Текст книги "Вернуться в Антарктиду (СИ)"

Автор книги: Нат Жарова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 110 страниц)

– Я не знаю. Однако эта глыба только выглядит непрезентабельно. С учетом того, что сделали ее с применением нанотехнологий, каменный артефакт превращается в загадочный шедевр инженерной мысли.

– То есть это не просто выбитый на камне рисунок, а сложное произведение искусства?

– Именно так. Плита трехслойная и собрана искусственно, – пояснил Вик. – Нижний слой – это полностью очищенный от кварца доломит, который в природе не встречается, в его естественном составе всегда присутствует песок, потому что это осадочная порода. Чтобы ее очистить, нужен специальный завод. Мы, кстати, такой никогда не строили, незачем было, хотя науке известно, что чистая доломитовая порода демонстрирует особые жаропрочные свойства, полезные в некоторых случаях. Второй слой – это диопсидовое стекло толщиной в два сантиметра. На него и нанесен рисунок. А самый верхний слой в 1 миллиметр – это прозрачный фарфор, он защищает карту от внешних воздействий. После того, как слои соединили, плиту подвергли термической обработке, чтобы все спаять намертво.

– Надо же, – прошептала Мила. – И кто же были эти неведомые люди, жившие на Земле пять миллионов лет назад?

– Мы совершенно ничего не знаем о них, – признал Вик.

– Я читала сказание об Агарте. Фашисты верили в ее существование и искали вход в нее, ради чего организовывали экспедиции в Тибет и в Антарктиду. О, Антарктида! – проговорила она растерянно. – Неужели немцы знали о существовании антарктической цивилизации, способной создавать подобные артефакты? И это не выдумки в стиле конспирологической теории.

– Если нацисты искали конкретную дверь в подземном туннеле, ведущую в божественное царство Агарти, то они сильно заблуждались. Сохранились древние тибетские рукописи, где говорится, что под землей нет ни Шамбалы, ни прочих чудес, а есть некая межпространственная сеть «Дарпана Гуна», что можно перевести как «зеркальный энергетический лабиринт». Он соединяет параллельные миры, и связь с ними поддерживают через особые «зеркала».

– Загоскин что-то говорил про «зеркальные лабиринты».

– Я знаю. Но к сожалению, он не пожелал мне ничего разъяснять. Тебе он рассказывал подробности?

– Нет. Но если вы найдете такое высокотехнологичное нанозеркало, его ни в коем случае нельзя отдавать плохим людям! – воскликнула она и беспокойно оглянулась на немногочисленных посетителей музея. Добавила шепотом: – Как и нож!

– Конечно, плохим нельзя, – согласился Соловьев. – Но помочь хорошим людям с их помощью можно и нужно. Для того они и создавались, не так ли?

Побродив еще немного по залам, они вернулись в пансионат. Вик, как и накануне, расстался с Милой у ворот, поблагодарив за чудесно проведенный день.

– Завтра у меня суточное дежурство, но мы с тобой обязательно найдем время, чтобы поговорить, мне необходимо сказать тебе кое-что важное, – сообщил он. – Это касается тебя и твоего будущего. Пожалуйста, до этого разговора не предпринимай ничего опрометчивого. Вообще ничего не предпринимай.

– Но зачем откладывать, если это так важно? – спросила Мила, заинтригованная вступлением.

– Мне надо собрать доказательства и предъявить их тебе. Без них все это будет пустым звуком. Дождись меня, – Вик взял ее за руку, ощущая, как дрогнули от его неожиданного прикосновения тонкие пальцы. – И не выходи за ворота.

Лицо девушки стало серьезным:

– Хорошо, – пообещала она. – Я тебя обязательно дождусь.

Вик улыбнулся ей на прощание, уверенный, что так все и будет. Мила производила впечатление ответственного человека, способного держать слово.

Сноска.

