Текст книги "Вернуться в Антарктиду (СИ)"

Автор книги: Нат Жарова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 110 страниц)

Мухин тенью проскользнул за их спиной и устроился на подоконнике, наполовину загородив дневной свет. Он копался в своем телефоне, стараясь, впрочем, ничего не упустить из происходящего.

– Ну, что у вас тут? – спросил Соловьев.

– Докладываю. Кое-что интересное обозначилось, – ответил Грач. – Мы с Милой можем объединять разум, усиливать друг друга. Я вижу ее глазами и уверен, что после тренировок она точно так же сможет видеть моими. Это новость, которую надо тщательно обдумать прежде, чем трубить о ней направо и налево.

Мила спрятала лицо у Соловьева на плече. Тот обнял ее покрепче:

– Согласен. Новость неожиданная. Простите, что опоздал. Из-за диффузии на Объекте переполох, и меня никак не выпускали.

– Ты же к Патрисии ходил? – подал голос Мухин, не отрываясь от экрана сматрфона.

– Потом я еще заглянул к Семенченко, отдал рукопись Устюжанинова на экспертизу. Когда сработал «Красный Пять», мой пропуск гостя заблокировали.

– Это все из-за меня, – прошелестела Москалева по-прежнему пряча лицо.

– Не слушай, это не из-за нее, – вмешался Грач. – Это вообще что-то непонятное. Кто-то со стороны. Пока это только гипотеза, но мне показалось, что Миле пытаются зачем-то вернуть память. Нет, не вернуть – неправильно выразился, скорее, имплантировать ей память прототипа. Но не исключено, что это побочный эффект квантовой диффузии. Мы мало знаем об этом явлении.

– «Прозерпина» пытается конструировать реальность, – снова влез Мухин. Он даже забыл про телефон. – Пат меня не послушала вчера, а я был прав. С помощью пурбы они компонуют эпизоды, режут ткань и подбираются к нам все ближе и ближе. Смотрите, у нас уже вовсю пасутся их агенты. Помимо открытого визита нейробиолога Загоскина, полно других шпионов. Загоскин оттянет наше внимание на себя, а тем временем на Объект просочатся другие резиденты. Они сопрут артефакт, а нам подсунут муляж.

– Служба безопасности после каждой диффузии проверяет биографии работников «Ямана», – возразил Грач. – Пат давно ввела этот протокол.

– Они могут что-то упустить, – упрямо возразил Мухин, – или в крота превратится начальник Службеза. Как проконтролировать контролера?

– Ты нарыл что-то по поводу фамилий из списка? – спросил у Кира Соловьев. – Или все сгорело во время диффузии?

– Обижаешь! – Кир спрыгнул с подоконника и протянул ему смартфон. – Все скопировано и сохранено в лучшем виде. Я сделал семнадцать тысяч копий.

– Сколько? – поразился Грач.

– Сколько успел, – Кир сверкнул беззаботной улыбкой. – Практика показывает, что в первые часы после диффузий информация меняется рывками и теряет около десяти процентов каждые полчаса. Из семнадцати тысяч копий в настоящий момент сто тридцать восемь, размещенные на серверах в странах, не затронутых приливной волной, сохранились в неизменном виде. Я открыл одну такую папочку, можете ознакомиться.

– Спасибо, – Вик принял телефон. – Впечатлен.

– Если хочешь знать мое мнение, то вы очень вовремя удрали из Уфы. После сегодняшнего каскада очень многое поменялось. Изменения я тоже тебе сохранил. Они, по-моему, не менее важны.

– Ты прав, все перевернулось с ног на голову.

– Кстати, надо переслать ссылку Патрисии на материалы про де Трейси и его темных делишках в Уфе? А то пропустит нечаянно самое важное.

– Полагаю, Пат и так все знает и отслеживает, – сказал Вик.

– Пат не знает. Ей старая инфа тоже поступала нерегулярно. В наших рядах предатель, это теперь ясно как дважды два.

– Она знает, – повторил Вик. – И по всей видимости, давно. Про предателя догадывается, а про де Трейси совершенно точно. Может даже, они знакомы лично.

