Текст книги ""Фантастика - 2024". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) (ЛП)"

Автор книги: Михаил Атаманов

Глава 12

Квинн

День восемьдесят восьмой

– Готова к последней партии? – спросила Ханна.

– Как будто у нас есть выбор, – проворчала Квинн, закатывая глаза.

Они уже закончили две стирки одежды, которая теперь висела на бельевых веревках, натянутых между парой кленовых деревьев на заднем дворе бабушкиного дома.

Квинн с Ханной занимались стиркой белья для двух семей. Для этого они использовали два пятигаллонных ведра. Квинн проделала полуторадюймовое отверстие в крышке каждого. Первое ведро использовалось для стирки, второе – для полоскания.

Оба ведра наполнялись водой, в первое ведро добавлялось мыло, а в ведро для полоскания полчашки уксуса в качестве смягчающего средства. В каждую крышку она поместила туалетный вантуз с маленькими отверстиями, проделанными в резиновой чашечке.

Используя вантуз, Ханна энергично перемешивала грязное белье, нажимая и вытягивая вантуз примерно минут десять. Мокрое и грязное белье перекладывалось в ведро с чистой водой, которое Квинн перемешивала пять минут, затем сливала воду, доливала ее из колодезного насоса и снова погружала белье, до тех пор, пока оно не прополаскивалось.

Это гораздо лучше, чем стоять на коленях над ванной и вручную натирать каждую вещь с использованием старомодной бабушкиной стиральной доски и куска мыла.

В домах в «Винтер Хейвене» имелось электричество для стиральных и сушильных машин, но при такой унылой погоде электричество подавалось в ограниченном количестве. Кроме того, бабушка настаивала, чтобы они умели делать это по-старинке, и Ханна согласилась.

– Если мы чему-то и научились, так это не полагаться на то, что завтра может исчезнуть, – сказала бабушка. Как бы Квинн ни ненавидела это, она знала, что бабушка права.

Шарлотта лежала на спине на одеяле, которое Ханна расстелила на заднем дворике в нескольких ярдах от дома. Призрак устроился рядом с ней и дремал, положив голову на лапы, впитывая лучи ласкового солнца.

Ранее утром он охотился на белок, останки которых с гордостью оставил у задних ступенек.

Во время перерыва Ханна корчила смешные рожицы Шарлотте, которая задорно и звонко хихикала. Ханна убрала волосы в хвост, и смотрела на дочь с грустью в зеленых глазах.

– Шарлотта уже так сильно меняется, так быстро, что я забываю, как она выглядела всего несколько недель назад. Я бы хотела как-то запомнить ее, запечатлеть это особенное для нее время.

Квинн съежилась, ее охватило чувство вины. Портреты Шарлотты, которые она хотела нарисовать, все еще лежали на комоде незаконченными.

Дело не только в нехватке времени. У нее пропало желание рисовать и писать. Она потеряла желание делать практически все, что угодно, ее сердце слишком сильно переполняли беспокойство, горе и ярость.

– Я тоже скучаю по фотографиям, – выдавила она из себя, думая о миллионах фотографий, которые исчезли в тот момент, когда телефоны умерли навсегда.

– Может быть, больше всего я скучаю по одноразовым подгузникам. – Ханна стряхнула с себя грусть и рассмеялась. – Для такого крошечного существа ее испражнения впечатляют. А грязные тканевые подгузники просто никогда не кончаются!

Квинн сменила свою долю подгузников Шарлотте и была полностью согласна.

– И не говори. Благо, у нас есть мыло.

В конце концов, им пришлось бы создавать собственное мыло с нуля, используя древесную золу для получения щелочи и смешивая ее с животным жиром. К счастью, они еще не дошли до этого.

Квинн вдруг почувствовал благодарность за огромный запас бабушкиной пищевой соды.

Ханна вытряхивала грязное белье из вантуза, сосредоточенно стискивая челюсть, ее поврежденные пальцы неловко сжимали ручку. Похоже, ей это доставляло боль.

– Я могу помочь, – предложила Квинн. По крайней мере, она могла быть хоть на что-то годна. Лень никогда не входила в число ее недостатков.

