Текст книги "Вернуться в Антарктиду (СИ)"

Автор книги: Нат Жарова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 81 (всего у книги 110 страниц)

Наконец они обнаружили, где можно проехать, и «Бурлак», оставив позади страшную трещину, покатил в прежнем направлении по ухабистым застругам.

Совсем недавно застывшие ледяные валы вызывали неудовольствие, поскольку из-за них сильно трясло и был риск прикусить ненароком язык, но после происшествия подобные неудобства казались благословенным детским лепетом. Там, где заструги, лед был прочным и выдерживал любые нагрузки. Можно было увеличить скорость.

Пневмоход, правда, шатало, и в его внутренностях постоянно что-то звякало, что воспринималось сейчас с некоторой тревогой. У Куприна звуки вызывали не совсем мирные ассоциации с танковой атакой (не удивительно после гранатомета-то), и он нервничал. К тому же, подобно танкистам, которым сквозь смотровую щель мало что видно, сидящие в кабине с трудом могли разглядеть дорогу: мешала болтанка и заляпанное снегом стекло.

Андрей остановился, чтобы отскрести вручную окна, и внутри «Бурлака» стало немного светлей, но с тряской он ничего поделать не мог. Перед глазами так и плясали картины ледника, скал, неба и черных теней, полосками ложащихся под колеса.

Заметить очередную трещину в подобных условиях было трудно, однако Тим решил: чему быть, того не миновать.

– Давай-ка я подменю тебя, – велел он Андрею. – А ты пока отдохни.

– Я не устал, – запротестовал Куприн.

Тим одернул:

– Не на прогулке! Марш на кухню и сообрази нам всем какой-нибудь перекус.

Сам же ловко проскользнул на место водителя и твердой рукой повел машину к цели.

На ледник Маргариты они въехали спустя три часа.

Лед, упрямо заползавший на горы (*2) сплошным голубым полотном, выпустил в сторону озера Вдохновения длинный язык, перегораживая его южную часть хаотичными торосами. Его нижний край был весь в трещинах, и в них лоснились темные воды – будто проглядывали спины тюленей, невозможных в этих местах. Открытая вода была и на западе; маслянистой полосой она шла вдоль мрачного обрыва, вздымающегося к бесцветному небу, и по ней под напором ветра бежали короткие злые гребешки. Водяная пыль, то и дело срываемая с них особо мощными порывами, висела над полыньей, словно туман.

Биолог Акил Ядав бурил скважины в компании с аспирантом-медиком, геологом и гидрологом на южном берегу Вдохновения. Вся их маленькая, но дружная компания, заслышав приближение урчащей машины (а звуки в антарктической тишине разносились очень далеко), прервала работу и всмотрелась в даль.

– Неужто к нам гости? – удивился геолог.

– Это мои друзья, – сказал Акил. – Сможете продолжить без меня? Пойду их встречу.

Управляться со стальным трехметровым буром на морозе было непросто, но законы гостеприимства в Антарктиде сильней, чем на Большой Земле. Акил, прибывший сюда уже на пятую зимовку, пользовался среди коллег непреклонным авторитетом. Он мог бы и не спрашивать разрешения, его отпустили бы и так, но Акил не любил злоупотреблять.

«Бурлак» остановился на берегу, немного не доехав до цветных палаток. Четыре шатра зелено-красного цвета стояли под прикрытием семисот метровой скалы, утопая в ее тени. Борецкий выскочил из машины и застыл, приставив ладонь ко лбу. Он рассматривая приближающиеся мотосани с одинокой человеческой фигуркой за рулем.

Сани остановились возле палаток, и водитель, резво соскочив с них, направился к нему. Мужчина был невысок, из-за чего смотрелся упитанным. Впечатление усугубляла многослойная куртка, утепленные штаны и шарф, замотанный вокруг шеи в три оборота. Из его шерстяных объятий торчала голова в вязанной шапке с помпоном. На смуглом носу, шелушащемся от злого солнца, сидели темные очки, закрывшие половину лица.

