Текст книги "Вернуться в Антарктиду (СИ)"

Автор книги: Нат Жарова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 110 страниц)

Пат извлекла подвеску и немного подержала на ладони, разглядывая. Сова Минервы была символом мудрости и сокровенных знаний.

В коробочке лежала глянцевая карточка. На ней не было ничего лишнего, никаких пошлых виньеток, лишь напечатанная типографским способом фраза: «Совы видят даже в темноте, ничто от них не укроется».

Она не рассказала ему о перстне и де Трейси, и Соловьев догадался о ее неискренности. Может, потому и не стал вручать подарок открыто. В свете произошедшего сова и особенно карточка превращались в не самый любезный намек, но Патрисии все равно было приятно. Ведь когда он это выбирал, то думал о ней.

– Вы идете, мадам? – Радмир топтался у распахнутой дверцы электрокара, недоумевая, отчего она, вечно стремительная, сегодня медлит.

– Да, все в порядке, – Пат спрятала коробочку обратно в карман и сбежала со ступенек. – А как ваши дела, сержант?

– Мои? Э-э, хорошо.

– Вы найдете время съездить в город и купить вот эти продукты? – она вручила ему список. – Их надо доставить на пятый уровень Людмиле Москалевой.

– Новенькой?

– Да. Пока я буду на Объекте, вы все равно мне не понадобитесь. Если вас, конечно, это не слишком обременит.

– Что вы, мадам, я все сделаю.

– Спасибо, Радмир. Сегодня солнечный день, – сказала она, усаживаясь на сидение для пассажира.

Парень не привык, что с ним любезничали, и немного растерялся. Но у Патрисии внезапно появилось хорошее настроение.

– Да, мадам... Но завтра синоптики снова прогнозируют снег и похолодание.

– Все равно скоро лето. Что же вы там стоите? Сами торопили меня только что.

Телохранитель очнулся и густо покраснел. Пока он обегал машину, чтобы занять место водителя, Пат прищурилась на солнце, бьющее в глаза через ветровое стекло.

– Вы любите жару, сержант?

– Гораздо больше, чем морозы.

– Тогда вы не станете возражать, если вам оформят командировку на Мадагаскар?

– Куда? – паренек снова растерялся.

– Есть такой остров в Индийском океане. Так вы не будете против?

– Если вы поедете на Мадагаскар, то я тоже поеду, – ответил Радмир, кое-что сообразив. – Я при вас неотлучно, такая работа.

– Значит, я скажу, чтобы на вас начали оформлять необходимые документы и допуски.

Конечно, предстоял еще непростой разговор с Вещим Лисом, но она была уверена, что Соловьев с ним договорится.

И тут на поясе Радмира ожила рация:

– Первый, первый, у нас Красный Пять! Как слышали? Повторяю: Красный Пять!..

Пат дернулась, как от пощечины: «Красный Пять» означало серьезный информационный шторм. «Вукки-2.0» подал сигнал тревоги.

Москалева все-таки не справилась с эмоциями и устроила тотальный обвал. А может быть, не она, а де Трейси – не зря же он открыл на нее сезон охоты!

– Пошевеливайтесь, лейтенант! – грозно прикрикнула на водителя Патрисия. – Что вы тащитесь, как черепаха!

Радмир с каменным лицом послушно прибавил скорость.

Глава 12. Управлять сознанием. Мила

Глава 12. Управлять сознанием

Людмила Москалева

12.1/ 2.1

Обычно люди эмоционально тупеют, когда на них внезапно сваливается столько всего, но в ее случае появилось особое послевкусие, которое не позволило Миле рухнуть в бездну. После ночи, проведенной в объятиях Соловьева, ее настигло равновесное блаженство. Она уже и забыла, как же хорошо бывает с любимым и нежным мужчиной, которого не возбуждают чужие страдания. Мила наконец-то уверовала, что на жизненном пути у нее началась белая полоса, и спешила закрепиться на ней, чтобы снова не улететь в кювет. Будущее по-прежнему скрывалось в тумане, но поскольку совокупность несчастий привела ее к самому лучшему человеку на земле, она велела себе все эти несчастья простить и отпустить. И будь что будет!

