Текст книги "Вернуться в Антарктиду (СИ)"

Автор книги: Нат Жарова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 63 (всего у книги 110 страниц)

Кандидат наук Тимур Борецкий три года отработал на кафедре физических методов физико-технологического Уральского университета, зимовал на метеостанции на берегу Карского моря и имел за плечами службу в арктическом спецназе, где сумел применить на практике свои разнообразные компетенции. Свою команду он знал не первый год и, по всей видимости, лично отбирал, подойдя к процедуре со всей ответственностью. Каждый из его богатырей обладал выносливостью, умом, сообразительностью и закалкой. Выполнять деликатные поручения Лиса было им не впервой.

– И все же я не понимаю, к чему нам эти сложности, – сказал Юра. – Не хотите на берегу в тепле и уюте сидеть, долетим до Ново-Второй, переждем непогоду в подледной полости, ознакомимся с Кратером и его окрестностями, раз уж так получается, а потом я отвезу вас в Орвин. Вряд ли «призраки» будут что-то предпринимать в преддверии сильнейшего шторма. Скорей всего, они потому и ушли оттуда. По-моему, это хороший план. А спешить в горы, не зная, где и как там укрываться, это несколько… опрометчиво.

– Я объясню, – ответил Борецкий. – Выдвигаться сейчас к Орвину – это не моя личная дурь, а итог глубоких аналитических выводов. Проанализировав известные факты, мы оцениваем поведение «призраков» следующим образом. Они что-то ищут подо льдом. Ищут в разных местах, видимо, не до конца представляя себе, где именно находится искомое. Сначала были у Изумрудного, где вы только чудом разминулись. Там они не обнаружили того, чего хотели, и переместились к Орвину. Их стоянку в массиве вы не нашли...

– Ветер стер следы, – вставил Громов.

– Я вас, друг Юрий, ни в чем не виню, боже упаси, но обыскать каждую пядь придется самым тщательнейшим образом. Поскольку они ушли оттуда, по вашим словам, в дикой спешке, невзирая на туман и пургу, которую можно было бы и переждать, их что-то выгнало. И неплохо бы нам узнать, что именно. Есть подозрения, что это связано с некими физическими сложностями, но пока это только подозрения. Их надо доказывать. Нам с вами, друг мой Юрий, доказывать, понимаете расклад?

– Понимаю. Но если «Прозерпина» оттуда сбежала, не означает ли это повышенную опасность? – задал Юра резонный вопрос. – Разумно ли соваться в воду, не зная брода?

– Конечно, опасность присутствует, – признал Борецкий, – но аналитики полагают, что их бегство связано не с видимой угрозой, а с каскадной диффузией. Мне не надо вам объяснять, что это за зверь?

– Представление имею.

– Предполагается, что «Прозерпина» не ушла окончательно из Орвина, она лишь отступила на удаленные позиции, чтобы переждать обрушение матрицы.

– Но диффузия неуправляема!

– До сих пор это было так, но аналитики считают, что ученые «Прозерпины» как раз и работают над тем, чтобы обуздать сей процесс. Полигоны Антарктиды в силу их удаленности и близости к порталу, открытому Патрисией Ласаль после перемещения известного вам устройства в параллельный мир, как нельзя лучше подходят для экспериментов.

– Неужели Пат думает, что они настолько продвинулись, что дошли до масштабных экспериментов? Ведь это она ведущий специалист по… устройству. Никто не знает его лучше нее.

– Повторяю: именно эти вещи нам и поручено выяснить. Либо подтвердить, либо опровергнуть. Поэтому, чем быстрее мы доберемся до Орвина, тем меньше вероятность столкнуться с возвращающимся научным отрядом «Прозерпины». Аналитики ведут речь об экспериментальном контролируемом обрушении накопившихся противоречий в матрице. Это означает, что ученые выждут и вернутся на полигон, чтобы оценить результаты. И самое лучшее, что мы бы могли сделать, это обследовать участок, пока они там не появились.

– До шторма не успеем.

– К сожалению, вы правы, – согласился Борецкий, – но у нас будет фора. Мы сумеем незамеченными подобраться к их логову поближе, а буря нас прикроет.

