Текст книги "Вернуться в Антарктиду (СИ)"

Автор книги: Нат Жарова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 110 страниц)

– Это я помню. Но зачем она привлекла твоего мужа? Я же просил оставить вас в покое!

– Юра сам захотел. Он не желал стоять в стороне, его же все это тоже затрагивало.

– Как он… – Вик остановился, не решаясь произнести жестокие слова. И переформулировал: – Что случилось перед тем, как он перестал выходить с тобой на связь?

– Юра с группой из семнадцати человек выехал в долину с Новолазаревской, – принялась объяснять Виктория, спеша в нескольких словах обрисовать все, что ее угнетало. – Он предупредил, что будет звонить нерегулярно, и я поначалу не волновалась, но потом, когда прошли все сроки, мне сообщили, что его группа даже не доложила на станцию о прибытии на точку. С Ново (* сокр.жарг. Новолазаревская, антарктическая станция) выдвинулся небольшой отряд спасателей, который не нашел никаких следов. Лагеря в условленном месте нет, вещей нет, поезда из трех вездеходов тоже нигде не видно. Несколько дней бушевала буря, и следы от гусениц замело. Кажется, они продолжают поиски и облет территории расширен, но поскольку все ужасно секретно, подробностей мне не говорят. Вик, пожалуйста, помоги мне узнать правду! Я в отчаянии!

– Я приеду, – сказал он. – Ты не волнуйся, я немедленно вылетаю в Москву!

– Вик, надо поговорить с Патрисией. Меня к ней не пускают, даже по телефону не дают пообщаться, я пыталась, но...Тебе же она не откажет!

– Я все выясню, Вика. Жди меня завтра к вечеру. Адрес тот же?

– Да, все тот же. Мы так и живем в Юриной квартире, на новую не накопили. А теперь и подавно...

Виктор прилетел первым же самолетом. Он не мог поступить иначе, не мог не пообещать лучшей женщине на свете, что найдет ее пропавшего мужа.

Он честно двигался в выбранном направлении, борясь с подленькими мыслишками, которые нет-нет да и рождались в его голове. Юра Громов был его товарищем, побратимом и другом, и Вика искренне любила его. Он не хотел видеть ее несчастной.

Поиски привели его в Уфу. В пансионат «Счастливая старость», где доживал свои последние дни профессор Иван Петрович Загоскин, у которого, как он надеялся, был нужный им всем предмет. Или ниточка, способная привести их к нужному предмету, без которого нечего было и думать соваться в нестабильную долину Драконьего Зуба.

Для местной полиции и СК он был сотрудником федеральной службы безопасности, расследовавшим дело о контрабанде сапфиров. Кураторы Патрисии из «Ямана» обеспечили ему легенду и соответствующее прикрытие. Уфимский следственный комитет весьма кстати вел дело о незаконных выработках и поставках камней «черным ювелирам», поэтому в помощь «коллеге» выделили старшего оперативника Самира Салимова из отдела по экономическим преступлениям, ставшего своеобразным связным между ведомствами.

Соловьев ценил помощь органов, поскольку без нее многие задачи казались невыполнимыми. А тот факт, что профессор Загоскин несколько лет назад работал в фирме, ввозившей мадагаскарские сапфиры, придавало его легенде связности.

Виктор не имел права провалить поручение. Вот только появление на его пути «балерины», про которую никто ничего не мог сказать толком, сильно его смущало. Вполне могло статься, что профессор Загоскин и его тайна успели заинтересовать кого-то еще.

2.3

2.3.

На улаживание всевозможных формальностей ушло три дня. На четвертый Виктор наконец переступил порог пансионата. Легенда его была проста и частично подсказана доброй бабушкой-соседкой: после развода с супругой оставшись на бобах, он уехал в другой город, чтобы не встречаться на улицах со своей бывшей, снял хибару подешевле и наудачу разослал резюме.

Все эти дни Соловьев продолжал наблюдение за территорией: кто входит, кто выходит, какая компания доставляет провизию, как часто приезжают родственники, выводят ли гулять стариков… Он получил представление о многом, кроме одного, весьма занимавшего его вопроса: кем является та девушка в окне.

