Текст книги "Вернуться в Антарктиду (СИ)"

Автор книги: Нат Жарова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 66 (всего у книги 110 страниц)

– Тогда тем более «Прозерпину» надо немедленно останавливать! Пока не зашло слишком далеко.

– А есть вероятность, что одним взрывом они не ограничатся? – спросил Зиновьев.

– У них эксперимент. Антарктида весьма к этому располагает. Лишних нет, никто не мешает. Вот будем им сюрприз, когда мы заявимся! – с напором сказал Салгиреев.

– Удаленность и труднодоступность играет против этих господ, – согласился Куприн. – Конечно же, просто так мы отсюда теперь не уйдем. Они очень пожалеют, что все это затеяли! Подкрепления им ждать не приходится, а о нас они, по всей видимости, не знают, иначе бы давно сюда наведались, чтобы проверить, живы мы или их ловушка сработала как надо. Думаю, взрыв и обрушение были незапланированными. Побочный эффект. Значит, фактор неожиданности работает на нас. Можно провести атаку так, что они не очухаются. Наши арбалеты работают бесшумно.

– Угомонитесь, вояки! Пока не увидим своими глазами их логова, говорить об атаке рано, – осадил их Маркевич. – Воздушная волна шла по галерее оттуда, вот в том направлении мы и продолжим движение. Сначала разведка, потом все остальное.

– Это понятно, – одобрил Салгиреев.

Ночь прошла так себе. Разве что силы удалось немного сберечь да сэкономить заряд аккумуляторных батарей. Во время отдыха сидели в абсолютной темноте, а для работы решили включать фонарики по очереди.

Позавтракав, они уже готовились продолжить, как неожиданно в мертвенной тишине уловили приглушенный стук. Стучали не просто так, хаотично и бессмысленно, а выбивали послание азбукой Морзе.

– Черт меня дери! – выдохнул Куприн, светлея лицом. – Это же Батя! Живой и невредимый.

Он схватил котелок и принялся камнем выстукивать по нему ответ.

С той стороны звуки примолкли, но затем тотчас пошел ответ.

– Кажется, по ту сторону есть много всего интересного! – обрадовался Зиновьев и пояснил для Громова, который азбуки Морзе не знал: – Тимур Аркадьевич провел разведку. Сегодня вернулся к месту обвала и попытал счастья до нас достучаться. Вчера мы его не слышали, а сейчас сработало. Видимо, перегородка стала совсем тонкая. Мы ее с двух сторон быстро пройдем!

– А может, реальность изменилась, подстроилась, – предположил Громов, которого эта удача тоже невероятно обрадовала.

– Может, и так. В любом случае у нас теперь наметились неплохие перспективы.

Завал пробили за полчаса, работая с удвоенным энтузиазмом, но еще какое-то время ушло на то, чтобы укрепить лаз. Наконец тимуровцы один за другим просочились на ту сторону и крепко обнялись с командиром – не по уставу, а просто по-человечески, как с потерянным и обретенным другом.

Громов тоже не избежал медвежьи объятий Тимура Аркадьевича.

– Я вижу, вы решили проблему с освещением, – сказал Юра, кивая на факел, воткнутый в щель между камнями.

– И не только эту, – ответил Борецкий. – Однако где остальные? Почему вас только пятеро?

Маркевич объяснил.

Борецкий с грустью и неудовольствием встретил новость о значительно поредевшем отряде. Однако долго скорбеть было некогда, требовалось выполнять поставленную задачу.

– Батя, откуда винтовка? – вдруг спросил Салгиреев.

При этих словах и Громов обратил внимание на прислоненное к стене оружие. Мысль, что Борецкий провез с собой на шестой континент запрещенный огнестрел, мелькнула, конечно, и с учетом изменившейся реальности не была такой уж невероятной, однако командир ответил иначе:

– Нашел.

– Я тоже хочу найти! А то с арбалетом мне не управиться.

– Там дальше по проходу есть склад.

– Для одноруких там будет что попроще?

– Будет. Разживемся всем, чем надо.

– Странная находка, – произнес Громов. – Ружья в Антарктиде запрещены, как их сюда провезли? И главное – кто?

