Текст книги "Вернуться в Антарктиду (СИ)"

Автор книги: Нат Жарова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 110 страниц)

– Хочешь сказать, что в основе всем известной йоги или чем там занимается Грач – ци-гун? – это методика управления артефактами предтечей?

– Почему бы и нет? Напоминаю, что в древних восточных писаниях есть весьма глубокие знания в области биологии и даже эмбриологии. Читая старинные тибетские рукописи, датируемые третьим веком, можно узнать все этапы зарождения и развития человека, начиная от яйцеклетки. Эти знания не были известны в Европе вплоть до 18 века, пока не был разработан микроскоп. Уверена, что и представления о работе мозга и жизненной энергии ци они тоже не высосали из пальца. Народам Древней Индии, Тибета и Китая некогда оказались доступны книги еще более древней цивилизации – Антарктиды. В течение тысячелетий они воспроизводили их «божественные» в кавычках технологии, пока не потеряли саму их суть, выродившуюся в примитивное копирование оболочки.

Демидов-Ланской потер пальцем правую бровь:

– Значит, Грач открыл в себе дремлющие силы, способные запустить программы на Чёрном солнце без Ключа…

– Нет, дополнив Ключ. Я уже пообщалась с ведущим биологом проекта Игорем Сабуровым. Он считает, эффект оказали экспериментальные препараты, которые Грачу вводили как раз около трех месяцев назад. Сабуров предложил провести совместную серию тестов, и если результаты порадуют, то стоит всерьез отнестись к «Циклону». Из побочного подпроекта мы переведем его в приоритетное русло. Грач будет нашим первым кандидатом в операторы Зеркала и Кинжала. А может, и Чаши.

– Если будет все так, как ты говоришь, то «Циклон» надо закрывать. Отдавать Грача военным попросту нецелесообразно.

– Ты прав, – кивнула Патрисия. – Скажем, что потерпели неудачу. Я сообщу новую вводную Грачу, а ты подготовь, пожалуйста, аналитическую записку. Пусть выделяют дополнительное финансирование.

– У нас еще нет подтверждения, что медикаментозная стимуляция активировала нужные функции, а ты уже просишь аналитическую записку с обоснованием.

– Я просто умею считать деньги, – сказала Пат. – «Яман» требует постоянных финансовых вливаний, но вы, русские, слишком прижимистые, и наука у вас содержится в черном теле. Единственное, на что ваше государство согласно потратиться, это на новые военные игрушки. Вот тут оно щедро и не знает удержу. Однако лично мне «Циклон» всегда казался слишком вызывающим.

– И Грачу он не нравился, – припомнил Демидов-Ланской.

– Грач – солдат и делает то, что прикажут. Но в данном случае, – Пат улыбнулась, – проблем не возникнет. Он будет рад сместить акценты.

Когда Грачу рассказали о его влиянии на артефакт, он и впрямь возликовал. Он легко согласился на участие в новом эксперименте по стимуляции электрического потенциала головного мозга, тем более, что дополнительным пряником для него стала возросшая свобода. Ему разрешили выходить из бункера не только в редкие часы прогулок в вольере, но и посещать дома сотрудников, магазины и кафе.

Аня в начале скептически отнеслась к подобному развороту. Она опасалась, что экспериментальные лекарства не изучены и могут спровоцировать побочные реакции, опасные для здоровья, но Грач убедил ее, что игра стоит свеч. Впрочем, он многое от нее скрывал – таковы были условия его контракта, да и лишний раз волновать ее не хотелось.

Зная, что вскорости планируется поездка в Южную Корею, где предстояло оживить потенциально рабочее Зеркало, Грач хотел успеть как можно больше и понукал Сабурова, проводя на тренажерах в НИПе больше времени, чем требовалось. Вот только в Корею его не отпустили.

Грач, конечно, потребовал от Патрисии объяснений:

– Почему? Даже Кирилл едет! – выпалил он прямо с порога, ворвавшись в ее кабинет.

– Это не я решаю, – ответила Пат, – или ты забыл, что я здесь такая же пленница, как и ты?

– Ты на себя стрелки-то не переводи! Я готов к работе, а Мухин нет. Или вы и ему под шумок что-то экспериментальное кололи? Тогда вы сволочи! Кир же ребенок!

