Текст книги "Вернуться в Антарктиду (СИ)"

Автор книги: Нат Жарова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 41 (всего у книги 110 страниц)

– Зачем им похищать российскую научную экспедицию? – спросила Пат.

– А зачем они пытались отравить Володю Грача? – парировал Лисица.

– Считаете, это звенья одной цепи? – спросил Демидов-Ланской. – Допрос фигурантов в деле Грача, насколько помню, не позволил прийти к однозначному выводу, что речь шла о диверсии. Агрессию нам объяснили «личными причинами». Эти люди боялись за себя и свои семьи.

– При всем моем уважении, у вас здесь нет хорошего специалиста по допросам, – ответил Лисица.

– Виновных допрашивала не только я и наш службист, – возразила Пат. – Затем, согласно протоколу, их забрали специальные люди из Федеральной службы.

– Федералы тоже не всесильны, мадам. Вам следовало не играть в молчанку, потакая вашей паранойе, а сразу вызывать меня напрямую.

– Я считаю и продолжаю считать, что не могла в тот момент поступить иначе! А если вы такой мастак по развязыванию языков, – ядовито прибавила она, – то что помешало вам допросить виновных чуть позже?

– Я бы очень этого хотел, – ответил ей Лисица, ни грамма не обидевшись на ее тон, – но несчастный случай помешал мне это сделать.

– Несчастный случай? – быстро уточнил Вик. – Какого рода и с кем?

– Вам разве не сообщили? Это тоже? Любопытно… – Лисица прищурился. – Один из задержанных покончил с собой, а другого убили при перевозке. Он неосторожно упал на аэродроме и попал под колесо автозака. Виновные выявлены, но они слишком мало знали. Я даже склонен подозревать, что дело не в них, а в совершенно ином внешнем факторе.

– Ну вот, а вы еще обвинили меня в паранойе! – пробормотала Пат. – Здесь следят не только за словами, Виталий Федорович, но и за мыслями. Ставки очень высоки.

Услышав новости о гибели арестованных, Белоконев сделался белее мела. Он спрашивал себя, во что его снова втянули? Пребывая в мире рукописей и старинных архивов, он совершенно упускал из виду реальность, которая была все так же жестока и равнодушна к судьбе отдельных людей. Еще два часа назад он считал Довгур самодуркой, но, кажется, опять попал впросак.

– Моя сегодняшняя версия такова, – меж тем продолжал излагать Лисица, – противники опережают нас в плане стимуляции диффузионных прорывов. Это раз. Два: Громов и его команда вольно или невольно стали свидетелями активности «Прозерпины» в Антарктиде, за что и поплатились. Напомните, – он повернулся к Демидову-Ланскому, – когда вы засекли квантовые возмущения в Индийском океане?

– Первый раз в январе, – ответил Иван. – Из тех, что поймали, конечно. Мы отслеживали новости из Антарктики только в связи с нашими антарктическими проектами. Шестого, восьмого и двенадцатого января в зоне мониторинга сильно штормило, но локация не была определена, все весьма обще.

– Это ваш прокол!

– Дело в том, что с тех мест вообще поступает минимум информации.

– Следовало изыскать иные возможности.

– Прошу прощения, но не я выбираю и подбираю источники, которые шлют пакеты данных в Яман-два.

– Да, конечно, – кивнул Лисица. – Я с этим сам разберусь. Вчера известия с южных берегов к вам тоже не поступали?

– Только косвенные данные, – подтвердил Демидов-Ланской. – «Васька» локализовал их южной оконечностью Мадагаскара, но опять же примерно, с разбросом в сотни километров. Мы можем вычислить эпицентр, но кто находится в эпицентре, мы не всегда понимаем. Только если повезет, потому что пурба, зеркало и «глаза урагана» провоцируют одинаковый шлейф последствий. Требуется воистину ювелирная аналитика, чтобы отделить одно от другого.

– Диффузия могла затронуть архипелаг Крозе?

– В теории могла, – согласился физик. – Повторяю, у нас мало данных. По Крозе и Кергелену и вовсе ноль. Но мы постараемся перепроверить.