Девушка продолжала появляться на своем излюбленном подоконнике, но в разное время и на разную продолжительность. В город она больше не выходила, однако Вик однажды видел, как она встречала заехавшую во двор машину, расписывалась в накладной и даже помогала выгружать коробки, проверяя содержимое. Последнее говорило, что она все-таки работает там. Но не медсестрой, а кем-то вроде завхоза.

Возможно, и не было ничего особенного в том, что она жила на птичьих правах, но Виктор все равно продолжал следить за ней и, устроившись на работу, не хотел прерывать этого занятия.

Очаровать Дарью Ивановну Безруцкую из «Счастливой старости» труда не составило. Даже несмотря на свой нелепый костюм, призванный скрыть финансовый достаток, Соловьев смотрелся впечатляюще, и директриса чисто по-женски сразу прониклась к нему симпатией.

– Не буду скрывать, мужские руки нам ой как не помешают! – улыбнулась она, вызывая у Виктора ассоциацию с кошкой, унюхавшей валерьянку. – Ваши документы и резюме меня полностью удовлетворили, так что можете считать себя принятым начиная с завтрашнего утра. Вас же устраивает по срокам?

– Вполне, – ответил Соловьев. – И против ночных смен и дежурств в праздничные дни я тоже ничего не имею.

– Вы просто находка! Если вам нужно жилье…

– Я снял дом в пяти минутах ходьбы отсюда.

– Зачем вам платить лишние деньги?

– Предпочитаю оставаться независимым. Мне нужен угол, куда я могу возвращаться.

– Чудесно, – проворковала Безруцкая, скрывая некоторое разочарование, но в то же время впечатленная его «чисто мужским решением», – тогда пишите заявление!

Вик сел за стол и быстро набросал стандартный текст. Директриса, не отрываясь, смотрела на него, и Соловьев подумал: она боится, что он недолго у них задержится. Текучка кадров в ее заведении была огромной, видимо, не все было ладно «в Датском королевстве», однако грубо заискивать перед таким необходимым ей медбратом Безруцкая не спешила. Она была очень осторожной женщиной. Именно такими осторожными и бывают те, у кого рыльце в пушку.

– Я позову старшую медсестру, она введет вас в курс дела, – сообщила Дарья Ивановна, размашисто визируя заявление.

С сестрой вышел облом: оказывается, та с утра уехала в город, о чем директриса совершенно забыла.

– Даже не знаю, как быть… не хочется откладывать ваше знакомство с коллективом... но вы не волнуйтесь, пожалуйста, выход всегда найдется, – пробормотала она, словно опасаясь, что новый сотрудник обидится на пренебрежение и удерет. – Знаете, как мы поступим? Я вас представлю завтра на ежеутренней планерке, а сегодня Москалева, наша кастелянша, все вам покажет и выдаст необходимое. Людмила Ильинична все равно не больно-то занята.

Соловьев, услышав имя кастелянши, не фигурировавшее в списках сотрудников, внутренне подобрался. Он так и предполагал, что в пансионате ведут чёрную бухгалтерию. Кастеляншей по документам числилась племянница директрисы, но он был готов поспорить на что угодно, что в действительности всю ее работу выполняет темноволосая девушка-загадка.

Когда в кабинет вошла Москалева, Вик уже ждал ее, а вот девушка, увидев его, застыла в шоке. Разумеется, она его узнала. Побледнела и закусила губу, словно он был монстром из ее ночных кошмаров.

Виктор не хотел, чтобы Безруцкая заметила ее ненормальную реакцию. Москалева вполне могла брякнуть что-нибудь компрометирующее – что угодно, лишь бы он исчез из пансионата немедленно. С этим срочно надо было что-то делать.

Гадая, чем же он ее зацепил, Вик как можно мягче улыбнулся и прижал палец к губам. Девушка испугалась еще пуще, но промолчала.

«Чего же ты так боишься? – подумал он. – Или кого?»

Директриса обратила-таки внимание на ее заторможенность:

– Людмила Ильинична, вы меня слышите?

– Да, – хрипло ответила Москалева, находя силы перевести взгляд с Виктора на начальство, – я вас поняла, Дарья Ивановна.