В этот хмурый день Мила была неприлично счастлива. Ее не мучили сомнения, что она, вообще-то, еще замужем, а Вик мог и не придать значения единственной ночи. Бывает, конечно, что мужчины шепчут страстные слова любви под воздействием момента, а потом забывают, но это же не про Вика! Образ мужа-преступника тоже потускнел. Если Дима вдруг выйдет из тюрьмы и захочет ее вернуть, за нее есть кому заступиться. Разумеется, противный червячок страха покусывал ее временами, но, оставаясь на периферии, не сильно мешал. Мила чувствовала, что загадочная диффузия создала для нее талисман из фигурки динозаврика не на пустом месте, поэтому все у нее впереди: и чувства, и страстные ночи, и неизбежный хэппи-энд.

Машина Соловьева гладко катила по хорошему шоссе, направляясь на восток от Уфы, в сердце Южно-Уральских гор. Вик был за рулем, на переднем пассажирском кресле сидел профессор Загоскин, а Мила и Михаил разместились сзади. Миле хотелось находиться рядом с Соловьевым, но она великодушно терпела, потому что старик ворчливо заявил, что его сзади укачивает.

Впрочем, Иван Петрович был добр к ней.

– Не будем тянуть, – заявил он, когда они выехали из столицы Башкирии, миновав небольшую по московским меркам пробку, образовавшуюся из-за ремонтных работ. – Иметь под боком нестабильность в теле человека – вредно для здоровья. Особенно в путешествии. Буди, слышишь меня? Не спи, а срочно займись девушкой. Кто обещал показать ей приемы самоконтроля?

– Я только за! – воскликнула Мила.

– Только, если можно, прошу вас говорить тише, – скорбным голосом попросил Михаил, – очень голова трещит. И таблетки не помогают.

Голова у него трещала после вчерашних неуемных возлияний, о чем его отец не преминул напомнить.

– Американский виски – это тебе не русская водка, – сказал он, – в нем сивушных масел побольше будет, а ты вливал его в себя чуть ли не ведрами.

– Папа, не преувеличивай!

– Это я еще приуменьшаю! – сердито рыкнул профессор, заставив сына снова сморщиться. – Природа – штука умная, и она всегда дает понять, что хорошо, а что плохо. И если кто-то нализался, то на утро она сделает так, чтобы человек сто раз подумал, прежде чем снова хватался за бутылку. Между прочим, ты скверно переносишь алкоголь, были прецеденты, и я не понимаю, какого черта ты вообще столько пил?

Миша угрюмо согласился, что дал вчера промашку.

– Расхлябался там совсем, на американских хлебах, – жестко констатировал профессор. – Позоришь меня перед людьми. Давай-ка бери себя в руки!

– Вам стоит пить больше воды, выводить продукты распада, – посоветовал Соловьев.

Михаил поблагодарил его и послушно приложился к бутылке с водой, которую прихватил с собой.

– Упражнения сложные? – спросила Мила.

– Совсем нет, но делать их нужно регулярно, – ответил Михаил и, сделав последний глоток, убрал бутылку, подтянулся и сел прямо. – Главное, нужна… как это?.. духовная крепость.

– Я постараюсь. Ведь это очень важно для меня.

– А вот меня смущает, – подал голос Соловьев, – что основанием для вашей методики выступает темная сила.

– Никто не призывает вас дословно следовать религиозным догмам, – ответил Загоскин-младший, – они давно устарели, а мир и мораль изменились. Вы папу не слушайте! Все, что он вам про фашистов болтал, это полуправда.

– А правда в чем?

– В качестве иллюстрации я расскажу вам одну историю…

Михаил достал очки, надел их, и окончательно превратился из развалины в нормального человека, разве что голос остался по-прежнему тих.

– Известно ли вам, уважаемый Виктор, что любимый батыр Мамая Темир-Мурза, вошедший в историю под именем Челубея, противника Пересвета на Куликовском поле, был адептом Бон?

– Нет, впервые слышу, – признался Соловьев.