Мужчина подошел, снял очки и кротко улыбнулся, от чего из уголков его карих глаз побежали к вискам глубокие лучики-морщинки. Он был в годах, и брови его серебрились сединой, а не только изморозью, но стариком его назвать, пожалуй, было трудно. Особенно с учетом энергичных движений и упругого шага – так держат себя люди молодые, не обремененные грузом прожитых лет и не успевшие обзавестись хроническими болячками.

– Намаскар джи! (*)– сказал подошедший, складывая руки у груди. – Добро пожаловать! (*Намаскар – приветствие на хинди, дословно переводится как «приветствую в тебе божественное». Джи – нейтральное обращение «господин, госпожа»)

Взгляд его, направленный на Тимура, был одновременно приветливым и безмятежным, и Тиму неудержимо захотелось улыбаться в ответ. Он снял перчатки и протянул руку:

– Меня зовут Тимур Борецкий, я ищу доктора биологии Ядава.

– Это я. Акил Ядав к вашим услугам.

У индуса был журчащий, как успокаивающий поток воды, голос, правильный английский выговор и крепкое рукопожатие. Однако Тим внезапно засомневался, что великие и грозные Хранители должны выглядеть именно так – неказисто. Вещий Лис хоть и скромничал, утверждая, будто Хранитель из него вышел неполноценный, но обладал несомненной харизмой, в нем даже на расстоянии ощущалась властная сила. А биолог Ядав… Тим вообще его не чувствовал. Глаза его видели перед собой человека, но вот все прочие чувства словно бы и не замечали его. Сложная, непроницаемая пустота окружала улыбающегося Гималайского Стража и сбивала с толку.

Тим ничего про это не сказал, но видимо что-то отразилось в его лице, потому что Акил произнес:

– Понимаю ваши сомнения и непременно развею их, когда придет время. Сейчас же прошу проводить меня к раненому.

– Откуда вам известно про раненого? – оторопел Тим.

– Я все объясню, но давайте сначала займемся тем, что не терпит отлагательств.

Борецкий, все еще во власти настороженного недоумения, показал на пневмоход:

– Наш раненый там. У нас недостаточно лекарств и даже бинты заканчиваются. Не знаю, найдутся ли у вас...

– Не волнуйтесь, ничего из этого вам скоро не понадобится, – остановил его индус и заспешил к машине.

Тим развернулся за ним:

– Увы, не разделяю вашего оптимизма, господин Ядав.

– Случай ваш нетривиальный, не спорю. Два проникающих в корпус, рваная рана на бедре, кровопотеря… Кажется, затронут позвоночник, раздробило позвонок, и началась лихорадка, – бормотал Акил, карабкаясь по лестнице в кабину, – но нет ничего необратимого. Не сомневайтесь в моих силах, Тимур-джи, я помогу вашему другу.

Рванув на себя ручку, он распахнул дверь и всунул в салон голову:

– Приветствую вас, господин! Меня зовут Акил. Можно войти? Благодарю вас!

Он залез внутрь, стянул шапку, размотал шарф и кинул все это на руки напряженно взирающего на гостя Куприна. Потом расстегнул куртку и, сняв ее, отдал подоспевшему Борецкому.

– Нужно помыть руки. Где это можно сделать?

Тим указал на рукомойник, судорожно вспоминая, осталась ли там вода. К счастью, ее было достаточно. Акил вытер руки насухо висевшим на крючке полотенцем и посмотрел в сторону спального отсека:

– А вот и мой уважаемый пациент. В сознании, и это прекрасно! Вы понимаете по-английски? Как вас зовут?

– Толя, – хрипло ответил Зиновьев, с трудом выворачивая шею, чтобы лучше видеть пришельца.

– Превосходно, Толя-джи, сейчас я буду вас лечить.

Куприн вопросительно взглянул на Борецкого. У Акила не было при себе ни докторского чемоданчика, ни каких-то инструментов, однако он так широко и лучезарно улыбался, что ему хотелось верить.

Тимур прижал палец к губам. Он надеялся, что Вещий Лис рекомендовать кого попало не станет.

Усевшись на пол перед койкой, где лежал Зиновьев, Акил взял его за руку, положив пухлые пальцы на запястье, словно намеревался считать пульс.