– Безумная затея!

Борецкий ухмыльнулся:

– Достаточно ли безумная, чтобы сработало?

Громов посмотрел на него, посмотрел на обступивших их молчаливых спецназовцев и спросил:

– Ну и что конкретно вы предлагаете?

Борецкий говорил долго, размеренно, терпеливо разжевывая каждую мелочь, и звучало все так, что спорить с ним постепенно пропадало всякое желание. Юра уверился, что настроены гонцы от Вещего Лиса решительно, подвиг для них – привычные будни, и ему, главе миссии «Ямана», от этого подвига тоже не отвертеться. Придется соответствовать, чтобы не прослыть трусом и предателем.

Борецкий сказал:

– Метеорологи предупредили, что грядущая неприятность отнимет дня два, максимум три, потом ураган отправится дальше на запад. Самые плохие сутки мы переждем в Гроте Павловского, вот здесь, – он ткнул пальцем в заранее разложенную на столе карту. – У нас есть палатки, провиант, генератор, горючка, а едва погода позволит, мы снимемся и достигнем указанных вами координат за час с небольшим. Единственный недостаток у плана это то, что вам придется прыгать с парашютом.

– Быть может, прыгать и не придется, – молвил Громов, задумчиво рассматривая карту. – Где-то здесь, вроде, была приличная площадка, чтобы сесть, хотя сейчас и неподходящий сезон. Мы там совсем недавно его проезжали… Я поговорю с летчиками, надеюсь, они что-то предложат.

– Очень хорошо, друг мой Юрий! – Борецкий пододвинул Громову карту. – Вы все здесь знаете: и порядки, и местность, а мы для того и собрались, чтобы умного человека послушать. Излагайте! У вас же есть еще предложения?

Совещались долго. Обсудив нюансы операции, прошлись с ревизией по багажу тимуровцев. Громову показали снаряжение, приборы, рации и даже одежду.

В ноябре в прибрежных районах уже чувствовалось приближение антарктического лета, но в горах еще трещали морозы. Двадцать градусов ниже нуля сами по себе являлись испытанием, но с учетом сильного ветра подобная температура могла превратиться в настоящую угрозу. Ребята были прекрасно об этом осведомлены и экипировались соответственно, в чем Громов без стеснения убедился лично.

Он остался удовлетворен и качеством палаток, и набором сопутствующих вещей, и аптечкой, и содержимым продуктового набора. Борецкий подготовился на совесть, это следовало признать. И только в одном командир попал впросак: тренированные на арктических просторах люди не ожидали, что столкнутся с невозможностью ходить в горах Дригальского на лыжах.

– Как – нет снега?! – потрясенно воскликнул Борецкий, переглядываясь со своими парнями. – Вот же вчерашние снимки: там все белым-бело!

– Это лед, – Громов с виноватой улыбкой развел руками. – За последние два месяца снегопад в Земле Королевы Мод прошел лишь однажды. Это было четыре дня назад, но ветер наверняка уже и это смёл. Разве что небольшие начесы кое-где остались, но по ним не проедешь. Снег по большей части сухой, не слипается, в нем вязнешь, как в песке. Комфортней по льду ходить, чем по такой рассыпчатой массе.

– И так всегда бывает?

– По весне – да.

– А как же лыжный поход, организованный Всемирной организацией спорта?

– Так они не здесь идут, а гораздо западнее. Там условия другие. Поверхность в районе Орвина представляет собой жутковатую «чешую» из ледяных надолбов, напоминающую незабитые гвозди. Самолет на такое не посадишь, это факт, но есть надежда, что ледник на плоскогорье пока еще ровный. Если пилоты обнаружат сверху подходящую площадку без трещин, то высадят нас прямо на землю. Только это будет далеко от Грота Павловского.

– Насколько далеко?

– Никто не знает. Постараются, конечно, поближе, но все зависит от реальной обстановки. Зато прыгать не придется и искать, куда ветром отнесет выброшенные вещи. Неконтролируемый спуск в условиях сильного ветра – та еще засада. Можем и половины не собрать. Далее. С плоскогорья мы спустимся нормально, но потом до Грота по-любому предстоит колупаться по колдобинам. Будут нужны не лыжи, а ледоступы.

