Текст книги "Вернуться в Антарктиду (СИ)"

Автор книги: Нат Жарова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 110 страниц)

– Чего вы испугались, Иван Петрович? – в отчаянии спросила Мила. – Или кого? Моего мужа? Он вам угрожал?

Она совершенно ничего не понимала, хотя и силилась. А вот, Соловьев, похоже, ориентировался в этом отрывочном словесном потоке отлично.

– А сына вы почему в Америку отослали? – спросил он. – Полагали, там ему проще будет?

Старик помолчал, пожевал губами, поглядел на шкатулку, поковырял ее рассеянно, погладил пальцами и вздохнул.

– Сам он поехал. За богатством и славой, – неохотно ответил он. – Меня вообще никто не слушал. Я-то в начале, конечно, сам полез. Из любопытства и молодецкой неуемности. Конечно, кому еще, как не мне, дурню, артефактами заведовать? Да и контроля особого не было, слишком мало нас осталось, настоящих-то. Когда мир изменился в первый раз, я вообще умом поехал слегка, решил, что стал бессмертным. Представляете? – он скрипуче хихикнул. – Надулся как индюк и смотрел на все остальное человечество как на биомусор. Тьфу! Стыд и срам. Только смерть Катеньки меня и отрезвила. Не хотел я сыну такой судьбы. Ох, не хотел! Но Буди сам себе голова. Решил разобраться и поехал. Меня не послушал.

– Он в курсе про вас и артефакты?

– Я ему мало об этом рассказывал, но ему и того хватило.

Загоскин резко оборвал себя и сгорбился на табуретке. Мила, у которой ясности не прибавилось, тоже молчала, лихорадочно выискивая смысл в уже прозвучавшем. Вик был единственным способным вести диалог.

– Раз уж мы с вами сидим и разговариваем, давайте начнем с начала, – предложил он. – Я читал вашу книгу и кое-что знаю, но не все. Вы ведь не написали в ней всей правды, Иван Петрович? Вы намеренно хотели запутать читателя, а не разъяснить ему все до конца, я прав?

– Умный какой! – Загоскин еще больше насупился. – А ведь я даже не знаю, откуда ты, умник, выскочил. Хотя перстня на пальце ты и не носишь и называешься «сторонним человеком», так ведь все это полуправда. Такая же полуправда, как и в моей книге. С чего бы мне с тобой откровенничать?

– Вы уже откровенничаете, – указал Соловьев, – значит, решение приняли.

– А чего тебе скрывать? Или от нее таишься?

– От Милы у меня больше нет секретов, – сказал Вик, и Мила про себя слегка удивилась, но и обрадовалась. – Возможно, вы знакомы с человеком, которому я обязан тем, что втянулся в эту историю. Его зовут Виталий Лисица. Если не вы сами, то ваш отец Петр Загоскин мог его знать. Лис работал в военном лагере у подножия Иремеля.

– Вот, значит, как, – пробормотал профессор. – Нет, Лиса я не знал, но теперь кое-что понимаю… Как ты догадался, что в моей книге не вся правда?

– Поскольку вы были посвящены в тайну артефактов, то писать книгу и тиражировать ее – это последнее дело. Разве что в качестве намеренной дезинформации. Если в прошлом вы встречались с Москалевым, то потом, когда познакомились с Милой Москалевой в пансионате, отдали ей книгу не просто так. Вы надеялись, что в итоге ваши путевые заметки окажутся у ее мужа. Зачем вам понадобилась такая сложная комбинация?

– А сам не знаю, – ответил Загоскин. – Это ж не в моем прошлом было, а в параллельном. Может, ее пожалел. Хотел, чтобы хоть что-нибудь поняла до того, как все случится. А может, от себя хотел беду отвести.

– Вас преследовали?

– Дурак я, – неожиданно признался старик. – Как есть дурак. И трус. Да-да, девочка, – он усмехнулся Миле в глаза, – ты слишком много от меня не жди. Я не был посвященным в полном значении этого слова. Отец, возможно, и был, хотя и в этом я крупно сомневаюсь. Сам же я влез случайно, нахрапом взял. Изучал теорию, пока меня не заметили и не заставили вступить в их союз. Я даже обрадовался – конечно, с моим-то высоким самомнением! И таких дел в итоге натворил, что вспомнить стыдно.

