Текст книги "Вернуться в Антарктиду (СИ)"

Автор книги: Нат Жарова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 110 страниц)

Ей не на кого было надеяться, в ее случае спасение утопающего должно было совершаться исключительно самим утопающим, но для начала предстояло выяснить, кто ее похитил.

Водитель, крутя баранку на многочисленных поворотах, умудрился кому-то позвонить на ходу и отчитаться о проделанном злодействе. Из его отрывочных реплик Милка поняла только, что похищение не было личной инициативой двух придурков, они караулили ее давно и сейчас везли на какую-то водонапорную башню. Собственно, вариантов было два: это затеял помощник мужа Андрей Серегин, а может, и сам Дима каким-то образом смог дотянуться до нее из тюрьмы, или ее поймали люди, охотящиеся за артефактами Загоскина.

«А Вик меня предупреждал!» – тихонько всхлипнула Мила и тотчас прикусила палец, испуганно косясь на соседа. Тот, заметив взгляд, зловеще ухмыльнулся.

– Веди себя хорошо, – посоветовал он, – и я буду добрым.

– Что вам надо? – спросила она, стараясь произносить слова тихо, без вызова и истерик. Вышло жалобно. – Вы куда меня везете? Это Дмитрий вам велел?

– Молчи! – рявкнул водитель, отшвыривая телефон на соседнее сидение. – Никаких имен!

Предупреждал он подельника, но Милка тоже вздрогнула. «Значит, все же Дима, я угадала», – обреченно подумала она. В глазах снова предательски защипало.

Второй похититель, что по-прежнему цепко держал ее за предплечье, прошипел:

– Реветь, сука, не смей! А то утешать начну, – и недвусмысленно положил вторую руку ей на коленку, забравшись под плащ и подол не слишком длинного платья. – Женское нытье меня бесит.

Мила отпрянула, но противная рука лишь сильнее сжала ногу, и девушка оцепенела.

– Ты сумку у нее проверил? – бросил водила подельнику. – Телефон отбери!

Верзила локтем вдавил девушку в угол, чтоб не смела рыпаться, и потянул за сумочку, которую Мила прижимала к себе на автомате. Мила вяло посопротивлялась, рискуя словить вторую оплеуху, но он справился и, вжикнув молнией, вытряхнул содержимое ей на колени. Часть вещей, в том числе и паспорт, свалились на пол.

– Телефона при ней нет, – сообщил похититель, пошарив среди платков, кошелька, зеркальца и сложенных целлофановых пакетов, и уточнил: – В сумке нет, а в карманах щас проверю.

Он смахнул содержимое сумки под ноги и принялся ощупывать Милку, но делал это совсем не так, как следовало, если желаешь просто обыскать. Он хватал ее за грудь и лез под одежду. Мила отбивалась, и слезы уже обильно катились у нее из глаз, однако насильник лишь довольно хрюкал, и глазки его масляно поблескивали.

– Ну чё вы там? – нетерпеливо крикнул водитель. – Кончай развлекаться, идиот!

– Да мне, чтоб кончить, начать надо! А она, сука, не дает!

Преодолевая сопротивление, он дернул за воротник плаща так, что верхняя пуговица отлетела. Мила пискнула, а бугай, которому результат весьма понравился, снова дернул, отрывая следующую пуговицу. Вид скромного платья под самое горло его не вдохновил.

– Ну ты и запаковалась! – он полез к ней ручищами, в надежде порвать еще и платье, но ткань с первого раза не поддалась.

Мила стиснула зубы и предприняла еще одну попытку вырваться. «Это не Дима. Это всего лишь его наймит, – твердила она себе. – Я нужна живой! Он не посмеет!» Однако страх был сильней, он тяжкими оковами повис на руках и ногах, мешая двигаться и размахнуться.

И все же она умудрилась чувствительно пнуть урода по голени. Тот, выругавшись, поймал ее ногу и дернул на себя, опрокидывая. Стукнувшись затылком о ручку дверцы, Милка потеряла шапочку, а заколка в волосах раскрылась и впилась острым концом в кожу головы. Девушка вскрикнула, и волосатая рука тотчас легла ей на рот, мешая дышать. Мила забарахталась под тяжелым мужским телом, но лишь распалила насильника.