– Не горячись, – Пат встала и танцующей лёгкой походкой приблизилась к Володе. – Корея и Сокген – это пробный шар. Это не так важно, как наша операция в Антарктиде. Мы просто не можем тобой рисковать.

– Но я должен потренироваться! Я никогда не имел дела с Зеркалом и...

– Есть еще кое-что, – Пат опустила глаза, всем видом показывая, как нелегко ей сделать признание. – Мы подозреваем, что в Корее наших людей будут ждать.

– В смысле?

– «Прозерпина» движется в том же направлении, что и мы. И нельзя дать им понять, насколько далеко мы продвинулись в этом важнейшем направлении, понимаешь? Сокген – обманный маневр. Я не рассчитываю, что там мы добьемся сколько-нибудь значимого успеха.

Грач все еще не улавливал:

– Разумеется, не добьетесь, если посылаете туда кого попало. Но почему бы не совместить?

– Ты слишком важен для нас, чтобы тобой рисковать.

– А эти мальчишки и девчонки, которые едут в Сеул, значит, не важны? Ими рискнуть можно? Причем, рискнуть бессмысленно.

– Смысл есть. У них не получится, и «Прозерпина» успокоится. – Интимным жестом она коснулась его груди рукой, провела по твердым мышцам, сопровождая эту явную провокацию нежной улыбкой: – Володя, ты мой секретный козырь. Только ты в состоянии помочь Юре. Он же твой друг! Он не должен сгинуть в безвестности, но именно это и случится с ним, если тебя похитят в Корее.

– Почему меня похитят? – тупо спросил он, попятившись.

– А почему тебя пытались отравить? Они боятся тебя, боятся твоей силы. Они не поверили, что «Циклон» свернули, ничего не добившись. Ты – темная лошадка, загадка, объект повышенного внимания. Ты не поедешь за границу без охраны. Но мы не можем послать к Сокгену войско – вот в чем проблема.

– Тогда зачем вообще туда кого-то посылать?

– Да просто чтобы оставить противника в дураках. Ставки в игре слишком высоки, а ты – заметная фигура, – Пат окинула накачанный торс Грача многозначительным взглядом. – Мужчина в самом расцвете, от которого веет опасностью. Агенты «Прозерпины» станут ходить за тобой как приклеенные. А молодёжь… кому она интересна? Во всяком случае, так мне сказали там, наверху, – и она ткнула указательным пальцем в потолок. – Я подчиняюсь. И тебе тоже придется подчиниться. Приказы не обсуждаются.

Несмотря на логичность ее рассуждений, Грач, тем не менее, ощущал подвох:

– Мне кажется или ты реально заговариваешь мне зубы?

Пат вздохнула и предприняла новую попытку:

– Звонил Ашор. Он едет сюда.

– Ашор? Ты хотела сказать, Виктор. Виктор Соловьев.

– Да, его зовут ныне именно так. Но дело не в именах. Аш согласился к нам присоединиться. Он отправится к профессору Загоскину, о котором нам рассказывал Белоконев, и привезет Дри атонг. Солнечный нож будет в полном твоем распоряжении. Ты поможешь себе и поможешь с его помощью Юре Громову. А потом мы найдем и «русское зеркало». С полным набором мы отправимся в Антарктиду, и ты будешь в первых рядах. Ведь если кто и сможет вытащить Громова, то только ты.

Грач отошел от нее еще на несколько шагов и, тяжело вздохнув, почесал в затылке:

– Вечно ты затеваешь танцы с бубнами.

– Такова жизнь. Каждый должен выполнять подходящую для него задачу. Желторотые юнцы будут водить за нос «Прозерпину», а настоящие мужчины – спасать друзей из опасной ловушки.

– А ты – плести хитрые сети?

– Меня учили плести сети, – серьезно ответила Патрисия. – И я обязательно сплету такую сеть, которая защитит нас от козней врага и поможет исправить допущенные прежде ошибки. Обещаю.

Когда пришла новость из Кореи, что Кирилл пропал, Грач пожалел, что повелся тогда на ее сладкие обещания. Он бы с удовольствием отомстил Патрисии за Мухина, разобрался бы с ней по-мужски, будь она мужчиной. И будь он сам прежним Владимиром Грачом, взрывным и нетерпящим предательства.

