Текст книги "Вернуться в Антарктиду (СИ)"

Автор книги: Нат Жарова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 85 (всего у книги 110 страниц)

Услышав о жене, Громов вздрогнул. Прошло столько времени, а он ни разу не вспомнил о ней. Ладно, когда он балансировал на грани жизни и смерти, но потом-то, в здравом уме?! Как же так, как он мог забыть?! А ведь Вика должна была уже родить. Хорош из него отец получился! Да и муж, если честно, тоже…

– Что от меня потребуется? – глухо спросил он.

– Ничего особенного. Вас перевезут на базу «Гамма 0» в более комфортные условия и, главное, подальше от Кратера. Пока вы не овладеете искусством Гъер, вы остаетесь неустойчивы, можете провоцировать неприятности, что вредит не только нам, но и вам тоже. Ваши раны и ожоги тому подтверждение. Когда вы успешно освоите первую ступень, то вернетесь к Кратеру и приступите к следующему этапу. Вам доверят высокую честь открыть портал в сопредельный мир и достать антарктический артефакт: пирамидку под названием «Черное солнце».

– Ту самую, неисправную? Которая сломалась и настругивает сейчас миры в винегрет?

– «Черное солнце» не сломалось, оно работает, просто ему следует изменить настройки.

– По-вашему, это так просто? Я был там, под тем ненормальным куполом, и едва выбрался оттуда. Патрисия не сумела с ним справиться, а чем вы лучше?

– Мы лучше, потому что нашли способ, как все починить. Наряду с Зеркалом и Ножом антарктическая Чаша приведет наш мир к улучшению.

– Каким образом?

– Триада скорректирует несовершенства. Мы построим мир прекрасного нового будущего.

– Звучит устрашающе.

– Мы с вами оба не из пугливых, так что не занимайтесь словоблудием, – Элен презрительно улыбнулась, – для вас не секрет, что наша реальность деформируется из-за допущенной Патрисией ошибки. Можно, конечно, все просто вернуть на свое место, но мне кажется, гораздо благородней воспользоваться шансом и сохранить полезные, добрые деформации. И добавить новые, чтобы будущее принесло людям что-нибудь хорошее. Мы почти научились управлять процессом Разъятия и Сопряжения.

– Квантовой диффузией?

– Да, кажется, физики называют это именно так. Как «око шторма», вам проще влиять на процесс. Катализировать его, усиливать, смещать на другой план бытия лишние фрагменты или менять их на новую вставку. С помощью артефактов, разумеется.

– Я не ослышался? Вы действительно полагаете, что диффузию можно и нужно усиливать?

– Что вас смущает?

– Диффузия – это зло. Это зараза, которой болен мир. Пожар, готовый выжечь дотла.

– Пожар не всегда зло. Это естественный механизм, позволяющий уничтожить старое и отмирающее на нечто новое. А искусно созданные окна возможностей служат быстрому достижению поставленных целей.

– Это системное заблуждение, циничный подход человека, больного вседозволенностью!

Юра выпалил это и прикусил язык. «Чтобы тебе не предложили, соглашайся...» Что он делает? Вряд ли ввязаться в экзистенциальный спор – это то, что от него требуется. Но на его счастье, француженка не обиделась, а восприняла его сопротивление как должное.

– Отчего же только человека? – с улыбкой спросила она. – Выгода движет абсолютно всеми. Например, черные коршуны намеренно устраивают лесные пожары. Вы не слышали об этом? А между тем это установленный факт. (*)Многие хищные птицы распространяют огонь, потому что это отличный способ поохотиться на разбегающуюся в панике живность.

– То есть вы считаете себя хищниками? Простите, что говорю об этом прямо, но участвовать в подобном мне претит. Нельзя ли найти иной путь?

Элен усмехнулась:

– Нельзя, но я ждала от вас подобного ответа. Зная вас, а я, поверьте, знаю вас очень хорошо, я бы насторожилась, согласись вы на мое предложение без раздумий. Конечно, вам нужно время подумать. Повторяю: вспомните о жене и сыне и прикиньте на досуге о том, на какие средства Виктория Громова будет поднимать вашего Антошку, если вас не станет. На что лечить, учить, кормить, одевать… ее родители не миллионеры, а жизнь – дорогое удовольствие. Однако с нашей помощью вы закроете банальный финансовый вопрос раз и навсегда.

