Текст книги "Вернуться в Антарктиду (СИ)"

Автор книги: Нат Жарова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 88 (всего у книги 110 страниц)

От Громова ждали результатов, но их не было, и с каждой неудачей лицо Элен мрачнело все сильней. Она не попрекала его, но Юра чувствовал: эта неделя плавания до Крозе станет для него последней, если она не получит того, чего желает.

Громов решил, что в следующий раз изобразит, будто видит нечто, и обдумывал, как это сделать покрасивее. Он боялся, что Элен окончательно разочаруется в нем, и у него больше не будет возможности уничтожить артефакт – его попросту к нему не подпустят. Как неудачника.

Поговорить с Тимуром наедине и попросить совета Юре тоже никак не удавалось, с ним рядом постоянно ошивался бдительный Огюст. Наконец Громов вспомнил, как Борецкий рассказывал ему про альбиноса в пещере. Парню, правда, вводили какие-то стимуляторы, чего Юра не желал категорически, но изображать конвульсии и закатывать глаза можно было и без специальных средств. Он поверил, что это прокатит, и доступ к артефакту не будет перекрыт.

Утром он, полный отчаянной решимости, приступил к воплощению плана.

Неизвестно, что в итоге сработало: возросшее волнение и готовность к неизбежному или мысли об Ильгизе, работавшем со статуэткой, но в эту свою последнюю попытку Громов вдруг что-то увидел.

Это походило на удар молнии: прикоснувшись к камню, он почувствовал, как тело пронзил болезненный разряд. Юра вскрикнул и словно провалился в темную яму, заполненную яркими цветными вспышками. Одна из них, фиолетово-малиновая, воссияла, расползаясь, и затопила «яму» до краев, подобная горящему фонарю, осветившему узкую улицу.

Громов и очутился на ней, на этой неведомой улице, под холодным дождем, шатко балансируя на неровной брусчатке.

– Здесь всегда идет дождь, – произнес из темноты простуженный голос. – Странно, да?

– Что? – переспросил Юра, оглядываясь и нелепо взмахивая руками, чтобы не свалиться в лужу. – Кто здесь?

– Здесь все странно, – продолжил голос, – вне зависимости от того, что такое это «здесь». Мне кажется, что на этой улице прошли первые годы моей жизни. Знаешь, от солнца у нас на коже вспухали огромные волдыри, которые лопались и сливались в язвы, поэтому мы с братом выходили из дома только по ночам. Или в дождливую погоду. Но однажды Драго вытолкнул меня на крыльцо в полдень, в самое летнее пекло. Не помню, за что он на меня рассердился, но уверен, что он был счастлив от меня избавиться. Я плакал, кричал и молотил кулаками в дверь, пока мама не прибежала и не втащила меня в дом. А Драго смеялся. За это ему всыпали по первое число, и он стал ненавидеть меня еще больше.

– Почему? – спросил Громов. Он догадался, что с ним вступил в разговор Ильгиз, но все еще не видел его.

– Такой вот он есть, мой братец, – голос младшего из альбиносов рассыпался каркающим смехом. – Я думаю, что он – реинкарнация инквизитора Арбуэса(*), придумавшего «кровавые шахматы». Всегда найдутся те, кто оправдают любую подлость и садизм, если все это приумножает их собственное богатство. Драго такой же. Тоже не прочь полюбоваться на мучения других. Но пока он делает свою работу, на его пороки закрывают глаза. Я не раз спрашивал Бога, особенно часто, когда еще верил в него, почему ему повезло больше, чем мне? Почему ему доктора ввели вакцину, меняющую ДНК, а мне – обычное плацебо? Почему он стал правой рукой могущественного Доберкура, а я – жалкой тенью, ползающей в его ногах, вымаливая очередную дозу «синтетика»? Почему я гнию заживо, а он – палач и садист – продолжает наслаждаться преступными удовольствиями? Почему?!

Голос замолчал, и повисла звенящая тишина.

– Вы хотите, чтобы я дал ответ? – уточнил Громов.

– Нет, не хочу. Ты не знаешь ответа.

– Я тебя не вижу. Ты прячешься нарочно? – он тоже перешел на ты в угоду моменту.