На самом деле была найдена только одна плита, получившая название «Чандарская иконокарта», ныне она хранится в МГУ. Однако из документов 18-19 веков известно, что подобных плит было двести штук, и они все представляли собой фрагменты одной огромной карты. В 1924 году загадочные камни даже попали в «Список памятников природы, культуры и истории в БАССР».В 1999 году профессор Башкирского государственного университета Александр Чувыров, роясь в архивах, случайно наткнулся на заметки генерал-губернатора Уфы, датированные концом 18 века. В них говорилось о сотнях белых каменных плит со странными значками, обнаруженными у деревни Чандар в Башкирии. Эти плиты осматривали русские ученые, исследовавшие Южный Урал, одним из которых был Алексей Шмидт, основоположник археологии Приуралья, но с течением времени сведения о находке затерялись. Чувырлов потратил на поиски пропавших артефактов несколько лет. У исследователей карты имеется заключение Генштаба от 1 декабря 2007 года за подписью начальника управления генерал-лейтенанта Валерия Филатова, сверявшего древний рисунок с военными спутниковыми снимками, где сказано, что «на поверхности плиты изображен рельеф, в целом соответствующий юго-западным отрогам Башкирского взгорья с некоторым смещением русел водных артерий указанного района». То есть линии на единственном сохранившемся фрагменте (камень нашли в основании деревенского крыльца) не везде совпадают с современными топографическими подробностями, но у этого есть объяснения. Например, от Уфимского каньона (разлом земной коры, который на плите выглядит как большая глубокая трещина, протянувшаяся от места, где сегодня находится Уфа, и до Стерлитамака) в наши дни остался лишь невнятный след, поскольку 5 миллионов лет назад разлом смяли тектонические плиты, навалившиеся с востока. Значит, карте (или прототипу карты, с которого ее наносили на плиту) никак не может быть меньше даты этого грандиозного катаклизма, поскольку каньон на ней изображен во всей красе

6.5

6.5

Отрывок из книги Ивана Загоскина «Встреча с вечностью на двенадцати холмах Имерины»

«Со своей женой я познакомился во время работы на острове Ява. Я был там в составе экспедиции натуралистов и ботаников, входил в руководящую группу в качестве переводчика.

Дивный растительный мир Зондского архипелага, как никакое другое место, манил исследователей, но я, вдосталь наслушавшись панегириков тропической растительности Индонезии, скоро притомился и принялся, грубо выражаясь, посматривать на сторону.

Недалеко от нашего лагеря был разбит лагерь археологов. Власти, видать, решили собрать всех этих беспокойных ученых в одном месте, чтобы проще было за ними приглядывать. Когда я, выполнив необходимое по работе с бумагами (отправлять отчеты в местный департамент, выдавший нам разрешение, было моей ежедневной обязанностью) выходил прогуляться, то ноги невольно несли меня к соседям. История влекла меня куда больше ботаники.

Полевой порядок археологов был мне знаком по прежним экспедициям, поэтому очень быстро я стал среди них своим. То, что археологическая группа состояла целиком из местных, меня не смущало, языком я владел неплохо. Индонезийцы хоть и не испытывали пиетета перед иностранцами, бегло болтающими на их родном наречии, европейцев уважали. И особенно, как мне казалось, уважали советских людей. Они охотно показывали мне раскопы и находки, объясняя их значение для всего мира.

Поглядеть там было на что. Археологи расчищали развалины храма, который внезапно обнаружился посреди джунглей, и замечательных находок у них было много.

Меня поразили условия, в которых жили эти люди. Это не был какой-то палаточный лагерь, отнюдь. Поскольку они трудились там уже третий сезон, то успели все хорошо организовать, проложили сквозь заросли дорогу, наладили поставки необходимого и жили как в санатории. У них было полно диковинного оборудования, которое я никогда не видел и не предполагал, что подобное уже изобрели. Я поражался их сканерам и электронным приборам ничуть не меньше, чем древним статуям в отличном состоянии и предметам культа. Это смешило яванцев. Белый образованный человек, выглядевший наивным дикарем, казался им забавным недоразумением.