– А я не понимаю, – вдруг заговорила Патрисия. – Почему Крозе? Острова архипелага считаются необитаемыми. Кроме тюленей и пингвинов там никого нет. Разве что на острове Посессьон (Сноска: остров Владения в русской версии) когда-то построили научную станцию на десяток метеорологов, но везти туда заложников означает крупно подставиться. Там же все как на ладони, и ученые станут задавать вопросы.

– Ваши данные устарели, мадам, – сказал Лисица, – или изначально были неверны. Но это отдельная проблема, которую мы будем решать незамедлительно.

– Надеюсь, ваши люди вычислят предателя, который мешает нам видеть всю полноту картины.

– За этим мы и прибыли. Как бы то ни было, на острове Владения французы отстроили военную базу, откуда регулярно выходят на патрулирование Антарктического заповедника и ловят браконьеров, занимающихся незаконным выловом рыбы. И еще одна база расположена у Пяти Гигантов на острове Свиней.

– Борьба с браконьерами это совсем не то же самое, что похищение людей и создание тюрьмы! Смысла лишать меня этой информации у предателя не было. Или там есть что-то еще?

– Вполне вероятно. Французская база – это отличный плацдарм для вторжения в земли Антарктиды, – сказал Лисица и добавил с изрядной порцией злости: – За Антарктиду в самое ближайшее время начнется серьезная драка. По сути, она уже началась. Это битва амбиций, вложений и разведок. Франция, Индия, Аргентина, Норвегия, Австралия и другие наращивают научный потенциал на ледовом континенте, строят военные базы на границах и ждут отмашки, когда смогут оккупировать как можно больше богатой ресурсами земли. Из крупных держав только США и Китай не заявляют вслух о территориальных претензиях, но зато вбухивают в антарктические станции и исследования столько денег, сколько все остальные страны вместе взятые. В этом году американцы потратили на строительство и оборудование более 80 миллиардов рублей по текущему курсу и еще столько же в рамках частных инвестиционных проектов. И лишь мы никак не проснемся. Отпраздновали Двухсотлетие открытия Антарктиды и завалились обратно на печь дрыхнуть. Я устал всем доказывать, что мы рискуем проспать собственное будущее!

– Уж нас-то трудно упрекнуть в бездействии, – сказал Демидов-Ланской. – Прошлой осенью мы заложили новую станцию в Земле Королевы Мод. И не наша вина, что группа Громова столкнулась с неожиданными препятствиями. Работы обязательно продолжатся. Наше полномасштабное возвращение в Антарктиду не за горами.

– Отчасти именно поэтому ваш проект желают замедлить или дискредитировать. Но на архипелаге Крозе господствует «Прозерпина». Это она выделила в текущем году два миллиарда на дальнейшее обустройство якобы «заповедника» в тамошних водах. Это не благотворительность, а прицельный расчет.

– Все эти рассуждения любопытны, – подал голос Соловьев, – но меня волнует сейчас другой вопрос: как и какими силами мы будем выручать группу Громова?

– Выручим, Аш, не волнуйся! Обязательно выручим, – ответила Пат. – Только прежде, чем разбираться с военными на Крозе, нам следует обследовать пещерный храм в Анкаратре. Это пункт номер один.

– Извините! Простите, что лезу с вопросами! – робко начал Белоконев, о котором присутствующие, казалось, совершенно забыли. – Но если Юра Громов погиб, не стоит ли сообщить эту прискорбную весть его жене? И оказать ей поддержку, в том числе материальную? У них недавно родился сын...

Они повернули к нему головы, а Лисица, нахмурившись, открыл рот – явно, чтобы выдать какую-то суровую отповедь, однако Вик успел первым.

– Гена, – сказал он, – квантовая диффузия управляема. Во всяком случае, некоторые физики так считают. Те изменения, что произошли двое суток назад, были направлены на то, чтобы скорректировать настоящее в нужном направлении. У этого процесса бывают иногда удивительные и непредсказуемые последствия: дурные и хорошие. В нашем случае хорошо все то, что плохо для врага.