– Приятель по прежней жизни? Тогда почему она промолчала? – удивился Мухин.

– Боится, что я в таком случае не стану уговаривать Вещего Лиса отпустить ее в Анкаратру с Черным солнцем. Этот француз – серьезная угроза.

– Так, может, и не стоит туда соваться? – осторожно предположил Грач.

– Нет, надо взять муляж! – загорелся Кир. – Подсунуть им его, а когда они заглотят наживку, вызвать спецрейсом настоящую реликвию.

– Да что ты все со своим муляжом! – упрекнул Володя. – Где его взять, да такой, чтоб светился и пел как натуральный? «Джоконду» из Лувра скопировать – и то постараться надо. А тут такая сумасшедшая вещь. За неделю не сделаешь. И за месяц тоже.

– Мы подумаем, Кир, идея хорошая, – Соловьев кинул на Грача укоризненный взгляд. – Обманки и блеф обогащают игру.

– Идея хорошая, да вот реализация ни к черту будет, – буркнул Володя. – С муляжом получим больше проблем, чем пользы.

– Эх, был бы у нас сломанный экземплярчик! – мечтательно воскликнул Мухин. – Его бы запросто подсунули…

– Если бы да кабы!

Вик вздохнул и погрузился в просмотр файлов. Мила, понимая, что мешает ему нормально читать, пересела на пустующий табурет.

– Вик, – негромко произнесла она, поглядывая на Грача, – мы тут с Вовой видели эпизод из моего прошлого.

– Из прошлого прототипа, – поправил Володя.

Вик поднял глаза от экрана.

– Да, из прошлого прототипа, – Мила стиснула руки, зажав между худыми коленками. – Дмитрия действительно подставили. Это сделал де Трейси. Тот человек, фотографию которого ты мне показывал. Я думаю, он тот самый «человек с юга».

– С юга?

– Загоскин меня однажды предупредил. Сказал: «Бойся человека с юга и держись крепче за человека с севера». «Человек с севера» – это ты, ты мне помог. И ты родился в Петербурге, это севернее Москвы, где родилась я. А де Трейси... он меня…

– Спокойнее, Мила! – сказал Грач.

– Я спокойна, правда, – Мила даже постаралась улыбнуться. – Когда я поняла, что происходит… происходило… мне стало немного легче.

– А как вы все это увидели? – заинтересовался Вик. – Да еще оба.

– Я не помню. Кажется, я упала… а потом перенеслась назад. Как в кошмаре.

Вик вопросительно посмотрел на Грача.

Грач махнул рукой:

– Не спрашивай! Я тоже иногда вижу сны из жизни прототипа. И тоже воспринимаю как кошмары. Для меня это обычный просттравматический синдром. Наверное, я буду воевать в Сирии до конца своих дней и погибать там, во сне, раз за разом. Я уже привык.

– Я тебя понял, – медленно произнес Вик и, потянувшись, обнял Милу. – Ты делала сегодня упражнения по Мишиной методичке?

– Нет, – Мила потупилась, – не успела.

– Кстати, отличная мысль! Вы тут читайте, а мы с ней пойдем, – Грач встал и протянул Москалевой руку, – потренируемся.

– Да, ты Володю слушай! – поддакнул Кир. – Он нереально крут. Он мне такие скрипты (* Сноска: здесь сценарии) прописал, что я Каменное зеркало включил.

– Да, конечно, – Мила с готовностью поднялась. – Я буду самой лучшей ученицей. Когда в затылок дышит чужая смерть, лениться некогда и позорно.

И все же ее поведение и реакции, скорей, говорили за то, что она истощена морально. Раздавлена свалившемся на нее бременем. И это сейчас, когда она толком не успела осмыслить все, что увидела. Не успела примерить на себя. Ночью, в темноте и одиночестве бункера, оно вернется к ней с удвоенной силой, и станет хуже. Грач это знал по личному опыту.

– Я тебе очень благодарна, – произнесла Мила, когда они вдвоем оказались в относительном уединении Кирюхиного кабинета. – Вик – он добрый, и я не могу без него, но именно твоя поддержка вселяет в меня надежду. Я хочу стать такой же уравновешенной, как ты. И больше не бояться.