Однако теперь он стал тем, кем стал. И новая философия не давала ему возможности буянить попусту там, где требовалась сосредоточенная мудрость. Грач был уже по факту готов ждать, когда мимо него по реке проплывет труп его личного врага. И еще он знал, что враг этот – отнюдь не Патрисия.

14.4

14.4/4.4

Межгорье. Яман. Наши дни.

Этим утром Аня, однако, задала ему правильные вопросы, и Володя начал сомневаться, что прав, продолжая сотрудничать с Патрисией на ее условиях. Впрочем, был ли иной выбор?

Пат оставалась все той же интриганкой. Каждому из них она говорила только то, что те желали услышать. Грачу она постоянно твердила про Громова, поддерживая в нем чувство вины и готовности пойти на все, чтобы спасти без вести пропавшего друга. Соловьеву сообщила, что только Солнечный нож способен решить проблему с «глазом урагана», хотя на тот момент был уже известен и другой способ. Отца и сына Загоскиных Пат поймала на крючок любопытства и мессианства, намереваясь сделать еще одним орудием в своих руках. Мухина же она и вовсе превратила в героического мученика, который теперь кинется в бой с удвоенной силой, чтобы поквитаться за свои трехмесячные лишения. У каждого француженка искала слабое место, каждому придумывала подходящую задачу, которую только он и был способен воплотить...

Грач подспудно чувствовал это и, несмотря на внешнюю сдержанность, не доверял ей на сто процентов. Потому и решил придержать при себе информацию про Милу. И Вик поддержал его, но...

Червячок сомнения грыз Володю изнутри. Пат вела сложную партию, он признавал это. И хотя он был готов порвать ее на части за того же Кирилла или Громова, которого она подставила в Антарктиде, Грач знал, что по ту сторону шахматной доски сидит куда худший противник. Патрисия была их шансом на победу, потому что, несмотря на недостатки, оставалась заточена на решение именно этих проблем и знала, с кем приходится воевать не понаслышке. Скрывая от нее важные вещи, Грач увеличивал ее слабость и тем самым способствовал провалу. Их общему провалу.

Должен ли он беспрекословно подчиняться хотя бы потому, что на войне приказы командиров не обсуждаются? А они – на войне. Война идет за всеобщее будущее. А будущее будет очень даже разным – в зависимости от того, в чьих руках окажутся преимущества от древних технологий.

Впрочем, время подумать и принять решение еще было. А вот на полигон к Сабурову Грач уже опаздывал. По заведённому порядку он начинал свой день с тестов и контрольных упражнений – это стало для него ритуалом вроде чистки зубов. После НИПа Володя обещал Соловьеву, что присмотрит за Милой.

Грач покинул квартиру (запирать дверь не стал – воровать было нечего и некому) и, кивнув дежурному, направился к лифту, но по дороге пошатнулся и едва не упал. Давешняя слабость навалилась на него со всеми своими причиндалами: головной болью и тошнотой. Володя замер, опираясь рукой о стену. Стало не до тестов.

Обретя на некоторое время подвижность, он вернулся к дежурному. Им был хорошо знакомый ему лейтенант Динар Абдухалимов, служивший в бункере, наверное, с первого дня основания. Человеком он был покладистым, но по жизни бестолковым, потому и засиделся на пустячной должности, без наград и повышения.

– Новенькая у себя? – спросил Грач.

– Никак нет, – отчеканил Абдухалимов.

– А где же она? – озадачился Володя. Вик говорил, что оставит Милу дожидаться в квартире. Неужели сбежала?

– На прогулке по территории. Как положено, отбыли с Объекта в сопровождении Соловьева и капитана Иванова.

– Соловьев сейчас с ней? Ну-ка, проверь, – попросил Грач.

После некоторого колебания, дежурный вызвал сопровождающего и выяснил, что Вик отправился к мадам Долговой, а девушку бросил в коттедже Фуксия.

– В Фуксии же Мухин проживает, так? – уточнил Володя на всякий случай и, получив в подтверждение громкогласное «так точно», кинулся домой за курткой. – Вызови мне кого-нибудь! – крикнул он уже на бегу. – Мне нужно наверх.

