Текст книги "Вернуться в Антарктиду (СИ)"

Автор книги: Нат Жарова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 110 страниц)

– Такие вещи обсуждают с холодной головой, – возразила она. – Я вас услышала. Мы все вас услышали. Теперь нам надо подумать.

– Уже вечер, рабочий день окончен, – с готовностью поддержал ее Демидов-Ланской, – мы непременно продолжим разговор завтра. Например, в полдень. Нет возражений?

– Приемлемое время, – кивнул Игорь Сабуров. – И предлагаю перенести обсуждение на нашу экспериментальную площадку, НИП номер три на третьем уровне. Михаил Иванович, – обратился врач к нейробиологу, – вам будет небезынтересно взглянуть на здешние достижения. Заодно прицельно обсудим методику Юнгдрунг. Мы тут двигались в похожем направлении, но изучали цигун…

Два доктора-биолога вступили в оживленную дискуссию, но Демидов-Ланской принялся всех выпроваживать из кабинета. Загоскин-младший и Сабуров так и покинули его, не прерываясь. Гена Белоконев ушел сразу за ними.

Иван Петрович тоже направился к выходу, но в дверях задержался:

– Чем дольше колеблешься, тем сложнее будет все восстановить! Время не ждет, – сказал он Пат. – Я буду ждать ответ завтра. Завтра, слышишь?

– Слышу. Обещаю, что мы вернемся к этому вопросу в самое ближайшее время, – невозмутимо подтвердила она.

Соловьев отправил Милу отдыхать в компании супругов Грачей, что было логично, так как ее квартира располагалась по соседству, сам же задержался. Патрисия ждала этого, но боялась и того, что он быстро ускользнет вслед за своей подопечной, а она не решится его остановить. Помешают остатки гордости и обида.

Задержался в кабинете и Мухин.

– Что скажешь? – адресовал юному гению вопрос Соловьев.

Кир водрузил ноутбук на стол и проворными движениями пальца открыл на экране нужную вкладку:

– Как и обещал, моя программка работает, – сообщил он, весело улыбаясь. – Детектор лжи свидетельствует, что отец и сын сговорились. Они заманивают нас на Мадагаскар.

– Зачем? – спросила Пат недоуменно.

– Я ауф в каком восторге от вопроса! – Мухин всплеснул руками. – Пат, это ж очевидно: мы мешаем!

– Кому?

– «Прозерпине», например, которая придумала воссоздать артефакты заново и не желает иметь нас в качестве конкурентов.

– Чтобы воссоздать, надо понимать принцип работы, – возразила Патрисия, – а из старинных рукописей этот принцип не извлечь. Нужен прототип. И желательно работающий. Не знаю, как с ваджрой, может быть, клинок уже давно у них, но вот Черное солнце – единственное в мире, и оно в «Ямане». Ваджра без Чаши не имеет смысла.

– Еще как имеет! – не согласился Мухин. – При спонтанной диффузии это отличная защита, а может, и еще чего покруче. Вдруг с помощью ножа реально эту диффузию запустить или остановить?

– Ты давай без фантазий, – остановил его Соловьев, – только факты. Что свидетельствует о том, что отец и сын сговорились?

– Оки, босс! Ща выложу вам пруфы (*доказательства, здесь и далее молодежный жаргон)

Мухин без спроса зацепил ногой кресло Патрисии, плюхнулся в него и склонился над ноутом. Пат и Виктор остались стоять, переместившись ему за спину, чтобы видеть экран. Места у стены было мало, и их плечи соприкоснулись.

– Есть множество программ, которые пытаются ответить на вопрос, говорит ли собеседник чистую правду, – сообщил Кир, – но моя «Инвино» без дураков самая трушная, рил ток! (*правдивая, головой ручаюсь)

– Почему такое название странное? – спросила Патрисия.

– Потому что «ин вино веритас», – улыбнулся Кирилл, – истина в вине, но заставлять всех напиваться необязательно. Я опираюсь на общеизвестный факт, что необходимость соврать вызывает у человека стресс. А чтобы отследить этот стресс, использую самые продвинутые технологии. Во-первых, компьютерное зрение, которое распознает лица и отслеживает мимику и температуру кожных покровов. Во-вторых, искусственный интеллект, который анализирует данные сообразно ключевым реперным точкам. В-третьих, машинное обучение, которое наделяет приложение опытом распознавания индивидуальных особенностей лжи. Мы все врем по-своему, вы же знаете? Так вот, мой алгоритм оценивает, сколько времени нужно человеку прежде, чем ответить на вопрос, он сравнивает длительность ответа, громкость и спектр голоса, мониторит температуру тела, динамику движения глаз и так далее.

