Текст книги "Вернуться в Антарктиду (СИ)"
Автор книги: Нат Жарова
Жанры:
Научная фантастика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 89 (всего у книги 110 страниц)
– Хотя вы и не член семьи, но вы получите шанс стать частью прекрасно организованного плана, – внушала Элен Громову, – вы справитесь с задачей лучше Драгослава, потому что ваш дар – естественный. Вы стали странником между мирами не в силу химических стимуляторов, а в силу обстоятельств, в силу судьбы. Завтра вы просто покажете, на что способны, и если Антуан одобрит, то послезавтра, наверное, вы уже поплывете с ним в Париж, к жене. Так что постарайтесь, Юра! В ваших интересах, чтобы все прошло, как выражаются русские, без сучка и задоринки.
Однако Громов, пусть и не обладая способностями телепата и ясновидца, догадывался интуитивно, что ни в какой Париж он не поплывет. Все решится именно здесь, вдали от чужих глаз. Хотя место для портала не имело по большому счету значения, мистически настроенный ум всегда предпочитает подкреплять веру соответствующими декорациями.
Пожалуй, Громов чувствовал де Трейси сейчас получше Элен, он чувствовал его подспудные желания. Магистр хотел организовать что-то вроде древнеегипетской мистерии вдали от цивилизованных троп и непременно в промежутке между Кратером и Мадагаскаром. Именно Крозе являлся вершиной стройного треугольника, соединяющего центры силы, а не Кергелен, расположенный намного дальше к востоку. Геометрия для мистика имела значение.
Оказавшись на палубе, Юра какое-то время рассматривал угрюмый океан и кипящие злой пеной рифы, но потом повернулся к ожидавшим представления «шишкам» из «Прозерпины». Их лица не выражали ничего, кроме высокомерия и малой толики любопытства. В основном это были мужчины, но среди них затерялась и женщина странной наружности – понять ее пол можно было лишь по женской одежде, тогда как внешность была груба и по-мужски массивна.
Слева и справа от «высокой комиссии» стояли вооруженные автоматами солдаты. Именно из-за них все действо перенесли на свободное пространство палубы. Открыть огонь в тесном помещении никто бы не рискнул.
Громов опустил подбородок на грудь, скрывая горькую усмешку. Все было точно так, как и в сцене, подсмотренной Тимуром с площадки. Дурная копия, приверженность оригиналу... Разве что оператору артефакта не собирались вводить наркотик – именно на этом и делала акцент Элен д'Орсэ, всячески подчеркивая, какую замечательную альтернативу она нашла.
Тимур тоже был здесь. Он стоял сбоку от толпы, имел вид бледный и взволнованный и снова, как и в вертолете, шарил по груди в поисках ладанки, как будто бы нервничая в преддверии жуткого зрелища. Громов при виде его игры непроизвольно улыбнулся. Даже сейчас, когда на него никто не смотрел, Борецкий ни на секунду не выходил из образа.
Без торжественного вступления не обошлось. Элен д'Орсэ толкнула речь, описывая достижения – истинные и мнимые – ее протеже из «рода белых дыр и ураганов». В конце она предложила де Трейси дать свежеиспеченному оператору задание, чтобы «все было по-честному».
Внешность у де Трейси, к слову, оказалась самая заурядная. Сухой, даже болезненно худощавый, с тонкими губами и носом, украшенным «галльской горбинкой», он не производил впечатление обличенного властью. И даже глаза его, близко посаженные к переносице, не выдавали в нем ни особого ума, ни проницательности. Если бы не предупреждение Тимура, Громов счел бы Элен полной дурой, ибо бояться заурядного человека – себя не уважать. Мало ли какие звания и регалии присвоил себе этот отпрыск благородного семейства? В облике покойного Ги Доберкура и то скрывалось больше коварства.
– Спасибо, дорогая Элен, – произнес де Трейси негромко. Он сделал шаг вперед, запуская правую руку в карман. – У меня есть фотография. Я бы хотел, чтоб ваш герой поведал как можно полнее и красочнее про этого человека.
