Текст книги "Вернуться в Антарктиду (СИ)"

Автор книги: Нат Жарова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 69 (всего у книги 110 страниц)

– За правдой иди к Тимуру. Это его приказ.

Однако Громов знал, что Борецкий, уж коли что решил, не станет делать исключений ради удовлетворения пустого любопытства. Юра, конечно, попытался его разговорить, но командир отделался общими распоряжениями, сводившимися все к тому же совету «сидеть и не высовываться».

– Оставить в «гараже» мы вас не можем, мой друг, только вы знаете место, где хранятся бочки с топливом, но риск нарваться на засаду велик, скрывать не буду. А в этом случае вы нам ничем не поможете, только отвлекать будете. Так что сидите в машине и ни во что не вмешивайтесь, понимаете расклад?

– Но неужели я вам совсем не могу помочь?

– Почему же не можете – еще как можете! Нарисуйте нам карту Новой Надежды и ближайших окрестностей, – попросил Борецкий. – Максимально подробную. Так сказать, на всякий пожарный.

– Со всеми достопримечательностями в виде гротов, ям и проталин? – просек Юра. – Легко. Склад со старым горячим тоже отметить?

– Буду признателен за любые подробности, в том числе о Кратере и озере, – взгляд Тимура смягчился. – Наверное, вам кажется, что мы пренебрегаем вами, но это не так. Вы нам дороги, Юрий, и мы надеемся однажды доставить вас домой к жене целым и невредимым.

Громов слегка стушевался:

– Да собственно…

– Не спорьте, только время терять, – оборвал Борецкий и вручил ему немецкий планшет с пожелтевшими чистыми листами и карандашом. – У вас есть свое задание, у нас свое. Это разумное распределение сил. А повернуться завтра может по-всякому. Чего не знаешь, о том не проболтаешься, понимаете расклад?

– Без обид, – кивнул со вздохом Громов и принялся за чертеж.

Утром следующего дня они набились в тесный для их компании вездеход и сначала прямо по леднику, потом по узким ущельям Дригальского выехали на тракт. Шли на малом ходу, чтобы не производить лишнего шума. Напряженно вглядываясь сквозь слегка запотевшие окна, они выискивали тревожные или наоборот – обнадеживающие признаки, что дорога к Кратеру не заброшена, обслуживается в рабочем порядке и при этом не оккупирована «Прозерпиной».

До поры все шло хорошо, но Громов переживал. Он указывал и комментировал каждый уголок, каждую знакомую веху:

– Кажется, все на месте… И колея на тракте наезженная, и «гурии» сигналят.

– В эфире слишком тихо, – не разделил его надежды Борецкий, крутивший ручку настройки ближнего передатчика. – Если стройка встала, то вопрос – почему?

– Поезд с Новолазаревской еще не подошел? – предположил Юра, но тотчас сам себе и возразил: – Материалов и без него оставалось достаточно, должны работать в поте лица… Может, что-то случилось в районе Софьи?

– И некому даже в рацию скомандовать «вира-майна»? – хмыкнул Борецкий. – Не верю. Тут что-то еще.

– Разрешите мне лично проверить городок геологов у кулисы? Я бы туда быстро смотался.

– Придержите коней, мой друг. Нам с вами лучше вообще пока у них не показываться.

– Почему? – с недоумением спросил Громов, и тут до него дошло: – А, так вы не хотите ставить их под удар! Среди нас могут быть «глаза урагана».

Борецкий кивнул:

– И это тоже, к сожалению. К тому же нам сначала надо разобраться с «Прозерпиной» и ее альбиносом, а сделать это с Новой Надежды никак не получится.

Юра тяжело вздохнул и отвернулся к окну, за которым проплывали острые изломы нунатаков. В глубине души он мечтал, чтобы происходящее поскорее закончилось. Он устал от постоянного напряжения и от того, что посланники Лиса многозначительно замолкают в его присутствии, оберегая свою «великую военную тайну». «Как же было хорошо, – думал он,– когда мы с Тарасом, Игорьком и Сергеем колесили по плато, живя душа в душу в нашем добром «Ермаке»!»

Вблизи Кратера Маркевич увел вездеход с наезженного тракта под прикрытие скал.

