Текст книги "Вернуться в Антарктиду (СИ)"

Автор книги: Нат Жарова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 87 (всего у книги 110 страниц)

Громова, изголодавшегося по нормальному общению, мучили вопросы:

– Как ты превратился в англичанина?

Борецкий усмехнулся:

– По сценарию фильма «Иронию судьбы». Когда ходишь с друзьями в баню, можешь улететь совсем не туда, куда намеревался. Надеюсь, Моусон уже плывет в Новую Зеландию и, проспавшись, наслаждается крупной суммой денег, которую ему перевели на счет вместе с запиской помалкивать.

– А если он заговорит?

– Он трус. Не заговорит. Будет счастлив, что вовремя сбежал.

– А документы? Элен дотошная, сделает запросы…

– Разберемся, Юр. Легенда у меня хорошая, да и ребята на «Альфе» готовы срочно скорректировать все, что понадобится.

– А в чемодане чего?

– Компромат на Доберкура и альбиносов, а возможно, и кое-что еще, неожиданное. Боюсь сглазить. Изначально чемодан был поводом составить тебе компанию, но теперь жду сюрприза.

Элен, бросив пилота, приближалась к ним. Времени на болтовню не осталось. Тимур сделал несчастный вид, потирая лицо рукой, и шепнул:

– Продолжай вести себя в том же духе. На все отвечай ей «да». Я с тобой потом свяжусь.

– Вам не следует стоять на палубе, – сказала Тимуру Элен, – тем более, что при вас ценный груз. Идите за мной, я провожу вас до каюты и заберу содержимое кофра.

– Хорошо, мадам, – Борецкий отлип от стеночки, сделал несколько нетвердых шагов и залепетал, возвращаясь в образ трусишки-аналитика: – Все эти вещи не по мне! Подумать только, мы едва не разбились! Счастливый случай спас нас, воистину счастливый!

– Заткнитесь, Моусон. Огюст! – француженка обернулась к своему офицеру: – Займитесь нашим гостем, мсье Громов не должен ни в чем нуждаться.

Подавив усмешку, Тим нырнул вслед за Элен в железную дверь. Кажется, вера мадам д'Орсэ была столь крепка, что побеждала ее природную осмотрительность.

Он шел за француженкой по темному гулкому коридору. Они поднялись по лестнице на два этажа и оказались в довольно приличном месте: на полу был расстелен ковер, на стенах висели эстампы, ярко горели потолочные светильники и даже пахло не машинным маслом и гарью, как внизу, а чем-то неуловимо приятным – моющим средством, наверное.

– Здесь вы будете жить, – Элен распахнула перед ним дверь каюты номер тридцать восемь. – Это комната Пьера Дюпре, там его вещи. Постарайтесь их не испортить, а лучше сложите аккуратно.

– Так и сделаю, мадам. Но как же быть с моими вещами? – «заныл» Тимур. – Пьер обещал, что я сразу же вернусь обратно на «Альфу». У меня там неоконченные дела, а вертолет сломался! Мой чемодан…

– У вас при себе совсем ничего нет? – оборвала она его.

– Даже зубной щетки!

– Тогда воспользуйтесь вещами Дюпре. Он сам виноват, что отправил вас сюда.

Элен прошла в каюту, огляделась, расстегнула пальто и бросила его на стул.

– Моусон, не стойте столбом! – велела она замершему у порога Борецкому. – Подойдите, я хочу еще раз осмотреть кофр и его содержимое.

Тим достал ключ, отстегнул чемоданчик от руки, протянул его француженке, символически потерев освобожденное запястье, и только после этого стал снимать шапку и куртку. Все-таки в жилом помещении корабля было тепло.

Элен хватко вцепилась в кофр, осмотрела его со всех сторон в очередной раз, но не спешила отрывать вопреки заявлению. Она села на койку, положив бронированный сейф на колени, и произнесла строгим голосом:

– Расскажите мне подробно, как именно Пьер заболел, когда кофр оказался пристегнут к вашему запястью, и почему на замену выбрали именно вас, не сказав мне ни слова накануне. Ваше имя, конечно, было в списке на эвакуацию, но даже не в первой десятке. Чем вы так обаяли несчастного Пьера?