– И как ты это верифицируешь? – спросил Соловьев.

– Задаю параметры по контрольным точкам, естественно! Миша Загоскин, к примеру, вначале долго пересказывал свою биографию – это стало как бы контрольным измерением, потому что он говорил чистую правду, ведь детали легко чекнуть (*проверить). А вот потом, когда в дело вступил его старик, началась веселуха. Смотрите: вот лицо Миши, когда он якобы обиделся на сравнение с нацистами из-за свастики. Видите, как разгорается красным его лицо? А вот момент, когда он шеймил (*стыдил) отца за поднятую бурю – градус лжи возрастает. А вот финал, когда Миша оскорбляется на недоверие. При словах «Папа, почему ты мне раньше не сказал?», градус скакнул вверх сразу на двенадцать пунктов. То есть он врал! Он знал о Мадагаскаре. Верней, – поправился Мухин, – знал, что отец это скажет.

– Покажи динамику, пожалуйста, – попросил Виктор.

Кир включил запись.

– А по Ивану Петровичу?

– С ним сложней, – Кир открыл новую вкладку. – Миша по сравнению с отцом в этом деле полный нуб (*новичок), да и старик все больше молчал. Он явно не желал шериться (*делиться информацией), и пришлось брать за контрольные точки визуализацию. Аудиоинфа почти полностью в пролете.

– Кир, выражайся по-человечески, – упрекнул Соловьев. – Без дурацкого жаргона.

Мухин состроил гримасу:

– Как будто ты меня не понимаешь.

– Пат тебя не понимает.

Мухин вскинул голову, оценивая выражение лица француженки:

– Рили что ль? (*правда)

– Я говорю по-английски, но все эти суфиксы и окончания… – пробормотала Патрисия, – впрочем, это малое зло, и я не обращаю внимания. Меня гораздо больше интересует, правду ли говорил профессор, что пурба на Мадагаскаре? У него не меняется цвет на графике.

Кир кивнул:

– В момент, когда он произносит, что пурба находится в храме Анкаратры, его показатели практически не отличаются от фоновых. Как и в момент, когда он признался, что привез рукопись Устюжанинова.

– То есть это правда? Рукопись наверняка лежит у него в чемодане.

– Это правда, – кивнул Мухин. – Или это домашняя заготовка, которую Загоскин хорошо отрепетировал накануне.

– То есть ложь? – озадачилась Пат.

– Фифти-фифти, – ответил Кир и, поглядев на Соловьева, исправился: – Пятьдесят на пятьдесят. Если проф готовился произвести фурор, то мог отработать перед зеркалом интонации и выражение лица.

– Он мог, – подтвердил Соловьев. – Представлял, в чье логово едет.

– И толку тогда от твоей программы, если ее можно обмануть? – в сердцах сказала Патрисия.

– Зато мы знаем, что нас пытаются надуть!

– Велика сенсация! – Пат отошла от стола, теряя интерес к компьютерным графикам стажера. – Как понять, зачем они зовут нас на Мадагаскар?

– Элементарно! – Кир захлопнул ноутбук и вскочил. – Хотят, чтоб мы там рипнулись… то есть копыта отбросили.

– Что? – Пат обернулась.

– Ну, ловушку готовят. Проф хочет, чтобы мы приехали не с пустыми руками, а с Поющей Чашей. Типа мир спасать. Чашу у нас там живенько стыбзят, то есть сопрут… ну, украдут, а нас в расход, то есть…

– Я поняла, – остановила она его взмахом руки, – не утруждай себя подбором синонимов. Тебе есть что добавить по существу?

– Нет. Хотя… – Кир тряхнул головой, – был один момент, который меня смутил. Когда Проф требовал Чашу, он стопудово был уверен, что эту Чашу ему подадут на блюдечке. И тени сомнения не промелькнуло, а ведь это глупо. А Проф не глуп.

– Почему глупо?