Борецкий хмыкнул, мотнув кудлатой головой:

– Дела… На вашем складе это добро имеется?

– Конечно.

Командир обернулся к своим:

– У кого еще есть какие непонятки и вопросы? Задавайте эксперту!

– Трещин в массиве много? – оживился Анатолий Зиновьев, молодой и улыбчивый блондин с ямочкой на широком подбородке. Тимуровцы величали его по-панибратски «Зиной», на что он ничуть не обижался. Прозвище прилипло к нему со школьных времен, и Зиновьев успел с ним свыкнуться.

– Хватает, – Громов потянулся к карте, – в нашем квадрате практически вдоль всех выходов коренных пород ледник образует достаточно глубокий и широкий рантклюфт, тянущийся без каких-либо перерывов на многие километры. Обогнуть его не выйдет, но можно через него переправиться там, где трещина сужается. С грузом правда, проблемка выйдет. От самолета повезете его либо на себе, либо на санках, и через трещину придется его как-то переносить.

– Перенесем, – заверил Маркевич. – Запас-то свой, значит, карман не тянет. Но из-за трещин, получается, мы палатки под прикрытием горного склона не поставим?

– Не поставим. Переход с ледника на «сушу» возможен далеко не в любом месте и может превратиться в сложную техническую задачку. Но Грот Павловского, куда метит ваш командир, в этом отношении уникален. Там в любое время года можно найти приличный и безопасный пятачок, укрытый с трех сторон от шквалистого ветра. Сифонит в горах по-страшному, и чтобы пережить бурю, надо искать место с умом. И вот еще что: надо проверить связь. Спутниковые телефоны у вас какой марки?

Фирма, выпустившая телефоны, Громова устроила, ее аппараты были надежными, а рации, которые привезли тимуровцы, годились даже для переговоров под землей и в толще скал. Тем не менее Юра настоял, чтобы Борецкий забрал со склада еще и портативную радиостанцию с запасным питанием и полный комплект пиротехники для подачи световых сигналов. Без гарантированной связи – причем, настоящей, а не какой-то имитации для «галочки», на шестом континенте никого из теплого жилья даже за ворота не выпускали, этот вопрос здесь всегда находился в приоритете.

Борецкий с перестраховкой согласился, и на этом собрание завершилось.

По стечению обстоятельств Громова поселили на Ново-Первой в том самом гостевом домике и даже в той самой комнате, где он пять лет тому назад останавливался с Викой. Наверное, из-за этого воспоминания накатили на него, едва он переступил порог.

Конечно, можно было попросить себе другой дом. Смородинский пошел бы ему навстречу, тем более, что мест сейчас хватало, но Юра не знал, как стал бы объяснять причину.

Воспоминания не были горькими, совсем наоборот, но их было слишком много. А вместе с оживающей памятью на Громова обрушивалась и тревога. Он беспокоился за жену и ее здоровье. Мрачные мыслишки – откуда только брались! – крутились в голове, не давая уснуть. Не помогало даже то, что перед сном Юре удалось позвонить Вике и убедиться, что с ней все в полном порядке.

Сначала он традиционно хотел связаться с ней по видеосвязи, но программа почему-то висла, и Громов отправился в недавно отстроенный после пожара Дом Радио. Там можно было воспользоваться бесплатной телефонной линией, но набирать с нее получалось только городские номера в Москве и Петербурге. К счастью, у них в квартире сохранился стационарный телефон с круглым диском, и они с Викой проговорили по нему целых двадцать пять минут.

Радисты деликатно покинули помещение, оставив супругов наедине. Слышимость была великолепная: ни треска, ни звуковых искажений. Если закрыть глаза, то казалось, что они стоят лицом к лицу, и нет этого огромного расстояния между Новолазаревской и Москвой.

Юра так и поступил: прислонился спиной к стене радиорубки, закрыл глаза и представил лицо жены.

