Текст книги "Вернуться в Антарктиду (СИ)"

Автор книги: Нат Жарова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 71 (всего у книги 110 страниц)

– Конечно, бери! – Мила пододвинула к ней тарелку.

Адель схватила фрукт и прижала его к животу. Есть не стала.

– Тебе помочь очистить?

– Нет. Почему ты не поплыла в храм?

– Я потом поплыву, – Мила демонстративно пожала плечами и улыбнулась. – В лодках мест для всех не хватает. Приходится ждать своей очереди.

– А можно, когда ты поплывешь, я поплыву с тобой?

– Не знаю… наверное, можно, но это надо спросить у мамы. Если она разрешит, то я не против.

– Папа мне разрешил.

– Ясно. Но маму тоже надо спросить. А пока садись со мной!

Мила подвинула соседний раскладной стульчик, и Адель, положив банан на край стола, сосредоточенно полезла на него. Стул качался, и Милка придерживала его.

Кирилл, хоть и работал на ноутбуке, но умудрялся ничего не упускать вокруг себя. Он оторвался от экрана и ухмыльнулся.

– Эй, чудо-ребёнок! – позвал он. – Сейчас банан проворонишь. Тут на него еще желающие нашлись.

Адель уселась, но банан нарочно переложила еще дальше от себя, на самый краешек:

– Пусть он там лежит.

– Ты упрямая девочка? Ну, ладно. Только не жалуйся, когда его украдут! – И Мухин вернулся к работе.

В эту минуту и Мила заметила мохнатую банду, притаившуюся в ветвях. Похожие на обезьян, но с пушистыми черно-белыми хвостами в полосочку, четыре забавных зверька проявляли жгучий интерес к фруктам, лежащим на виду, но опасались людей, находящихся под навесом.

– Адель, смотри, лемуры! – прошептала Мила, склоняясь к девочке и указывая ей на животных.

– Я хочу их погладить, – тотчас заявила та. – Скажи им, чтобы они подошли! Ты это умеешь?

– Нет. И они дикие, вряд ли позволят себя коснуться.

– А я хочу. Я не сделаю им больно, – Адель потянулась и еще чуть-чуть подтолкнула к краю банан кончиками пальцев. – Пусть вон тот, справа, возьмет его!

– Он боится нас.

– А я хочу, чтобы он не боялся. Эй, давай! – Адель пристально уставилась на лемура. – Иди ко мне и бери банан! Иди, иди, я приказываю!

К неимоверному удивлению Милки, лемур соскочил с дерева и, передвигаясь частично как человек на двух задних ногах, а частично на четвереньках, «дотанцевал» до навеса, где замер, кося глазом на людей.

– Банан! – произнесла Адель. – Возьми банан!

Лемур запрыгнул на перекладину, крепящую столбы. Свесился с нее и, быстро схватив добычу, хотел убежать к сородичам, но его остановил новый властный приказ:

– Стой! Сначала скажи спасибо. Вежливые люди обязательно благодарят. И лемуры тоже.

Лемур застыл, нервно дергая кончиком хвоста.

– Скажи спасибо! Я поглажу тебя, и ты уйдешь.

Лемур, как загипнотизированный, медленно стал приближаться к девочке по столешнице. Он дрожал, трясся всем телом, но продолжал ползти, стелясь животом по грубым доскам.

Адель протянула руку и погладила зверька по голове:

– Ну вот, молодец! Теперь можешь идти.

Лемур сорвался с места подобно пушечному ядру и исчез в густой листве. Вслед за ним, стрекоча, исчезли и его собратья.

Девочка выглядела довольной.

– Неожиданный варик (*вариант развития событий), – тихо произнес Кир. – Не знал, что ты так можешь.

– Это он, – непонятно ответила Адель, то ли имея в виду лемура, то ли кого-то еще. – Мне достаточно приказать.

– Ты можешь приказать кому угодно? Даже мне?

Девочка не по-детски серьезно взглянула на Мухина:

– И тебе. Но тебе я не хочу. Люди – как лемуры. Их можно приручить и заставить делать то, что хочется.

– Нет, Адель, люди устроены гораздо сложней лемуров, – возразила Мила.

– Ну и что? – та перевела свой серьезный взгляд на Москалеву, отчего у Милки невольно засосало под ложечкой. – Все животные поддаются дрессировке. И человек, и собачка, и лемур. Так папа говорит.