О том, как будет объяснять свое появление, Тим думал всю дорогу. Обмануть дочь владельца «Прозерпины» наспех состряпанной легендой не получилось бы. Стоило однажды взглянуть ей в глаза, как становилось ясно: хватка у мадам столь же смертельная, как и у белой акулы. Борецкий решил говорить правду и только слегка приукрашивать ее в собственных интересах.

– Я не знаю, мадам, – начал он, выпрямляясь, – ни о каких списках на эвакуацию мне не известно.

– Это как раз не удивляет.

– Если бы я предвидел, в какую гадкую авантюру меня хотят втянуть, то решительно бы отказался. Считаю, Пьер подставил меня, я вижу это так. Живот у него, уверен, вовсе не болел, я вам немного соврал, чтобы выгородить его. Сейчас жалею, что соврал. Врать вам не стоило. Тем более, что нас отныне объединяет чудесное спасение…

– Поменьше словесной чепухи, Моусон!

Борецкий мелко закивал, из-за чего отросшие волосы упали ему на лоб, скрывая глаза:

– Я думаю, что Пьер испугался лететь. Он что-то подозревал. Накануне он напился в хлам. Мне пришлось тащить его на себе в жилые отсеки…

На самом деле, пили они втроем: Дюпре, Моусон и Борецкий, носивший по воле Гималайского Стража индийское имя Гоундер (Тимур был смуглый, с неуловимо-восточными чертами, что объяснялось, по легенде, кровью матери-европейки, но на базе, кишащей преимущественно французами, вопрос о расовой принадлежности ни разу не возник). Борецкий, собственно, почти не пил – делал вид. Его целью был Пьер Дюпре, который ранее, точно так же по пьяной лавочке, проболтался, что является «ни много, ни мало – правой рукой д'Орсэ». Выяснилось, что он за некоторую мзду шпионил для влиятельного семейства, хотя формально находился в подчинении у Доберкура. Пьер имел доступ к Зеркалу, вмурованному в «Железного человека», и Тимур хотел побольше разузнать у него об артефакте и альбиносах. Пьер в этом смысле оказался бесценным кладезем информации, который наутро после пьянки абсолютно ничего не помнил.

Вряд ли д'Орсэ догадывались, какого пьянчужку нанимают. К алкоголю, который Пьер мешал часто с антидепрессантами, тот пристрастился в Антарктиде. Говорил, что климат и замкнутое пространство пещеры действовали на него угнетающе. Когда Пьер был трезв, адекватнее и последовательнее человека было не найти, но пропустивши пару-тройку стаканов, Дюпре развязывал язык, хвастал или стенал в зависимости от настроения.

Эндрю Моусон был таким же болтуном и слабаком. Он сошелся с Дюпре еще до появления на базе Тимура, поскольку жил в соседнем отсеке. Борецкий присоединился к их компашке, подкупив тем, что мог безнаказанно добывать на кухонном складе виски и закуску. Два любителя заложить за воротник с радостью приняли в свою компашку повара, готового слушать их нескончаемые жалобы.

Накануне вылета Борецкий узнал, что срок контрактов Дюпре и Моусона подошел к концу. Вот только Моусон должен был улететь на корабль, следовавший в Новую Зеландию и далее с пересадкой лететь в Лондон, а Дюпре заявил, что улетает вместе с Элен д'Орсэ.

– Чертова баба замутила историю и требует, чтобы я ей подсобил, – заявил он, пьяно ухмыляясь. – Хочет окончательно и бесповоротно скинуть с пьедестала старшего партнера Доберкура.

– Да на кой хрен ты ей сдался? – не поверил Моусон. – Ты – мелкая сошка, подумаешь, сейф охраняешь.

– Так в этом сейфе все и дело! Он просто набит важными бумагами, и если их с толком пустить в дело, Доберкур во век не отмоется.

– Откуда вести про компромат? – поощрил Тимур. – Ты ж сам наверняка в те бумаги не заглядывал.

– Ну а зачем еще Элен вчера посетила наш отдел, а? Все подчистую выгребла, только вынести сразу не смогла.

– Отчего же?

– Все штучки, хранящиеся в том помещении, снабжены особой наклейкой с чипом, который отслеживает их перемещение. Чтобы их вынести с базы, нужно взломать систему. Но у Элен д'Орсэ везде помощники, уж она договорится!

