Текст книги "Вернуться в Антарктиду (СИ)"

Автор книги: Нат Жарова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 58 (всего у книги 110 страниц)

Юра поведал коллегам о фиолетовом луче из «бублика», который появился над Долиной Драконьего Зуба после удара астероида пять лет тому назад. Конечно, рассказывал он вынужденно только в общих чертах и только то, что было позволено, не называя вещи своими именами. Упоминать о «Черном солнце» было категорически запрещено, но аналогии в данном случае сами просились.

Эти воспоминания по-прежнему жили в нем, словно произошли вчера. Тогда над заброшенной станцией Надежда тоже бушевала сильнейшая буря. Валил снег, и потемнело так, что ничего не было видно на расстоянии вытянутой руки. Громов с товарищами отсиживался в пыльной спальне среди двухъярусных панцирных кроватей. Накануне они поднимались на перевал, чтобы послать сигнал бедствия, но нашли выживших в катастрофе Вику и сильно израненного продюсера Симорского и вернулись. Вик Соловьев (тогда Юра знал его под сценическим псевдонимом Ашор Визард) провел виртуозную операцию прямо на обеденном столе, с минимумом лекарств и инструментов, но Симорского это не спасло...

По правде говоря, Юра о продюссере не слишком горевал, потому что человеком Симорский был дурным. Именно он насильно привез Вику в долину, из похоти согласившись на бесчеловечный план французов. Однако Соловьев давал клятву Гиппократа, и Юра ни словом не возразил ему и даже помогал, подавая то скальпель, то тампон, смоченный в спирте, пронизанном целебными энергиями «Грааля»...

В тот раз природа бушевала долго, больше двух суток, и это был необычный шторм. Вырвавшийся из полуразрушенного антарктического храма фиолетовый луч, исторгнутый Чашей, создал над долиной непроницаемый купол, преодолеть который не смог никто. Требовалось уничтожить Чашу «Грааля», чтобы обрести свободу. В последний момент Патрисия, правда, снова поступила по-своему, отказавшись включать режим самоуничтожения на древнем артефакте. Последствия ее решения они теперь расхлебывали до сих пор…

– Нет, не похоже, – сказал Травников, выслушав описание фиолетового луча. – Скорей всего, это явление совсем иного порядка. Есть множество несовпадений, и прежде всего цвет: столб, который видели мы с Серегой, был белесым.

– Он сиял ярче, чем белый снег, – вставил Мишур.

– Именно, – подтвердил Тарас. – Я сразу подумал о его энергетической природе. По земле уже начинала мести поземка, и на ее фоне свет был виден отчетливо, однако выше, на небе, он рассеивался.

– Отчасти это похоже на гало, которое возникает за счет образования в атмосфере кристалликов льда, – снова перебил Сергей, – низко стоящее над горизонтом солнце могло бы, по идее, способствовать преломлению. Но во-первых, столб был один. А во-вторых, еще не стемнело, и, следовательно, гало должно бы, по логике, иметь радужное сияние. Вот только то, что видели мои глаза, больше походило на очень мощный прожектор.

– И что же могло светиться в трещине? – спросил задумчиво Громов.

– В трещине, прикрытой сверху снежной пробкой, – поправил Тарас. – Большая разница.

– Там уже могла быть дыра, – возразил Громов, – потому ты и провалился. Снежный мост подтаял. А подтаял он из-за повышенной температуры под куполом. Что-то разогревало лед в течение длительного времени изнутри. И это, как мы теперь понимаем, не радиация..

– Хочу напомнить, что Изумрудный не имеет признаков искусственного сооружения. Это типичный выход скальной породы. Даже завзятый конспиролог не разглядит в его очертаниях ни малейших следов древней цивилизации.

– А те непонятные «чумы оленеводов»? – спросил Сахаров. Его обиженный тон свидетельствовал, что неприятие «волшебных теорий», с которыми он уже, похоже, успел сродниться, задевают его за живое.