– Ну, вы же не потащите Грааль на Мадагаскар. Кто вам это разрешит.

Вик и Пат переглянулись и промолчали. Мухин недоверчиво рассмеялся:

– Эй, только не говорите, что это отличная идея! Везти Грааль не пойми куда – безумный риск, а единственный безумец в этой комнате – это я. И я вовсе не желаю упустить самую большую ценность из рук. Только в «Ямане» Грааль в безопасности.

– Надо позвонить Вещему Лису, – тихо произнес Соловьев.

– Звони, – ответила Пат обреченно.

– Вы всерьез? – озаботился Мухин. – Я же четко вам сказал: Мадагаскар – ловушка!

– Мы пока никуда не едем, – Соловьев опустил ему руку на плечо. – Так что не беспокойся. Опрометчивых спонтанных решений не будет.

– Спасибо, Кирилл, – сказала Патрисия, – ты очень нам помог. Теперь можешь идти спать.

– Вы без меня глупостей точно не наделаете? – осведомился Кир полушутливо.

– Точно, – ответил Виктор, протягивая руку. – До Мадагаскара далеко, за ночь пешком не добежим. Так что завтра увидимся.

– Ты меня успокоил, – Кир состроил рожицу, ответил на рукопожатие и, зажав ноут под мышкой, пошел к выходу.

– Я тебя навещу до полудня, – вдогонку сказал ему Соловьев. – Перетереть надо кое-что до твоего отъезда.

– Буду ждать! – крикнул Мухин и хлопнул дверью.

– Ты же со мной сейчас? – напомнила Патрисия Виктору. – Ольга – это няня Адель – приготовила запеченного карпа. Обычно это не входит в ее обязанности, но сегодня я ее попросила, зная, что мы задержимся допоздна.

Соловьев замялся:

– Спасибо большое. Возможно, я подойду чуть позже.

– Адель тебя ждет. Я ей сказала.

– Я загляну. Обязательно, – ответил он, – только сначала мне надо проверить одну вещь.

– Вещь или человека? Твоя Москалева выглядела вполне мирно и весь вечер сидела скромно, как мышка. Уверена, что она уже спит.

– Я обязан убедиться, что с ней все в порядке. Ты сама мне ее поручила.

– Я не поручала, ты вызвался, – Пат умело подавила зарождающееся в душе недовольство. – Охрана сообщит, если что-то произойдет, но ты прав, лучше, конечно, держать все под личным контролем.

– Надеюсь, ты позволишь ей завтра выходить из бункера? – спросил он, и Пат не смогла отказать. Не нашла повода.

Они расстались у лифтов, где Пат поехала наверх, а он на один этаж вниз – к Москалевой. Она догадывалась, что ждать Соловьева не стоит, на ужин он не придет, но все равно ждала.

Когда пробило одиннадцать, Пат приказала няне уложить дочь спать:

– Гостей не будет, Оля. Проследи, чтобы Адель почистила зубы и можешь быть свободна. До восьми утра, как обычно.

– Дядя Вик очень занят, мамочка, – сказал ей дочка, целуя в щеку перед тем, как идти в спальню, – кушай рыбку без него.

– Почему ты продолжаешь читать мысли чужих людей, хотя это неприлично? – строго спросила Пат. – Я много раз тебе объясняла, что делать этого не следует. Никогда и ни при каких обстоятельствах.

– А я и не читала, вот еще! – Адель обидчиво поджала губы, но потом все-таки пояснила: – Дядя Вик хотел тебе позвонить, но дядя Радмир запретил. Потому что ты приказала тебя беспокоить только в самом крайнем случае. Мамочка, я не виновата, что дядя Радмир слишком громко думал об этом. Он не знал, кого лучше послушаться, но послушался тебя. Это не был крайний случай – так он сказал. И не позвонил.

– Спокойной ночи, – сказала Пат, целуя дочку в лобик.

– Я не расстроилась, мамочка, – шепнула Адель. – Вот ни капельки! Дядя Вик принесет мне куклу завтра. И ты тоже не расстраивайся. Он и тебе принесет подарочек. Только я тебе не скажу что, это будет сюрприз!

– Хорошо, – сказала Пат, хотя не любила сюрпризы.

– Адель, идем! – позвала ее Ольга, бросая нетерпеливые взгляды на часы.