Машина у них была приметная, и даже в густой тени ее оранжевые бока отсвечивали за километр. Первоначально Борецкий собирался бросить ее на подходах в каком-нибудь глухом углу и дальше топать на своих двоих, но сейчас изменил решение.

– К самому стойбищу направляй, – приказал он Маркевичу. – Вездеход хоть и не бронированный, но какое-никакое прикрытие.

– А ничего, что мотор урчит? – заметил Куприн.

– Если нас ведут, значения уже не имеет.

Утопающее в снегу после минувшего шторма пространство Новой Надежды, еще недавно кипевшее жизнью, встречало их безжизненной пустотой. Когда вездеход обогнул горную кулису, увенчанную обломанным пиком Драконий Зуб, Громов ожидал увидеть привычную картину свежевозведенных домиков и пестрых палаток, но ничего подобного не было.

Нет, станция не исчезла бесследно, а была разорена и обезлюдела. Не стояли больше рядком строительные машины – парочка покинутых в спешке бульдозеров застыла, покосившись, с распахнутыми настежь дверцами, но большая часть техники просто испарилась в неизвестном направлении. Сильно поредели штабеля строительного материала, пропали контейнеры с инструментом и прочей мелочевкой. На месте бани чернело на посеревшем от копоти снегу зловещее пепелище, а невдалеке от нее недостроенная метеостанция топорщила к голубому небу обугленные балки и, кажется, еще дымилась. На месте гостевого домика с когда-то симпатичной желто-красной крышей, предметом гордости Губенко, и вовсе зияла пустота...

Громов подорвался с пассажирского сидения и первым выпрыгнул из затормозившего вездехода. Сразу за ним последовали Борецкий и Зиновьев. Но если Юра просто застыл и ошеломленно крутил головой, не в силах уместить в сознании открывшуюся картину, то для его спутников ситуация казалась вполне ясной. Они стояли в обманчиво расслабленных позах, цепко оглядывая сцену вражеского вторжения, готовые ко всему.

– Напали внезапно, – произнес Борецкий. – Нас не ждали. Но теперь уж не отвертятся, будут играть по навязанным правилам.

– Чистильщики недалеко ушли, – Зиновьев потянул с плеча карабин и снял его с предохранителя. – Вывезли не все – вон сколько добра осталось. Вернутся.

– Совещаются небось, – зло прошептал Куприн, вставая с ними рядом. – Но сюрприз мы им обеспечили!

– Скорей всего, – буркнул Борецкий. – И все-таки придется проверить…

Громов покосился на оружие в его руках, готовое к стрельбе, и вновь уставился на догорающую метеостанцию. Ветер относил дым в сторону озера, прибивая его к самой земле, но вонь горелого дерева, пластика и чего-то еще, сладковато-тошнотворного, достигала его раздувшихся ноздрей, провоцируя тошноту.

Страха Громов не испытывал. Его переполняло безмерное удивление и непонимание, но постепенно им на смену приходил гнев. Юра уже не протестовал против автоматов, не просил обойтись миром – чувствовал, что все пошло по самому плохому сценарию, и его пацифистские реплики больше не имеют смысла.

– Вы ждали этого, – отрывисто произнес он. – То самое ружье, которое выстрелило, верно?

– Ступай-ка ты, друг мой, в машину, – скомандовал ему Борецкий. – Давай, давай, лезь в салон! Без разговоров! А мы тут прогуляемся немного.

– Начинаем «план Б»? – уточнил Куприн.

Командир кивнул:

– Начнем, а дальше по обстоятельствам.

– Мирняк куда? – с некоторой тоской прошептал Зиновьев. – Увезти бы их под прикрытие кулисы и выгрузить, как намеревались.

– Что здесь, что в другом месте, а перед смертью не надышишься, – оборвал его Куприн. – Никто не в безопасности, пока эта мразь свои порядки диктует! Ситуацию надо менять кардинально и жестко.

– Нельзя мне уезжать! – запротестовал Громов, из-за общего потрясения понявший только, что его хотят убрать куда подальше. – Вам лишний человек не помешает. Вдруг кто живой остался и на снегу лежит? Нести надо будет.