Главным центром притяжения, вокруг которого все крутилось, конечно, являлся тот самый храм. Встроенный в недра горы, он довлел над лагерем, заполняя собой все пространство – физическое и ментальное. Как и мои ботаники-натуралисты, археологи в часы отдыха разговаривали только о предмете своих исследований, но эта тема представлялась мне привлекательнее тычинок и пестиков. Руководитель яванской группы, доктор Кайна Трейбу весьма ко мне благоволила и часто лично водила в храм на экскурсии.

Кайна была очень красива, на что я, по молодости, не мог не обратить внимание. Ее ум был остер, манеры приятны, голос глубок и нежен, и я был покорен буквально с первого взгляда. Постепенно я обнаружил, что провожу в ее обществе гораздо больше времени, чем уделяю его своим рабочим обязанностям, но ничего не мог, да и не желал с этим поделать.

Кайна (про себя уже тогда я стал звать ее Катей, Катенькой, Катюшей) тоже испытывала ко мне симпатию. Мы замечательно проводили время в дискуссиях и прогулках.

О том, что у подножия горы Паданг находятся руины какого-то древнего сооружения, похожего на пирамидальный храм, наполовину вырубленный из скалы, специалистам рассказали местные крестьяне. Приехавшие на место историки первоначально оценили постройку как незначительную, но в процессе работ обнаружилось, что древний храм по площади куда крупней, чем его наружная часть. Подземные залы и галереи уходили на сотни и сотни метров вглубь. (*)

Подходы к храму заросли мангровыми деревьями. Эти деревья славятся тем, что пускают множество воздушных корней, из-за чего кажется, что стволы стоят на подпорках. Они изгибаются змееобразно и разбегаются во все стороны, опутывая и легко разрушая любой камень. Щупальца-корни предохраняют дерево от падения при сильном ветре (а ветра на Яве случаются знатные), но здорово мешают людям, если заполоняют собой все подходы к домам. Когда расчистка внешнего периметра храма завершилась, перед учеными открылось грандиозное зрелище его внутреннего убранства. В тот год, когда я посетил раскопки, те занимали площадь уже в 15 гектаров.

Когда Кайна впервые провела меня внутрь горы, то я замер в восхищении. Но поразился я не только красоте и искусности древних мастеров, сумевших добиться от грубого камня выдающегося совершенства и невесомости кружева. Я был поражен еще и тому, что вид Яванского храма оказался мне знаком. Точно так же выглядел и храм в Анкаратре, где мне суждено было однажды побывать во время церемонии с Солнечным ножом-пурбой.

Свет проникал в залу из естественных (или все же искусственных?) отверстий в своде, стены были испещрены похожими письменами, а в центре, как и в том, предыдущем случае, возвышался ступенчатый трон.

Здесь ступени были разрушены вездесущей и бурной растительностью, а трон или постамент наверху отсутствовал, но общие очертания были вполне узнаваемы. В Индонезии и на Мадагаскаре когда-то во тьме веков существовала неизвестная цивилизация с единым укладом и культурными традициями. Религия у них уж точно была одна и та же.

Как переводчика, меня, конечно же, заинтересовали надписи, выбитые на стенах. Время не пощадило их, разобрать что-либо было практически невозможно, но мне представлялось, что они должны быть похожи на те, что были высечены на Мадагаскаре. И на те, что украшали рукоятку Солнечного ножа. Я искал и находил идентичные закорючки, да и орнаменты, украшавшие колонны и стены во многом повторяли то, что я с жадностью исследователя рассматривал в Анкаратре.

На Яве у меня было куда больше времени и возможности все зарисовать и даже обсудить это с другими специалистами.

Я с пользой проводил свободное время, разделяя его между профессиональными интересами и намечающимся любовным романом. Не знаю, что сильнее заставляло вскипать мою кровь: близость красивой женщины или близость к разгадке тайны. Я был уверен, что стою на пороге важного открытия. Происхождение Солнечного ножа волновало меня давно, хотелось проследить его путь из северной Индии до Мадагаскара. «Неужели и впрямь существовала Лемурия, объединившая Индию, Индонезию и разрозненные острова в Индийском океане?» – думал я, предвкушая долгожданные ответы.