– Сейчас! – девочка прильнула к матери, обхватив ее за шею, и Пат вздрогнула, увидев на секунду перед мысленным взором лицо покойного мужа.

– Папа желает тебе спокойной ночи, – шепнула Адель, отстраняясь. – Он говорит, что очень нас любит и скоро вернется. Когда он приедет, то подарит мне куклу гораздо красивее, чем у дяди Вика.

– Адель! – Ольга подошла к ним и взяла девочку за руку, потянув за собой. – Извините, мадам, но мы и так до неприличия нарушили режим дня.

– Да, конечно, – пробормотала Патрисия. – Доброй ночи, Ольга. И прости, что тебе пришлось напрасно задержаться.

Няня с дочерью ушли, а Пат, поковыряв разогретого карпа, скоро бросила вилку и вышла на крыльцо подышать. В кухне ей было душно и все еще пахло пригоревшим луком – Ольга оказалась не самой лучшей поварихой. «Зато она нашла общий язык с девочкой и не порывалась сбежать», – напомнила себе Пат. Ей не следовало требовать от других больше, чем они были готовы дать.

Ночное небо покрылось пятнышками слабых звезд. Дождь давно перестал, но грубая капель, редко и звонко долбившая по плиткам отмостки, отвлекала от грустных мыслей, хотя и не могла полностью их заглушить. Слишком много в ее жизни шло совсем не так, как задумывалось, слишком много вопросов оставалось без должных ответов, а Пат ненавидела неопределенность.

Сегодня, когда Кир Мухин заявил, что везти Грааль на Мадагаскар это безумная затея, Вик не стал ее отговаривать. Даже поддержал, хотя никогда не верил в то, что она почитала как единственно верную цель. И сам предложил позвонить Лису. Лиса Пат побаивалась и потому обрадовалась, что он возьмет на себя переговоры.

Как ни крути, а на Соловьева Пат полагалась больше, чем на Демидова-Ланского, и в этом крылся парадокс. Иван был всегда рядом, а Ашор уехал при первой возможности. Но именно последнему она почему-то с готовностью прощала все – вплоть до предательства.

– Надо с этим что-то делать, – шепнула она восходившей над долиной Луне. – Надо жить дальше.

«Впрочем, – тотчас одернула она себя мысленно, – я не о том говорю».

Был еще Паша – муж и отец Адель. Ему Патрисия была обязана жизнью. Он спас ее, провалившись в портал. Провалился вместо нее, оттолкнув в самый последний момент. И теперь он взывал к ней из небытия, с той стороны, где ему больше нельзя оставаться. Пока она не решит эту проблему, не закроет гештальт, ей не стоит думать о чем-то еще. И о ком-то еще тоже.

11.6

11.6/1.6

Соловьев пришел сразу после завтрака, как и предсказывала Адель. В присутствии няни и охранника он вел себя безупречно. Вручил девочке коробку с куклой, показал пару фокусов с монеткой и рассказал ее няне анекдот.

Няня у Адель была уже третья по счету за последний год, предыдущие все сбежали, не выдержав нагрузки. Именно эта была с медицинским, а не педагогическим образованием, и на удивление, все еще держалась. Вик быстро нашел с ней общий язык. Ефрейтор Ольга Крылова тотчас попала под его обаяние.

Пат сидела за столом на кухне, проверяла почту, бросала на них краткие взгляды и не знала, смеяться ли ей за компанию с этой розовощекой брюнеткой или плакать. Она давно не имела никаких прав на Виктора. Да и прежде тоже, по большому счету, не имела. Между ними все давно было сказано, выяснено и решено, и ей не хотелось превращаться в собаку на сене. Однако именно так она себя и чувствовала: что с Милой Москалевой, что сейчас с этой Ольгой.

«Это от общей неудовлетворенности», – подумала Пат. Наверное, она просто завидовала всем, кто имел право расслабиться и посмеяться над анекдотом, тогда как у нее давно не получалось нормально веселиться – разучилась. Даже в ее окружении немногие отдавали себе отчет, насколько хрупок стал окружающий мир в последние месяцы. Одно неверное движение, несчастное стечение обстоятельств, которое не удастся предотвратить, и наступит апокалипсис. Патрисия слишком много на себя взвалила, и эта ответственность придавливала к земле, не позволяя отвлекаться на милые сердцу мелочи жизни.