– Дефект снимка или причудливая игра теней! – отрубил Травников без малейших сантиментов. Он не любил беспочвенных фантазий.

– Изображаешь адвоката дьявола? Ну, хорошо, а узко-локальное повышение температуры под Изумрудным тоже не считается за аргумент?

– У этого явления, скорей всего, естественные причины. С самолета зафиксировали скрытый подо льдами источник тепла. Поскольку это уже не первый источник тепла под куполом, и предыдущие были радиоактивными, (*1) логично предположить, что и под Изумрудным тоже собралось огромное количество радона и стронция, которые работают в том числе и как сильный тепловой фактор, отчего лед тает снизу. Конечно, это меняет представление о Дригальских горах как о массиве из древних и холодных пород, но не является чем-то невероятным. Во всяком случае, урановые залежи тут имеются.

– А если здесь как в Габоне? – не сдавался Сахаров.

– А что в Габоне?

– В Африканском урановом руднике Окло нашли нечто похожее на атомный реактор. Было выделено несколько блоков, в каждом из которых обнаружены признаки протекания реакции деления. И что показательно, судя по остаткам распада актиноидов, реактор работал в режиме медленного кипения на протяжении сотен тысяч лет.(*2) При этом никакого превышения фона там не выявили.

– Все это спекуляции до тех пор, пока не будет доказано обратное. За Габон не скажу, я там не был, но причиной появления геотермальных пятен на полярном континенте принято считать центральный вулканический разлом. Это простое и понятное всем объяснение, с которым не так просто спорить.

– Громыч, ты-то чего думаешь об этом? – Игорь толкнул Юру в бок острым локтем. – Ты же был тут раньше и знаешь больше всех. Есть же доказательства, что в Антарктиде в древности раньше жили люди!

– Я думаю, пока не стоит отбрасывать ни одну из версий, даже самую безумную, – ответил Громов.

– Так я и не отбрасываю, – указал Травников, – просто терпеть не могу предвзятости. Любой. Нужен разумный подход.

Коллеги Громова были мало осведомлены о подлинной цели, заставившей Патрисию спешно возводить еще одну станцию в Земле Королевы Мод. Информация о том, что здесь произошло пять лет назад, находилась под грифом секретно, и сотрудникам из числа научной когорты сообщили только самые общие сведения. Простые строители, водители и летчики были не в курсе даже этих крох.

Скрывающаяся сейчас от бурана в тепле салона «Бурлака» четверка знала, что людьми Патрисии были обнаружены руины древнейшего на Земле города, но осторожные намеки Громова, что кратер в горном оазисе возник не только по вине астероида, но еще и по причине вышедших из-под контроля невероятных технологий, встречались тем же Тарасом с изрядным скепсисом.

– Это всего лишь предположение, – повторял он. – Бабушка надвое сказала.

Впрочем, Сахаров с Мишуром любили обсуждать эту версию на досуге, но Юра чувствовал: трепаться они могут о чем угодно, однако когда дело дойдет до реальных измерений, оба физика станут предельно ответственными за конечные выводы. Сейчас, когда за двойным бортом пневмохода бесновалась снежная круговерть, настроения невольно располагали к самым сумасшедшим теориям. Потому Игорь, руководствуясь принципами «мозгового штурма», упрямо отстаивал научно-фантастическую линию.

– Друзья, а давайте на минутку предположим, что оно все еще там работает. Чем это может нам грозить?

– Смотря, что там работает, – откликнулся Мишур. – Ты же не имеешь в виду настоящий атомный реактор?

– Радиационный фон на поверхности Изумрудного в границах нормы, но атомные реакторы как раз и не фонят, они безопасны для персонала, если тот соблюдает правила.

– И что здесь, в снегах, делает реактор? – спросил Травников с обманчивым интересом.

– Вырабатывает электричество, разумеется.

– Ну, конечно! Чего же еще. А кому тут понадобилось электричество да еще в таких количествах – нетипичной колонии пингвинов?