– Челубей был не просто опытным и сильным воином, а владел способностями бонпо, позволившими выиграть около трехсот поединков. Его потому и выставили для единоборства, что равных ему в войске Мамая не было. И тем не менее православный монах победил его. Да-да, я помню, что они оба сложили головы, но для нас важно, что боевой маг и заклинатель, адепт Юнгдрунг бон был все-таки повержен и тем самым посрамлен. (*) О чем это говорит?

– Что Бон не всесильна? – предположила Мила.

– Да, всесильных не бывает. И я повторю: прежде всего важны цели и настрой. Сознание – хрупкая вещь с тончайшими настройками, и вера тут играет не последнюю роль, разумеется, – Михаил развернулся на сидении, чтобы взглянуть Москалевой в глаза: – Речь не идет о вере в бога, в демонов или в магическую абракадабру. Вы должны верить в себя и в то, что усилия не напрасны. Система тренировок может базироваться на чем угодно, но наполняем ее мы собственной силой духа.

– Я поняла, – заверила Мила. – Я останусь на светлой стороне.

– Это правильно. Что касается темной сути Бон… Согласен с этим лишь отчасти. Даже такие люди, как Блаватская или Николай Рерих, находящиеся в оппозиции к христианству и приветствовавшие все восточное, отмечали в Бон элементы низкого типа шаманизма: сексуальность, некромантию и черную магию. Однако и они признавали, что Бон позволяет достичь результата в кратчайшие сроки, а сроки в нашем положении стоят на первом месте.

– Но не разбудим ли мы бездумно силы, пробуждение которых, мягко говоря, нежелательно? – спросил Соловьев. – К примеру, требование все делать наоборот, двигаться против солнца и проговаривать слова заклинания задом наперед, напоминает мне сатанизм. Сатанисты тоже переворачивают кресты и читают обратные молитвы. Представляете, сколько негатива с этим связано? Разве это ни на что не влияет?

– Мы очистили древнее наследие от шелухи. Юнгдрунг – ключ к пониманию процессов, управляющими древними устройствами для перемещения между параллельными мирами, без него никак. Нам нужна прочная пси-связь. У советских ученых, работавших в Антарктиде с Чашей, не было понятия о пси-связи, они вообще были атеистами и коммунистами, которые не верили во всю эту «ерунду», из-за чего случилась трагедия. Не было понимания и у вашей хорошей знакомой Патрисии Ласаль-Долговой. Патрисия оперировала только цифрами и материальными субстанциями. Несмотря на то, что при ней находился аутентичный Ключ, она не контролировала его и не смогла предотвратить нежелательную реакцию, запустившуюся после падения метеорита.

– Наверное, в этом вы правы, – не без колебания согласился с ним Соловьев.

– Разумеется, я прав во всем! И как по мне, я лучше прослыву «черным магом» и сектантом, чем допущу дальнейшее расслоение пространства и времени. Тем более, что это касается непосредственно нас всех. Вы согласны со мной, Людочка?

Мила, слушавшая дискуссию очень внимательно, нерешительно кивнула. Она хотела жить и при этом не вредить окружающим, однако то, что Вик вдруг затеял спор, смутило ее.

– Вы не заставите меня учить заклинания и петь мантры?

– Заставлю, – спокойно ответил Михаил. – То есть все заклинания и мантры записаны у меня на флешке, а вы будете выполнять асаны под ритмичные песнопения. А еще танцевать.

– Танцевать?

– Да, важно отработать ритм, движения. Но жертвоприношения мы совершать не станем.

– Уже хорошо, – нервно хихикнула Мила.

– В моей системе все утилитарно. Это все равно, что управлять автомобилем. Сначала надо запомнить, какие педали жать, как крутить руль, когда включать поворотники, но потом, чтобы ездить без аварий, стоит все-таки выучить правила дорожного движения. Механически скопированная последовательность действий приведет к беде, так что совсем без религиозной составляющей нам не обойтись. Должна присутствовать высокая мотивация. Любовь к себе и к людям. Любовь к миру. Нацисты, о которых любит поговорить мой отец, искали вход в мифическую Агарту, не до конца понимая, что портал в данном случае – это не физическая дверца в стене, а энергетическая сеть, откликающаяся на мысленные посылы. Это и стало для них фатальной ошибкой. Не будем ее повторять. Зеркальный лабиринт видит наше сердце, слышит сигналы, посылаемые мозгом и открывает порталы в соответствии с истинными желаниями. Тут очень важно не промахнуться, иначе из Каменного зеркала к нам полезут такие монстры, что мало не покажется. Папа не даст соврать.