– Доверьтесь мне, Толя-джи. Я не сделаю вам ничего плохого. Больно не будет.

Борецкий тем временем принес изрядно похудевшую аптечку:

– Если вам что-то понадобится…

Акил повернулся к нему. В его глазах клубился странный туман.

Тим прервал себя на полуслове, поймав этот расфокусированный взгляд, от которого его неожиданно пробрало до мурашек.

– Что вы делаете? – непроизвольно воскликнул он.

– Я же сказал, уважаемый Тимур-джи, все вопросы потом, – мягко одернул его индус. – Вот закончу, и поговорим.

Он сидел перед Зиновьевым, казалось, целую вечность. Не шевелясь, не издавая ни звука и даже не моргая. Глаза его, темные от рождения, посветлели, и в них по-прежнему перекатывались волны серебристого тумана.

Куприн (с одеждой в руках, которую так и не выпустил, забыв про нее) устроился на банкетке у входа и молчаливо ждал. Борецкий тоже сел в кухонном уголке, заняв место у стола. В салоне висела тишина, если, конечно, не считать едва слышного гудения компрессора, качающего теплый воздух.

Зиновьев уснул. Его грудь мерно вздымалась. На лбу заблестели капельки пота, и губы из бледно-синих сделались розоватыми. Тим смотрел на него, и вместе с радостью в груди теснилось тревожное ожидание. Сейчас в его присутствии действительно вершилось волшебство, но за него, как он помнил, предстояло платить. Платить собой, своей жизнью и судьбой. Борецкий считал, что готов к этому. Но было немного страшно из-за неясных перспектив.

Наконец Акил пошевелился.

– На сегодня достаточно, – проговорил он, осторожно укладывая руку Зиновьева тому на грудь. – Толя-джи проспит до утра. Когда проснется, напоите его отваром, я принесу вам ингредиенты. А к вечеру, после второго сеанса, можно будет и покормить его чем-то легким. У вас есть свежие овощи? Впрочем, чего я спрашиваю, конечно же нет. Но я что-нибудь придумаю.

– Спасибо! – искренне сказал Борецкий, поднимаясь.

Он видел невероятный результат и верил в него, но кроме выражения благодарности, не торопился никак это комментировать. Опасался спугнуть.

Акил вскочил на ноги, для своей комплекции сделав это весьма резво. Он снова улыбался во весь рот и выглядел обычным простаком.

– Ну вот, теперь, когда стало можно спрашивать, вы, Тимур-джи, забыли про все свои вопросы! – воскликнул он, хитро прищуриваясь.

– Просто я никогда не сталкивался ни с чем подобным, – признался Тимур. Куприн, подтверждая мысль командира, кивнул и тоже встал. – Можно узнать, что именно вы с ним сделали?

– Прочистил каналы, по которым циркулирует божественная прана. Сейчас ваш друг самовосстанавливается. Он молодой и сильный. Ему был нужен толчок, чтобы начать, и я толкнул его. Это если кратко.

– А если с подробностями?

Акил рассмеялся:

– Тогда мне придется вам пересказать «Вайдурья-онбо или Голубой берилл» целиком! Это длинный трактат по пранической медицине, входящий в фундаментальный свод «Чжуд-ши».(*3) Однако разве ваш добрый друг Виталий Лисица использует другие приемы в лечении?

– Виталий Лисица не лекарь, – растерялся Борецкий. Он допускал, что слишком мало знает о генерале, получившем прозвище «Вещий», но никогда не слышал, чтобы Лис наложением рук возвращал к жизни умирающих.

– Лис редко кому раскрывает свои секреты, – согласился Акил. – Мы, Хранители Откровений, вынуждены скрывать нашу суть от непосвященных. Общество не доросло до сокровенных знаний, и чтобы держать мир в равновесии, приходится немножко притворяться.

Тим и Купер переглянулись.

Акил, по-прежнему добродушно щурясь, сказал:

– Вы – другое дело, Тимур-джи. Вы и ваши подчиненные солируете отныне в священном танце жизни, и небесные дакини (*4) несут вас на своих крыльях. Да не смотрите так на меня, в самом деле! – он окончательно развеселился. – Я не съем вас и даже не укушу! Знаю, хитрый Лис очень не хотел кидать мяч на поле Гималайских Стражей, но даже он сознавал, что лучше дать вам мои контакты, чем погубить мир во тьме.