Юра неуклюже схватился скованными руками за протянутую фотографию. При этом он встретился взглядом с де Трейси, и его буквально затопило неприязнью. Все же не был этот француз заурядным! Он просто прикидывался безобидной серостью, не желая показывать всем и каждому, что собой представляет. Такие лгут, глядя прямо в глаза, и не считают подлость чем-то зазорным. О них говорят: пригрел змею на груди.
– Знаете, кто тут изображен? – вкрадчиво поинтересовался де Трейси, выпуская из цепких пальцев свой край фотографии.
Громов ждал, что увидит портрет Людмилы Сперанской, с которой ему предстояло познакомиться заочно, но это была карточка со смеющейся девочкой. У малышки со светлыми кудряшками не хватало переднего зуба – он выпал, но щербатость ее ничуть не портила.
– Она похожа на свою мать, – произнес Громов лишь бы что-то сказать. Разговаривать с де Трейси ему не хотелось, но – пришлось, и он озвучил первое, что всплыло в сознании, лишь бы отвязаться.
– Ее мать очень красива, – кивнул де Трейси, – дочь вырастет ничуть не хуже. Расскажите мне о ней. Что она делает? О чем думает? Где в эту минуту находится?
– Мне необходимо взять зеркало в руки. Если я не коснусь его, то ничего не получится.
– Хорошо, – легко согласился де Трейси и обернулся к Элен: – Дайте ему статуэтку и оставьте в одиночестве. И вы все – расступитесь в самом деле, нечего дышать оператору в лицо! Он обязан быть спокойным и сосредоточенным, а не отвлекаться на ваши постные физиономии.
Элен сделала знак своему адъютанту, и Огюст раскрыл саквояж. Он готовился передать Громову Зеркало, когда всех их остановил резкий приказ:
– Постойте!
Говорила та мужеподобная женщина. Видимо, она имела в их собрании немалый вес, потому что ее не проигнорировал даже сам Антуан де Трейси.
– Мне не нравится, что он будет держать артефакт в руках. Не лучше ли поставить его перед ним на какой-нибудь столик? Близнецу вы, насколько я знаю, подобного не доверяли.
– Madame le Senateur (*мадам сенатор, фр), – усмехнулся де Трейси, – сегодня с артефактом ничего не случится. Я лично несу за это ответственность, да и видите, сколько на палубе оружия?
– Вы уверены в ваших силах? Оружие нас спасет?
– Вполне. Давайте просто досмотрим до конца то, что нам хотят показать.
Огюст вопросительно посмотрел на Элен. Та махнула ему, и статуэтка наконец перекочевала в руки Громова. Она оказалась увесистой, и он едва удержал ее.
Прижав артефакт к животу, Юра аккуратно перевернул статуэтку так, чтобы видеть лучистый черный сапфир, украшавший центр диска. Фотографию Адели он неловко держал в той же руке, что и Зеркало, и карточка при этом слегка смялась. Складка прошла прямо поперек детского личика и словно зачеркнула его.
Громов испытал досаду. А вот пиетета к артефакту он не питал. Ему было неважно, что он держит в руках старинную вещь – предмет сумасшедшего вожделения и надежд многих упертых эзотериков, включая нацистов Третьего Рейха. Эта статуэтка была для него воплощением мерзости.
«Избавь мир от нее! – зашептал проснувшийся голос, который Юра считал голосом совести. – Вот же он, подходящий момент: одно движение – и Элен проиграет. Умри героем!»
Громов, наверное, так бы и поступил, с радостью бросил бы «Железного человека» в океан, но Тимур накануне ему категорически запретил это делать.
И правильно, что запретил! Нельзя идти на поводу у эмоций, когда на карту поставлено существование мира.
– Мне надо сосредоточиться, – сказал Юра, изгоняя несвоевременные мысли. – Это займет немного времени.
Окончательный отказ от героической смерти отчего-то едва не лишил его сил. Громов ощутил тотальное опустошение. Он чуть попятился к борту, желая опереться на него спиной.
Они следили за ним, не отрывая глаз. Охрана целились в него из автоматов. Зрители невольно затаили дыхание. Даже де Трейси.
Громов, стараясь не смотреть на смертоносные дула, усердно и честно вглядывался в камень.