– Ты будешь взламывать систему? – уточнил Борецкий.

– Да он не умеет! – презрительно прокомментировал Моусон. – Даже я не сумею.

– А мне и не надо! Я просто вынесу в нужный момент кофр, который она собрала заранее. Точное время мне скинут утром на бипер (*беспроводной приёмник персонального вызова по локальной сети). Как только датчики отключат, перезагрузив систему, я войду в лабораторию и тотчас выйду. Дело на пару минут. Только тссс! Я вам ничего этого не говорил!

– Само собой! – кивнул Тимур, подливая «другу» в стакан. – И не боишься ты с этим связываться?

– Боюсь, – признался Дюпре, роняя скупую слезу. – Особенно боюсь эту змеюку подколодную. Но если не сделаю, как она велит, меня Доберкуру сдадут, а тот отдаст проклятому Дракуле. Так что мне теперь один путь – на архипелаг Крозе в брюхе вертолета мадам д'Орсэ.

– Ненавижу вертолеты! – заявил Моусон. – Мне тоже предстоит лететь, но недалеко, до пункта выгрузки, а дальше на ледокол. А тебе аж до Крозе трястись.

– Меня тоже доставят сначала на корабль, а потом еще неделю плыть. А потом на острове торчать неизвестно сколько.

– Денег-то хоть заплатят? – спросил Тимур, раздумывая, какую бы стратагему провернуть, чтобы попасть на «Альбатрос» вместе с Элен и Громовым. Удача сама шла ему в руки.

– Обещали, – кивнул Дюпре. – Куплю себе домик в глуши: чтоб море, пальмы и красотки топлес. Заживу! Не то что вы, паршивцы. Ты, Моусон, никогда не добьешься того, чего добился я.

– Добился с помощью предательства! – обидчиво воскликнул Моусон.

– А что такое? Тебе просто не предложили кого-нибудь предать, поэтому и завелся, да?

– Да Доберкур тебя в бараний рог сотрет, дурака! Или Элен эта пристукнет как свидетеля. Не долетишь ты до Крозе, как есть не долетишь! В море скинут, и все дела.

– Это ты из зависти меня пугаешь.

– Да нужно мне завидовать! Я еще пожить хочу. Без пальм, может, и девушек топлес, но зато до самой старости. А у тебя и могилки не будет. На дно пойдешь.

– Тихо, тихо! – прикрикнул Борецкий. – Чего разошлись? Завтра все равно последний день, нам делить больше нечего. Вертолет, корабль, свобода – какая ни наесть! Лучше выпьем за счастливый и короткий путь домой!

Пьер Дюпре, сам того не ведая, поучаствовал в его замысле. Упившись до чертиков (явно из-за страха перед предстоящей авантюрой), он с легкостью накатал бумагу, в которой расхваливал своего друга и даже не понял, зачем его просят все это написать. Пьер бы неминуемо проспал завтрашнее мероприятие, как и Моусон, но Тим попросил Зиновьева вовремя доволочь бесчувственные тушки до вертолета, вывозившего очередную смену. Пьяные вахтовики не являлись таким уж исключением, многие улетали с базы изрядно наклюкавшись на радостях.

Тим сообщил начальству, что у него возникли непредвиденные семейные обстоятельства и он нуждается в отпуске. Директор покричал, не желая отпускать нужного ему человека с бухты-барахты, но Борецкий стоял на своем и все-таки получил расчет. Куприн же занялся подделкой электронного досье и документов. Он трудился всю ночь, и к утру Борецкий превратился из гражданина Индии Гоундера в гражданина Великобритании Моусона.

Они все проверили: ни Элен, ни ее прихвостень Огюст де Мирабий никогда не пересекались с Моусоном, тихим парнем из команды айтишников. Под своим индийским именем Тим лететь не мог – проблема заключалась в тех самых «списках лояльности», составленными Дюпре. Своего приятеля Пьер в них внес, надеясь, что и тому перепадет какое-нибудь денежное поручение, а вот в поварах Элен, видимо, совершенно не нуждалась.

Тимуру пришлось гримироваться на ходу. Чуть иная прическа, походка, ужимки – и он посчитал, что готов сыграть эту роль. А там будь что будет!..