Белоконев молчал. Он старался понять, но правильная мысль, хоть и вертелась в голове, никак ему не давалась. Он все еще пребывал в состоянии стресса от последних новостей.

– Прототип Громова из предыдущего мира погиб, но есть шанс, что в исправленной версии он выживет, – пояснил Виктор.

– Но мы не узнаем об этом, пока не проникнем на базу Крозе, – вставил Демидов-Ланской. – Однако на базу нельзя соваться без функциональных запретительных технологий. То есть без Солнечного клинка или его аналога. Да и Зеркало не помешает.

– Солнечный клинок находится в руках «Прозерпины», а Зеркало не понятно где, – вставила Патрисия. – И эти направления у нас в приоритете.

– Ах, да! – вскричал Белоконев, внезапно сбиваясь на свои предыдущие размышления. – По поводу пурбы! Есть версия, что пурба Воронцова-Рериха, купленная на аукционе Дмитрием Москалевым, ранее принадлежала профессору Загоскину. На Мадагаскаре нет пурбы, она не перемещалась из сейфа на остров. Загоскин мог соврать! Он продал артефакт на аукционе, чтобы избавиться от докуки.

– Вполне может быть, – согласилась Пат.

Она ни чуть не удивилась, что поразило Белоконева. Он обвел взглядом присутствующих, убеждаясь, что никто из них не удивлен.

– Вы знали?!

– Допускали такую возможность, – ответила Патрисия и посмотрела на часы. – Вот что, господа. Изначально у нас планировался показательный эксперимент на НИП-3, нам собирались продемонстрировать последние достигнутые результаты, но я все отменила из-за приезда опергруппы. Однако сейчас у меня новое предложение. Что если сменить повестку? Пусть на НИП (*) выступит Михаил Загоскин, которому вчера из-за каскада так и не дали слова. И я освобожу Загоскиных из-под домашнего ареста. Не возражаете? (*Сноска: научно-испытательный полигон)

– С интересом послушаю, – откликнулся Лисица. – А почему вы их посадили под домашний арест?

– Они пытались прорваться в закрытые для гостей зоны, но мне было некогда с ними заниматься из-за матричного обрушения. А сегодня я про них просто забыла. Загоскины прибыли позавчера и не имеют отношения к утечке данных, однако у них здесь свой профит. Очень подозрительные люди.

– Что ж, если Михаил Загоскин согласится выступить перед большой аудиторией, я не стану это зрелище пропускать. Всегда любопытно понаблюдать за стратегическим противником в его естественной обстановке. Пока же он готовится… – Вещий Лис обернулся к Соловьеву, – давайте пообщаемся немножко тет-а-тет, Виктор Павлович?

Вик молча кивнул, бросив при этом долгий взгляд на Патрисию. Та в ответ едва заметно поджала губы.

– А мне что делать? – спросил Белоконев, о котором все снова, казалось, позабыли. – Может, мне будет позволено переговорить с Иваном Петровичем насчет его книги и Солнечного ножа? Там есть несколько чисто профессиональных моментов…

– Не знаю, насколько это будет уместно, – начал было говорить Демидов-Ланской, хотя вопрос Геннадий адресовал Патрисии.

– Пусть побеседуют, – прервал его Лисица. – Никуда от нас профессор уже не денется. Но об итогах беседы попрошу доложить мне незамедлительно.

– Э-э, хорошо… – Белоконев стушевался. – Я могу даже на диктофон записать.

– Только подождите меня, Гена, – сказал Соловьев. – Я бы тоже хотел поприсутствовать.

– Это правильно, – одобрил Вещий Лис. – Тем более, что надолго я тебя не задержу.

Стараясь обуздать нервы, Белоконев выбрался из кресла и прошелся по комнате туда-сюда. Затем он подошел к окну, откуда смотрел, как Лисица и Соловьев направляются по дорожке в сторону КПП. Сквозь широкое и чистое стекло, лишенное штор, их было отлично видно.

– Гена! – громко позвала Патрисия, и он вздрогнул, оборачиваясь.

– Простите, я задумался. Я уже ухожу.

– Гена, вы слышали, о чем я вам сообщила?