– Твой папа сейчас здесь? – вырвалось у Милы. – Он нас слышит?

Адель кивнула, мазнув бантиками на косичках по пухленьким открытым плечам:

– Он говорит, я должна дрессировать людей. У меня получается!

– Но зачем?!

– Очень важный проект, – ответила Адель, явно повторяя с чужого голоса. – Мама хочет вернуть в наш мир Юру и впустить сюда других людей. А как ими управлять на расстоянии, если они не будут слушаться? Они должны подчиняться без возражений. Я им помогаю стать послушными. Папе нравятся мои успехи. Я уже научилась отпугивать комаров, они меня больше не кусают.

Мила промолчала. Она почувствовала себя не в своей тарелке. Кир смотрел на них поверх ноутбука и тоже молчал.

– Нет, Адель, так нельзя, – наконец проговорила Мила. – С людьми нельзя как с животными и комарами.

– Почему нельзя? – спросила Адель.

– Потому что это некрасиво и невежливо. Ты не должна приказывать. Если ты чего-то хочешь, надо попросить.

– Почему надо попросить? А если я попрошу, а они не захотят, что тогда?

– Найти аргументы! – Поворот, который принимал разговор, шокировал Милу все больше. – Надо найти слова, чтобы они тебе поверили и согласились с тобой.

Адель поскучнела:

– Это долго.

– Да. Долго и иногда сложно, но только так и надо. Потому что люди – не животные. Ты понимаешь?

Адель не ответила. Кажется, Мила ее не убедила. Авторитет невидимого папы оставался для нее весомее.

– Скажи, пожалуйста, – спросила Москалева, подавляя внутреннюю дрожь от перспектив, на которые собиралась отважиться, – а твой папа все еще здесь?

Адель посмотрела на нее исподлобья и кивнула.

– Я могу его увидеть?

– Почему тебе надо на него смотреть?

– Чтобы познакомиться с ним, это же возможно?

– Я покажу.

Адель сунула руку в кармашек брючек и достала помятую цветную фотокарточку. Положив ее на стол и расправив ладошкой, она с гордостью провозгласила:

– Вот мой папа! Он красивый, правда?

Мила посмотрела на фотографию улыбающегося молодого мужчины в деловом костюме и галстуке. Лицо у Павла Долгова было мужественное и симпатичное, волосы темные и слегка вьющиеся, что было заметно из-за того, что прическу он носил удлиненную, как артист, а не как военный. Павел сидел в большом кожаном кресле за рабочим столом с компьютером и подставкой для письменных принадлежностей из золота и малахита. За его спиной виднелись книжные шкафы.

– Да, он красивый, – согласилась Мила. – Но фотография не считается. Я бы хотела увидеть его твоими глазами. Ведь так можно сделать, не правда ли?

Адель пожала плечами:

– Мама иногда видит. Но ты не умеешь. Ты даже колечки не видишь.

– Какие колечки?

– Которые вокруг нас вращаются. Мы с тобой как пирамидки. Мы можем играть в колечки, собирая их на себя и снимая. И еще в них можно заглянуть. Но ты ничего не умеешь! Хотя ты и взрослая, но в этом хуже маленького ребенка. Так папа говорит.

– Я собираюсь научиться. И если ты мне немножко поможешь, то я научусь быстрей.

Адель снова пожала плечами:

– Папа говорит, это надо делать в храме. Храм – важный рубеж, только тебя туда не зовут, а приказать им, чтоб позвали, ты не хочешь.

– Да, приказывать я никому не хочу. Я просто подожду, когда меня пригласят.

– Тебя не пригласят. Но папа говорит, ты можешь поплыть туда сама.

– Сама? – удивилась Мила. – Вплавь?

– Взять лодку и поплыть. А я поплыву с тобой. Нам не надо разрешение. Даже мамино. Ты скажешь, что покатаешь меня немножко по речке. А папа нас проводит, и тогда в храме ты станешь великой.

– К-кем?

– Великой, – Адель склонила голову к плечу. – Хочешь стать великой, Мила?

Мила переглянулась с Кириллом. Мухин забыл про то, что делал, и внимательно слушал их странный разговор, не спеша, впрочем, принимать в нем участие.

– Наверное, нет, не хочу, – сказала Мила.

– Но ты же хотела научиться! – воскликнула Адель. – Это что, было понарошку?