– Какое это тебе ружье? – фыркнул Салгиреев. – Самозарядная винтовка Вальтера! Стояла на вооружении в Вермахте.

– Нет, Али, по-моему, это более поздняя модификация, Карабинер-43, – заспорил Зиновьев, приглядываясь в неверном свете факела к трофейному оружию, – у нее снайперский прицел, видишь?

– А что еще есть на складе? – перебил их спор Маркевич.

– Сейчас сами увидите, – Борецкий подхватил свою винтовку, вытащил факел и зашагал вперед, освещая дорогу.

Остальные потянулись за ним.

– Неужели вы нашли немецкий схрон? – тихо спросил Громов, догнав командира. – Если судить по году выпуска вашей винтовки…

– Для меня самого это полная неожиданность, – ответил Борецкий. – Хотя надо было думать, когда мы первую свастику на стене обнаружили.

– Слухи про фрицовские склады в оазисе ходили, – признался Юра, – своими глазами я такого не видел, но до меня много чего странного находили. (*) Однако все это было на берегу, у самого барьера, где они складировали вещи в надежде, что скоро вернутся. Но тут, в горах... Считается, что немцы их облетали на самолетах, но сами не высаживались.

– Как здесь оказались все эти ящики, будем потом размышлять. Сейчас просто порадуемся полезной находке. – Борецкий остановился возле небольшого ответвления, подняв факел повыше: – На стене начертана метка. Благодаря ей я на склад и наткнулся.

Прежде, чем свернуть в тупичок, командир тимуровцев кратко пересказал о том, что с ним случилось после обвала:

– Камнепадом меня не задело. Я тогда вырвался чуть вперед, на разведку. Заметил эту свастику, нырнул в проход, тут раздался шум и началось землетрясение. Я успел увидеть в конце прохода железную дверь, но когда закончило трясти, побежал обратно, за вами. Центральную галерею завалило капитально. С вашей стороны не раздавалось ни звука. Попробовал разбирать, но все сыпалось и шаталось. Поэтому принял решение обследовать дверь.

Куприн, увидев эту дверь, похоже, снятую с какого-то корабля (по центру у нее находился иллюминатор), не удержался – присвистнул. Припорошенная пылью и проржавевшая толстенная створка стояла нараспашку, между ней и косяком имелся солидный зазор. В таком положении ее заклинило очень давно, но протиснуться нормальному мужику в экипировке было можно.

– Замок вырван с мясом, – констатировал Зиновьев, разглядывая дверь вблизи. – Склад вскрывали, но, видимо, ничего ценного не обнаружили.

– Или вынесли, – мимоходом заметил Маркевич.

– Судя по количеству пыли, содержимое ящиков никого не заинтересовало, – сказал Борецкий. – Только несколько из них были вскрыты, из тех что у самого входа, но ничего не тронули. Посмотрели и ушли.

– И что там, кроме оружия? – спросил нетерпеливо Салгиреев, глядя, как его товарищи первыми проникают на склад.

– Консервы, тряпье всякое, – ответил Борецкий, пропуская всех вперед. – Да и факел мой тоже отсюда родом. Металлические трубки с резиновой рукоятью спецом для здешних нужд делали. В коробке рядом заботливо приготовили асбестовую ткань и бутылки с маслом.

– Асбест же не горит? – удивился Юра.

– Потому такая ткань и хороша для факелов. Пропитанные маслом набалдашники из нее светят долго и ярко. Знатоки делали.

Громов вошел в узкое, но длинное помещение, вдоль неровных стен которого тянулись стеллажи, забитые самым разнообразным барахлом. На полу стояли характерные оружейные ящики, окрашенные в темно-зеленый цвет. На них-то и было первым делом направлено внимание тимуровцев.

– Все такое грязное, – отметил Зиновьев. – Наши «призраки» сюда точно не заглядывали.

– У «призраков» все новенькое, современное, на кой им это, – буркнул Куприн. – А мы не гордые, верно, ребята?

– Консервы, посуда, свечи – это я понимаю, – произнес Громов, – но оружием бряцать… Парни, в кого вы собрались стрелять? При условии, что это старье вообще не заклинит в неподходящий момент.