Борецкий ухватил его за рукав, принуждая оставаться на месте, хотя Юра и без того благоразумно ждал позволения.

– Мы сами все осмотрим. Ваша задача сейчас – выжить при любых обстоятельствах. Вы поняли меня? Вы наш самый ценный кадр. Не вздумайте геройствовать!

– Полагаете, они еще здесь? – сухо уточнил Юра, высвобождая руку.

– Это очевидно. Я сообщу, мой друг, когда придет время вам вступить в игру. А до той поры – затаитесь.

– Когда сообщите?

Командир не ответил. Ему уже было не до пространных объяснений:

– Марк, мотор не глушить! – распорядился он. – Али, на тебе гражданские. Зина – у машины, как договаривались. Купер – за мной!

Громов в салон не полез, так и остался у лесенки, держась за верхнюю ступеньку. Борецкий, не обращая больше на него внимания, сделал знак Куприну, и они вдвоем пошли вперед, расходясь немного в стороны. Двигались они стремительно и экономно, нигде не задерживались, обходили развалины, следуя какими-то причудливыми зигзагами. При этом они не выпускали из поля зрения ни друг друга, ни вездеход.

– Может, все-таки несчастный случай? – спросил Громов, сам себе не веря. – Проводку замкнуло…

– Нет, это другое, – ответил ему Салгиреев из нутра вездехода. – Но ты не переживай, брат! Все повернётся к лучшему. Мы повернем, даже не сомневайся.

Пока ничего особенного не происходило, но нервы у Громова были натянуты до предела. Поэтому, когда Заккария Медиури внезапно решился высказаться, он вздрогнул.

– Я вам предупредить! Вы не верить, и вы дурак! – громко и визгливо выкрикнул Медиури. Он приплюснул лицо к окошку и оглядывал пепелище с испугом, смешанным со странным торжеством. – Белый Сахир жечь и убивать! Приносить жертва Иблису.

– Молчи, лупоглазый! – шикнул на него Али по-английски. – Не доводи меня!

Но Громов поверил механику безоговорочно. Он понимал, что строители и ученые на Новой Надежде – добыча легкая. Никто из них не ждал подобного, не готовился, потому что оно было немыслимым. Невозможным! Такое нападение могло случиться в стране, где не действуют законы – в Сомали, в каком-то глухом уголке Афганистана или в царстве наркокартелей Колумбии, но не здесь, в мирной интеллектуальной Антарктиде! В Антарктиде совсем не ждешь подлости от людей. И если это случилось, то повинен в этом какой-то полный отморозок. Тот самый Сахир-колдун, служащий абсолютному злу.

Юра, конечно, сознавал, что речи о простом ЧП идти не может. Если бы у Кратера случился обычный пожар, люди бы не разбежались и уже вовсю трудились над тем, чтобы поскорей ликвидировать последствия. И, конечно же, они бы первым делом связались со всеми соседями, запросив помощи. Но последняя передача с Ново-Второй была зафиксирована 12 часов назад, и даже с учетом иных, прогрессивных видов связи, какие-то крохи панических сообщений просочились бы и в радиодиапазон. Радиостанции в Антарктиде привычны и надежны. Это их дублируют спутниковые телефоны, а не наоборот.

– Макс, сообщите о нападении на Новолазаревскую! – потребовал Юра. – Теперь-то уж время. Они обязаны знать, что на наших людей напали. Надо принять меры.

– Сообщим, Юра, сообщим, как только командир добро даст. А ты давай-ка к нам! – Маркевич протянул Громову руку, словно маленькому, призывая подняться в вездеход. – Не стой снаружи.

– Чего вы все ждете? – заупрямился Юра.

– Да сейчас начнется уже, затишье перед бурей, – сказал Зиновьев и пихнул его в спину локтем. – Лезь в машину, тебе говорят!

Юра подчинился и тяжело полез по ступеням.

– Что такое «план Б»? – спросил он.

– Это значит, что нам предстоит разделиться и действовать по одиночке, – кратко пояснил Маркевич. – У каждого свой план и ближайшая задача.

– А мне что делать?

– Батя же сказал: выжить.

– Куда отправился Тимур?

– Смотрит, что можно сделать прямо сейчас, а что оставить на потом. Может, следы твоих товарищей найдет.