– Тот прожектор, что ты – подчеркиваю: не я, а именно ты! – нечаянно видел сигналящим кому-то в небе, запитан от подледной атомной станции. Под Изумрудным располагается населенный город, и чтобы нормально работать в наших суровых условиях, ему необходима прорва энергии.

– Спорить об очевидном не буду, некие энергетические процессы тут, скорей всего, имеют место. Возможно даже, что речь шла именно о сигналах неустановленным лицам. Что-то типа маяка… Но это не город!

– Ну а если все же город? – не унимался Сахаров. Он выпрямился за узеньким столиком и с вызовом обвел присутствующих взглядом – будто перчатку кидал, приглашая на поединок. – Или, как вариант, под Изумрудным расположено не банальное поселение, а некий хитрый завод. Или склад. И кто-то за ним следит. Живет и обслуживает. Отчитывается время от времени.

– Инопланетяне, – фыркнул Тарас, охотно поднимая перчатку. – Или эти… фашисты из «Аненербе», которые окопались тут с прошлого века и знать не знают, что Вторая мировая давно закончилась. Дичь полная, Игореша!

– Да я ж не о том, – Сахаров понизил голос, не реагируя на эмоциональный выпад. – Я о последствиях. Нас четверо. А их там, подо льдом, может быть до фига. Что мы им противопоставим?

– А он прав, – поддержал фантазера Мишур. – О защите тоже надо подумать.

– Ребята, вы серьезно? – непритворно поразился Тарас. – Вы серьезно думаете, что на нас нападут?!

Мишур и не думал шутить:

– Знаешь, все эти несчастные случаи вокруг Изумрудного… а поднакопилось их достаточно. Надо доложить на Ново. Или сразу в Москву. Громыч, со связью у нас как из-за бурана?

– Связь есть, но докладывать пока нечего, – после небольшой паузы ответил Юра. – Нас послали разведать обстановку и определить подходящее места для бурения. Если получится сразу, то достать и привезти на станцию керны и образцы. Ну, и разнообразные замеры выполнить. От нас ждут конкретного вещественного результата, а не пустой болтовни. Вы же этот чертов луч никак не зафиксировали?

– Нет, – Игорь потупился. – Упустили. Но это не повод промолчать о происшествии.

– Про световой столб я в донесении упомянул, а наши фантазии без фактов ничего не стоят.

– Про трещину-то хоть сказал? – с досадой спросил Сахаров. – Она ж глубокая, зараза! И тоже, мне кажется, не совсем типичная.

– Кстати, о трещине. Тарас, – Громов повернулся к геофизику, игнорируя фантастическую характеристику рантклюфта, – можешь оценить, насколько реален контролируемый спуск и добыча образцов льда на всем ее протяжении?

Травников непроизвольным жестом потер вправленное плечо, которое немного побаливало:

– Пару первых метров я пролетел спокойно, но дальше начались всякие выпуклости… Ледорубом их сбить можно. Ближе к холму, как мне представляется, разлом должен расширяться. Коли спускаться, так именно там. И если клятые фашисты на шум не сбегутся, – он не смог отказать себе в удовольствии саркастически пройтись в адрес излишне впечатлительных коллег, – и не начнут пулять из своих «шмайссеров», то идея вполне продуктивная.

– Ну вот, – Громов удовлетворенно кивнул. – После нормальной разведки и взятия первых образцов доложимся на Ново с подробностями.

– Если до этого счастливого момента наш «Бурлак» не унесет смерчем, чтобы уронить на домик Гингемы, – обронил Мишур недовольно.

– Надорвется, – сказал Юра. – А если и поднимет в воздух, то плохо будет от этого одной Гингеме.

На том и разошлись наконец по койкам, ухмыляясь.

Ночь прошла спокойно. Пневмоход не унесло и не перевернуло, однако к утру буря и не подумала стихать. Безделье утомляло хуже самой черной работы. Запертые в салоне «Бурлака» полярники маялись, стараясь убить время: травили анекдоты, посмотрели два фильма и обсудили их, благополучно сойдясь во мнениях, поиграли в «запретные шахматы»,(*) о чем, естественно, позубоскалили немного, а перед сном почитали вслух и с выражением несколько глав из «Двенадцати стульев», оказавшейся в багаже у запасливого Сахарова.