– Не перестарайся там! – крикнул водитель. – Нам велели доставить ее невредимой.

– Да что ей сделается? Наоборот, приятное ей… Уй, с-су-ука!!

Милке удалось впиться в его ладонь зубами. Было противно, но она изо всех сил сжала челюсти, чувствуя кровь врага, побежавшую по языку. Бугай взвыл и свободной рукой хлестко ударил ее по лицу.

– Тварь! Да я тебя, сука, бл*!..

– Хватит! – рявкнул водитель. – Потом повеселишься.

– Она мне палец чуть не откусила!

– Сам виноват! Хватит дурью маяться, ты телефон забрал?

Насильник еще раз замахнулся на Милку, но в действие угрозу не привел. Просто встряхнул девушку, в очередной раз приложив затылком о дверцу, и надавил локтем на шею до хрипов.

– Шутки закончились! – процедил он, позволяя ей сделать вдох, и снова наваливаясь. – Дальше все будет по-серьезному, усекла? Не двигайся!

Милка с усилием дышала, фиксируя глазами красную рожу мучителя. Ей очень хотелось расцарапать ее, но в бок болезненно впивался край сидения, затылок ныл, а нога, зажатая мужчиной в узком пространстве салона, затекла. Мила боялась, что будет хуже. Трудно бороться, когда у противника на все есть веский аргумент – боль, лишающая желания сопротивляться. Ей пришлось покорно вытерпеть новую серию ощупываний и омерзительных поглаживаний.

– Нет у нее телефона! – проворчал бугай, распрямляясь и облизывая прокушенную руку, из раны которой все еще сочилась кровь.

– Странно. Какой-то хмырь нам на хвост, кажется, сел, – не слушая подельника, водитель поддал газу. – Планы немножко меняются!

– Эй, ты куда? Зачем на мост свернул? – заволновался второй. Заволновался настолько, что оставил Милку, и взглянул на ночной город. – Он же велел ее на кладбище везти!

Услышав про кладбище, Милка похолодела.

– К водонапорной башне нельзя, сначала от хвоста избавиться надо!

– Да с чего ты взял, что за нами хвост? На стоянке ваще никого не было! Нас никто, сука, не видел!

– Он на проспекте прилип. Выскочил, как черт!

Бугай напряженно вглядывался в заднее стекло.

– Это вон тот черный, что ли? – произнес он наконец. – Да вроде приличный. И фарами не мигает.

– А какого хрена он тебе мигать должен? Просто едет за нами как приклеенный.

– Да может, просто так, тут одна дорога, вот, сука, и едет.

– Ты совсем кретин? Я, по-твоему, не отличу, просто так или нет?!

Пока они препирались, Милка кое-как подтянулась и села. Ее сосед почти перестал обращать на нее внимание, занятый тем, что рассматривал в стекло крышки багажника дорогу. Сердце девушки колотилось о ребра как сумасшедшее, надежда на спасение сменялась волнами отчаяния, потому что Мила не понимала, чего ждать от тех, кто их догонял. Возможно, что и ничего хорошего.

Она судорожно нащупала под собой заколку и сжала ее. Спутавшиеся волосы лезли в глаза, одежда находилась в полнейшем беспорядке, но это, как ни странно, вернуло ей силы. Милка злилась и готовилась бороться за жизнь.

Автомобиль несся по городским улицам на опасной скорости, проскакивая на желтый и перестраиваясь из ряда в ряд, а порой выскакивая на встречку. Поток машин в это время был не слишком плотным, во всяком случае, в Москве в вечернее время бывает гораздо хуже, но все же пустынными улицы назвать было нельзя.

Милка тоже бросила взгляд назад, желая вычленить ту самую напугавшую бандитов машину. Это оказалось несложно. Большой темный кроссовер, не скрываясь, на такой же безумной скорости «играл в шашки», перестраиваясь вслед за ними и ускоряясь на перекрестках.

Бандит вдруг вспомнил про пленницу и, намотав на кулак полуоторванный ворот плаща, рывком притянул ее к себе:

– Говори, кто это! Кто за нами едет?!

– Я не знаю!

– Знаешь, сука! Вижу, что знаешь! Говори, чего им надо!