– Ну, вот и отлично. Можете приступать!

Что ж, она его не выдала, но что дальше? Сделает вид, что ничего не понимает или попробует открыто прозондировать почву? От ее поведения и последующих вопросов зависело очень многое, и Вик приготовился держать оборону.

Покинув кабинет, они в дружном безмолвии прошагали по пустынному коридору примерно половину расстояния до лестницы и синхронно остановились, повернувшись друг к другу лицом.

– Значит, вас зовут Людмила? – спросил Вик очевидное, завязывая разговор.

«Балерина» из бледной сделалась красной и поспешно отвела взгляд:

– Называйте меня Милой, мне так привычнее.

Он произнес, пробуя имя на вкус:

– Мила…

Москалеву нельзя было назвать красавицей в полном смысле слова, но миленькой она точно была. Брала не параметрами, а внутренним светом и непередаваемым изяществом. Любой нормальный парень рядом с ней должен, по идее, немедленно превращаться в защитника и окружать ее нежной заботой. Среднего роста, худощавая и словно бы неземная, эдакая лесная фея, Мила легко могла бы блистать на сцене или на обложках модных журналов, если б прикладывала чуть больше усилий. Однако, по не понятной пока Соловьеву причине, она не делала этого. Наоборот, старалась быть незаметной.

– А я Вик, – представился он.

Возможно, Мила не охотилась за тайнами Загоскина, а просто выживала как умела. Причем выживала честно, работая в поте лица. Он с радостью закрыл бы вопрос с ее загадочностью, вот только кто-то мог использовать девушку в своих махинациях, принудить ее шантажом или угрозами. Пока оставалась хоть крошечная возможность угодить в западню, он не должен был ей доверять.

Желая снять звенящее напряжение, повисшее между ними, и наладить контакт, Виктор прибегнул к привычному способу, который не однажды его выручал – показал девушке простенький фокус, благо запасся презентами на всю армию сотрудников. Он щелкнул пальцами и «материализовал» на ладони «Киндер-сюрприз».

Людмила снова впала в ступор.

Соловьев ждал смешка или улыбки, кокетства, попыток его очаровать, воспользовавшись удобной ситуацией, но получил все ту же реакцию. С таким выразительным лицом ей стоило лучше держать мысли в узде. Очевидно, что сейчас она вспоминала, как следила за ним в магазине, где и была сделана эта покупка, и медленно проникалась уверенностью, что он о той слежке знает. В ее глазах вновь начал разгораться смертельный ужас вперемешку со стыдом. Стыдилась она себя, но кого боялась и почему?

– Это просто шоколад, и он не отравлен. Я купил его вчера, еще не зная, что вы не жалуете сладкое. Ваш тортик сбил меня с толку. Но я обещаю, что в следующий раз подарю вам апельсин.

Москалева окончательно стушевалась. Теперь она наверняка решила, что он телепат. Увы, Вик им не был. Ему на секунду стало совестно, что он так бессовестно пользуется ее наивностью.

– Я просто догадался о ваших предпочтениях, – сказал он примиряюще. – Если вам не нравится шоколад, передарите кому-нибудь еще. Например, той девушке, которой покупали торт.

Она взяла «Киндер-сюрприз», но так неуклюже, что раздавила его.

– Вы фокусник? – пролепетала она, и ее грудь явственно затрепетала под строгой форменной одеждой.

– Я медбрат. Обычный медбрат, – он печально улыбнулся, окончательно решая, что она не при чем. Язык тела не подделаешь. – Надеюсь, мы с вами подружимся.

Людмила прилагала неимоверные усилия, чтобы взять себя в руки. На самом деле, она вовсе не была от рождения мямлей, понял Вик, просто ситуация сильно дезориентировала ее. Она тоже не знала, чего от него ожидать.

«Я кого-то ей напоминаю. Что же там такого, в ее прошлом?»

– Нет, мы с вами не подружимся, – вдруг выдала Москалева. – Я не люблю врунов, а вы врете. Вы не похожи на медбрата!

В последнем восклицании прозвучал настоящий вызов. Она провоцировала его, раскрывая невольно и собственные карты, даже подалась вперед в ожидании ответа.