Выполнив положенную программу-минимум, Вик подсел к Пат за стол.

– Извини, что не смог вчера, – произнес он, привычно переходя на французский.

– Я знаю, – оборвала она его покаянную речь, – Адель передала, что ты хотел предупредить, но охрана оказалась слишком бдительной.

Няня увела девочку в комнаты, охранник скучал в коридоре. Можно было считать, что Виктор и Пат остались наедине.

– Как она? – спросил Вик, имея в виду Адель. Мнения няни и собственных наблюдений ему, видимо, не хватило, и он пожелал услышать Патрисию.

– По-разному, – Пат прикрыла крышку ноутбука. – Бывают дни, когда она кажется нормальным ребенком, как сейчас. Но случается, что Адель уходит в себя, может подолгу сидеть, уставившись в одну точку, и не реагировать на наше присутствие. Это в чем-то напоминает аутизм, но по сути им не является.

– А что говорят психологи?

– А что они могут сказать? Они хотят лечить тело или, на крайний случай, душу, но Адель не больна. Она – другая. Она живет по иным законам. Ей нужен физик, а не психиатр. И еще ей нужен отец. Она постоянно говорит про него.

– Что говорит?

– Что он нас любит и ждет встречи. Что я должна его вытащить из той ямы, куда он провалился. Вчера вечером заявила, что он подарит ей куклу лучше, чем твоя. Это и правда ненормально, но я ума не приложу, как это прекратить.

– Вероятно, у Адель есть экстрасенсорные способности, но это как раз объяснимо. У некоторых детей они проявляются в раннем детстве, но с годами сходят на нет. Ты много рассказывала ей про отца, про то, какой он был замечательный, и она…

– Ничего я ей не рассказывала! – вспылила Пат. – И повторяю: это ненормально. Это настолько выходит за рамки, что я даже не могу ни с кем толком поделиться. Я ношу это в себе как проклятие. Доходит до того, что я начинаю опасаться собственного ребенка. Что она увидит во мне что-то и передаст отцу, а ему это не понравится. Я ухожу из дома, чтобы она не следила за мной, но расстояние – это иллюзия. Адель все равно все про меня знает. А потом об этом узнает и Поль…

Соловьев протянул руку и накрыл ее ладонь:

– Остальные тоже так думают: няня, охрана, соседи?

Она кивнула:

– Чувствуют и боятся. И молчат, как и я. Няни разбегаются. Полтора месяца назад пришлось сменить телохранителя. Я понимаю, звучит дико, но мне трудно подобрать слова, чтобы мое заявление не выглядело предвзято. Адель – красивая девочка, у нее внешность ангелочка, и она умеет притворятся не по-детски, когда это выгодно. Но если с ней провести больше времени, то всплывают такие подробности…

– Ты же любишь ее?

– Люблю? – Пат моргнула. – Конечно, она моя дочь. И я бы хотела ей помочь, но он – сильнее меня. У него на нее гораздо больше влияния.

– У кого – у Поля?

Пат опустила голову:

– Я не знаю, Аш… Я была беременна, когда попала в эпицентр диффузии. Адель – ребенок хаоса, и я иногда думаю, что она лишь кажется нам человеком, а на самом деле внутри нее с рождения живет совсем иное существо – чуждое, злое и страшное. Конечно, ты никогда в это не верил, во всяким случае, на словах, но тем не менее сбежал от этого кошмара, едва подвернулся случай.

– Пат, я не сбегал…

– Оставим эту тему! – сказала Пат. – Я надеюсь, что когда открою портал в мир, где застрял мой муж, то смогу задать ему вопросы и получить ответы. Ситуация разрешится, и Адель превратится в обычную девочку. Я очень на это надеюсь, Аш! Получив свободу, Поль оставит в покое дочь. Перестанет следить за мной ее глазами. Прекратит слать послания с той стороны. Я освобожу его, а он освободит меня. Вот моя цель! И если ты хочешь помочь мне, если желаешь мне добра, не убеждай меня в том, что мне все это просто мерещится. Утешения нас не спасут!

– Я тебя понял, – ответил Соловьев.

– Ты нашел «точки привязки» для Милы? – спросила она, сменив тему.