Отбиваясь, Милка въехала кулачком с зажатым в нем заколкой в ненавистную физиономию. Бандит взвыл и ухватил ее за волосы. Милка завизжала и принялась бить его заколкой вновь и вновь, попадая и промахиваясь. В голове у нее шумело.

– Да будь ты проклят! – орала она. – Чтоб ты сдох!

И тут случилось страшное. Проскакивая на красный, их водитель не сумел увернуться от столкновения с автобусом, шедшим наперерез. Раздался скрежет и звон разбивающегося стекла, визг тормозов и отборная ругань. Их автомобиль по инерции проволокло вперед, разворачивая и крутя, чтобы со всей силы впечатать под встречный грузовик.

Скорость у машины была приличная, поэтому удары оказались страшны. Милку от первого столкновения кинуло вперед, и она больно стукнулась лбом о подголовник пассажирского кресла. От второго ее отбросило уже назад. В грохоте разрывающегося металла и человеческих криков она совсем потерялась и даже перестала дышать. Ей казалось, что она находится внутри консервной банки, которую кто-то огромный медленно вскрывает консервным ножом. Стены сминались и топорщились заусенистыми зубьями, что-то лопалось, а крыша над головой прогибалась с устрашающим лязгом, оставляя для жизни совсем крохотное пространство, больше похожее на западню. В ужасе, что сейчас ее расплющит, Мила сжалась в комочек и зажмурилась...

Но вот все стихло, и тишина была не менее грозной, чем недавняя какофония. Пахло бензином и еще чем-то гадким. Мила пошевелилась – ноги и руки с трудом, но слушались и, кажется, были целы. Тем не менее, открывая глаза, она готовилась увидеть собственную смерть.

А увидела смерть своего похитителя. Она была омерзительна и ужасна: оскаленная и остекленевшая.

Через секунду до Милы дошло, что голова мертвеца находилась отдельно от всего остального. Туловище бандита расчленило вмявшимся внутрь корпусом. Сидение и ее собственная одежда были обильно залиты его кровью. Их автомобиль превратился в груду покореженного металла с вкраплениями человеческой плоти, и только вокруг нее каким-то чудом сохранился невредимый островок.

Милку замутило. Перед глазами все закружилось, и она бы, наверное, потеряла сознание, но в дверцу с ее стороны застучали. Стук прорвался сквозь глухую, страшную тишину и немного отвлек.

Она с трудом повернула голову и заметила снаружи силуэт. Возможно, мужской. Уличный фонарь светил ему в спину, роняя причудливые тени на треснувшее стекло.

«Да, точно – мужской», – вяло подумала Милка. Человек стучал и делал знаки руками. Наверное, он что-то говорил или даже кричал, но у нее все путалось в голове, и она ничего не понимала.

Мужчина прижался лицом к стеклу, стараясь разглядеть ее, и Мила увидела его глаза. Эти глаза, перечеркнутые тонкими трещинками, напоминающими паутину, сплетенную стеклянным пауком, были тревожные и очень-очень знакомые.

– Виктор? – неверяще шепнула Мила. – Вик, это ты?

Удивление, радость, облегчение, надежда хлынули на нее потоком. Мысли, походившие на булыжники, снялись с места под напором охвативших ее чувств, оставив на поверхности голые животные инстинкты. Голова стала легкой и пустой, она больше не мешала телу двигаться и искать лазейки, чтобы спастись, вырваться из окружающего кошмара.

– Вик! – Мила подняла руку и положила ее на стекло. – Вик, я здесь!

Мужчина сделал то же самое, и ей померещилось, что она ощущает тепло его ладони.

– Вытащи меня отсюда! – прохрипела она.

– Ты ранена? – наконец-то пробились к ее сознанию слова.

– Нет, не знаю… Спаси меня, Вик!

– Не волнуйся, я сейчас! – Вик ободряюще ей кивнул. – Твои ноги свободны, их не зажало?

– Я в порядке! – она забилась, заколотила руками по окну, оставляя на нем кровавые отпечатки. – Вик! Вытащи меня!! Я больше не хочу здесь сидеть! Они все мертвы!

– Отодвинься как можно дальше от дверцы, пригнись и прикрой голову локтем! Я выбью окно.

Соловьев высадил стекло, обсыпав ее осколками. Убрав торчащие острые клинья, он всунулся в салон, осматривая и ощупывая ее. Мила, которая была вынуждена все эти долгие минуты соседствовать с мертвой головой, была сама не своя. Она отталкивала его руки, пытаясь поскорей выбраться из плена смятого салона.