Виктор беззвучно рассмеялся, радуясь, что хотя бы перестал внушать ей парализующий ужас. Мила ожила и бросилась в атаку. Разведка боем.

– Почему вы смеетесь? – продолжила она нападать, но в голосе не чувствовалось обиженных ноток.

Ее удивило его веселье, но Виктор лишь испытывал облегчение, что напрасно ее подозревал. Он был для нее незнакомцем, и Мила просто хотела узнать о нем как можно больше. Сыграть такое искреннее желание его расколоть, граничащее с наивной верой, будто все у нее получится, Москалева бы не смогла. Только не она, пугающаяся собственной тени!

– Это знак одобрения, – честно ответил он, но Мила не поняла и нахмурилась.

– Я видела вас раньше, и думаю, у вас есть некая цель, заставившая напялить этот дурацкий костюм. Вы пытаетесь проникнуть в пансионат и ведете себя как разведчик во вражеском тылу. Но вот зачем?

С такой любовью к прямоте эта девчушка и правда могла нажить серьезных врагов, чтобы прятаться от них потом в глухой норе, подумал он. Долго скрываться она, впрочем, не сможет, обязательно влипнет в новые неприятности. Соловьев и сам был таким.

– Простите, а чем плох мой костюм?

Она прищурилась:

– Я же сказала, что видела вас. Может, директрису вы и обманули, но не меня. У вас есть вкус. Вопрос лишь, что заставляет вас изворачиваться и лгать, будто вы обездоленный человек, готовый пахать за минимальную зарплату как папа Карло?

Соловьев снова широко улыбнулся:

– Знаете, я тоже не люблю врунов. Поэтому предлагаю заключить перемирие и начать знакомство заново, – он протянул ей руку: – Виктор Соловьев. Для простоты – Вик. У меня за плечами действительно пять лет учебы в медицинском вузе, но потом случилось так, что я сошел с дистанции. О причине мне бы хотелось пока умолчать. Просто примите как данность, что я буду у вас работать на самой нижней должностной ступеньке. Считайте, решил вернуться к старой мечте после длительного перерыва.

– Это все?

– Это очень много, поверьте. И ни слова лжи. Ну как, мир?

Поколебавшись, Мила аккуратно положила раздавленное шоколадное яйцо в карман и ответила на рукопожатие:

– Людмила Москалева, Мила. За плечами пять лет иняза и работа учителем в школе. О причинах, по которым я здесь, тоже умолчу. Считайте, решила расстаться со старой мечтой и обрести новую.

В том, как она вложила свою руку в его, не было ни вызова, который звучал в словах, ни ощущения равноправия  – одни сомнения. Она вступала на зыбкую почву, подчиняясь его требованию, но сохраняла за собой право умалчивать о главном. Молчание – не ложь, поэтому Мила не врала. Они с ней были в этом очень похожи.

Вик осторожно сжал ее ладонь:

– Вы мне верите, Мила?

– Мне хочется вам верить. Но что вы задумали?

– Даю честное слово, что ничего плохого.

– То есть не хотите ответить откровенно?

– Не могу. И чтобы не кормить вас небылицами, просто промолчу. Вы ведь тоже не горите желанием откровенничать с первым встречным.

– Но я при этом не требую, чтобы мне доверяли.

– Разве я могу что-то потребовать от вас? Лишь умолять не мешать мне в моей работе. Я нахожусь здесь не по собственной инициативе, а в интересах важного дела, огласка которому противопоказана. Единственное, что я имею право добавить, это что мое появление никому не нанесет вреда. Надеюсь, что даже наоборот – спасет чьи-то жизни.

– Вы серьезно или набиваете себе цену?

– К чему мне шутить такими вещами?

– Не знаю, – она опустила голову. – Ваши слова как надводная часть айсберга, слишком многое скрывается под водой.

– Как и у вас. Мне кажется, вы и сами не так просты, какой желаете казаться.

Она не стала спорить. А он не стал настаивать. Еще успеется. Тем более что его потрясло сравнение с айсбергом. Словно ей было известно про ледяную Антарктиду, перепахавшую его жизнь. Разумеется, в ее словах не было ничего особенного, никакого подтекста, но Вик был очень чувствителен к подобного рода маркерам.