Уверенности, что он увидит Адель в таком ослабленном состоянии, не было, но Тимур предупреждал, что телепат появится обязательно, и Громов постарался взять себя в руки. Уж этому-то упырю он просто обязан был дать отпор! Белый Сахир наверняка уже знает о похищении и только и ждет удобного момента, чтобы вцепиться в глотку конкуренту, взявшему в руки «его прелесть».
Юра думал, что увидит Драгослава в своих видениях, и готовился к смертельной битве, вот только телепат пришел, откуда его не ждали.
– Нет, я против, чтобы он касался этой ценной вещи! – снова заговорила мужеподобная сенаторша. – Он же работал на выскочку Ласаль! Вы что, забыли? Вы забыли, кто он такой?
– Мадам, угомонитесь, – с холодком в голосе сказал де Трейси, – вы мешаете.
– Он все испортит! Отберите у него артефакт! Немедленно!
– Не нервируйте его! – рявкнула Элен, у которой тоже прорезался зычный командирский голос. – Или я прикажу увести вас прочь!
Юра отвлекся. Его сердце истошно колотилось о грудную клетку. Воздуха не хватало, и он начал дышать ртом, словно после длительного забега. Это было плохо. Очень плохо!
Сенаторша же словно взбесилась. Совершенно неожиданно для всех она попыталась отобрать у растерявшегося охранника автомат. Тот, разумеется, не отдал, но отстранял разбушевавшуюся тетку слишком мягко, поэтому успеха не добился. Каким-то образом в процессе перетягивания оружия ей удалось нажать на гашетку. Автомат был изготовлен к бою, и из него в небо вылетела трескучая очередь.
От громких выстрелов по палубе прокатилась волна паники. Одни «випы» дунули прочь что есть силы, другие наоборот бросились к вопящей мегере, теряющей человеческий облик по мере разрастания вокруг нее кучи-малы. Взгляд сенаторши стал совсем стеклянным, она дергалась в кольце отдирающих ее рук и вопила:
– Стреляйте в него, стреляйте! Это он виноват! – и продолжала бороться за автомат. – Убейте его!
Кто-то из солдат, не разобравшись, открыл огонь и тем самым усилил панику. И только де Трейси стоял неподвижно на прежнем месте и с усмешкой взирал на учиненный хаос.
Тимур сбил автоматчика, стоявшего рядом, но второй, находившийся на противоположной стороне, стрелял прицельно по Громову. Юра, как в замедленной съемке, увидел пули, высекающие искры из металлических деталей фальшборта совсем рядом с собой.
Инстинктивно заслоняясь, он вскинув скованные руки со статуэткой, и несколько пуль отскочили от нее, рикошетом уйдя в толпу. Какой-то мужчина пронзительно вскрикнул, а мадам Сенатор с гортанным воплем повалилась навзничь, роняя за собой и тех, за кого успела зацепиться.
Тонкая цепочка, связывающая браслеты наручников, со звоном разлетелась, перебитая очередной пулей, и Юра от неожиданности выпустил Каменное Зеркало. Оно скользнуло по палубе к отверстию в фальшборте, но застряло на полпути к воде.
Фотография Адели тоже выпала, и ветер понес ее на своих мощных крыльях. Громов хотел поймать ее, но не успел. Очередная пуля угодила ему в плечо и, развернув, отбросила на фальшборт.
Боль огненным шаром вспыхнула внутри, и Юра дернулся, взмахнул уцелевшей рукой, словно пытаясь отмахнуться от следующих смертоносных ударов. Ему показалось, что на какое-то время гравитация потеряла над ним власть, и он стал свободным. Он воспарил в свинцовое небо, а потом резко рухнул вниз, в темноту.
Он упал в знакомую уже глубокую яму, наполненную разноцветными вспышками. Одна из них, лопнув, разрослась до самых пределов мироздания. А за ней лопнула другая и еще одна, и еще...
Глазам стало больно. От бесконечных вспышек, нанизавшихся одна на другую, их резало почти так же сильно, как и пробитое пулей плечо, не помогали даже плотно зажмуренные веки. Но тут Громов увидел кое-что необычное, и оно слегка отвлекло от испепеляющей боли, удержало в сознании, не давая немедленно погрузиться в благословенное Ничто.