Грача охватили нехорошие предчувствия. Еще вчера, до личного знакомства с Москалевой, он подозревал, что их ожидает неминуемая буря. Не привычный уже прорыв пространства с незначительными изменениями, а сильнейший шторм. Они обговорили эту проблему с Виком после собрания. Кратенько, потому что было поздно и все изрядно устали, а потом еще и Загоскин прислал эту старую рукопись...

Выяснить все подробности Грачу не удалось, но Вик успел упомянуть про преследовавших Милу бандитов и парня в берете и с перстнем.

– Пасли ее долго и похитили по приказу французского атташе, каким-то макаром оказавшегося в Башкирии, – сказал Вик. – Мила им нужна позарез, но отчего – не пойму. Попробую завтра напрячь Мухина.

– Кир, конечно, голова, но ты бы лучше ее напряг, вдруг вспомнит чего, – посоветовал Грач. – Не может быть, чтобы Мила ни разу не сталкивалась с этими окольцованными. Конечно, сектанты при посторонних не особо распространяются, но наверняка же предпринимали попытки обратить Москалеву в свою веру. Ну, раз она им так дорога.

– Мила может что-то забыть или не знать, особенно, если конечная цель не она, а ее супруг.

– Тогда напряги Пат. Зуб даю, что Патрисия об этом типе наслышана со времен Парижа.

– Да, меня сильно смущает, что Пат промолчала, – вздохнул Соловьев. – Не верю, что январская диффузия, затронувшая Францию, настолько все изменила.

– А меня смущает Милкина смерть, – прямо заявил Грач. – У них Солнечный клинок, и они меняют реальность. Чисто как мы тут пытаемся на что-то повлиять. Что если Мила для них – это главный элемент мозаики?

– Прозерпина? – пробормотал Вик с сомнением. – Божество посмертного возрождения и королева подземного царства… Но кто тогда король?

– Я не силен в греческой мифологии…

– В римской, – на автомате поправил Вик. – У греков была Персефона, дочь Зевса.

– В римской тоже. Но раз эти ненормальные носят на пальце кольца с символами, гоняются за ритуальными культовыми предметами и по уши увязли в мистицизме, как фашисты из «Аненербе», то они вполне могли так поехать кукушкой, чтобы принять живую девушку за воплощение их божества.

– Может быть... Поэтому мне и нужен Мухин, Вов. Он лицо не входящее в узкий круг приближенных к директорату и потому вне подозрений. Простой стажер. Ты присмотри завтра за Милой, пожалуйста. Не хочется ее таскать по территории. Не знаю, как отреагирует.

– Без проблем, – пообещал Грач. – Сразу после утреннего полигона. Тем более, что я печенкой чую: нас ждет крупная заварушка.

– Дай бог, еще пронесет.

– Не пронесет, Вик, увы, не пронесет...

И вот теперь стремительными шагами он летел к выходу, сознавая, что помощь Москалевой сейчас гораздо важней всех прочих его неотложных дел.

Улица поселка встретила моросью и порывами холодного ветра. Грач натянул капюшон.

– Электрокар возьмем? – спросил охранник. – Или как обычно?

– Нет, сегодня надо как быстрей!

Подъезжая к Фуксии, Грач в который раз напрягся, ощущая неладное. Тяжким бременем навалилось на плечи предчувствие близкой беды, сдавило в груди. Борясь с головокружением, он спрыгнул на ходу и побежал, уже понимая, в чем причина, и зная, что не успел. Мила Москалева, маленькая свечка, полыхнула, превращаясь в огромный огненный шар, и разлетелась цветными искрами по горам и долам. Это грозило поставить крест на всех их замечательных планах.

К счастью, всеобщего переполоха пока не случилось. Охранник Москалевой мирно курил у крыльца.

– Куда? – сурово спросил он. – Да еще на таких скоростях?

– У меня срочное дело! – Грач попытался обойти привратника, но тот заступил дорогу.

– Внутри Людмила Москалева. Вам вообще позволено встречаться с ней в одном помещении?

– Не запрещено, – ответил Володя. – А все что не запрещено, разрешено. Дай пройти!

Услышав их голоса, на крыльцо высунулся Кирилл. Вид у него был взлохмаченный, а глаза нервно сияли:

– Володя! – выпалил он, подыгрывая. – Проходи скорей! Да пустите его! Он ко мне, мы договаривались!