– Если с умом подойти, то не заклинит, пристреляем их на свежем воздухе, – сказал Борецкий. – Это надежные модели. Смазать, почистить, и хоть сейчас в атаку. Я бы и вам, мой друг Юрий, подобрал что-нибудь по руке. Люгер, например.

– Нет уж, увольте.

– Зря. Там, – Борецкий ткнул рукой себе за спину, – нас ждет весьма нелестный прием, понимаете расклад? И оружия у хозяев горы полным полно.

– Не хотите же вы сказать, что где-то в подземелье орудуют немцы?!

– Скорей уж международная шайка. Все надписи у них на иностранном. Обследовав склад, я продолжил движение и наткнулся на укрепленный и хорошо охраняемый испытательный полигон. Такой с наскока не возьмешь. Тем более с нашими арбалетами.

– Зато арбалеты стреляют беззвучно, – вставил Маркевич, – в пещере громко шуметь нельзя, нам самим аукнется.

– Это верно, – согласился Борецкий. – Но мы сейчас находимся в старой части пещеры. «Прозерпина» тут не появляется, они оборудовали и укрепили другую часть, северную. Там шум не помеха.

– Сколько же их? – спросил Юра.

– Я насчитал двадцать четыре человека, но не исключу, что их гораздо больше. Они тут уже несколько лет сидят. Года два-три, потому что за месяц такие хоромы в горе не отстроишь.

– Такая толпа и у нас буквально под носом?!

Борецкий принялся рассказывать.

Оставшись один, он вернулся к завалу, но преодолеть его не смог, и было непонятно, насколько велика каменная пробка. Он стучал, звал, но в ответ не доносилось ни звука. Тогда Борецкий решил поискать другой выход и для начала обследовать склад как следует.

Солидный запас еды и горючего для факелов, а также смертоносных карабинов и револьверов, заставил его немного повеселеть, однако наибольшую радость доставили подробные схемы пещеры, которые кто-то составил много лет тому назад.

Находка была абсолютно случайной. Копаясь на стеллажах, он наткнулся на стопки планшетов для бумаг, которыми во время Второй мировой пользовались штабные офицеры. Хотя со времени их изготовления прошло более семидесяти лет, светло-коричневая кожа великолепной выделки не утратила рабочих свойств и даже не потрескалась. Советские разведчики в годы войны шли на смерть, лишь бы добыть сей ценный трофей с картами противника. Борецкий чисто из любопытства раскрыл один такой и к своему удивлению действительно обнаружил в нем карты.

Их было две: весьма общее изображение Новой Швабии, включающее горы Дригальского, и схема какого-то объекта. Надписи были выполнены на немецком, прочесть их не знающему языка Борецкому было невозможно, но поскольку картами был снабжен каждый планшет, он решил, что сложная схема не случайно попала на склад. На ней приводился подробный план подземного бункера, оборудованного в пещере.

Потратив время, чтобы изучить все хорошенько, Борецкий убедился, что у него в руках, словно по мановению волшебной палочки, оказался ключ к недрам горы, включая отметки подземных колодцев, проходов и тупиков. Вход, через который зашел отряд, не являлся основным. Другой (он же главный) находился с противоположного, северного склона и открывался в сторону побережья.

Борецкий, конечно, отправился исследовать подземелье, сверяясь со своей чудесной находкой. Он надеялся выйти через противоположный выход, обойти гору и добраться до своих ребят. Однако получилось иначе.

Часть пути, по которому он двигался, выглядела совершенно заброшенной и ненадежной, казалось, что нога человека не ступала тут по крайней мере лет семьдесят, однако вскоре Борецкий различил впереди приглушенный шум явно техногенного характера и прибавил шагу.

Коридор вывел его в огромную полость, лежащую глубоко внизу. Она была освещена источниками искусственного света и наполнена суетящимися людьми. По залу ездили миниатюрные электрокары – настолько помещение было огромным. В отдалении виднелись какие-то домики и ангары.