– Но почему он предостерегал меня так настойчиво? – спросил Тим осторожно.

– Он знал, что именно я попрошу у вас взамен, и, видимо, не одобрил. Возможно, сам лелеял тайную надежду взвалить на ваши плечи аналогичный груз. Я очень долго жду кого-нибудь, чтоб передать ему свою судьбу. Я жду преемника.

– Но разве мы можем…

– Сможете, конечно. Как говорят у вас: не боги горшки обжигают. – Акил прислушался: – Прошу меня простить! Кажется, возвращаются мои любимые коллеги. Я покину вас ненадолго, чтобы подготовить почву, а потом познакомлю вас со всей экспедицией.

– Они тоже… хранители? – уточнил Тим.

– Нет, они обыкновенные добрые люди, им нужно объяснить ваше появление. Но не волнуйтесь, все будет замечательно! Я отрекомендую вас зимовщиками с Новолазаревской, они не станут проверять.

С этими словами индус забрал свою одежду у Куприна, быстренько просунул руки в рукава куртки и выскочил наружу.

– Однако… – пробормотал Борецкий, плюхаясь на банкетку. За эту мимолетную беседу он устал так, словно полдня махал кайлом в забое.

– Это кто такой? – тихо спросил Андрей.

– Чародей, и кажется, он настоящий, – выдохнул Тим. – Такой вот у нас нынче расклад, мой друг.

Куприн ответил ему совершенно обалделым взглядом.

(Сноски. * Под ледовым покровом Земли Королевы Мод на сегодняшний день обнаружено около 150 озер, большая часть которых все еще безымянна. Прежде считалось, что чистой (незамерзшей) воды в Антарктиде нет, разве что сезонные ручьи и озера, образующиеся от таяния льда в нагретых солнцем горах (их поверхность летом нагревается до плюс 30 градусов), однако по данным спутниковых радиолокаторов и благодаря непосредственным исследованиям на местности уже открыто множество постоянных подледных озер с плюсовой температурой, где обитают бактерии, водоросли и другая живность, часть которых совершенно уникальна. Площадь четырех таких новооткрытых озер не уступает по размерам озеру Восток – до недавних пор самого большого водоема в Антарктике. По мнению учёных, эти озера ответственны за то, что лед с внутренних районов континента очень быстро попадает в море, поэтому изучение взаимодействия озер и материкового льда считают одним из главных условий для прогнозирования климатических изменений.

*2 Обычно мы привыкли, что ледники спускаются с гор в долины, поскольку наверху температура ниже, чем у земли. Так происходит, например, в Альпах, в Гималаях и др. местах Евразии и Америки. Вершины гор покрыты белыми шапками, а под ними начинаются зоны альпийских лугов. Однако в Антарктиде ситуация по-своему уникальна. В Дригальских горах в результате неспешного оледенения ледники наползали на горы снизу вверх. Они двигались из центральных областей в сторону побережья, и, натолкнувшись на горы, сначала обтекали их, а потом поднимались на них тоже. Поэтому подножия здесь скованны ледяным щитом (куполом), а вершины остаются совершенно голыми – до них лед не дошел.

*3 Трактат «Чжуд-ши » или «Тантра объяснений» – это один из древнейших текстов по основам тибетской медицины. Написан около 5 века н.э, авторство доподлинно неизвестно. В дальнейшем неоднократно дополнялся и ныне насчитывает несколько томов. В России трактат впервые появился благодаря врачу Бадмаеву в конце 19 века. «Голубой берилл» – это так называемая «тайная часть», посвященная бесконтактному воздействию. Некоторые исследователи считают ее выдумкой.