– Я не прячусь, меня просто нет, – ответил Ильгиз. – Больше нет. Вообще нет. Тебе достался один кусочек моей памяти. Ошметок. Эхо мыслей, которые ненадолго пережили носителя, болтаясь в пространстве подобно всплывающему в проруби дерьму.

– Так ты… умер?

– Да. Наверное.

– Мне жаль… правда, жаль.

– А мне нет! – голос снова хохотнул. – Так чего ты хочешь услышать от мертвеца, странник? Спрашивай, пока я добрый и разговорчивый.

– Мы виделись однажды, – неуверенно начал Громов, смущенный этим странным разговором. – Ты кричал мне на родном языке. Думаю, это было важно, но я не понимаю по-боснийски...

– Я кричал: «Он идет!». Я кричал тебе: «Скажи ей!». Девочка не виновата. Все ее обманывают, и я тоже. Я называл себя ее папой. Но другой ее папа гораздо, гораздо хуже меня! Когда он придет, то превратит эту землю в ад.

– Ты говоришь о своем брате-близнеце?

– Я говорю о зле! Адель приведет великое зло. Она не справится, а ее мать упускает тысячу вещей, хотя считается очень умной. Не знаю, кто ее таковой считает. По мне, она полная дура, потому что родила чудовище, а надо было вытравить ее еще во чреве.

– Адель – это дочь Патрисии?

– И дочь Абсолютного Зла.

– Но разве Паша Долгов стал отъявленным негодяем? Или речь о его зеркальном воплощении?

– Придет не Паша, а та сила, что скрывается под его личиной. Страшная сила, которой курят фимиам все эти лицедеи-аристократы. Более тысячи лет они уже служат сатане.

– Элен д'Орсэ тоже служит сатане?

– У всех у них есть метка дьявола. Их глаза затуманены иллюзиями, которые насылает на них любимый божок. Мой братец ему в этом очень здорово помогает. Он сам мастак создавать иллюзии и воплощает в себе перманентное зло, и нет проводника удобнее на свете. К черту их всех! Мне жаль только девочку. Мне стыдно, что я ее обманул. Заставил полюбить сатану в обличье человека. Скажи ей, что я сожалею.

– Как считаешь, этому можно помешать? – спросил Громов.

– Я не смог, а ты… Делай добро. Делай добро, странник, и тогда апостол, владеющий ключами от рая, может быть, вынесет решение в твою пользу. Ты умрешь счастливым и попадешь в Эдем.

– Но речь же не обо мне! Не только обо мне.

– Конечно, не о тебе. Ты – прах. Мы все прах и пыль. Но и самая малая пылинка может упасть в такое место, что огромные жернова истории заклинит.

Громов сглотнул. От этого совета веяло ледяной адской бездной.

Голос помолчал, потом спросил:

– Знаешь, что случилось с антарктами, оставившими нам несколько потрясающих устройств?

– Нет. А ты знаешь?

– Я верил, что они не проиграли, а прикрыли собой потомков от чудовищной силы, прорвавшейся через портал. Я верил, что они пожертвовали собой, я аплодировал им, но так и не повторил их подвига. Я способствовал возрождению зла вместо того, чтобы уничтожить его с помощью солнечных вещей. Солнце прогоняет тьму, когда восходит. В этом его главное предназначение. Мне жаль, что я был слаб. Теперь твоя очередь...

…Громов очнулся.

Он не валялся на полу, к чему был готов, едва придя в себя. Он все это время, как оказалось, продолжал сидеть на кровати и касаться статуэтки. Только голова его дернулась назад, он запрокинул подбородок, когда это все с ним началось, и сейчас, открыв глаза, несколько секунд он тупо пялился в ребристое дно верхней койки, соображая.

– Как вы себя чувствуете? Вы в порядке? Желаете прилечь? Может, воды? – Элен беспокоилась за него. Она была довольна, ее глаза сияли. – Если немного расфокусировано зрение и голова кружится, то это нестрашно. Это быстро проходит.

Юра не отвечал. Он все еще был оглушен и возвращался в себя и в эту тесную и душную каюту с трудом. По частям.

– Юрий, просто ответьте мне, у вас получилось? У вас был такой вид… недолго, правда, но мне показалось… Я ведь права – вы смогли?