Иван Петрович проворчал что-то неразборчивое. Он сегодня предпочитал в спор не вступать и все больше помалкивал, глядя вперед на дорогу.

– Мы можем начать прямо сейчас? – спросила Мила.

– Конечно. Мы назвали систему «Морфинг сознания». Первая ступень включает упражнения на аэрацию, статичные позы, которые на Востоке называют асанами, и акустические вибрации. Я покажу вам, как нужно правильно дышать. Это такая малость, казалось бы, но имеет потрясающий эффект.

И Мила приступила к тренировкам…

Черная «Мицубиси» стремительно летела вперед, хотя качество дорожного покрытия при удалении от обжитых мест пришло в упадок. Встречных машин было немного, в основном грузовики и «Газели». Равнинная местность сменилась холмами, поросшими густым лесом. Горы, встававшие вдали, приблизились, и резкие виражи дороги стали накладываться на крутые спуски-подъемы. Солнце спряталось за тучи, и пошел дождь вперемешку со снегом. Вик держал руль уверенно, но был все же вынужден снизить скорость. Многочисленные выщерблины асфальта, в которых скапливалась вода, фонтанами брызгавшая из-под колес, превращали дорогу в полосу ненужных препятствий.

Через два часа сделали техническую остановку. Мила вышла размять ноги и прогуляться до кустиков. Было зябко, и хотя снег к тому времени перестал идти, под деревьями в лесу было полно старых сугробов. Пробираясь к хмурым елкам, способным загородить ее от дороги, Мила набрала в войлочные угги снега, и ноги промокли.

Лес показался ей враждебным, пустым и слишком мрачным даже для овеянного легендами седого Урала. Она вдруг почувствовала себя нежеланной гостьей, и потому поспешила обратно, оступаясь на невидимом под снегом валежнике.

– Замерзла? – спросил Вик в ответ на ее нахохлившийся вид.

– Есть немного…

Трогаясь с места, он включил в машине печку, несмотря на ворчание тепло одетого профессора.

В Инзере они сделали вторую остановку: Вик решил долить бак на автозаправочной станции. Там же, заскочив в магазин, он купил еще одну бутылку с минералкой для страдающего от вейсалгии (* похмельный синдром здорового человека, не алкоголика) Миши и какую-то коробку ярко-розового цвета, вызывающе торчавшую из пакета. Мила не стала уточнять, что это, но подумала про подарок. Соловьев не хотел приезжать к Патрисии с пустыми руками. Или к ее дочери Адели, про которую он часто спрашивал у нее по-французски – судя по окраске коробки, это было что-то детское. А может, это дочь Соловьева?

Вспомнив, к кому они ехали, Мила погрустнела. Как она будет его делить с этой женщиной и малолетней дочуркой?

– Минут через сорок будем на месте, – сказал Вик.

Чувствовалось, что дорога была ему хорошо знакома, но Иван Петрович тоже вдруг проявил осведомленность.

– Это Малый Ямантау, – сообщил он сразу всем, указывая на полосатую гору, встающую по правую сторону от дороги.

– Нам туда? – спросил Михаил.

– Нет, нам нужен Большой Ямантау. Его не видно отсюда, и я там никогда не был, а вот на хребте Караташ был. В студенческие годы.

– Вы ходили в походы? – поинтересовалась Милка, желая отвлечься от ревнивых мыслей.

– Тогда все ходили, – ответил профессор. – Нельзя было считаться бывалым туристом, если ты не поднялся на Орлиные скалы и не утопил котелок в бурных водах Малого Инзера. По весне Инзер шумит и клокочет, а знаменитый порог Айгир можно преодолеть только по большой воде. Не знаю, как сейчас, а прежде на майские праздники сюда приезжали толпы водников и походников.

– Это Инзер? – спросила Мила, указывая на реку, вдоль которой они как раз проезжали.

– Да, Малый Инзер, – подтвердил Иван Петрович. – А Межгорье, куда мы едем, стоит на его притоке – реке Кузъелге. С башкирского это переводится «река слез».