– Нет, но…

– Тогда ты не хочешь покатать меня на лодочке прямо сейчас? – нетерпеливо уточнила Адель.

– Знаешь… – Мила прочистила горло, – я не умею управлять лодкой.

– Но ты взрослая!

– Взрослые тоже не все умеют. Как с этими непонятными колечками... Слушай, – Мила оглянулась, – а разве здесь мы никак не можем с тобой потренироваться? Скажу по секрету, что уже делала такое однажды, и это было не в храме, а в обычном доме. Мне бы очень хотелось повторить это прямо сейчас. До храма все-таки долго плыть, и там много людей, ученые его исследуют, фотографируют… А тут на нас никто не смотрит.

– Это нечестно, – надулась Адель. – Я хочу прокатиться на лодочке. Без лодочки ничего не получится.

– Очень жаль.

– А почему ты не видишься со своим папой? – вдруг спросила Адель. – У тебя тоже есть папа! Зачем тебе мой?

– Мой папа живет в другой стране, – ответила Мила. – Если бы он жил рядом, то мы бы виделись очень часто.

– Он хочет тебя увидеть.

– Это сейчас невозможно.

– Нет, возможно. Он приедет к тебе. Скоро. Может быть завтра.

– Завтра? Сомневаюсь.

– Приедет-приедет, – кивнула Адель. – Мы там были, в этом городе, а сегодня твой папа там. Он ходит по улице, где мы ходили. Завтра он будет здесь.

– Мой папа… где?

– В городе с лемурами. Он тоже кормил их бананами.

Мила испугалась. То, что Вик вчера сказал ей про лекарство и роль ее отца во всей этой ужасной истории, она собиралась обдумать когда-нибудь потом, попозже, сначала ей надо было свыкнуться, но слова Адель подняли в ней бурю.

– Илья Сперанский на Мадагаскаре, – подтвердил Кир. – Вик разве тебе не сообщил? Его перевели в Антананариву. Вчера он прилетел на остров.

– Неправда! – прошептала Мила, стремительно бледнея.

Кир не услышал или не придал значения:

– Он наводил о тебе справки – я видел список его запросов. И если ты спросишь моего мнения, то я бы тебе не советовал с ним видеться. Это твой отец, конечно, и все такое, но учитывая его специфические знакомства и интересы… Держись от него как можно дальше!

Перед глазами у Милки потемнело. «Папа не стал бы мне вредить! – Он мог верить, что тебе это во благо…»

Она судорожно попыталась вспомнить, как надо контролировать эмоции. Миша Загоскин объяснял ей… И Вова Грач тоже объяснял, но сейчас, когда эти знания стали ей жизненно необходимы, она все забыла.

– Эй, ты в порядке? – встревожился Мухин. – Я что-то не то сказал?

Мила, зажмурившись, стала дышать глубоко и редко, но спокойствие не возвращалось.

– Тебе надо в храм, – заявила Адель. – Беги к реке!

– Я никуда не побегу. Я здесь в безопасности. Я спокойна.

– Папа говорит, ты совсем не спокойная. Тебе надо в храм, и он тебе поможет.

– Я сама справлюсь! – выдохнула Мила сквозь сжатые зубы.

Кир вскочил и начал огибать стол, чтобы оказаться с ней рядом:

– Адель, знаешь доктора Сабурского?

Девочка кивнула.

– Сбегай за ним! Пусть идет сюда, это срочно!

Адель сползла со стульчика, и тут раздался оглушительный хлопок. Горячая воздушная волна пронеслась над навесом, сметая пальмовые листья, которым он был покрыт. Она опрокинула тарелку с фруктами, но ни компьютер, ни людей каким-то невероятным чудом не задела. Совсем рядом кто-то страшно закричал.

От неожиданности Кир упал на Милу, до которой как раз успел добраться. Они рухнули оба на землю вместе со стулом. Мила вскрикнула.

– Я тебя не пришиб? – Кир скатился с девушки, пристально всматриваясь в ее лицо. Москалеву била дрожь, глаза стали круглые, зрачки расширились, отчего Мухин уверился, что наблюдает приближение катастрофы. – Ты это… не бойся!

– Господи! – запинаясь, выдавила Мила. – Кто это так орет?

– Не знаю, – Кир вытянул шею, проверяя, цела ли девочка. – Адель?