Загасив факел, Борецкий пробрался на небольшую площадку, с которой, при известной ловкости, мог бы спуститься вниз на глубину трех этажей, цепляясь за естественные выступы и карнизы. Но спускаться он не стал, а залег за камнем, чтобы понаблюдать и понять, чем заняты люди и кто они такие.

В бинокль ему было видно, что находится внизу, но к огромному сожалению, противоположный конец зала, насыщенный постройками, просматривался очень плохо. Было заметно только, что один из ангаров сильно помят и покрыт копотью – недавно в нем бушевал пожар. Возможно, именно это происшествие вызвало обвал в старой части пещеры, но деталей разобрать не получалось.

Борецкий решил действовать последовательно и сосредоточился на том, что доступно, тем более, что прямо сейчас под ним разворачивалось некое действо.

Зал в этой части полости был разграничен на небольшие отсеки с помощью перегородок без крыши, напоминающих офисные ширмы. В одном из отсеков, самом большом, стоял белый прямоугольный стол, а на нем – небольшая темная статуэтка примерно в полметра высоты. Статуэтка изображала сидящего на троне мужчину, одна нога которого была подогнута на турецкий манер, а другая свисала к земле. Спинка трона, выполненная в виде гигантского солнечного или лунного диска, выступала краями из-за плеч и головы мужчины. Люди, присутствующие в отсеке (Борецкий насчитал пятерых) толпились с лицевой стороны статуэтки, а с тыльной перед столом стоял складной стул, никем пока незанятый.

За общим шумом и с учетом высоты разговоры до Борецкого не долетали, хотя в бинокль он видел, что люди переговариваются. Лиц он их рассмотреть не мог, они стояли к нему спинами, но по жестам и поворотам голов в профиль, было понятно, что присутствующие не просто обсуждают нечто важное, но активно спорят.

Зато статуэтку было видно отлично. Судя по всему, именно она и являлась предметом споров. Борецкий в искусстве не разбирался, но тут было совершенно очевидно, что перед ним восточная работа. Мужчина, сидящий на троне, был узкоглаз и широкоскул, с бородой клинышком и в островерхой монгольской шапке. А поверх его халата, прямо на пузе, в виде медальона висела фашистская свастика.

Борецкий знал, что фашисты лишь узурпировали данный символ, имевший на Востоке многотысячелетнее хождение, но от вида медальона ему стало не по себе. Обилие свастик на квадратном метре в этой антарктической пещере просто зашкаливало, а с учетом старого склада с немецкими винтовками и картами, выводы напрашивались самые нехорошие.

«Уж не квантовое ли смещение пришло вместе с тем взрывом?» – мелькнула у него догадка. Параллельная реальность демонстрировала невероятные отличия, и желая убедиться, что речь пойдет все-таки не о победившей нацистской Германии, упрочившей в двадцать первом веке свои позиции, Борецкий принялся разглядывать пещерный зал более внимательно.

Он повел биноклем в сторону соседних «офисных» отсеков. В каждом из них виднелись ряды шкафов, компьютерные столы с мониторами, неизвестные приборы на стойках и плакаты на английском языке. Английский немного успокоил, но тоже не особо порадовал.

В боксах Борецкий насчитал еще семерых работников. В основном это были мужчины – среднего возраста, не всегда спортивные, но в целом крепкие и здоровые, однако встречались и женщины. Он заметил двух дам и по манерам распоряжаться определил их в начальницы. Все люди были одеты разнообразно, в гражданскую одежду, но у некоторых угадывались под куртками похожие синие комбинезоны – они были служащими большой корпорации, заботящейся об униформе. Большинство носило еще и лыжные облегающие шапки с одинаковыми эмблемами. Герб фонда «Миссия достойных» Борецкий узнал сразу, так как накануне просматривал всякие документы, связанные с Патрисией Ласаль.

Чуть дальше за «офисными» коробками в стене пещеры темнел широкий ход под аркой. Он располагался аккурат там, где на немецкой карте-схеме указывали центральный выход с объекта. В этой реальности арка была укреплена металлическим профилем, а сбоку от нее притулился пост вооруженной охраны. Борецкий расстроился, что его задумка выбраться из пещеры через другой выход, пока не достижима. Но то, что выход все-таки есть и не завален, давало надежду.