Он увидел самого себя из другого мира, стоящего на узком деревянном мосту, убегающем в туманную даль...
…и вот он же, но совсем другой, раненый и избитый, валяется в трюме «Альбатроса», в ожидании, когда де Трейси решит его участь...
...а вот Вика, которой приснился кошмар, сидит, подобрав ноги к груди, в кровати и тихо ревет, стараясь при этом не разбудить сопящего у изголовья младенца...
…а вот здесь, в очередном открывшемся окошке, хрупкая темноволосая девушка по имени Людмила Сперанская бьется в конвульсиях на полу коттеджа в Ямане, а Вовка Грач старается привести ее в чувства…
.. а чуть в стороне, у КПП Межгорья, муж Людмилы Дмитрий Москалев, выходит из автомобиля на шоссе и, прикрывая глаза от солнца, щурится на встающую впереди Ямантау, надежно укрывшую от него свои секреты. На пальце у него блестит золотом перстень со свастикой...
…и оказывается, похожий перстень, но с иной печатью, есть и у Де Трейси. Он заносит руку с «Солнечным кинжалом» над распростертой у его ног жертвой, и ваджра на перстне мерцает кроваво-красным…
Все эти картины, смазанные и обрывочные, приходили к Громову одновременно, отчего у него путалось в голове. Раненое плечо болело все сильней, в глазницах тоже пульсировало адски, однако, несмотря на физические страдания, Юра осознавал все хлынувшие на него подсказки. Он читал их во вспышках, и без труда угадывал, кто есть кто в этом пришедшем в движение безумном калейдоскопе.
В миг, когда вселенная преобразилась и пошла трещинами, разрывающими ткань бытия, весы качнулись, и Хранители, где бы ни находились, замерли, приглядываясь к тому, что падало на метафизические чаши со всех сторон. А среди них – и Громов видел это отчетливо! – стоял Тимур Борецкий, как равный среди равных. И на груди у него висела на шнурке вовсе не ладанка, а покрытый шипящими молниями – активированный! – «Солнечный нож».
Юра хотел окликнуть Тимура, спросить, что все это означает, – но обзор ему вдруг заслонила белокурая малышка Адель. Она вытянула капризно губки и произнесла по-детски тоненько и беззащитно:
– Дядя Юра, ты все время куда-то проваливаешься, и я не могу тебя поймать. Зачем ты прячешься?
Юра не знал, зачем он прячется и от кого, но зато знал, что хотел сказать этой чудо-девочке несчастный Ильгиз.
– Он придет и утопит мир в крови! – крикнул он с отчаянием – точь-в-точь с таким, какое излучал Ильгиз, хватаясь руками за прутья железной клетки. – Не верь ему, Аделин!
Его крик нарушил что-то в хаотичном мельтешении, и Громов почувствовал, что снова куда-то летит.
– Ты проваливаешься, – недовольно констатировала Адель. – Я за тобой не успеваю.
– Это не твой папа, Адель! – кричал Громов уменьшающейся в размерах детской фигурке. – Не позволяй ему пройти сквозь портал в храме! Не зови его! Не пускай!
Он не знал, услышала ли его дочь Патрисии, поняла ли. Он несся, набирая скорость, прочь от вспышек, колец и пятен, и тьма ждала его, распахнув объятья.
Долгожданная тьма, где отсутствовало все, накрыла его собой. В ней не было даже боли, поэтому Юра не боролся с ней. Он чувствовал, что настало ее время – самое темное время перед неизбежным рассветом.
Глава 28(8). В Уснувших скалах
Глава 28(8). В Уснувших скалах
28.1/8.1
Отряд Патрисии, Мадагаскар, плато де Маровоалаво, наши дни
Первый их визит на реку Матимбуна оказался молниеносным и не слишком удачным. Впрочем, если рассматривать его только как разведку, то она состоялась.