Убедившись, что ее ничто не держит, Вик помог ей. Он вытянул ее наружу, и Мила вцепилась в него железной хваткой. Ее ноги подгибались, а в горле стоял комок тошноты, ее трясло.

– На первый взгляд, ты цела, – пробормотал Вик, – кровь не твоя. Но тебя следует осмотреть.

– Это кровь того… того самого… того, который… – Милка была на грани, но все слезы куда-то пропали, и ее просто колотило. Зубы стучали, мешая разговаривать, и речь сделалась бестолковой и невнятной, как у пьяной. – Мне надо мыться! Смыть все это! Отвези меня! Я не хочу!

Вик поднял ее на руки и понес к своей машине. Зеваки, собравшиеся вокруг, неохотно расступались. Кто-то снимал их на телефон.

– Полиция уже едет, – крикнули из толпы. – И «Скорую» вызвали. Куда вы ее тащите?

– Своим ходом будет быстрее! – откликнулся Соловьев. – Ну-ка, помогите открыть заднюю дверцу!

Какой-то парень поспешил исполнить команду и широко распахнул дверь. Вик осторожно сгрузил Милу на сидение.

– Я тебе все тут испачкаю, – с глупым смешком предупредила она.

– Переживу, – он улыбнулся ей. – Все хорошо, Мила!

– Правда? – она уцепилась за эту фразу. – Все правда хорошо?

– Конечно. Все хорошо!

Мила откинулась назад, но на затылке уже вспухала шишка, и девушка зашипела от новой порции боли. Как ни странно, это пошло на пользу, она вновь начала соображать.

– Вик, в машине осталась моя шапка! – встрепенулась она, хватаясь руками за голову. – И кошелек! И паспорт! Надо достать!

Все это валялась где-то внизу, под мертвецом. Милка бы ни за что сама не полезла за ними, но надеялась, что Вик чего-нибудь сообразит. Миле казались важными все эти мелочи.

– К черту все, – сказал Вик, устраиваясь на водительском месте и поворачивая ключ в замке зажигания. – Здоровье дороже.

– Но там большая сумма! В кошельке. Я хотела купить телефон…

– Мы купим тебе телефон, – Вик сдал назад и выкрутил руль, разворачиваясь. – Потом. Обязательно купим.

Мила чуть расслабилась. Вик же рядом! И он обещал, что все будет хорошо. Она смотрела в боковое окошко на толпу, на покорёженную машину, на грузовик со смятым кузовом. Одно его колесо с торчащим из него обломком оси отлетело и валялось на проезжей части. Где-то вдалеке на шоссе показались проблесковые маячки спасательных служб, спешивших к месту аварии. Их вой стремительно приближался.

– А ведь я чуть не погибла, – сказала Мила, хихикнув. Улыбаться ей было больно, болела щека, по которой ее били, и ухо ныло, но она была живой, и это компенсировало все прочее. – Вик, мы попали в жуткую переделку!

– Это точно, – ответил Вик. – Боюсь, в этом есть моя вина.

7.3

7.3.

– Какая вина? Ты не виноват. Это они! – вновь овладев собственным языком, Мила спешила выложить Соловьеву все, что ей пришлось пережить. – Я шла с паспортом, а они меня схватили. Затолкали в машину и повезли на кладбище. Кто-то меня там ждал. На кладбище, представляешь? И еще в водонапорной башне! Но потом за нами погнались! Это были настоящие гонки. Бандит не справился с управлением. Вик, слышишь, они все мертвы! Я так желала им смерти, и они умерли на месте. Почему я жива? Но ведь это справедливо, да? А куда ты меня везешь – в больницу?

– В принципе, надо бы в больницу, – Вик кратко взглянул на нее в зеркало заднего вида.

– Ты же врач! Я помню, ты был врачом! Со мной все в порядке, не хочу в больницу, ты сам меня осмотри и убедись. Я тебе доверяю. А почему ты сказал, что в аварии есть твоя вина?

– Потому что, удирая от меня, шофер поехал на красный.

– Так это ты за нами гнался?! Но как? Как ты узнал? Ты же пошел домой!

– Случайно.