– Да… кажется.

– Отлично! – Элен едва не хлопала в ладоши. – Что или кого вы видели?

– Ильгиза… то есть не видел, а…

Громов сказал и прикусил язык. Наверное, не стоило им рассказывать, но Элен мягко улыбнулась и коснулась его плеча:

– Ильгиз телепат, контакт с ним, как с первым оператором этого Зеркала, вполне понятен. Что он вам сказал?

– Я не знаю… – Громов пытался лавировать, но физическая усталость значительно тормозила мыслительный процесс. – Я забыл…

– Что значит – забыл? Вспоминайте! Оператор обязан запоминать все, что видит в Зеркале, иначе зачем он нужен?

– Да, конечно, но… Кажется, Ильгиз говорил по-боснийски, я плохо его понимал. Лишь отдельные слова… По-моему, он сказал, что умер… и что-то про рай, про апостола с ключами.

Элен успокоилась. Громов словами про апостола нечаянно попал в яблочко.

– Да, действительно, с «Альфы» мне сообщили, что Ильгиз скончался вчера и перед смертью бормотал что-то про апостола Петра. Вряд ли он попадет к нему, слишком уж грешен, но вы не могли этого знать – вот что важно! Это доказывает, что вы увидели в Зеркале истину, характерную для многих миров.

Громов обуздал скачущие мысли и лихорадочно перебирал услышанные от альбиноса фразы, которые мог бы еще озвучить безбоязненно, но Элен удовлетворилась тем, что сеанс состоялся. Ее не интересовал Ильгиз, она желала знать другое.

– На сегодня достаточно, – провозгласила она. – Отдыхайте. Прогуляйтесь по палубе – Огюст вам, как обычно, составит компанию. А завтра вы, надеюсь, настроитесь на кого-нибудь еще. На какую-нибудь известную нам личность. Осталось два дня до прибытия на базу, и мы должны придумать убедительную демонстрацию ваших способностей. Показать нечто, что можно немедленно проверить… Ильгиз и прочий сброд, разумеется, не подойдут, но это уже моя забота подобрать вам задание.

Элен велела Борецкому-Моусону упаковать статуэтку в чемоданчик, проследила за этим и только после этого покинула каюту в его сопровождении, оставив Огюста с Громовым.

– Желаете прогуляться? – спросил француз равнодушно.

– Позже, – ответил Юра. – Я устал и хотел бы полежать.

Огюст тоже ушел, и Громов наконец-то смог перевести дух. Следить за своим лицом и словами оказалось непросто. Юра не представлял, как Тимуру удается так долго водить всех за нос. Наверное, к этому нужен особый талант.

Кстати, Борецкий, стоявший во время сеанса, как всегда, в самом дальнем углу за спинами французов, показался ему необычайно задумчивым. Его хмурый вид расстроил Громова. Он решил: Тимур не ожидал, что из затеи с Зеркалом что-то получится, и сейчас просчитывал, чем обернется для них это новое умение.

«Впредь буду заранее придумывать, что якобы увидел в Зеркале, – постановил для себя Громов, – правду сообщать нельзя, иначе проблем не оберешься»

Однако артефакт в его руках работал, и это само по себе становилось большой проблемой. Надо было срочно придумать, как от него избавиться.

(Сноска. * Педро де Арбуэса (1441-485), испанский инквизитор, главный инквизитор Сарагосы, назначенный Торквемадой. Народная молва приписывает ему изобретение игры под названием «живые шахматы», когда игроки играли настоящими людьми, пленниками инквизиторской тюрьмы, и если их «фигуру» съедали или разменивали, то палач рубил им головы по-настоящему. Историки считают, что эта молва несправедлива, просто «черная легенда», придуманная недовольными, но Арбуэс, конечно, добряком при своей должности не был. Однако он понимал, что излишнее рвение при исполнении приговоров не доведет его самого до добра, поэтому от публичных казней на площадях практически отказался, действовал умнее. Он хватал людей тайно, вне зависимости от прегрешений (ересь, заговор, недовольство властями и пр) конфисковывал их имущество, и часто там же, в застенках, казнил. Врагов у него в городе, конечно, было много. Родственники пострадавших от его рук создали заговор и закололи инквизитора, несмотря на кольчугу, которую тот постоянно носил под сутаной. После смерти Арбуэса был причислен католической церковью к лику святых)

27.6

27.6/7.6

Впервые возможность нормально поговорить наедине представилась Тимуру и Юрию лишь на рейде у острова Свиней.