Мила поежилась. Нехорошие предчувствия усилились, но Вик, поймав в зеркале заднего вида ее встревоженные глаза, пояснил:

– Название историческое, и к нам отношения не имеет. Просто у подножия Ямантау в 18 веке произошло одно из сражений между восставшими башкирами и правительственными войсками.

– Восстание Карасакала, (**)– кивнул профессор. – У башкир сложена об этом поэма. В ней поется, как «горький ветер несет печальную песнь к медвежьим отрогам Злой горы и обессиленно роняет к подножию столетних сосен – там, где прозрачная Река слез омывает кости детей башкирского народа». Это не мешает любителям народного эпоса, по примеру Шлимана, искать в здешних краях золотой клад, зарытый последователями хана Гирея. Даже в наши дни, когда окрестности заповедника патрулируются военными, таких смельчаков предостаточно.

Остаток пути они проделали в молчании.

(Сноски. *О том, что Челубей был адептом бонпо, рассказывал настоятель храма Рождества Пресвятой Богородицы в Симонове, где сейчас покоятся мощи преподобномучеников Александра Пересвета и Андрея Осляби. протоиерей Владимир Силовьев в интервью каналу «Спас». По его словам, современные адепты учения Бон приезжали в Россию специально, чтобы выяснить, почему их «великий предшественник Челубей» проиграл знаменитую схватку. Они побывали в Троице-Сергиевой лавре, где провели какое-то время в беседах с монахами, пытаясь понять, каким образом схима и молитвы к «русскому Богу» способны повлиять на распределение ментальной энергии и противостоять мастерам бонпо, находящимся под защитой свастики и боевых заклинаний.

** Карасакал – это прозвище хана Гирея, которое о получил из-за огромной черной бороды. Он был предводителем башкирских восстаний 1735-1740 годов, в 1739 году принял титул Башкирского хана (последний башкирский хан в истории). В 1740 году у горы Ямантау погибло 280 бежавших от преследования семейств, возглавляемых Акаем Камакаевым, прадедом Салавата Юлаева. Оставшиеся 20 семейств, спрятав, как говорят легенды, родовую казну в одной из расщелин на горе, чудом спаслись, добравшись до Верхнеуральска. Тот клад ищут до сих пор)

12.2

12.2 /2.2

Патрисия показалась Миле совсем не похожей на ученую даму. Скорей уж на кинозвезду. Опрокидывая все шаблоны, согласно которым чрезмерно умные женщины выглядят как пугала, Пат производила сногсшибательный эффект. Увидев на стоянке шикарную блондинку, Мила сначала приняла ее за секретаршу. Не могла же глава «Ямана» самолично встречать визитеров да еще без фанфар, свиты и ковровой дорожки? Оказалось, могла.

Мила старалась не пялиться на француженку в открытую, это было бы неприлично и выдало бы зависть с головой. С неохотой, но пришлось признать, что природа оказалась щедра к сопернице, и та пользовалась ее дарами весьма умело. Речь шла даже не о физическом совершенстве, а о некоем полумистическом флере, который Пат культивировала в себе. За безупречными чертами угадывались настолько вызывающие и дикие глубины, что присутствовавшие мужчины моментально теряли голову, отвечая на ее подспудный первобытный призыв. То, как она двигалась, как улыбалась… Мила так не умела.

Михаил Загоскин, болтливый и развязный дамский угодник (каким он представлялся Миле с первой встречи), выскочив из машины, застыл и лишь глупо таращился на молодую директрису, а потом кинулся целовать ручку и долго ее не выпускал. Его отец, даром что старик, одобрительно хмыкнул и поклонился, чего не делал никогда и ни перед кем. Даже охранники, сопровождавшие их машину от КПП, пожирали Патрисию глазами, пусть и видели ее не в первый раз. А Вик… Его взгляд потеплел, когда они обнялись как старые добрые приятели.

Нет, к облегчению Милы, он не стал расшаркиваться и лебезить, но Милка все равно почувствовала: Патрисия все еще что-то значит для него. Когда-то они точно были вместе и расстались отнюдь не врагами.