– Ты же не пользуешься своей машиной, – усомнилась Мила. – Ты сам сказал...

Соловьев вздохнул. Он узнал о похищении, когда решил проверить следящую программу на смартфоне. Два слипшихся флажка, обозначавшие Милкин плащ и сумку, синхронно двигались по направлению к супермаркету.

Вик с досадой покачал головой, молчаливо упрекая девушку в нарушении обещания. Было похоже, что она отправилась в магазин. В этом не было ничего невозможного, и он уже хотел идти за дровами, чтобы протопить на ночь свою остывшую печь, но тут флажки рванули прочь от супермаркета на приличной скорости. И ладно бы один – скажем, сумку украли, – но оба вместе! Это означало, что Мила внезапно оказалась в чьей-то машине.

Размышлять, в чем дело, было некогда. Вик, нашаривая в кармане брелок от «Мицубиси», опрометью кинулся во двор. Машина не подвела – завелась с пол-оборота. Выехав в узкие ворота, Соловьев сверился с указаниями на карте и дал по газам.

Прыгать по обледенелым колдобинам на крутом склоне было опасно, но Вик предпочел подъем в гору более легкой, но длинной дороге в объезд. Мотор ревел, колеса иногда пробуксовывали на льду, но в целом получилось терпимо. На проспект Вик выбрался одновременно с преследуемой машиной.

Он сразу же определил свою цель, догнал ее и пристроился сзади. Милка была внутри вишневой «Приоры». С какой целью она в ней оказалась, каким образом – предстояло еще понять. Вик склонялся к тому, что вряд ли добровольно. Об этом говорило нервное поведение водителя «Приоры», заметившего слежку.

Они немного попетляли по улицам города, пересекли реку и взяли курс куда-то в сторону Николаевки. Но далеко не уехали…

– Вик, чего молчишь? – спросила Мила. – Как получилось, что ты узнал о похищении?

– Я подбросил тебе маячок, – неохотно признался Соловьев.

– Ты следил за мной?!

Краска бросилась ей в лицо. Мила отчего-то заключила, что маячок передавал не только ее местоположение, но и все разговоры в салоне. И все действия бандитов. И Вик видел, как ее били и щупали, пытаясь обнаружить несуществующий телефон в трусах.

– Прости, я должен был знать, если с тобой что-то случится, – оправдываясь, произнес Соловьев. – Они говорили, к кому тебя везли? Что-то кроме кладбища и водонапорной башни упоминали?

Мила молчала, потому что горло перехватило спазмой. Она не сердилась на него, как думал Вик, она сердилась на себя и жалела себя. Слишком беспомощная, с характером вечной жертвы, неудачница и полное позорище – вот кто она такая! Мила представила, как выглядит со стороны в окровавленных лохмотьях, опозоренная и всклоченная, и заплакала.

Соловьев посмотрел на нее, тяжко вздохнул и с расспросами завязал. Мила всхлипывала все громче, размазывала слезы и кровь по опухшим щекам и стягивала под горлом растерзанный плащ. Эйфория от счастливого спасения сменилась непроглядным отчаянием.

Вик привез ее не в больницу, не в пансионат, а к себе домой. Загнав машину под древний навес, закрыл ворота и открыл двери в дом. Он снова подхватил девушку на руки и занес в комнату, поставив в центре, под абажуром.

Мила, дрожа, отвернулась, ненавидя себя за жалкое зрелище, которое собой представляла. Но Вик, казалось, был тоже изрядно смущен. И первые же сказанные им слова, подтвердили это.

– У меня нет центрального отопления и горячей воды, но если ты немножко подождешь, сейчас я все организую: и баню, и чистую одежду. Мне не хотелось, чтобы тебя видели в таком виде в пансионате. Будут лишние вопросы.

Мила кивнула. Она села на стул, который ей указали, безучастно закуталась в плед и сидела, пустив остаток сил на обуздание слезливой истерики. В руки ей Соловьев всунул холодный пакет из холодильника, велев прижать к пострадавшей скуле. Мила прижала, но не верила, что поможет. Завтра лицо опухнет, а левый глаз превратится в щелочку, и она станет еще краше, чем сейчас.

Вик с бытовыми хлопотами справился быстро. По комнате стало расползаться тепло, а небольшой чан и чайник на плите принялись позванивать крышками.