Мила наконец-то перестала трястись как осиновый лист на ветру, и он был этому рад.

– Мы точно подружимся, – Вик выпустил ее руку, которую она до сих пор у него не отняла. Держать ее тонкие пальчики в своих было приятно, но не стоило злоупотреблять.

Мила тотчас прижала правую руку к груди, сжимая кулачок:

– Какой у вас размер одежды? – спросила она, вновь избегая смотреть ему в лицо. – Не уверена, что на складе есть что-то подходящее. Особенно обувь… у нас остались только женские модели.

– Не страшно, – Вик склонил голову к плечу, любуясь ее профилем и лебединой шеей, на которой заметно пульсировала тонкая жилка. – Давайте для начала посмотрим, что есть в наличии, а если чего-то нет, вы объясните, что необходимо докупить.

– И вы согласитесь потратить личные деньги?

– Почему нет, если это ускорит процесс?

– Хорошо, идемте, – Мила приняла озабоченный вид и заторопилась к лестнице. – Кстати, в здании есть лифт, но он для пациентов, а персонал, согласно внутренним правилам, не должен им пользоваться кроме самых крайних случаев...

Дальше они общались сугубо на деловые темы, однако Вик надолго сохранил память о ее теплой руке, чуть подрагивающей в его ладони.

2.4

2.4

Вик не стал тянуть с выяснением нужных ему деталей. Уже на второй день работы он проник в кабинет директрисы, воспользовавшись тем, что Безруцкая покинула рабочее место чуть раньше. Никаких сложностей у него не возникло, он просто позаимствовал на время связку запасных ключей, стянув их из шкафчика в сторожке.

В директорском кабинете Вик искал личные дела сотрудников, и ему сразу повезло. В ящике письменного стола, который запирался на ключ, неосмотрительно оставленный хозяйкой в замке, он обнаружил паспорт Людмилы Москалевой. Директриса зачем-то отобрала его у девушки и держала у себя.

Странный (и незаконный, между прочим) поступок Безруцкой можно было бы объяснить, будь Москалева мигранткой без регистрации и лицензии, не ведавшей о своих правах. Однако девушка оказалась не только полноправной российской гражданкой, но и москвичкой, с пропиской в центральном районе столицы. Также, если верить штампу, она была замужем, расписывалась с Дмитрием Москалевым в престижном Грибоедовском загсе, но детей в браке не имела. Наверное, потому, что их совместная жизнь длилась совсем недолго.

Вик озадачился. Было похоже, что Людмила сбежала из дома от мужа и прячется. Но почему сбежала, а не подала на развод? Почему прибилась к коллективу дома престарелых в Уфе, а не искала поддержки у подруг и родственников? Какая-то криминальная история?

Сфотографировав данные, Соловьев переслал их капитану Салимову с просьбой навести справки, но очень осторожно, не поднимая волны.

– Возможно, паспорт украден, – сказал он, не желая сразу же подставлять девушку.

Капитан отзвонился ему тем же вечером:

– Ух, какую занятную фотку вы мне прислали! – с ходу заявил он. – Из-за нее тут все так завертится! Предсказываю однозначно, хотя и не гадалка. Даже не знаю с чего начать…

– По традиции, начните с главного, – посоветовал Соловьев. – Что не так с этим документом?

– Да много чего. Фамилия Москалева… Дмитрия Москалева, – уточнил Селимов, – у нас всплывала в связи с незаконным оборотом уральских самоцветов, только зацепиться было не за что, одни подозрения, а за подозрения не привлечешь. Это было еще до меня, два года назад. Наши стали копать дальше, но пока носом рыли, пытаясь доказать участие его фирмочки в преступной схеме сбыта, Дмитрия перехватили московские коллеги. И они обвинили его ни много, ни мало – в пособничестве преступной группировке, специализирующейся на антикварных кражах и убийствах коллекционеров. Обвинение, правда, сняли очень быстро, типа ошибка, извините, но осадочек остался.

Соловьев хмыкнул. Опер заходил уж совсем издалека, но послушать его было полезно.