Ханна покачала головой.

– Боль означает, что все работает, верно? С каждым разом становится немного легче, как будто мертвая вещь возвращается к жизни. – Она вытерла лоб тыльной стороной руки и посмотрела на Квинн, наклонив подбородок. – Ты готова к завтрашнему Дню торговли?

Пока они стирали белье, Майло пошел с бабушкой работать в общественном саду на бейсбольном поле средней школы.

Майк Дункан и Роберт Винсон построили несколько теплиц из пиломатериалов, фанеры и переделанных окон, пожертвованных из хозяйственного магазина, а директор школы собрала несколько гидропонных башен, которые она обнаружила в кабинете учителя естественных наук.

В башнях использовалась аквапоника для выращивания рассады в воде без почвы. Джамал, сын Майка, решил, что сможет построить несколько самодельных башен для выращивания рассады, используя трубы из ПВХ.

Бишоп, Рейносо и еще несколько человек дежурили на баррикадах и блокпостах. В шестнадцать лет Квинн не мог участвовать. Пока.

– Мы готовы. Уже загрузили бабушкино домашнее яблочное пюре, персики из банки и томатный соус в «Оранж Джулиус» сегодня утром.

Квинн пыталась вызвать внутреннее волнение, но не могла. В эти дни она, казалось, вообще ничего не чувствовала.

Кроме злости. Гнев никогда не иссякал.

Когда одежда подсохла, Квинн отбила ее ручкой метлы, а затем несколько раз потрясла каждую вещь, чтобы та полностью высохла, прежде чем сложить ее. Ткань не становилась мягкой как после сушки в сушильной машине, но это помогло справиться с жесткостью. Бабушка, как всегда, оказалась права.

Через несколько минут Ханна посмотрела на нее, ее брови озабоченно сдвинулись.

– Квинн, раз уж мы одни… я хотела убедиться, что ты в порядке.

Квинн застыла.

– Все нормально. Я в порядке.

– Мы все сейчас так заняты. И никто никогда не бывает один, верно? Другие люди всегда рядом. Мы с тобой не могли пообщаться.

Глаза Квинн жгло. Она крепче ухватилась за мешалку, тянула и толкала, пока ее бицепсы не стали гореть.

– Я сильная. Мне не нужно, чтобы кто-то приглядывал за мной.

– Это не имеет ничего общего с силой. Всем нам время от времени нужна помощь.

– Помоги тому, кто в этом нуждается. Например, Майло. Это он остался без отца.

– Обязательно. Помогу. – Ханна колебалась. – Майло не единственный, кто страдает.

Квинн сосредоточилась на щебетании птиц, на хихиканье Шарлотты, на прохладном ветерке, пронизывающем ее свитер. На краю двора все деревья стояли в ряд – толстые высокие стволы, ветви, как пустые руки, тянущиеся к тому, до чего они никогда не смогут дотянуться.

– Ты пережила травму, Квинн. Из-за убийства Розамонд. Из-за того, что сделал Ноа, как он умер. Сразу после того, как это случилось, все сосредоточились на коме Майло. Но мы не забыли о тебе. Клянусь. Я не забыла о тебе.

– Ты встала на защиту Майло. Уберегла его и помогла ему справиться со всеми ужасными вещами, которые произошли. Но кто помогает тебе?

Квинн опустила взгляд на ведро, ее желудок совершал нервные сальто. Она чувствовала на себе обеспокоенный взгляд Ханны, так смотрит мать на своенравного ребенка, который, по ее мнению, может сбежать.

Тоска уколола ее. Квинн изо всех сил старалась не обращать на нее внимания, но безуспешно.

Ее мать, Октавия, занималась тем, что причиняла вред, а не лечила его. Небрежно относясь к чужим сердцам, она никогда не лечила раны, которые наносила сама.

Квинн доверяла дедушке. Он предлагал свое плечо, чтобы поплакать, сидел в «Оранж Джулиусе» и терпеливо выслушивал ее жалобы.