– Расскажите, – попросила Мила жалобно. – И при чем тут мой муж?

– Ладно, – сказал старик, вздыхая, – раз уж впустил вас, а не прогнал, чего уж теперь рассусоливаться. Расскажу, что знаю. Но вам это не понравится, – и он сверкнул глазами в сторону Виктора. – А тебе так особенно.

– Позвольте мне самому судить, – сказал Вик. – Я много чего на свете встречал.

– Что ж, тогда слушай...

9.3-9.4

9.3

Иван Загоскин. Мадагаскар, 1976 год

(рассказ о не вошедших в книгу событиях)

В Амбухиманге есть большое святилище, целый храмовый комплекс, но он целиком посвящен королю Андрианампуйнемерину. Мальгаши искренне полагают, что в этом месте до сих пор обитает его дух, и поэтому вся территория комплекса считается священной.

Организацию общения с духом короля-реформатора берут на себя колдуны из народа антаймуру, считающиеся самыми сильными волшебниками на острове. Паломники просят дух избавить их от болезней или наделить богатством, а чтобы просьба дошла до адресата побыстрее, приносят бескровные жертвы каждый день в течение недели. После исполнения необходимых обрядов, колдун и просящий заходят в специально отстроенный «дом свиданий с духом», где Андрианампуйнемерина является страждущему и выносит свой вердикт: выполнить просьбу или отказать.

Весь этот процесс мне, естественно, был весьма любопытен, и я рассчитывал в нем поучаствовать. Однако умбиаси Расамуэль сообщил мне, что данные процедуры предназначены для простого народа, а мне, как «всепризнанному Танананадрианаманитра», Руке Бога, уготовано совсем другое. Мне обещали показать тайное святилище, выстроенное в недрах Ничейной Горы в незапамятные времена, еще до прихода на остров первопоселенцев из Индонезии. Он назвал это место Циазомвазаха («то, что недоступно для гостей»).

– Для этого нам придется проделать небольшое путешествие в сторону Анцирабы, – сказал Расамуэль. – В путешествии нас будет сопровождать жрец Мписикиди. Он долго ждал этого момента, всю свою сознательную жизнь.

Я забросал умбиаси вопросами: что это за гора? Как выглядит святилище? Какие сокровища там хранятся, и почему ни один король Имерины не захотел его присвоить?

Умбиаси уклонился от большинства ответов, но пообещал, что святилище мне понравится куда больше простой хижины короля-реформатора.

– Ты – повелитель слов, – сказал он, намекая на мою профессию переводчика, – а на стенах Запретного храма написано много непонятных слов. Возможно, ты даже сумеешь их прочитать, и они зазвучат, как не звучали уже тысячи лет. Великий Андрианаманитра потому и призвал тебя, он хочет раскрыть людям свой самый большой секрет. Время пришло. Ты должен вернуть голоса предкам, которые давно позабыты.

Сказать, что я был сильно заинтригован, значит не сказать ничего. Я был переполнен нетерпением, и кровь в предвкушении невероятного приключения быстрей бежала по моим жилам.

Однако к путешествию в «тайное святилище» следовало подготовиться. Жрецу требовалось выполнить некоторые таинственные ритуалы и запросить одобрения у «вышестоящего начальства» – богов и духов. Мне же в ожидании поручили поститься несколько дней, очищая плоть и душу, чего я поначалу не собирался исполнять, но спустя некоторое время передумал. Отчасти смене моего умонастроения способствовало известие, что на севере Мадагаскара зафиксировали вспышку чумы.