Грач, не мешкая, проскользнул в дом, и Кир проворно заперся, отдуваясь – как будто это он только что бежал со всех ног, а не Грач.

– Где она? – Володя, не дожидаясь указаний, ломанулся в комнату.

Впрочем, можно было и не торопиться – все, что должно было свершиться, уже свершилось. Возбужденный и несколько растерянный Кир последовал за ним.

– Я на диван ее переложил. Вов, я не знаю, что делать…

– Успокоиться.

Грач уже увидел Милу на кожаном диване. Девушка лежала навзничь и, кажется, пребывала без сознания.

– Она среагировала на диффузию. У меня весь экран красным залило, а она упала и стала биться в судорогах.

– В судорогах? – Грач на секунду отвлекся. Он проверял пульс, оттягивал веко, но новость про судороги выходила за рамки его былого опыта. Подобных припадков с ним самим не случалось.

– Да, я ей карандаш в зубы засунул, чтобы язык не прикусила. А когда все прекратилось, перетащил с пола на диван. Еще я Вику позвонил на мобильник.

Грач вспомнил, что «в миру» у всех имелись мобильники, отчего он, полдня проводящий в изолированных помещения, давно отвык. Со всеми своими контактами, включая жену, ему приходилось общаться исключительно через дежурных или по рации.

– Это правильно. Окно открой, ей свежий воздух нужен.

– Ага! – Кир бросился к окну.

– Да не это! С той стороны, где охранников нет.

И тут Мила дернулась, запрокидывая подбородок, и застонала. Звук, вырвавшийся из ее горла, оказался настолько жутким, что по спине у Грача побежали мурашки. Он отпрянул, хватаясь одной рукой за спинку, а другой прижимая Москалеву к дивану. Девушка снова начинала биться в припадке.

– Карандаш дать? – нервно выкрикнул Кирилл.

– Да будь ты проклят! – взвыла Мила, пугая всех. – Убийца!

– Я?! – возмутился Мухин.

– Она не тебе! – Грач навалился на Москалеву двумя руками, вцепившись в плечи. – Мила, борись! Борись, черт тебя подери!

– У нее галлюцинации что ли? – пробормотал юноша, пятясь от них. – У тебя так тоже бывало?

У Грача так не бывало, и он был растерян не меньше, но ждать, когда придет Соловьев, посчитал опасным. Вжимая Москалеву в обтянутый скрипучим кожзамом матрас, он удерживал ее за плечи, но потом, рискнув, уперся лбом в ее лоб.

Огненный вихрь ворвался в мозг, ослепляя и опаляя. Сквозь немыслимую боль разноцветных всполохов он вдруг четко увидел незнакомое помещение. Оно было просторным, со стенами, обитыми деревянными панелями, и темными книжными шкафами, скомпонованными по двое. Между шкафами стояли музейные витрины, за стеклами которых что-то выставлялось. Что именно, Грач не мог различить, слишком далеко и ракурс неудобный. Над головой горела люстра, заливая пространство желтоватым теплым светом, но неожиданно вид загородило искаженное ненавистью мужское лицо.

– Шлюха! – выплюнули тонкие губы. – Ты спелась с ним у меня за спиной!

– Дима, это не правда! – послышался немного истеричный женский голос, и в говорящей Грач с трудом распознал Москалеву. – Я никогда прежде с де Трейси не встречалась!

– Врешь!

Мужчина размахнулся и ударил. Щеку Грача ожгло, он аж задохнулся от неожиданности. От удара комната закружилась, и он почувствовал, что падает. В ушах раздался звон стекла, женский вскрик, и появилась острая боль в затылке.

– Не смей меня бить!

– Ты моя! И я буду делать с тобой все, что захочу. И когда захочу!

Грач догадался, что находится в воспоминаниях Милы, воспринимая их всеми чувствами за раз.

– Говори, что именно хочет от тебя де Трейси?

– Я его даже не знаю!

Муж снова ее ударил.

Грача до краев захлестнула ненависть. Он – или Милка, понять это было решительно невозможно, настолько все в эти минуты переплелось, – раскинул руки, стараясь нашарить на полу хоть что-нибудь, подходящее для удара: осколок стекла, кусок разбитой рамы… Пальцы нащупали нечто округлое, холодное, твердое. Они схватили это, и правая рука вскинулась сама собой, заслоняясь от летящего в лицо кулака обретенным оружием.