Чтобы приободрить ее, Грач сказал:

– Знаешь, я служил подопытным кроликом несколько лет, и чего только за это время со мной не делали. Мне и особые вещества в вену вводили, и в томографе по полдня катали, и спал я в шапочке с электродами. Разве что чип я себе в башку не позволил засунуть, а так все было. И вот какие выводы у меня появились по итогам всех этих экспериментов. Абстрактные задания типа «угадай, в какую сторону полетит мячик – направо или налево» мне не давались. И сейчас не даются. Предугадывать поступки и настроения людей удавалось гораздо лучше, но самых больших успехов я добился, когда речь заходила обо мне лично. И об Ане, моей жене. От этого я и стал отталкиваться. Когда дело касается близких, тех, кто тебе не безразличен, ситуация воспринимается иначе. Острей и эхо событий громче. Наверное, это здоровый эгоизм – не превращаться в постоянный источник проблем и жить спокойно. И тут главное – предвидеть, когда это снова накроет тебя с головой. Оно же все равно накроет, мы над ним не властны, но зато можем успеть подготовиться и встретить во всеоружии.

– Ты умеешь предвидеть будущее? – заинтересовалась Милка.

– Человеческий мозг живет предвидением, – Грач постучал согнутым пальцем себе по лбу, – он вообще живет вне времени. Предвосхищение – это его рядовая функция, в том числе и предвосхищение наших собственных желаний, причем на негатив мозг реагирует куда быстрей, чем на любой расслабон. Например, электрическая активность мозга начинает меняться, а конечности двигаться еще до того, как возникает желание врезать кому-то в морду.(*)

Мила робко улыбнулась. Пример был выбран не слишком удачно, вряд ли ей хоть раз овладевала боевая горячка, но Грач видел, что в целом она его понимает.

– Этот неоспоримый факт может выбить из колеи, – продолжил он, – потому что вроде как лишает нас свободы воли. Человек думает, будто он что-то контролирует и будущее зависит от того, а на самом деле его будущее уже предопределено, а выбор – всего лишь иллюзия. Но это не вся правда.

(Сноска. * О том, что мозг работает, предвосхищая события, стало известно из экспериментов Бенджамина Либета в 1983 году. Испытуемых просили поднять палец, когда у них «возникало желание это сделать» и сообщить об этом. Тем временем с помощью установки для ЭЭГ у них измеряли электрическую активность головного мозга. Выяснилось, что мозговая активность возрастала еще до того, как доброволец сообщал, что собирается поднять палец. Иными словами, мозг отправлял сигналы пальцу начать движение до того, как у человека появлялось подобное намерение. Данное открытие наделало много шума, так как лишало человека, его сознания, свободы воли. Эксперимент многократно повторяли в надежде доказать его ошибочность, но данные выводы неизменно подтверждались. Так, в 2008 году немецкий нейрофизиолог Джон Дилан Хайнс опытным путем доказал, что мозг принимает решения за 6-12 секунд до того, как сам человек осознает свое решение.)

– В чем же тогда правда?

– А правда в том, что наше будущее создает и изменяет энергия ци. Китайцы до сих пор верят, что ци породила и космос, и Землю, и людей, и прочую тьму вещей. Все связано между собой в единую энергетическую сеть. Жрецы и ученые древней Антарктиды не создавали ее, не создавали Зеркальный лабиринт, Дарпана Гуна существовала всегда. Она течет сквозь нас и вокруг нас, мы получаем ее с пищей и дыханием, с воспоминаниями и желаниями, и мы можем научиться ею пользоваться осознанно. Тот, кто контролирует свою ци, не просто живет долго и счастливо, но получает силу, чтобы вносить изменения в окружающую реальность посредством Дарпана Гуна. Зеркальная сеть включает в себя даже параллельную реальность.

– Но ци, наверное, сложно подчинить себе?