…– Значит, Пьер что-то подозревал? – повторила Элен, выслушав немного путанный рассказ Борецкого-Моусона.

– Он вел себя очень странно, как будто чего-то боялся. Он решил меня подставить. Возможно, знал, что вертолет неисправен и разобьется.

– Однако кофр он из лаборатории вынес.

– Да, вынес, всунул мне в руки, а сам побежал на посадку вместе с последней улетающей сменой. Пьер не желал зимовать в Антарктиде, мечтал жить в тропиках, где вечное лето и девушки с минимумом одежды, а меня направил на убой. А я-то считал его другом!

Элен пожевала губами. Хмурая морщинка пересекла ее безукоризненные скулы, вылепленные талантливым пластическим хирургом. Сейчас, в минуту напряженного размышления, было заметно, что на самом деле ей гораздо больше лет, чем обычно казалось.

– Я проверю ваш рассказ.

– Конечно, мадам.

За это Тим был спокоен. Куприн наверняка уже успел покопаться в хранилище и заменить или стереть все файлы и видео с Моусоном.

– Что будет с Пьером? Вы накажете его?

– Пусть судьба Дюпре вас не волнует, – сказала Элен. – Вам сообщили, что в кофре?

– Нет, мадам, но я догадываюсь. Это какие-то компрометирующие бумаги. Возможно, на Драгослава Марковича. Вы его не любите.

– Почему вам так кажется?

– Дракулу никто не любит. И он в последнее время слишком много о себе возомнил. Его брат умирает, и если на базе все потоки окончательно замкнутся на него одного… жди беды. Однако убрать альбиноса нельзя без того, чтобы не ослабить его покровителя.

Элен взглянула ему прямо в глаза:

– Возможно, вы не так и глупы, Моусон. Несмотря на все ваши истерики, вы все же выполнили поручение. И оно выбрало вас…

– Оно?

Элен колебалась.

– Я не могу отправить вас обратно, вы понимаете это? Вы слишком много видели и увидите еще больше.

Борецкий изобразил на лице испуг, которого от него явно ждали:

– Мадам, не губите! Клянусь вам, что я буду молчать обо всем, что случилось! И буду служить вам, особенно, если ваша цель и впрямь касается Дракулы. Альбиноса ненавидят на базе, и я не исключение. Подобное существо не должно забирать себе столько власти, сколько…

– Я не люблю болтунов!

– Простите, буду нем как рыба!

Элен вздохнула и вдруг, быстро набрав комбинацию, раскрыла кофр, достав оттуда статую «Железного человека».

– Вам знакомо это изделие?

Тим таращился на статуэтку, пытаясь, чтобы взгляд его оставался оловянным, каким он был бы у настоящего Моусона.

– Вижу, что знакомо. Вот что вы украли. Похитили с базы, воспользовавшись отсутствием Драгослава.

– Но я н-не з-знал! Я д-даже его никогда не видел! Только слышал...

– А это неважно. Вам никуда не деться ни от Доберкура, ни от Драгослава, ни даже с этого корабля, куда они первым делом направят свой взгляд. Те, кто помогал Пьеру в этом безумстве, наверняка уже мертвы. Да и Пьер… не думаю, что он доберется до вожделенного вечного лета. Вы понимаете, Моусон, что между вами и вашей смертью стою лишь я одна? Лишь я могу вас защитить.

Тим промямлил:

– Но зачем вы все это говорите мне? Вам тоже ничто не мешает избавиться от меня.

– Вот это мешает, – Элен погладила «железного человека» по голове. – «Где сокровище ваше, там и сердце ваше» (*цитата из Евангелия от Матвея). Все отныне завязано на него. Этот артефакт – не музейный экспонат, у него есть живая душа. Он способен выбирать тех, в чьих руках желает находиться. Пьер Дюпре не подошел ему, а вот вы… Вы, Моусон, отнюдь не дурак, и я готова нанять вас вместо Пьера. Вы умеете обращаться с этой вещью?

Борецкий откашлялся:

– С ним умел обращаться только альбинос… Измир, кажется… Я не обучен.