Вообще, Громов ежедневно выходил подышать в надежде невзначай встретить Борецкого, но Огюст пристально отслеживал все контакты своего подопечного. Юрий огорчался, но подбадривал себя, что прогулки ценны и сами по себе. Ходить как можно больше и дышать полной грудью являлось для него лучшей терапией. Он двигался все еще скованно и страдал одышкой. Лестницы, которыми полнился корабль, давались ему с трудом, однако иного способа вернуться в норму Громов не знал, поэтому карабкался по ним и спускался по нескольку раз.

Наверное, на судне был свой врач, но его к Громову не допускали, как и прочих посторонних. Но вот настал день, когда Элен с помощником покинули корабль, чтобы встретиться на берегу с таинственными «высокопоставленными лицами», и Юра остался без должного присмотра. Огюст сопровождал мадам д'Орсэ в качестве телохранителя и носильщика секретного чемоданчика, поскольку прихватить с собой «хранителя Моусона» Элен не пожелала. Тимура оставили на «Альбатросе», и Юрий тотчас воспользовался этой возможностью.

Они пересеклись в районе юта.

– Наконец-то! Чертовски рад пожать тебе руку! – воскликнул Громов с широкой улыбкой.

Он испытывал искреннюю радость и облегчение, как будто Борецкий одним своим видом избавил его от давящего груза ответственности.

Они не только обменялись рукопожатием, но и обнялись. Тимур оглядел его с головы до ног и констатировал:

– Выглядишь гораздо лучше.

– Это Элен на меня давила, а как слиняла – воспрял. Прости, что так получилось с клятым Зеркалом.

– Все нормально, – ответил Тим. – Все идет своим чередом, друг мой Юрий, не переживай.

– Каков план? Что мне говорить ей дальше? Как обмануть, чтобы поверила? – накинулся на него Громов с вопросами.

– Давай отойдем под прикрытие манипулятора, – Борецкий поманил его за собой. – Там нас точно с берега не засекут.

Они прошли вдоль фальшборта, поглядывая на маячащие невдалеке скалы.

Остров вырастал из морской пучины темным призраком и казался невзрачным. Морозная глубина Южного океана, по которому перекатывались вязкие волны, опоясывала его выдающийся вперед совершенно плоский мыс и истончалась на прибрежном шельфе, вскипая белесыми бурунами. Невдалеке, полускрытый отдельно стоящей корявой скалой, виднелся нос военного корабля. Именно он доставил на «Гамму» делегацию, с которой встречалась Элен д'Орсэ.

– Завтра переломный день, меня заставят показывать трюки на потеху публике, – сказал Громов, торопя призадумавшегося Борецкого. – Ты знаешь, какое задание выбрала Элен? Надо бы придумать, что именно говорить.

– Все пройдет хорошо, если ты глупостей не натворишь.

– Глупостей? Да вроде и не планировал. Наоборот.

Борецкий впился в него строгим, выворачивающим наизнанку душу взглядом:

– Признайся, есть мысли испортить Элен обедню? Уничтожить Зеркало, например, выкинуть его в океан?

– Ну… – Громов и удивился, и растерялся от такой проницательности, – если начистоту, то да, рассматривал такую возможность. Скажешь, что это плохая идея?

– Отвратительная!

– Я понимаю, что это станет для меня последним, что я сделаю в жизни, но от этих артефактов сплошное зло! Диффузия разрушает мир, это еще Патрисия говорила. Мне лично говорила, в Межгорье, перед отъездом на Новую Надежду. Если мы уничтожим Зеркало, «Прозерпина» вынужденно откатится назад, и диффузия приуменьшится.

Борецкий категорически не одобрил это дело:

– Оставить подобные мысли! Зеркало выбрасывать нельзя.

– А что тогда можно?

– Продолжать сотрудничать.