*4 Дакини – женские духи в тибетском буддизме, носительницы тайных учений и вызывающие движение энергии в пространстве. Дакини в буквальном смысле переводится как «Небесные Танцовщицы»

26.3

26.3/6.3

Акил Ядав был разным. Текучим, как вода, способная занимать любой предложенный ей объем. В кругу своих коллег он казался вполне обычным, и относились к нему ребята с «Майнтри» как к простому начальнику экспедиции. Однако перед Борецким и Куприным Акил раскрывался с совершенно иной стороны. Походя, без предисловий и предупреждений он вытворял недоступные человеку вещи и демонстрировал такую же нечеловеческую осведомленность, что повергало присутствующих в невольный трепет.

Тим старался держаться в рамках, приучая себя к новой странице в жизни. Он стоически принял грядущие изменения, считая, что выбора у него не было и сомнения неуместны. Куприн же, столкнувшись со столь демонстративными парадоксами, испытывал огромную растерянность.

Было невозможно отрицать, что Зиновьеву на глазах становилось лучше, что раны перестали кровить и заживали без лекарств и прочих научно доказанных методов. Уже к вечеру лихорадочный румянец покинул впалые щеки, о чем никто из них несколько часов назад не смел и мечтать. Андрей угрюмо помалкивал, не смея идти поперек решений своего командира и сыпать вопросами, но будь его воля, устроил бы индусу форменный допрос.

В силу внутренних убеждений он всю жизнь принимал экстрасенсорику за шарлатанство, делая исключения лишь для интуиции, которую уважал и ценил. Однако сейчас Куприна раздирали противоречивые чувства, хотя, к его чести, радость, что его соратник готов вернуться в строй с того света, все-таки преобладала.

Конечно, будь у них больше пространства для маневров, Тим отправлял бы Куприна прогуляться всякий раз, когда Акил являлся к Зиновьеву, незачем посторонним видеть некоторые вещи. Однако оставлять Андрея в компании ничего не подозревающих индийских ученых тоже не слишком-то улыбалось. Нет, Андрей не проговорился бы об обстоятельствах их визита (хотя вопросы неизменно последовали бы), но своим поведением вполне был способен спровоцировать ненужные сомнения. Если сам Борецкий еще мог сойти за полярника, обладая необходимыми компетенциями, то прямой как палка Куприн в разговоре на научные темы не продержался бы и получаса.

Акил придумал им легенду самую простую и действенную: про двух русских ученых, прибывших на озеро Вдохновения заниматься похожими исследованиями. О существовании раненого никто не догадывался. Зиновьев, к которому вернулась чувствительность ниже пояса, уже мог слегка шевелить ногами, но пока не ходил. Выйти из машины, по словам Акила, он мог лишь на третий день (и это само по себе казалось невероятным). А вот Куприну и Борецкому пришлось отдуваться, всячески поддерживать легенду и сопровождать индийцев на озеро, оказывая им помощь по отбору образцов и бурению кернов.

Против грубой физической работы на морозце Тим не возражал, считая ее посильным вкладом и благодарностью за чудо. Он принимал как данность и то, что Акил не стеснялся присутствия молодых бойцов, считая весь его малочисленный отряд единым организмом. В конце-концов, думал он, «есть многое в природе, друг Горацио», а ребята его не из пугливых, проанализируют все как должно, да и в присутствии индуса, лучащегося доброжелательностью, острые углы сглаживались сами собой.

Но все-таки было кое-что, до чего Акил Куприна с Зиновьевым не допускал и что волновало Борецкого до внутренней дрожи. Это касалось сути хранимых секретов. Избрав по умолчанию в преемники Борецкого, Гималайский Страж немедленно приступил к его обучению.

Вечером того же дня, после совместного ужина и знакомства вновь прибывших с исследователями из «Майнтри», Акил позвал Тимура в свою палатку. Тим пошел без разговоров. Понимал: будет тяжело, предостережения Вещего Лиса так и сидели занозой в его сознании, но без этого – уже никак.

– Садитесь прямо на ковер или на подушку, у меня тут все по-простому, – сказал Акил.

– Благодарю! – Тим опустился на вышитую золотыми узорами подушечку и исподволь огляделся.