– Не хмыкайте, там все очень серьезно было, – едва не обиделся капитан. – Фигурировало несколько трупов. А у Москалева, помимо ювелирного дела, еще и антикварный бизнес, и сам он весьма интересовался стариной. Со всеми покойными коллекционерами так или иначе пересекался: на аукционах, выставках и тому подобных местах, у этих товарищей очень тесный круг общения.

– Что он коллекционировал?

– Востоком увлекался. В основном, индийские и непальские статуэтки собирал, предметы культа, свитки и вазы.

– Ясно. И что дальше?

– О, дальше уже совсем интересно! – Голос оперативника звучал довольным, Селимов заранее предвкушал реакцию собеседника на новость. – Когда волна улеглась, смерти коллекционеров подзабылись, а расследование зашло в тупик, Москалев отряхнулся от наветов и женился на дочке дипломата. Наладил связи с иностранными крупными компаниями, расширил бизнес и активно пошел в гору. Но, видать, натуру-то свою подлую ничем не перешибешь. Короче – только не падайте! – в настоящий момент он сидит в СИЗО и обвиняется уже в убийстве жены.

Новость повергла Виктора в ступор: «Жены?! В убийстве?!»

– Короче, получив вашу фоточку, стал я справки наводить, а там такое. Начальство обрадовалось, звонило в Москву. Из столицы мигом запросили у нас материалы по уральским похождениям Москалева. Вероятно, будем вести параллельное расследование. Убийство, конечно, не контрабанда, но и мы свою лепту внесем. Теперь уж не отвертится гад, не соскочит. Да и заглохшее было следствие по антикварам получило второе дыхание.

У Вика тоскливо засосало под ложечкой:

– Постойте, – сказал он, – а Людмила Москалева ему кто?

– Так это же вишенка на торте, – радостно хохотнул Салимов. – Людмила Ильинична Москалева ему жена!

– Первая жена? Вторая? Он двоеженец?

–  Да нет, та самая жена, которую он зарезал в пылу ревнивой сцены. Дочка дипломата. Ее паспорт, кстати, был изъят и аннулирован в связи со смертью владелицы. А что у вас там в пансионате лежит, так это фальшивка. По фотке не поймешь, но, если провести экспертизу как положено, наверняка найдем к чему придраться. Короче, ваша девица в окне – самозванка. Она присвоила имя покойницы.

Вик помолчал, обдумывая:

– Никакой ошибки? – на всякий случай уточнил он.

– Ни малейшей. Мужа буквально на трупе взяли с окровавленным ножом в руке. Он зарезал ее в библиотеке. Видимо, не сошлись в оценках творчества Достоевского.

Вика покоробил цинизм оперативника, а тот продолжал как ни в чем не бывало:

– Москалеву в морге тетка опознала, сестра ее покойной матери, она же потом забирала тело и хоронила. К дню похорон прибыл из Парижа ее отец, у него тоже не возникло сомнений. Кстати, мне столичные переслали по доброте душевной снимки с места преступления, я вам их на почту кинул, можете полюбопытствовать. Предупреждаю, что зрелище не из приятных, весь ковер кровищей залит. У вас желудок крепкий?

Соловьев вздохнул:

– Когда произошло убийство?

– Шестого января. Москалев испортил ребятам Рождество. В тот же день паспорт жертвы, как положено, изъяли, внесли в опись по форме и чуть позже уничтожили согласно протоколу. Обычная процедура. Виктор Павлович, как вы сами объясняете, что фальшивка всплыла в пансионате? Директриса в доле или как?

Вик признался, что не спешит с выводами.

– Похожую на Люду Москалеву мордашку подобрать несложно: гримм, парик, все дела, но вот пользоваться аннулированным документом чревато, – рассуждал Салимов. – Буквально до первой проверки, когда гаишник или банковский клерк пробьет по базе. Преступники это должны понимать. Схема явно одноразовая и рассчитана на простачка. Только кто у нас тут простачок – вот вопрос!

– Возможно, не все в курсе гибели Москалевой. Если муж записал на жену часть своих активов...