Увы, побежденная на планете чума по-прежнему обитает на Мадагаскаре, и ее вспышки случаются в 20 веке с регулярностью эпидемий гриппа в Европе. (*) Сезон заболевания длится с октября по март и в основном поражает сельские районы. Местные жители уверяли меня, что в этом факте нет ничего страшного, но я всерьез опасался, что карантин распространят и на другие территории. Не хотелось бы, чтобы моя столь тщательно готовящаяся (и столь желанная!) поездка в настоящий пещерный храм с древними письменами, оказалась сорванной. Желая подстраховаться и внутренне подсмеиваясь над собой, я решился изменить свои пищевые привычки и перешел на рис, хлеб и воду.

(Сноска. Чума на Мадагаскаре была относительно спящей до 1990 года. Ежегодно до этого момента регистрировалось около 20-30 смертельных случаев в год, но в 21 веке ситуация значительно ухудшилась, и сегодня от нее умирает более ста человек в месяц. Регулярно вводятся карантины, ограничивается въезд для туристов)

Помогло ли это или у страха глаза велики, но в назначенный день я отправился в свое паломничество. Оно должно было продлиться три дня, поэтому в дополнение к двум законным выходным я взял отгул. Заехав за умбиаси Расамуэлем, я на офисной машине (которую выдали мне не без ворчания) отправился вместе с ним в Амбухимангу за жрецом.

Им оказался высокий широкоплечий мужчина лет сорока. Несмотря на цветущий возраст, его шевелюра была абсолютно седой.

– Мой учитель предупреждал, что однажды ты придешь, – сообщил мне Мписикиди. – И вот день настал. Жаль, что Учитель, Хранивший Большой Секрет, не дожил до него.

– Вероятно, ваш учитель был уже стар, он прожил долгую жизнь? – предположил я, желая немного разговорить аборигена, так как всегда ценил устные рассказы, помогающие лучше узнать страну и людей, ее населяющих.

– Мой учитель был молод, – возразил Мписикиди, – а я совсем юн, когда белые негодяи сделали его бомбой.

– Бомбой? – воскликнул я, полагая, что плохо понял.

– Бомбой, да. Его сбросили на деревню с самолета ради устрашения непокорных. Это случилось в 1947 году. Их было семеро. Семь живых бомб. Все они были жителями Амбухиманги и Марухиты. Именно в тот день я и поседел, – жрец дотронулся до коротких кучерявых волос и печально вздохнул. – А было мне тогда десять лет.

Я потрясенно молчал. В 1947 году на Мадагаскаре разгорелось восстание против французских колонизаторов, и я знал, что порой военные поступали с мальгашами с садистской изощренностью. Одним из факторов спада партизанской борьбы стали огромные человеческие потери со стороны коренного населения. Большая часть повстанцев верила своим шаманам, которые убеждали их, будто заклинания и амулеты бьющихся за правое дело отлично защищают от пуль, которые становятся опасны не более, чем капли воды. Навесив на себя амулеты, воины бесстрашно бросались на врага врукопашную, вооруженные верой в собственную неуязвимость. Но французские пушки быстро убедили всех в обратном. Сколько туземцев погибло, пока независимость острова все-таки была провозглашена, не поддается счету (*)

(Сноска. Метод, когда колонизаторы хватали зачинщиков бунтов, сажали их в самолет и выбрасывали без парашютов над их деревнями, был широко распространен в период борьбы за независимость. Такую расправу убийцы цинично назвали «сбросом психологических бомб». Несмотря на такие меры, в апреле 1947 года восстание стало напоминать настоящую партизанскую войну. Малагасийцы укрывались в лесах, строили укрепленные базы и оттуда нападали на врага, стараясь производить диверсии на железных дорогах, так что французы были вынуждены пустить бронепоезда)

– Мой учитель учился у других великих учителей, – добавил жрец. – Он учился у истинных Хранителей Вечности. Увы, мне не так повезло. Не все он успел передать мне, но главное я запомнил. Однажды, говорил он, придет белый человек, первый человек, угодный духам, которому следует показать святилище Циазомвазаха. За ним придут и другие. Это будут наши друзья. Но не те белые друзья, что не раз приходили с оружием на нашу землю, а по-настоящему другие – светлокожие и светлоглазые. Не нацисты, озабоченные превосходством своей расы над другими. Не французские богачи, которые думают только о своей выгоде. Нет, это будут люди бескорыстные и готовые помочь нам по зову собственной души. Это будут настоящие Люди Севера. Люди, которые никогда не спят головой на Юг, но все равно знают больше всех.