– Так здорово, что ты нашел возможность перезвонить, – сказала Вика. – После того, как скайп оборвался, я немножко встревожилась.

– Потому и перезвонил. Знал, что начнешь себя накручивать.

– Я не накручиваю, просто очень скучаю. Ну, рассказывай, как там у тебя? Чем занимался?

– Хозяйство у меня большое, – ответил Юра, – за всем нужен пригляд. Накануне как раз подошел корабль, а выгрузка с него – это всегда аврал и нервотрепка. Все вымотались, а тут еще я со своим поездом на семь саней. Приходилось сегодня и доски таскать, и дорогу ремонтировать, которую тягачами разбили. Семен Смородинский, начальник Ново – я про него тебе говорил, помнишь?

– Конечно.

– Он взялся мне лично помогать, но, видимо, это был не его день. Его слегка тюкнуло тюком. К счастью, мягким, обошлось. Только шапку с башки сбило.

– Вы там поаккуратней, – строго сказала Вика.

– Мы аккуратно, – заверил он, – а ты как время проводишь? Ходила ко врачу?

Вика принялась рассказывать про свой последний визит в женскую консультацию и про малыша, который толкается вовсю, как заправский футболист, а Громов слушал ее голос и наслаждался. Об одном жалел – что не может обнять ее, прильнуть ухом к выпирающему животу и шепнуть сыну, что папа его очень любит.

– Викуся, пока не забыл, – спохватился он, – завтра мне снова лететь, поэтому не переживай, что долго звонить не буду. Я не к Кратеру, в горы, а там не больно-то поболтаешь. Досуга будет мало, но обещаю слать радиограммы.

– Опять Патрисия отправила на разведку?

– Типа того. Мы ищем перспективные точки для вспомогательной базы, вот и колешу по окрестностям.

– Жалко, конечно, но я привыкла уже, – Вика протяжно вздохнула, – такая у тебя работа.

– Спасибо, любимая, – сказал Юра, испытывая гордость, какую понимающую жену себе нашел. – Ты у меня самая лучшая на всем белом свете!

– Возвращайся поскорей, Юрочка!

– Первым же самолетом! – клятвенно пообещал он. – И даю слово, что после этого мы с тобой больше никогда не расстанемся надолго. Проведу остаток жизни подле тебя и сынишки и успею вам надоесть.

– Вот чтоб надоесть, такого никогда не будет! – уверенно заявила Виктория. – Ты, главное, не задерживайся, а с остальным мы разберемся.

…Поворочавшись с боку набок, Громов наконец уснул. Ему приснился летний зеленый парк, сверкающая на солнце лента Москвы-реки и улыбчивая красавица Вика, толкающая перед собой коляску...

22.4

22.4/2.4

Вылетели, как это было принято на станции, рано. Самолет оторвался от полосы, когда солнце, достигнув своей нижней точки у горизонта, только начинало возноситься. Летчики сделали традиционный круг над морем, чтобы набрать скорость, и встали на заданный курс.

Сверху хорошо был виден накатанный след от поезда, регулярно ходившего с Ново-Первой на Ново-Вторую. Это была настоящая дорога, убегающая вдаль, пусть и не мощенная. Громов приметил и свои тягачи с прицепами, выстроившиеся в ряд. У них был вид, будто все уже готово к походу, но он знал, что это не так. Поезд отправится к Новой Надежде только после бури, и Юра, если повезет, будет встречать его у Кратера.

Тимуровцы после взлета отстегнулись и, собравшись тесной группкой в хвосте, склонились друг к другу головами, продолжая какой-то прерванный разговор. Юру не звали, а он не лез. Считал: появятся вопросы – обратятся.

Не навязываться без нужды, не цепляться по мелочам и не показывать, что ты тут самый умный – таков был залог мирной жизни на любой станции, и Громов следовал правилам неукоснительно. По характеру он был общителен и потому часто сдерживал себя, чтобы не нарушать чужой приватности. Как говорится, всему свое время.