– К прискорбию... Вы что-то хотели?

– В «Ямане» введен карантин по типу «Купол». Всем, кто внутри, запрещено покидать поселок. Я помню, послезавтра вы собирались ехать к жене, но теперь это невозможно.

Геннадий погрустнел. Сбывалось то, о чем предупреждал его этнолингвист.

– Как долго это безобразие будет продолжаться? У меня было столько планов.

– До тех пор, пока группа Лисицы не закончит работу, никто не имеет права покидать периметр. Мне очень жаль, Гена, но вполне возможно, что режим «Купол» останется активен вплоть до нашего отъезда в Антананариву.

– Но это просто безумие!

– Согласна, но это не мое личное решение. Таковы правила. И вот еще какой момент, – Пат улыбнулась, смягчая таким образом ультимативность просьбы, – никому не говорите про Громова и архипелаг Крозе. Даже тут, на территории Ямана, ни с кем не откровенничайте о том, что услышали. Желательно забыть про эту новость и даже не думать о ней. Вам, как лучшему нашему разведчику на библиотечном поле, оказали доверие, разрешив присутствовать на маленьком совещании, но все здесь прозвучавшее является военной тайной. Конечно, вы и без меня все это знаете, но я вынуждена напомнить вам лишний раз. Зная вашу некоторую рассеянность.

– Конечно, военная тайна, да... Я буду нем как рыба. До свидания, – пробормотал Геннадий совсем убито и торопливо вышел, оставив Пат и Демидова-Ланского наслаждаться обществом друг друга.

16.4

16.4/6.4

Ожидая Соловьева, Белоконев сначала прохаживался по дорожкам Ямана, но потом замерз, устал и в поисках тепла вернулся на Объект, поспешив прямиком в столовую. Сытный обед ему бы тоже не помешал.

В столовой было пустынно. То ли из-за карантина, то ли из-за страха перед контрразведкой, но все работники бункера проигнорировали обеденное время. Гена сидел в большом зале в полном одиночестве.

Воспоминания о разговоре с Семенченко на детской площадке невольно задали направление его мыслям. Поскольку думать про Юру было горько и некомфортно, Геннадий думал про пурбу, восстанавливая ее путь из тьмы веков до наших дней. Ему бы хотелось установить, действительно ли в мире остался лишь один действующий артефакт подобного происхождения.

Собственно, много их и не могло быть – хватит пальцев одной руки, чтобы пересчитать, но до сих пор оставалась надежда завладеть Солнечным ножом без драки и без конфликта с «Прозерпиной». Пусть у конкурентов оказалась пурба Воронцова-Рериха, зато у Загоскина была другая, вторая – из Макао. Это уравнивало шансы.

Если же нужная пурба существовала в единственном экземпляре, то приходилось признать, что без стычки на Мадагаскаре уже не обойтись. Может, именно в этом и заключалась тайная цель Ивана Загоскина: заманить соперников на остров и столкнуть лбами? А самому под шумок стянуть артефакты, чтобы… чтобы…

На этом месте мысли Геннадия забуксовали. Зачем старому профессору древние устройства, он придумать не смог. Тем более, что Загоскин до этого старательно от них избавлялся. Однако исключить этого полностью он тоже не смог. Хотя бы потому, что оба артефакта внешне были похожи как две капли воды. Наверное, изготовил их один и тот же мастер по единому образцу.

Михаил Загоскин упомянул монастырь Сера – текстами из монастырской библиотеки с описаниями устройств и явлений пользовались в американских лабораториях. Этот же монастырь вблизи Тибетской столицы фигурировал и в записях графа Воронцова, которые Белоконев обнаружил в Петербурге. Последнее было неудивительно: Семен Воронцов был женат на Анне Строгановой, а все, что касалось артефактов, тщательно собиралось и хранилось этим семейством на протяжении поколений. Воронцов же во время своих путешествий посещал Лхасу, откуда и привез на родину «дивный клинок».

Вероятно, именно Сера была долгое время центром по изготовлению особых Солнечных ножей.