Мне захотелось обсудить с Кайной мои прежние открытия и показать ей шкатулку с Дри атонгом, которую всюду возил с собой, но я ждал подходящего случая. Он вскоре представился.

– Мы откопали необычный предмет, – сообщила мне Кайна. – Это гладкий каменный диск диаметром 15 сантиметров. На его поверхности угадываются символы, а в центре закреплен крупный корунд черного цвета. Назначение диска непонятно. Возможно, он часть какой-нибудь колонны или статуи. Он и сам по себе интересен, однако в нем таится еще и необъяснимая странность.

Оказалось, что находку сделали геофизики, просвечивавшие недра горы в поисках скрытых пустот. Искали запечатанные комнаты, а нашли нечто испускающее энергию. Поток излучения не был интенсивен, всего несколько килоэлектронвольт, но сам факт был необычен. Два года до штуковины не могли добраться, и вот свершилось. Когда достали диск, то вопросов прибавилось. Его правильная форма исключала версию, что он был создан природой, а надписи, вырезанные на лицевой поверхности, не поддавались немедленной расшифровке.

– Скорей всего, это культовый предмет, но для чего именно он предназначался? Какой у него возраст? За счет чего он излучает энергию? Последнее точно не связано ни с радиоактивностью, ни с химическими реакциями. Диск даже не полый, он однороден, если не считать вставку из драгоценного камня. Внутри него ничего нет, но при этом он слегка светится в радиодиапазоне.

Я захотел взглянуть на находку, но день подходил к концу, и мы условились, что сделаем это завтра.

Утром наитие заставило меня извлечь из шкатулки мою пурбу. До того она спокойно хранилась в моих вещах, а тут словно бы сама попросилась в руки. Я собирался показать артефакт Кайне, рассказав о том, где его обрел. Мне казалось, что под сводами яванского храма пурбу смотрелась бы уместно. Символы на рукоятке перекликались с надписью на диске, в котором я угадывал «Белое солнце».

Этот мой поступок оказался пророческим и спас нам жизни, хотя в трагедии был виноват только я один. Моя вопиющая самоуверенность.

– Кажется, я видел нишу в центральном зале, где мог бы крепиться этот диск, – заявил я Кайне, желая проверить догадку. – Ты можешь проводить меня внутрь и захватить с собой диск?

Мы вступили под каменные своды. Был обеденный перерыв, поэтому народу внутри было совсем мало, а в центральном помещении так и вовсе пусто, что хоть немного уменьшает степень моей вины. Потому как если бы погибли люди, я бы, наверное, не смог с этим жить. А защитить абсолютно всех с помощью пурбы… не знаю, сумел бы я это, не ведая толком как и что делать. Мне просто в очередной раз повезло.

Я понятия не имею, на что надеялся, ведь первый мой опыт на Мадагаскаре был не самым веселым. Наверное, я хотел покрасоваться перед Кайной, продемонстрировать, как выражается молодежь, свою крутизну. Мне исполнилось тридцать лет, но я все еще был полным дураком.

Едва мы вставили диск с сапфиром в предназначенную ему нишу, свет в зале начал меркнуть. Кайна нахмурилась:

– Какое странное явление… тебе тоже кажется, что стало темнее?

Я подтвердил. Я был горд, что мне удалось впечатлить красавицу-ученого. Я был уверен, что без заклинаний, которые бормотал мадагаскарский жрец и которых я, понятно, не знал, ничего такого не случится.

Как же я ошибался! Заклинания – вздорная чушь, не они включали действо.

Свет все мерк и мерк, повеяло холодом. Слух наш различил нарастающий гул. Я насторожился, все еще не понимая, что сумел неведомым образом открыть портал в иной мир. В мир, где в эти самые секунды бушевал мощнейший шторм.

Ураган я впустил к нам собственными руками. Боже мой, трудно описать словами, то творилось в храме после открытия портала! Ветер ворвался в зал, круша все на своем пути. Ломались колонны, поддерживавшие свод, по воздуху летали камни, дрожал пол, и трещины ползли по стенам. Нас с Катенькой едва не погребло под тоннами породы.