– Они живы?!

– Сам подумай. Все еще горит, а трупов нет. Сколько у вас тут жило-работало – человек тридцать?

– Двадцать пять, не считая тех, кто у самого Кратера. Тех еще пятнадцать.

– Ну вот и смотри: сорок человек исчезли без следа, не оказав сопротивления. Нападавшие действовали организовано, их было много плюс фактор внезапности. Скорей всего, согнали людей куда-нибудь.

– Куда?

– В автобусы или, что более вероятно, увели в полость у Кратера, спрятали подо льдом до удобного момента. Прицепы с материалами и инструментами они забрали, угнали технику – ту, что на ходу. Всюду следы колес и гусениц – не успели еще прибрать. То, что сломано и нельзя увезти целиком, подожгли. Головешки будет проще потом погрузить или закопать в снег. А когда наше приближение услышали, то притаились. Рассчитывают нас присоединить к остальным пленникам, чтобы мы им не мешали.

– Да зачем им все это, черт возьми?!

Маркевич обернулся к нему, на секунду перестав вглядываться в белую, искрящуюся на солнце пустыню:

– Захватывать станцию нет смысла, да и не нужна им тут станция. Наши отобьют – все как прежде станет, а им нужно, чтобы работа затормозилась. Без инфраструктуры у Кратера делать нечего. Не успеет «Яман» городок возвести за лето, это, хошь-не хошь, отбросит по времени на год. Зимой здесь без надежной крыши над головой не забалуешь. А следов нет – не придерёшься. Кому претензии предъявлять? Совершенно некому.

– А люди?! Мы можем их выручить?

– Впятером? – Маркевич скептично качнул головой, и Громов поник.

– Зато мы можем проникнуть в логово «Прозерпины» и разворошить его, – подсказал, сжалившись, Салгиреев. – Яичную скорлупу легче всего разбивать изнутри. Это тебе любой птенец подтвердит.

– А если нас попросту убьют? – с горечью Громов. – Такое развитие событий вы совсем не рассматриваете?

– Мы этим шайтанам интересны как носители важной информации, так что всех не положат. А уж за «глаз урагана» они и вовсе себе правую руку отрежут, лишь бы не упустить.

– Бежать надо, чего ждать? Белый Сахир – страшный человек! – завел свою шарманку Медиури. – Бежать пока не поймать!

Он рыпнулся с кресла, потрясая связанными спереди руками, но Али проворно придавил французика рукой:

– Сидеть, бегун! Яйца отрежу!

Медиури заскулил – и тут снаружи послышалась автоматная очередь.

Громов дернулся, но Салгиреев успел и его перехватить с полдороги, даром, что был с одной лишь действующей рукой. Он провел подсечку, сбивая Юру с ног, и повалил между креслами. На полу было тесно, и Громов, рухнув, надежно там застрял.

– Извини, брат! – крикнул ему Салгиреев и проворно задраил дверь. – Гони!

Маркевич вывел урчащий мотор на повышенные обороты и, работая педалями и рычагами, тронул вездеход с места.

По стальным бортам машины застучали пули. Несколько попало в окна, и прочные стекла не выдержали – пошли трещинами.

– Гони, брат! – орал Али. – Нельзя так просто даться, пусть побегают!

Макс гнал вперед, набирая скорость. Вездеход мотало на кочках. Заккария, свернувшись в комок, заткнул уши и зажмурился. Скулить он так и не перестал.

– А как же наши? – крикнул с пола Громов. Снаружи оставался Зиновьев, не успевший запрыгнуть в салон, не говоря о Борецком и Куприне.

– За них не волнуйся! – откликнулся Али.

Гонки по ледяному бездорожью долго не продлились. Сначала автоматные очереди, молотившие по корпусу, причиняли мало вреда, мотор продолжал работать, несмотря на вытекающую смазку и пусковую жидкость, но стоило шальной разрывной пуле пробить топливный бак, расположенный на крыльях платформы, как последовал чудовищной силы взрыв. Вездеход подпрыгнул, опрокинулся и перевернулся на крышу.