Бабушка теперь единственная, кто остался у Квинн. Она знала, что бабушка любит ее, но бабуля не из тех, кто выкладывает все начистоту или говорит по душам о чем-либо. Ближе всего к разговору о тяжелых вещах они подошли после смерти Октавии. Только в тот раз Квинн видела, как бабушка плачет.

Она одновременно хотела довериться Ханне и боялась этого. Ее тянуло к нежной заботе Ханны и в то же время страшило это.

Ханна изучала ее.

– Ты можешь поговорить со мной, ты знаешь.

– Я говорю с тобой.

– О чем угодно. Обо всем.

Квинн молчала. Она сомневалась, что сможет.

– Как умер Ноа…

– Я не хочу говорить о нем. – Ее слова прозвучали резко и отрывисто, в груди вспыхнул едва тлеющий уголек, щеки разгорелись.

– Все случилось нечестно и неправильно. Когда кто-то, кто тебе дорог, принимает плохие решения, бывает трудно пережить это, понять, что ты чувствуешь по отношению ко всему случившемуся. – Ханна колебалась. – Я знаю. Я тоже через это прохожу.

Горло Квинн сжалось.

– Я в порядке.

– Это нормально чувствовать…

– Говорю же, я в порядке!

Ханна медленно, неохотно кивнула.

– Хорошо, я понимаю.

Ханна, вероятно, действительно понимала. Ноа был ее мужем. У нее больше прав горевать, чем у Квинн, больше прав на гнев, боль и разочарование.

И все же это знание ничего не изменило внутри Квинн, не ослабило горький узел в ее нутре и не растворило тьму, застывшую в груди.

Половину времени она чувствовала себя онемевшей, отключенной. Пустой. В другое время она пылала гневом.

Жестокий гнев, настолько острый, что Квинн чувствовала, как он режет ее изнутри. Наносит ей шрамы. Превращая ее в кого-то, непонятного ей.

За последние две недели темная штука внутри нее не исчезла. Ей не стало лучше. Наоборот, злоба становилась больше, темнее, уродливее.

И она наполняла Квинн бездонным ужасом.

Глава 13

Квинн

День восемьдесят восьмой

Шарлотта издала недовольный вопль, потеряв одну из своих игрушек. Ее маленькие толстые ручки тянулись к ней, но она еще не могла перевернуться или поползти.

Поднявшись на ноги при первом крике Шарлотты, Призрак стряхнул листья и ветки со своей пушистой шубы и с тревогой обошел вокруг одеяла, приглядываясь к ее маленькому тельцу, чтобы найти источник недовольства.

Призрак дышал малышке в лицо своим теплым собачьим дыханием. Тревога Шарлотты перешла в писк и хихиканье. Ханна бросила ведро с бельем, чтобы достать игрушку дочки, проверить ее подгузник и прошептать несколько ласковых слов в ее розовое ушко.

Наблюдая за ними, Квинн почувствовала, как сжалось ее сердце. Ей хотелось плакать без всякой причины, что только усиливало ее злость на себя.

Как только Шарлотта успокоилась, Ханна вернулась к стирке и Квинн. Еще несколько минут они работали в тишине.

– Она похожа на тебя, – сказала Квинн через некоторое время.

– Это маленькое благословение, но я им дорожу. – Поморщившись, Ханна прекратила возиться с вантузом и потерла пострадавшую руку. – Во время беременности я долгое время не могла ее полюбить. Она ассоциировалась у меня с Пайком, с теми ужасными вещами, которые он сделал со мной. Но в ночь, когда Шарлотта родилась, я чуть не умерла. Мне пришлось бороться, чтобы вернуться, и когда я это сделала, то увидела в ней настоящий драгоценный подарок. Она моя, а не его. Она никогда не была его.

Ханна встретила взгляд Квинн.

– Для меня она – доказательство того, что красота может восстать из пепла.

– Ты убила Пайка, – промолвила Квинн, не успев остановить себя. Ее щеки вспыхнули. – Прости, я не должна говорить об этом. У меня слишком болтливый язык, бабушка всегда меня ругает.

Ханна не вздрогнула и не отшатнулась. Ее взгляд не дрогнул.

– Все в порядке. Это не запретная тема. Такое случилось. Просто часть моей истории.