Этот монастырь ныне считается буддийским, но изначально в этой местности селились приверженцы религии Бон. Для бонпо пурба – особый инструмент. Она считается как сильным защитным талисманом, так и атакующим оружием небывалой мощи. Тройное лезвие символизировало союз трех миров и трех времен, то есть шестимерное пространство-время, а острие, где эти шесть измерений сходились в одну точку, – врата, сквозь которые истекает сила с разных концов многоликой вселенной.

Однако не все бонские кинжалы одинаковы, и Белоконев это тоже успел выяснить, занимаясь темой. Существовали видоизмененные клинки, чья рукоять включала в себя особый механизм – ваджру, которая аккумулирует энергию, задерживая и преобразуя ее. Такие пурбы назывались «огненными молниями», и происхождение их было овеяно легендой.

В мифах говорилось, что в стародавние времена тибетское божество из пантеона Бон Тамдин украл пурбу с ваджрой у Индры (в «Ригведе» это орудие названо «дубиной Индры»), но, пытаясь с ней совладать, не справился, и волшебный клинок перенесся по воздуху и упал на холм близ Сера, где пробил огромную воронку. Там его подобрал один из монахов и принес в монастырь, который в те годы представлял собой несколько жалких хижин. Слух о находке вскоре распространился на многие земли, и в Сера повалили паломники, желающие взглянуть на Тамдин пхур-бу. Благодаря им монастырь расцвел отстроился, а с середины 14 века в нем стали, как грибы после дождя, появляться все новые и новые каменные дома и шатры, украшенный все как один символом великой магической силы – свастикой с дважды изогнутыми концами, обозначающей пурбу с ваджрой. Необычный «солнечный нож» был изучен особо продвинутыми кузнецами-инженерами, которые по образцу стали изготовлять копии. Самые сильные шаманы стремились приобрести пурбу из Сера.

Русский граф Семен Воронцов (*) на рубеже 18-19 веков побывал в монастыре Сера и купил (или ему подарили – история об этом умалчивала) один из «волшебных клинков». Его друг и соратник по путешествию небезызвестный Сен-Жермен так описывал этот нож: «Диковина Воронцова представляет собой ритуальную пхурбу, которая, по легенде, была украдена демоном Тамдином у Индры. На ее рукоятке выплавлены неизвестные колдовские знаки, а сердцевину образует индийская ваджра – оружие древних богов. Огромная сила и мощь таятся в этом старинном оружии, которым владели самые выдающиеся жрецы Тибета». Эта цитата приводилась биографом Сен-Жермена бароном де ла Мотом. Подлинного письма знаменитого оккультиста не сохранилось, но экспертов «Сотбиса» это не смутило. Они легко приняли и копию, ведь всем известно, что архив Сен-Жермена сгорел в огне Парижской коммуны. (*2)

Через двести лет после Сен-Жермена дальняя родственница Воронцова по материнской линии Елена Рерих передала пурбу Елене Балаватской, чьей «Тайной доктриной» восхищалась. (*3)

От Балаватской кинжал перешел к ее тетке Надежде Фадеевой, которая держала в доме что-то вроде музея, наполненного самым разнообразным оружием всех стран и народов.(*4) После революции все экспонаты конфисковали, и пурба пропала. Следы ее, казалось, окончательно потерялись, но неожиданно для всех артефакт всплыл на аукционе два года назад, где его приобрел покупатель, пожелавший остаться анонимным.

Белоконев никогда не брался утверждать, что на «Сотбисе» торговали работающим «волшебным» кинжалом. За пурбой Воронцова не тянулся шлейф легенд и слухов о ее аномальных свойствах, а сумма, которую выложил за него азартный покупатель была настолько огромной, что отпугивала сама по себе. Даже Патрисия, никогда не ведшая счет деньгам, округлила глаза. Она отказалась финансировать дальнейшие изыскания и покупку, мотивируя, что в Сера изготовляли в том числе сувенирные подделки. Нет гарантий, что пурба Воронцова-Рериха – это то, что надо.