– Это газ, – сказала Адель, которая совсем не испугалась. Она присела на корточки и внимательно смотрела на лежащих под столом Кирилла и Милу. Грохот, шум, крики боли ее совершенно не волновали. – Орет повар. Он обжегся, но его полечат. Завтра.

Взрыв, конечно же, не остался в лагере незамеченным. Обожженный парень продолжал кричать и ругаться. Поднялась суета. Мимо навеса пронесся с чемоданчиком первой помощи доктор Сабурский. Требовать его к Миле теперь было глупо – не до нее.

– Мила, вставай и иди к реке, а то хуже будет! – вдруг произнесла Адель.

И Миле показалось, что лицо смотрящей на нее белокурой малышки искажается, меняется и превращается в… во что-то другое, нехорошее. В чужое страшное лицо.

– Иди в храм, Мила! – четко повторила Адель.

А в голове не менее четко прозвучало: «Ты хотела меня видеть? Так вот он я!» Огненно-красные глаза взглянули ей в душу, и Милка зажмурилась, хотя это, разумеется, не помогло, глаза продолжали ее обжигать, отчего хотелось закричать так же дико, как кричал дежурный по кухне.

Кир сел и попытался поднять ее. Мила не реагировала, и он встряхнул ее:

– Ты только в транс не впадай!

– Ей надо в храм, – с упорством, достойным лучшего применения, произнесла Адель. – Отведи ее к лодке, Кир. Там есть запасная лодка. У водопада. Еще не поздно.

– Отстань ты с лодкой, в самом деле! Мила, дыши ровно! – скомандовал Кир, который прекрасно помнил, чем заканчиваются такие вот обмороки у нестабильных «глаз урагана». – Сосредоточься и вспоминай свои гайды (*инструкции). Ты должна оставаться с нами, а не падать в кроличью нору, ты меня слышишь?

– Мамочки... – простонала Мила. – Я не хочу!..

Она чувствовала, как ее стремительно засасывает в черную вращающуюся воронку. Милка была в ужасе.

Прибежал всклоченный Демидов-Ланской. Подхватив на руки Адель, он хмуро уставился на них:

– Что вы тут творите? Только диффузии нам не хватало!

– Никакой диффузии! – оптимистично выкрикнул Кир. – Мила испугалась немножко, а так все хорошо. Верно, Мила?

Демидов-Ланской дернул уголком губ и оглянулся:

– Шли бы вы отсюда, пока ее состояние никто не заметил. Так и до беды недалеко.

– Дядя Ваня, пусть Мила идет к реке, – снова оживилась Адель. – Скажи ей! Ты тут главный, когда мамы нет. Тебя все должны слушаться.

– Нет, к реке не надо, идемте в палатку! – велел физик. – Я вас спрячу, пока не приехала Пат.

Мухин потянул Милу вверх, но ее ноги подкосились.

– Да вставай же ты, ну! – прошипел он. – Иван Иванович, вы Адель уносите, а мы за вами.

– Если что, Грач и Соловьев уже на подходе, – сообщил Демидов-Ланской. – Им пришлось вернуться.

– Слышишь, Мила? – обрадовался Кирилл. – Наши возвращаются. Все будет пучком!

– Не будет, – зловещим эхом откликнулась Адель. – Потому что вы еще здесь!

– Надо поспешить, – подтвердил Демидов-Ланской.

– Я знаю, кто виноват! Это та женщина! – раздалось от пункта связи, скрывавшегося за кустами. – Людмила Москалева!

– Точно, все проблемы всегда от нее да от Грача! – подхватил второй голос. – Грач еще в Межгорье себя проявил, столько ЧП из-за него случилось.

– Да-да, это он крокодила спровоцировал, а Москалева взрыв баллона подстроила! – согласился с ними третий. – А где Москалева сейчас?

Демидов-Ланской и Мухин переглянулись, и Кир с усилием вздернул-таки Милу на ноги.

– Я не виновата! – запротестовала Мила, от испуга приходя ненадолго в себя. Она даже сделала несколько шагов по направлению к палаткам. – Я ничего не делала!

– Конечно, нет. Я свидетель, – заверил Мухин. – Ты главное не психуй.

– Где она? Где Москалева? Ищите ведьму, ребята!

– Они меня убьют! – паника ее росла. – Сожгут на костре!

– Только пусть попробуют! – воинственно заявил Кир.