– Прекрати!

– А то что? – зло ухмыльнулся мужчина. Он накинулся на Милу, без труда вырвал старинный кинжал и отбросил в сторону. – Что ты мне сделаешь, что? Ни ты, ни твой сраный папаша – ничего вы мне не сделаете! Вы с меня пылинки должны сдувать! Или ты захотела все переиграть? Заменить меня на этого де Трейси? Отвечай, мерзавка!

– Я не понимаю, о чем ты говоришь!

Дмитрий рассмеялся как безумец:

– Не понимаешь? Это хорошо. Значит, ты верная жена, не помышляющая предать своего мужа. Ведь так?

Его свободная левая рука скользнула ей между ног. Мила дернулась, но скинуть тяжелое мужское тело, придавившее ее к полу, у нее не получилось. За это она ненавидела его еще больше, и Грач ее понимал. Он и сам был готов размазать ублюдка по стенам, но, оставаясь наблюдателем, вмешаться не мог.

И тут в библиотеке появился кто-то третий.

– Какая сцена! – раздался насмешливый мужской голос с сильным акцентом. – Я шел поговорить, а попал на порноролик?

Москалев скатился с Милы, оборачиваясь и рыча:

– Как ты сюда попал, сволочь?! Кто впустил?!

Встать на ноги он не успел – отлетел от мощного удара. Мила заворочалась, приподнимаясь на локтях. Чужак стоял против света и казался черной тенью, однако заметить, что в правой руке он держал подобранный с пола антикварный нож, она успела.

– Очень удобно, – сообщил ей незнакомец, делая шаг вперед. – Как говорят у вас, двух зайцев одним ударом.

– Кто вы? – прохрипела Мила.

– Неважно, – ответил мужчина и проворно нагнулся над ней, отводя руку с зажатым в ней ножом для удара. На пальце его блеснул серебристой искрой перстень-печатка, и в тот же миг с кончика пурбы сорвалась ослепительная искра. – Au revoir, ma reine! (франц. До встречи, моя королева!)

…Мила вскрикнула, выходя из трансоподобного состояния. Она резко толкнула его в грудь и рывком села. Их мысленный контакт разорвался, и Грач, почти лежавший на ней, скатился на пол.

Они ошеломленно уставились друг на друга, тяжело дыша.

Несмотря на необычность ситуации и остаточный флер видения, Грач нашел силы, чтобы внимательно всмотреться в бледное перепуганное лицо. Основной приступ был позади, но девушку все еще колотило. Она глядела на него с безумием во взоре, по всей видимости плохо понимая, где она и кто перед ней.

– Ты в порядке? – вымолвил Грач. Он так и сидел на полу, не решаясь встать, чтобы не испугать несчастную еще сильнее.

Мила замотала головой. Володя и сам чувствовал, что до порядка далеко. Он ощущал ее ужас, боль, стыд, правда все это долетало до него теперь в слегка искаженном, подретушированном виде.

Пока они тут валялись в отключке, Кир все-таки открыл окно в спальне, и из него тянуло свежестью. Мила съежилась, обнимая себя за плечи. Грач тоже начинал ощущать холод – по полу сквозило сильней, – поэтому осторожно начал вставать, опираясь рукой о край дивана. Мила шевельнулась, убирая от него ноги подальше.

– Спокойно! Я Вова. Вова Грач. Ты меня узнаешь?

Мила сглотнула и не ответила. Однако безумие медленно покидало ее глаза. Они гасли, заволакиваясь туманом, в них оставались только слезы и тотальное опустошение.

Грач сел подле нее. Он бы, конечно, постоял, но собственные ноги отказывались служить. Мухин вжимался в противоположную стену и следил за происходящим настороженно, ожидая нового подвоха. Грач хотел спросить у него, сколько они так валялись и где Вик, но передумал. Вместо этого снова обратился к Миле:

– Не бойся, все уже позади. Ты в безопасности. Я – Вова, это – Кир. Мы в Межгорье. И Вик сейчас придет.

Имя Соловьева оказала на нее долгожданное действие. Москалева отмерла:

– Я... я… я… – ее зубы застучали, отчего слова клокотали в горле, с усилием прорываясь на свободу. – Я п-помню… в-вас. Да, все помню! В-вы целы?