Посадить самолет возле Уснувших скал у Кирилла не вышло, да оно бы ни у кого не вышло: подходящего открытого пространства в дождевом лесу просто не нашлось. Облетев местность, Кир направил машину вдоль реки ко второму пункту на маршруте – к деревне Фаритрамасина или Темной зоне, дабы проверить, насколько она темная и что там вообще такое. Скоро внизу показались квадратики хижин, и обрадованный Кир снизился, закладывая виражи, чтобы дать возможность всем находящимся на борту рассмотреть поселение в подробностях.
Фаритрамасину выстроили на широком плато, окруженном невысокими лесистыми холмами. Вокруг нее раскинулись возделываемые поля и огороды, на которых туземное население выращивало сладкий картофель, кукурузу и прочие овощи. Имелось и приличных размеров пастбище, где бродили овцы и зебу.
После визуального осмотра Кир решил садиться на пастбище.
– Мой посадочный минимум это позволяет, – напомнил он на всякий случай второму пилоту, который ни словом ему не возразил.
Второго пилота, навязанного им прокатной фирмой, звали длинно и путанно, и из бесконечного звукового ряда большинство пассажиров уловило лишь окончание: Эриракото. Впрочем, парень он был понятливый и снисходительный к иностранцам, и сам просил обращаться к нему «Эри», зная, какие сложности вызывают у европейцев мадагаскарские имена. (*)
Эри не слишком тиранил своего молодого коллегу. Он вообще производил впечатление довольно ленивого человека, не стремящегося что-то делать за других. Убедившись, что Кир обращается со штурвалом умело, и он не какой-то там нуб (*неопытный новичок, молодеж,сленг), Эриракото просто откинулся в кресле и не мешал наслаждаться полетом, лишь изредка и вполглаза поглядывая на приборы. Поскольку метео было приличное и никаких особых рекомендаций по местным условиям пока не требовалось, Кирилла его самоустранение полностью устраивало.
Мухин посадил самолет, распугав пасущихся животных. Даже обычно флегматичные зебу вприпрыжку пронеслись, задрав хвосты, от летающего монстра аж до самого частокола, окружающего хрупкие хижины.
Им навстречу, от домов, бежали жители. Первые из них высыпали из-под прикрытия стен, еще когда самолет наворачивал в небе круги, а когда стало ясно, что пилоты собираются сесть, люди окончательно побросали работу и помчались на пастбище. В первых рядах неслись мужчины, молодые и старые вперемешку, за ними подростки, часть которых принялась ловить сбежавший скот и сбивать его обратно в стадо. Женщины и маленькие дети боязливо держались сзади, но и они не отставали, выказывая искреннее любопытство.
Пока самолет, вращая винтами все тише и медленнее, тормозил и, подпрыгивая на ухабах, разворачивался в конце поля, мальгаши, переговариваясь, столпились у края и с интересом разглядывали диковинную летающую машину. Чувствовалось, что подобные события в отрезанной от бурной общественной жизни деревне происходят очень редко.
Появление белых людей в непривычной одежде спровоцировало новую волну ажиотажа.
– Готов поспорить, что они раньше не видели самолетов вблизи, – весело сказал Мухин, выскакивая в траву прямо из распахнутого люка, минуя три куцых ступеньки.
– Как бы они тебя не прибили за то, что чуть не подавил их драгоценных зебу, – проворчал Грач, выпрыгивая следом.
Но местные были настроены дружелюбно. От толпы отделилась делегация, состоящая, видимо, из лидеров деревеньки. Возглавлял ее крепкий мужчина средних лет, кучерявый и с крупными чертами лица, одетый в холщовые бесформенные брюки и безрукавку. За ним, как почетный эскорт, выступали еще пятеро парней помоложе. Остальные остались топтаться на месте, оживленно переговариваясь и тыкая в сторону пришельцев пальцами.
Нормально пообщаться, однако, не вышло: никто из фаритрамасинцев не говорил ни на одном языке, кроме родного, а путешественники не владели местным наречием. Словарного запаса не хватало даже Вику – он смог разве что поздороваться и пожелать приятной погоды да богатого урожая. Это вызвало бурное одобрение, но дальше случилась заминка.
Дело спас второй пилот, неохотно взваливший на себя роль толмача.
– Ватумандри (*«уснувшие скалы», мальг)? – недоверчиво переспросил кучерявый, оказавшийся главой общины. – Нет-нет, это невозможно!