– Вика, наверное, думает, что я погиб…

– Она не имеет от вас известий, но продолжает надеяться. Впрочем, если вы будете тянуть, она, возможно, найдет себе другого мужа. Или наоборот, наложит на себя руки от беспросветной тоски. Психика молодых замордованных обстоятельствами матерей такая неустойчивая!

Громов сжал кулаки, понимая, что его провоцируют. Провокация банальными истинами всегда срабатывает хорошо, потому что против правды невозможно бороться.

– Вы, кажется, сердитесь? – Элен направила на него фонарик, заставив зажмуриться и отвернуться. – Осторожнее, Юра! У мсье Огюста припасен для вас шприц. Лично мне будет жаль, если вы тоже превратитесь вот в это вот, – и француженка перевела луч света на заворчавшего в клетке альбиноса.

– Я могу позвонить жене? – с вызовом спросил Громов.

– Сможете, но не прямо сейчас. Сначала вы дадите согласие на сотрудничество, потом пройдете тренинг и докажете нам свою эффективность. И только потом, когда мы полностью убедимся, что поставили на правильную лошадь…

– Я понял! Хотите вечно держать меня на крючке.

– У вас должен быть зримый стимул, но вы – умный человек, ученый, и умеете просчитывать варианты. Не так ли, Юра? Вы выберите правильную сторону.

– Сколько у меня времени?

– Сутки, – сказала Элен. – Послезавтра я вылетаю на ожидающий меня корабль. Вопрос на сегодняшний день звучит просто: вы летите со мной или остаетесь здесь, во власти Драго и его покровителя, который не питает к вам теплых чувств со времен вашей предыдущей антарктической эпопеи. В отличие от меня, заметьте, совершенно не связанной идеей мести.

– Кому же я внушил столь сильную нелюбовь?

– Вам будет несложно догадаться, если вы вспомните подробности вашего возвращения из Кратера. Кое-кто считает, что из ваших воспоминаний можно извлечь много полезной информации, но способ ее извлечения вам, скорей всего, не понравится.

– Угрожаете?

– Обрисовываю ваше положение, чтобы не осталось иллюзий. Я ваш единственный шанс уцелеть и увидеть сына, рождение которого вы пропустили.

В своем углу тихо заскулил Ильгиз, и Юра подумал, что альбинос, возможно, не растерял до конца способность воспринимать его истинные чувства и мысли. Несчастный наркоман мог и не понимать по-русски, но есть ли барьеры для телепатии? Ильгиз вполне мог работать на Элен – да хоть бы за лишнюю дозу! Элен говорила, что считает младшего близнеца отработанным материалом, но так ли это на самом деле? Не проверяет ли она его, Громова, тестируя на уникальном детекторе лжи?

– Увезите меня отсюда, – попросил Громов. – Я устал и вообще… думать полезно, когда никто не отвлекает.

Элен дала знак офицеру приблизиться (все это время он недвижной тенью стоял у входа), и тот взялся за ручки коляски.

В этот момент Ильгиз окончательно ожил. Заметив, что посетители уходят, оборванец кинулся к решетке, вцепился в нее как в прошлый раз и выкрикнул:

– Upozori je! (*боснийск.: Предупреди ее!)

Громов оглянулся через плечо. Ильгиз смотрел на него не отрываясь, и казалось, в его красных глазах сейчас не было и тени безумия. Только горечь.

– Что он говорит?

– Не обращайте внимания, Юра. Он часто несет бред.

– Dolazi! – не унимался несчастный. – Upozori je da dolazi! (*Он придет! Предупреди ее, что он придет!)

Голос его звучал требовательно и в то же время жалко. Он обращался к Громову. Юре даже на секунду показалось, что его сознания коснулось что-то мягкое, как ватный тампон, то касание тотчас и исчезло. Ильгиз взвыл и задергал прутья, стремясь их вырвать – безнадежная попытка.