– Мила, вот вода. Пока в тазике и в чане, – позвал ее Вик, приглашая пройти в закуток за занавеску. – Вещи и полотенце на стуле. Как умоешься, садись к столу, я заварю чай. А потом протоплю баню. Там есть бак с краном, очень удобный.

– Спасибо, – прошелестела она, поднимаясь. Все мышцы у нее ныли, как и голова, раскалывающаяся от оплеух. – Не надо баню, я так…

– Точно не надо? Мне не сложно.

– Баню завтра… потом… я очень устала.

– Как скажешь. Может, тогда ужин?

– Не хочу. Спасибо. Чая достаточно.

Мила действительно устала. Шаркая ногами, как столетняя бабка, она скрылась за занавеской. Постояла, сгорбившись, над исходящим паром тазиком, взглянула в узкое зеркальце, висевшее на стене, и едва не застонала. Глаз уже начинал заплывать, нос покраснел, а лицо было в потеках туши и крови, как у индейца, вышедшего на тропу войны. Или как у зомби, вылезшего из могилы.

Мила принялась лихорадочно избавляться от одежды, скидывая ее в кучу прямо на пол. Схватив мыло и губку, стала намыливать руки и тело. Железистый запах, так донимающий ее, усилился, и Милка поняла, что это воняет кровь мертвеца.

Пока она приводила себя в порядок, Вик все-таки разогрел ужин. Милкину порцию наложил на тарелку и поставил на стол – захочет, так съест. Не захочет, рядом с чашкой чая он положил печенье и яблоко. Подумав, достал из холодильника кефир.

Мила вышла из-за печки чуть посвежевшая, но безрадостная и вялая. Равнодушно посмотрела на котлету с макаронами, пригубила чай и попросилась где-нибудь прилечь.

Вик пододвинул к ней по столу блюдце с таблеткой:

– Выпей, чтобы заснуть. У тебя сотрясение, нужен полный покой.

Милка послушно запила таблетку чаем. Вик смотрел на нее внимательно, но по его выражению было сложно вычислить, что он обо всем думает. Милка же мечтала о тишине. Как хорошо, что он не повез ее в пансионат! Там бы все принялись ее теребить и задавать вопросы, а сейчас это было лишним.

– Туалет у тебя во дворе?

– Увы, да. Слева от навеса с машиной. Показать?

– Я найду.

– Ладно, только куртку мою сверху накинь! А пока ходишь, постелю тебе на кровати у окна, – Соловьев встал.

Мила подозревала, что кровать в доме одна, и она выселяет хозяина на диван или вообще на пол, но не стала возражать. Понимала, что Вик не отступит. Да и силы закончились.

Подушка, заправленная в новенькую жесткую наволочку, пахла какими-то травами. Мила легла и, натянув одеяло по самые уши, закрыла глаза. Вик выключил верхний свет, и комната погрузилась в полутьму.

Она уже засыпала, когда сквозь сон услышала вибрацию телефона, оставленного Соловьевым на обеденном столе. Вик, видимо взял его и вышел в сени, чтобы не мешать. Негромко хлопнула дверь, скрипнула половица... Милка повернулась на другой бок, но звук французской речи ненадолго выдернул ее из наплывающего сна обратно в реальность.

Вик говорил приглушенно, и она не могла ничего разобрать, кроме отдельных слов.

«Так странно, – подумала она, – почему по-французски? Он что – шпион?»

Но мысль ушла, так и не разбудив ее окончательно. Вик был ее спасителем и героем и мог говорить с кем пожелает и как пожелает. Она приняла бы его всякого, потому что любила. Да, любила!

Свернувшись калачиком, она заснула в его доме, в его постели и на его подушке. И ей наконец-то стало хорошо. Никакие кошмары не преследовали ее этой ночью.

7.4

7.4

Утром Мила проснулась отдохнувшей. Только лицо немного болело, а так – ничего. Все налаживалось. Даже аппетит появился. Она набросила на футболку, в которой спала, большой мужской халат в синюю полосочку, утонув в нем как скафандре, даже пояс не помог, и отправилась искать хозяина.

Вик нашелся сразу – появился из сеней с охапкой дров. Увидев Милу, улыбнулся:

– Доброе утро! Как самочувствие?