Квинн колебалась, оглядываясь и осматривая деревья. На ветке сидела ворона, наблюдая за ней своим черным глазом-бусинкой.

– Какаво это – убить его?

Минуту Ханна не отвечала. Квинн переживала, что она не ответит, поскольку, несмотря на все свои слова, Квинн обидела ее.

– Ужасно, – наконец произнесла Ханна.

– Но ты все равно это сделала.

Улыбка Ханны вышла болезненной, намекая на шрамы, которые она пережила, но в ней чувствовалась и сила, железный стержень, который излучало все ее существо.

– Страх нельзя победить, но с ним можно бороться, снова и снова, если у тебя есть что-то, за что стоит драться.

Квинн хотела обрести ту силу, ту стойкость и твердость, которая исходила от Ханны. Как кто-то может оставаться таким добрым после такой жестокости?

Квинн никогда никого не убивала до той ночи две недели назад. За один час по ее вине погибли четыре человека. Ополченцев она уничтожила на расстоянии, ночью, так что даже не видела их лиц и не осознавала их боли.

С Розамонд Синклер все вышло близко и лично.

Смерть Розамонд преследовала Квинн. Розамонд и Ноа.

– Все произошло не так, как в кино, – объяснила Ханна. – Там героиня мстит и уходит невредимой. Лишение человека жизни не дается легко, оно оставляет после себя шрамы, независимо от того, кого ты убил. Гэвин Пайк был чудовищным человеком. Он заслуживал смерти, он должен был умереть. Пусть я защищалась, пусть восстановила справедливость, но все равно его убийство лишило меня чего-то.

Квинн ничего не ответила.

Возле кучи дров Валькирия охотилась на мышей, но Локи все время прыгал и разрушал ее планы. Она шипела от досады и замахивалась на него когтями.

Локи громко мяукнул и удрал с ее пути, только чтобы снова последовать за ней и сорвать ее следующую засаду. Локи был плохим охотником. Валькирия же, напротив, рождена для этого.

– Убийство человека меняет тебя, – заметила Ханна. – От этого никуда не деться.

Квинн ненавидела, что Розамонд скрывается в ее сознании и преследует ее в кошмарах. Она ненавидела, что смятая форма Ноа была первым, что она видела утром, и последним, что она видела перед сном.

– Мне тоже до сих пор снятся кошмары. Я все еще вижу его лицо. – Голос Ханны звучал так тихо из-за ветра и воркования и бульканья Шарлотты, что Квинн пришлось напрячься, чтобы расслышать его. – Нужно время, чтобы справиться с этим – со всеми эмоциями и кошмарами. Ты чувствуешь себя совсем не так, как хочешь, как тебе кажется должна. У тебя так же?

Квинн слабо кивнула.

– Нормально расстраиваться по этому поводу, – мягко сказала Ханна. – Все, что, как я представляю, ты сейчас чувствуешь, – это нормально. Но никогда не забывай, что Розамонд сама навлекла на себя свою смерть. Она не оставила тебе выбора. Ты понимаешь? Ты сделала то, что должна была сделать. Ты поступила правильно.

Они замолчали на мгновение.

Взгляд Ханны смягчился. Слезы блестели в ее зеленых глазах, как изумруды.

– Мы выжили, Квинн. Ты и я. Мы делаем то, что должны делать.

Квинн почувствовала это, как электрический ток, связывающий ее с Ханной, тот же ток, который связывал ее с Бишопом – связь между людьми, которые потеряли так много.

Потеря, которая уничтожает тебя, ломает твою жизнь, разворачивает твое «я», пока ты не посмотришь в зеркало, и лицо, которое ты видишь, больше не твое.

– Ты можешь поговорить со мной, Квинн. Правда. Это нормально – просить о помощи.

Квинн не могла этого сделать. Не могла попросить о помощи или поговорить о своем состоянии. Она даже не могла дать этому название, не могла обличить в слова то, что внутри нее происходило, то что ее безумно пугало. Квинн чувствовала, как исчезает она сама и как в нее проникает что-то новое.