Последнее определение позабавило меня. Оно было отголоском старинных верований мальгашей, будто все колдуны обязательно спят головой на юг, ибо именно оттуда попадают на остров великие знания и волшебство. Утверждение само по себе более чем странное, ибо на юге от Мадагаскара нет ничего, никакой «Страны Знаний», одна только покрытая льдами Антарктида. К тому же сейчас об этом мне говорил темнолицый жрец из рода антаймуру – племени колдунов, мудрецов и фокусников. Для поддержания авторитета в деревне он и сам наверняка ставил свою лежанку с южной стороны дома, однако в обращении ко мне всячески подчеркивал превосходство бесхитростного Севера над коварным Югом. Мне стало интересно, чем это продиктовано: реальным завещанием покойного учителя или желанием задобрить иностранца, усыпить его бдительность?

– Мы тщательно оберегали наш секрет, много веков скрывали его от мира, но день настал, – завершил тем временем жрец, никак не реагируя на мою скептичную улыбку. – Я горд, что на мне великая миссия Южных Хранителей завершится и перейдет к Людям Севера. Духи предков напомнили мне сегодня о Свершении. Так пусть оно свершится руками Танананадрианаманитра, Руками Бога.

Я решил, что мне кратко изложили некое пророчество, путанное и полузабытое за давностью лет, и согнал улыбку с лица. Я помнил, чем окончилось одно такое «свершение» у американских индейцев, ждавших возвращения Белых Богов и принявших за них отряды европейских мореплавателей. Мне не хотелось способствовать гибели дружелюбных мальгашей, уничтожению их самобытности, и потому я дал слово, что отнесусь к оказанному мне доверию со всей серьезностью.

Мы отправились с путь.

От волнения меня сильно укачало в дороге. Волнообразные холмы Имерины стали для меня крутыми волнами в океане. Они накатывали на машину один за другим, провоцируя головокружение и тошноту на крутых поворотах. Лишь прямоугольники рисовых полей и сады персиковых деревьев, встречающихся по пути, напоминали, что мы на суше, а не в море.

Дорога на Анцирабу пролегает через гряду потухших вулканов Анкаратры, где некогда прятались от преследований властей беглецы и разбойники. Не было ничего странного, что именно среди этих древних безмолвных гор и находится тайное святилище.

Мы влетели в полосу тумана, и я снизил скорость до минимума.

– Вон за той скалой надо повернуть на север, – тихо сказал мне жрец, наклонившись с заднего сидения. – Потом придется оставить машину и идти пешком.

Я не видел скалу, о которой он говорил, и с напряжением вглядывался вперед. На лбу у меня выступил пот, во рту пересохло. Туман был настолько густым, что фары пробивали его на расстояние не больше нескольких метров. Я боялся слететь с дороги, ведь под колесами расстилалось не шоссе, а подвижный каменный грунт, щедро припорошенный пылью. Время в молочном сумраке казалось невыносимо тягучим.

– Не бойся, – подбодрил меня Умбиаси, – встреча с туманом, как и дружба с врагом, заканчивается быстро.

Наконец, туман отступил. Не пропал, нет, отпрянул от машины, колыхаясь поодаль. Мы ехали сквозь белесый туннель, над которым справа возносилась к чистому синему небу темная громада, похожая на полуобрушенный минарет.

– Скала! – воскликнул жрец. – Дальше строго на север!

Компаса в машине не было, но я привык, что мальгаши свободно ориентируются в пространстве, заменяя привычное нам право-лево на стороны света. «На север» в данном случае означало «налево». Едва Умбиаси положил мне руку на плечо, я плавно крутанул руль.

Мы снова въехали в туман. И снова нервный пот залил мне глаза. Мы тащились едва-едва, но я был готов и вовсе остановиться, потому что дорога пропала, а вокруг нас на призрачных белых стенах танцевали какие-то странные фигуры.