– Не боишься, что наши игры в «скажи «да» зайдут слишком далеко? Я не пойму, ты всерьез собираешься им потакать? Меня Ильгиз предупреждал, что к нам рвется нечто из чужого мира. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять: вторжение состоится через открытый портал. А для создания портала нужно в том числе и Зеркало. Нельзя им позволить собрать Триаду!

– Значит, так, – сказал Тимур, – озвучу главное, а то не дай Бог, прервут. Завтра на «Альбатрос» поднимется Антуан де Трейси. Это сын третьего партнера, основателя «Прозерпины»...

– Это с ним Элен собралась дружить против Доберкура?

– С ним. Не перебивай! Тебя попросят показать что-нибудь эдакое с Зеркалом. Скорей всего, потребуют связаться с де Трейси из параллельного мира. Или с его креатурой Людмилой Москалевой. Слышал о такой?

– Элен упоминала.

– Не артачься, делай, как они говорят. Нам этого события все равно не избежать, разве только ценой твоей смерти.

– Да, собственно, я…

– И думать не смей! – отрезал Тимур. – Рано тебе с жизнью прощаться.

– Тут мне решать! – возмутился Громов. – Это моя жизнь! И если надо…

– Друг мой, – Борецкий примирительно опустил ему руку на плечо, – не сможешь ты артефакт уничтожить! Кинешь за борт – водолазы его в два счета поднимут. Здесь вообще-то неглубоко, и скал подводных полно. Будет статуэтка лежать на одной такой как памятник на пьедестале, – хватай ее и тащи наверх, никаких усилий не потребуется. И толку от твоего идиотского поступка?

– Критикуешь – предлагай!

– Все происходит в свое время и не часом раньше. Наступит и наш черед показать себя, но пока нам следует затаиться и ни в коем разе не нарушать маскировку, понимаешь расклад?

– Не понимаю.

– Объясняю. Во-первых, насчет Зеркала. Де Трейси – умный черт и прибыл на Крозе самолично, чтобы проконтролировать обращение с артефактом и не позволить ему пропасть. Вещи с аурой вообще не исчезают бесследно и тем более в присутствии главного жреца и верховного магистра Ордена Обоих Солнц, так что с этой стороны у нас полный тупик. А во-вторых, о твоих строптивых мыслях де Трейси узнал заранее из параллельных источников. Ты сам сказал, что завтра переломный день, а это означает, что все его события, важные и узловые, отразились в Зеркальном лабиринте. Патрисия говорила тебе, что в нем понятие временной очередности нарушается сплошь и рядом?

– Вроде бы что-то такое...

– Так оно и есть. Всего-то и нужен один человек, спокойно ходящий по мирам, как по комнатам в музее, чтобы предвосхитить любые каверзы.

– Де Трейси способен ходить по лабиринту Дарпана Гуны?! – поразился Громов.

– Не он – Адель Долгова, дочь Патрисии. Адель очень и очень необычный ребенок. Она уникальна, и пока никто не знает пределов ее сил.

– Адель… вот оно что! – Громов оперся рукой о фальшборт, потому что устал стоять прямо. – Адель обладает неким даром… А телепаты сообщают обо всем, что становится известно девочке. А девочке в свою очередь передает советы с той стороны человек под личиной Павла Долгова. Теперь у меня пазл сложился. Сложная комбинация, но, должно быть, эффективная.

– Не то слово, – подтвердил Тимур.

– Но разве де Трейси не союзник д'Орсэ? Почему он поддерживает Доберкура, ведь телепаты подчинены ему полностью, или я ошибаюсь?

– Де Трейси сам по себе, и прошу тебя не считать его простаком, – предупредил Тимур. – Этот тип заключает союзы с кем выгодно на данный момент и потом предает своих союзников, если выгода себя исчерпала. Сейчас ему выгодно получить тебя и Зеркало, и мы не будем его разочаровывать. Конечно, де Трейси никогда не поверит тебе на все сто, поскольку знает, что ты не разделяешь моральных установок «Прозерпины». Это Элен думает, что все можно купить за деньги, а ее партнер не столь наивен, но он согласен тебя использовать при полном своем контроле. Если ты хоть словом или намеком дашь ему понять, что стремишься разрушить его планы, тебя никогда не допустят до артефакта. Даже если выживешь после непродуманного демарша, ты все равно станешь им не нужен, и вместе с тобой мы потеряем единственный шанс справиться с дьявольской заразой.