– Это требует сосредоточенности. Но нас с тобой ведёт не какое-то там тщеславие или жажда власти, верно? Нас ведёт забота о себе и о наших близких. Это отличный мотив. Артефакты древних основаны на принципах контроля ци. Зеркало, Нож и Чаша черпают энергию из пространства и управляются ею. Они были созданы специально, чтобы даже начинающие свой путь умели бы с ними справиться. Нам оставлены инструкции, нам проще, потому что не надо быть гениями и могучими мастерами цигун или Бон, чтобы работать с Зеркальной сетью. Нам достаточно быть хорошими исполнителями. Тем более, что мы защищаем тех, кого любим.

– Я понимаю!

– Ты еще очень молода, и твое сознание гибкое, – сказал Грач. – Да и смерть, которая дышит в затылок, хороший учитель. Прислушивайся к себе, изучай себя, но никогда не паникуй, если услышишь то, что не понравится. Или уловишь ауру грядущего негативного события. Паника – это хаос и смерть, а для благополучной жизни необходима трезвая голова. Дыхательные упражнения и ритмические движения, все эти асаны и анапана (**) предназначены лишь для самоуспокоения и для того, чтобы раскупорить каналы, по которым течет жизненная энергия ци.

(Сноска.** Асана – это положение тела, в котором, с позиций древневосточной философии, управление энергией и физиологическими процессами в организме осуществляется за счёт перераспределения натяжений, сжатий и напряжений в теле. Анапана – это практика наблюдения за собственными ощущениями на ограниченном участке нашего тела, например, во время медитации или выполнения дыхательных упражнений.)

– Может, мне стоит принимать валерьянку?

– Нет, категорически нет. От валерьяны тянет в сон, а сонному человеку сложно сконцентрироваться.

Мила выглядела немножко растерянной, но Грач чувствовал ее, чувствовал, что она готова. Он улыбнулся:

– Не дрейфь, коллега. Прорвемся!

Глава 15. Иван Демидов-Ланской

Глава 5 (15). Параллельные миры пересекаются?

Иван Демидов-Ланской

15.1/5.1

Пять лет назад. Екатеринбург – Межгорье.

Иван безмерно уважал и даже в какой-то мере боготворил отца Патрисии, Нобелевского лауреата. Его научно-популярными статьями по квантовой физике он зачитывался еще на первых курсах института, а позже продолжил изучать и смежные темы по тому же направлению. У него появилась мечта однажды встретиться со своим кумиром, а возможно и поработать, чем черт не шутит, под его началом. Он никому не рассказывал об этом желании, хотя учился хорошо и легко, и его бы отлично поняли и поддержали, но… Иван всегда был скрытным парнем и предпочитал больше молчать, чем говорить.

Уважал он и его дочь, Патрисию Ласаль, основательницу Фонда помощи молодым ученым «Миссия достойных». Только девушка очень редких качеств могла посвятить свою жизнь науке, и не просто науке, а сложнейшей из наук! Патрисия к тому же слыла красавицей. Она не нуждалась ни в компенсации, ни в сублимации, ее фотографии и без того украшали глянцевые журналы, как будто она была кинозвездой. Одну такую обложку Иван прикрепил над рабочим столом и каждое утро начинал с того, что беззвучно заглядывал в эти завораживающие глаза.

Однажды он набрался наглости и послал в ее фонд презентацию, в которой излагал собственные идеи о множественности миров. В ответ же получил вежливый отказ, по сути – отписку на стандартном бланке, где его фамилия была вписана от руки.

Подобное равнодушие задело и разочаровало Демидова-Ланского. Возможно, со временем он бы остыл, забыл о своей мечте, как это случается со многими разочарованными, но тут мир потрясла кошмарная новость: на Антарктиду упал осколок астероида, и под его обломками бесследно пропала чудесная пара – Павел Долгов, недавно возглавивший «Лабораторию перспективных исследований», и его молодая жена Пат Ласаль. Они путешествовали, отмечая медовый месяц, и угодили в самый эпицентр, пришедшийся на Землю Королевы Мод.

Иван почувствовал, что раздавлен. Как будто астероид упал и на него тоже. Он напряженно следил за ходом спасательной операцией, ежедневно искал на сайтах новости из Антарктиды, и когда было объявлено, что в живых никого не осталось, не спал всю ночь. «Как несправедлива жизнь!» – думал он.