– Может, ему что-то надо: воды, одежду новую?

– Одежду он на себе рвет сам. Я скажу дежурному, чтобы заглянул к нему. Тут где-то был переводчик с боснийского.

Коляску Громова вывезли в коридор. А в спину ему неслось:

– Kad se dogodi, neće poštedjeti nikoga! Svi ćete umrijeti! (*Когда это произойдет, он никого не пощадит. Вы все умрёте!)

– Мне кажется, он сказал «умрете», – пробормотал Юра. – И «никого не пощадят». Такой странный язык...

– Что взять с наркомана? – презрительно заметила Элен. – Это животное только и способно угрожать.

Но у Громова сложилось иное впечатление. Ильгиз не грозил, в выкрикиваемых словах не было ненависти, но зато звучало нечто похожее на отчаяние, когда пытаются использовать последний шанс, но не верят, что их поймут правильно.

Собственно, так и случилось: Громов его не понял. Он решил, что Ильгиз говорил с ним об Элен. Юра тоже думал, что эта женщина лишь притворяется доброй союзницей, но в глубине души столь же безжалостна, как и Доберкур, на месть которого она намекала.

(Сноска.* Факт, что большие хищные лесные птицы способны устроить поджог, зафиксирован зоологами. В дикой природе три разновидности хищных птиц используют огонь для собственных нужд, это черный коршун, красный коршун и ястреб-беригора.Эта тактика является частью охоты: они ищут очаги огня (туристический костер, горящую траву или дерево, например, после удара молнии), аккуратно выхватывают из тлеющие ветки и переносят их на новые места. В результате область огня увеличивается, грызуны и мелкие птицы спасаются бегством, не обращая внимания на прочие опасности, и становятся легкой добычей. Также коршуны и ястребы питаются обгоревшими трупами. Данные факты прежде были известны со слов случайных свидетелей, но в 2016 году австралийские ученые Роберт Госфорд и Марк Бонта провели дополнительные наблюдения, изучив территорию размером 2500 на 1000 км и доказали, что «некоторые хищные птицы перемещают огонь через преграды, которые, в противном случае, могли бы препятствовать распространению пламени»)

27.3

27.3/7.3

С базы Альфа они собрались вылететь двенадцатого апреля. Отлет был назначен на раннее утро в пределах навигационного сумрака(*).

(Сноска. * Различают гражданские сумерки (зарю), навигационные (их еще 5азывают штурманскими) и астрономические. Во время гражданских сумерек солнце находится примерно на линии горизонта, и предметы хорошо различимы без искусственного освещения. Во время навигационных сумерек (они наступают на час раньше утром и на час позже вечером) солнце находится от 6 до 12 градусов ниже линии горизонта, наиболее яркие звезды на небе отчетливо видны. Во время астрономических сумерек (еще один час разницы) солнце находится от 12 до 18 градусов ниже линии горизонта. В районе Новолазаревской 12 апреля навигационные сумерки наступают в 7.28 и длятся до 8.40, когда занимается заря. По умолчанию в сумерках полярным пилотам допускается летать по дневным минимумам, в том числе садиться и взлетать с необорудованных площадок)

Громова усадили в инвалидное кресло, укутали в немыслимое количество пледов, показательно демонстрируя заботу о его здоровье, и вывезли наружу. Мелкие колесики тотчас застряли в снегу, хотя у входа снежный покров был неплохо утрамбован. Чертыхаясь, помощник Элен д'Орсэ, тот самый офицер Огюст, упорно толкал коляску вперед, к поджидавшему их вертолету.

Громов, обколотый успокоительным, никак на эти стенания не реагировал. Впервые за долгое время оказавшись снаружи, он просто дышал сухим холодным воздухом и апатично оглядывал окрестности. Собственно, смотреть было не на что. Небо, заполненное бледно-голубыми извивами полярного сияния, уже неторопливо гасло, теряя ночную глубину, и свет прожекторов, освещающих дорогу до примитивной посадочной площадки, размывался. Дальние подступы к ней тонули в сером цвете, как в войлоке.