– Даже если и записал, то это ж какими наглыми идиотами надо быть! Об убийстве трубили все криминальные сайты. Достаточно набрать в поисковике один запрос, и тайное станет явным. А если, положим, сделка проходила еще в январе, по свежим следам, и оформлялась задним числом, зачем хранить столь вескую улику у себя в столе? Сжечь фальшивый паспорт – и все дела!

Пока Вик рассматривал на ноутбуке фотки с места убийства, Салимов продолжал разглагольствовать:

– Есть, есть связь между пансионатом и нашими фигурантами! И не только паспорт покойницы, имеются и другие совпаденья. Глядите, Дмитрий Москалев входит в правление акционерного общества «Уральские самоцветы» с юридическим адресом в Башкирии. Это АО создано недавно, но уже успело заполучить лицензию на работу в Уральских карьерах и строит в республике всю линию от добывающего предприятия до собственного производства ювелирных изделий. Старая сеть ювелирок, унаследованная Москалевым от деда, подключена к реализации конечного продукта, и мы почти готовы доказать, что легальная часть добычи – лишь верхушка, а значительные партии левых камней они сбывают подпольно, уходя от налогов. И тут неожиданно жена Москалева, точнее ее документ всплывает в Уфе. Любопытно? Еще как! Что-то они тут замутили. Что-то крупное пытались провернуть. А может, и провернули... Ничего не боятся, гады! Прямо у нас под носом, а ведь знали же, что мы их на карандаш поставили!

Вик нахмурился, увеличив снимок, на котором было хорошо видно лицо убитой женщины. Это точно была его «балерина», и зрелище действовало на нервы. Вокруг головы, застряв в волосах, сверкали осколки разбитой витрины, откуда, собственно, и было взято орудие убийства. Нож, большой трехгранный кинжал причудливой формы, валялся подле трупа.

Соотносить эту мизансцену с хрупким силуэтом в окне и доверчивым взглядом живых блестящих глаз было невозможно и требовало от Вика постоянных усилий. «Бедняжка, что этот зверь сделал с тобой?» – подумал он и увеличил следующий снимок, чтобы получше рассмотреть улику-кинжал. Он был старинный, антикварный, но подлинник или подделка – это могла установить только искусствоведческая экспертиза.

Тем временем Салимов клеймил наглых московских хищников, которым только дай волю – всю страну раздербанят. Вик перебил его:

– Можете поделиться материалами по АО «Уральские самоцветы»? Нужны уставные документы, руководящий состав, точки сбыта готовой продукции и ваши разработки по их потенциальной вредительской деятельности. У вас же за несколько лет наверняка скопилась по ним всякая всячина. Вдруг вы пропустили что-то, а я свежим глазом замечу.

– Хорошо, – легко согласился Селимов. – Вы – мне, я – вам. Это нормально. Завтра в обед приезжайте в кафе «Идель» на Театральной. Но копировать без особой бумаги от начальства я вам ничего с собой не дам, вы же понимаете. Нужны будут копии – везите индульгенцию по всем правилам.

– Просто взглянуть будет достаточно. Спасибо, капитан.

– Да не за что пока. Одну работу делаем, может, и правда чего углядите. Дмитрий Москалев человек очень непростой, скользкий и хваткий. А если он и в самом деле причастен к серии убийств, то жена – не первая жертва в его списке. Закрыть его по максимуму – наш долг.

– Расскажите подробнее о деле коллекционеров, пожалуйста. Все, что узнали.

Селимов с готовностью ввел его в курс:

– В столице зимой прошла чреда странных нападений. Все жертвы были из когорты сдвинутых на Восточных и Африканских ценностях. Мужчины. В годах. Интеллигентные, богатые и, как водится у их брата, себе на уме. Всего пять или шесть случаев, цифру я запамятовал, но потом, если надо, уточню.

– А что украли?

– В том-то и дело, что сущую ерунду, словно хватали первое, что подворачивалось под руку для отвода глаз. Следов взлома не было, значит, владельцы сами открывали убийцам двери. А ведь случайному человеку не открыли бы! Коллекционеры – народ осторожный. А эти отморозки еще и пытали их перед смертью. Видимо, за хорошее отношение и доверие.

– Пытали?