Громов оглох и потерял ориентацию. Его придавило (позже обнаружилось, что это Али закрыл его своим телом от острых фрагментов лопнувшего корпуса), и густой чад от пылающей солярки, растекшийся по салону, моментально забился ему в легкие. Кто-то тащил его, тянул за ноги, но Юра кашлял, хрипел и совершенно ничего не соображал.

Все протекало для него как в тумане, и в памяти потом остались какие-то ошметки. Вот застывшая картина, как Заккария лежит поперек дымящегося кресла, разинув рот и выпучив глаза. Лицо француза залито кровью из рассеченной брови и кажется страшным в своей неподвижности... А вот другая: смятый корпус оранжевого вездехода, на который Юра почему-то смотрит уже со стороны. Из оторванной дверцы валит черный дым, а слетевший с гусеницы трек размотался и лежит змеей на белоснежном покрове... Третья картина – ярчайшая вспышка, прожигающая мозг... Четвертая: взрыв второго бака с дизельным топливом разметал людей, копошившихся у машины, и они сломанными манекенами распростерлись по террасе. И над всем этим армагеддоном ощерились сияющие в солнечном свете коричневые зубья Драконьей челюсти…

Лиц тех, кто тащил его прочь от горящего вездехода, Громов не рассмотрел, и потому вспоминал о них как о безликих роботах, чьи клешни сомкнулись у него на плечах, причиняя невыносимую боль. Еще Юра смутно видел бордовые пятна на своих брюках – это была чья-то, вне сомнения, кровь, но своя или чужая, непонятно. Боли в ногах он не чувствовал, но зато ощущал, как саднит лицо и обжигающе ноет спина. Его душил кашель, и каждый вздох что-то болезненно смещал в грудной клетке. Где-то кололо, что-то ныло, но все это происходило будто бы и не с ним. Боль разгоралась медленно, по нарастающей, но по сути, это была еще не сама боль, а ее предвестник. Все страшное началось потом.

Громов терял сознание, выпадая из реальности, и обрывки увиденных им сцен больше не складывались в единую цепочку. Только что бивший в глаза солнечный свет вдруг сменился на кромешную тьму. Жар перетек в холод. Забытье превратилось в адскую муку. Хотелось пить, орать, умереть…

Однажды Громов четко увидел склонившееся над ним лицо Игоря Сахарова. Он застонал, обрадовавшись, что друг его жив. Но Игорь его не понял и, отвернувшись, что-то выкрикнул в темноту, требовательно и тревожно.

Громов снова застонал, испугавшись, что Сахаров сейчас уйдет, и Игорь поспешно наклонился к нему, прошептав:

– Держись, Громыч! Только держись! Я с тобой!

– Пить!

– Щас, потерпи!

Юриных губ коснулся жесткий край фляжки. Прохладная жидкость полилась в рот, смягчая пылающие внутренности.

– Спас…! – шепнул Юра, когда перестал глотать, давиться и кашлять.

– Громыч, ты откуда взялся, чертяка?

– Дол…го… объяс…нять…

– И чего ты на станцию вдруг притащился? Помочь нам решил?

Юре было сложно говорить. Он вообще плохо понимал, что от него хотят. В мозгу не трепыхалось ни одной мысли.

Когда он не ответил, Игорь закусил губу, и на его лбу пролегла озадаченная глубокая морщинка.

Громов смотрел, смотрел на эту морщинку, цепляясь за нее как за соломинку, способную удержать его наплаву, но вдруг с удивлением понял, что перед ним уже не Игорь, а Вика…

Он с усилием широко распахнул глаза. Как не был он дезориентирован, но все же в основном отчет Громов себе отдавал: Вики в Антарктиде быть не могло. Это был бред, видение, глюк.

«А Игорь? – тоскливо мелькнуло в его воспаленном мозгу. – Он тоже был глюком?»

Однако смотреть на Вику было приятней, чем на Игоря. Даже когда она оплакивала его, стирая со щек слезы, видение доставляло радость. «Хорошо, что последней из всех доступных ему радостей стала именно она», – подумал он. Пусть так, не по-настоящему, но Вика пришла проститься с ним. Глядя на нее, Громову становилось легче.

– Юрочка, поговори со мной! – шепнула Вика. – Соскучилась очень и хочу услышать твой голос. Скажи мне, как ты здесь оказался? Сколько вас было? Где ваш лидер?