Похожая на юрту палатка биолога многое повидала на своем веку. Матерчатый полог ее выцвел на ярком южном солнце, окошки из плексигласа помутнели и приобрели по паре внушительных царапин, однако внутри было светло от двух аккумуляторных ламп и тепло от крепкой чугунной плитки, чья коленчатая труба выводилась сквозь крышу через специальный клапан. Хотя Акил жил тут один, пространство вмещало аж три раскладушки, занятые сейчас какими-то мешками, спокойно оставляя место для складного стола и ящика с продуктами.

– Вижу, что вы воспринимаете сложившуюся ситуацию достойно, хотя и с изрядной долей скепсиса, – начал индус. – Скажите, Тимур-джи, вам прежде совсем не доводилось сталкиваться с отголосками истинных знаний?

– Смотря что вы называете «отголосками», – ответил Тимур. – Виталий Лисица очень кратко, но все же успел ввести меня в курс дела. Таких потрясающих воображения результатов в его исполнении мне, разумеется, видеть своими глазами не доводилось, но о его легендарной чуйке и умении снимать головную боль руками слухи у нас ходят. Я догадываюсь, что вы, Акил-джи, способны на большее, поскольку принадлежите к могущественной организации, которая не на словах, а на деле дает своим членам божественные умения и силы, но большим сюрпризом для меня это не является.

Акил, услышав про «божественные умения», рассмеялся:

– О нет, Тимур-джи, я человек! Такой же человек, как и вы. Во мне нет ничего, чего бы не было у вас изначально. Просто я смотрю на вещи таким образом, чтоб видеть их глубину, а не одну лишь голую поверхность, как поступают люди непосвященные. Вот эта небольшая разница и лежит в основе наших с вами различий. Только она! И ее можно преодолеть, если человек готов к этому.

– Я готов, – сказал Тимур.

– То есть готовы заплатить мне за помощь, вручив себя без остатка?

– Если потребуется.

Акил убрал улыбку, став серьезным и отчасти даже грустным:

– Так не пойдет, Тимур-джи. Мне не нужна ваша жертвенность.

– Тогда что вам нужно?

– Это не моя блажь и вовсе не плата за услуги. Я лечил вашего бойца бесплатно, от души. И также бесплатно готов вам помогать и впредь. Сейчас настало время, когда выбор по-настоящему за вами, но не из необходимости, а по совести. Я могу сказать вам, что без капитальной чистки сознания и новых знаний вы не выживете, и это будет почти правдой. Я буду опечален вашим провалом, но не имею права настаивать, чтобы вы выбрали мою радость, а не мою печаль. Я имею возможность помочь вам измениться, а могу не мешать оставаться собой, если именно таков будет ваш истинный выбор. Вариантов для дальнейших действий много, поэтому подумайте хорошенько, Тимур-джи.

– Простите, я не совсем вас понимаю.

– Вы попали в ситуацию, когда ваш личный проигрыш или ваша личная победа является залогом грядущих изменений во всем – не побоюсь это подчеркнуть, – во всем мироустройстве. Возможно, вы пока не осознали этого, но это вижу я, и потому хочу предупредить. Догадываетесь ли вы, что пришли сюда не потому, что ваш солдат стоял одной ногой в могиле?

– За чем же еще я пришел, по-вашему?

– Вы пришли, потому что хотите выполнить порученную вам миссию. У вас есть шанс это сделать, но вам сначала требуется понять, что помешает вам и что поможет.

– Я готов сделать все, что вы от меня ожидаете, – подтвердил Тимур, хмуря брови. – К чему эти реверансы? Я пришел к вам, сижу здесь и, хотя у меня полно вопросов, готов присягнуть, что принимаю на себя все это добровольно.

– Вопросы – это хорошо, – кивнул Акил. – Я постараюсь на них ответить, а также сжато сообщить вам все, что поможет выбрать путь. Однако первое, о чем бы я просил вас, раз уж вы стремитесь исполнить долг так, как его понимаете, это поверить мне. Отбросьте настороженность! Я не желаю вам зла. Я никому его не желаю.

– Я верю вам.

Акил вздохнул. Он сидел, по-восточному подогнув под себя ноги, и смотрел не на собеседника, а на узор ковра, которым был устлан пол палатки.