– Трупы обнаружили примотанными скотчем к стульям. На телах множество прижизненных ожогов и порезов. Почерк один и тот же.

Вик кашлянул, представляя. Мотнул головой:

– А все-таки что именно вынесли из квартир? Хоть примерный список...

– Да говорю же, сущую дешевку. Например, у последнего сперли поддельный египетский папирус. Фальшивка 20-го века. Бедолага, небось, сам не знал, как от нее избавиться, рвал на голове волосы, что дал себя обмануть и купил такую дрянь. Если б вежливо попросили, то сам бы отдал, наверное. Короче, из-за нее бы точно никто убивать не стал.

– Однако украли именно этот папирус… Неопытный воришка? – пробормотал Соловьев без особого убеждения.

– Не знаю, я искусствоведческих дел не вел никогда, – ответил Салимов, – но сомневаюсь, что кто-то станет подставляться раз за разом и тащить безделушки, когда квартиры буквально напичканы бесценными сокровищами. Да, чуть не забыл! Важный штрих: всех коллекционеров порешили особенным кинжальчиком. Вы орудие убийства Людмилы Москалевой видели на присланных фото? Вот примерно таким же действовал и предыдущий убийца. На месте позапрошлогодних преступлений орудия отсутствовали, но, судя по характеру ран, это был похожий трехгранный клинок, утолщающийся по направлению к рукояти.

– Помимо формы кинжала есть другие улики? Следы крови или иного генетического материала от предыдущих жертв на лезвии, например?

– Подробностей не знаю, извините. А в Москву нас не зовут, только бумажки требуют, – Селимов печально вздохнул. – Доказать, что Дмитрий причастен к тем убийствам, будет очень сложно. У него почти на все дни были безупречные алиби, и адвокаты грамотные, но модус операнди, как говорится… Тех бедолаг перед смертью мучили, а жену свою Москалев буквально исполосовал. В аффекте или по иной причине – это покажет психическая экспертиза, но что-то общее во всем этом есть.

– Спасибо, капитан! – Вик потер лоб. – Сведения необходимо обдумать.

– Думайте, конечно. Не хочется говорить о секте, начальство, сами понимаете, такого не любит, но, похоже, что и эту версию надо бы до кучи проработать.

– Почему? – спросил Соловьев.

– Да артефакт этот, говорят, ритуальный. Таким в древности приносили жертву служители религии Бон. Гималайский ножик, особенный, и чтоб всех одним и тем же предметом старины… В общем, подозрительно.

Распрощавшись с капитаном, Соловьев забил в поисковой системе фамилию супругов Москалевых. На экране появились тысячи ссылок. Про эту пару писали много и охотно, в том числе и про убийство. Вик пролистывал страницы, сканируя взглядом заголовки.

Мила выглядела потрясающе: стройная, ухоженная, но при этом в ней не было ничего крикливого, все смотрелось достойно – от неброских, но весьма дорогих украшений, до макияжа. Умница и красавица. Дмитрий Москалев рядом с ней походил на лощеного выскочку. Он был старше ее на десять лет. Опытный смазливый плейбой. Классически правильные черты чуть скрадывали жестокость, притаившуюся на дне темных зрачков, однако никакая фальшивая улыбка не могла полностью заретушировать его пещерную суть, а светский лоск – бешенный темперамент.

«Неужели ты не видела, с кем имеешь дело?» – с горечью подумал он.

Он нашел репортаж с похорон. На центральном фото совершенно седой отец Людмилы стоял над свежей могилой, убранной цветами, опираясь на руку молодой жены в черных очках. Лица его было толком не рассмотреть, но вся поза кричала о том, насколько происходящее невыносимо для него. Тут же, в статье – короткое интервью адвоката, выгораживающего своего клиента. «Это происки конкурентов, и я докажу, что Дмитрий Москалев не виновен в том, что ему предъявляют. Отпечатков пальцев на орудии убийства не найдено, что указывает, скорей, на действия опытного киллера, чем на человека, хватающегося за первый попавшийся предмет в состоянии умопомрачения. Не пройдет и недели, как Дмитрий Сергеевич выйдет под подписку, а потом его и вовсе оправдают».