Я успел выхватить Солнечный нож прежде, чем нас окончательно завалило. Полный ужаса и осознания непоправимого, я бил им и резал воздух перед собой, выкрикивая нечто бессвязное. Я страстно желал уцелеть в этом аду и спасти Кайну. Я прикрывал ее собой, чувствуя ответственность за содеянное.

К счастью, портал закрылся, и древний храм устоял, получив новые непоправимые повреждения. К вечеру нас откопали и обработали ушибы и царапины. Мы с Кайной отделались малой кровью, а я получил урок, заплатив за него положенную цену. Дри атонг покинул меня в тот же день, и это было расплатой. Я потерял его на руинах. Шкатулка моя опустела.

Не нашли, впрочем, и диска, хотя его-то искали с оборудованием, а не только вручную разбирая завалы. Я утешался тем, что твердил: Белое солнце обрело свою пару – Белый луч, и случилось это в сердце «Горы Света». Возможно, в этом и заключалась моя миссия?

Чем утешалась Кайна, я не знаю. Потеряв артефакт, она держалась молодцом, ни словом меня не упрекнув.

– Диск с корундом был настолько непонятен и не вписывался в наши представления, что его утрата – благо, – заявила она, хотя было очевидно, насколько ей жаль необычной находки.

Дальнейшее можно описать в нескольких словах.

Разор храма списали на землетрясение, которые не редкость в Индонезии. Кайна Трейбу вышла за меня замуж и уехала в Советский Союз. Через пять лет она родила сына Буди (по документам он Михаил).

Однако мне было грустно и горько, потому что не до конца проясненные обстоятельства смущали мой ум. Получилось, будто тайна поманила меня и бросила, тогда как жажда познания продолжала точить меня изнутри. Мне хотелось непременно разыскать полную информацию о Солнечном трио и его назначении. Как знать, если бы я отступился, если бы оставил поиски, то не повернулась бы наша жизнь иначе?

Однако не ведая, какой финал нас ждёт в конце, я настойчиво выбивал командировки в Индию, в Непал, на Тибет. Попутно я посещал монастырские библиотеки, где читал старинные тексты, пока перед глазами не начинали танцевать темные «мушки». Я искал упоминания о кинжале, чаше и зеркале. Я собирал по крупицам сведения о Зеркальном лабиринте древних, хотя не имел на это ни малейшего права.

Сегодня я спрашиваю себя: зачем? Зачем я не угомонился и продолжал в секрете ото всех, а главное от жены, искать ответы, без которых мог бы спокойно жить?

Тот год – самый черный год моей жизни – был с самых первых дней отмечен космической катастрофой. Все только и говорили о падении осколков астероида. Они упали в Южном полушарии, но эхо трагедий, кажется, докатилось до каждой страны. Не обошли они и мою семью.

Быть может, желая избежать худшего, кто-то открыл дверь в неведомое? Всякий раз, когда вспыхивают Белое и Черное солнце и два мира переплетаются, это не проходит бесследно. Кто-то выигрывает, а кто-то теряет. Цена любой победы очень высока – так говорил мне жрец, хотя в тот день я не воспринял и половины из того, что он стремился мне передать.

Я был плохим учеником. Я был недостойным хранителем тайны. Я был слаб и на собственной шкуре познал принцип ответственности за то, что натворил. Бумеранг настиг меня на излете, но от этого удар не стал менее болезненным.

Не знаю, что в точности случилось в Антарктиде четыре года назад, потому не стану фантазировать. Бог им судья! Для меня очевидно лишь одно: если бы Черное солнце не покинуло свою темницу, мы с Катенькой не только бы состарились вместе, но и умерли в один день.

Но что было, то свершилось.

После смерти жены, я обозлился. Я усомнился в чуде Зеркального лабиринта, которое поманило, подарив непрочное ощущение избранности, а потом жестоко обмануло, и я возненавидел его. Я проклял тех, кто все знал – и ничего не исправил. Я проклял тех, кого не смог остановить. И вместе с тем я проклял самого себя. Ведь я тоже все знал и тоже ничего не сделал. Или сделал совсем не то.