Спасательные работы свернули в феврале, а в конце марта в его почту упало загадочное письмо. Из него следовало, что мысли по вопросам многомерности пространства и математическое обоснование существования Мультивселенной заинтересовали руководство проекта «Яман».

«Если вы по-прежнему желаете работать в данном направлении и готовы к переезду в нашу хорошо оснащенную физическую лабораторию, отправьте смс по указанному номеру телефона, – говорилось в послании, – смс должно содержать только цифры уникального кода «77907». После его отправки с вами свяжутся в течение суток».

Иван немало поломал голову над содержанием письма. Публикаций в печати, в которых бы он рассказывал о Мультивселенной, у него не было. Единственное место, где об этом упоминалось, была презентация, направленная в фонд Ласаль. Каким образом она оказалась у безымянных руководителей проекта «Яман»? Что это за проект? Уникальный код и вообще вся эта секретность, граничащая с паранойей, скорей отталкивали, чем соблазняли. Однако любопытство перевесило. Иван захотел выяснить, кто узнал о его неофициальных разработках и не захочет ли он присвоить его идеи, если автор не ответит. Он отправил код в смс и стал ждать.

Было это в пятницу, и уже вечером в дверь его квартиры позвонил высокий человек в черном пальто и такой же старомодной черной шляпе. Незнакомец выглядел по-киношному провокационно: невзрачный, средних лет, с негромким голосом и равнодушным стылым взглядом. В вырезе отложного воротника проглядывал ровный узел черного галстука и острые уголки белоснежной рубашки. Ботинки его, несмотря на весеннюю распутицу, были чисты и ярко блестели.

– Иван Иванович? – полувопросительно сказал он. – Я от руководителей проекта «Яман». Вы готовы встретиться с ними лично?

Демидов-Ланской оглядел визитера с головы до ног и распахнул шире дверь:

– Готов, иначе бы не отвечал на письмо. Зайдете?

– Нет, – мужчина в пальто посмотрел на наручные часы, такие же старомодные и солидные, как он сам. – Сколько времени вам нужно, чтобы собраться? Машина ждет внизу, но учтите, поездка займет все выходные.

– Так далеко ехать?

– Ехать недалеко, но последующий разговор, предположительно, будет долгим.

Иван пожал плечами: выяснять – так выяснять до конца. Кинув в спортивную сумку вещи на смену, бритву и зубную щетку, он запер квартиру и быстро спустился по лестнице, не став вызывать лифт. Черная машина и впрямь ждала его у подъезда. При его появлении водитель, стоявший подле, вежливо распахнул заднюю дверцу и забрал багаж, чтобы положить в багажник.

Иван сел, будучи уверенным, что увидит мужчину в черном пальто на соседнем сидении, но салон оказался пуст.

– А где товарищ, который за мной заходил? – спросил он у шофера.

– У него появились неотложные дела, – ответил тот. – Та мы едем или как?

Иван пожал плечами:

– Едем.

Он заключил, что проект «Яман» – чья-то частная инициатива, уж больно театрально все было обставлено. Мало ли у нас свихнувшихся миллионеров? Просто одни прожигают жизнь, покупая длинные яхты, другие вкладываются в бессмертие, а третьи готовы финансировать физиков в надежде построить мост в другие миры и заработать на экзотических путешествиях.

Машина привезла Демидова-Ланского в деловой квартал, где на крыше одного из небоскребов имелась вертолётная площадка. Это еще сильней укрепило его в мыслях, что сегодня ему придется иметь дело с эксцентричным денежным мешком. Иван уже жалел, что согласился.

Вертолёт был маленький, пассажирский «Робинсон». Он никогда прежде на таких не летал.

– Каков наш пункт назначения? – спросил он пилота, без особой надежды услышать четкий ответ.

Но ответ прозвучал:

– Южно-Уральский заповедник.

Как коренной уралец, Иван был прекрасно осведомлен, что именно находится в центре этого заповедника, да и название проекта «Яман» моментально вызвало в памяти самую высокую гору Южного Урала – Ямантау.

– Мы летим в Межгорье? В закрытый военный городок?