– Так, спокойно! – Демидов-Ланской вернулся. Перехватил девочку поудобнее, усаживая ее на сгиб локтя. – Я с ними поговорю, а вы идите.

– Дядя Ваня, они тебя не услышат, – заявила Адель. – Ты не то хочешь сказать, что им бы понравилось.

– Вон она, вон! Хватайте ее! – завопили совсем рядом. – Хватайте Москалеву!

Адель звонко рассмеялась.

Для Милки этот смех явился последней каплей. Она захрипела и начала оседать. Мухин, крякнув, с трудом поймал ее и застыл, не зная, куда пристроить.

И тут, к его облегчению, из зарослей выскочил Грач:

– Дите уноси, пока не затоптали! – крикнул он Ивану. – Чего встал?

– Ребята, их тут двое! Два «глаза урагана» – это слишком! – понеслось со всех сторон. – Нельзя позволять им соединяться!

Демидов-Ланской приказ Грача проигнорировал. Он хладнокровно взирал на бегущую к ним вооруженную толпу.

– Семеро, нет уже девять человек против нас троих, – посчитал он. – Где Виктор?

– Минут через пять будет. Тебе Пат башку оторвет! – гаркнул Грач. – Уноси Адель, затопчут же!

– Не будут же они по нам стрелять, – сказал Кирилл, с заметным облегчением передавая Грачу Милку из рук в руки. Избавившись от девушки, все прочие проблемы он за проблемы не считал.

– Это бунт, – сказал Демидов-Ланской, неторопливо пятясь. – У нас в группе агент чужого влияния. Он все спланировал.

– Вик уладит! – Грач уложил Москалеву на землю и склонился над ней, словно вампир над жертвой. – Кир, отвлеки их! Мне надо сосредоточиться.

– Пять минут продержимся! – весело воскликнул Кир и прыгнул вперед, вопя во всю глотку: – Врешь, падла, не возьмешь!

– Дядя Ваня, отнеси меня в тенёк, – потребовала Адель, морщась на солнце, вдруг выглянувшее из облаков и заливающее пространство нестерпимо ярким светом. – Глазки болят.

– Этого еще не хватало, – пробормотал Демидов-Ланской, продолжая пятиться. – Что с глазами? Тебя взрывом задело?

– Нет, не знаю, жжётся! – Адель захныкала, загораживая лицо руками. – Где солнечные очки? Мне нужны очки!

Иван нащупал свои в грудном кармане и протянул их ребенку. Раньше Адель никогда не жаловалась на солнце. Если с ней непорядок, Пат точно ему голову оторвет, подумал он.

24.3

24.3/4.3

Патрисия Ласаль-Долгова

Наверное, она была бы рада изучать вселенную как «вещь в себе», но ей приходится считаться с тем, что мир населен людьми. Люди влияли на все физические процессы без исключения. Они вмешивались, отправляя к чертям ее тщательно выполненные расчеты. Они раздражали, потому что по большей части были эгоистичны, бестолковы и недальновидны. А еще упрямы и самонадеянны, продолжая настаивать на собственной правоте, даже когда становилось очевидно, что они ошиблись.

Конечно, существовали исключения. Не всегда счастливые, но хотя бы интересные или полезные. И уж совсем-совсем редко встречались люди, которым Патрисия прощала все. Иррационально прощала, иной раз потом горько сожалея об этом.

Самым странным, невероятным и противоречивым существом из всех, кого Пат встретила на своем пути, являлась для нее Адель. Отношение к дочери постоянно менялось: от осторожных опасений до готовности защитить. От ненависти до любви. От непонимания и отторжения до надежды, что перед ней именно та, кому суждено спасти их гибнущий мир.

Патрисия никогда не считала себя хорошей матерью. Она вообще стала матерью случайно, не планируя и не осваивая эту трудную во всех отношениях специальность, а родив, спихнула младенца на нянек. Была бы Адель нормальным среднестатистическим ребенком, ее материнское сердце, наверное, оттаяло бы быстрей. Но Адель пугала ее, прочно ассоциируясь с кошмарами, которые она же и создавала.

И все же в последнее время Пат понемногу начала меняться, замечая это за собой. Сместились акценты. Она перестала ждать подвоха и просто признала, что Адель любит ее, и это… приятно. Эта незаслуженная любовь наполняла ее умилением. И даже то, что дочь уродилась непохожей на других детей, заставляло, скорей, ею гордиться.