– Откуда тебе известно о его возможностях – Элен проболталась?

– Я просто знаю, друг мой. И слава богу, что я могу тебя об этом предупредить!

Громов поежился. Было промозгло. То и дело начинал сыпать колючий снег. Прибой у близких скал шипел и пенился, океан волновался, но качка на их массивном судне ощущалась слабо.

– Значит, вы желаете открыть этот портал, я верно тебя понимаю? – спросил он. – Наш единственный шанс связан именно с ним?

– Да, единственный шанс, – повторил Тимур, – но он есть! Слушай меня внимательно. Патрисия в курсе, что мы с тобой прочно застряли на Крозе...

– В смысле «застряли»?

– Застрянем. Все просчитывается, и этот ход тоже. Патрисия будет работать над тем, как вытащить тебя к остальной группе, потому что иначе ее задумка не сработает. Смысл в том, чтобы собрать вместе всех выживших. Тебя придется выдергивать с острова, чтобы успеть до определённого срока, когда изменения на Крозе превысят критическую массу и станут необратимыми. Самый быстрый способ – это перенести тебя через портал при поддержке Триады.

– Пат собрала Триаду?

– Триада собирается, причем собирается сразу в двух параллельных мирах. Будет два отраженных комплекта: две пурбы и два Каменных зеркала – и только одно «Черное солнце», объединяющее их в виде узловой точки и источника энергий. Это мудреная конфигурация, требующая огромного внимания к себе, поскольку ее достаточно легко разрушить. Изменить, грубо говоря, парочку незначительных параметров и тем самым расщепить портал, приделав к нему незапланированный рукав, к примеру.

– Один рукав приведет к нам на остров, а второй – к Павлу Долгову?! – воскликнул Громов, догадавшись. – А за Павлом по коридору хлынет абстрактное «абсолютное зло», о котором меня предупреждал Ильгиз.

– Зло не абстрактное, а вполне конкретное. И у его носителя, главного лидера темного воинства, есть договоренность с де Трейси. Эти существа очень много знают об артефактах и Зеркальной сети. Они установили контакт еще с предками нынешних иллюминатов, служившими в «Аненербе».

– Неужели они всерьез желают возродить ту ущербную идеологию на Земле? Но это же самоубийство!

– И тем не менее такие настроения до сих пор популярны в определенных кругах. Сегодня у них может получиться. Нынешние фашисты куда лучше оснащены, они готовились к этой битве многие годы и просто так не отступят. Очень много средств и надежд вложено в программу нового мирового порядка.

– Вещий Лис, надеюсь, в курсе? – пробормотал Юра, откровенно придавленный масштабом открывшегося замысла.

– Он понимает, что происходит, – кивнул Борецкий, – и я найду способ сообщить о нас с тобой, когда наступит время. За это не волнуйся.

– Я волнуюсь за Адель. Ильгиз говорил, что именно Адель приведет через портал абсолютное зло. И меня напрягает, что пресловутый сатана собирается идти как бы со мной в нагрузку.

– Мы его остановим, – убежденно произнес Борецкий. – Однако завтрашние наши задачи, пусть и связаны с основной целью, выглядят менее глобально. Нам придется, во-первых, помешать Драгославу забрать себе обратно Зеркало и, во-вторых, доказать де Трейси, что ты можешь быть ему полезен. Когда Белый Сахир попробует вмешаться в твой сеанс, ты должен отразить атаку. Твоя стойкость убедит де Трейси, что без тебя его проект заглохнет.

– И как мне нокаутировать телепата на расстоянии? – хмыкнул Громов. – Уж научи заодно суперприемчикам, а то я как-то не по этой части.

Тимур и ухом не повел, будто и не слышал иронии:

– Я, конечно, тебе помогу, но ты, главное, держи в голове, что столкнешься с сильным противодействием на той стороне.

– Где?!

– В астрале. В момент концентрации на звездчатом сапфире, когда твое сознание отправится бродить по мирам Дарпана Гуны.

– Ага, – Громов хмыкнул. – Теперь мне все понятно.