Мой финал уже близок, я чувствую это. Каждое утро, открывая глаза, я жду, что за мной придут. Злые духи явятся из своей преисподней, скрывая свои лица, чтобы отнять у меня последнее, что осталось – мою память. Но я не хочу сдаваться им без боя…

Сноска.

Дополнение. Мегалитический объект Гунунг Паданг, расположенный на о.Ява в Индонезии, возможно, самый древний в мире. Название переводится как «Гора света» или «Гора Дневного Солнца». Согласно легенде, храм внутри горы был построен королем Силаванги в течение одной ночи. Комплекс построен с учетом астрологических факторов и состоит из пяти террас и массивных странных колонн вулканической породы. В 2011 году проводились геологические исследования, которые определили возраст верхнего участка примерно в 6500 лет, а самого нижнего в 25 тысяч лет. Мегалитический комплекс содержит несколько культурных слоев и охватывает как минимум четыре эпохи. Обустройство террас Гунунг Паданг аналогично Мачу-Пикчу в Перу. Исследования показали, что древние рабочие использовали сложные строительные навыки. Считается, что этот храм – работа давно утраченной и не известной историкам цивилизации

Глава 7. Мила. 7.1

Глава 7. Похищение

Людмила Москалева

7.1

То, что Соловьев вдруг начал оказывать знаки внимания Миле Москалевой, заметили все. Это не добавило девушке популярности, но, как ни странно, и откровенной враждебности к ней никто из сотрудниц пансионата не выказал. Разве что ей пришлось вытерпеть волну ядовитых шуточек.

– Ты, конечно, не нам чета, штучка московская, – услышала она в свой адрес от Алины, едва впорхнула в холл после прогулки с Соловьевым, – но губу-то не раскатывай! В загс он тебя точно не позовет.

– Вику и одной жены за глаза хватило, – поддержала Алину Лариса, встречающая Милу у служебного гардероба. – Если у тебя к нему чувства, то настраивайся максимум на неофициальный роман. На месяц-другой. Большего не обломится.

Мила слегка обалдела от советов и замерла, не зная, что ответить.

– Да, ладно вам, девки, – встряла Галочка, спускавшаяся по лестнице и заставшая мизансцену во всей красе, – завидуйте молча.

– Да было бы чему завидовать! – тотчас вспыхнула Алина. – Еще не известно, дойдет ли у них до финала или просто за ручки подержатся и разбегутся. Милка же горазда царицу из себя строить. Будет динамить мужика, так он быстро слиняет.

– Соловей – мужик серьезный, – сказала Галя, – ему простой перепих не нужен. Ему нужно еще и чтоб поговорить было о чем, и тыл надежный, а не так – сегодня с этой, завтра с той. Не бабник он, неужели не видите? Да и Милка не шалава.

– Так, хватит меня обсуждать! – неожиданно для самой себя гаркнула Мила, заливаясь краской. Окрик вышел знатный, а Лариса, стоявшая близко, аж присела. – И его хватит, надоели! Это наше с ним личное дело, и не лезьте к нам, понятно?

– Ух, уже и голосок прорезался! – фыркнула Алина. – Во как тебя проняло! Всю скромность языком слизнуло.

– Ты на нас не ори, – сказала Лариса, – мы ж дело говорим, чтоб ты слезы потом не лила.

Галя спустилась наконец со ступенек и, полуобняв дрожащую от негодования подругу, увела ее в коридор, в конце которого находилась Милкина каморка.

– Береги нервы, не обращай на этих дур внимания, – шепнула она. – Они только трепаться горазды, а так безобидные. Да и Соловей – не тот приз, в борьбе за который они готовы со свету сжить.

– Думаешь? – спросила Мила.

– Да точняк тебе говорю! Они прекрасно понимают, что Соловей в их сторону и не взглянет никогда. А вот ты – другое дело, свояк свояка издали замечает.