– Я очень стар, Тимур-джи, и давно заслужил покой. Но даже я, старик, проживший более сотни лет – да-да, не смотрите на мою внешнюю молодость, я просто хорошо сохранился!..

Тим скупо улыбнулся.

– …Так вот, даже такой старик как я готов вступиться за Равновесие, нарушенное в нашем мире. То, что происходит сегодня, беспрецедентно. Я вижу, к чему приведет дисбаланс, но у меня нет ваших возможностей остановить катастрофу, поэтому я тоже, как и вы, сижу здесь и говорю. Мы нуждаемся друг в друге, и я завишу от вас не меньше, чем вы от меня.

Тим снова улыбнулся, но теперь скептически. Акил это заметил.

– Да, кое в чем важном вы превосходите меня, – среагировал он, – и кое-что получится у вас легче и проще, чем у меня. В неустойчивую эпоху перемен, конечно, все мы влияем на будущее, которое и прежде зависело от маленьких поступков, а ныне и подавно зависит, но вы, Тимур-джи, оказались в эпицентре, и именно ваши решения станут ключевыми. Сейчас я сижу и думаю, что ждал преемника, но, возможно, обрел коллегу. Нам суждено сразу действовать на равных.

– На равных? – усомнился Борецкий.

– Вам предстоит совершить два главных дела, два подвига. Вы можете и, на мой взгляд, должны разрушить «Прозерпину» изнутри, чтобы не дать иллюминатам, помешавшимся на оккультизме, забрать себе всю власть на планете. И еще вы вот-вот окажетесь на самых рубежах обороны, стараясь не пропустить к нам из Разлома великое зло. Зло имеет отношение к «Прозерпине» и даже вызвано этой организацией намеренно, но все-таки оно коварно само по себе. Вступить с ним в схватку не менее важно, чем укоротить иллюминатов.

– Оба дела достойные, и я согласен поспособствовать. Но как я смогу?

– У нас в Индии говорят: будущее не зависит от линий ладонях, потому что даже у безруких есть будущее. Пространство пронизано праной, она сделает большую часть работы. Вам нужно будет лишь направить ее в узловую точку. Вы знаете, что такое прана?

– Примерно представляю.

– Прана – это сила, которая движет материей, – тем не менее пояснил Акил. – Любой материей, Тимур-джи, не только той, что видят ваши глаза и способны ощупать руки. Прана объединяет микрокосмос человека с макрокосмосом Мультивселенной – великой и бесконечной Сурья Мандала. (* «круг солнца», мир, санскр) Она и гравитация, и электричество, и нервные импульсы в клетках, и сила мысли. В человеческом теле есть система циркуляции праны, подобная системе кровообращения или дыхания. Её называют пранамайякоша, но термины не важны, важна суть, которую вы должны представлять себе без затруднений. Прану можно визуализировать и управлять ею, представить, как энергия в виде ветра движется по каналам-нади внутри человеческого тела и вне его. В этом нет ничего колдовского, только – знания, только наука.

– Наука тайная, однако. И чтобы ее постигнуть, нужно время.

– К моему сожалению, времени у нас нет, и мне ради спасения Равновесия придется нарушить одно из основных правил Хранителей. Я открою ваши пранические каналы не постепенно, а сразу, и вложу в вас свои знания также сразу и целиком. Надеюсь, вы выдержите это и не сойдете с ума.

Тим невольно сглотнул. Звучало это почти угрожающе.

– Сделаю все от меня зависящее, – произнес он. – Знания важны, я понимаю это. И понимаю, что действовать следует быстро.

– Да, знания важны, – эхом отозвался Гималайский Страж, и его взгляд заволокся знакомым серебристым туманом. – Спасибо, что понимаете.

Тимур поежился, но не стал отводить глаза и усилием воли подавил в себе зарождающийся страх. Инстинктивно он чувствовал, что это началось. Его обучение или посвящение – неважно, как назвать, – началось, и в висках от внутреннего напряжения, а может, и от внешнего воздействия заломило.