– Да, – Вик кивнул и достал из кармана кольцо. – Мила его не носила, лежало в вещах, когда прошла диффузионная волна. Изменилась надпись на ободке.

Пат взяла кольцо, повертела его перед глазами.

– Обручальное? Хорошо, уберу к остальным. А где второй предмет?

– Лично я подобрал только это. Нашел на пепелище, где в параллельной жизни был пансионат.

– Плохо.

– Зачем они тебе? Ты все равно не знаешь, что с ними делать.

– Это неважно.

– Пат, я хотел тебя спросить о другом кольце. О перстне с печаткой в виде важдры на пальце у де Трейси. В «Прозерпине» точно не принято было носить подобные знаки отличия?

– Я же говорила, что ничего об этом не знаю, – быстро ответила она. – Я всю жизнь занималась исключительно наукой, и мне никаких печаток не вручали.

– А Доберкуру?

– Не видела. И пока ты не стал перебирать все известные тебе фамилии, добавлю, что уже дала указание найти ювелира, изготовившего перстень с важдрой. Как только будет ясность, я тебе сразу сообщу.

– Спасибо, – сказал Соловьев с плохо скрываемым разочарованием.

– Ты звонил Виталию Лисице?

– Он обещал, что приедет. Возможно, что послезавтра.

– Дождешься его?

– Конечно. – Соловьев помолчал. – Я принес тебе книгу Загоскина и рукопись Устюжанинова.

– Копия книги пришла мне на почту, а вот рукопись я еще не видела.

– Загоскин передал мне ее поздно вечером. Я потому и не смог прийти, что читал ее всю ночь.

– Правда? – Пат неожиданно для себя улыбнулась. – Ты читал?

– Ну да. И хотя ты сказала, что нам стоит закрыть тему, я все же хочу обратить твое внимание на один отрывок. Это касается Адель.

– Что именно? – Патрисия подобралась.

– Устюжанинов пишет о жителях многих миров, о духах и колдунах. Кощунственные вещи для автора, воспитанного в православии, но сын священника быстро освоился в вопросах мультикультурализма.

– Покажи!

Соловьев встал, принес целлофановый пакет, с которым пришел, и вытащил из него увесистый сверток.

– Это подлинник, поэтому местами текст трудноразличим, страницы нуждаются в реставрации, но я знаю, что ты умеешь быть аккуратной.

– Это и есть сюрприз, о котором предупреждала Адель? – Пат смотрела на сверток, не решаясь к нему прикоснуться.

– Не знаю, что она там напророчила, но, похоже, для нее это как раз сюрпризом не стало. – Вик сам развернул газетную обертку и осторожно выложил на стол пергамент мадагаскарского сурабе: – Хочешь, зачитаю вслух?

Пат кивнула, и он принялся со всеми предосторожностями переворачивать хрупкие листы. Между ними неожиданно затесался листок, где столбцом перечислялись продукты: молоко, сыр, яйца… – дальше Пат прочесть не успела.

– Это список для покупок? – спросила она. – Дай сюда, не хочу, чтобы ты голодал.

– Это Мила составила.

Для Милы быть доброй самаритянкой не очень хотелось, но идти на попятную Патрисии не позволила гордость:

– Я передам кому-нибудь из дежурных, чтобы купили в городе, – и она протянула руку.

– Спасибо.

Соловьев вручил ей бумажку. Почерк у Милы был ровный, читаемый. Пат сунула лист в карман джинсов.

– Текст написан несовременным языком, – сказал Соловьев, ведя пальцем по желтоватому пергаменту, – поэтому уточняй, если что-то будет не понятным, уточняй.

– Договорились.

– Тогда слушай, – и Соловьев принялся медленно, с хорошей артикуляцией зачитывать заметки Устюжанинова:

«А еще Ракутумалала сказывал, что в их деревне жил и теперь още живет старик по имени Патса Одинец, ходящий сквозь камни, покоящиеся за окоёмом. Бывает, сядет Патса на восходе лицом к встающему солнышку и сидит так, погруженный в думы – день сидит, ночь и еще один день. Видит Патса то, что скрыто от разумения нашего, и ведает то, что открыто лишь праотцам.