Миле было приятно, что товарка считала ее подходящей для Соловьева парой, но сама не разделяла этого мнения. Про свою внешность она все прекрасно понимала, не было в ней ничего, способного мгновенно околдовывать. Рост – средний, телосложение худосочное (а ведь мужчины не собаки, на кости не бросаются). Лицо – тоже ничего особенного. Мила привыкла брать ухоженностью, правильным неброским макияжем, хорошей одеждой по фигуре, скрывающей недостатки, и стильной прической. Все этого – и одежды, и макияжа – она была сейчас лишена, парикмахерскую не посещала три месяца и отросшие волосы закалывала в безобразный пучок. Совсем недавно это ее устраивало, ей нужно было не выделяться, но в данной ситуации затрапезный вид и отсутствие приличного гардероба играли против нее. Что же до несомненных достоинств…  Чтобы эти достоинства продемонстрировать, нужно свободное время и обоюдное желание общаться в самых различных обстоятельствах. А Вик вряд ли захочет продолжать знакомство, когда нападет на след пропавших артефактов.

Сегодня Мила задала ему прямой вопрос про жену, надеясь услышать в ответ, что никакой жены не было, что все это выдумка, придуманный образ, но Вик ничего не отрицал! Более того, сказал, что нельзя заставлять любить насильно. Он, дескать, отошел в сторону, чтобы не мешать – и получил свою награду, дождался новой встречи и новой любви.

Миле было горько, и чтобы скрыть свою боль, она начала рассказывать о муже. Пусть уж Вик думает, что она грустит о прошлом, чем о невозможном будущем. Слава богу, хватило ума не выкладывать совсем уж омерзительных подробностей. Мила была уверена, что Вик, узнав о вещах, что она позволяла творить над собой, будет ее презирать. Или жалеть – и не известно, что хуже.

Надо было выкинуть Соловьева из головы, не думать о нем, оставить между ними сугубо деловые отношения, но Мила, кажется, уже не могла. Соловьев был как огонь – манил и обжигал, пугал своей мощью и согревал. Ей было хорошо с ним и в то же время плохо, потому что она подозревала, что ничего у них не выйдет. Правы девчонки: Соловей разобьет ей сердце, потому что с его харизмой найти подходящую и при этом красивую подругу, не отягощенную браком с упрямым садистом, не проблема.

Распрощавшись с Галей на пороге, Мила начала снимать плащ – и застыла, вспомнив, что так и не купила телефон и симку. А не купила она их потому, что забыла паспорт. Он оставался все это время у директрисы.

Телефон был для нее сейчас самой насущной вещью. Мила взглянула на часы: пять минут восьмого. Безруцкая уходит в семь, и если повезет, если она не закончила рабочий день раньше положенного, то Мила еще успеет добежать до салона. Салон связи в супермаркете закрывался в 21.00.

Девушка подхватила сумочку и пулей вылетела из спальни. Даже дверь не заперла. Она никак не могла сообразить, стояла ли на площадке машина директрисы.

Вылетев в холл, Мила увидела, как за Безруцкой закрылась входная дверь. Она узнала ее модное оливковое пальто и сумку от Гуччи (наверняка фальшивую) и припустила следом.

– Дарья Ивановна! Дарья Ивановна! Подождите!

Безруцкая направлялась к парковке, но оглянулась, с неудовольствием поджидая Москалеву:

– Что случилось?

– Пожалуйста!... Мой паспорт… он у вас, а мне он нужен…

Мила дышала тяжело и запиналась. Безруцкая смотрела на нее с кислой миной.

– Зачем вам паспорт?

– Хочу купить телефон. Без паспорта не продадут. Нужно получить местный номер и позвонить… Это срочно!

– Почему бы не попросить у кого-то из девушек? Паспорт в кабинете, а я уже уезжаю.

– Пожалуйста! Мне нужен собственный телефон. И вообще, – Мила пошла в атаку, – я не должна была оставлять вам паспорт надолго. Его не отдают никому, а я сглупила.