Юрий заметил на площадке два вертолета, но первый улетел прежде, чем они добрались до цели. Громов равнодушно подумал, что сегодня, должно быть, день пересменки. Он слышал краем уха от врача и санитара, торопившихся сдать единственного пациента на руки Элен, что их ожидает скорая поездка в Новую Зеландию. Видимо, она ожидала не только их, потому что улетевший борт был вместительным, а у входа на базу царила возбужденная суета, странная для такого раннего часа: снегоходы с пассажирскими прицепами возвращались «в стойло» один за другим.

Вертолет, к которому подвезли Громова, был поменьше размерами, чем тот, улетевший, но все же и не игрушка для миллионеров. На его боку под двойной чертой вилась надпись по-французски, переводившаяся как «Черная пантера», и стоял бортовой номер. Рассмотреть подробности Громов не успел, но отчего-то (может, от общих хищных очертаний) решил, что это списанный военный борт.

– Вылезай! – скомандовал офицер и для верности похлопал Громова по плечу. – По трапу забирайтесь сами. Коляска остается здесь, она собственность базы «Альфа».

Юрий честно попытался выбраться из кресла, но у него ничего не получилось: ни с первой попытки, ни со второй. Сонное состояние вроде бы и не лишило его способности двигать руками и ногами, но слушались они плохо и шевелились в разнобой. Он едва не свалился в снег, запутавшись в пледах.

Завидев пассажиров, пилот откатил дверцу, спрыгнул вниз и помог офицеру выпутать Громова из одеял. Его затащили в салон и усадили в среднем ряду, закрепив в четыре руки ремни безопасности (сам он не смог пристегнуться – пальцы тоже не слушались) и напялив на голову защитные наушники.

Помощник Элен д'Орсэ собрался было еще и приковать его наручниками для надежности, но француженка, поднявшаяся в салон следом за ними, возмутилась. Пилот был с ней солидарен, хотя возмущался не столько бесчеловечным обращением с пленником, сколько наличием этого самого пленника. Перевозить заключённых ему еще не доводилось, а заранее его не предупредили.

– Это не заключенный, но мы вынуждены ради безопасности… – попытался оправдаться офицер. – Лететь два часа, а он…

– Немедленно уберите! Что за самоуправство? – оборвала его Элен, не позволяя озвучить истинную и, главное, пугающую причину. – Юра следует с нами по доброй воле. Ведь так, Юра? Вы слышите меня? Вы не будете делать всякие глупости?

Элен строго уставилась на Громова, и тот, догадавшись, что последнее относилось к нему, вяло кивнул.

– Вот видите! Он никуда не сбежит, Огюст.

Однако офицер сегодня был необычайно упрям. Он даже осмелился спорить с той, которая явно стояла выше его по положению. Вопросы безопасности волновали его не на шутку, поэтому он сделался чрезвычайно разговорчивым.

– Мадам, – заявил он, – я сильно сомневаюсь в этой вынужденной «добровольности» и советовал бы вам…

– Ваше дело катать инвалидную коляску, а не давать мне советы! Оставьте его в покое, Огюст, не нервируйте людей и, вообще, следуйте за мной!

Элен развернулась и, ухватившись за ручку дверцы, с усилием откатила ее, впустив в салон морозную струю воздуха.

– Эй, вы куда? – спохватился пилот. – Кто из вас летит на «Альбатрос» – только один человек?

Он поочередно косился то на смиренно восседающего с кресле Громова, то на офицера, с недовольной гримасой засовывающего наручники обратно в карман куртки, то на высокопоставленную даму в таком нетипичном для Антарктиды гражданском пальто и подбитых мехом изящных сапожках.

– Нас будет четверо, – ответила Элен. – Еще один человек запаздывает, и я подожду его снаружи.

Она спустилась по навесной лесенке, придерживаясь за поручень, и встала у шасси, высматривая опаздывающего. В луче бьющего в их сторону прожектора было невозможно ничего разглядеть, но она, приставив ладонь ко лбу, продолжала это делать.

Офицер вышел за ней. Пилот, покачав головой, захлопнул дверцу и, ворча под нос, ушел за перегородку в кабину. Громов остался в одиночестве.