– Именно туда, – усмехнулся пилот. – Не забудьте пристегнуться, господин Демидов-Ланской.

– Выходит, секретный бункер в горе существует?

– Понятия не имею! Мое дело – небо, а подземелья меня не волнуют.

Иван набрался терпения, повторяя про себя, что очень скоро все выяснится.

Ни в какой секретный бункер его не отвели, но на вооружённых солдат он насмотрелся в Межгорье изрядно. Только по дороге от посадочной площадки до красного одноэтажного домика ему пришлось трижды предъявлять паспорт. Это плохо вязалось с коммерческим «Робинсоном» и гражданским посыльным в черном пальто, но и с чудаком-миллиардером никак не стыковалось. От раздражающего извилины когнитивного диссонанса у Ивана вспотели ладони.

Домик, куда его привели, носил романтичное название «Маки» и представлял собой одноквартирный коттедж с тремя комнатами, одна из которых оказалась неплохо обставленным рабочим кабинетом. Внутри все было организовано по высшим меркам: мебель новенькая, холодильник на кухне забит продуктами, повсюду чистота, но у Ивана закралась мысль, что он оказался в комфортной тюрьме, откуда его не выпустят.

Солдат в неопределенной зеленой форме, без нашивок, указывавших бы на род войск и звание, сопровождавший его с момента приземления, остался дежурить у крыльца, и Демидов-Ланской в затянувшемся ожидании одиноко бродил по дому, заглядывая в пустые одежные шкафы и рассматривая корешки книжных переплетов на стеллажах в кабинете.

Тревожное настроение, помноженное на любопытство, владело им с самого начала, но сейчас начало отступать. Ивана заинтересовала подборка книг в библиотеке. Казалось, на полках собраны все издания, посвященные вопросам теоретической физики, космогонии и квантовым теориям современности. Имена авторов были ему хорошо известны. Все, кроме одного.

Иван протянул руку и осторожно вытащил томик в синем переплете. На обложке значилось: Афанасий Соворотов «Разные физики для разных пространств. К вопросу существования параллельных вселенных». Труд был издан в этом году, его страницы ощутимо пахли типографской краской.

Иван открыл книгу и углубился в чтение. Буквально первые же абзацы заставили его несдержанно хмыкнуть и пробормотать:

– Сказочник какой-то...

– Вы о Соворотове? – раздался совсем рядом женский энергичный голос с едва уловимым акцентом, и от неожиданности Иван едва не выронил книгу, круто обернувшись. – Уверяю вас, это совсем не сказки.

Книга все-таки упала на пол из разжавшихся рук. Перед Демидовым-Ланским стояла Патрисия Ласаль, живая и невредимая.

– Афанасий Соворотов – человек, опередивший свое время, – продолжила Патрисия, приближаясь и делая вид, что не замечает потрясения, отразившегося в каждой черточке его парализованной фигуре. – То, что он пишет, не сон и не бред, он действительно много лет изучал мифическую «Чашу Грааля».

Иван не отрывал взгляда от совершенного в своей классической красоте лица француженки, гадая, она ли это. Может, сестра-близнец? Была у нее сестра?

– Как? – вымолвил он, сглотнув. – Зачем?

– Он хотел создать устройство, которое бы подчинило себе Чашу. Заставило бы ее выполнять команды оператора. К сожалению, он не довел это до конца.

Патрисия подошла и присела, подбирая упавшую книгу. Демидов-Ланской очнулся и тоже присел. Их руки встретились над переплетом, и Иван вздрогнул. Кожа Пат была теплой, она не являлась ни грезой, ни призраком. И он наконец вспомнил, что у Нобелевского лауреата Ласаля была только одна дочь.

Француженка улыбнулась и вручила, буквально всунула ему книгу в одеревеневшую руку:

– Мне кажется, вам стоит прочесть Соворотова от корки до корки, ведь это так звучит по-русски, я не ошиблась? Обложка – это «корка»?

Иван кивнул.

– Мой друг увидел бы в произошедшем знак судьбы: из всех книг на стеллаже вы выбрали именно эту. Или книга сама выбрала вас. «Это что-то значит» – так бы он сказал.