– Вазимба! – сообщил жрец. И прибавил повелительно: – Не останавливайся! Они просто пугают.

Но как же мне хотелось нажать на тормоз! Мираж в тумане среди голых неровных отрогов – это зрелище не для слабонервных. Я наблюдал снующие силуэты людей, размахивающих руками; зверей, норовящих кинуться на капот, и совсем уж сказочных чудовищ, скалящих морды в опасной близости от лобового стекла. Искаженные нелепой перспективой башни неведомых городов парили над нами, а меж ними сновали маленькие юркие самолеты – точь-в-точь как в фантастических романах Ивана Ефремова о Великом Кольце.

Я не верил, что где-то на Земле может существовать подобное. Мираж казался абсурдом.

– Духи испытывают тебя, – пояснил умбиаси Расамуэль. – Бояться можно, останавливаться и поворачивать назад нельзя!

Наконец мы выехали на чистое пространство, и мне было велено заглушить мотор.

– Дальше пешком, – напомнил жрец, проворно вылезая из машины.

Я вышел, точнее вывалился на землю и несколько минут шумно дышал, справляясь с дурнотой. Мои спутники невозмутимо посматривали на меня, дожидаясь, когда я приду в себя настолько, что буду способен передвигаться.

– В первый раз всегда трудно, – изрек жрец, желая меня приободрить, – но и для меня это непросто. Я не был здесь с тех пор, как мой наставник проводил обряд, задавая важные вопросы, а это случилось двадцать девять лет назад.

– А точно ли вы вспомните дорогу? – просипел я, опасаясь, что за эти годы местность могла сильно перемениться.

– Такое не забывается. Идем!

Мы пошли между скал, старательно обходя осыпи. Дорога, если ее так можно было назвать, поднималась вверх. Машине и вправду дальше хода не было. Еще немного, и мы бы обязательно впечатались в какой-нибудь валун, окончательно забуксовали или перевернулись.

Через двадцать минут жрец свернул в едва приметную щель, и мы вслед за ним.

Пройдя по узкому проходу, мы оказались на поляне, совершенно неожиданно возникшей, словно оазис, посреди каменной горной пустыни. Буйство зелени и красок, пряные ароматы цветов и притягательное журчание воды настолько контрастировали с предыдущим негостеприимным пейзажем, что я на мгновение застыл в ступоре.

– Сейчас по воде, – сказал жрец. – Только сначала обойдем водопад.

Через поляну текла небольшая река и низвергалась с крутого уступа в ущелье, заросшее непроходимыми джунглями. В облаке радужных брызг, мы спустились с крутой скалы и оказались у ее подножия, где в изумрудно-зеленой заводи покачивалась небольшая пирога, привязанная к пальме.

– Кто-нибудь, кроме вас, жрецов, следит здесь за порядком? – поинтересовался я, памятуя, что наш проводник не бывал, по его словам, тут много лет. – Откуда лодка?

– Духи, – кратко ответил тот и сделал знак, означавший, что этот разговор о пустом и продолжать его не стоит.

Однако я боялся, что утлое суденышко окажется дырявым и непригодным для путешествия. Умбиаси посмеялся над моими страхами:

– Неужели ты веришь, будто духи, допустив тебя сюда, вдруг ослушаются воли Верховного Бога и утопят на дне Безымянной реки?

– Да кто ж их знает, этих духов? – ворчливо пробормотал я, неуклюже перебираясь с топкого берега на покачивающуюся посудину.

– Ты не умрешь, пока не выполнишь желание Великого Андрианаманитры, – пояснил жрец совершенно спокойно, словно иного и быть не могло. – Ты будешь жить долго, а если потребуется, то и сотню лет. Но столько ждать не придется, хватит и половины.

– Да, ты будешь еще достаточно молод, чтобы понимать, что делаешь, – прибавил Расамюэль с веселой усмешкой. – Восемьдесят лет – очень хороший возраст для Свершения. Твоя голова станет полна мудрости, язык не позабудет выученных слов, а руки-ноги будут еще способны двигаться. Так что ты легко справишься с порученным тебе делом.