– Не петушись. Знаю, что звучит все это не очень, но такова наша жизнь. Не в словах же суть и не в названиях.

– Да ясно, что не в них. Продолжай!

Тим кивнул, удовлетворенно:

– Я тоже был таким скептиком, но это быстро излечивается. Короче, визит Драгослава не станет для тебя сюрпризом, на что он надеется. Он думает, что застанет тебя врасплох, поскольку ты – наивный и неопытный пацан по сравнению с ним. Хотя по годам он младше тебя, но ходит по астральным дорогам значительно дольше. Потому и гонора у него больше, а гонор – это его слабость и твое преимущество, понимаешь расклад?

– Понимаю.

– Бей его первым, без раздумий! Пока он щеки будет надувать. В воображении бей, потому что в Зеркале любая фантазия сразу же обретает плоть. Драгослав боится прямых солнечных лучей, они причиняют ему боль, поэтому моя тебе подсказка: вообрази вашу битву при ярком дневном свете. Вымани его туда, где он почувствует дискомфорт, а там уж и я присоединюсь.

– Слушай, – молвил Громов после непродолжительного молчания, – а не пойти ли нам параллельно по второму маршруту? Не уверен я, что смогу махать кулаками в воображении. Я и в реальности кулаками махать не люблю, а тут вообще…

Борецкий мрачно скосил глаза:

– И что еще за маршрут?

– Драгослав тоже имеет свои слабости. Вряд ли он любит Доберкура как преданный пес. Я видел его брата, говорил с ним. У Ильгиза проснулась совесть, он реально сожалел, что участвовал во всем этом. Так может, и Драго сможет пробудиться?

Тимур был поражен:

– Ты что, совсем ничего не помнишь?

– О чем?

– Вы ж общались и весьма.., кхм, плотно, после чего тебя врачи едва откачали. И ты всерьез собрался с ним договариваться?!

Громов поморщился: те воспоминания и впрямь были не из приятных, и он гнал их прочь, чтобы не травить душу тотальным негативом. Честно говоря, он не знал, откуда в нем возникла эта миролюбивая идея возлюбить своего врага. Идея, прямо скажем, внезапная, но прорастающая в его душе с каждой секундой все активнее.

– Просто я считаю, что каждому надо дать шанс. Да и воин из меня, признаться, скверный.

– Нет, мой друг, не стоит рассчитывать на эту гнилую душонку. Дракула собственного брата предал, свою родную кровь, разве ж можно после этого с ним заключать сделки?

– Грустно, если так, – Юра отвел взгляд. – Тогда выбора нет. Только драка. Только кто кого.

– Сложность в том, что смерти нет, – сказал Тимур. – Нет точки. То есть она в теории есть, но до тех пор, пока мы не исполним свое предназначение, мы не сможем ее поставить, где захотим. И ты, и я, и Драгослав, и де Треси с Элен д'Орсэ – все мы исполняем написанную кем-то партитуру. Финал у симфонии разный – мажорный есть, есть минорный, но мы не должны фальшивить, вот в чем главная трудность и задача! Не допускать отсебятины, чтобы мелодия не превратилась в какофонию. Раз начали вести свою партию, так и следует придерживаться нот до самого конца. Компромиссы невозможны.

– А если самим сочинить – не выйдет разве?

– Так мы не композиторы, мы только музыканты. Исполнители.

– Исполнители чужих мелодий? Все мы без исключений?

– Все, кроме одной маленькой девочки, которая свободно ходит между мирами и способна писать собственные ноты. Но она еще слишком неопытна и не обучена нотной грамоте. Ее мелодии обрывочны и хаотичны. У нее все впереди.

– Жаль. Выходит, от нас ничего не зависит.

– Нет, от нас зависит очень многое, мой друг Юра, – возразил Борецкий. – Прости за пафос и образность, но от нашего мастерства зависит нотный текст, который проявится на следующей странице. Если мы не попадем в ноты, то, перевернув страницу, обнаружим, что певучая колыбельная превратилась в какой-нибудь рваный рэп. Со всеми вытекающими. Нам, людям, это сложно осознать и еще сложней принять, но Вселенная – это музыка, и она будет звучать всегда, даже когда нас не станет.