– Кто такой Соворотов? – спросил Иван, стискивая пальцы на корешке книги, обхватывая ее и сжимая так, словно она и впрямь обладала норовом и могла от него сбежать. – Он здесь, в Межгорье?

– Нет, Соворотов погиб в Антарктиде.

– Во время падения осколков астероида? А… вы?

– Нет, он погиб гораздо раньше. Еще до нашего с вами рождения, – Пат встала, и он вслед за ней. – А я, как можете убедиться, жива. Слухи о моей смерти были излишне преувеличены.

– Я рад! Однако книга совсем новая, на ней еще и краска не просохла.

– Я нашла рукописи Соворотова и отдала в печать. Труд советского гения не должен пропасть.

– Я изучал работы малоизвестных советских физиков, но не припомню, чтобы имя Соворотова мне встречалось прежде.

– Вы и не могли его встретить. Его биография остается засекреченной, как и темы, над которыми он работал перед смертью. Эту рукопись я нашла в Антарктиде на заброшенной станции «Надежда». Все прочее его наследие не уцелело, подозреваю даже, что было намеренно уничтожено.

– Уничтожено?

– Из банального страха. Мы честно искали, но они даже не потрудились упрятать его рукописи в какой-нибудь спецотдел до лучших времен. Они грубо заметали следы, стирая о нем всяческие упоминания.

– Так вы за этим ездили в Землю Королевы Мод? – вырвалось у Ивана. – Это был не каприз, не обычное путешествие. Ваш Фонд… он известен тем, что стремится предать гласности истинные факты. Его лозунг «Гласность. Объективность. Справедливость. Будущее».

– Поездка имела цель, – подтвердила Пат и отвела взгляд. – Несмотря на то, что фондом я больше не руковожу, мои принципы остались прежними. Я делаю, что могу и что умею делать хорошо – выкапываю из забвения достойные имена и факты. И продолжаю исследования.

«Вот почему из Фонда прислали отписку в ответ на мою заявку!» – осенило Демидова-Ланского. Он решил, что раз центр принятия решения переместился из Парижа на Урал, то и ему здесь самое место.

– А ваш… муж? – осторожно спросил он. – Надеюсь, он тоже выжил и вернулся из Антарктиды?

– К моему прискорбию, муж остался там, – Патрисия по-прежнему не смотрела на него, – я не хочу говорить, что он безвозвратно мертв. Все гораздо сложней. Расчеты Соворотова дают надежду, что все неприятности мира реально изменить. Вы поможете мне? – Она наконец-то повернулась, чтобы поймать его внимательный взгляд. – Поможете доработать его идеи, способные спасти не только жизнь моего мужа, но и нас всех? Ваш образ мысли так похож на образ мысли Соворотова! Вы бы могли… да, вы могли бы не только продолжить его работу, но и найти его ошибки. Найти и исправить. Нам грозят страшные бедствия, если мы вовремя не сумеем остановить то, что он испортил. Не даром имя Соворотова подвергли забвению. Он был виноват! Но это не значит, что он был во всем неправ.

– Я помогу вам, – твердо пообещал Иван. – Я постараюсь отделить зерна от плевел, если есть такая проблема.

Он обещал бы это в любом случае, даже если бы Патрисия не упомянула про грозящие беды. Демидов-Ланской чувствовал, что просто не сможет развернуться и уйти, оставив за спиной интригующую и сложную загадку. Он догадался, что речь пойдет о параллельных мирах, и что Патрисия, ее чудесное спасение связано именно с этим. Профессиональный интерес неожиданно переплелся с глубоко личным, и Иван уже считал минуты до момента, когда ему позволят проникнуть в тайну.

– За пределами Южно-Уральского заповедника меня практически ничего не удерживает, – добавил он. – Я могу приступить к работе, как только получу расчет на старом месте. Это займет примерно две недели.

– Отлично, – Пат снова улыбнулась, отчего в его груди разлилось счастливое тепло. – Вам нравится этот дом?

– Обстановка в нем вполне приличная. Да и цвет стен веселый.

– Любите красный?

– Он меня не раздражает.