Зажатый ремнями и подлокотниками, он ощутил себя рыбой в аквариуме. Окружающие предметы искажались, стоило ему навести на них взгляд, будто их и впрямь отделял слой воды, меняющей пропорции. Когда он находился снаружи, то было легче, поэтому Громов прекратил разглядывать салон «Пантеры» и, повернув голову, уставился в окно.

Окна тут были узкими – не круглые иллюминаторы, а вытянутые вдоль бортов параллелепипеды, украшенные по углам морозными узорами, из-за чего бывший военный вертолет вызвал ассоциацию с автобусом, перевозящий рабочие смены где-нибудь в российской глубинке. На похожем транспорте, помнится, Юра добирался однажды до альпинистской базы на Домбае, но сейчас вместо поросших елями обочин в окне виднелся темный бок нунатака, оранжево-красный вездеход, припорошенный снегом, и край темно-синего неба, по которому беззвучно перекатывались волны северного сияния. Последние казались исполненными враждебности, и по Юриной спине, перебарывая действие седативного препарата, прокатилась волна мурашек.

Громов потер лоб рукой в грубой перчатке. В вертолете было нежарко, и все это вкупе – зарождающаяся обеспокоенность и зимний холод – слегка прочистили ему мозги.

Элен д'Орсэ и Огюст, стоящие снаружи прямо под его креслом, о чем-то возбужденно переговаривались. Сознавая, как важна в его положении любая толика информации, Громов сдвинул наушники и заставил себя вслушаться в доносившуюся речь, благо говорили они по-французски, и язык этот он в целом понимал.

– Мадам, Доберкур придет в ярость! Я жду серьезных неприятностей.

– Не стоит переоценивать его силы, Огюст. После гибели наследника старик сильно сдал, и временами кажется, что поехал умом.

– И все же, если нас не поддержат…

– Я верю, что расчет Антуана был верен. Если сегодня, сейчас все получится, то и остальное тоже получится. Мы заполучим и вещь, и ее хранителя.

– И тем не менее Пьер куда-то запропастился. По-моему, стоит лететь, пока не поднялась шумиха. Достаточно того, что у нас будет Громов.

– Не лезьте со своими советами, Огюст! Ненавижу, когда вы начинаете разгонять панические настроения. Пьер занят делом, и у нас есть время, чтобы добыть для де Трейси полный комплект.

Пилот вертолета грузно проследовал мимо сидевшего в кресле Громова. Не обращая внимания на своего пока еще единственного и довольно беспомощного пассажира (то ли преступника, то ли инвалида), он высунулся из дверцы и крикнул:

– Эй, вы там! Нам передали уточненную метеосводку, погода ухудшается. Если не взлетим через минуту, придется делать крюк, и наше положение с горючим станет критическим!

– Мы ждем важного человека, – Элен по-прежнему всматривалась в сторону пещерного зева. – Если он не появится через минуту, то мы отправимся его искать.

– Если ваш важный человек, позволяющий себе опаздывать, не появится через минуту, то мы вообще никуда не полетим!

– Здесь решаю я! Без Пьера и его ценного груза лететь вообще не имеет смысла. Вы будете ждать столько, сколько понадобится!

– Я-то подожду, но циклон ждать не станет!

Пилот сердито захлопнул дверь. Вовремя, надо сказать, потому что у Громова от сквозняка стали подмерзать ноги, обувь ему выбрали совсем неподходящую.

– Ненавижу возить высокопоставленных придурков! – проворчал пилот, пробираясь мимо него в кабину управления.

– Огюст, сходите за Пьером! – тем временем обратилась Элен к своему помощнику. – Сигнал тревоги не включился, но там явно какая-то накладка.

– Конечно, я могу и сходить, но если начну расспрашивать, это покажется подозрительным, и тогда моментально доложат Доберкуру, – недовольно ответил ей офицер.

– Когда груз окажется на Крозе, станет уже неважно, поставят этого осла в известность или нет. Пока Драго в отъезде, у него руки связаны. Так что идите и проверьте, где Пьер! Или вы трусите?

Огюст неохотно пошел ко входу на базу, и тут наконец-то показался их запаздывающий попутчик.