– Ничего сверхъестественного от вас не потребуется. Эту вещь необходимо хранить в определенных условиях, и если оно желает, чтобы этим хранителем стали вы, то так тому и быть. В конце-концов, мне нужны надежные люди, а лучшей рекомендации просто не найти.

Тимур был, конечно, удивлен внезапными поворотам судьбы, но если у артефактов и впрямь существовала душа и мотивы, то он понимал, отчего Зеркало стремилось к нему. И даже (чем черт не шутит?) активно внушало Элен д'Орсэ, у кого в руках оно принесет большую пользу.

Триада собиралась, притягиваясь к единому центру. Теперь Борецкому осталось сообразить, как удрать с архипелага, прихватив своих людей, Громова и сокровища.

Он не сомневался, что Нож и Зеркало сами приведут его к Чаше. А поскольку единственная нормальная Чаша оставалась у Вещего Лиса, то все они рано или поздно попадут по назначению.

27.5

27.5/7.5

Юрий Громов

Громова привели в тесную каюту, рассчитанную на двоих, но находиться ему там предстояло в одиночестве. Двухъярусная кровать, тумбочка под крошечным иллюминатором, оборудованная откидывающейся крышкой, чтобы получался стол, круглая табуретка и шкафчик для вещей – вот и вся обстановка, которой ему предстояло любоваться несколько дней.

Санузел в каюте отсутствовал, и Громов было приуныл, представляя, что всякий раз ему предстоит унижаться и требовать похода в туалет, однако дверь в каюту, к его удивлению, не заперли. Возможно, Элен не желала чрезмерно привлекать к нему внимание корабельной команды. Пленный на корабле – тема для сплетен, да и деться Юре, по особому счету, было некуда. Разве что за борт, но утопление пока не входило в его планы.

Громов сел на койку и стал ждать. После разговора с Тимуром ему намного полегчало. Пелена от снотворного окончательно спала, а морской воздух и перемена мест вернули радость относительной свободы. Пришло время подумать над тем, как быть дальше. Надежда, что не все еще потеряно, крепла в нем с каждой минутой.

Итак, его везли на тайную базу «Прозерпины» в архипелаге Крозе, где, как сказал Тимур, уже собрали пленников с Новой Надежды. Юра будет там не один, и даже если ему не позволят с ними встречаться, их близкое присутствие все равно согреет душу перспективой воссоединения.

Громов был уверен, что Борецкий действует при поддержке своих. Где-то там, на Большой Земле, над их положением уже ломают головы умные люди, потому что Вещий Лис – не самый последний человек в иерархии, к тому же ответственное лицо за Иремельский артефакт, Хранитель Чаши. Если Лис не потерял связь со своими посланцами, то и Патрисия Ласаль знает о судьбе группы в Антарктиде. А знает Пат – знает и Вика. Юра надеялся, что его жене сообщили не только о том, что он бесследно канул в снегах, но и что нашелся живым. Просто временно попал в сложную ситуацию, но это не приговор.

Разумеется, Вика тревожилась за него, не могла не тревожиться, но пока у нее есть надежда, дышаться ей будет легче, чем под гнетом неизвестности. Патрисия обещала Громову, что не оставит Викторию без поддержки. Юрина зарплата была довольно приличной, и финансовых трудностей у жены не предвиделось. Это снимало с его совести солидный груз, хотя было стыдно, что он не сдержал обещание и не вернулся к моменту родов. Но тут уж вступили в силу непредвиденные обстоятельства, Вика должна была его простить. Лишь бы вырваться из цепких лап «Прозерпины», а с остальным он как-нибудь справится!

Собственно, из Антарктиды он, считай, уже выехал, значит, находится сейчас на пути к дому. В любом дрянном положении всегда найдется что-то хорошее, а там и Тимур сотоварищи что-то предложат. Вешать нос Громов не собирался.

Если честно, в размышлениях о грядущем Юру немножко бросало из стороны в сторону. Он считал себя обычным человеком, отнюдь не героем и не был готов умирать за красивые идеи, как истый фанатик. Чаще всего представления о благополучном исходе сжимались у него до понятия счастливой семьи, и он говорил себе, что должен бороться и выживать в первую очередь ради них, ради сына. Но тотчас он одергивал себя, напоминая, что волею судеб оказался на острие борьбы добра и зла, и думать в минуты глобального конфликта исключительно о семье как-то… кощунственно. Да, самый простой путь сделать Вику счастливой – это вернуться к ней невредимым, но когда артефакты сотрясают основы вселенной, нельзя поддаваться соблазнительным посулам, разве нет? Та же Вика – поймет ли она его малодушие, одобрит ли?