– Не хотите же вы сказать, что не доверяете мне? Или, может, я воспользовалась вашей беспомощностью и уже взяла на вас кредит в банке? – гневно заговорила Безруцкая.

– Нет-нет! Я вас не виню! – перебила Мила. – Но я имею право забрать свой документ по первому требованию.

– Отдам завтра.

Директриса отвернулась, но Милка схватила ее за руку:

– Завтра у меня полноценный рабочий день, ведь отгул я брала лишь на сутки. Я успею сходить в салон до закрытия! – у нее на глаза навернулись слезы. – Дарья Ивановна!

– Ну, хорошо, не ной, – смилостивилась та. – Так и быть, поднимусь в кабинет. Цени мою доброту!

Мила получила свой паспорт обратно. Довольная, она поспешила в город. До закрытия салона оставалось еще больше часа, но девушка почти бежала, торопясь сделать покупку.

– Ноги не поломай, сумасшедшая! – крикнул ей в спину сторож Михалыч, неодобрительно качая головой. – Эх, лалай-балалай...

Мила лишь крепче прижала к груди сумочку. Вик просил ее не гулять по городу в одиночестве, и она дала слово, однако ей почему-то казалось, что если бежать, то выйдет быстрей, и обещание как бы не будет нарушено. Супермаркет совсем близко, никто не узнает и никто не догонит.

На улицах Уфы сгустился вечер и сильно похолодало. Пошел дождь со снегом, и снега было больше, чем дождя. Веселые ручейки, так мило журчавшие под яркими солнечными лучами, замерзли и превратились в опасные аттракционы. Мила радовалась, что на ногах не ее модные сапожки на шпильке, а войлочные угги времен бабушкиной молодости. Хоть в этом ей хватило ума не выпендриваться перед Виком.

Добравшись до поворота на парковку, Мила заскользила, срезая острый угол, и тут по глазам ей ударили фары приближающейся машины. Раздался визг тормозов.

Мила вскрикнула, отпрянула и, не удержав равновесия, постыдно хлопнулась на пятую точку. Машина встала напротив – темная, страшная, ее заляпанные грязью бока выглядели безобразно. Дверца со стороны водителя порывисто распахнулась.

Мила подумала, что водитель желает ее обругать. Или наоборот помочь подняться. Однако вторая дверца, пассажирская, тоже открылась.

– Говорю же – она! Вот свезло так свезло! – хохотал пассажир, выскакивая наружу.

В машине ехали двое. Мужчины были незнакомые, плечистые, сравнительно молодые. Они бросились к Миле, сидящей на застывшей ребристой грязи, припорошенной робким снежком, и подхватили под мышки.

– Ребята, я… В чем дело?

– Заткнись, с-сука! – зло бросил тот, что ехал пассажиром. – Быстро лезь в машину. Быстро, я сказал!

Мила стала вырываться, однако силы были не равны, ее сноровисто запихнули в салон. Разговорчивый пассажир уселся рядом и навалился, жарко дыша в лицо пивным духом:

– Будешь орать – прибью! – пообещал он.

Милка громко возмутилась и постаралась отпихнуть его – и тотчас получила оплеуху, от которой зазвенело в голове.

– Я дважды не повторяю!

Она почти не слышала его, оглохнув на левое ухо, принявшее на себя удар, но волей-неволей притихла. Она знала, что сердитых мужчин лучше не злить – чревато. И особенно мужчин выпивших. Дима отлично ее обучил.

Машина снялась с места. В темноте никто не заметил возни на дороге, да и не было там в этот час ни пешеходов, ни других автомобилей – некому было замечать. Мила понимала, что ни одна душа не придет ей на помощь, и закусила до боли губу, чтобы не плакать.

7.2

7.2

Милке было страшно, но когда гул в ушах немного схлынул и она смогла хоть немного соображать, то рассудила так: раз везут куда-то, значит, прямо сейчас убивать не станут. У нее есть время и робкая надежда, что похищение не станет фатальным. Это помогло ей восстановить хоть малую толику уверенности.