Дочь все больше напоминала Патрисии ее саму. Маленькая Пат Ласаль де Гурдон точно так же тянулась хоть к кому-нибудь в поисках любви и ласки: к кухарке, к садовнику, к котятам и щенкам. Гвен де Гурдон лишила ее радости чувствовать себя любимой, и Патрисия понимала: ей не стоит копировать мать. Нельзя проделывать с Адель то, что проделали с ней, убив большую часть человеческого. Однако и превращаться в клушу-наседку она не желала.

Вышагивая по горной тропинке от лодки к лагерю, Пат старательно придерживала темп, чтобы двигаться равномерно. Нестись с выпученными глазами к руинам очередного «хорошего плана» было поздно. Если диффузия произошла и все пошло прахом, она ничего не изменит. Если безмозглые люди снова все испортили, она не успеет их остановить. Если Грач не поможет Миле Москалевой, а Вик не уладит проблему, то она по-любому явится к шапочному разбору – так к чему торопиться и терять лицо?

И все же было единственное, ради чего Пат была готова сорваться на бег: жизнь и благополучие дочери. Эти мысли стоили ей нервов. Она отдавала приказы ровным голосом, останавливалась, чтобы подождать носилки с Иваном Петровичем, но сердце ее в эти минуты дрожало от страха. Все ее надежды были только на Демидова-Ланского. Ее заместитель казался ей глыбой, которую сложно сдвинуть с места. И уж коли он согласился обременить себя заботой о девочке, он будет выполнять обязательства до последнего вздоха. С таким ответственным человеком Адель, по идее, ничего не угрожало (внушала она себе), к тому же Ашор ей тоже обещал, но… Но все же, увидев дочь на руках Ивана, целую и невредимую, Патрисия испытала облегчение.

Иван был добр к ребенку, как если бы это была его собственная дочь. Раньше, до этой поездки, Пат не давала ему повода продемонстрировать умение ладить с детьми. Адель оставалась на попечении няни и водителя, и максимум, где мог проявить себя Демидов-Ланской, это короткие визиты в коттедж «Жасмин». Иван никогда не приходил к Адель с подарками. Аделин многие баловали, например, Соловьев всякий раз привозил ей шикарные игрушки, показывал фокусы, развлекал, но Аш, если честно, никогда не смотрел на девочку так, как Ваня, входивший в дом с пустыми руками. Соловьев видел в Аделин дочку Павла Долгова, а Ваня видел в ней ее, Патрисии, дочь – и в этом была существенная разница. Адель это, кажется, тоже улавливала, и ждала прихода Демидова-Ланского с интересом, несмотря на немногословие и сдержанность долговязого гостя. Физик не сюсюкался с ней, разговаривал как со взрослой, не слишком утруждая себя переводом на «детский язык», а еще он не пугался ее случайных пророчеств, воспринимая их как неотделимую от Адели часть, и девочке все это нравилось.

В момент всеобщего переполоха в лагере Демидов-Ланской позаботился о малышке, хотя мог бы взять на себя какую-угодно роль. Однако он выбрал Адель – поступок, по мнению некоторых, не слишком украшающий мужчину. Здесь, в России, мужчины считали своим долгом обеспечивать семью деньгами или лезть на рожон, демонстрируя мускулы и силу, а просто так уйти от схватки и пассивно стоять с ребенком на руках – это было с точки зрения общественной морали поступком слабаков и стариков. Патрисия не понимала, почему занятиями домохозяина большинство мужчин брезговало. Но Демидов-Ланской не постеснялся сделать неудобный выбор, не отдал девочку той же Чебышевой, и это тронуло Патрисию.

Все хорошо, что хорошо кончается. Адель не пострадала (жалобы на резь в глазах долго не продлились, и все сочли, что это несерьезно). Мила тоже не натворила бед. Лагерь уцелел. Странная вспышка агрессии среди смешанной группы проверенных охранников из «Ямана» и элитных новичков была мгновенно подавлена. Предстояло разобраться, что это вообще такое, но проверкой займутся другие люди, Патрисия ждала лишь финальных выводов.

Конечно, голова у Грача кружилась не зря. «Вукки Два-Ноль» зафиксировал слабую вспышку измененных данных в Южном полушарии, расчеты еще шли, но было понятно, что никаких особых потрясений мир в этот раз не испытал – отделались малой кровью.