– Давайте-ка сосредоточимся на второй истории, которую вы подготовили, – сказала Пат.– Она представляется мне более перспективной. На Яве переводчик Иван Загоскин едва не погиб во время землетрясения. Его погребло под руинами древнего храма, однако, когда его спустя сутки достали, на нем не обнаружили ни царапины. Вторично профессор избежал смерти, когда на даче у него взорвался газ. Такие везучие люди встречаются нечасто, а что мы знаем про графа Семена Воронцова?

Белоконев был вынужден признать, что ничего серьезного. Этот человек мало интересовал историков, в разы меньше его блистательного друга Сен-Жермена, и все его приключения пришлись на время, предшествующее поездке на Восток. А вот Загоскин сделался неуязвим именно после того, как нашел на Мадагаскаре пурбу. Как говорится, два-ноль в его пользу

Сейчас, сидя в небольшой столовой «Ямана», где играла тихая музыка и пахло свежей выпечкой, Геннадий решал непростую задачу: искал аргументы, с помощью который стало бы возможно прижать вруна-профессора к стенке. Ну, в самом деле! Что за манера громоздить ложь на лжи? Устно Загоскин излагает одно, в своей книге – другое, а потом внезапно меняет показания и провозглашает совершенно третье!

То, что пурба, выигранная Ваней Устюжаниновым в карты в одном из притонов Макао, была украдена португальским моряком из Сера, вопросов практически не вызывало. Больше нигде подобных не делали. Это в наши дни религиозные святыни охраняются лучше, чем золотые слитки в банковском хранилище, а в 18 веке их в лучшем случае запирали в сундуке, а большинство из них беспечно оставляли на всеобщее обозрение.

Загоскин утверждал, что пурба самолично покинула шкатулку и сейф, где хранилась до взрыва. Будь это «магическая палочка Гарри Поттера», спора не возникло бы, но в случае со сложным прибором это выглядело сомнительно. Тут Семенченко прав.

Пришел Соловьев, и Геннадий обрадовался. С Виктором можно было говорить откровенно и надеяться, что тот найдет решение любой задачки, даже самой трудновыполнимой.

Внимательно выслушав его, Вик сказал:

– Не волнуйтесь. Придумаем, как расколоть профессора.

Белоконев поверил в это безоговорочно. И потому ни грамма не удивился, когда Иван Петрович, постучав раздраженно палкой по полу, сдался уже через пять минут беседы.

– Рано вы догадались, рано, – произнес он, морща лицо и двигая седыми бровями. – Ну да ничего не поделаешь. Да, это я принес пурбу в Аукционный дом «Сотбис». Сначала на оценку, а потом и на торги.

– А чего у нас-то не стали продавать? – спросил Соловьев.

– У, дотошный какой! – рассердился старик. Потом зыркнул блестящим глазом в сторону Белоконева. – Связался с вами… зря связался! От Буди я кинжал свой прятал, неужели не понятно?

– А чем вам сын не угодил?

– Вынюхивал много, выспрашивал. Я хотел как лучше. Думал, продам какому-нибудь ценителю, а то и в музей купят. Рериховский, например. Там пурба будет в сохранности и никому вреда не принесет. Я придумал для нее красивую легенду, собрал доказательства, сконструировал историю. А получилось так, что все напортил. Драгоценность моя прямиком в руки злодеев и угодила!

– Вы знали, кто приобрел пурбу на аукционе?

– Знал, – тяжко вздохнул Загоскин. – Таково было мое условие, специально прописанное в договоре. Сначала-то я доволен был, что пурбу купил типичный новый русский, ни черта не смысливший в ее особенностях. Подумал, что, во-первых, из страны ценность никуда не уйдет, во-вторых, присматривать за ней будет удобно. А потом… Очень я виноват перед Милой, очень! И не знаю теперь, как вину эту искупить. Как говаривал товарищ Меркуцио, «моя рана не так глубока, как колодец, и не так широка, как церковные ворота, но и её довольно» (Сноска* цитата из «Ромео и Джульетта») Стыдно мне, господа. Если б вы знали, как мне стыдно!