Ракутумалала сказывал, что Патса явился в наш мир под дурной звездой фади, и деревенский шаман умбиаси увидел в нем предвестника злой судьбины. Чтобы избежать напастей, грозивших обрушиться на весь род его, шаман приказал младенца лишить живота, ежели будет на то воля Отца небесного. Но убить его надо было очень хитро. Допреже новорожденного поклали на порог загона, а посля отворили ворота и погнали быков зебу на пастбище.

Таков жестокосердый обычай местного племени. Если младенец выживает после ужасных испытаний, далее его растят без страха. Патса выжил, но бык раздавил ему ножку, которую шаман отрезал, дабы избежать лихоманки, а рану смочил зельем и зашил. Мальчик и это снес и още прожил два лета, посля чего шаман для надежности нарек его Патсой Одинцом. Патса означает «морской рачок» (креветка), а Одинец он потому, что одноногий.

Люди здесь верят, что злые духи ни за что не смогут заколдовать «рачка». Несть им таким числа в океане, да поди сыщи среди них «одноногого», ибо ног у морских рачков десять.

Претерпев мучения и возмужав, Патса Одинец жил неубого, и прославился тем, что душа его, в силу дурного знамения, еженощно уходила за окоём, а посля он и сам стал туда уходить да вещать о том, где что лежит, что кому кто сказал, что завтра будет, а что вчера было. Не шаман он был, а шаманский колдовец амбаниандра, «странник, видящий издалека». Колдовец он был знатный, хотя сей науки никогда не учил, а ворожил по наитию. По его указу охотники били дичь, а ежели кому надоть было денег для ярмарки коли зебу издох, то Патса указывал, где землю копать. Люди копали, имали серебро и злато, что разбойники морские допрежь сего прятали, и шли покупать зебу. А ежели учинялися где споры, Патса и рассудить мог. За ту его послугу несли ему в дом и еду, и холсты. Всегда сыт был он и пьян в меру.

Подивился я, что такие чудеса бывают, и Ракутумалала обещался свести меня с Патсой, дабы я сам во всем убедился. И запряг он быка в телегу, и поехали мы в ней по дороге до самого берега окияна, а далее – на лодчонке на остров Нуси, где жили родичи Ракутумалалы и сам Патса Одинец.

Патса встретил нас задумчиво, выслушал, но протива правила не предложил разделить стол и кров. Сказал: «Уедешь скоро ты, любимец Бога нашего, милостивого Андрианаманитры. Уедешь и не вернешься»

«Откуда знаешь ты, что собираюсь я в Капштат?» – изумился я и получил ответ: «Ты – Язык бога, глаголешь истины, сохраненные в веках. А я – Глаз бога, который видит истины, что тебе суждено глаголить. А посля тебя придет праправнук правнука твоего, который станет Рукой бога, отсекающей лишнее. Все завязано в круг, подобно свившейся змее, и колом ходит».

Отвел меня Патса в пещеру, где стоял сундук, набитый золотом, и отдал мне тот сундук со всем его содержимым. «Вот тебе золото, чтобы ехал ты в Капштат и посля домой, в те края, где родился. Но прежде дай слово, что отвезешь кинжал заморский в храм, что спрятан в горах Анкаратры, и слово свое сдержи неоплошно».

«К чему мне увозить кинжал?» – спросил я и получил ответ: «Да чтоб иное от него беспокойство не отрыгнулося тебе. Кинжал создателя сущего, светозарного Андрианаманитры, опасен в руках неумехи, ужо лишил он тебя руки, а будет още худо, коли не послушаешь речей моих. Так пущай лежит он себе на святой земле, а ты поезжай покойно на север».

«Откуда знаешь, что его судьба лежит на севере?» – вопросил Ракутумалала. Он был недоволен, ибо хотел отдать за меня дочь свою, дивную Ралалу.

«Мне все ведомо, – ответил Патса. – И клады зарытые, и кости, что в земле спят, и письмена, что еще не написаны, а лишь дыханием с небес веют да в самые уши писарей вложены будут. Ибо живу я на три мира: нижний, срединный и небесный».

Я взял сундук, взял монеты, и обещал, что посля свадьбы с Ралалой отвезу обещанное в храм. Мне кинжал ужо был без надобности, а Ракутумалала не желал его даже касаться, так его Патса испужал присказом своим, и следовало везти самому.

«Веруешь теперь, что живу я меж мирами и хожу там, куда захочу?» – спросил Патса.

И ответил я, что верую…»

Соловьев остановился, дочитав до конца второй страницы.