Получая эти отчеты, Пат светлела лицом: хоть что-то обнадеживающее за день. И тут, когда она почти успокоилась и уже мысленно планировала дальнейшие поиски неуловимого Зеркала, к ним с Иваном пришли Соловьев и Грач. И привели с собой Милу.

Завидев издали эту троицу сквозь откинутый полог палатки, Пат почувствовала неприятное сосание под ложечкой. От Ашора-Виктора она больше не ждала ничего хорошего. Ашор – источник ее бесконечных проблем, унижений и несовпадений. Она слишком долго цеплялась за него, и это было глупо. Это было в прошлом. Однако Соловьев никогда не промахивался. Если он обозначал некую проблему, в дальнейшем она не оказывалась ни пустой фантазией, ни ошибкой. Его стоило выслушать, несмотря ни на что.

Патрисия ссадила с колен Адель и вышла наружу, готовясь к неприятностям. То, что они вот-вот прозвучат, она не сомневалось – стоило только внимательно посмотреть на физиономию Москалевой, которая контролировать свои эмоции на лице совершенно не умела.

– Что случилось? – задала Патрисия вопрос, начиная разговор, к которому заранее не лежала душа.

Соловьев пытливо посмотрел ей в глаза, словно желая удостовериться, что Пат настроена на диалог, потом перевел взгляд на палатку, где возле входа сидел Иван, сортирующий информацию от «Вукки-Два-Ноль», и лишь затем озвучил:

– Мы пришли поговорить об альбиносе.

– О ком? – опешила Пат.

– Об альбиносе, работающем на «Прозерпину». О телепате.

– Это была секретная информация. Откуда вы… Впрочем, – она оглянулась на Ивана, – я, кажется, догадываюсь, откуда.

К ее досаде, Демидов-Ланской поспешил улизнуть. Он даже не стал оправдываться.

– Аделин, пойдем-ка найдем тетю Лилию, – сказал он громко. – Посмотрим, чем она занимается.

Патрисия с некоторой растерянностью смотрела, как Иван закрывает ноутбук, несмотря на то, что поток данных не иссяк и работа не окончена, и берет ее дочь за руку. Адель послушно пошла за ним.

– Ваня, я бы хотела, чтобы вы остались, – потребовала Пат, догадываясь, что Демидова-Ланского это вряд ли остановит.

– Мы скоро вернемся, – предсказуемо ответил Иван, вновь выбирая благополучие ее дочери, а не что-то еще. Аделин, разумеется, не следовало слушать их разговоры, но остаться совсем без поддержки Патрисии не улыбалось.

– Все правильно он делает, – припечатал Соловьев, – пусть идут.

Пат нахмурилась:

– Если это касается Аделин, то я не позволю впутывать ее в ваши истории!

– Адель уже впутали. И впутали ее именно потому, что ты позволила. Мы зайдем? – Соловьев указал на палатку. – Не стоит торчать у всех на виду, обсуждая опасные вещи.

Патрисия смирилась. Она подозвала Радмира и велела никого не подпускать на расстояние слышимости. Пока гости ныряли под полог, она стояла у входа, оглядывая лагерь.

Пат знала, о чем пойдет речь. Наверное, давно было пора взглянуть правде в лицо, но внезапное желание огородить дочь от любых посягательств все-таки превратило ее в клушу-наседку. В глупую курицу, которой она так не хотела становиться! Кажется, возвращая себе утраченную человечность, она переусердствовала и потеряла хватку, и теперь об ее ошибке станет известно всем, даже Москалевой.

Соловьев задержался возле нее:

– Пострадавших доставили к вертолету? Он прилетел?

Пат вздрогнула, целую секунду соображая, чего от нее хотят.

– Пока нет. Но мне обещали сообщить.

Аш придержал брезент, когда она входила внутрь. Потом вошел сам, закрыв отверстие на молнию. Пат хотела сказать, что будет слишком душно, но промолчала – потерпят. Чтобы не сидеть в зеленом полумраке, она зажгла подвешенную к потолку светодиодную лампу и тотчас поняла, что зря. Обращенные к ней лица приобрели мертвенный оттенок, но светлее не стало.

– Что там с телепатом? – угрюмо спросила она, усаживаясь на оставшийся свободным последний брезентовый стул.