– Доброе, – эхом откликнулась она и, вспомнив про свои «украшения» на лице, засмущалась. – Все хорошо, голова не кружится, в глазах не двоится. А где?..

– Удобства во дворе. Ты же была там вчера. Забыла?

– Я про свою одежду. Ее надо застирать…

– Я бы предложил ее выкинуть. По-моему, там все испорчено безвозвратно, но, конечно, ты сама смотри. Пока ты спала, Галя принесла сумку с твоими вещами, она стоит под вешалкой. Надеюсь, там есть все необходимое на первое время.

– Галя?! – вспыхнула Мила. – Она в курсе, что я ночевала у тебя?

– О том, что произошла авария, уже многие знают, мы с тобой звезды интернета, – усмехнулся Вик, вываливая дрова на пол и открывая вьюшку. – Безруцкая одобрила наше решение, по которому мы не стали пугать стариков в пансионате. Считай, что ты на больничном.

Мила села на подвернувшийся стул, закрыв руками лицо. Ее планы хранить инкогнито и вести тихую неприметную жизнь окончательно провалились.

– А полиция?

– С полицией я тоже договорился.

– Это как? – она отняла руки, воззрившись на Соловьева, поджигавшего щепки в раскрытом зеве печной топки.

– Ты свидетель, не более того. Погибших опознали, это известные в городе нарушители закона. Я сказал, что они силой заставили тебя сесть в машину у супермаркета, желая повеселиться. Ты напишешь потом заявление, которое подошьют к делу. Небольшая проблемка вышла с твоим паспортом, но с места аварии его уже изъяли, он не будет фигурировать в протоколе. Тебе выдадут новый, абсолютно чистый. Просто надо будет немножко подождать.

– Чистый? То есть без пятен крови?

– Чистый – значит «официальный».

Мила представила, насколько сильно испорчен ее основной документ, и закусила губу. Но может оно и к лучшему? Может, еще и фамилию поменять заодно? Но тут она вспомнила, что Дима вроде как под следствием, и ей не надо больше бежать.

– Спасибо, Вик, – прочувственно произнесла она. – Ты сделал для меня очень много. Наверное, больше, чем кто-либо еще за всю мою предыдущую жизнь.

– Все это было несложно, – ответил он, прикрывая чугунную дверцу с императорским двуглавым орлом по центру. Встав, он пошел к микроволновке, установленной на узком кухонном уголке. – Есть вчерашние котлеты с макаронами и сегодняшняя гречневая каша с грибами от соседки, любезной Рузалии Ивановны. Ты что предпочитаешь?

– Я, наверное, буду кашу. И кофе, если можно.

– Конечно, можно. Ты пока одевайся.

– Да, я сейчас, – спохватилась Милка.

Накинув на плечи Соловьевскую куртку, висевшую на вешалке, и схватив сумку с вещами, она выскочила в сени. Одеваться она предпочла там, на холоде, однако, когда она вернулась, Вик признался:

– Прости, забыл сказать. За правой дверью есть еще одна маленькая комната, неубранная совершенно, но зато там теплее, чем в сенях.

– Ничего, я не замерзла, – соврала Милка.

Они сели завтракать. Разговор не клеился. Когда телефонный зуммер разорвал пространство комнатушки, девушка даже обрадовалась.

– Я отвечу? – Соловьев взглянул на экран смартфона.

Мила кивнула и отвернулась, показывая, что совершенно не собирается подслушивать. Вик отошел к окну, за которым виднелся корпус пансионата. Его прямая спина, обтянутая тонким свитером болотного цвета, выглядела на удивление напряженной.

– Я немного занят, Пат, – произнес он по-французски, – у тебя что-то срочное?

Мила встрепенулась, вновь услышав звуки французской речи. Соловьев говорил бегло, правильно и без акцента. Она подумала, что совершенно ничего о нем не знает.

– Да, я делаю, что могу, – сказал Вик в трубку, – и нет, тебе не стоит приезжать. Разумеется, она со мной, и мы оба в полном порядке… Прости, Пат, у меня дрова сейчас прогорят… Какие дрова? Представь себе, я должен дважды в сутки протапливать дом, и к романтическим посиделкам у камина это не имеет никакого отношения.