Второй пост охраны находился сразу под площадкой, где он залег. То есть о заброшенном коридоре эти люди были осведомлены, однако вверх охранник за все время так ни разу и не взглянул. Возможно, он выполнял приказ не выпустить тех, кто внутри, а вторжения извне не ждал. Это сулило неплохие перспективы для атаки, но ставило другие вопросы. Например, Борецкий долго не мог сообразить, кого или что именно охраняют эти сторожа, настолько происходящее внизу казалось ему бестолковым. Пусть речь шла о сложной экспериментальной площадке, но куда ж логичнее пустить охрану снаружи, чтобы те мониторили подступы к горе, а не расставлять вооруженных парней по залу! Разве что в горе использовался труд заключенных, но в условиях Антарктиды это все-таки было маловероятным.

Дальнейшие события пояснили, чего именно опасаются хозяева полигона.

Сначала Борецкий увидел, как в направлении боксов движется машинка. Все четыре сидения в ней были заняты молодыми мужчинами. Один из них, безусый щуплый паренек, почти подросток, настолько по внешнему виду отличался от прочего контингента, что Борецкий перестал блуждать взглядом по залу и сосредоточился исключительно на нем.

Машина остановилась напротив бокса со столом и статуэткой. Двое мужчин выпрыгнули (водитель остался за рулем) и потащили наружу паренька. Тот безвольно им подчинился. У него, как оказалось, не было иного выбора: его руки были скованны наручниками.

Выглядел пацан беспомощно и жалко, но из будки тотчас прибежали два мордоворота и наставили на него автоматы. Выходило, что мальчик представлял собой нешуточную опасность. Только вот в чем она заключалась? Пленный подросток трясся, его неестественно белые длинные волосы мотались и падали на лицо, а ноги подгибались – от страха или от болезни. Ни бежать, ни нападать он вроде бы не мог…

Провожатые дотащили его до бокса и усадили на приготовленный стул. Охранники встали поодаль, не прекращая держать его на мушке.

Борецкий подкрутил настройки бинокля. Он терялся в догадках, что происходит. Кто все эти люди? Что они хотят от бедного паренька? Почему угрожают ему автоматами? И почему сажают перед статуэткой с обратной стороны?

Парень находился в выгодной позиции, что позволяло сделать несколько хороших фотографий мизансцены через встроенную в бинокль микрокамеру. Позднее, рассматривая их в безопасном месте, Борецкий установил, что у подростка были не только белые волосы, но и красные глаза – он был альбиносом.

Парень не мог сидеть спокойно. Слегка очухавшись, он встрепенулся, заюлил и задрыгал ногами и руками, разинув рот в крике. Два мужика-охранника удерживали его на стуле. Два других напряженно целились парню в голову.

К пленному подбежал еще один мужчина, по всей видимости врач, и сделал укол, после чего бедолага ненадолго обмяк. Его подбородок свесился на грудь, и охранники отступили, перестав давить на плечи своими лапищами.

Пока альбинос дремал после укола, рядом с ним шли дальнейшие приготовления. По сигналу женщины-руководительницы один из сопровождавших альбиноса отомкнул его наручники. Другой наоборот – достал ножную цепь и приковал ноги к стулу. Оператор принес две камеры и установил их на штативы так, чтобы они захватывали и паренька, и тыльную поверхность статуи.

Не желая, чтобы блики от бинокля были замечены на записи, Борецкий отполз за камень подальше, в густую тень. Вроде бы его укрытие не должно было попадать в кадр, но лучше подстраховаться.

Альбинос ожил. Он вздрогнул всем телом, откинул голову назад и, выбросив вперед освобожденные руки, схватил статуэтку, потянув ее на себя по столу.

Женщина махнула присутствующим, чтобы те отступили подальше. Автоматчики снова взяли оружие на изготовку.

Борецкий продолжал недоумевать.

Альбинос вперился взглядом в то, что находилось на круглой спинке трона. Он долго смотрел на рисунок или очередную эмблему-мандалу – Борецкий этого так и не выяснил. Ему было странно видеть, что парень проявляет интерес не к лицу статуи, а к чему-то невидимому, нанесенному на тыльную сторону.