Им оказался энергичный мужчина в синей куртке с эмблемой «Южного креста» – в таких тут ходили многие. Выскочив из ворот базы, он бежал всю дорогу, придерживая одной рукой капюшон, сдуваемый ветром, а другой прижимал к груди увесистый кофр, обтянутый кожей. В таких военные возят секретные документы: стенки изнутри укреплены бронированными пластинами, а на застежках стоят кодовые замки.

Завидев его, Огюст моментально развернулся обратно. В три прыжка он подлетел к трапу и откатил дверь:

– Мадам, скорее!

Элен, ежась, полезла в салон. Громова вновь обдало холодом.

Пилот тоже увидел приближавшегося человека и, недолго думая, запустил турбины. Вертолет зарычал, затрясся, и лопасти начали раскручиваться с противным скрипом и свистом.

Бегущий мужчина прибавил скорости и согнулся едва не пополам, противостоя воздушному натиску.

– Простите за задержку, – извинился он на превосходном английском с британским выговором, влетая в салон в облаке искрящейся снежной пыли. – Меня дернули в самый последний момент, я даже не успел забрать свои вещи.

Элен, усевшаяся в соседнем с Громовым ряду, встрепенулась, услышав звук незнакомого, как оказалось, голоса.

– Вы не Пьер! – воскликнула она. – Какого черта?!

Мужчина наклонился к ней, перекрикивая звук раскручивающихся лопастей:

– Что вы говорите? Не слышу!

Ее взгляд метнулся к кофру, пристегнутому к правой руке мужчины. Она буквально впилась сощуренными глазами в этот чемоданчик, и было заметно, как на лице Элен подозрение и тревога борются с надеждой и облегчением.

– Где Пьер Дюпре? – срываясь на истерические нотки, спросила она.

– Пьер? Вы не поверите! У Пьера внезапно прихватило живот! – проорал в ответ мужчина с кофром. – Говорю же, для меня это поручение – полный сюрприз. Я собирался заняться совсем другими делами, а тут такая незадача.

– Вы кто такой?!

– Меня зовут Эндрю Моусон. Я специалист по передаче данных, сидел несколько месяцев на базе затворником, и это путешествие совсем не входило в мои планы. Однако буквально полчаса назад Пьер влетел в мою келью и сказал, что только мне может доверить важную миссию.

– Груз при вас?

– Груз? Наверное... Думаю, все в целости и сохранности. Вот записка для вас…

Незнакомец потряс сложенной бумажкой перед носом Элен д'Орсэ. Однако та, не обращая внимания на бумагу, привстала и с силой потянула на себя кофр, едва не уронив при этом мужчину на себя. В последний момент тот схватился за спинку кресла свободной рукой и устоял. Зато записка полетела на пол. Огюст поспешно подобрал ее и развернул.

Пилот высунулся из кабины:

– Почему вы не пристегнулись? Мы взлетаем наконец или нет?

– Минуту, у нас проблема! – крикнул ему в ответ офицер, пробегая глазами текст записки.

– Еще ждать?! Погода портится!

– Ничего, подождете! Мадам, это почерк Пьера, – сообщил Огюст. – Он пишет, что возникли непредвиденные обстоятельства, и этому человеку можно доверять. Однако я бы на вашем месте…

– Заткнитесь, Огюст! – Элен придирчиво рассматривала замки на кофре. – Отвернитесь! – приказала она, и когда Моусон отвернул голову, быстро набрала комбинацию на шифровальном замке. Заглянув внутрь, облегченно откинулась на спинку: – Все на месте!

– Ну, слава богу! – обрадовался Моусон. – А то ваша паранойя уже и мне показалась заразительной. Я ничего не трогал. Как мне отдали, так я и донес.

– Вы уверены, мадам? – снова полез с советами Огюст. – У нас нет возможности убедиться, что это не гнусный план, поэтому…

Элен замахала на него руками:

– Поговорим после! Вы готовы лететь с нами, Доусон?