Милу Пат игнорировала. Мила решила платить ей тем же. Но как можно игнорировать человека, от воли которого зависишь целиком и полностью?

Когда Пат повлекла ее куда-то «отдыхать», Мила сразу догадалась, что ничего хорошего ее не ждет. К счастью, Вик вмешался, буквально отбил ее, не позволив увести и спрятать, но Мила все равно еще долго дрожала и ждала подвоха – и когда они проходили очередное КПП, и когда спускались под землю на бесшумном лифте, и когда шли по ярко освещенному коридору с картинами на стенах и безликими одинаковыми дверьми… Бункер интерьерами мало напоминал тюрьму, но он являлся ею по факту.

Квартирка, которую для нее приготовили, смотрелась на первый взгляд уютно, как в гостинице не ниже трех звезд. Тамбур-прихожая, просторная комната с диваном, столом и кухонным уголком, и вторая, поменьше – спальня, украшенная голубой драпировкой с беленькими цветочками. Однако отсутствие окон, электронные замки, толстенные, укрепленные железом двери и пост охраны в коридоре говорили сами за себя.

Пат знала о том, какая мерзость свила гнездо в Миле Москалевой, и приняла меры. А еще складывалось впечатление (поверхностное, но весьма навязчивое), что Патрисия собиралась Вика вернуть. Питала такую надежду. За это Мила готовилась ее возненавидеть.

Она не хотела скандалить, но все в «Ямане» было слишком зыбким и пугающим. Горячая волна негатива неудержимо росла в ней, Мила боролась с отчаянием утопающего, но знала, что проиграет. От этого ей становилось совсем нехорошо. И куда только делось радужное настроение, с которым она вступила в этот день?

– Не понравилось? – спросил Соловьев, опуская у изголовья кровати сумку с ее скромным «приданым». – Прости, повлиять на выбор места я никак не мог.

– Я докажу ей, что меня не стоит недооценивать, – сказала Мила, стараясь произносить фразы ровно, без срыва на внезапную истерику – еще чего не хватало! – Но если она ждет, что я сломаюсь или дам повод посадить себя на цепь, то этому не бывать.

Она немедленно закрыла глаза и постаралась выровнять дыхание. Это отсрочило взрыв, но не отменило его.

– Не делай из Пат монстра, – вздохнул Вик. – Просто в свое время она намучилась с Грачом, вот и перестраховывается.

– А где живет Грач? – спросила Мила.

– Пойдем со мной, я вас познакомлю.

– А это хорошая идея?

– Уверен, что как раз хорошая.

Охранник проводил их безмолвным взглядом. Мила крепче сжала в руку Соловьева. Желая ее хоть как-то поддержать, тот старался выглядеть беспечным:

– Какие вкусные запахи! – произнес он, толкая дверь без таблички, оказавшуюся незапертой. – Надеюсь, нас тут покормят.

Пахло и впрямь обалденно. Желудок Милы громко заурчал, напоминая, что телу неплохо бы пополнить ресурсы, потраченные на аэробные упражнения и борьбу со стрессом.

Они оказались в прихожей, напоминающей ее собственную. Оттуда вела еще одна дверь в жилые комнаты. Вик деликатно в нее постучал и, получив разрешение, распахнул, пропуская Милу вперед.

Эта квартира была просторнее, чем та, что выделили ей. И она была обжитой, с налетом индивидуальностей хозяев. На стене висели шторы, имитируя оконную нишу, заставленную цветками в горшках. Над ними горела фитолампа. Диван украшало самодельное покрывало в стиле печворк. На полке, прибитой над диваном, в беспорядке громоздились книги с потрепанными корешками. На торце солидного шкафа на толстом гвозде висела гитара, подвешенная за ремень. Стол и кухонный уголок были забиты разнокалиберной посудой. На электрической плитке скворчала сковорода.

Окинув обстановку быстрым взглядом, Мила слегка расслабилась. Оказывается, люди жили и в таких условиях. Не один год жили. Неужели она не сможет повторить то, что было по силам другим?

Хозяйка всего этого милого домашнего беспорядка, миниатюрная брюнетка, мывшая чашки в раковине, выключила при их появлении воду и схватилась за полотенце.