(Сноска.* Распространен фейк, что якобы после трагедии 1959 года, когда один из ученых убил другого то ли топором, то ли ледорубом, чтобы стать лучшим шахматистом Антарктиды, в шахматы на советских и российских полярных станциях больше не играют. Это неправда. Играют. Сообщения об убийстве из-за конфликта на почве шахмат и последующего запрета на эту игру распространялись исключительно в зарубежной прессе, в российской же после развала СССР появлялись только перепечатки)

С Новолазаревской от метеорологов поступил не самый обнадеживающий прогноз: шторм мог продлиться еще сутки, а то и двое.

– Эх, надо было мне пойти служить в подводники, – сказал Игорь, тяжко вздыхая. – Мечтал ведь.

– Неужто нравится сидеть в железной бочке? – удивился Сергей.

– Не нравится, – ответил Сахаров, – но подводная лодка хотя бы плывет куда-то, а наш «Бурлак» на месте стоит.

– Радуйся, что стоит, а не летает, – сказал Юра. – Или ты в летчики тоже собирался?

День прошел ни шатко, ни валко. Вечером Мишур долго брился перед туалетным зеркальцем, соскребая со щек бородку. Для наведения красоты ему пришлось согнуться в три погибели, потому что тесный санузел пневмохода не был рассчитан на сказочных богатырей. Однако Мишур пыхтел, кряхтел, но к делу подошел основательно.

– Ради кого стараешься? – полюбопытствовал Тарас. – Гостей, тем более женского пола, вроде бы не предвидится.

– Примета такая, – невнятно, вытягивая губы трубочкой, чтобы было сподручнее добираться бритвой до подбородка, ответил Сергей, – у меня всегда так: если побреюсь, то погода меняется. Замечено уже.

– Ты ж бороду специально отращивал, чтобы теплей было, – напомнил Громов.

– Придется пожертвовать. Надоело взаперти сидеть. – Сергей огладил помолодевшие щеки и для верности оросил их одеколоном. Произнес удовлетворенно: – Завтра точно на работу выйдем. И можете меня не благодарить, бездельники!

Сработала примета или нет, но на исходе вторых суток сила погодного катаклизма и впрямь пошла на убыль. К пяти утра сквозь неплотные облака смазанной кляксой проглянуло солнце, но поземка все еще мела, снижая видимость до десятка метров. Громов, вставший проверить сводку, скептично поглядел сквозь лобовое стекло, повздыхал и завалился обратно на койку. Однако к десяти ветер улегся до приемлемого, и стало возможно выйти наружу.

Вылезать пришлось через люк в потолке. Дверь оказалась с наветренной стороны, и ее намертво забило снегом. Вооружившиеся лопатами и ломами полярники спрыгнули с крыши в сугробы и принялись откапывать колеса и выскребать наледь из щелей. Сахаров попутно заполнял снегоплавильню, потому что за завтраком израсходовали последние запасы воды.

За трудами праведными миновало несколько часов, после чего, наскоро пообедав, исследователи отправились искать вешки, отмечавшие трещину. Их ставил Мишур, человек в Антарктиде новый, но ребята лелеяли надежду, что стальные прутья не повалило и не засыпало – ну, хотя бы часть из них.

Из шести вешек уцелело две. Красные короткие флажки на их наклонившихся верхушках задорно трепетали на свежем ветерке. К ним приближались предельно осторожно, прощупывая перед собой снег лыжными палками. Под плотной крышкой ледового щита, как ни странно, были способны прятаться огромные каньоны, пещеры и долины с озерами, заполненные относительно теплой водой. Заметить их сложно, а свежий снег слишком рыхлый, чтобы создать прочный навес. Сорвешься вниз – и всё, там и останешься. Второй раз такого везения, как с Травниковым, ожидать не стоило.