Вик убрал телефон и занялся печкой. В ее горячем нутре мощно загудело, наполняя дом сухим дровяным теплом. Милка допила кофе и рассеянно водила пальцами по изогнутой ручке на кружке. Кружка была основательная, совсем не кофейная, и на ее боку красовался смешной коричневый заяц.

– Ты хорошо говоришь по-французски, – наконец вымолвила она.

– Патрисия француженка. Привык говорить с ней на ее языке.

– Она за тебя волнуется и, наверное, немного ревнует.

Вик немного помолчал, прежде чем ответить:

– Это совершенно не то, что ты думаешь. Однако пришла пора все тебе объяснить.

– Не надо, – Мила сжалась, потому что уже успела нарисовать в воображении все те картины, что, по ее мнению, сейчас начнет расписывать Соловьев. Картины были неприятными, и она не желала слушать про его роман с французской подданной. – Я все прекрасно понимаю. Вы с Патрисией ищете артефакты Загоскина, ты стараешься ради нее. И подробности неважны.

– Подробности важны, – возразил Вик и, усевшись за стол напротив Милы, аккуратно взял ее за руки. – Выслушай меня, пожалуйста. Все очень и очень серьезно.

Мила отняла руки и зажала их между коленями. Она избегала смотреть ему в глаза:

– Я обо всем уже догадалась. Когда ты говорил о людях, которым повезло найти некий технологичный артефакт исчезнувшей Атлантиды… или Антарктиды, не важно… ты говорил о Патрисии. Это ей не удалось выключить его и… и теперь ее надо спасать, это очень благородная задача. Если нужна моя помощь, хотя я не представляю, чем еще могу помочь, ведь книга Загоскина и шкатулка уже у тебя, то я согласна помогать… Но если ты думаешь, будто я прячу где-то содержимое шкатулки, то ошибаешься. Я понятия не имею, где тот нож!

– Остановись! – потребовал Вик, и она замолчала, нерешительно скосив в его сторону повлажневшие глаза. – Сначала выслушай, что я тебе скажу, до конца. Договорились?

Мила обреченно кивнула. Она не могла с ним спорить и вообще сопротивляться ему. Она вручила себя Соловьеву целиком, как когда-то Дмитрию, и теперь была готова вытерпеть все, что он собирался с ней сделать. Она сама виновата, когда требовала от него безоговорочной правды, и сейчас была обязана получить ее сполна. Если он скажет, что любит Патрисию, а она, Милка, лишняя, то она это примет. Собственно, ничего иного она и не ждала, и пусть в их несуществующих отношениях появится определенная жирная точка. Давно пора! Она как-нибудь проживет без своих иллюзий, вот и все.

– Со времени нашего последнего разговора ты выходила в интернет?

– Что? – спросила Мила, моргнув.

– Ты выходила в интернет, чтобы поинтересоваться судьбой твоего супруга? – повторил, перефразировав Соловьев, не переставая буравить ее взглядом.

По спине девушки невольно поползли мурашки. Она облизала пересохшие губы:

– При чем здесь это? Дима же в тюрьме... Да?

– Да, он в СИЗО, и ему вменяется убийство с особой жестокостью. А убил он свою жену.

– К-какую же-жену?

– У Дмитрия Москалева был один официальный брак, насколько мне известно. И одна официальная жена. Вот ее он и убил. И был взят с поличным.

– Но я жива! – Мила отшатнулась от него, ошарашенная. – Следователь считает, что он убил меня? Но я же сбежала... Так получается, они не знают?

– Не хочу быть голословным, – Вик принес ноутбук, водрузил его на стол и включил. – Набери в поисковике «арест столичного бизнесмена Дмитрия Москалева».

– Я тебе и так верю. Я все уже поняла! – она вскочила на ноги. – Следователь решил, что раз я пропала, то Дима от меня избавился. И теперь, когда я попала в аварию, и мой паспорт…

– Мила, сядь! Пожалуйста.

Она медленно уселась обратно.

– Арест твоего мужа – это не ошибка. Сделай, как я прошу. Набери в поисковике. Сама.

Поглядывая на Соловьева, Мила пододвинула к себе компьютер и, как загипнотизированная, вбила в строку то, что он продиктовал. На экран выпало множество ссылок на криминальные новости, и первый же заголовок заставил ее прижать пальцы к губам.