– О каком деле вы говорите? – спросил я настороженно. – Разве это не просто экскурсия в позабытую сокровищницу?

– Конечно, нет, – ответил умбиаси. – Стал бы Андрианаманитра беспокоиться из-за подобных пустяков!

Мы расселись в лодке так, чтобы она не перевернулась: Мписикиди на носу с веслом-палкой, я посередине, а умбиаси Расамуэль на корме, – и поплыли, раздвигая склоненные к воде широкие листья и поникшие стебли трав.

Пирога летела по темной воде, направляемая твердой рукой жреца. Временами Мписикиди командовал:

– Пригнитесь! – и мы падали на дно, чтобы не разбить лбы о толстую ветку или нависающий над рекой гранитный уступ.

Однажды пирога закачалась, будто налетела на подводный риф, а вода вокруг подозрительно вскипела, и жрец сказал:

– Тому, кто видел тени вазимба и не струсил, крокодилы не страшны.

Однако мне показалось, что он успокаивает и себя тоже. Мписикиди заметно нервничал. Он старался не подавать виду, но его посеревшее лицо говорило о каких-то явно мучительных переживаниях.

И вот впереди показалась пещера. К ней от реки вели ступени, выбитые в каменистой почве и укрепленные аккуратно подогнанными толстыми плитами. Для того, чтобы привязать пирогу, в нижнюю ступень был вмурован специальный колышек с кольцом.

Пока жрец привязывал пирогу, я перебрался на твердую землю и сделал несколько взмахов и наклонов, чтобы восстановить кровообращение и добиться, чтобы мир не качался перед глазами, подобный бушующему морю.

Пещерный зев манил, но я не отважился нырнуть туда вперед моих более опытных спутников, и, как оказалось, правильно сделал: храм от незваных гостей охраняли хитроумные ловушки. Мписикиди обезвредил их по очереди и, только когда последняя из них не представляла опасности, повел нас за собой в темные недра горы...

9.4 (продолжение рассказа)

Пещера начиналась узким проходом от реки, который закончился лестницей, убегающей вниз, в кромешный мрак. По ней мы двигались практически наощупь, из-чего едва не пересчитали спинами ступени (никто не взял с собой ни фонаря, ни факела, что, видимо, было предписано законом – или жрец просто об этом запамятовал). Однако уже в конце пути разгорающийся свет вдохнул в нас новые силы.

Лестница привела нас в великолепный зал, освещенный лучами солнца, падающими из круглых отверстий в высоком потолке. Они отражались от неких зеркальных препятствий, превращая помещение в настоящее торжество света. Я почти ослеп в его сиянии и беспомощно моргал, стараясь избавиться от пляшущих перед глазами пятен.

Наконец мне удалось рассмотреть колонны, украшенные резьбой и надписями на неизвестном языке, а также пьедестал у противоположной стены, к которому вели широкие и многочисленные ступени.

На пьедестале, представлявшем собой огромный параллелепипед, было пусто. Так, во всяком случае, мне показалось снизу. Отчего-то я предположил, что это древний трон, на котором некогда восседал король или обличенный властью священнослужитель. У трона, правда, не имелось ни спинки, ни подлокотников, да и форма его была нетипичная, но выглядел он величественно.

Мне не терпелось рассмотреть его и изучить выбитые на нем знаки, но приходилось ожидать, когда мне это позволят.

Прошелестев по каменному полу своими церемониальными сандалиями, плетенными из волокон священного баобаба,(*) жрец остановился между мной и троном, и произнес, картинно воздев руки:

– О чужеземец, удостоенный чести стать «Рукой Бога»! Ты стоишь в главном хранилище наших древних сокровищ, под сводами которого не ступала нога белого человека вот уже двести лет. Дух великого Андрианаманитры, создателя всего сущего, захотел открыть тебе эту тайну. Я, его верный слуга, подчиняюсь и готов показать тебе дверь в его небесную обитель. Ключ от нее, как и сам волшебный замок хранятся на этом алтаре. Их вернули в храм два твоих соотечественника, связанных с тобой узами крови.