(Историческая справка.*1) Семен Романович Воронцов (1744-1832)– дипломат, масон, герой русско-турецкой войны. В целом, личность С.Р.Воронцова не вызывала интереса у историков, поэтому глубоких исследований его биографии никогда не проводилось. Однако нет сомнений, что в 1760 году (в 16 лет) Воронцов по настоянию отца совершил крупное путешествие по Уралу и Сибири, знакомясь с «источниками истинно русского величия и наследия предков». После переворота 1762 года он был выслан из России, два года прожил в Европе, но далее, вплоть до 1767 года (женился на Анне Строгановой) упоминаний о его деятельности нет («провел эти года в своих имениях, жил уединенно, путешествовал»). Воронцов был масоном, состоял в петербургской ложе Молчаливости и был принят в Великую Английскую (Провинциальную) ложу, в которой его отец Роман Илларионович был Великим наместным мастером. Под конец жизни работал послом в Англии, скончался в Лондоне.

* 2 ) Сен-Жермен – французский авантюрист эпохи Просвещения, путешественник, алхимик и оккультист, являлся создателем тайных обществ, был ведущей фигурой у розенкрейцеров, франкмасонов и рыцарей-тамплиеров того времени. Несмотря на свою легендарность, это реальное историческое лицо, хотя в его биографии немало белых пятен, искажений и мифов. Предположительно, Сен-Жермен играл роль секретного агента при правительствах нескольких стран, выполнял деликатные поручения и участвовал в тайных шпионских играх. Есть данные за то, что он приложил руку к дворцовому перевороту в России в 1762 году, о чем сообщали в мемуарах барон де Глейхен. В 1871 году архив биографа Сен-Жермена Этьена Леона де Ла Мот Лангона пострадал во время пожара. К сожалению, в огне погиб значительный массив подлинных документов, дневников и писем Сен-Жермена, которые де Ла Мот собирал долгое время. Именно этим в том числе объясняется скудность информации об этом человеке)

*3) Елена Рерих (Шапошникова), жена мистика, писателя и художника Николая Рериха, сама талантливая писательница и философ, приходилась дальней родственницей по матери семье Воронцовых. Рерих переводила на русский язык «Тайную доктрину» Балаватской, переписывалась с ней и с ее теткой Надеждой Фадеевой, а также помогала им получить допуск к семейным архивам Воронцовых и Строгановых. Вот цитата из письма («Живая этика»), в которой говорится о пурбе Воронцова: «Около Вас прошло имя Воронцова. От его семьи дошли отрывки великого заклинания, о котором недавно вспомнили. В то время еще нуждались в заклинаниях, не оценивая значение ритма. У нас был ритуальный кинжал Воронцова, который еще встретится вам,и в детстве я любила повторять отрывки из привезенных им из Индии ритуальных напевов, каким-то образом дошедших до моей семьи. Название нашего имения «Извара» – от Воронцова, он был одним из тех русских, которые после встречи с Сен-Жерменом при дворе Екатерины обратились к Учению Жизни. Чуждый военному делу Воронцов оставил чин и последовал за Сен-Жерменом. Как иностранец он помог Сен-Жермену отбыть из Франции. С ним Воронцов прибыл в Индию... Воронцов истинно подвергался опасности, когда, пользуясь сходством с Сен-Жерменом, принял его вид и навлек на себя преследование, которое назначалось Сен-Жермену. В роду Воронцовых сохранилась память о странном предке, куда-то исчезавшем, но так как все около Братства связано с кличкою шарлатанства, то и имя Воронцова было между мистиками и шарлатанами».

*4) Надежда Андреевна Фадеева (1829-1919) была всего на два года старше Елены Балаватской, поэтому они дружили с детства. Фадеева разделяла увлечения Балаватской, они регулярно переписывались. Фадеева никогда не выходила замуж, всегда жила в семье своей сестры Екатерины (в замужестве Витте), с 1868 года и до конца своих дней – в Одессе. Генерал П.С. Николаев в своей книге «Воспоминания о князе А.Т. Барятинском» так описывает дом Фадеевых: «Это был один из самых замечательных частных музеев. Там были собраны гербы и оружие со всех стран света, старинная посуда, китайские и японские статуи богов, византийская мозаика, египетские папирусы, картины, портреты и очень редкая и большая библиотека». Судьба этой коллекции остается неизвестной. К сожалению, события 1917 года, период частой смены власти в 1918-1920 годы и последовавшая затем экспроприация ценностей способствовали гибели коллекции в том виде, в котором она была создана.Какая-то часть предметов, военные трофеи и оружие составили экспозицию «Военно-исторического музея им. тов. М.В. Фрунзе» (с 1935 года «Музей Красной армии»), другие были распылены по иным местам)