Громов долго ломал голову над сложными вопросами. Что именно Элен д'Орсэ потребует от него, на что уговорит пойти? Француженка убеждала, что у них общий враг – Доберкур, собравшийся утопить мир в крови ради банальной мести. Жажда отомстить Патрисии и всем, кто с ней был, но не спас его сыночка Ги, превратила его в безумца.

Хорошо, думал Громов, пусть это окажется правдой, и Доберкур-старший совершенно выжил из ума. Пусть так, но кто гарантирует, что семейка д'Орсэ окажется чище и нравственнее? «Обещать – не означает жениться». Элен сулила золотые горы, но окажись Громов для нее бесполезен, она пустит его в расход, не задумываясь. Просто как свидетеля ее неудачной попытки.

С другой стороны – тимуровцы, люди идущие до конца, потому что так велит долг. «У самурая нет цели, у самурая есть только путь». Борецкий не упомянул про Али, значит, он погиб. Погиб героем, спасая Громову жизнь, прикрыл его собой. Как можно теперь подвести этих людей, для которых Юра стал не просто попутчиком, но важным элементом, опорой, а может быть, даже частью их маленькой команды? Они будут ждать от него реальной помощи, ведь для них «скажи «да» француженке» – это притворство во имя великой цели, а не план, чтобы «хорошо пожрать и поспать».

Юра тосковал по Вике, хотел увидеть ее, но не ценой предательства друзей. Жена не должна его презирать за то, что он струсил и продался за «фантики», погнался за золотым миражом. И сын его тоже должен расти с чувством гордости за отца.

Сидя в каюте, Юра сделал наконец свой выбор. Уж коли ему суждено оказаться в тылу врага, то он останется верен принципам: либо победит зло, либо умрет с честью. Трусоватым коллаборантом ему не быть!

…Элен явилась к нему вечером. Вежливо, хотя и сухо, поинтересовалась, удобно ли ему и есть ли пожелания.

Юра ответил, что ему грех жаловаться.

Она без стеснения устроилась подле него на кровати, презрев неказистую табуретку, и Громов подвинулся в угол, чтобы не соприкасаться с ней локтями.

– Вы – гость, и можете рассчитывать на соответствующий прием на этом корабле, – сказала Элен. – Здесь кроме нас никого нет, но в дальнейшем условия могут и ухудшиться. Помните об этом. Многое зависит и от вас, и от прочих обстоятельств.

– Каких обстоятельств, можете пояснить?

Сначала ему показалось, что Элен проигнорировала вопрос, но после стало ясно, что она взялась растолковывать ему все слишком подробно. Видимо, чтобы у него и мысли не возникло самовольничать и протестовать, потому что положение виделось ей очень серьезным.

– Ваше поведение на борту вертолета меня поразило. Кажется, у вас огромный потенциал. Ваше физическое состояние пока не на высоте, однако вы уже способны влиять на события. Похоже, что искусством управлять энергией по методике Бон Гъер вы овладели интуитивно. Я предлагаю вам сразу перейти к главной работе. Вы согласны?

Громов настороженно пожал плечами.

– Я хочу, чтобы вы за неделю плавания полностью освоились с новыми способностями. На Крозе прибывают важные для нашего дела персоны. Если вы в первый же день продемонстрируете им неоспоримые успехи, то получите свободу немедленно. Прямо с ними улетите в Париж, где встретитесь с женой и ребенком. Но если случится осечка, или им не понравится результат, вы потеряете все. Разговор с вами начнут вести совсем на других условиях. Вот такие у нас «обстоятельства», теперь вы понимаете?

Юра так же настороженно кивнул.

– Я поставила на вас очень многое и готова рискнуть, но остается вопрос, готовы ли к риску вы. Без вашего горячего желания подчинить себе Каменное Зеркало ничего не выйдет.