Мписикиди, сделав мне жест следовать за ним, бесстрашно поднялся по ступеням, и я поспешил сделать то же самое, предвкушая удовольствие от встречи с неведомым языком. Трон оказался алтарем, то так даже было интереснее.

Однако подойдя к параллелепипеду вплотную, я заметил, что сверху в специальных углублениях на нем помещались две деревянные шкатулки из темного дерева. Они смотрелись необычно, тем самым перетягивая на себя мое внимание как исследователя. Вместо того, чтобы немедленно заняться символами на боковинах алтаря, я принялся разглядывать шкатулки.

Правая шкатулка была примерно 25-30 см в длину и около десяти сантиметров в высоту, точнее определить было невозможно, так как ямки почти соответствовали ее размерам. Деревянные грани украшала тонкая резьба, но рассмотреть возможно было лишь крышку.

Левая шкатулка была пошире и побольше на десяток сантиметров, и ее тоже покрывала причудливая резьба.

В центре алтарь был пуст, но по третьему углублению было понятно, что и там некогда помещался какой-то затейливый предмет.

– Когда-то на этом каменном столе стояла треугольная чаша, из которой пил бессмертный владыка подлунного мира Андрианаманитра, – сообщил мне жрец, указывая на пустующую ямку. – Чаша давно утеряна. Мы ждем ее появления через сорок пять лет. С западной стороны и с восточной находятся вещи, принадлежавшие великому создателю сущего – его кинжал и зеркало. Кинжал хранится в западной шкатулке, зеркало в восточной. Так было не всегда, но однажды твой предок привез в храм первый дар и тем самым положил начало к восстановлению славы Андрианаманитры. Второй твой предок привез второй дар. Тебе же суждено привезти третий дар – Поющую чашу. Именно поэтому, повинуясь воле высших сил, я привел тебя сюда, под священные своды. Я обязан сегодня явить тебе смысл наших грядущих побед.

Жрец медленно, словно сомневаясь, что это стоит делать, прикоснулся к шкатулкам и одновременно поднял их крышки. Я подался вперед, вытягивая шею, чтобы ничего не пропустить.

Внутри правой шкатулки покоился тибетский ритуальный нож. Трехгранная пурба с рукояткой в виде ваджры. В левой лежало круглое каменное зеркало вроде докё с непонятными символами, высеченными по краю и с крупным черным корундом в центре.

От удивления мой рот раскрылся, но я не смог вымолвить ни слова. Как это тут оказалось?! Да не просто оказалось, а стало «священным сокровищем», национальным достоянием мальгашей, оберегаемым веками?! На Мадагаскаре не могло быть ничего подобного!

Довольный моей реакцией, которую он принял за почтительное благоговение, Мписикиди изрек:

– Имя божественного оружия – Анвадхадроти. Оно выковано небесным кузнецом из застывшего солнечного света и хранит в себе его силу. Имя зеркального замка к нему – Белое солнце Андрапанагуны, оно показывает отражения, посланные в наш мир Белым солнцем.

Мое натренированное ухо уловило искаженный санскрит. Анвадхадроти могло когда-то произноситься как «Авадхья джьоти» – «неуязвимый свет». Андрапанагуна напомнило выражение «дарпана гуна», то есть «зеркальная сеть». Осознав это, я поразился пуще прежнего.

– Анвадхадроти отсекает любые тени, – пояснил жрец. – Солнце бывает белым и черным, оно заключает в себе доброе и злое, сильное и слабое, холодное и горячее. Солнце светит не только днем, но и ночью, когда мы не видим его. Магия древних богов способна проявить в зеркальном лабиринте невидимое. Я покажу тебе, чужеземец, как это происходит. Каменный зеркальный диск будет нашим проводником по лабиринту из миллиона путей, а нож будет нашим защитником.

Жрец приказал мне достать из шкатулки зеркало, сам же взял пурбу. Держа его перед собой на весу, он начал осторожный спуск в зал, туда, где у подножия нас все это время дожидался умбиаси Расамуэль.