Громов был и рад ей ответить, успокоить, но не видел смысла посвящать ее в не самые радужные подробности. «Какая разница, как, где и сколько? Я умираю», – подумал он. Он не хотел умирать, но в данный момент принимал свою участь с облегчением.

Вот только смерть, конечно, тоже была неправдой. Она манила его, как обыкновенный мираж, обволакивала и обещала, но стоило побежать к ней, как она попятилась и отступила. «Глаза урагана» не умирают просто и быстро. Они живут и мучаются, мучительно убивая других…

Образ заплаканной жены растаял. Подступила тьма – его единственная заступница сейчас и врачевательница ран. Но перед тем, как она подарила ему благословенное бесчувствие, Громов увидел жуткого человека.

Бледный беловолосый мужчина с рубцами от заживших ожогов на лице смотрел на него пристально и хмуро. Он был молод, но вне сомнений уже вышел из подросткового возраста, Громов дал бы ему лет двадцать, однако у мужчины были те самые красные глаза альбиноса, о которых упоминал Борецкий. Совершенно адские глаза, кстати, тлеющие нехорошим отсветом, как два уголька. В них не было ни сочувствия, ни слабости, ни затравленности пленника, ни угарного куража наркомана.

«Белый Сахир, – догадался Юра. – Кто же он?!»

– Тащите его отсюда, пока он не стал грызть траву с корней (*пока не сдох, франц.идиома), – произнес Красноглазый по-французски, отворачиваясь и надевая на лицо солнечные очки. – Он нужен живым, я с ним не закончил.

Голос его был по-мальчишески несолиден и мало соответствовал дьявольскому образу, однако послушались его безоговорочно. Юру подняли и куда-то понесли.

«Трава в антарктическом аду… какая нелепость», – подумал Громов и с облегчением отключился. Теперь уже надолго.

Глава 4(24) Альбинос. 24.1

Глава 4(24). Альбинос

24.1/4.1

Вик Соловьев. Наши дни. Анкаратра. Лагерь у водопада

Когда они подплывали к водопаду, раздался взрыв, вспугнувший окрестных птиц. Сидящие в лодке встрепенулись и напряглись, вглядываясь поверх верхушек деревьев, но столба дыма замечено не было. Не было и звуков стрельбы.

– Что у них там происходит, черт возьми? – пробормотал охранник Радмир, нервно косясь на Патрисию.

– Это не нападение, – обронила та хладнокровно. – Продолжайте выполнять порученную задачу по транспортировке раненых.

Грач выпрыгнул из лодки задолго до того, когда ее нос оказался вблизи удобного для высадки участка. Оказавшись в воде по грудь, он проворно поплыл, проталкивая себя вперед мощными гребками, вскарабкался на высокий глинистый участок, поросший травой, и помчался к лагерю.

Вик всей душой хотел бежать за ним, потому что переживал за Милу гораздо больше Володи, но проклятый долг врача не позволял ему оставить двух тяжелых пациентов. Загоскины были очень плохи, оба, а их еще предстояло везти к плоскогорью, где мог сесть санитарный вертолет. Желательно было довезти их до медиков живыми, и Соловьев разрывался, с отчаянием глядя то на распростертые на дне лодки тела, то на густые заросли, закрывающие тропинку, вьющуюся вдоль ложа водопада.

Когда он был уже готов все бросить и последовать за Грачом, Патрисия решительно отобрала у него пакет с физраствором.

– Иди, – сказала она по-французски. – Я останусь с ними и прослежу, чтоб остались живы.

Вик заглянул ей в глаза. Он знал, что Патрисия волнуется за дочь, брошенную утром на попечение Ивана и Милы, и это внезапное предложение задержаться, не пытаясь все контролировать лично, поразило его.

– Только вы с Вовой способны ее удержать, чтобы она не разнесла остров вдребезги, но в одиночку Грач может и не справиться. А у меня будут помощники, – Пат кивнула в сторону тропинки, откуда вприпрыжку уже спускались ребята, торопившиеся принять раненых.

Она подтолкнула Соловьева к надувному бортику, одновременно отворачиваясь и пряча лицо, которое сделалось замкнутым и злым – Вик все-таки успел это заметить, но говорить ничего не стал. Едва «Тетис» мягко въехал широким носом на берег, он спрыгнул в траву и побежал.