– Ну, как, все было понятно? – спросил он. – Не кажется ли тебе, что Адель – это амбаниандра, «странница, видящая издалека», как и Патса Одинец?

– Не знаю… – Пат, честно говоря, кое-какие детали упустила, но не призналась. Общий смысл был ей ясен. – Там дальше сказано, что стало с Патсой?

– Нет, не сказано. Но судя по всему, он прожил хорошую, насыщенную жизнь, и никто его не боялся.

– Не боялся, потому что ему отрезали ногу в младенчестве. Я же верно услышала? Ты предлагаешь и у Адель что-нибудь отрезать?

– Нет, конечно. Просто относись к ней как к нормальному человеку. Видеть то, что за гранью, ходить туда – это нормально для таких, как она. Адель живет на три мира, а может, и больше, и это тебе следует просто принять.

– Я запуталась, Аш, – Пат понурилась. – Скорей бы все это закончилось. Как ты считаешь, нож и зеркало действительно на Мадагаскаре, Загоскин не солгал?

– Загоскин – собиратель артефактов. Он верит, что все три устройства должны воссоединиться, и в этом наши желания совпадают. Ведь тебе тоже нужна эта тройка целиком. Сделать современные аналоги ты не успеваешь, да и Вовка с Милой не могут больше ждать. Остается надежда, что все мы пересечемся в Анкаратре, и эта последняя игра сложится в нашу пользу.

– Значит, Мадагаскар – ключевая точка?

– Значит, так.

– Но это огромный риск в условиях полнейшей непредсказуемости!

– Если ты найдешь другой, более легкий способ, я тебя поддержу. Но если не найдешь, я тоже поддержу тебя. Завтра-послезавтра приедет Лис, и мы послушаем, что он скажет.

– Мадам, простите! – в кухню всунулся охранник.

Это был молодой безусый паренек с круглым скуластым лицом и приземистой фигурой спортсмена-борца, его звали Радмир Набиулин. Он тоже был новеньким, как и няня, не отслужил при Патрисии и двух месяцев и постоянно смущался, не успев привыкнуть к своей роли-тени. Не удивительно, что пятилетняя Адель читала его как раскрытую книжку с картинками.

Соловьев при его появлении выпрямился и принялся заворачивать рукопись в бумагу. Пат обернулась:

– В чем дело, Радмир?

– Звонил ваш заместитель, Иван Иванович. Срочно требует вас на пятый уровень.

– Что-то случилось? – встрепенулась Пат, переглядываясь с Соловьевым. На пятом уровне кроме испытательных стендов и медицинского блока находились квартиры Грача и Москалевой. – У нас ЧП?!

– Н-нет… вроде бы нет, – ответил, запинаясь Радмир. – Демидов-Ланской, скорей, сердит, чем встревожен. Его беспокойство связано с нашими гостями, с Загоскиными. Они пытались прорваться сквозь пост номер семь. И вообще, ведут себя шумно, всюду лезут. Особенно этот старик с клюкой.

Пат встала, и Вик вслед за ней.

– Мне надо идти… Со стариком с клюкой я как-нибудь совладаю.

– Не сомневаюсь.

– А ты чем займешься?

– Надо переговорить с Кирюхой, пока он не уехал. Хочу все-таки разобраться с перстнем. Если это де Трейси заказал похищение Милы и нападение на пансионат, то самое время понять, кто за ним стоит.

– «Прозерпина», чего тут думать.

– Вот и посмотрим, как далеко тянутся щупальца транснационального спрута.

– Рукопись оставишь мне?

– Нет, занесу Семенченко, пусть эксперты глянут на всякий случай. Ну, и копии сделают.

Прощаясь, она поцеловала его в щеку. Получился дежурный поцелуй, от которого Вик уклоняться не стал, но и восторга не выразил. У Патрисии снова принялись скрести на сердце кошки.

Выйдя на крыльцо, Пат сунула руку в карман, проверяя, на месте ли записка с перечнем продуктов, которую она решила отдать Радмиру. Записка была на месте, но кроме нее в кармане обнаружился еще и крошечный футляр. В нем лежала золотая подвеска в форме совы. Каким-то образом Соловьев умудрился подложить ей подарок, а она и не заметила. Возможно, это произошло во время прощания.