– Моусон, – поправил тот, – Эндрю Моусон. Да, готов. Я все пытаюсь вам объяснить, что Пьер просил…

– Мадам, одумайтесь! Вы всерьез собрались взять незнакомого человека?! Не лучше ли взять только груз?

– Груз непростой. Раз Моусон присоединился к нам и его рекомендовал Пьер, значит, так надо. Мне нужны люди, а вы не вездесущи. Лучше скажите пилоту, чтобы взлетал.

Огюст явственно заиграл желваками, но больше спорить не решился. Он обернулся к кабине и крикнул:

– Взлетаем!

– Дайте мне записку! – Элен отобрала бумагу, прочла и удовлетворенно кивнула: – Пусть будет так! Займите уже место, Моусон, не маячьте!

Моусон поспешно нашел для себя подходящее кресло и уселся лицом к Громову и подальше от офицера, зыркающего на него с неодобрением. Чтобы нахлобучить наушники по примеру остальных, он скинул капюшон и открыл на всеобщее обозрение лицо.

Это был Тимур Борецкий!

Наверное, если бы Юрий не находился под действием препаратов, то выдал бы себя с головой, однако ему, можно сказать, повезло, он отделался лишь скромным движением бровей, поползших на лоб, и округлившимися глазами.

На его счастье, французы привлеченные тем, что вертолет оторвался от земли и стал подниматься в небо, дружно глядели в окна, и Громову удалось овладеть собой до того, как Элен метнула в него острый взгляд, проверяя, все ли в порядке.

Юре хотелось проморгаться, встряхнуться, однако перед ним совершенно точно предстала не галлюцинация, а командир тимуровцев из плоти и крови. Его присутствие для Громова стало сродни удару грома. Горячая волна прокатилась по венам, окончательно прочищая голову.

Борецкий-Моусон подмигнул Громову и чуть визгливо, изменяя голос, крикнул, обращаясь к Элен д'Орсэ:

– А долго ли нам добираться до «Альбатроса»? Признаюсь чистосердечно: я боюсь летать! Вертолеты ужасно шумные!

– Не больше часа, – ответила нехотя Элен. – Внимательно следите за грузом, с ним ничего не должно случиться в полете!

– Не сомневайтесь, лишь бы летчики не подвели!

Француженка отвернулась, давая понять, что поддерживать разговор не собирается. Борецкий-Моусон покосился на ее помощника, но и тот не горел желанием развлекаться болтовней. Изобразив на лице смирение, что придется лететь в тишине (если можно так выразиться про грохочущий салон вертолета), Тимур разместил на коленях портфель понадежнее и откинулся в кресле.

На Громова он больше не обращал внимания, ограничившись тем подмигиванием, лишь скользил по его фигуре любопытным, но в целом довольно равнодушным взглядом. Со стороны казалось, этот сонный пассажир интересует его не больше, чем материал обивки на креслах. Громов же пялился на него во все глаза.

Тимур был не похож сам на себя, но проведя с ним бок о бок несколько недель, Юрий узнал бы его в любом костюме. Борецкий отрастил усы и бородку, исказившие черты, голос его тоже звучал непривычно, потому Громов и не среагировал на него сразу, тем более за свистом раскручивающихся лопастей, но взгляд – острый, умный – остался прежним. Манеру общения Тимур, скорей всего, перенял у настоящего Моусона. Прежде Громов не замечал за командиром отряда ни суетливости, ни желания скрыть с помощью болтливого языка волнение. Борецкий, как ему казалось, вообще не должен был волноваться ни при каких условиях. Сейчас же он изображал человека, испытывающего сильный дискомфорт, и выглядело это вполне натурально.

Элен держалась с ним сухо, но поскольку и сама волновалась, то старалась свести общение к минимуму. После начальной подозрительности, она чуть оттаяла и, устроившись вполоборота, не сводила глаз с проносящихся под брюхом вертолета снежных равнин.

Причину ее равнодушия к новичку еще предстояло понять и осмыслить, Громову не хватало данных, да и возбуждение, если честно, здорово мешало. Смятение чувств окончательно сбросило медикаментозные оковы, и сердце, ухая в ушах, качало кровь с удвоенной силой. Юру переполняли и радость, и опасение, что своим неконтролируемым возбуждением он поставит сложнейшую операцию под удар. Ведь Борецкий появился в вертолете не просто так!