Громов снова вздохнул. Он смотрел на остров Свиней, укрытый пухом клочковатого тумана. Раскаты могучего прибоя гулким эхом гуляли среди черных скал, рядящихся в мириады холодных брызг как в кольчуги, и это совершенно точно ничем не напоминало колыбельную.

– Этот печальный остров, – продолжил Тимур, считывая его настроение самым удивительным образом. – Он выглядит заброшенным, но такой он только в нашем мире, а в другом… на другой Земле, параллельной, все совсем иначе, и поэтому Крозе становится физическим воплощением нашей с тобой Ultima Thule (*«крайний предел», «цель устремлений», лат). Помнишь у Брюсова? – и он процитировал: -

Где океан, век за веком стучась о граниты,

Тайны свои разглашает в задумчивом гуле,

Высится остров, давно моряками забытый,

– Ультима Туле...

Остров, где нет ничего и где все только было.

(*отрывок из стихотворения В. Брюсова «Ultima Thule»).

– Мы с тобой сделаем это, мой друг. Сыграем нужную мелодию, выживем здесь, на самом пределе, и победим, понимаешь расклад?

– Да, – тихо откликнулся Громов,– мы победим.

…Утром следующего дня на борт «Альбатроса» явилась целая делегация. Элен, извинившись за вынужденную предосторожность, велела заковать Громова в наручники.

– Я вам доверяю, но чтобы не нервировать наших гостей…

Голос ее был морозным, как ветер, гуляющий по палубе. В нем не было сочувствия и вины, на которые претендовали ее слова.

– Хотите дать им привычную картину, как с Ильгизом Марковичем?

– Вы верно подметили, Юра: дело в привычке. В дальнейшем мы будем вырабатывать с вами новые ритуалы и подходы, но сегодня только так. На этом настаивал Антуан де Трейси, и я вынуждена уступить, ведь этот план с похищением отчасти его заслуга.

Громова вывели наверх и поставили у борта, за которым волновался океан. Он подумал, глядя на неприступные берега, что раз операцией с самого начала руководил верховный магистр «Ордена Обеих Солнц», то место для своей тайной базы он выбирал с глубоким смыслом. Де Трейси, должно быть, только посмеивался, когда Доберкур отправлял копаться археологов в древних руинах на Кергелене. Знал, что они найдут там одни лишь мертвые развалины. На самом деле настоящим островом Туле для современных мистиков стал Крозе, забытый всеми. «Остров, где нет ничего и где все только было».

А еще, как оказалось, де Трейси нашел абсолютно целый храм в дождевых лесах Мадагаскара. Правда, располагался он в параллельном мире... Но в здешнем мире не осталось исправного «Черного солнца», так зачем им храм?

«Прозерпина» перехитрила саму себя, – думал Громов. – Ослабляя «Яман», они раскроили мир таким образом, что в каком-то из разрезов потеряли ценнейшую вещь – Иремельскую Чашу. И теперь за ней пришлось лезть в иные пространства»

Желая немного подготовить Громова к тому, что его ждет, Элен еще накануне очертила перед ним картину грядущего.

В параллельном мире, по ее словам, удалось добиться сотрудничества с Патрисией Ласаль и ее дочерью. Те вроде как готовились к заключительной стадии эксперимента по спасению Павла Долгова, для чего привезли Иремельскую Чашу в Мадагаскарский храм. Туда же очень скоро приедет и прототип де Трейси с «Солнечным ножом» в кармане, а за ним и нынешний супруг Элен (вернее, тоже его прототип), отвечающий за «Каменное зеркало». Оператором выступит падчерица Элен, Людмила Сперанская. Ее отец, муж Элен, русский дипломат Сперанский, сознательно готовил дочь к этой процедуре, для чего пару лет назад ввел ей особый препарат – тот самый, что отлично зарекомендовал себя у Драгослава, пробудив его способности к восприятию зеркальных отражений.

Вместе с Аделью у «Прозерпины» получалась нехилая такая ударная группа из людей с измененной ДНК и ученых. А главное – все было основано на близкородственных семейных связях. Никаких посторонних! Только свои, скованные общей целью. Прям настоящая мафия, и сицилийские крестные отцы от зависти рыдали в сторонке.