Она не знала, как это остановить – и хотела ли вообще этого.

Квинн опустила ручку вантуза и отступила назад, крик застрял за зубами.

– Я должна идти.

– Квинн…

– Прости. – Стирка не закончена. Белье прополоскали, но его нужно выжать и повесить на бельевую веревку, иначе полотенца и простыни заплесневеют. – Извини за стирку. В следующий раз я постираю все пеленки Шарлотты, обещаю. Мне очень жаль.

Она не почесала подбородок Призрака и не обняла Шарлотту на прощание.

Ее глаза горели, горячие слезы душили горло, Квинн повернулась и, спотыкаясь, пошла через двор Ханны, не к своему дому, а прочь, в лес, куда угодно, только подальше отсюда.

Глава 14

Лиам

День восемьдесят восьмой

Лиам взвалил на плечи рюкзак и опустил очки ночного видения на глаза.

Он пробирался сквозь деревья максимально бесшумно, планируя свои шаги, избегая веток на своем пути и переступая с пятки на носок по влажным листьям, траве и снегу.

Луна не светила, холодный воздух был хрупок. Ночное небо оставалось безоблачным, а звезды рассыпались яркими осколками. Серебристое сияние заливало деревья, ветви, каждый сверкающий кусочек снега.

Лунный свет означал, что он стал более уязвимым.

Ему следует вести себя осторожно.

Перед кромкой деревьев Лиам остановился и сверил часы. 22:58. Патруль проходил мимо этого участка забора в 23:00, затем в полночь и каждый час после этого.

Он достал бинокль и осмотрел местность, обнаружив, что патруль появился вовремя. Два охранника с M4 на перевязи пробирались вдоль внутреннего периметра забора, лучи их фонариков метались туда-сюда.

Охранные прожекторы, работающие от генератора, рассекали лучами забор. Этот участок находился на равном расстоянии от самых дальних прожекторов, что делало его самым темным на всей линии ограждения.

В нескольких сотнях ярдов к востоку внутри периметра, прислонившись к забору, стояли часовые на посту. Один курил сигарету. Второй, казалось, спал – голова откинута назад, глаза закрыты.

Лиам ждал в полной тишине, почти не дыша.

Когда патруль прошел, он в последний раз осмотрел местность, прежде чем выйти на тридцать ярдов открытого пространства между линией деревьев и забором. Пригнувшись, он быстро пошел вперед, приседая. Спина ныла, но он не сбавлял темпа.

Добежав до забора, Лиам присел на корточки, опустил M4 на перевязь, потянулся к рюкзаку и достал кусачки. Он редко клал инструменты в свой рюкзак, но в эту поездку захватил несколько предметов «на всякий случай».

Бросил взгляд в сторону часовых, которые не обращали на него внимания. Крайне важно устранить охрану на пути отхода. Скорость играла решающую роль.

Не переставая сканировать обстановку, Лиам сосредоточился на одной части проволоки, поскольку она требовала наименьшего количества разрезов. Он резал снизу-вверх, проделывая достаточно большое отверстие, чтобы свободно и быстро пролезть и при этом не зацепить рюкзак или одежду.

Обычно он соединял ограждение стяжками, чтобы охранники не заметили дыру, но в этот раз ему требовалось провести мистера и миссис Брукс и его племянника. Они могли бежать, спасая свои жизни. Скорость превыше всего.

Лиам достал свой тактический нож «Гербер» и быстро и умело двинулся на восток, темным пятном скользя от тени к тени, от одного модульного здания к другому.

Трейлеры стояли вплотную друг к другу, между ними оставалось всего несколько футов. Через каждые десять жилых модулей в глубину шел более широкий параллельный проход, ведущий к туалетам, столовой, рабочим местам или туда, куда нужно гражданским.

Один из часовых, стройный чернокожий мужчина лет тридцати с козлиной бородкой, затянулся сигаретой и выпустил струю дыма, лишив себя ночного зрения. Второй, более крупный мужчина с пивным брюшком и бородой, продолжал дремать, слегка похрапывая, его оружие даже не лежало в руках.

Никто из них не проявлял ни бдительности, ни осторожности. Ни один из них не ожидал того, что произойдет.