– Почему? – спросила Патрисия.
Второй пилот перевел.
– Ватумандри – запретная земля. Очень опасно! Очень!
– Пообещайте им деньги. Сколько они хотят, чтобы выделить нам проводника к водопаду?
Крестьяне не захотели даже обсуждать сумму. Их лица сделались испуганными, и они трясли головами, отступая, словно сама мысль провести туристов к истокам Матимбуны пугала их.
– Под водопадом живут белолицые, – сжалившись над бестолковыми пришельцами, пояснил староста. – Они убивают всех, кого встретят, всех чужаков! Даже мы для них чужие, хотя в наших жилах течет кровь общих предков из народа бетсимисараков. Наши мужчины никогда не охотятся в той стороне. Ватумандри – это край совсем-совсем диких людей.
– Платим десять миллионов ариари (*),– вдруг заявил Вик, – половина сразу, а вторая половина по возвращению в деревню.(*Сноска: примерно две с половиной тысячи долларов)
Толмач Эри вытаращился на Соловьева, забыв перевести. Цифра звучала фантастически даже для него, обладателя одной из самой высокооплачиваемой профессии на острове. (*Сноска: средняя зарплата на Мадагаскаре 20-30 долларов в месяц. Работники, обслуживающие туристов, могут зарабатывать около 50 долларов. Пилот в среднем получает 500 долларов)
– Переведите им, – настаивал Вик. – Двадцать миллионов тому смельчаку, который проведет нас по джунглям в нужное место. Наличными.
– За пару дней работы?! – выговорил пилот. – Вы серьезно?
– Абсолютно серьезно. Скажите им!
Эри повернулся к притихшим крестьянам, не понимающим причину его изумления, и дрожащим от волнения голосом озвучил обещанную награду. Мужчины зароптали, и было видно, что многие уже колеблются.
Пилот тоже колебался, ему было явно жаль, что сам он не знает местности, и сумма уплывает из рук, но когда Вик спокойно пообещал ему, что будет рад, если он за сходную сумму будет сопровождать их в качестве переводчика, просиял. И стал горячо убеждать крестьян наплевать на глупые табу.
– Зачем вам туда? – спросил глава общины, почти согласный на выдвинутые условия, но все-таки желающий знать, ради чего сыр-бор.
– Мы ищем Футси Масуандра(* белое солнце, мальг), – сказал Вик.
– Ах, восход белого солнца! – оживился староста. – Это прекрасный обычай, но зачем же ради него идти так далеко и подвергаться опасности?
– Мы проведем вас за десять миллионов ариари в более красивое место! – наперебой закричали мальгаши, осаждая «глупых белых» со всех концов. – Я знаю, где восходит самое прекрасное белое солнце! Нет, это я знаю, где лучше, возьмите в проводники меня!
Поднявшийся гвалт, в котором участвовали даже подростки, оглушил путешественников. Ни слова не понимая, они, тем не менее, видели, что желающих неплохо подзаработать резко прибавилось. Эри едва успевал переводить отдельные реплики.
– О каком обычае они говорят? – недоуменно поинтересовалась Пат.
Оказалось, «Восход белого солнца» – это древний обряд единения с природой и душами предков, который практикуется у жителей Маровоалаво спокон веков. Проводится он с целью испросить благословления у покойных членов семьи, чтобы получить удачу на охоте или рыбалке, в строительстве дома или женитьбе. Для этого проситель обязан встать до рассвета и отправиться в лес, где живут лемуры. Их утренняя песнь, если прослушать ее от начала и до конца, и является подобным благословением.
– Только здесь, в Маровоалаво живут поющие лемуры, – объяснил Эри. – Сказали бы мне раньше, чего хотите, и ваш каприз обошелся бы в десять раз дешевле. Обычно туристов мы возим встречать рассвет в заповедник Андасибе, что недалеко от Туамасины. Поющих лемуров называют «индри», они самые крупные из лемуров, и в заповеднике их много. Может быть, я все-таки отвезу вас завтра в заповедник? Там есть специальные туристические тропы, они совсем безопасны.