Это следовало перетерпеть. Тим был полон решимости вынести любые испытания. Он сжал кулаки и выпрямился, дыша ровно и глубоко

– Посмотрите, что происходит, когда артефакты, созданные на основе течения праны, попадают в руки западных дельцов, – говорил Акил, и глаза его светились ярчайшим белым светом, отчего становилось жутко. – Вы не дадите мне солгать: Зеркальная Сеть, Дарпана Гуна, прямо в эти минуты подвергается насильственному переустройству на базах «Прозерпины». Наглецы, извращающие суть древнего знания, вмешиваются в то, чего не понимают. Однажды уже случилась большая неприятность: устройство древних Авадхья Джьоти, который вы называете на оккультный манер «Черным солнцем», сбился с тончайшей настройки. Он начал перемешивать зеркальные миры между собой. Это было поправимо, поскольку Авадхья Джьоти (*неуязвимый свет, санскр) перемешивал миры внутри небольшого пузыря, куда в годы основного напряжения даже нельзя было проникнуть. Но тут кое-кто, одержимый властью, усугубил происходящее в угоду своим презренным желаниям. Вместо того, чтобы устранить неприятный сбой, «Прозерпина» намеренно обучила молодую женщину-физика и послала ее за артефактом. К счастью, у женщины хватило ума не везти Авадхья Джьоти в Европу. Но ей не хватило мужества уничтожить его. «Прозерпина» продолжила начатое, пытаясь всеми способами добраться до вожделенного «Черного солнца». Ради этого один из ее руководителей распорядился еще больше смешать зеркальные миры. Он пожелал расширить хаос, в своем преступном самомнении считая, что хаосом можно управлять. Он думал, что можно взять кусочек одного мира и соединить его с кусочком другого, и это будет жизнеспособно. Но самое страшное, этот глупый человек нашел очень умных и сильных союзников.

– Кого? – быстро спросил Тим.

– Потомков асуров, создавших Авадхья Джьоти. Презренных ренегатов.

Туманное серебро, изливающееся из глаз Акила, постепенно покинуло свой источник и окружило Борецкого плотным коконом. Тим стал яйцом. Стал содержимым яйца – птенцом, стремящимся вылупиться. Он вскинул руки, подчиняясь инстинкту, ударил в серебристую оболочку, и по ней побежали трещинки. Они бежали, сливались, извивались, и в их рисунке Тим с удивлением опознал понятную его разуму картину. Он видел то, о чем говорил Акил. Видел и понимал то, что видит.

– У ренегатов есть шанс достигнуть цели? – будто со стороны услышал он собственный голос и поразился, что остается способным поддерживать разговор, когда вокруг него происходит такое.

– В теории есть, – ответил ему Гималайский Страж. – Наверное, истинный Будда смог бы управлять хаосом, если б захотел. Но Будда не хочет. Истинно Просветленный Мудрец знает, что Зеркальная сеть должна оставаться неизменной и неповреждённой, а хаос – упорядочиваться под влиянием праны и уравновешивать ее. Просветленный мудрец стал бы распутывать спутанный клубок, чинить его, а не рвать составляющие его нити на части. Но западный человек слишком сильно полагается на свою западную науку, которая все еще ребенок по сравнению с мудростью древних. Ребенку свойственно хулиганить, все пробовать на зуб, ломать и думать, что он бессмертный. Ему нельзя давать в руки спички.

– Скажите, вы, Хранители, можете эти спички у ребенка отобрать? – спросил Тим, охваченный желанием вновь ударить в серебристые стенки «яйца». Он знал, что сидит неподвижно, но в то же время чувствовал, как руки его, напрягаясь, проламывают стенки кокона, за которым ему открывается новый дивный мир. Двойственность его зрения мешала ему и восхищала одновременно. Тим испытывал головокружение.

– Можем, – подтвердил индус, – и отберем с вашей помощью. Но при этом ребенок должен получить урок. Просто запретить – не сработает. Запугивание, ущемление в правах, убеждение – все это давно перестало работать. Неразумные наглецы уже видели огонь, и он привел их в экстаз. Они будут поджигать лес снова и снова, пока не раздуют мировой пожар и не спалят вокруг себя все дотла. Вот почему урок должен быть суровым и навсегда отбить у них охоту.