– Найди Адель! – крикнула Пат.

Вик вскинул руку, давая знать, что услышал.

– Что там? – бросил он на ходу, чуть притормаживая, поравнявшись со спецназовцем.

– Баллон с газом взорвался, все живы, – откликнулся тот, – но на вашу подружку бочку катят. Если б не приказ принять раненых, мы бы вступились!

Вик прибавил темп, и последние слова уже неслись ему в спину.

Лагерь встретил его криками.

Вылетев из кустов на открытый пятачок возле навеса, еще с утра крытого пальмовыми листьями, а теперь практически голого из-за взрывной волны, Вик увидел мизансцену, в которой все участники балансировали на грани, готовые сорваться и натворить бед.

Бесчувственная Мила осела безвольным кулем у ног Володи, стоявшего перед ней на коленях, а на них со всех сторон напирали вооруженные парни. Меж ними, загораживая «глаза урагана» буквально собственной грудью, втиснулся Кир. Он широко развел руки и был в этой отчаянной позе похож на петуха, защищающего курятник от голодной волчьей стаи. Пахло горелым маслом и жженными тряпками. Повар, чьи лицо и руки покрывали ожоги, стонал под разломанным навесом, и доктор Сабурский с помощником хлопотали над ним, звякая ампулами.

– Отойди, пацан! – крикнул один из спецназовцев, тесня Кирилла. – У меня приказ!

– К чертям твой приказ! – не менее грозно заорал в ответ Мухин. – Тронешь их – убью!

В то, что он попытается осуществить угрозу, как ни странно, верилось. Аналитик «Ямана» был молод, безоружен, но все помнили, какие неплохие результаты он показывал на разминках. Да и Грач был противником солидным, без драки бы не сдался, поэтому основная масса возбужденных вояк держалась поодаль, не зная, правильно ли добиваться выдачи Москалевой, виновной, по их мнению, в происшествии. Однако два самых напуганных (или крайне отмороженных) были готовы пойти до конца, представляя серьезную угрозу. Забыв и о задании, и о дисциплине, они больше напоминали зомби, чем образцовых солдат майора Гогадзе.

Оценив все это в единый миг, Вик, прежде чем кидаться в кучу-малу, нашел глазами Адель. Девочка сидела на руках у Демидова-Ланского, стоявшего довольно далеко от места стычки, под скалой. Хотя они находились в густой тени, на лице у девочке были огромные солнечные очки, которые загораживали половину лица. Малышка была невредима, и ей ничто не угрожало.

Вик бросился в толпу, рассекая ее своим телом. Сбив с ног особо рьяного лейтенанта, он молниеносным приемом выхватил «Калашников» у второго и от души врезал ему прикладом. Закрепляя успех, пнул с разворота первого, мешая ему немедленно вскочить и ринуться в атаку, после чего встал к Кириллу плечом к плечу.

– Чертовски вовремя! – Кир скосил на него шалые глаза.

Не отвечая, Соловьев снял предохранитель и дал оглушительную очередь в небо, заставляя всех пригнуться.

– Отставить бардак!! – рявкнул он, едва звуки выстрелов затихли. – Отойти на пять метров. Исполнять!!!

Его поведение, стрельба, а еще больше яростный рев, повергли парней в легкий ступор. Тот, кого он от души пнул, упал в рыжую пыль, выпустив из рук оружие, и смотрел на Виктора снизу вверх. Взгляд его, поначалу мало что выражающий, кроме злости, медленно прояснялся, хотя красные пятна на щеках все еще пылали, свидетельствуя о поступлении в кровь бесплатного допинга в виде адреналина. И тем не менее, пока бы он поднялся, пока решился бы на атаку, миновало б с десяток секунд. А вот второй, избитый и разоруженный, утирая кровь с подбородка, уже разгибался и сжимал правый кулак для ответного удара. Стрельба в воздух его не образумила, и Вик не стал выпускать из рук инициативу. Направив ствол на смутьяна, он шагнул вперед, практически упирая дуло тому в живот:

– Назад, я сказал! Пять шагов назад! Всем опустить оружие и разойтись!