– Вик! Мы заждались! – Она просияла и с любопытством посмотрела на Милу. – Я гадала, заглянете ли вы к нам. Привет!

– Привет, – ответила Мила.

– Знакомьтесь: Аня, это Мила. Мила, это Аня Грач, жена Володи, – представил их Соловьев и, приблизившись к брюнетке, наклонился, целуя ее в щеку.

Аня заботливо поправила на Викторе воротник, полюбовалась на дело рук своих и, выскользнув из-за широкой спины Соловьева, протянула руку Миле:

– Будем дружить?

– Я не против.

– Только какая-то ты пришибленная, – Аня без малейшего стеснения оглядела Милу. – В дороге устала или это Патрисия тебя напугала? Ты ее не бойся. Если перед ней на задних лапках не ходить, она быстро проникнется уважением и перестанет корчить из себя небожительницу.

– Володя где? – спросил Вик.

– Володя… – Аня оглянулась на еще одну, на сей раз крепкую бронированную дверь, спрятанную за шкафом, отчего Мила не сразу ее приметила. – Володя в домике. Сама не знаю, надолго ли, но в такие минуты его лучше не трогать.

– Что с ним? Опять? – встревожился Соловьев.

– По его словам, все в полном порядке. С тех пор, как его перестали запирать за пуленепробиваемым стеклом, он сам себя норовит законопатить. Типа на воду дует. Вообще, за полгода у нас не было ни одного ЧП, – пояснила она Миле с гордостью, словно это было и ее заслугой. – Мы выходим в город, в прошлый вторник посидели вместе в кафе. Вовка ценит то, чего достиг с таким трудом, так что когда ему требуется уединения, я не возражаю.

– Он молодец, – подтвердил Вик.

– Вы голодные? У меня как раз ужин готов. Думала, одна буду есть, но раз вы тут, то отказы не принимаются.

– И хотел бы отказаться, – шутливо ответил Вик, – да с такими ароматами это невозможно. Только учти, через сорок минут у Патрисии совещание, и вы на него приглашены.

– Успеем, – отмахнулась Аня. – А не успеем, так подождут. Пат без тебя не начнет. Мила, не стесняйся, накладывай себе прямо со сковородки и от души! И Вику положи, а я пока нам салатик соображу.

Не успели они рассесться и отдать должное прекрасному рагу и салату из редиски со сметаной, как в комнате появился хозяин.

Грач вошел совершенно бесшумно, Мила не слышала ни скрипа дверных петель, ни шагов, и только по вскинувшему голову Соловьеву догадалась, что за спиной у нее кто-то стоит.

– Я уж думал, ты снова в отшельники записался, – сказал Вик, поднимаясь.

– Еще чего! – Володя сдавил Соловьева в медвежьих объятиях. – Чтоб ты тут без меня весь ужин сожрал? Не дождешься.

Отложив вилку, Мила развернулась и замерла.

Владимир Грач был крупным кряжистым мужчиной. Коротко подстриженные светлые волосы казались почти незаметными на правильной формы голове, из-за чего лоб смотрелся необыкновенно высоким и гладким, а уши смешно топорщились. Руки и грудь Грача бугрились мышцами, что не мешало ему двигаться по-кошачьи плавно и легко, вес его, по всему немалый, совершенно не чувствовался, а в глазах плескались добродушные смешинки.

Вот только смешинки искрились во взгляде ровно до тех пор, пока Грач не взглянул на Москалеву. Ей отчего-то не досталось ни веселья, ни добродушия – только цепкая настороженность.

Под его пронзительным взглядом Мила почувствовала себя пришпиленной к стулу. У нее даже дыхание перехватило. Длилось это недолго, секунду-другую, но оставило неизгладимое впечатление.

К счастью, заговорил Вик:

– Ты в порядке?

– В полном! – Грач отвел взгляд, вновь сосредотачиваясь на Соловьеве. – Аня про меня наплела небылиц?

– Да больно надо! – фыркнула брюнетка.

– Не слушайте ее! Процедуры в бронированной зале исполняются мной чуть ли не ежедневно. А сегодня случился пустячок, вот я и помедитировал лишний час.

– Что за пустячок? – уточнил Соловьев, делаясь серьезным.