На Лиама снизошло знакомое холодное спокойствие. Время замедлилось, все чувства кристаллизовались.

Он нагнулся, поднял камень и бросил его.

Первый часовой повернулся на звук.

Не раздумывая, Лиам подкрался к нему сзади, положил руку на горло и вогнал нож в основание черепа.

Почти бесшумно отбросив врага, он переместился ко второму.

Дремлющий часовой захрапел и рывком проснулся. Его глаза выпучились от ужаса, когда Лиам провел ножом по яремной вене. Он булькал и задыхался, хватаясь за горло.

Ему потребовалось еще немного времени, чтобы умереть, но часовой не смог вымолвить ни слова, а это главное.

Лиам быстро оттащил тела за ближайший трейлер. Он вытер нож о бедро второго часового и убрал его в ножны.

Эти люди враги – Лиам видел, как они обращались с гражданскими, особенно с женщинами. Он не чувствовал ни угрызений совести, ни вины.

Он продолжил свою миссию.

Ночь заполнили негромкие звуки тысяч спящих людей – храп, шевеление и сопение, где-то плакал ребенок. В воздухе слабо пахло пластиком, подгоревшей едой и запахом тел.

Лиам нашел столб с нужным обозначением: «Квадрант 4: Зона С: Ряд 15» и направился туда.

Слева от него открылась дверь. С бешено бьющимся сердцем Лиам спрятался за боковой стеной ближайшего трейлера.

Гулко зазвучали шаги, когда фигура закрыла дверь и прошла несколько метров. На мгновение стало тихо, затем послышался щелчок зажигалки и запах прикуриваемой сигареты. Кто-то вздохнул с усталым удовлетворением.

Дым защекотал ноздри, и Лиам сдержал чих. Пригнувшись, он выглянул из-за угла, поводя дулом M4.

Женщина в распахнутом пальто поверх фиолетовой пижамы в горошек прислонилась к стене трейлера. Она откинула голову назад, прикрыв глаза, зажженная сигарета зажата между двумя пальцами.

Лунный свет мерцал на ее грязных светлых волосах и подчеркивал усталые черты лица. Не враг – гражданское лицо.

Уровень угрозы низкий, хотя она могла поднять шум, если бы его увидела.

Лиам мысленно отметил ее местонахождение, пока двигался вдоль задней стенки трейлера и спешил по узкому проходу между несколькими следующими зданиями.

Он остановился, когда дошел до пятого трейлера, расположенного ниже столба. Трейлер Бруксов располагался на одном уровне внутри группы, в окружении трейлеров, прижатых друг к другу, менее открытых, чем те, что располагались вдоль основных путей.

Обойдя вокруг него, он насторожился, ожидая появления проходящих мимо солдат или бессонных граждан. Но ничего не увидел. Тихо гудел генератор, огни вдоль ограждения по периметру тускло жужжали в тишине. Он все еще чувствовал запах сигаретного дыма.

Окна располагались доступно, но высоко, входная дверь выполнена из хлипкого алюминия, что не создавало особых препятствий.

Лиам снял рюкзак, расстегнул молнию и достал набор отмычек. Ему не потребовалось много времени, чтобы взломать замок на входной двери.

Войдя в трейлер, он закрыл за собой дверь, опустил оптические очки и осмотрел обстановку.

Лунный свет струился сквозь щели в жалюзи. Трейлер напоминал кемпер – крошечная кухня, стол, который складывался, так что гостиная служила еще и столовой. Здесь хоть и тесно, но чисто.

Узкая дверь в одноместную спальню стояла открытой. У изножья кровати на полу находилась самодельная люлька, сделанная из ящика комода. В ней спал его крошечный племянник.

У Лиама защемило в груди – Ханна сделала то же самое для Шарлотты.

Он поднял взгляд, продолжая осматривать комнату, и резко остановился. На кровати материализовалась темная фигура, тень, выделенная лунным светом, проникающим через окно.

Эвелин Брукс села в постели. В одной руке она держала кухонный нож, направляя его на Лиама.

– Не смей подходить ближе.