– Давайте ускоримся, но где вы возьмете Зеркало? Оно же осталось в Антарктиде.

– Возьмем, где надо, – Элен скупо улыбнулась и поднялась. – Хорошенько выспитесь, Юра! Завтра у вас будет насыщенный день.

Как будто сегодняшний день был не насыщенным!

Юра смотрел, как закрывается за ней дверь каюты, и сердце его билось слишком громко. Громче, чем следовало бы. Не Зеркало ли находилось в кофре, который вез Тимур?

Кажется, противостояние Элен с Доберкуром действительно вышло на новую пугающую стадию. Она в самом деле поставила на карту все. Украсть из-под носа у Белого Сахира ценнейший артефакт – это не фунт изюма слопать! Сахир сейчас на Кергелене, но это не означает, что он не сможет их достать оттуда. Достанет и запросто. На что она рассчитывала – неужели только на него, Громова? Но разве может он тягаться с телепатом?!

Юра встал и подошел к иллюминатору, за которым плескался серый океан, усыпанный осколками льдин. На стекле с той стороны застыли капельки влаги. Глухо работал двигатель судна, корабль двигался вперед, и по переборке от его механического сердца бежала едва уловимая дрожь.

Во главе «Прозерпины» стояли три старинные семьи: Доберкуры, Орсэ и... Третьего имени Юра не вспомнил, как ни старался, но он точно знал, что прежде все эти люди не имели принципиальных разногласий и выступали монолитом. Ги Доберкур, сопровождавший Патрисию в Антарктиде, действовал в интересах всей корпорации, а возможно, что и в интересах всего сообщества иллюминатов, которое не ограничивалось «Прозерпиной». И вот сейчас эти глыбы пришли в движение...

Кто объединился с д'Орсэ против Доберкура? Если это представители третьей семьи, то каковы их мотивы? И отчего «глаз урагана», управляющий Зеркалом, является для них веским аргументом?

До сих пор Громов полагал, что тайная цель «Прозерпины» – уничтожить существующий миропорядок. Будучи бизнесменами, они не желали ввергать общество в чреду потрясений, какими могли обернуться революции и войны. Деньги любят тишину, и «Прозерпина» хотела внести нужные ей изменения по-тихому. Артефакты были для нее средством подмять под себя мир без шума и пыли.

Вселенная – это совокупность параллельных миров, «зеркальная сеть», доступ в которую дают приборы, функционирующие за счет пранической энергии или, если по-научному, напряженного поля гравитационного магнита. Меняя с помощью управляемой диффузии одни участки бытия на другие, из смежного, зеркального, мира, «Прозерпина» планировала очень аккуратно склеить из лоскутов реальность «под себя».

Однако настоящие артефакты – сокровища редкие. Почти сотню лет иллюминаты гонялись за ними, но так и не преуспели собрать вместе хоть одну триаду. Тогда у них возник план перевести процесс на научно-экспериментальные рельсы. Овладеть технологией и наплодить таких зеркал, клинков и чаш вдосталь, чтобы с их помощью вмешиваться в устройство мультивселенной.

Только, несмотря на огромное количество денежных вливаний и вербовку лучших ученых, требовалось время, чтобы создать мало-мальски работающий образец. И в этом смысле у человека, обладающего древними артефактами, было бы преимущество, поэтому поиски древних устройств не прекращались. Параллельно физическим разработкам шла еще и борьба археологов. Искали Черное и Белое солнца, Солнечный нож, а также пульт для управления ими – функционирующий алтарь или ключ, способные запустить процесс.

Каким-то макаром Доберкуру удалось разыскать Зеркало, это был успех, но Элен д'Орсэ перехватила его, несмотря на то что хитрый Доберкур укрыл его в далекой Антарктиде и приставил к нему двух телепатов. В эти минуты на борту корабля, следующего на базу «Гамма», плыли артефакт и его потенциальный оператор, «глаз урагана». Элен жаждала перекроить мир так, чтобы именно ее семья вышла из гонки победителем. Но если в рядах «Прозерпины» нет единого мнения, если они уже на стадии эксперимента начинают каждый тащить одеяло на себя, то что ждет их бедный мир?!

«Этому надо положить конец! – думал Громов. – Иначе мы раздербаним мультиверсум к чертовой бабушке, и всем станет очень плохо. Я уничтожу Зеркало!».