– Тогда этот коттедж останется за вами. Добро пожаловать в «Яман», Иван Иванович!

15.2

15.2/5.2

Рядом с Патрисией все время находился Вик Соловьев. Взаимоотношения с ним напоминали Демидову-Ланскому американские горки: он то приходил в восторг от прозорливости Виктора и его толковых суждений, то раздражался от его вездесущности.

Про Соловьева и Ласаль-Долгову некоторые говорили, что они красивая пара: воплощение мужественности и женственности. Другие говорили, что Патрисия использует Виктора, третьи – что Вик использует ее. Иван ничего не говорил, но про себя признавал, что есть в этой паре нечто противоестественное. Возможно, его смущал факт, что Пат не соблюдала положенный траур и, несмотря на беременность, открыто появлялась с Соловьевым на людях. Сплетни ее не волновали, как и его, а вот Демидов-Ланской переживал их болезненно.

Иван не умел сходиться с людьми, а Пат, к которой он и подступиться не смел, весьма ценила мнение Соловьёва и прислушивалась к нему. Приходилось и ему сотрудничать с Виктором, хотя сотрудничество получалось кособокое, полное едкой горечи с его стороны и добродушной иронии со стороны Соловьева.

Иван ревновал Пат. Не только как женщину к удачливому сопернику, но прежде всего как блестящего ученого к дилетанту, который отчего-то был для нее столь важен.

Соловьев, скорее всего, догадывался, какую бурю вызывает в сердце нового сотрудника «Ямана». Вик замечал абсолютно все, и Демидов-Ланской был уверен, что даже самый первый их разговор начался с хорошо обдуманных фраз. Он сначала не понял их до конца, но позже сумел расшифровать.

– Наконец-то я имею честь познакомиться с самым хладнокровным физиком в «Ямане», – произнес Виктор в тот день, когда Иван окончательно переехал в «Маки».

Соловьев встретил его у КПП, где пришлось бросить городскую машину, и любезно помог перегрузить вещи на сидение электрокара. Электрокар был тесным и неприспособленным для транспортировки грузов, за коробками пришлось ездить дважды. Вот во время второй поездки, когда они оба уже слегка пригляделись друг к другу, и состоялся их диалог.

– Вы считаете меня хладнокровным? – уточнил Демидов-Ланской. – Почему? Вы совсем меня не знаете.

До этого они виделись мельком и вряд ли обменялись парой слов за исключением приветствий.

– Так вас охарактеризовала Пат, и я, пожалуй, соглашусь. Если бы я не знал, зачем вы здесь, то принял бы вас за начальника службы безопасности. С таким непроницаемым лицом вам бы допросы вести.

Соловьев добродушно улыбался ему, но Демидову-Ланскому не слишком понравилось такое начало.

– Что не так с моим лицом?

– Просто вы еще не видели всех наших сотрудников. Пат собрала в «Ямане» команду классических чудаков. Почти все они смахивают на растрепанного Эйнштейна с известной фотографии, когда он дурашливо показывает язык. Но вы не такой, вы лишены их взрывной хаотичности. Вы движетесь к цели ровно и по наикратчайшей траектории. Мне кажется, что среди коллег вы будете смотреться как ледокол в окружении юрких катеров. Вам суждено прокладывать путь, а им – следовать в вашей кильватерной струе. Во всяком случае, до поры. Я допускаю, что кто-то из них однажды претерпит трансформацию и тоже станет ледоколом, но на это потребуется время.

Иван выслушал сей пространный спич с завидным спокойствием, хотя внутри испытал раздражение. Он не любил льстивых речей, звучащих без повода. Соловьев был человеком себе на уме, и Иван не понимал, чего он хотел от него добиться.

– К чему вы мне все это говорите?

– Просто намекаю, что завтра или послезавтра вас ждет еще одна будоражащая встреча. Глядя на вас, я почти уверился, что ее вы перенесете не менее достойно, чем встречу с призраком Патрисии Ласаль. Ледоколы никогда не теряют лица перед айсбергами. Вы пока единственный человек в «Ямане», кто готов к потрясениям. Все прочие – еще нет.