас, потому что мир наш не может спасти один человек – только команда и только осознанно, когда каждый из действующих лиц будет готов. Это не бог весть какое откровение, Тимур-джи, но от этого не менее важное. Пусть год назад вы проиграли сражение, и «Прозерпина» сумела создать для себя горстку плохо управляемых «кхандрома», но если взглянуть на это с другого конца, то одно проигранное сражение не означает проигранной войны. Считайте, что дали время подрасти другим участникам, которые выступят на вашей стороне.