Вообще, когда через рантклюфт перекинут «мост» из наметенного снега, пересекать его человеку можно без опасений, особенно если он на лыжах и в альпинистской связке со спутниками. Старые снежные мосты бывают настолько прочными, что могут выдерживать тяжело нагруженные сани. С техникой сложнее, она слишком массивная, а ширина провалов иногда достигает нескольких метров. В такую дыру вездеход падает мгновенно и целиком. И повезет, если только одной гусеницей застрянет, тогда его реально вытащить лебедкой. Поэтому, несмотря на детекторы, которыми в последние годы оборудовали почти все поисковые машины в Антарктиде (*3), вблизи опасных разломов полярникам рекомендовано передвигаться исключительно караванами. На куполе это тоже бывает нелишним, если речь, конечно, не об изведанной трассе.

Когда перед Громовым снег внезапно просел, он сделал знак остановиться и сам проворно подался назад. До вешки оставалось еще метров пять.

Сухой снег сыпался и сыпался вниз, открывая мрачную ледяную яму. Им даже лопаты не понадобились – антарктическая преисподняя добровольно являла себя во всей красе.

В районе Изумрудного толщина льда составляла не больше километра, но подледные пространства были способны накинуть еще метров сто. В прибрежных районах Земли Королевы Мод встречаются, конечно, оазисы, лишенные снега, но на плато за Дригальскими горами (*4) исчезают всякие намеки на «курортные условия», и ледяной покров набирает силу.

– М-да… – протянул Травников, стоявший за спиной Громова. Он взирал на трещину без страха, движимый одним лишь любопытством, даром что вчера едва не простился тут с жизнью. – Ну и кто туда полезет первым – не передумал?

– Не передумал, – ответил Юра.

– Значит, так тому и быть. Сейчас наша любимая парочка «гигант и коротышка» подгребет, тогда и начнем, помолясь.

Тарас отщелкнул карабин, сбросил рюкзак и принялся извлекать экипировку, раскладывая ее прямо перед собой. Громов, как первопроходец в связке, шел налегке, чтобы уменьшить давление на снег, поэтому остальные вещи, необходимые им для спуска, нес Мишур.

Воткнув палки глубоко в снег и избавившись от лыж, Юра брал нужное – страховку, кошки, красный лавинный шнур, ледовые крюки и молоток – и неторопливо облачался, цепляя инструмент на грудную обвязку перед трудным спуском.

– Эй, куда без нас? – крикнул Игорь, приближаясь.

– А вы там не зевайте! – откликнулся Тарас.

Он встал, смачно потянулся, расправляя плечи, и последовал примеру Громова – стал собираться.

( Сноски *1 ) Радиация и радиоактивные активные процессы, протекающие под ледяным куполом Антарктиды, были зафиксированы впервые несколько лет назад. Исследования, проведенные в рамках международного проекта PolarGAP опубликованы в 2018 г. Н а востоке материка с самолета засекли аномальное тепло на большой глубине. Неизвестный мощный источник растапливал лед снизу. Причина аномалии остается до сих пор загадкой, но предполагается, что подо льдом находится радиоактивная порода, создавшая на трехкилометровой глубине несколько озер с горячей пресной водой, которые дополнительно способствуют таянию льда. Участник экспедиции Эрик Штольц отметил: «Это похоже на то, как будто подо льдами спрятали ядерный реактор, и он взорвался . Это сопоставимо с взрывом на Фукусиме». В НАСА считают, что радиация может стать угрозой для исследовательских станций, если радиация вырвется через сеть глубинных разломов в ледовом щите. В таком случае на поверхность в летний антарктический период может поступать радиоактивный пар.