Задние ряды наконец-то смешались и попятились, но они и не горели особым рвением. Двое же зачинщиков, получившие крепкий аргумент в виде готового к использованию «калаша», замерли, прикидывая, имеет ли права светловолосый работник «Ямана» отдавать им приказы. Его умения, конечно, говорили, что он совсем не так прост, как кажется, но статус его оставался неясным.

– «Глаза» – стратегически важные и ценные объекты! – произнес Соловьев по-прежнему грозно, но на порядок тише, стараясь, чтобы речь не походила на истерику. – Кто причинит им вред, отправится под трибунал! Вы обязаны их охранять и следить за порядком, а не устраивать самосуд.

– Нам поступил приказ устранить источник смертельной опасности! – выкрикнул с земли лежащий. Он осторожно сел, подтянул к себе за ремень автомат, но не делал попыток пустить его в ход, настороженно разглядывая Виктора.

– Кто отдал приказ?

– Майор Гогадзе. По телефону.

Вик не поверил, но спрашивать, откуда бы майору знать про Милкины проделки на расстоянии, смысла сейчас не имело. Солдаты не приучены рассуждать.

– У него нет полномочий распоряжаться судьбой сотрудников проекта. Как член экспедиции я временно отменяю его приказ!

– Но она напала на нас первой! Эта девушка – тикающий часовой механизм, и он взорвался!

– Да-да, вы на Азамата посмотрите! – с вызовом добавил второй смутьян, все еще стоящий в позе кулачного бойца, правда, слегка подрастерявшего кураж. – У него баллон с газом прямо в руках сдетонировал. Из-за нее!

«Обращается на «вы», оправдывается, значит, поверил, что у меня есть право свернуть его в бараний рог», – подумал Вик и уверенно заявил:

– Это нарушение техники безопасности при обращении с горючими веществами. Повторяю еще раз: до полного разбирательства никакого самосуда не потерплю! Если сейчас же не разойдетесь, последуют репрессии. Считаю до трех! Раз…

Задние ряды, как самые благоразумные, отступили, растекаясь по лагерю, недовольно бурча и качая головами. Делали они это неуверенно, то и дело поглядывая на Соловьева, и никто из них не пытался вразумить своих нечаянных вожаков, но главное, что для них конфликт окончательно потерял ценность, чтобы в нем участвовать.

Вразумлять двух оставшихся на позиции пришлось Виктору.

– Два! – крикнул он, вскидывая автомат к плечу.

Тут в центр пятачка откуда-то выбежала Лилия Чебышева. В поднятой руке она держала телефон.

– Майор на проводе! – звонко крикнула она. – Приказывает всем опустить оружие!

Вик потянулся к телефону, и Чебышева отдала его, включив громкую связь.

– Что там у вас, мать вашу, стряслось?! – грубо выругался Гогадзе.

– Все под контролем, – сказал Вик, не спуская, однако, глаз с зачинщиков. – Паника пресечена.

– Какая еще паника, к чертям собачим?! Вы белены объелись? Доложить обстановку!

Вик еще раз обвел взглядом застывших бойцов, убеждаясь, что охота делать глупости у них пропала, и произнес, чеканя слова:

– Выполнявший обязанности на камбузе рядовой Азамат Едыгеев получил ожоги при взрыве баллона. Он компенсирован и стабилен, с ним главный врач миссии. Других пострадавших нет. Разрушения минимальны…

С берега показались бойцы, тащившие носилки с Загоскиными. Патрисия вышагивала впереди. Встретившись глазами с Соловьевым, она кивнула, показывая, что все в порядке, и тотчас устремилась к дочери.

Вик продолжил говорить в телефон:

– Загоскины доставлены в лагерь в удовлетворительном состоянии, сейчас их грузят в машины. Азамата отправлю вместе с ними. Первая медицинская помощь ему оказана, но долечиваться придется в стационаре.

Гогадзе на том конце снова выругался.

– Соловьев? – уточнил он, но больше для порядка и чтобы собраться с мыслями, поскольку голос Виктора знал хорошо. – Это ты там командуешь?

– Это я, – подтвердил Вик. – У нас все в порядке, Георгий, не волнуйтесь.