Под днищем самолёта голый участок берега скоро сменился на безбрежную белую гладь, кое-где разорванную выступающими из снега зубчатыми вершинами холмов и подтаявшими проплешинами. Чем дальше они отклонялись к югу, тем меньше взгляд встречал чистого щебня и больше сплошного льда. Полосы застругов шли в одном направлении, напоминая застывшие океанские волны.

Через некоторое время самолет пролетел над Кратером, но строящейся станции на пестром бело-коричневом фоне Юра отчего-то не приметил. Видимо, ракурс был не тот.

– Кратер! – громко крикнул второй пилот, высунувшись из кабины. – Кто хотел лицезреть?

Тимуровцы дружно приникли к окошкам.

Утром пилотов специально уламывали, чтобы те пролетели над огромной ямищей. Они жуть как не любили этого делать. В их среде ходили упорные слухи, не подкрепленные, однако, фактическими происшествиями, что над Кратером якобы существуют некие «восходящие потоки», из-за которых отказывают приборы.

Вот и сейчас пилоты схалтурили – прошли не над самой ямой, а чуть сбоку, чиркнули по ней, облетая. Впрочем, видимость была хорошая. Из дымного озера, которое было как на ладони, торчали островки с посеченными осколками зубцами, когда-то обрамлявшими перевал Шаповалова. На плоском пятачке Юра даже успел заметить закрученную в спираль мачту бывшей канатной дороги.

В соседнее с ним кресло переместился из хвоста Зиновьев. Видимо, решив наладить неформальный контакт, вежливо осведомился:

– Можно взглянуть на карту подледных полостей? Тимур сказал, у вас есть.

Юра привстал, снимая с полки рюкзак.

На лист со спутниковой фотографией он еще в Москве нанес свой старый рисунок, выполненный после возвращения «из ледяного ада». Отметки бурильщиков, вырубивших широкую шахту, были совмещены с планом подземного города – так, как он его запомнил. Юра также указал на листе Хранилище с узкоколекой, зал с алтарем и подземный ход, правда, изобразил все это пунктиром, как больше не существующее. Были на карте и соседнее с Хранилищем здание, где они ночевали, и могила Соворотова (ее он обозначил крестом), и полость с гигантскими статуями.

– Вот это что? – сразу зацепился за приметный крест Анатолий Зиновьев.

Юра объяснил. И добавил, что детали чертежа им регулярно пополняются и проверяются по ходу работ, когда он спускается в шахту, чтобы осмотреть туннели. Данная карта представляла собой уже четвертый вариант.

Зиновьев промычал нечто одобрительное.

– Подледная река… – он провел пальцем по темно-синей линии.

– Мы прошли вдоль ее русла, где была такая возможность. Но это новое русло. Старое завалило обломками. Образовались небольшие запруды.

– Когда это произошло?

– После астероида. Судя по размыву грунта, раньше она была куда полноводнее. Сегодня это, по сути, ручеек.

– А здесь?

– Часть древней набережной. Возможно, тут располагался порт. Есть признаки, что река, текущая между зданиями, когда-то была заключена на всем протяжении в искусственные берега. Когда я прилетел сюда – примерно месяц назад, – то пытался аккуратно прорубиться дальше по туннелю.

– В одиночку?

– Нет, с группой единомышленников. Перебравшись через завал, мы наткнулись на нечто, сильно напоминающее пристань. Были даже похожие на швартовочные тумбы, значит, они тут плавали на лодках.

– Это примерно в километре от спуска в шахту, если масштаб выверен точно.

– Я старался соблюсти пропорции. Вообще, тут уникальная местность, всюду бьют горячие ключи и много полостей. Ребята предлагали в шутку назвать это Городом Двадцати Ключей и Сорока Куполов.

Блондин оторвал взгляд от карты:

– Отчего же не назвали? Слишком длинно получалось?

– Так у города уже есть имя, – пояснил Юра. – Настоящее. Лингвисты расшифровали надписи. Город назывался Мудрая Бесконечность. Или Бесконечность Мудрости – об этом шли споры.

– Напыщенно.

– Что поделать, если у них мода была совсем другой. Между собой мы называем руины Софьей. «Спустимся в Софью. Нашли в Софье. Софьевский монумент»

– Софьей, не Софией?