Обступившие стол люди ждали, затаив дыхание. И тут альбинос заговорил…

– ...Я не знаю, что именно он говорил, – с сожалением признался Борецкий тимуровцам, – читать по губам не умею, но лицо у паренька сделалось таким ласковым, слащавым. Он словно с маленьким ребенком сюсюкался.

– Он со статуэткой говорил или с присутствующими? – уточнил Громов.

– Скорей, с тем, что было нанесено на обратной стороне. Это длилось семь с половиной минут, и за все это время его никто не перебил, не отдал указания. Альбинос говорил, потом склонял голову к плечу и делал вид, будто слушает ответ. Он как будто вел беседу по видеосвязи. Когда сеанс закончился, он закрыл глаза и рухнул лицом на стол. Произошло это так неожиданно, что никто не успел среагировать. Падая вперед, альбинос выпустил статуэтку, и та упала на бок. Ее подняли охранники и отдали женщине.

– Статуэтка не разбилась? – спросил Маркевич.

– Нет. Она бронзовая или металлическая, – ответил Борецкий.

– И что это было? – недоуменно поинтересовался Куприн.

– Есть у меня соображения. Полагаю, что я стал свидетелем сеанса с гэлгэр гадарга. Альбинос работал с Зеркалом. Отсюда и все немыслимые предосторожности. Они охраняют артефакт и оператора, который может преподнести сюрпризы. Парень действует не добровольно.

– Не Зеркало ли причина квантовой диффузии? – предположил Салгиреев.

– Никаких энергетических установок или сложных громоздких приборов, способных вырабатывать поле гравитационного магнита, я в зале не заметил, хотя потом долго высматривал. Может быть, что-то спрятано в дальних ангарах, конечно, но до них непросто добраться. Там повсюду охрана и камеры. Ситуация требует осмысления и тщательной проработки.

– Вы сказали, что сделали фотографии альбиноса и статуэтки, можно на них взглянуть? – попросил Громов.

Поколебавшись, Борецкий достал миниатюрный электронный бинокль:

– Можно, но батарейки садятся… – он включил маленький встроенный экранчик и протянул Громову. – Постарайтесь поэкономнее.

Тимуровцы встали у Юры за спиной, рассматривая вместе с ним фотографию.

– Так я и думал. Это «Железный человек», – сказал Громов.

– Вы знакомы с альбиносом? – заинтересовался Борецкий.

– Нет, я про статую. Артефакт пропал в Непале в сорок пятом году. «Аненербе» вело раскопки в Катманду, искали Шамбалу. С собой археологи привезли статуэтку «Железного человека» с кусочком вмурованного божественного камня Чинтамани, под которым понимался большой черный сапфир, расположенный в центре круглого зеркала за спиной у сидящего божка. Считалось, это зеркало поможет связаться с мудрецами Шамбалы, и те укажут на вход в их страну.

– Где прячут это Зеркало, вы видели? – нетерпеливо спросил Салгиреев.

– В одном из охраняемых боксов, – ответил Борецкий. – В сейфе.

– Его надо выкрасть! Не стоит оставлять его у фашистов!

– Кто сказал, что это фашисты? – Куприн поднял голову и взглянул на своего товарища. – Фашисты потеряли артефакт в Катманду, а «Прозерпина» его нашла, вот и все. Ты не передергивай.

– «Прозерпина» – это, по-твоему, не фашисты, а? – горячился Салгиреев. – Только взгляни на этого бедного мальчика! И я даже не про наручники. Ты видел его жуткие глаза, эти синие круги и набрякшие веки? Они колют ему наркотики. Они сволочи хуже нацистов. Они убийцы!

– Подожди, Али, почему ты решил, что альбиносу вводили наркотик? – спросил Громов.

– Это любому очевидно!

– Только потому, что ему сделали укол? В шприце могло быть любое вещество. Успокаивающее, например.