– Все целы, – подтвердил Грач и велел застывшему Мухину: – Пальто ее что ль принеси с вешалки! Человек замерз.

– Покрывало из спальни подойдет?

– Тащи уж чего-нибудь! – Грач снова сосредоточился на Миле: – Как ты себя чувствуешь?

– П-плохо. Ч-что я сделала?

– Да ничего особенного. Напугала нас немножко. Ты эпилепсией не страдаешь?

Мила опять затрясла головой. Волосы упали ей на лицо, и она смахнула их нервным жестом:

– Где моя заколка?

– Тут она, – Кир подал ей сорванное с кровати покрывало, – я на стол положил.

Грач покрывало отобрал и, размотав, укутал в него Москалеву по самые уши. Кир подсуетился с заколкой, но Мила просто зажала ее в кулаке.

– Все хорошо, – сказал Грач и погладил ее по закутанному плечу, как если бы успокаивал ребенка. – Мы тут еще и не такое видали.

– А.. ты что видел? – жадно спросила она. – Ты же тоже видел! Я з-знаю.

– Ну, чего-то видел, да...

– Это никогда не кончится! – расплакалась Мила. – Это будет меня преследовать всю жизнь!

– Кончится, обязательно кончится, – пообещал Грач. – Я же справился, значит, и ты сумеешь.

– Не сумею, это идет изнутри, – она судорожно всхлипнула, предпринимая усилия остановить поток слез, и снова принялась заикаться: – Я пы-пыталась, но становится т-только хуже! Меня к-как будто з-за волосы из б-болота тянули. То есть наоборот – в болото. Утопить хотели… Я чувствую что мне здесь не место! Я мертва, и этого не исправить!

– Мертв твой прототип, а ты жива!

– Меня тоже убьют! И снова, и снова!..

У Москалевой явно начиналась истерика. Грач вспомнил, как однажды Соловьев разъяснял, почему в минуты волнения человеку надо пить воду.

– Кир, воды принеси!

– Сейчас!

Кир убежал на кухню, а Володя зацепил пальцами Милкин подбородок, заставляя взглянуть ему в глаза.

– Смотри на меня! – тихо, но властно приказал он. – Не отводи взгляд!

– Я б-боюсь…

– Чего?

– Т-теб-бя… С-себя...

Мила хотела извиняюще улыбнуться, но лицевые мышцы свело судорогой, и получился оскал. Паника и острейшее отчаяние копились в ней и вот-вот грозили выплеснуться по новой. Этого было нельзя допускать ни в коем случае!

Грач испугался, что не справится, не сумеет ее вовремя погасить, и случится непоправимое. Это ее страх передался ему, мешая сосредоточиться.

– Возьми себя в руки! – гаркнул он. – Ты же человек, а не тряпка!

– Я пытаюс-сь! – выдохнула она, закатывая глаза.

Грач выругался. Его сознание тоже начинало плыть. За компанию.

Примчался Кир с чашкой, но было поздно. Полуобморочной Москалевой вода была как мертвому припарки, а Володе сделалось некогда, хотя тошнота стояла противным комом во рту.

В последнем усилии удержаться на плаву и не сгинуть в черноте накрывающего их обоих ураганного вихря, он вскочил, укладывая непослушное закоченевшее тело Милки на диван. Он согнулся над ней, схватив ее голову, и большими пальцами нажал несколько точек у нее под подбородком и за ушами.

– Что ты делаешь? – с любопытством натуралиста Кир сунулся ему под руку.

– Прочь поди! – не сдержался Грач и поспешно добавил: – Должно сработать! Если книжка не соврала... Где же Вик, когда так нужен?

Он почти ничего не видел, зрение покидало его, а головокружение не давало стоять ровно. Грач шатался, как былинка на ветру. Милка же билась в судорогах под его руками, и голова ее на тонкой шее моталась туда-сюда, ударяясь об углы и жесткие подушки. Ей приходилось куда хуже.

– Ты ее как мину обезвреживаешь! – воскликнул Кир.

Грач жал и жал точки на шее девушки, и чудо произошло. Мила перестала выгибаться дугой и лишь хрипло, со стоном дышала сквозь стиснутые зубы. Ее верхняя губа хищно топорщилась, но глаза были закрыты, и потому угрожающая гримаса превратилась в страдальческую.