Помня о судьбе Вовки Грача, Громов понимал свою меру ответственности. А вот Элен и ее офицер – те, кажется, не совсем понимали. Наручники – полная ерунда, они не остановят катастрофу, как и укол снотворного. Грач утверждал, что только обретя стабильный самоконтроль, достиг каких-то подвижек, и ЧП в «Ямане» сошли на нет. Юре до этого было как до Луны, но он был заинтересован долететь нормально. Поскольку на борт поднялся друг, имеющий конкретный план (пусть и не известный ему пока), не стоило портить игру непредвиденными неприятностями.

Накануне вылета мадам Д'Орсэ обрисовала Громову кое-какие перспективы. С базы «Альфа» они перебирались на борт научно-исследовательского судна, которое уже полгода курсировало между французскими заморскими территориями в Индийском океане и Антарктидой. Корабль назывался «Альбатрос» и был зафрахтован фондом по охране дикой природы, но по факту выполнял рейсы для «Прозерпины».

– К берегу «Альбатрос» подойти не может, – сказала Элен, – мне доложили, что в этом году припай нарастает какими-то ненормальными темпами, но местами парадоксально хрупок и ненадежен. Поэтому к кораблю добираемся по воздуху, а не на вездеходе. Нас будут ждать в восьмидесяти километрах от кромки, ближе есть опасность застрять во льдах.

– Корабль доставит нас на архипелаг Крозе? – спросил Юра.

– На остров Свиней, где у нас новенькая станция с максимумом удобств. Вы будете жить, тренироваться и свыкаться с вашим новым статусом.

– Статусом пленного?

– Вы уже не совсем пленный, Юра, – возразила Элен. – Благодаря мне вы быстро перейдете в разряд сотрудника. Обещаю, что как только вы начнете приносить корпорации пользу, не останусь в долгу. Верность семья д'Орсэ оплачивает всегда сполна.

– Что именно от меня потребуется?

– Прежде всего, вы не должны делать нам вред, – ответила она ему по-русски коряво, но доходчиво. – Вы не должны расслаивать ткань вселенной. Не должны менять вещи без веской причины.

– А с причиной можно?

– Под нашим руководством, – Элен благосклонно кивнула, – да, в этом и смысл. При известном старании уже через пару недель вы будете контролировать себя настолько, что с вас снимут охрану. Вы станете передвигаться по острову свободно, вам дадут наконец пообщаться с женой, а затем, как только сезон бурь минует, отправят в Париж.

– В Париж?! Но вы говорили, что я нужен для того, чтобы достать «Черное солнце» из Кратера.

– Я скорректировала планы. Не волнуйтесь, Юрий, вашу семью перевезут к вам, дадут французское гражданство и убежище. Мы оплатим им квартиру, медстраховку, дадим подъемные и обеспечим интересной работой, если потребуется. Ваша жена, насколько помню, актриса – она могла бы сниматься в рекламе. Это прибыльно, вы все будете очень довольны.

Громов справедливо считал, что все эти обещания звучат сладко, но неконкретно. Элен словно рекламировала ему будущую жизнь, а он хотел слышать и о минусах, не только о плюсах.

– А в чем подвох? – спросил он напрямую. – Столько приятных бонусов, но ведь не за красивые глазки.

– Не за глазки, а за пользу, которую вы принесете.

– Я должен управлять диффузией с помощью артефактов? А они у вас есть? Все три?

Элен едва заметно замялась:

– Мы продолжаем собирать Триаду. Добыть антарктическое «Солнце» не удастся столь быстро, как мы рассчитывали вначале, но зато появился запасной вариант. Он связан с параллельным миром, куда будет прорублен канал. Там уже есть оператор, и вам предложат работать с ней в паре.

– С ней? Речь не о братьях-альбиносах?

– Марковичи – это прошлое, забудьте, их роль подошла к концу. А вы, Юра, – наше счастливое будущее. Мы поговорим об этом подробнее, когда вы докажете, что я в вас не ошиблась.