* 2) Факт, что в Окло (урановый рудник в государстве Габон, западная Африка) 1900 миллионов лет назад работал природный ядерный реактор установлен точно, а споры вызывает лишь вопрос его искусственного или природного происхождения. Может ли природа создать атомную станцию – сложную конструкцию, снабженную многоступенчатой системой безопасности? Открытие произошло случайно: один из работников компании «Реактор», Френсис Перрен, обнаружил в анализах урана пониженное содержание изотопа уран-235. Расхождение было достаточное, чтобы Комиссариат атомной энергетики Франции начал расследование по поводу кражи радиоактивного материала. Дело в том, что процент этого изотопа одинаков во всех месторождениях урана, и его изменение в меньшую сторону говорило о том, что урановую руду кто-то уже однажды использовал. После тщательных анализов ситуация усугубилась: в образцах из Окло обнаружился так называемый «оружейный» плутоний, свидетельствующий, что внутри породы некогда шла управляемая реакция. Шахта использовалась в качестве стационарной энергетической установки, и кто-то добыл из неё минимум 200 кг урана-235, из которого можно изготовить шесть атомных бомб! Правда, выяснилось и другое: аномально большое количество изотопов неодима-143 и рутения-99 говорило, что реактор функционировал примерно два миллиарда лет тому назад. Его тепловая мощность была невелика, но вырабатывал он ее на протяжении от 100 до 500 тысяч лет, после чего его заглушили. Причём в качестве реагента и одновременно замедлителя реакции использовалась дистиллированная вода, которой в природе не существует. Само месторождение представляло собой цепочку линз, окруженных пористым песчаником на гранитном основании, что исключало утечку. Дальше 40 метров от места реакции тепловое излучение не шло, его гасила порода. Всего французами было обнаружено несколько линз, где проходила реакция, то есть по сути, в Габоне когда-то существовала АЭС из 16 блоков. Официально было объявлено, что найден природный реактор, действовавший сам по себе и в конце концов по неизвестной причине заглохший. По этой же неизвестной причине он не разогнался и не произошло атомного взрыва. Процесс вроде бы выглядел так: через пористый песчаник к урану поступили грунтовые воды, которые сами собой очистились до нужного состояния дистиляции и запустили ядерную реакцию. Затем они испарились, и процесс остановился. Потом дождевая вода снова очищалась и конденсировалась, реакция возобновлялась, и происходило это много-много раз. Однако большинство физиков не согласилось с выводами. Например, лауреат Нобелевской премии Гленн Сиборг указал, что «подобный процесс в природе может существовать только в головах сотрудников компании «Реактор», то есть теоретически. На практике это невозможно: слишком жёсткие условия необходимы для протекания цепной ядерной реакции». Другие исследователи посчитали, что французы нашли не древнюю АЭС, а могильник радиоактивных отходов древней цивилизации. Действительно, уран в Окло залегает таким образом, что ни один грамм радиоактивного материала не попал из него в окружающую среду, он надёжно запечатан в гранитном саркофаге. Но тогда появляется новый вопрос: если это технологичный могильник, то где находились атомные реакторы древних?

*3) Электрический детектор трещин в Антарктиде был впервые применен в 1956 году поисковой партией военно-морских сил США, которая прокладывала тракторный путь от станции Литл-Америка до станции Бэрд. В дальнейшем подобные конструкции ставились и на машины других стран. Детектор состоит из электродов, прикрепленных полукругом к раме, которая вынесена впереди машины на расстояние 10 м. Электрический ток, подаваемый в одну группу электродов, проходит через снег и лед в другую группу. Изменения напряжения тока, вызываемые различной плотностью снега и фирна, непрерывно регистрируются специальным прибором в кабине машины. Когда рама с электродами попадает на менее плотный снежный мост через трещину, ток сразу ослабевает и начинает пульсировать, а сигнальные лампочки в кабине предупреждают об опасности. Прибор действует при скорости до 32 км в час, хотя на таком ходу водитель машины все равно может оказаться в трещине почти в то же время, когда вспыхнут сигнальные лампочки.