Володя обессиленно плюхнулся на край дивана.

– Получилось? – шепотом спросил Кир.

– Не знаю… – хмуро откликнулся он. – Надеюсь, на сегодня наш цирк закрылся и клоуны разбежались.

Третьего представления он бы точно не выдержал. Во рту стоял тошнотный привкус чего-то горького и кислого. В мозгах пылало и щелкало, будто кто-то маршировал под черепной коробкой по битому стеклу. Тараканы, наверное.

– Чайник поставь! – попросил он Мухина. – А то я как с похмелья…

14.5

14.5/4.5

Спустя полчаса они втроем собрались на тесной кухне.

– Ну, рассказывай, – произнес Грач, устремляя на девушку пристальный взгляд, – как ты дошла до жизни такой?

Мила пожала плечами.

– Кто тебе мужа такого подогнал – отец постарался?

– Да нет, я сама…

Кир заварил чай и достал из тумбочки початую пачку с карамельками.

– Больше ничего нет, – разведя руками, признался он.

– Сойдет, – сказал Володя, – спасибо.

Он продрог, возможно, так сказался на нем нежданный упадок жизненных сил, и потому горячий крепкий чай принял с большим удовольствием.

Мила тоже обрадовалась чаепитию. Она охотно перебралась за стол на кухне, но с покрывалом не рассталась, куталась в него, и его край волочился за ней по полу наподобие королевского шлейфа. Ее знобило. Перед тем, как сделать первый глоток, она долго грела руки о чашку, пряча ото всех глаза.

– А откуда у него Дри атонг? – продолжал расспросы Грач.

– Он приобрел эту штуку на аукционе, как и многое другое, – Мила уткнулась носом в чашку, – еще до нашей свадьбы. Я не была уверена, что это настоящий артефакт, тот, который искал Вик… По документам, нож датировался всего лишь 18 веком. Он принадлежал какому-то генералу, участнику русско-турецкой войны.

– Понятно, что ничего не понятно. Но ты пей, пей, – спохватился Грач, – тебе согреться надо.

Мухин проворно подвинул к ней пакетик с карамельками и сам развернулся к Грачу:

– Володь, а чего там между вами происходило? На диване.

Вопрос, по мнению Грача, прозвучал двусмысленно, и он побагровел:

– Ничего. Ане только не вздумай проболтаться! Или Патрисии.

Ответ, кажется, вышел еще более двусмысленным, и теперь покраснела Милка.

– Да я нем как рыба! Круто вы тут развлекаетесь, однако, даже жаль, что мне вечером уезжать.

– Развлекаемся, ага, – Грач притворно замахнулся: – Ща вот как дам! Чтоб глупостей не нес.

Кир с хохотом отшатнулся:

– Не бейте, дяденька! Я больше не буду!

– А ведь дело-то серьезное, – сказал Грач и посуровел согласно озвученному диагнозу. – Где там Вик прохлаждается?

– Да вон он, уже пришел! – Кир бросил взгляд в окно и побежал открывать Соловьеву дверь.

– Ну и ладушки, – Грач выдохнул чуть свободнее и занялся чаем.

Мила оживилась, уставилась в сторону прихожей, но когда звуки сказали, что Вик уже внутри и раздевается, быстро повернулась к Володе и прошептала:

– Мы ведь сообщим ему о видении? Это же не надо скрывать?

– От Вика я бы точно не стал, – Грач поставил опустевшую чашку на стол, – а вот от остальных...

Соловьев вошел, и Мила вспыхнула, как лампочка. Но в ее глазах, помимо естественной радости и облегчения, Грач прочел еще и стыд. Она, как ребенок, страшилась, что Соловьев, узнав о происшествии, начнет ее совестить. Зная Виктора, Грач полагал последнее невозможным, Вик никогда не читал нотаций, но Москалева, видать, все еще пребывала под впечатлением от поступков своего супруга. «Мерзкий гад, кстати», – подумал он.

Мила вскочила, роняя покрывало, и полетела к нему навстречу. Вик подхватил ее, улыбаясь, и безо всякого стеснения поцеловал. Затем подвинул ногой стул и сел напротив Грача, усаживая Милу себе на колени.