– Так повелось.

Зиновьев вернулся к карте и рассматривал ее долго, словно пытаясь запомнить. А может, именно этим и занимался.

– Все туннели обрываются тупиками, – вдруг сказал он. – Вы не выясняли, можно ли дойти подо льдом к Изумрудному, например?

– Под куполом, – невольно поправил Юра. – Нет, не проверяли. Времени, если честно, не хватило. Мы здесь не для этого, просто строим инфраструктуру: делаем дома, настилы, перила. Спуск надо максимально обезопасить и оснастить подъемниками. После приедут настоящие исследователи, они и займутся. Моя кустарная карта – просто хобби на досуге. И досуга, признаюсь, мало. Лето на носу. Самый сезон.

– Это понятно. Но разве не пытались просветить радаром сверху? Интересно же, насколько далеко тянутся подлёдные дороги. Может, они ведут до самого Орвина.

– К сожалению, все, что определяется инструментальной разведкой, имеет сильную погрешность. Мелкие туннели часто не видны, а крупные перекрыты обвалами, которые тоже не фиксируются, если они небольшие по объему. Все надо смотреть непосредственно – проходимо или нет.

– Значит, ваша карта приблизительная?

– И даже очень. Ручаться могу только вот за эту область в районе Кратера. Я там был лично и все проверил, измерил. А дальше – это, скорей, фронт работ на будущее.

– Ладно, проверками мы теперь сами займемся. Не подскажете, долго ли еще лететь?

Юра мельком глянул в иллюминатор. Хватило несколько секунд, чтобы опознать характерные изломы горной гряды.

– Да собственно, мы на месте. Смотрите, вот он, Грот! Если пилоты сочтут, что выбранная заранее площадка им подходит, то в течение пяти минут объявят посадку.

– А если не подходит – выкинут нас на лету? – весело расплылся Зиновьев.

– Надеюсь, что пойдут круги нарезать в поисках удобного аэродрома, – со всей серьезностью ответил Громов, вспоминая, что Борецкий предлагал десантироваться и от идеи до конца не отказался. Если честно, прыгать ему совсем не хотелось.

Площадка, к счастью, пилотов устроила. После нескольких головокружительных маневров экипаж благополучно посадил самолет на «стиральную доску» ледяного плато, и тимуровцы наконец оказались в исходной точке маршрута.

Высадка прошла оперативно, после чего самолет снова взлетел, покачав им крыльями на прощание.

Вершины массива Орвина удивляли необычными очертаниями. Они напоминали гигантский частокол, которыми ледяной купол материка отгородился от более теплого побережья. Трехсотметровые стены, как зубы фантастических чудовищ, ощерились на фоне округлых плоских холмов острыми пиками.

Грот Павловского не был гротом в полном смысле слова – просто укромная впадина, похожая на обвалившуюся гигантскую пещерку (если допустить, что на свете бывают пещеры высотой в тысячу метров). По прихоти природы наклонные каменные стены выстроились здесь полукольцом, защищая ровную площадку от капризных ветров. Здесь всегда лежал снег, что было особенно удобно, если хочешь поставить палатку и не спать на острых камнях. Именно по этой причине Грот пользовался бешенной популярностью у альпинистов. Иногда тут размещалось по две-три группы из разных стран, благо места хватало.

Борецкий тоже пошел по пути наименьшего сопротивления. Убедившись, что лакомый кусочек никем не занят, он велел своим бойцам разбить лагерь по всем правилам.

Спальные палатки установили при помощи ледобуров, а «лишние» оттяжки закрепили на лыжных палках, воткнутых в просверленные бурами отверстия. От резких порывов (все-таки буря на носу) все дополнительно зафиксировали саночками и рюкзаками. Вокруг лагеря соорудили брустверы, напилив ледяных глыб. Отдельно оборудовали санитарную палатку и ангар под склад-камбуз с радиорубкой и натянули между ними веревочные перила, к которым предстояло крепить себя карабином, чтобы не унесло.