*4) Дригальские горы – это группа разбросанных гор и нунатаков, лежащих в Земле Королевы Мод. Впервые сфотографированы третьей немецкой антарктической экспедицией 1938–39гг и названы в честь полярника Эриха фон Дригальского, возглавлявшего первую немецкую экспедицию в Антарктиду в 1901-1903гг. В русской картографии «Дригальскими горами» принято называть всю горную цепь Земли Королевы Мод, а массивом Дригальского – участок горной кулисы между горами Филчнер и горами Курце в массиве Орвина. В западной картографии единого понятия «Дригальские горы» не существует, а кулиса именуется по отдельным островкам-массивам)

21.3

21.3/1.3

Ледяная стена была отвесной, а кое-где имела отрицательный уклон, потому что трещина тянулась вниз неравномерно: где-то становилась уже, где-то шире. Громов шел первым, Травников, чуть приотстав, спускался параллельно. На самых сложных участках они страховали друг друга, согласовывая действия.

Поначалу Громов собирался идти один, но Тарас возмутился: никто не должен рисковать в одиночку.

– Восемьдесят процентов неприятностей у альпинистов случается именно во время спуска, а не подъема. Так что и не проси – без меня не пойдешь!

– У тебя плечо, – попытался вразумить его Юра.

– Мне лучше знать, плечо или не плечо, – отмахнулся Тарас. – Все равно из нас четверых ни у кого больше нет альпинистской подготовки.

Это было чистой правдой: ни Мишур, ни Сахаров нужными навыками не обладали.

Когда уже стали упаковывать вещи, вмешался Игорь:

– Прежде чем куда-то лезть, получите добро у науки! Сначала я все измерю и изучу, и при превышении фона вы никуда не пойдете.

– Позавчера у трещины не фонило, а сегодня зафонит? – скептично выгнул бровь Тарас. – Снежный шторм так не работает.

– Мало ли, – Сахаров погрозил пальцем, – береженого бог бережет. Мне все тот прожектор покоя не дает. Неладное там что-то, подо льдом. И хорошо, если обойдется без последствий для здоровья. Ты, Тарас, и так от этой трещины уже пострадал…

– Не каркай! – остановил его Травников и добавил, чтобы немного сгладить грубость тона: – Не люблю я, когда вот так, под руку.

– Извини, – Игорек слегка стушевался, – я из самых добрых побуждений.

В принципе, противорадиационные костюмы у них были, но Громов прихватил их с собой больше для галочки. Бродить по снегу и тем более лезть в расщелину в надетых поверх зимних курток комбинезонах и с противогазами на башке – это на практике нереализуемо. Если бы замеры показали опасную для жизни концентрацию, им бы попросту пришлось свернуть экспедицию и вернуться на станцию.

Ничего подозрительного возле трещины, впрочем, по-прежнему не фиксировалось. Сахаров неохотно подтвердил это, немного поворчав, что душа у него не лежит к этому авантюрному спуску.

– По пути все еще раз проверьте, – напутствовал он товарищей, засунув Травникову в карман свой дозиметр. – И смотри не потеряй дорогую вещь! Там петля есть на запястье. Сначала закрепи ее хорошенько, а потом уж включай.

– Разберусь как-нибудь, – заверил Тарас, поправляя на лице маску. – Ну что, напарник, вперед, в бездну?

Громов кивнул. Полюбовавшись в последний раз на расщелину сверху, он подергал веревку, проверяя на прочность крепеж, и начал спуск.

Спускались по той стороне, что обращалась к нунатаку, в надежде, что рано или поздно лед сменит каменный пологий склон холма. Ледорубы у них были большие, с длинным клювом, чего Громов не любил, да и в тесных расщелинах использовать их было неудобно, но на складе Новолазаревской особо не покапризничаешь – бери, что привезли. Поэтому сейчас они с Травниковым больше работали айсбайлем(*): вгрызались в прочный лед и забивали крючья тупым концом головки.(*Сноска: айсбайль – нечто среднее между ледорубом и ледовым молотком. Имеет компактные размеры и изогнутый клюв с зазубринами, но вместо лопатки на конце у него боек).