Соловьев опустился прямо на пол, сев по-турецки. Он оказался ниже всех, сидевших на стульях, но его это не смущало. Тем более, что уселся он в ногах у Москалевой.

На вопрос ответил Грач:

– Мы с Милой с ним только что столкнулись. Он как бы присутствовал в лагере все это время. Виртуально присутствовал, напрямую общаясь с Адель – вот что меня особо напрягает. Телепат полностью ее контролирует. Не знаю как, но всю эту заварушку с баллоном и бунтом организовал тоже он. Или «Прозерпина» в его лице.

– С какой целью?

– Им зачем-то позарез нужно было отправить Милку в храм. Адель ей раз сто повторила: «иди в храм, иди в храм!». Она и сама собралась туда.

– Адель? Ей-то зачем?

– Видимо, папа велел. То есть не папа, а этот красноглазый урод, о котором ты почему-то забыла мне рассказать, – с упреком произнес Грач. – И не только мне, а всем заинтересованным лицам. Мы вроде как договаривались ничего больше друг от друга не скрывать. Ты дала мне слово! Но, видимо, горбатого могила исправит.

– Осталось много тем, на которые мы не общались прежде, – с усталостью в голосе ответила Патрисия. – Я не могу просто сидеть и читать тебе лекцию с упоминанием всего, что я прежде не сообщала.

– Хорошо, тогда прочти нам лекцию про чертова альбиноса!

– Прежде чем требовать от меня секретных данных, объясни, каким образом тебе удалось увидеть его. Понимаю, что это в теории могло получиться у Людмилы, в ней есть скрытые таланты из-за… из-за ее особенной ДНК, но как вы оба его рассмотрели – не понимаю. Или ты тоже не обо всем мне сообщаешь?

Грач покраснел и не нашёлся с достойным ответом. Пат холодно смотрела на него, понимая, что он скрыл от нее важные вещи. Два «глаза урагана», кажется, не просто спелись на основе совместных тренировок, но и обладали некоей тайной. Могли чувствовать друг друга или читать друг друга как книги. Недаром оракул назвала из близнецами. В этом определении скрывалось гораздо больше, чем они оба желали дать ей понять. Что ж, этого следовало ожидать.

– Ты смог войти в контакт с разумом Москалевой? – напрямую спросила Пат.

Грач покосился на Соловьева, но на помощь ему неожиданно пришла Людмила.

– Когда я впадают в транс… – начала она, мучительно подбирая слова, – когда со мной происходят всякие вещи… Володя меня успокаивает. Нейтрализует мои неконтролируемые… флюиды.

– Флюиды, – повторила Пат, – вот, значит, как – флюиды.

– Да, именно в это время он что-то такое улавливает. Волны, которые я испускаю.

– Я сам еще не разобрался до конца! – Грач наконец-то выбрал линию собственной защиты. – Процесс не отлажен и больше напоминает случайность. Я бы с тобой потом это обсудил. Когда стало бы чего обсуждать.

Пат не собиралась сейчас его в чем-то упрекать. Уж ей-то прекрасно было известно, как сложно и невозможно порой делиться откровениями по приказу.

– Хорошо,вернемся к телепату, – сказала она. – Что именно вы успели заметить и почувствовать?

– Расскажи ей, Вова, – посоветовал Соловьев. Видимо, Грач в этом совете нуждался.

Шумно вздохнув, Володя поведал, что видела «за гранью» Москалева и он сам, вторгшийся в ее сознание. Патрисия стараясь воспринимать отстранённо.

Она не верила в телепата, о котором все чаще ей стали говорить. С самого рождения Аделин она видела ее глазами именно Поля, а не кого-то еще. Поль приходил в ее сны, его голос звучал в голосе дочери. Братьев из Боснии тогда и в помине не было, к экспериментам с ними приступили, если верить Вещему Лису, два года тому назад, и это означало, что все достижения биолабораторий «Прозерпины» вторичны. А Павел Долгов… Поль, ее муж – он кто-то еще. Может, он и не Павел… да, может быть, ее надежды ложны. Но это и не оператор «Прозерпины» с измененным ДНК!

И все же отмахиваться от нарастающего вала сообщений не стоило. Патрисия отнесла их появление на счет диффузионных изменений, и раз это «чудовище», как величал его Грач, внезапно вылезло и дало себя обнаружить, его придется отныне включать во все уравнения.