Ребята все делали дружно, быстро и со знаем дела, сразу было понятно, что процедура отработана до мелочей. Пока одни занимались своеобразной стройкой, другие запускали переносной генератор, разбирались с прогнозом, «просвечивали» мелкие ледовые трещины по-соседству, помечая их маячками, отмеряли провизию на сегодня и разжигали примус.

Поглядев на рабочую суету, Борецкий одобрительно кивнул и засобирался на разведку – туда, где Громов видел «призраков». Он хотел пробежаться налегке, чтобы иметь общее представление о местности и, исходя из этого, распланировать операцию. С собой он взял двух подчиненных – Арбузова и Зиновьева – и квадрокоптер.

– Дорога непростая, – предупредил Юра. – И только кажется, что недалеко. Если и успеем, то совсем впритык.

– Глаза бояться, руки делают, а ноги бегут. Вы как, мой друг, на связи остаетесь или с нами на прогулку?

Юра, конечно, отправился с ними. Он опасался, что без проводника они попросту сгинут. Не мог он оставить новичков без присмотра в горах да еще и накануне погодного светопреставления.

Как и ожидалось, проложить лыжню здесь не представлялось возможным, в чем недоверчивый Борецкий скоро убедился лично. Каменистые участки перемежались с ледяными языками, усеянными трещинами, которые приходилось обходить. Снег, припорошивший участки тысячелетних льдов, не радовал – осыпался под ногами. Ямки от следов были неглубокими, до пяти сантиметров, но и такая несерьезная сыпуха изрядно замедляла ход.

Чем дальше разведчики удалялись от базового лагеря, тем острее ощущалось Громовым то, что он величал «полярным одиночеством». Это одиночество не имело отношения к присутствию или отсутствию людей под боком и не сопровождалось тоской по дому – просто осознание факта, насколько далеко он оказался от обжитых мест. Накатывало чувство благоговения перед мощью ничем не заслоненной природы. Восторженно пела душа от близкого дыхания космоса, от радости возвращения в лоно детской мечты, перемежающейся с сожалением, что любимая женщина не может разделить с ним это счастье.

Антарктида была щедра к нему, и Юра искренне любил ее за это. Когда он искал приключений, то находил их без проблем. Когда искал простоты, изменчивости, непредсказуемости или мужской работы, которой можно гордиться, то находил и их. Здесь нельзя было ничего планировать, потому что все могло сорваться в любой момент. А если бессмысленно строить четкие планы, то не стоило и торопиться. Жизнь текла неспешно, и никто не рвал на себе волосы из-за того, что приходится переходить на запасные варианты или вовсе отказаться от старой затеи, импровизируя на ходу. Чтобы выжить в Антарктиде, требовалась гибкость.

Громову все это нравилось. Пьянящий коктейль «Полярное одиночество» бурлил в его крови, заставляя сердце биться ровно и мощно. Только присутствие тимуровцев и осознание, насколько он будет странно выглядеть в их глазах, не позволяли Юре пуститься в пляс.

В преддверии бури GPS барахлил, и их маленький отряд шагал в указанном направлении, сверяясь по компасу и солнцу, не забывая, что в южном полушарии светило ходит противосолонь. Последнее для разведчиков было в новинку и немного сбивало с толку.

Выбравшись на ровное плато, подальше от ненадежного края ледника, они пошли без задержек, взяв хороший темп. На поверхности ледника им встретилось множество каменных обломков размерами от обычных булыжников, до весьма приличных глыб.

На вопрос любознательного Зиновьева, откуда берутся камни посреди ледяной пустыни и не метеориты ли это, Юра пояснил, что процесс разрушения гор у подножия антарктического купола идет намного интенсивнее, чем в обычных условиях, и все эти камни откололись от вершин, а ветер укатил их далеко на плато.

– Ветер? Вот эту махину? – поразился Зиновьев.

– Бывает, – улыбнулся Громов.

Вскоре из-за горизонта выплыли острые пики массива Орвина. Отряд оказался в том самом месте, где Громов с коллегами путешествовал на «Бурлаке». Юра узнал очертания изломанных камней, а рация поймала слабенький сигнал гурии на тракте, которую они тогда потеряли.