16.5

16.5/6.5

– Так что ж получается, нет на Мадагаскаре никакой пурбы?! – взволнованно вскричал Белоконев.

– Получается, нет, – ответил профессор. – Мой предок Ваня Устюжанинов отвез свой кинжал в святилище Ничейной Горы Циазомвазаха по совету местного шамана Патсы Одинца. Однако когда в 1942 году мой отец привез в тот же храм переносное каменное зеркало, которое ему вручили на Лубянке, то увидел, что пещера занята фашистами. Его отряд попал в засаду. Воспользоваться зеркалом не удалось, и отец, спасая артефакт, был вынужден уходить в горы, тогда как остальные прикрывали его отход. Он не знал, сможет ли скрыться благополучно, выживет ли. За ним отправилась погоня, но на его удачу с отцом был местный проводник, жрец запретного святилища. Он знал тайные тропы и помог сделать тайник у водопада. Оторвавшись от преследователей, отец добрался до ожидавшего его в бухте ледокола и покинул Мадагаскар. Жрец дал ему слово, что сохранит тайну Каменного зеркала от фашистов, а отец обещал, что вернется однажды в пещерный храм с недостающими предметами – Ножом и Чашей – и поможет провести обряд.

– Он сдержал обещание? – спросил Белоконев.

– Отец стал невыездным. Его вообще едва не расстреляли за потерю ценного артефакта. К счастью, обстановка на фронте изменилась, Красная армия наступала по всем фронтам и гнала фашистскую сволочь до ее берлоги. По личному распоряжению Сталина отца вернули в строй. Спустя много лет, будучи при смерти, он написал мне письмо. Даже не письмо, а записку с просьбой разыскать драгоценную пурбу, похищенную нацистами из Анкаратры, и вернуть ее обратно в Циазомвазаха. Мне повезло. Я довольно быстро нашел сына офицера СС, побывавшего в той пещере. Его семья имела, как ни странно, русские корни. Они были потомками белого эмигранта – одного из тех, кто входил в организацию «Казачий стан» (*) Сын эсессовца ничего не знал про необычные свойства пурбы, считал ее простым военным трофеем и легко с ней расстался – продал за 7 тысяч марок. Для меня это было дорого – все-таки цена подержанного автомобиля, но я нашел средства. Я отвез пурбу в Анкаратру, как и просил отец. Все получилось само собой: предложение поработать в Антананариву, рейс и дипломатический зеленый коридор – нас никто не досматривал, кинжал спокойно покинул страну и прибыл на остров. Того жреца, с которым договаривался мой отец, не было в живых, он погиб в 1947 году, как я и писал в книге. Мне пришлось иметь дело с его учеником. Ученик Мписикиди провел меня в святилище Ничейной Горы. Зеркало уже было там. Я положил на алтарь привезенный нож. На этом мне стоило остановиться и уехать. Просьбу умирающего отца я исполнил, пурбу вернул, но… Мы – три молодых дурака – решили испытать артефакты в деле, ну, а что случилось дальше, вы знаете.

– Вы решили избавиться от пурбы после взрыва на даче? – спросил Соловьев.

Загоскин кивнул:

– Буди стал проявлять к ней нездоровый интерес. То, что я вам рассказывал про подозрительных личностей, рывшихся в головешках, чистая правда. Мы с участковым приехали вовремя, и до шкатулки они не добрались, но я сразу понял, что в покое меня больше не оставят. Я даже догадывался, кто наводчик. Подозревал сына… Буди потом и сам спрашивал, что и как, где ценная вещь, куда пропала. Я сказал, что сгорела, но он не поверил.