– Друг мой Юрий, – Борецкий вздохнул, – я разделяю уверенность Али. Я уже двадцать с лишним лет тренирую бойцов. Мой глаз видит, на что способен человек еще до того, как я могу разглядеть черты его лица. Характер движений, то, как он шевелится, ходит – по этим незначительным меткам можно определить, насколько серьезен противник и противник ли он вообще. Так вот, я согласен: альбинос давно и прочно сидит на дури. Не знаю, сам подсел или его подсадили, но факт очевидный. Работать с древней зеркальной сетью Дарпана Гуна не каждому дано, а наркотики усиливают врожденные способности.

– «Прозерпина» сделала из мальчика оператора для Зеркала, но разрушила его личность, – сказал с уверенностью Салгиреев. – «Прозерпина» – это абсолютное зло. Они все тут служат злу, и пощады им давать нельзя.

– Недаром они тут везде фашистские символы рисуют, – прибавил Зиновьев. – Это не игра, а преемственность и их мерзостная суть.

– Батя, а что было дальше? – поинтересовался Маркевич. – После того, как сеанс с Зеркалом состоялся?

Борецкий мотнул головой:

– Собственно, это все. Альбиноса увезли. Статуэтку убрали в коробку и заперли в сейфе. Люди разбрелись по отсекам, и я тоже ушел, чтобы обдумать увиденное и понять, что делать дальше. Я вернулся на склад, потому что оставаться безоружным не видел смысла. К счастью, решил еще раз прогуляться к завалу, где и услышал ваши голоса.

– Мы должны пойти в зал, – сказал Маркевич, выражая общее мнение. – Это то, ради чего нас сюда и посылали. Надо взять «языка» и продумать операцию, как добраться до артефакта и альбиноса.

– Конечно, – кивнул Борецкий. – И я чертовски рад, парни, что отправлюсь на дело с вами.

(Сноска: * Слухи о старых немецкий базах и складах времен сороковых годов в районе оазиса Ширмахера и станций «Король Бодуэн» и «Лазаревская» действительно циркулировали в среде полярников. К примеру, Бардин В.И. участник пяти советских антарктических экспедиций и автор книги «Земля Королевы Мод», изданной в 1974 г, описывал, как побывал на одной такой заброшенной станции, которую обнаружили бельгийцы и приспособили под свои нужды. Цитата: «Когда все спущено вниз, влезаю в люк и я. Вот уже высоко над головой стоит яркое квадратное отверстие. На дне снежного колодца полумрак. В одну сторону идет оледенелый коридор, перекрытия сильно прогнулись и грозят вот-вот рухнуть. С другой стороны – массивная, окантованная металлом дверь. Я открываю ее и попадаю в комнату, квадратную, освещенную лампой дневного света. Стены, сделанные, очевидно, из какого-то пластика, покрыты коркой льда. На полках вдоль стен сложены узкими стопками плитки шоколада, сахар и другие припасы. Квадратная комната – проходная, дальше вглубь ведет другая дверь. За ней коридор, по обе стороны которого расположены крошечные, похожие на вагонные купе, отсеки. Внутри каждого две койки одна над другой и маленький столик. В центральном отсеке установлена специальная печка-воздуходувка, работающая на жидком топливе. Сейчас ее включили, и теплый воздух начинает отогревать холодные помещения». В книге Бардина прямо не указано, что это немецкая станция, на которую наткнулись бельгийцы, поскольку издательство подобное пропустить не могло, но позднее в печать просочилась информация, что бельгийцы признавались автору, что нашли эти помещения в 1960 году и изредка использовали их, пережидая непогоду. Также известно, что станция «Король Бодуэн» была построена в 1958 (закрыта в 1967) на шельфовом леднике, состояла из компактно размещенных домиков и никогда не имела предшественников, занесенных снегом)

23.3

23.3/3.3

Шагая вслед за поредевшим отрядом Борецкого в сторону подземного зала, Юра размышлял о природе зла.

Прежде он старался не рассматривать работу с артефактами в подобном контексте, хотя после бед, что натворил «антарктический бублик», был повод задуматься, так ли полезно обладать этими вещицами. Артефакты привлекали в первую очередь персонажей наподобие Ги Доберкура, грезившего о безграничной власти. Только редкие праведники могли удержаться от соблазна и использовать их во благо общества, но и здесь таился подвох. «Благо общества», если уж совсем начистоту, понятие растяжимое.