– Да тут и вторая сладкоголосая певица имеется, – сказал Арбузов, водя тонкой антенной по сторонам. Его приемник был помощней того, что стоял на «Бурлаке». – Она на соседней частоте пищит, и батарейка у нее свеженькая. Кто-то, помимо вас, территорию метил.

– Наши клиенты! – обрадовался Зиновьев. Меховая опушка его капюшона и шарф покрылись белой изморозью от дыхания, а щеки изрядно раскраснелись, но парень не унывал. – Сейчас посмотрим, что за сабантуй они тут устраивали. Вперед, дамы и господа! Чую, нас ждут удивительные открытия.

Между тем на восточном крае неба уже появились тучи: грозные, мрачные и тяжелые, как неповоротливые каравеллы. Они кучковались вдали и, казалось, раздумывали, в какую сторону плыть. Их серо-молочная, с фиолетовыми разводами бахрома, потрепанная ветром, навевала в памяти картину порванных в клочья парусов.

Усилился низинный ветер. Он бил холодом в лицо, обжигая незащищенную кожу и глаза. Не спасали ни капюшоны-трубы, ни обязательный жирный крем от обморожения. Приходилось нагибаться, чтобы иметь возможность дышать.

Борецкий связался с дежурным в лагере и уточнил метеосводку.

– У нас еще часа три максимум, – озвучил он. – Потом накроет. Арбуз, выпускай лошадь на пастбище!

Олег Арбузов полез в рюкзак за квадрокоптером. Игрушка была дорогой, с самой современной оптикой, нашпигованная фантастическими приборами, о которых Громов даже не подозревал.

– Почему лошадь? – полюбопытствовал он.

– По паспорту, конечно, сия приблуда зовется «Изделием «Суперглаз», – ответил Арбузов, – но для нас она Лошадь, потому что именно такая зверюга требовалась начальнику тюрьмы, желающему обнаружить подкоп.

Громов вздернул бровь:

– Тюрьмы?!

– Неужели не слышал эту хохму? Очень старая народная мудрость, физика процесса которой совершенно непонятна, но исправно работает.

Арбузов направил коптер в скалы, подняв на солидную высоту. Моторы у беспилотника были мощные, и крепчающий ветер был ему нипочем.

– Короче, – Арбузов на секунду отвлекся от экрана и взглянул на Громова, – чтобы обнаружить подкоп арестантов, тюремщики водили по двору лошадь. Там, где под землей тянулся лаз, она спотыкалась, останавливалась и дальше не шла.

Громов улыбнулся: шутки он уважал, как и шутников.

– Я серьезно! – Арбузов сделал вид, что возмущен недоверием. – Наша приблуда тоже скомандует коптеру зависнуть над местом, где датчики определят подземный ход или пещеру. Сам увидишь! Одна беда: аккумулятор на морозе садится слишком быстро. Есть два сменных блока, но израсходовать их сегодня мы наверняка не успеем. Считай, просто развлекаемся.

Они двинулись промеж каменных стен, ориентируясь на картинку с коптера. Зиновьев держал монитор, куда транслировалась информация, а Олег управлял девайсом, одним глазом сверяясь с электронной картой. Борецкий и Громов замыкали цепочку, то и дело поглядывая на небо.

Наступающая буря не торопилась заявить о себе во всей красе. Словно наслаждаясь неизбежным, она наползала из-за горизонта лениво, играя с солнцем, как сытый кот с мышонком. Первые облачные щупальца касались его робко и мимолетно. Будто пробуя раскаленный шар на вкус, они дотягивались и отступали в испуге, но потом снова и снова повторяли попытку. Лучи светила, пока еще яркие и энергичные, неизменно пробивались сквозь широкие прорехи, окрашивая скалы золотисто-оранжевыми и сиреневыми тонами пастели.

В прошлый раз Юра искал следы присутствия людей совсем в другом месте. Оказалось, им надо было нырнуть в щель, вскарабкаться чуть повыше и выйти на голый пятачок. Именно там, под нависающем козырьком прятался вход в пещеру, которую засекли зоркие датчики.