Полярникам нечасто приходилось взбираться на крутые вершины или спускаться в трещины, но в теории такая надобность возникнуть могла, да и ситуации, когда потребуется спасать горе-альпинистов, застрявших в каком-нибудь массиве, следовало предусмотреть. Антарктида – страна высоких гор. Даже скрытые подо льдом, они возвышаются над куполом более, чем на 2 тысячи метров, и покорить их считают своим долгом многие горячие головы. Новолазаревская служила перевалочной базой для альпинистских групп, отправляющихся штурмовать горы Дригальского, поэтому на складах тут хранилась экипировка на все случаи жизни.

Юра и сам мечтал забраться на какой-нибудь интересный пик, но свободного времени на это не было совершенно. Отправляясь к Изумрудному, он подозревал, что может потребоваться взойти на нунатак, поэтому прихватил с собой все что нужно. Правда, в итоге им предстояло спускаться к подножию холма, а не карабкаться на вершину, но сути дела это не меняло.

В выбранном месте трещина была наиболее широкой у поверхности, метра два, в других открытых местах она сужалась. Для спуска это было не очень удобно. Не размахнуться особо, но и ногами тоже не упереться – короче, ни то, ни сё. Счастье, что хоть с рюкзаками можно было нормально пройти, потому что без рюкзаков на дне вообще делать было нечего. В них положили оборудование для взятия образцов, фотоаппараты, рации, запасную одежду и аккумуляторы, фонари, немного еды и аптечку. Не на простую прогулку отправлялись, а работать.

Постепенно расщелина расширялась и метрах в ста от поверхности превратилась в подобие темного ущелья. Все реже попадались козырьки, на которых можно было немного передохнуть и оценить, что ждет на следующем этапе. До самой земли людей окружали скользкие стены, где не за что было зацепиться.

В какой-то момент Тарас почувствовал, как айсбайль в его поврежденной руке недостаточно прочно вошел в лед. Морщась, он размахнулся, чтобы вогнать его поглубже, но ледоруб в другой руке соскользнул, отколов изрядный кусок, и Травников с резким вскриком ухнул вниз.

Он пронесся мимо Громова, но самостраховка не позволила ему упасть на дно. Тарас повис на шнуре, прикрепленном к крюку.

– Вот же черт! – воскликнул он, судорожно ловя выскользнувший из ладони айсбайль. – Ничего, сейчас закреплюсь...

Он даже успел подмигнуть обеспокоенному Громову, но тут крюк, на который теперь пришелся его вес целиком, надломился, видимо, был бракованным. Травников снова резко просел, повиснув теперь уже на страховке Громова.

Последовавший рывок едва не отправил Юру вслед за товарищем. Обвязка натянулась, впиваясь в тело. Громов вжался в лед, ощущая, как крутит и раскачивает напарника. Были слышны удары каски о лед и хриплые возгласы Травникова, пытающегося зацепиться ледорубом.

Высвободив правую руку, Громов изо всех сил удерживал веревку, смягчая натяжение и гася амплитуду движения.

– Тарас! – крикнул он хрипло.

– Щас… – невнятно ответил Травников. – Почти…

Вися лицом к стене, Громов плохо видел, что происходит под ним. Но наконец ослабевшая страховка дала понять, что напарнику удалось-таки вогнать клюв ледоруба в лед и подтянуться.

– Порядок! – выдохнул Тарас.

Он вбил в стену новый крюк и защелкнул на нем карабин:

– Хоть бы один только был такой… поганый!

Громов перевел дух и принялся осторожно спускаться к напарнику.

– Плечо как? – спросил он, добравшись до Травникова.

– На месте.

– Передохнем?

– Прошли-то всего ничего. А то до ужина не управимся!

Прошли они не так и мало. Свет с поверхности долетал до них с трудом, и пространство ледяного мешка им освещали только налобные фонарики. Если извернуться и направить их вниз, то дна расщелины было не разглядеть.

– Метрах в двадцати, кажется, небольшой потолок,(*) – сказал Юра, – справа, видишь? Устроим на нем привал.(*Потолок – альп.термин, обширное горизонтальное нависание скальной породы, отличается от карниза шириной и протяженностью)