Тимуровцы – солдаты, им отдали приказ, и они будут выполнять его до тех пор, пока не достигнут поставленных целей или не умрут, но он, Юрий Громов, не был связан присягой, и никто не запрещал ему думать об альтернативах. Он хотел понять, что делать с Зеркалом, когда и если они им завладеют. И вообще, что делать с артефактами.

Прежде всего ему вспомнились давние рассуждения Виктора-Ашора, настаивавшего на уничтожении «Черного солнца». Вик был готов пожертвовать собой, лишь бы «бублик» никогда больше не доставлял миру неприятностей. И он бы пожертвовал, если бы не Пат, подговорившая мужа вернуться и огреть Соловьева по голове. В те дни Юра был рад, что Вик выжил и «бублик» относительно цел. Волшебную «Чашу Грааля» ему было жаль, и казалось, это замечательно – оставить возможность ее починить, когда мир станет к этому готов.

Сегодня Громов уже не был в этом уверен. Они все оказались привязаны к «Черному солнцу». Физически и морально. Мир не просто изменился, он продолжал меняться, и к этому невозможно было приспособиться. И смириться с этим тоже.

Сначала Патрисия считала, что проводником чужих энергий служит Вова Грач. Потом, с накоплением данных, она стала полагать, что виноваты все выжившие, ставшие носителями чужеродных энергий Ципинь сюаня. Потому она и собирала их заново под эгидой «Ямана», хотела иметь под рукой, чтобы отслеживать влияние их поступков на происходящее. Однако в последнее время раздавались голоса, что дело не в выживших. Просто кое-кто упорно старается развить изменения, развернуть процесс в свою пользу. Назывались имена бенефициаров: владельцы и верхушка управленцев ТНК «Прозерпина». А в помощь им служили тайные знания древней цивилизации. Нанятые ими ученые, работающие в отлично оснащенных лабораториях, умело воспользовались подсказками, расшифровав записи в старинных манускриптах, и «оседлали» волну хаотичных преобразований. Пусть от создания аналога «Черного солнца» они все еще были далеки, цель их день ото дня приобретала все более монструозные черты. «Прозерпина» без стеснения кроила мир под себя. Ей было мало владеть умами, внушая ложную картину прошлого и настоящего, она жаждала, чтобы все так и было на самом деле.

Неожиданно в новой реальности вслед за Чашей всплыли другие «волшебные» предметы: Зеркало и Нож. Гонка за технологиями вышла на следующий виток. Не участвовать во всеобщем безумии было невозможно, находилась тысяча причин, почему артефакты следует отыскать, собрать в единую цепь и воспользоваться их свойствами и силой. Антарктическая Триада стала вопросом выживания. Юрин друг, Володя Грач, сидел взаперти, словно преступник, потому что Солнечный нож никак не находился – а только он мог его спасти от участи, которая хуже смерти. И ведь вслед за Грачом подобная напасть могла коснуться каждого из них и даже всего мира в целом!

Чем все закончится, никто не знал. И никто не гарантировал, что Чаша, Нож и Зеркало были созданы исключительно во имя Добра. Нет и не может быть ничего однозначного. У медали всегда две стороны.

Абсолютное зло внешне смотрится весьма привлекательно. Оно маскируется под здравые, чистые и полезные вещи. Оно завораживает, и его обаянию сложно противостоять, недаром дьявола называют «отцом лжи». А человек – он же любопытен. Когда ему обещают новые технологии, новое знание, новые горизонты, он клюет на наживку. Вот только цель абсолютного зла – разбудить в человеке внутренних демонов. Воля и воспитание держат их в цепях, но стоит ослабить звенья, по глупости или из гордыни отвергнуть осторожность и позволить страсти взять верх, и все, назад дороги нет. Дьявол не упустить своего. Когда рвутся цепи, человек погибает и рождается зверь. Мир попадает в заложники к тем, кто совсем недавно провозглашал битву «за все хорошее и против всего плохого», однако проиграл самое первое сражение за собственную душу.