– Нет, мы предпочитаем аутентичную природу, – влез Мухин, пока Патрисия хмурила брови, сопоставляя в уме неожиданный обычай и артефакт. – Мы хотим попасть туда, где не ступала нога белого человека!
– Учтите, что в дикой природе индри совсем не осталось, хотя их запрещено убивать, – убеждал их второй пилот. – Необразованные крестьяне охотятся на них и едят, вы можете себе это представить?
Патрисию волновало другое:
– А не промахнулись ли мы с расшифровкой эпитафии? – обратилась она к Соловьеву. – Если речь в ней шла всего лишь об обряде, то мы на ложном пути.
– Не проверим – не узнаем, – ответил Вик. – Ведь может быть и наоборот: артефакт спрятали там, где были для этого предпосылки. Где еще хранить «Белое солнце», как не на Маровоалаво, в месте, заповеданном духами?
– Солнце восходит «под славный гимн приветствий», – вставил Кир. – По-моему, мы все правильно сделали.
– В крайнем случае, прогуляемся по лесу, полюбуемся на водопад и послушаем концерт поющих лемуров, – с мягкой улыбкой прибавил Соловьев.
– За пять тысяч баксов! – хмыкнул Грач. – Дороговаты билеты.
– Ничего, не обеднею,– сказал Вик. – Опыт тоже стоит денег.
– Деньги есть, – тяжело вздохнула Пат, – но времени нет, а именно оно дороже всего обходится. Лучше бы нам не промахнуться!
Между тем пилот и староста вступили в нешуточный спор. Староста, недовольный чем-то, буквально отчитывал Эри, а тот отвечал ему с не меньшим жаром. Конфликт стремительно разрастался, и дело едва не дошло до драки. Когда наши путешественники заострили на этом внимание, Эри и староста принялись толкаться, и к сваре готовились подключиться другие мужчины.
Кинувшись вперед, Грач выволок из толпы второго пилота за шкирку:
– Что происходит? – с сильным акцентом спросил он по-французски.
Бросившегося вслед за пилотом парня, желающего угодить своему вождю и все-таки побить наглеца, Володя остановил другой рукой, уперев ее тому в грудь и удерживая на расстоянии. Староста грозно тряс кудлатой головой, но парня своего одернул, велев соблюдать дистанцию. Тот послушался.
– Чего ты им наплел? – Грач встряхнул пилота. – Чем они недовольны?
Эри передернул плечами, норовя освободиться из захвата, но не слишком активно:
– Этот человек уверяет, что в их деревне соблюдают старинные табу и не охотятся на индри. Других лемуров – да, бывает, что разделывают на мясо, но индри они якобы не трогают.
– Но отчего ты полез в драку?!
– Он посмел обвинить меня, что это я презрел законы предков, переехав жить в город! Я, а не они, переступил запреты!
– Вот как? – Грач хмыкнул и отпустил его. – Но ты тоже за языком-то следи! Нам конфликты не нужны.
– Думаю, все из-за денег, – пилот, обретший свободу, одёрнул помятую форменную рубашку с погонами. – Вы назвали им фантастическую сумму за услуги, и они взбеленились. Жадность застит им мозги. Теперь вцепятся в вас, чтобы ободрать как липку. Между прочим, я пытался защитить ваши интересы!
– Мы сами защитим свои интересы, – заявил Грач.
Желая урегулировать скандал, вмешался Соловьев:
– Передайте этим людям, Эри, что мы им очень благодарны за помощь и не изменим намерения идти в Уснувшие скалы. Деньги выплатим честно: завтра дадим половину суммы, а вторую половину по возвращении.
– Зря, очень зря! Вы промахнулись с ценой, не зная здешних условий, – воскликнул Эри, но перевел крестьянам все, как просили.
Конфликт погас сам собой. Крестьяне засмеялись, загалдели, обрадованные. Встреча с дикими племенами бетсимисараков, кажется, их больше не пугала. Соблазн разбогатеть перекрыл все, а может, и не так был страшен черт, как они его рисовали.
– Кого вы выберете в проводники? – спросил у Соловьева староста, признавая его главным в группе. – У нас несколько желающих.