Уничтожить артефакт у всех на глазах – это было страшно, потому что в таком случае его собственный конец был очевиден. Это было верным самоубийством. Однако тихий голос в его голове нашептывал: «Правильно, это замечательный план! Зашвырни статуэтку в океан. Сделай это! Сделай!» И чем дольше Громов вслушивался в эти дьявольские интонации, тем крепче становилось его убеждение, что именно так и надо ему поступить.

Умереть героем. Спасти мир. Вика будет им гордится, когда узнает.

...Утром, после обильного завтрака (Громова решили кормить «на убой») Элен внесла в его каюту знакомый кофр. Ее сопровождали двое: неизменный офицер Огюст и – неожиданно для Громова – Тимур Борецкий.

Юра сдержанно поздоровался, стараясь не выдать своего восхищения. Тимур обладал поистине дьявольским умением вписаться в обстановку и стать своим везде.

В кофре, как и предполагалось, хранилась статуя «Железного человека». Элен кивнула Тимуру, и тот подскочил к тумбочке, чтобы поднять откидную крышку. Статуэтку водрузили на нее и дали Громову рассмотреть ее.

– В спинке трона по центру находится природный черный сапфир, – сказала Элен по-английски, явно для всех присутствующих. – Это редкая разновидность звездчатого камня с необычным оптическим эффектом. Считается, что чем больше у сапфира лучей, тем с большим количеством миров можно установить связь, потому что каждый луч – это отдельный мир. Обычно их бывает четное количество, но у этого камня тринадцать лучей. Он уникален.

Элен посмотрела на Громова, и тот кивнул, давая знать, что проникся. Она продолжила:

– Ильгиз Маркович устанавливал контакт с пятью мирами. Пять миров для каждого из заданных объектов – это был его предел. То есть он мог проследить биографию одного и того же человека только в пяти зеркальных мирах. До тринадцати вариантов он никогда не доходил. Мы надеемся, что вы, Юрий, удивите нас и сделаете больше, чем был способен этот доходяга. Все-таки вы взрослый и здоровый мужчина. И еще вы «глаз урагана», для которого иномирные энергии не являются чем-то невероятным. Если вы пройдете хотя бы шестью мирами, то это уже будет весомым аргументом в вашу пользу.

– А если меньше шести? – хмыкнул Громов. – Или вообще только один?

– Вы сначала попробуйте. Коснитесь камня ладонью, вглядывайтесь в сапфир… Не исключено, что вам потребуется время, чтобы настроиться и войти в транс. Мы подождем.

– Сегодня может ничего и не получиться, – произнес Огюст. – Это не должно вас обескураживать. Однако вам лучше постараться.

А Моусон-Борецеий ничего не сказал. Лишь подмигнул, поощряя Юру к эксперименту.

– С кем вы желаете, чтоб я связался? – спросил Громов деловито.

Элен одобрила:

– Правильный вопрос! Говорят, что проще всего увидеть самого себя. Или человека, который вам небезразличен. Думаю, с этого и надо начать. Увидеть варианты собственной жизни в других измерениях не представит для вас трудностей.

Однако трудности Громов испытал – и еще какие! Ни в первый день, ни в последующие у него ничего не выходило, сколько он ни вглядывался в лучистые недра черного камня. Сначала он халтурил и только делал вид, но потом незаметно увлекся в ожидании, когда его оставят с артефактом наедине, чтобы сотворить с ним чего-нибудь непоправимого. Однако последнего все никак не случалось, Элен и Огюст бдили над ним аки коршуны.

Юра мечтал выбросить мерзкую статуэтку за борт. Вкрадчивый голос постоянно нашептывал, что это обязательно нужно сделать и как можно скорее, но все тренировки проходили исключительно в каюте и под присмотром. В перерывах между «сеансами», Громов был обязан выполнять упражнения на концентрацию, учился правильно дышать, стоять, ходить, за чем также придирчиво наблюдал Огюст, оказавшийся инструктором по Бон Гъер. Эти уроки слегка «размывали» намерение избавиться от Каменного Зеркала, Юре становилось интересно добиться успеха, но, выходя из транса, он спохватывался и одергивал себя.