– Не бери в голову.

Его жена снова фыркнула, но возражать не стала, а Грач, повернувшись к Миле, галантно склонил голову:

– Приветствую вас в нашем славном бункере и за нашем не менее славным столом! Зовите меня Вовой.

Теперь он держался с ней обыкновенно, и Мила, сглотнув, сказала себе, что ей все померещилось. Видимо, здешняя обстановка давила на нее, заставляя искать в самых обычных вещах зловещие признаки.

Мила заставила себя вежливо улыбнуться и протянуть руку:

– Здравствуйте, Вова! Я ждала нашей встречи. Я – Мила.

Грач ответил ей крепким рукопожатием:

– Аналогично. В смысле, я тоже вас ждал. Вик упоминал о вас.

Их глаза снова встретились, и по спине у девушки прокатилась дрожь: «Не померещилось!»

Мысли Милы в панике заметались, но тут Грач прежде, чем выпустить ладонь, еще раз несильно сжал ее, словно говоря «я не причиню тебе вреда», и на нее снизошло внезапное умиротворение. Ее словно заморозило на лету.

Как загипнотизированная, Мила моргнула и аккуратно повернулась, уставившись в тарелку. Затылком она ощущала, что Грач продолжает ее рассматривать, но ей сделалось все равно.

– Так, полюбовался на чужую девушку и довольно! – громко сказала Аня. – Бери чистую тарелку и присоединяйся, пока окончательно не остыло.

– Не шуми, Анют, – добродушно усмехнулся Грач, но за тарелкой послушно сходил. – Сейчас попробуем твою стряпню.

– И поспеши, потому что Патрисия по случаю устраивает вечеринку, – добавила Анна. – Вик принес нам ее устное распоряжение.

Они снова расселись за столом. Грач устроился рядом с женой, Вик опустился на прежнее место справа от Милы.

– Еще салату желаешь? – шепнул он ей на ухо.

Мила медленно качнула головой:

– Спасибо, я сыта.

Ей и впрямь не хотелось есть. Ей ничего не хотелось. Сознанием она понимала, что с ней опять что-то происходит, но не могла этому противиться. Более того, ей даже понравилось навалившееся оцепенение. Чем-то оно напоминало равновесие, настигшее ее ночью и потерянное по дороге на Яман. В нем только легкости не было и света, а в остальном – нормально. Это лучше, чем дергаться от нелепых подозрений и тихо ненавидеть грядущее.

Соловьев вопросительно вздернул бровь и склонил к плечу голову – такой знакомый, дорогой ее сердцу жест, от которого по внутренностям разлилось тепло. Мила улыбнулась.

– Вик, я все контролирую, – сказал Грач.

– Все – это что? – уточнил Соловьев.

– Все – это все. Потом расскажу. Игорь Сабуров не зря потратил время, воплощая теории старины Бехтерева в жизнь.

– Это ты про «Циклон»?

– Да, случился-таки «полный апгрейд мозгов», как выразился Мухин. И вот неожиданно пригодилось. Кстати, пацан очень хотел тебя дождаться. Завтра от отчаливает на экзамен, и ты уж найди время с ним пересечься.

– Хорошо, обязательно найду, – сказал Вик. – Мухин мне тоже нужен.

– Ты нож-то привез? – спросил Грач.

– Я привез Михаила Загоскина, сына небезызвестного профессора. Он работал в том же направлении, что и твой Сабуров. Мы собираемся у Пат как раз под этим предлогом. Уверен, тебе будет интересно его послушать, несмотря на «апгрейд».

– Скорей, благодаря «апгрейду», – усмехнулся Грач. – Любопытно сравнить. Ладно, предлог мне ясен, ну а повод-то какой?

– Я Загоскиным не во всем доверяю, интриганы они, оба, – честно ответил Вик, – потому хочу посмотреть их в действии, может быть спровоцировать, чтобы показали истинное лицо. Понаблюдай за ними, Вов, а после сравним результаты.

Мила вяло удивилась. Вик ни словом не давал понять, что в чем-то подозревает старого профессора. Его сына – да, он и ей казался немного неприятным, но Ивана Петровича? Он же вроде как пошел на контакт…