– Нам нужен молодой и выносливый, хорошо знакомый с приметами и смелый, – ответил Вик. – Вы сами сможете его назначить? Вы лучше всех знаете своих людей.
Староста кивнул:
– Да, я назначу вам человека без обмана. Прилетайте завтра, он будет готов к походу. Вторую половину суммы вы отдадите лично мне, когда вернетесь в деревню.
– Договорились.
– Поход займет три дня, возьмите провиант и подходящую для ночевки одежду.
– Возможно, наш поход займет больше времени, чем три дня, – заметил Вик. – Если мы все же захотим задержаться у водопада, тогда, при условии, что ваш человек не пожелает рисковать вместе с нами, пусть он возвращается один, но потом вернется забрать нас через неделю. Только после нашего возвращения в Фаритрамасину вы получите оставшуюся сумму.
– Но зачем вам проводить так много дней на земле белолицых? – спросил староста, удивленный настойчивым желанием туристов самоубиться. – Достаточно один раз прослушать славную песнь индри. Конечно, может пойти дождь, и индри откажутся петь, поскольку солнце спрячется в облаках, но это будет означать, что предки не дают вам одобрения. Ждать следующего рассвета нельзя.
– Наши обряды сильно отличаются от ваших. Нам потребуется встретить не один рассвет, чтобы дело увенчалось успехом.
Староста покачал головой:
– Я понял, что вы очень странные. Поступайте как хотите, но что будет с деньгами, если белолицые убьют вас?
– Будем надеяться, что они нас пощадят, – улыбнулся Вик. – Ну, а если нет, то вы лишитесь части вознаграждения. Ничего не поделаешь!
– Странные вы, – повторил староста. – А как же быть с вашим самолетом?
– Фирма заберет его сама, если мы вовремя не вернем его на стоянку. Единственно, мы просим вас присмотреть за ним. Но я надеюсь, что все будет хорошо, и он нам еще понадобится для обратной дороги.
Староста пообещал, что за летающей машиной приглядят подростки-пастухи. Они будут отгонять скот, чтобы животные ненароком не повредили шасси и обшивку. На этой ноте они и расстались.
На пути к самолету Эри много ворчал:
– Вот увидите, – выговаривал он обиженно, – эти пройдохи обманут вас или ограбят! Десять миллионов ариари! Вы просто сумасшедшие. Ни один лемур не стоит таких денег.
– А мы занимаемся благотворительностью, – сказал ему Кирилл. – И ведь вам тоже перепадет за перевод!
– Я в благотворительность не верю и уж точно не собираюсь торчать с вами неделю там, где меня могут прирезать во сне!
– Тогда вернешься домой вместе с проводником и половиной суммы! – отрезал Грач. – Как-нибудь обойдемся без переводчика.
– А если останетесь с нами, то я накину вам сверху 50 процентов за вредность, – вкрадчиво добавил Вик.
Эри хмыкнул, но глазки его заблестели:
– Конечно, ваша воля, господа, но в этом дремучем лесу вы не встретите ни одного семейства индри! Они или вымерли, или мигрировали ближе к заповеднику, спасаясь от охотников. Вы зря потратите время, но если промахнетесь, я потом все же свожу вас в Андасибе. Вот где будет настоящее шоу!
– Посмотрим, – уклончиво ответил Соловьев.
– А может, – неожиданно осенило пилота, – Восход белого солнца только предлог, и вам другое надобно? И оно стоит дороже суммы, что вы готовы заплатить!
– Что, умник, думаешь, что продешевил? – рыкнул Грач. – Радуйся, что мой друг – богатый идиот, которому денег некуда девать, я бы на его месте деньгами не сорил. А если тебя не устраивает наше общество, так мы другого второго пилота завтра попросим. Скажем владельцу фирмы, что ты нас не устраиваешь,
– Вот только не надо мне угрожать! – сердито откликнулся Эри. – Я к вам со всей душой. Только учтите, что если вы задумали нечто противозаконное, я умою руки.
– Настучишь в полицию?
– Нет, но с вами к реке не пойду. Останусь в деревне или уведу самолет обратно на аэродром, и выживайте там как знаете!