Я двинулся следом как загипнотизированный, точно так же на вытянутых руках неся загадочное «Белое солнце».

Зеркало оказалось очень увесистым и теплым. Камень в его сердцевине сверкал в льющемся сверху свете подобно черной звезде о восьми лучах. Я забыл, как страстно мечтал только что перерисовать себе в блокнот знаки, выбитые на пьедестале. Сияние драгоценной звезды полностью подчинило меня своей воле. Наверное, это был черный алмаз или сапфир, но размеры его были просто устрашающими. Только ради того, чтобы его не украли охотники за сокровищами, следовало держать в тайне местоположение пещерного храма.

Вокруг корунда, заключенного в рамку из волнистого орнамента, вился по спирали другой узор, состоящий из всевозможных видов свастик – простеньких и усложненных. Символы повторялись, причем произвольно, и я рискнул предположить, что это не просто украшение, а некое послание. Знаки, похожие на свастики, возможно, являлись неизвестным науке видом пиктографического письма или его предтечей.

Но серьезно думать на эту тему я боялся. Все это требовало ясной головы и системного подхода. Впопыхах, на волне эйфории не следовало строить смелых гипотез.

С пурбой на руках, Мписикиди обходил пещерный зал по кругу. Я – за ним. Расамуэль присоединился к процессии последним. Так мы и шли, совершая некий ритуал, наматывая круги – первый, второй, третий… Постепенно я пришел в себя и не только хорошенько рассмотрел свой артефакт, но и с любопытством начал поглядывать по сторонам.

Сокровищница была великолепна! Настоящий дворец внутри горы, созданный неведомой цивилизацией. Строители не насиловали природу, не вгрызались в нее резцами, уродуя согласно собственным чертежам, а умело вписывались в то, что было создано до них. Резцы лишь поправляли существующее, отсекая лишнее и придавая линиям законченное совершенство. И даже то, что было возведено заново – пьедестал, ступени, рисунки и надписи на стенах, все это тоже гармонировало с дикой естественной красотой.

Нигде и никогда на острове я до сих пор не встречал ничего подобного и, наверное, переживал те же эмоции, что и французский путешественник Анри Муо, наткнувшийся в джунглях Камбоджи на затерянный храм Ангкор-Ваг.(**)

Понимая, что, скорей всего, никогда больше не смогу попасть сюда (а так хотелось! Хотелось привести в пещеру студентов, других исследователей – историков, археологов, лингвистов), я старался запомнить окружающее великолепие как можно тщательнее.

Зал тайной сокровищницы выбивался из малагасийских канонов. Мадагаскар заселялся в древности не африканцами (которые, казалось бы, совсем рядом, через пролив), а выходцами из современной Индонезии, жившими за тысячи километров от острова, поэтому и язык сегодняшних обитателей этих территорий принадлежит не к африканской, а к малайско-полинезийской языковой семье. Однако этот древний памятник культуры, как и тибетский нож, никак не могли принадлежать потомкам индонезийцев. Совсем не тот стиль, не тот размах и не тот культурный код. В каком-то смысле храм напоминал индийские и непальские аналоги, но не был им идентичен. Из общего, пожалуй, лишь расположение внутри горной пещеры и ряд колонн.

Эти колонны, поддерживающие «дырявый» свод, носили видимые следы обработки и были покрыты письменами на высоту, превышающую рост человека. Ровные стены являли миру барельефы, слегка оплывшие из-за поздних наростов, но все еще угадываемые. Там были слоны, бегемоты, черепахи и люди, всевозможные деревья и ступенчатые пирамиды, притаившиеся среди пальм. Пол под ногами был гладким, и кое-где, сквозь вековую пыль и наносы на нем проступали узоры, то ли нанесенные краской и потрескавшиеся, то ли выложенные мозаичным способом – я не успел наклониться, проверить. Мписикиди буквально тащил нас все дальше и дальше, ускоряя свой шаг, и я, боясь прерывать церемонию, надеялся, что у меня все же будет время все хорошенько зарисовать, а то и сфотографировать, если разрешат.